Текст книги "Христианская книжность Древней Руси"

СБОРНИК АПОКРИФОВ

О Сильвестровском сборнике, из которого взят рассматриваемый в данной главе текст, подробно говорится далее, в 19-й главе. Сборник донес до нас единственный в своем роде текст, называемый Откровением Авраама.

Авраам – еврейский патриарх (живший примерно в 1700 г. до н.э.), праотец, к единобожию которого восходят три монотеистические (так и называемые авраамическими) религии – иудаизм, христианство и ислам.

Жизнь Авраама обстоятельно описана в ветхозаветной Книге Бытия (11,26-25,18), но в ней не сказано, при каких именно обстоятельствах он пришел к вере в единого Бога. На этот вопрос как раз и отвечает ветхозаветный апокриф, о котором идет речь.

Откровение Авраама, как считается в науке, восходит к I в. н.э. В первых восьми главах рассказывается о том, как Авраам убедился в ложности идолопоклонства. В остальных главах (9-32) описана серия видений, которые якобы наблюдал Авраам, будучи восхищен на небо, – он познал природу греха, в том числе и первородного. Книга завершается уверением, что Бог не оставит избранных своих без искупления.

Предполагают, что Откровение Авраама восходит или к греческому, или даже к еврейскому (или арамейскому) оригиналу, но оригинал не дошел до нашего времени. Единственным источником как раз остался славянский перевод, сохранившийся не где-либо, а именно в Сильвестровском сборнике! Он снабжен замечательными миниатюрами (о чем ниже). В рукописи широко представлены русизмы, а также цоканье (говорящее о ее северо-западном, новгородско-псковском, происхождении). Источник ввели в научный обиход во второй половине прошлого века российские ученые.

В последних его главах ощущается христианское влияние, но начальные главы, в которых развенчивается идолопоклонство, несомненно восходят к чисто иудейской традиции. Тем интереснее с ними познакомиться.

Цитируется рукопись, хранящаяся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА, ф. 381 [Син. – тип.], № 53, л. 164в-167б). Текст написан от первого лица, от имени Авраама:

Егда сконцевах [здесь: когда я еще совершал] служьбы, требы [жертвоприношения] отца моего Фары богом его древяным, каменым, златым, сребреным, медяным и железным, вшед [войдя] в церковь [капище] ихь на службу, обретох [обнаружил] бога, Марумафа именемь, от камень изоваяна [изваяна], падша ница [упавшим вниз], у ногу бога, нарицена [называемого] железнаго.

И бысть, егда видех, смяте ся ми сердце: помышлях в уме своемь, яко не возмогох [не смог] его обратити [здесь: вернуть] на место, свое един аз, и се Аврам, зане [потому что] бяше [был] от камени велика, тяжок [тяжел].

И, шед, поведах отцю своему. И вниде со мною. И егда двизахове [вдвоем двигали] и [его], да обра(т)ве [чтобы вернуть] на место его, и упаде [упала] глава его от него […].

И бысть, егда виде отець мои, яко упаде глава Марумафу от него, и рече ко мне: "АврамеГ И рекох: "Се аз!" И рече ми: "Принеси ми сечива [топор (или тесало)] и измала [должно быть: изымала 'щипцы'] из дому". И принесох ему из дому. И усече [изваял] другаго Марум(а)фу – от другаго камени, без главы, и главу, отвергшюю ся от Марумафа [должно быть продолжение со смыслом: приставил к нему (текст в рукописи испорчен)].

И прочее М(а)румафы [имеется в виду разбившийся идол] скруши [разбил], и створи [сотворил] инех 5 бог и дасть я [их] мне, повеле ми продати я [их] вне, на пут(и) градьсцемь.

И оседлах осля отца моего, и возложих я [их] на не [на него], изидох на гостинець [на большую дорогу] продаят [чтобы продать] их.

И се [вот], купци от Фанданы Сурьскыя грядуть с вельблуды, идущ(е) в Егупет куповат. И беседовах с ними.

Воздру [вероятно: затрубил] един от вельблуд их, всплашишаи [испугавший] осла. И побеже и сверже [уронил] богы [идолов], и стероша ся [разбились] тр(и)е от них, а два остаста.

