Текст книги "Здесь слезам не верят"
Автор книги: Евгений Щепетнов
Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Пока не знаю. Но узнаю. Только наверх нам еще нельзя. Там день, солнце. Надо вечером, ночью, иначе на нас могут напасть.
– Да уж… в такой одежде, как у нас… да еще грязной… Кстати, а ты где взял это барахло, с кого снял? Это же не твое, так? Не может быть, чтобы ты настолько похудел!
– Я взял его в шкафу. Очнулся где-то… меня там хотели зарезать. Я ударил нападавшего, потом пошел и взял из шкафа одежду. Надел. Там был еще один, он сидел за столом – я его ударил. А потом пошел по улице, сам не знаю куда. Вот тебя встретил.
– И это здорово, что встретил! – с чувством ответила Анька, шумно глотая из пластиковой бутылки. Дюшес был приторным, гадким, пить его было почему-то не очень приятно, хотя Анька всегда любила сладкое. Зато он все-таки утолял жажду, да и вкус спермы во рту отбивал напрочь. Как мыло.
– Кстати, ты уже отлично разговариваешь! – оторвавшись от бутылки, одобрительно сказала Анька. – Раньше из тебя и слова не выдавишь, а сейчас уже как депутат болтаешь! Нет – лучше депутата, те одну херь несут, а ты все по делу говоришь. Молодец! Учишься прямо-таки на глазах! Слухай, какое дело… нам днем нужно выбираться наверх. Если не обоим, то… в общем, наверх мне надо. Про цепочку что я сказала? В скупку ее надо, а скупка работает днем. И днем магазины работают – одежды которые. И обуви. У меня туфли разваливаются, размокли все. В говне ходили да в помоях – еще бы не размокли, ага! В общем, наверх надо выбираться, прибарахлиться. Ну и жратвы накупить. А ты сиди тут и жди меня! Не бойся, я тебя не брошу! Я тебе должна еще показать, как это, по-настоящему с бабой-то. Сегодня это так было… ни о чем. Лучшее, конечно, впереди! Катится, катится голубой вагон… Нет – про голубой – ну его на хрен. Я так-то голубых не очень-то уважаю. Хотя… они-то мне как раз зла не делали. Ладно, речь не о том. Веди меня к выходу, пойду добывать барахло. Цепочка тяжелая, грамм двадцать, не меньше, много не дадут барыги поганые, но рублей восемнадцать-двадцать я с них получу. Ну что, как план?
– Пойдем. – Охотник мягко, одним движением поднялся, вздернув Аньку за руку, будто щенка. – Выход недалеко.
И они пошли – Охотник уверенно, как и до привала, Анька, спотыкаясь и держась за пояс, как и раньше. Она надеялась, что идти придется не очень долго, хотя теперь пол тоннеля был твердым и сухим. Просто устала. Давно так много не ходила, не успела как следует отдохнуть.
Эх, выспаться бы как следует, да после горячей ванны, да на широкой постели, наевшись вкуснятины и напившись шампанского! Бррр… нет – без шампанского! Тошнит, сука… опять тошнит! Даже думать без тошноты нельзя! Нарколог хренов – и что такое сотворил?! Ну и Юра, ну и… инопланетянин! Можно было бы клинику открыть: «Избавляю от алкоголизма!» Ей-ей – валом бы бабы поперли своих мужиков кодировать! И богатенькие тоже! Можно было бы огромные деньги зашибать! Штук двести в месяц, а то и триста! Главное, мужика к правильному делу приставить, чтобы деньги зарабатывал, а уж при нем умная женщина бедствовать не будет, совсем даже не будет!
Анька шла улыбаясь, забыв про свои сбитые ноги в хлюпающих, вонючих туфлях. Ей было хорошо. Мечты будоражили, раздували голову, как горячий воздух раздувает воздушный шар.
Она видела себя в роскошной машине с открытым верхом – волосы развеваются по ветру, на голове темные очки – здоровенные такие, как глаза у стрекозы! Подъезжает к здоровенному белому дому (как в сериале про Мексику!), открываются ворота, и охранник кланяется, пропуская ее на виллу!
А там ее ждет красавец-мужчина, Юра – известный доктор, нарколог, мировая звезда! Бассейн, шампанское… тьфу, твою мать! Да что же это такое! Ну и гадство! Ну нет, нет шампанского! И водяры нет! Тьфу! Сок будет пить, сок!