И бысть, яко видеша сури [сирийцы], як(о) богы имях, рк(о)ша ко мне: "Почто еси не поведа [сказал] нам, яко преже даже не бы слышало осля гла(с) вельблюда? И не быт(и) было [и не было бы] отщеты [ущерба]. Да поне [но даже] оставиша яко богы [за сохранившихся идолов], и мы дамы и достоину цену сокрушихся бог на оставлеш(и)х ся бозех [и мы дадим цену разбившихся идолов (в уплату) за оставшихся]". Зане [потому что] в сердце моемь скорбях [скорбел], како принесу куплю [выручку] отьцу моему.

И трох скрушеных ввергох в воду рекы Гур, яже бяше на месте том. И погрязоша [утонули] во глубине, и к тому не бысть их.

Еще же ми идущю по пути [когда я еще был в пути], с мяте ся сердце мое, и мысль моя в мне расхожаше ся, и ркох в сердци своемь:

"Се, Марумат падеся и не можеть встати в храме своемь, ни аз же един возмогох двигнути [поднять] его, дондеже [пока не] приде отець мои и воздвигнухове [подняли вдвоем]. И яко не могушема нама [здесь: поскольку мы недосмотрели], упаде от него глава его. И положи [ее положили] же на ином камыце [калше] другаго бога, егоже [которого] здела [(отец) сделал] безглавый.

А прочих 5 бог, скрушешихся [разбившихся] с осляте, иже [которые] ни сами себе избав(и)ти не возмогоша, ни осляти зла створити, зане сокруши [поскольку разбил их], ни сокрушения их взидоша [не вышли] из рекы".

И ркох к сердцю моему: "Аще тако есть, како убо возможеть Марумаф, бог отца м(о)его, другаго камыка главу имы и от другаго камыка сотворен, спасти человека или услышати молитву человечю и подарити [здесь: помочь] ему?"

И помышляющю ми тако, придох в дом отца моего. И напоих осля и положих ему сена.

Изнес сребро и дах в руку отьца моего Фары. Сия видев, рад бысть, рече: "Благословен ты, Авраме, богом моим, зане [потому что] принесе [принес] цены богов, яко не бысть тощь [напрасен] труд мои".

И, отвещав, ркох [сказал] ему: "Слыши, отьче Тера [Фара; перед нами вариант написания], […] благословение их погыбель есть, и мощь их тоща [тщетна] есть. И сами себе не помогоша [помогли], како тебе помогуть, или мя благословять? Аз тебе благ бых бог [я для тебя был благим богом], […] зане [потому что] смыслом моим [благодаря своей сообразительности] принесох ти сребро сокрушеных".

Таким образом, Авраам понял бессилие языческих божков. Они падают и разбиваются; они допускают, чтобы голову одного идола приставляли к туловищу другого; любой осел (в прямом и переносном смысле) может их стереть в порошок, и ничего ему за это не будет; а если их выкинуть в реку, то они отнюдь не способны выйти из нее…

В другой раз Авраам нашел деревянного божка: "и писано бяше на целе [на лбу] ему: бог Варисат". А Авраам как раз готовил на огне пищу для своего отца. Понадобилось ему отлучиться, и по обычаю он поручил Варисату понаблюдать за огнем:

"Ва(р)сате, блюди, [да] не угаснеть огнь, дондеже приду аз. Аще ли угаснет, то дми [дуй] на-нь, да ся возгорит".

Изидох и створих свет [здесь: дело] свои. И пришед до сих, [пропущено: видех – увидел] Варисата падша [что Варисат упал] взнак [навзничь]. Нозе его об яте огнем и жгоме люте.

Во-с-меявся велми в себе, рекох: "Поистине, Варисате, умееши гнетити [здесь: поддерживать] огнь и варити брашно [пищу]". И бысть даже глаголах в смесе своем (ь), и то (и) помалу от огня згоре и бысть попелом.

Когда приготовленная пища была принесена отцу, тот, насытившись, решил воздать хвалу Варисату. Авраам саркастически замечает:

"Хвали же паче Варисата, бога своего, зане яко, любя тя, вверже ся в огнь, на сварение пища твоея".

После этих двух казусов Авраам решительно порвал с отеческими богами. В источнике есть пространное рассуждение этого вольнодумного человека о том, почему нельзя признать богами ни огонь, ни воду, ни землю, ни ветер, ни солнце, ни луну. Авраам начинает искать единого истинного Бога, который сотворил всю вселенную и который действительно отвечает на мольбы человека.

А кто, выражась по-церковному, взыскует такого Бога, тому он и открывается. Бог окликнул Авраама и повелел ему выйти из дома отца своего.

Что случилось дальше, можно узнать из текста, а можно и из тонкого цветного рисунка, занявшего целый лист пергамена. На нем виден огонь, исходящий из черного полукружия, который сжигает дом, идола на заднем плане и динамично написанную фигуру корчащегося грешного человека. Слева с золотым нимбом вокруг головы в молитвенной позе стоит молодой человек (это, конечно, Авраам). К нему из черного полукружия тянутся три красные линии, символизирующие глас Божий. Киноварью (красными чернилами) в виде резюме приписано содержание большого фрагмента основного текста:

Бысть глас с небесе к Авраму, глаголя: "Господь бог ты творча [творца] ищеши во уме сердца своего. Аз есмь. Изиди от Фары, из дому отьца своего, да не убьебьен [описка, должно быть: убьен – убит] будеши во гресех дому отьца твоего". Изидох. Ижьжеже [спалил] и [его] огнь, и весь дом его.

Здесь апокриф входит в противоречие с Пятикнижием: Авраам действительно получил призвание Божие оставить свою землю и дом отца своего (и отправиться в землю обетованную), однако он забрал с собой Фарру, который потом умер, но отнюдь не в огне, а своей смертью, достигнув возраста в двести пять лет (Быт 11,31). Между прочим, о том, что у Авраама не было конфликта с Фаррой, сообщается и в новозаветных Деяниях апостолов (7,4).

Как бы то ни было, наивный апокриф прав. Идолопоклонство кончилось, когда люди, прозревая, стали насмехаться над божками…

Может быть, патриарх Авраам, первый на земле строгий монотеист, действительно начал с того, что не удержался от смеха при виде распавшегося на куски или сгоревшего идола?

ПСАЛТЫРЬ

В современном языке допустимо сказать и псалтырь, и псалтирь, причем слово может быть как женского, так и мужского рода, но в древнерусской книжности встречается только первая форма и псалтырь считается словом женского рода. Соответственно и мы будем писать по-старому.

Само слово псалтырь заимствовано из греческого, а в греческом psalterion – это струнный музыкальный инструмент для аккомпанемента, наподобие арфы (у древних иудеев). В дальнейшем у слова появилось значение «собрание песнопений», потому что psalmos по-гречески – это не только игра на псалтерионе, но и любая песнь вообще.

В Танахе, ветхозаветной Библии, есть книга, в которой собраны религиозные песнопения самых различных жанров – хваления (Бога), гимны (в честь Бога), благодарения, моления, прошения, жалобы, сетования, плачи, упреки Богу и даже вопли отчаяния, а также путевые, паломнические, "царские", "мессианские" и прочие песни. По своему главному песенному жанру книга называется Техилим – Хваления.

Техилим – одна из важнейших книг Свщ. Писания, потому что в отличие от других ветхозаветных произведений она содержит в себе не только откровение Бога людям, но и ответ людей Богу. Она – пожалуй, впервые в истории религии – построена по принципу разговора, диалога между Богом и человечеством.

Книга эта – плод коллективного творчества, но, по преданию, ее автором является царь Давид (умерший около 970 г. до н.э.). (Об этом царе и о его Псалтыри мы говорим также в главе 5.)

Псалтырь состоит из 150 псалмов в традиции еврейской Библии и 151 псалма в традиции Септуагинты (и соответственно славянской Библии). Каждый псалом внутри разделяется на стихи: в самом кратком псалме (116-м) всего два стиха, а в самом большом (118-м) – целых 176! Между прочим, счет псалмов в еврейской и западноевропейской Библии от 10-го по 148-й опережает на одну единицу нумерацию Септуагинты и православной Библии. (Мы придерживаемся, естественно, этого последнего счета.) С V в н.э. у христиан известно деление Псалтыри на 20 разделов – кафизм (от греч. kathisma 'сидение'; во время чтения кафизм за богослужением разрешается сидеть). Каждая кафизма в свою очередь членится на три статии, или славы.

Когда книга Техилим переводилась на греческий язык (в III в. до н.э.), переводчики остановились на названии Psalterion, а Кирилл и Мефодий, работавшие над переводом этой книги в 863 г., удержали греческое слово и в славянском языке.

Нет, кстати, ни малейшего сомнения в том, что Псалтырь была самой первой книгой, переведенной на (старо)славянский язык.