Ну вот как выбросить из головы бухло, если мысли сами собой к нему так и возвращаются?! Нельзя же так – оставить тягу к спиртному, но сделать так, чтобы от спиртного внутренности выворачивались наружу! Зверство какое-то! Мда…
Дальше Анька шла уже без улыбки, но на удивление шустро – то ли затекшие ноги разошлись, то ли сил прибавилось от мечтаний, но она уже без особого усилия успевала за своим «буксировщиком» и почти не натягивала ремень его штанов. Смешных таких штанов, как у клоуна!
Она представила, что таится там, под штанами, и тут же кровь прилила в пах. Анька хотела «Юру», очень хотела, но… постеснялась. Она такая грязная, такая вонючая, такая… нечистая. Вдруг он ей побрезгует? Не захочет? Вот они выберутся наружу, вымоются как следует, и тогда… тогда она покажет, на что способна! Уж тогда он точно от нее никуда не денется – никто не сможет доставить ему больше удовольствия, чем Анька! Ни одна баба! Опыт – его не пропьешь, да… а его, опыта, на тыщу баб хватит! Увы…
– Пришли, – голос Юры прозвучал глухо, теряясь где-то в сплетениях труб и кабелей, и Анька вдруг подумала – эти кабели ведь кто-то должен охранять! Вдруг сейчас выбегут из темноты менты с автоматами!
А еще в ее голову пришла ошеломляющая мысль – она видит! Видит в темноте! Может, тоже мутантка! А что, заразилась мутацией, когда ублажала мутанта, и сама стала мутанткой!
Но скоро Анька разочаровалась – просто они сейчас стояли на дне колодца, люк которого был неплотно закрыт, и несмелый лучик солнца умудрился пробраться в царство кромешной тьмы, так и не сумев до конца ее победить, запутавшись в ржавых трубах.
– Вон по тем ступенькам – за мной. Я открою люк, ты вылезешь, а я буду тебя ждать внизу.
Анька молча кивнула, и через несколько секунд они уже поднимались вверх, цепляясь за ржавые ступеньки, вмурованные в красный кирпич колодца. Высота подъема была довольно большой, и вначале Анька боялась, что сил ее не хватит, чтобы забраться на такую крутизну, но потом успокоилась, чувствуя, как обновленные мышцы легко несут тело вверх, не протестуя, не требуя отдыха.
Все-таки приятно чувствовать себя здоровой, и черт с ним, с шампанским! В конце концов, что такое шампанское? Прокисший виноградный сок, в который накачали газ! Тьфу одно, а не вкуснота!
Бррр… тошнит, при одном воспоминании… и как она пила его раньше? Прямо из горла€! Тьфу, щас блевану…
* * *
Анька нерешительно взялась за ручку тяжелой стальной двери, постояла несколько секунд, потянула, и массивная, почти сейфовая дверь отворилась, пропуская в прохладный полуподвал.
Анька никогда тут не была. Все, что она знала – узнала из вывески: «Принимаем драгоценные металлы – золото, серебро…». Выбрала эту «приемку» именно потому, что та не выглядела пафосной, не блистала натертыми хрустальными витринами, на которых рядами лежат драгоценные побрякушки. Куда ей, в старой, потертой одежде, со следами путешествия по тоннелям, соваться в дорогой ломбард? Ну да, она слегка оттерла и юбку, и толстовку, и с куртки постаралась смыть вонючую слизь подземелья (прямо из лужи, фу!), но… воняло от Аньки так, будто она месяц лежала, закопавшись в кучу помоев. Одно радовало – паспорт с собой. Анька приучила себя выходить из квартиры только с паспортом, спрятанным за подкладку куртки. Загребут в ментовку и будут держать в КПЗ, определяя личность, если паспорта нет! А что – имеют право. А за то время квартиру Анькину или сожгут, или «прихватизируют». Глаз да глаз нужен! Едлом не щелкай, быстро лоха разведут, здесь вам не тут!
Без паспорта золото не примут даже в эдакой воровской приемке – мало ли, может, подстава какая? Барыги сейчас ученые, все ментовские приколы знают. Подставят менты какую-нибудь левую девку, дадут ей колечко сдать, мол, примите без документов, они примут, а потом их – хлоп! И давай бабло доить, иначе, мол, лицензию отберем. А она дорогая, лицензия эта… и следакам потом башлять за то, чтобы закрыли дело. Слыхала Анька про такие дела, ага. Ментовские шуточки, известное дело.
Внутри ломбард ничем не отличался от всех ломбардов, которые Анька видела в своей жизни – прилавки с кольцами-цепочками под стеклом, мордатый молодой продавец, который шарился в ноутбуке (похоже, что сидит где-то в соцсетях). Охранник – высоченный парень в черной форме со значком какого-то охранного предприятия. Бросилась в глаза нашивка – череп со скрещенными костями. «Как эсэсовцы!» – мелькнула мысль, и настроение тут же испортилось.
Не любила Анька фашистов, совсем не любила. И не только потому, что они на страну нападали, просто как-то попала в гости к нацикам, обколотым татушками со свастикой и герычем – по самую макушку обколотым. Хреново ей там было, очень хреново. Наизнанку едва не вывернули, да еще и били, потом недели две кровью писалась. Слышала, через полгода их то ли закрыли, то ли перестреляли – и правильно. Таким жить не надо. Как к ним попала – и сама не помнит. Привез кто-то из «друзей», а ей и все равно было – пьяная, ничего не соображала. Потом сообразила, а уже и поздно. Еле свалила, дождалась, когда все «отъедут», ключ от двери выкрала и свалила. Хотела одному гаду глотку перерезать, но побоялась. А надо было! Глумился, тварь…
Продавец оценил посетительницу оценивающим взглядом, явно остался недоволен результатом, поджал губы и снова отвернулся к ноутбуку, продолжая следить за гостьей боковым зрением.
Анька знала этот фокус и сама владела им лучше многих, смотришь вроде как вперед, а на самом деле следишь за объектами справа или слева. Выдают только непроизвольные движения глаз, волей-неволей скашивающихся в сторону того, за кем наблюдаешь.
Подойдя к прилавку, Анька достала тяжелую цепь, заманчиво блеснувшую в свете неоновой лампы, и положила руку с цепочкой перед приемщиком-продавцом, соизволившим оторваться от созерцания экранной девицы, призывно выпятившей надутые силиконом губы в сторону потенциального жениха. Ноут стоял чуть наискосок, а зрение у Аньки улучшилось теперь настолько, что она могла разглядеть даже пятнышко на экране, оставленное сальной рукой его владельца.
– Что хотела? Сдать? – Приемщик сощурился, глядя на цепь, и его плохо выбритое лицо слегка подобрело. – Заложить?
– Сдать, – холодно ответила Анька, чувствуя взгляд охранника, который блуждал по ее заднице. Аньке было неприятно. Теперь, когда голова освобождена от алкогольного дурмана, ощущение того, что она плохо одета, грязна, воняет и вообще – ходячая помойка, а не человек, было до отвращения ясным. Особенно рядом с мужчинами, разглядывающими с ног до головы.
Раньше, когда Анька была «Аннушкой», молоденькой красоткой с длинными ногами и торчащей вперед грудью, ей нравилось, когда мужчины ее так разглядывают. Потом, когда стала «Каланчой» – стало все равно, кто как разглядывает и за что хватает. Лишь бы наливал да деньги-кормежку давал. Сейчас, поздоровевшая, стройная, помолодевшая, она если и не сгорала со стыда, то чувствовала себя хуже некуда, до комка в горле, до желания ударить в рожу тому, кто скажет хоть слово об ее никчемности.
– Ну, давай, проверим… – лениво бросил приемщик, цепляя толстыми пальцами витую желтую цепь. – Сдается, никакое это не золото. Вернее, «цыганское золото». Щас посмотрю…
Он включил здоровенную лупу-фонарь и с минуту внимательно разглядывал все звенья цепи одно за другим. Потом слегка усмехнулся и бросил цепь в чашку для мелочи, громыхнув, как дворовый пес цепью:
– Фуфло! Ты чего, фуфло впарить пришла?! Тут даже клейма нет! Какое, на хрен, золото! Сучка помоешная! Гарик, выкинь ее отсюда! Чтоб духу твоего не было! Пошла вон!
– Отдай! Отдай цепь! – Анька визжала, дергалась в руках охранника, но стальная хватка этого «киборга» не оставила никаких шансов на успех. Мимо лица ошеломленной женщины проплыл усиленный сталью дверной косяк, мелькнула лестница, ведущая вверх, и через несколько секунд Анька полетела на асфальт, потрясенная, онемевшая от горя и ярости!