Действительно, в Пространном житии Мефодия сказано:

Псалтырь бо бе токмо и Евангелие с Апостолом и избранныими служьбами церковныими с Философомь преложил первее.

Под Философом подразумевается, конечно, Константин-Кирилл. Указанный порядок переводов – Псалтырь, затем Евангелие, потом Апостол – подтверждается не только на основе данного исторического источника, но и текстологически.

Псалтырь лежит в основе всего православного богослужения.

Она "славословится" за каждой из девяти служб суточного круга (на вечерне, утрене, часах, литургии и т.д.), причем отдельные псалмы (например, 50-й и 90-й) прочитываются ежедневно и не один раз. Ежедневная служба часов состоит преимущественно из псалмов, поэтому читающий часы клирик (церковник) обычно и называется псаломщиком. Ежедневная утреня содержит три кафизмы, и чтение кафизм составляет ее важную часть. Поскольку Псалтырь разделена, как было сказано, на 20 кафизм, вся книга целиком прочитывается за неделю (Великим постом – даже дважды в неделю!).

Псалтырь составляет также главное содержание треб (крестин, венчаний и других частных богослужений). Например, при отпевании покойника вычитывается 17-я кафизма (по первому слову она называется непорочны). Над покойником-мирянином дома или в храме принято непрерывно читать Псалтырь.

Псалтырь непременно входит в молитвенное правило как инока, так и мирянина. Например, есть особый чин пения двенадцати псалмов в келье инока или в доме светского человека.

Наряду со сплошным вычитыванием в богослужении еще используются:

подборки псалмов (например, так называемые шестопсалмие, хвалитны, изобразительны);

отдельные псалмы (они обычно называются по первым словам: блажен муж; благословлю Господа; помилуй мя, Боже; живый в помощи Вышняго; на реках Вавилонских);

цепочки псаломских стихов (например, Бог господь; Господи воззвах; полиелей; псалми избраннии);

отдельные стихи (называемые по тому моменту службы, когда они выпеваются или вычитываются, – прокимны, аллилуиарии, причастны);

подражания псалмам (например, степенны, составленные по образцу псалмов 119-133).

Известно несколько видов Псалтыри как рукописной книги. Для домашнего и келейного употребления предназначены:

Псалтырь-четья (без комментариев, но часто с прибавлением так называемых библейских песен);

толковая Псалтырь (с комментариями Исихия Александрийского [в славянской традиции они, правда, ошибочно приписаны Афанасию Александрийскому] и Феодорита Кирского);

учебная Псалтырь

и, наконец, гадательная Псалтырь.

Для употребления преимущественно в храме были созданы:

Псалтырь «с восследованием» (или «следованная»; это, грубо говоря, настолько пополненная Псалтырь, что с ее помощью в случае нужды [например, в бедном сельском храме] можно править все службы, за исключением литургии).

Псалтырь «смесного пения» (в разделении на две книги для антифонного [попеременного] пения на клиросах).

Кроме того, псалмы полностью или частично входят в состав многих богослужебных книг (часослова, молитвослова, служебника, требника, ирмология, октоиха, минеи, триоди, служебного Евангелия, служебного Апостола).

Как необходимая для богослужения и наиболее читаемая христианская книга, славянская Псалтырь пришла на Русь сразу же с принятием христианства (988 г.). Она была очень быстро и прочно освоена, и не только духовенством. Так, в Повести временны́х лет, нашей начальной летописи, уже под 1015 г. отмечено, что миряни́н (св. князь Борис) сам правил утреню и вычитал на ней и шестопсалмие, и кафизмы.

Распространилось знание Псалтыри наизусть: например, киево-печерские монахи свв. Спиридон и Никодим (XII в.; память – 31 октября), послушанием (работой) которых была выпечка просфор, на протяжении тридцати лет ежедневно (!) за своим делом (то есть не по книге) выпевали всю (!) Псалтырь.

Самая древняя славянская псалтырь – Синайская (XI в.). На территории бывшего СССР хранятся следующие древние псалтыри: Бычковская, Евгеньевская, Чудовская (все – XI в.), Толстовская (XIXII вв.), Симоновская, Дечанская, Погодинская (все XIII в.). Рукописные псалтыри обычно исполнялись на лучшем пергамене, размером в лист, торжественным уставным письмом и богато иллюстрировались. О знаменитой иллюстрированной Киевской псалтыри конца XIV в. мы скажем немного ниже.