Кинули! Ее, ушлую, видавшую виды, прожженную, как кухонная тряпка, бабу, кинули, как последнего лоха! Твари!
Анька снова побежала вниз, дернула дверь, та была заперта, и биться в нее было равносильно тому, как если бы она попыталась пинать танк. Танку смешно – Аньке больно. Но все равно, минут пять она истово, ритмично долбила в дверь руками и ногами, матерясь так, что и у портовых грузчиков уши скрутились бы в трубочку от эдакого мата.
Нападение на дверь дало свои результаты – дверь начала открываться, Анька сунулась к щели, норовя вцепиться в край стальной пластины и костьми лечь, но не дать ей закрыться, но из щели в нее брызнул фонтан белого пара, после чего Аньке стало не до ломбарда. Она непроизвольно сделала вдох, теперь грудь и легкие жгло, будто в глотку влили раскаленный металл, из глаз лились слезы, а боль была такой, что она даже не почувствовала, как резиновая дубинка охранника опустилась на ее спину и зад, оставляя после себя длинные красные полосы, в дальнейшем перерождающиеся в черные кровоподтеки.
Почти потеряв сознание, уже не чувствовала, как чужие руки шарят у нее по карманам, как ее драгоценность – паспорт – перекочевывает к врагу. А потом ее снова подняли, будто маленького котенка, и через минуту она летела, врезавшись головой во что-то мягкое, вонючее, пахнущее рыбой и почему-то дерьмом. Кто-то большой, гулкий, хриплоголосый смеялся над ее телом, говорил, что выложит фото в Сеть. Потом грохнул металл, и стало совсем темно.
Анька очнулась, пролежав в мусорном контейнере часа два. Глаза горели, легкие стягивала боль, в груди хрипело и булькало, как у туберкулезного больного в последней стадии болезни. Когда в голове прояснилось, рука метнулась за пазуху, в куртку, и Анька ясно осознала величину катастрофы, в которую попала. Паспорта нет, цепочки нет, жрать нечего, в подземелье ее ждет мужчина, рассчитывает на нее, на дуру проклятую, а она профукала все, что подарила ей судьба! Бесполезная, бестолковая тварь, не годная даже на то, чтобы ее трахнули! Вонючка помоечная, червь навозный!
Если бы не мысль о том, что ее ждет Юра, Анька бы удавилась. Нашла бы в контейнере веревку и удавилась, ни секунды не задумываясь, надо ли это делать.
Надо! Последняя капля, и… стакан полон! Дальше уже некуда! Вернее, ниже. Но Юра?! Он же ждет! Она не может его подвести!
Кряхтя, поднялась из контейнера, отодвинув стальную крышку, перевалилась через край, тяжело упала на землю, сдерживая тошноту, подступившую к горлу. Болела спина, болела задница – видать, хорошенько отдубасили, перед тем как выбросить в помойку.
Твари! Некому ведь защитить бомжиху, нищенку! Знают это, гады!
Застучали каблуки, Анька подняла голову – две девчонки, молоденькие, лет по шестнадцать. Увидели Аньку, шарахнулись, побежали прочь. Видать, хотели по-тихому помочиться здесь, за контейнерами, но напугались. Да и как не напугаться – перемазанное в гниющих объедках чудовище с прилипшими к куртке кусками использованной туалетной бумаги, а рядом попискивает крыса, глядя на «коллегу» глазами-бусинками, в которых мерцает интерес и желание попробовать на вкус эту здоровенную лохушку.
Анька видела ужастик, где крысы ели людей, особенно ее потряс эпизод, когда крыса залезла бабе прямо в вагину и вылезла изо рта. Анька потом месяц спать спокойно не могла и на первые же добытые деньги накупила крысиного мора, рассыпав его в квартире и возле дома, у мусорных баков. Зачем у баков? Да мало ли… заберутся еще наверх, в квартиру, и… бррр! Ужасно!
Встав на четвереньки, Анька тяжело поднялась, поборов головокружение, и вдруг топнула, прогоняя хвостатую тварь, так и сидевшую в трех шагах от нее:
– Пшла! Сука! Пшла!
Крыса тихонько, с достоинством зашагала куда-то за баки, волоча по земле раздутый живот, оглянулась напоследок, а когда Анька сделала угрожающий замах, скользнула под пачку картонных листов, перевязанных бечевкой. Только тогда Анька успокоилась, ее даже стало меньше тошнить.
Теперь нужно было что-то делать. Что? Пойти в полицию, заявить, что ограбили? Глупо. Ясно, что ломбард здесь неспроста, менты прикормлены – как оно всегда и бывает. Рядом с золотом кормится масса народу, это аксиома!
Усмехнулась, слово-то какое вспомнила – аксиома! И правда, голова в порядок приходит. Раньше только матерные слова в голову приходили да уличный жаргон. А теперь вон чего… поумнела!
Снова с теплотой вспомнила о Юре – как он там? Ждет ее? Хорошо, когда тебя кто-то ждет! Значит, ты не одна в этом жестоком мире, значит, еще не все потеряно!
А делать ведь больше нечего, кроме как возвращаться в подземелье несолоно хлебавши. Объяснить Юре, что случилось, а потом… потом… ох, как не хочется! Люди-то ни при чем! Но есть хочется, и что делать – неизвестно. Главное, уговорить своего любовника идти на дело. Он ведь что сказал – нельзя грабить людей. А если не согласится? А не согласится, тогда пускай сам думает, как жить! Мужик он или не мужик?!
Подумала, и тут же устыдилась – мужик-то он ого-го! Аж чуть не захлебнулась… А вот голова у него битая, больная, что с него взять? За него должна думать умная женщина, и надо убедить его сделать то, что она хочет. Как убедить? Может… так же? По-женски?
Анька медленно вышла из задворок промышленного здания, за которым стояли контейнеры с мусором, прошла вдоль бетонного забора и тогда уже определилась, где находится. Вон – тот самый ломбард (Шоб он сгорел! Шоб он в пыль рассыпался! Вместе с этими тварями!), вон улица, по которой до него дошла. Там, в пяти кварталах отсюда, люк, через который вышла на белый свет.
Мимо шли люди, с удивлением и отвращением глядя на грязную нищенку, спутанные волосы которой спускались на лицо так, что нельзя было рассмотреть черт, отворачивались, переглядываясь, зажимая носы. Анька видела все это, и ей не было все равно. Снова захотелось напиться… до тошноты захотелось. И ее вырвало желчью, прямо под ноги таксиста, поправляющего зеркало, стоя на тротуаре.
– Да… твою мать! – выругался мужчина, отскакивая и глядя на забрызганные ботинки. – Ты охренела, бабка?! Ты чего? С перепою?!
– Нет… – вдруг ясным, чистым голосом ответила Анька, поднимая взгляд на незнакомца. – Кушать хочу. Дай, пожалуйста денег… я тебе все, что хочешь сделаю… хорошо сделаю… пожалуйста!
Анька покраснела так, что лицо сделалось краснее вареного рака, мало того, что она выглядит, как кусок дерьма, так еще и попрошайничает! Да еще и обещает ВСЕ. Плечевая! Шлюха уличная!
У нее вдруг заныло это самое «все», вспоминая боль, которую могут доставлять мужчины. Но таксист лишь укоризненно покачал головой:
– Господи, девочка, да как же ты себя до этого довела?! Да что же это делается-то?! У меня же дочка такая! А ты… а я – бабушка! Думал, старуха!
Анька вначале не поняла – какая дочка? Мужику лет сорок пять, не больше, похоже, что бывший вояка – они часто устраиваются работать в такси, то ли скучно на пенсии, то ли ее, пенсии, не хватает (Хотя Анька слышала, что у военных сейчас ого-го какие пенсии! Мечта!). А может, и мент бывший… хотя – мент не стал бы так по-доброму разговаривать с бомжихой. А может, и стал бы, менты разные бывают. И там есть люди…
– На! – Таксист достал из кармана две бумажки по сто рублей, сунул Аньке в руку. – Купи себе поесть. И это… помойся, а? Ты же молодая, красивая, ну как можно ТАК?! И ничего от тебя не надо, просто помойся, поешь, приведи себя в порядок!
Он закусил губу, глядя, как Анька, согнувшись, как старуха, уходит по тротуару, потом вдруг сорвался с места, быстрыми шагами догнал ее, вздрогнувшую, будто мужчина собирался ударить, быстро сказал, глотая окончания слов:
– Ты это… пошли! Да нет… нет! Не секс! Пошли! Я отвезу тебя в одно место, вымоешься, поешь, одежду тебе купим! Или у дочки старенькое возьму, тебе отдам! Пошли!