Мы подробно описали бытование Псалтыри в древнерусской культуре, чтобы читатель на непреложных фактах убедился, сколь велика в ней роль данной книги и насколько необозримо ее влияние на христианскую духовность.

Ниже с обычными упрощениями печатается первый псалом. Мы выписали его из уже упомянутой Киевской псалтыри 1397 г., которая хранится в Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург, шифр ОЛДП F6, л. 2а-2б):

Д(а)в(ы)да пр(о)р(о)ка и ц(еса)ря пе(снь) 1:

 
Блажен мужь,
иже не иде на с(о)вет неч(ес)тивых,
и на пути грешны(х) не ста,
и на седалищи губитель не седе,
но вь законе господни воля его,
и в законе его поучится день и нощь,
и будеть, яко древо саженно при исходищих [источниках] вод,
иже плод свой дасть во время свое,
и лист его не отпадеть,
и все, елико аще творит, успеет.
 
 
Не тако неч(ес)тивии, не тако,
но яко прах, егоже возметаеть ветр от лица земли.
Сего ради не воскреснуть нечестивии на суд
и грешници вь с(о)вет праведны(х).
 
 
Яко свесть господь путь праве(д)ны(х),
и путь нечестивы(х) погибне(т).
 

Кто-то правильно сказал, что любое стихотворение, подобно сохнущему шерстяному платку, бывает растянуто на иглах нескольких ключевых слов, которые блистают, как звезды. И в первом псалме есть такие блистательные слова.

Совет – это, как и сейчас, собрание людей, но шире – круг общения человека. Путь – это образ его мысли и жизни. Закон, выражаясь посовременному, представляет собой нравственный императив в душе человека, то есть это (в данном случае) – совесть. Совесть же, по религиозным представлениям, вложена в человека Богом, поэтому в псалме и сказано не просто закон, а закон господень. Наконец, грех – это сознательное преступление закона, бунт против совести, а стало быть, и против Бога, то есть беззаконие.

И в псалме так выпукло отражена извечная борьба добра и зла, причем поле битвы, по словам классика, – душа человека!

Есть два пути. Праведники хранят закон. Нечестивцы его нарушают. Само слово не-честивый, согласно славянской мотивировке, – а она продиктована греческим образцом, – означает 'не-почитатель (Бога)'. Не-честивый – производное слово от глагола чести 'почитать, уважать, отдавать честь, поклоняться'.

Праведник подобен дереву, получающему достаточно влаги. В Псалтыри отразились понятия людей, хорошо знакомых с непереносимой жарой пустыни, – отсюда образ дерева, благоденствующего возле водного источника. Праведнику (по представлениям, возраст которых – три тысячи лет) во всем, что бы он ни делал, сопутствует успех. Исполняй закон, недвусмысленно советует псалмопевец, и преуспеяние тебе обеспечено.

Нечестивый же подобен комку пыли, развеянному ветром. Его путь – путь погибели, ему уготовано падение, пусть сейчас он и процветает.

(Тем не менее уже история Иова, которую мы, говоря о новозаветном страдальце-праведнике Евстафии Плакиде, разбираем в главе 19, противоречит подобной прямолинейности.)

Увязка "праведность – успех, нечестие – поражение" имеет большой нравственный потенциал. Человек, еще недостаточно продвинувшийся на духовном поприще, получает прямое предупреждение, а страх господень, то есть боязнь божьего воздаяния-наказания, – это, по Свщ. Писанию, начало премудрости.

А теперь посмотрим, как удивительно стройно организован псалом.

Сначала (в его первой части) – тезис, потом (во второй части) – антитезис, а в конце (в третьей части) – синтез того и другого, то есть, в терминах современной философии, снятие, завершение, итог.

Но все же – кого считать праведным и кого нечестивым! Интуитивная ясность, кажется, есть у каждого, но все же один судит так, а другой – иначе. Как мы увидим дальше, в сознании псалмопевца было такое представление о праведности, которое нам, современным людям, никогда в голову не приходит.

Чтобы провести смысловой анализ этих ключевых понятий – "праведность" и "нечестие", нам придется кратко представить читателям так называемый параллелизм членов (paralellismus membrorum), рассмотреть ту особенность (древне)еврейской поэтики, которая в высшей мере характерна как раз для Псалтыри.