– Нет! – Анька шарахнулась, будто он предлагал ей сделать харакири. – Меня ждут! Нет, мне нельзя! Нет, не трогай меня, пожалуйста!
Мужчина отдернул руку, постоял, смотря на то, как Анька улепетывает от него, прихрамывая, как подбитая утка, и с сомнением покачал головой:
– Господи, ну что же это делается?! Когда мы научимся верить друг другу?! Когда этот мир станет добрее, чище?! Да твою ж мать!
Он выругался длинным, витиеватым ругательством, будто выплескивая в нем всю злость, всю ярость от несовершенства мира, потом пошел к своему видавшему виды «Логану» и сел на водительское сиденье. Он уже забыл, что хотел зайти в кафе пообедать – аппетита как не бывало. На миг ему показалось, что на месте этой девчонки-грязнушки стоит его дочь, если бы он погиб тогда, на войне, что бы с ней было? Нет, нельзя ему умирать. Рано. Еще внуков понянчить нужно!
Таксист повернул ключ, двигатель рыкнул и зашептал, готовясь унести своего хозяина туда, куда он пожелает. Василий Михайлович любил своего «ишачка» – надежного, как автомат, который его никогда не подводил.
* * *
– Вот… булочки! Покушай, Юр… прости, что так вышло! Прости! Они отняли все у меня, побили… спина болит и… ниже. Все болит! Мне дядька один дал двести рублей, хороший такой дядька. Все-таки не все в этом мире говнюки, есть люди хорошие, правда же?
– Я их убью, – бесстрастно ответил Охотник, проглотив пережеванный кусок. – Ты должна мне показать, где они обитают. Их нужно убить.
– Не надо! – вздрогнула Анька, прижавшись к боку мужчины. – Их бог накажет! Убьешь, на нас все менты сбегутся! Нас убьют! Давай придумаем, как дальше жить, а? Я думала-думала, думала-думала… и ничего в голову не приходит. Может, ты придумаешь, а?
– Нам нужна еда, питье, жилье, – расслабленно сказал Охотник, глядя в пространство широко открытыми глазами.
– Слышала уже, – с горечью бросила Анька, отхаркиваясь и сплевывая слюну, отдающую металлическим привкусом (надышалась слезоточивым газом!). – Нам нужны деньги. Будут деньги – будет все. Ты это… не мог бы меня полечить? Болит все…
Охотник осторожно взял девушку за голову, обхватив виски. Он интуитивно чувствовал, что ему следует делать, и не удивился, когда Аня охнула, забилась в его руках. Но судороги длились недолго, секунды три, не больше. Потом она обмякла и расслабленным, тихим голосом сказала:
– Хорошо-то как… ох, как хорошо! Слушай, Юр, а я ведь, похоже, в тебя влюбилась. Странно, правда? Я, видавшая виды, железная кобыла… влюбилась. Вот же…
Она выругалась и тут же почему-то устыдилась, как подросток, случайно выругавшийся при родителях. Усмехнулась и тут же перевела тему:
– В общем, деньги нам нужны, а деньги есть у других людей. И деньги эти нужно забрать – иначе мы пропали. Вот так! Что скажешь?
– Где хранятся деньги?
– То есть? – удивилась Анька. – В кошельке, само собой! Ох… точно! Да елы-палы! Вот же я дууура… ну дура же, дура! Забыла! Ты ведь можешь превратить стену в пыль! Можешь, так?
– Могу. Если не слишком толстая.
– А дверь?! Дверь можешь?!
– Могу. Если не слишком толстая.
– А банкомат?!
– Я что-то помню, а что-то нет. В памяти дырки… Что такое банкомат?
– Я тебе потом покажу. Позже! – Анька радостно захохотала и тут же зажала рот. – Прости. Забыла! А ты молодец! Вот что значит – мужик! Теперь живем! Только надо ночи дождаться, а там уже и похулиганим! У нас осталось еще поесть? Опять что-то захотела, аж в животе пищит. Ага, булочку… все-таки молодец этот таксист, а? Дай ему бог здоровья…
* * *
– Сюда! Черт, светло, как днем! Проклятый Собянин – фонарей наставил, честному жулику спрятаться негде! Юр, сюда! Вот тут эти сволочи… ага, вниз! Глянь, камера! Сцуки, они нас пишут!
Охотник протянул руку, достал до камеры, установленной под козырьком, одним движением вырвал ее, как вырывают больной зуб. Бросил на пол, с хрустом раздавил ногой. Потом встал у двери, сосредоточился, сделал несколько пассов, стараясь почувствовать структуру металла. Через несколько секунд ощутил вибрацию материи и подал команду: «Разойтись!» Дверь осталась на месте, но это была уже не дверь, а хрупкий песочный замок, ожидающий своего разрушителя. Толчок ладонью, и вместо двери – круглая дыра, из которой поднимаются клубы пыли.
Отстранив Аньку, шагнул в дверной проем, внимательно осматриваясь по сторонам. Девушка позади него что-то шептала, но Охотник не слышал, что именно. Он внимательно осматривался по сторонам, ожидая немедленного нападения. Где-то здесь прятался человек, Охотник чувствовал его присутствие не хуже сторожевого пса. Потому и не пропустил Аньку вперед, чтобы не попала под удар.
– Стой! – рявкнул охранник, выставляя перед собой короткий дробовик, лихо передергивая его, как в голливудских боевиках. Но жизнь – это не дурацкий фильм. Пока мордатый охранник приводил в готовность свое оружие, Охотник задействовал свое – самого себя, смертоносного, как двуручный меч.
Удар в висок лишил парня сознания так же легко, как если бы его лягнул копытом подкованный боевой конь. Охранник мешком осел на пол и растянулся у ног грабителей.
– Он! Это он! – с ненавистью сказала Анька и с силой пнула парня в бок. – Он меня избивал, а потом бросил в мусорный контейнер! А еще смеялся! Убей его! Убей, Юра!
– Потом разберемся, – коротко ответил Охотник, осматриваясь по сторонам. – Деньги! Где тут деньги?
– Вон там, – Анька указала на здоровенный старинный сейф, занимающий целый угол комнаты позади прилавка. – Там, наверное, и мой паспорт! Ты открывай его, а я пойду еще в кабинет загляну! И прилавки вскрой – золотишко соберем, пригодится! И надо ведь наказать тварей!
Анька прошла за прилавок, открыв калитку в дальнем углу, толкнула дверь в кабинет директора ломбарда, включила свет. Кабинет ничем не удивил – еще один сейф, поменьше, в углу – стойка, заполненная какими-то блоками, вроде компьютерных. Сделала себе зарубку на памяти – уничтожить, когда будут уходить, это же сюда камеры сбрасывают записи, точно! По телевизору видела! Глупые грабители думают, что раз уничтожили камеру, то и все, следов не осталось, ан нет! Записи-то уже в памяти компа! Так что его уничтожить, точно!
Прошла дальше, через кабинет, толкнула еще одну дверь и… замерла, восхищенно цокнув языком. Комната отдыха! Диваны, стол, холодильник, похоже, что хозяева ломбарда были не дураки отдохнуть, да с девочками отдохнуть – в углу валялась пустая пачка презервативов, на столе початая бутылка шампанского и три бокала – два со следами губной помады. После работы развлекались? Похоже, что так. Интересно, что бы пришлось делать, застань они на месте эту теплую компанию? Всех убивать? Мда… девки-то совсем ни при чем. Они не обижали и не грабили.
Та-ак… если есть комната отдыха, при ней должна быть… душевая!
Есть! Есть душевая!
Анька отвернула барашек с красной кнопкой и с наслаждением ощутила, как на ладонь течет струйка горячей воды. Тут же сбросила с себя опостылевшее, грязное барахло, забралась в душевую кабину. Следующие пять минут едва не стонала, поливая себя струями горячей, чуть терпимой воды, намыливаясь найденным душистым шампунем. Пенистые струи тут же становились черными, как уголь, пришлось намылиться трижды, прежде чем пена снова стала белой. Особенно трудно было промыть засаленные, грязные волосы, отросшие, надоевшие так, что не передать словами! Хорошо мужикам, ходят с короткой прической, и никакого тебе мучительного расчесывания и долгого мытья головы! Провел пятерней по макушке и пошел дальше – все, причесался!
Вытерлась насухо махровым полотенцем, найденным на сушилке, задумалась – и что теперь надеть? Эту же одежду? Грязную, вонючую? А если ее выстирать, выполоскать… потом ходить в мокрой? Нет уж, невелико удовольствие.
Пошарила по шкафам, нашла мужскую рубаху, штаны-трико, длинные, как на Юру. Старую короткую широкую кожаную куртку – тоже мужскую. Надела и то и другое – все лучше, чем эти грязные тряпки! Тряпки бросила тут же – не таскать же их с собой? Улика, конечно, но что она докажет? То, что среди грабителей была женщина? И что? Да плевать! А вот это нужно сделать…
Анька увидела на столике ножницы, бросилась к ним, попробовала – стригут! Хреновато, но стригут!
На то, чтобы отчекрыжить свисающие мокрые космы, понадобилось минуты две – Анька работала ножницами, как лесоруб бензопилой. Раз-раз! И нет косм. Не ровно, да, черт-те что получилось, но лучше, чем было до стрижки. И в чужих штанах лучше, чем в своих отрепьях, заскорузлых от грязи. Ффуу… вот же воняет от этого тряпья!
Проверила холодильник – еды нет, только пиво – две одинокие банки. Выругалась, но тут же усмехнулась – не во всем же должно повезти!
Пока бегала по комнате и мылась, не смотрела в зеркало, висевшее на стене возле дивана-сексодрома, а когда немного успокоилась, решила посмотреть на себя. Посмотрела и едва не лишилась чувств!
Молоденькая девчонка, лет девятнадцати. Правильные черты лица, каштановые, неровно обрезанные волосы, полные губы, ровные, белые зубы, будто сделанные из фарфора. Грудь распирает рубашку – расстегнула, раздвинула полы рубахи в стороны, невольно присвистнула – нет, это не она! Не может быть! Уже и забыла, когда у нее была такая грудь!
Сдернула штаны – длинные ноги без следов целлюлита, растяжек и… побоев. Чистая, гладкая кожа, зад – голливудские красотки удавились бы от зависти! О господи… кудесник! Это все он! Юра! Ох, боже ж ты мой… спасибо тебе, Господи! Спасибо!
Анька всхлипнула, снова оделась и вдруг обнаружила, что стоит босиком. Снова надевать вонючие туфли? Неужели нет ничего на ноги?
Искала – нашла лишь тряпочные тапки с помпонами. Но и то хлеб – в тапках можно ходить, не босиком же. Помпоны оторвала, забросила на шкаф.
Что там у Юры делается? Что-то он затих… надо бы и его в душ загнать, не ходить же чумазым?
Анька шагнула за порог, и… Юра стоял перед здоровенным сейфом, внимательно, бесстрастно рассматривая содержимое стального монстра. Вернее, то, что осталось от содержимого – груду пыли, серой, серебристой и желтой. Анька едва не хихикнула – она тут же поняла, что произошло, и ей это показалось очень смешным. Вместе с дверью сейфа Юра уничтожил и содержимое, превратив его в грязную кучу. Смешно, ага, если бы не было печально! Горсть пыли с собой не потащишь! И золотишко пригодилось бы…
– Так получилось, – пожал плечами Юра, но Анька беспечно махнула рукой:
– Плевать! Пойдем в кабинет, там еще сейф. Ты можешь сделать так, чтобы снова все не расхреначить? Мы, вообще-то, за деньгами влезли, а не для того, чтобы навести тут порядок!
Анька вдруг запнулась, посмотрела на охранника, тот лежал на полу ничком, но голова смотрела вверх, в потолок, остановившимися белесыми глазами.
– Он очнулся и напал на меня, – равнодушно пояснил Юра, перехватив взгляд расширившихся глаз девушки. – Я его убил.
– Вижу, – мотнула головой Анька и, схватив Юру за рукав, потащила за собой. – Пошли, пошли! В том сейфе точно бабло есть! Он в кабинете директора стоит, а где быть деньгам, как не у директора! Айда, скорее!
Этот сейф повторил судьбу первого, за исключением того, что его содержимое все-таки удалось сохранить. Впрочем, денег здесь было не так уж и много – две пачки тысячных купюр, перетянутых резинкой. Анька даже расстроилась, неужели основная сумма лежала в большом сейфе?! Ну что за жалкие копейки?! И тут же хохотнула – двести тысяч теперь ей жалкие копейки?! Обнаглела! Стоило помыться да помолодеть, и тут же понеслось – дай ей бабла побольше да позеленее! И это-то бабло за счастье!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.