Текст книги "Христианская книжность Древней Руси"

III. СВЯТООТЕЧЕСКИЕ ТЕКСТЫ

ЛЕТОПИСЬ. КИРИЛЛОВА КНИГА

В жизни любого народа бывают такие периоды, когда исторические события ускоряют свой ход и быстрой чередой следуют одно за другим. Для Руси таким судьбоносным временем стал год от сотворения мира 6496-й, а от Рождества Христова – 988-й.

Под этим годом Повесть временных лет приводит массу сведений: здесь и осада Херсонеса-Корсуни киевским князем Владимиром (взяв город, князь забрал с собой мощи Климента Римского, о чем подробнее см. в главе 22), и переписка с византийскими императорами-соправителями Василием П и Константином VHJ, и прибытие "багрянородной" Анны, и временная глазная болезнь великого князя, и его крещение, и последующий брак, и возвращение в Киев, и ниспровержение идолов, и крещение народа, а также храмоздательная деятельность Владимира, основание им школ для "ученья книженьного", раздача сыновьям городов и земель, и еще многое другое.

В числе прочего наша начальная летопись сообщает, что еще в Корсуни князь Владимир, получивший теперь крещальное имя Василия, воспринял обязательное наставление в вере:

Крещену же Володимеру,

предаша ему веру крестеяньску, рекуще сице:

«Да не прельстить тебе неции от еретик,

но веруй, сице глаголя:

"Верую во единого бога отца,

вседержителя, творца небу и земли",

и до конца веру сию. И паки:

"Верую во единого бога отца нерожена,

и в единого сына рожена,

в един святыи дух исходящ"…»

Прежде чем продолжить цитирование Повести временных лет, напомним, что вероисповедные тексты, вообще говоря, разделяются на два вида, причем оба вида представлены в приведенной выше выписке. Сначала в ней воспроизведены восемь начальных слов исповедания веры, принятого на двух вселенских соборах (Никейском и Царьградском [Константинопольском]) и являющегося общецерковным. Общецерковные, обязательные наставления в вере, на основе которых осуществляется крещение, обычно называются символами. (Наряду с Никео-Царьградским известен, в Западной Церкви, еще древний Апостольский символ веры.) Никео-Царьградский символ все христиане знают наизусть (хотя бы потому, что его положено всенародно выпевать за каждой обедней); так было в X в., в 988 г., так осталось и поныне. Соответственно этот Символ был прекрасно известен как сводчику (человеку, выполнявшему летописный свод), так и его читателям. Зачем тогда его переписывать еще раз? Вот сводчик и привел лишь восемь слов, а дальше просто сказал: «и до конца веру сию».

Может быть, среди читателей нашей книги также найдутся помнящие Символ веры наизусть. Да будет им известно, что в древности текст Символа отличался от современной версии. Вот как он читается (в обычном разделении на 12 членов) по Устюжской кормчей ХIII в.:

Верую в един бог отець, вседержитель, творець небу и земли, видимым же всем и невидимым;

в един господь исус Христос, сын божий, единочад и рожен от отца преже всех век, свет от света, бог истинен от бога истиньна, рожен, не сотворен, единосущен отцю, имьже вся быша;

сошедьщимь с небесе нас ради человек и за наше спасение, воплощьшься от святаго духа из мариа девица, вочеловечьшася;

пропят же за ны при поньстем пилате, мучен и погребен;

и воскреше третий день по книгам;

и вошедше на небеса и седяще одесную отца;

и пакы грядущь со славою судит живым и мертвым, егоже цесарству не будеть коньца;

и в святыи дух господь и в животворящий, исходящий из отца, емуже ся кланяем с отцемь и сыномь и прославляем, глаголавшаго пророкы;

в едину святую кафоликию и апостольскую церковь;

исповедаю едино крещение во оставление грехов;

чаю воскрешения мертвым;

и жизни будущаго века. Аминь.

В приведенной версии многие отличия от современной формы Символа объясняются, конечно, просто неисправностью древнего текста, но имеются и такие варианты (например, «дух господь и в животворящий»), которые отражают другую богословскую редакцию, – впоследствии из-за них разгорится спор староверов и никониан (сторонников патриарха-реформатора Никона).

Таким образом, первый вид вероисповедного текста – это символ веры.

Второй вид вероисповедного текста в "Повести временных лет" начинается со слов "Верую во единого бога отца нерожена" и в противоположность первому переписан до конца. Полная цитация необходима: его никто не знал наизусть. Перед нами – личностное исповедание, составленное определенным лицом для известной конкретной цели, и подобные произведения довольно часто встречаются как в византийской книжности, так и в древнерусской. В частности, известно личностное исповедание веры Кирилла, первоучителя славян.

В отличие от общецерковных символов личностные исповедания веры не имеют устойчивого наименования; их называют по-разному: наставлениями, изображениями, учениями, исповеданиями, начертаниями, написаниями, изложениями и еще иначе. В дальнейшем мы, произведя выбор, пользуемся термином изложение.

Изложение веры – это произведение книжности, являющееся личностным (нередко имеющее даже автора [подлинного или мнимого]), в котором излагаются основные истины христианского (православного) учения, причем обычно в аподиктической (не требующей доказательств) форме.

Оно и неудивительно: излагаются догматы, такие учительные положения, которые и не могут быть доказаны, а должны восприниматься по вере. Учитель церкви Василий Великий в проповеди на 115-й псалом сказал по этому поводу: «Вера должна водительствовать в рассуждениях о Боге; вера, а не доказательства, вера, которая крепче побуждает дух к согласию, чем заключения разума; вера, которая рождается не из геометрической необходимости, а действием Св. Духа». Отсюда и вообще принцип любой религии: fides praecedit intellectum – «вера опережает разум».

Поэтому одним из жанрообразующих признаков изложения веры является присутствие глаголов верую, веруем или веруй.

Изложения веры известны с раннехристианских времен под именами самых выдающихся богословов и отцов Церкви – Иустина, Иринея, Тертуллиана, Киприана, Григория Чудотворца (епископа Неокесарийского), Кирилла Иерусалимского, пресвитера Лукиана Мученика, Василия Великого, Анастасия Синаита, Софрония, Феодора (патриарха Иерусалимского) и др.

Происхождение того Изложения веры, которое получил князь Владимир в Корсуни, установил еще акад. М.И. Сухомлинов (1856): это славяно-русский перевод (немного сокращенный) написанного по– гречески либеллия (книжицы) «О православной вере» знаменитого византийского иконопочитателя-исповедника св. Михаила (ок. 760-846; память по святцам – 18 декабря), известного под двумя атрибутами – Святогорца и Синкелла (то есть со-келейника). Оно в греческой версии сохранилось и как отдельное произведение, и в составе Михайлова жития. Обычно этот труд Михаила Синкелла и называют просто Либеллий.

Наш маститый историк митрополит Макарий (Булгаков) признал Владимирово изложение, как оно дошло до нас в "Повести временных лет", тем самым текстом, который "исповедали некогда уста и сердце просветителя России" и который "поэтому есть драгоценный памятник нашей церковной старины".

Ниже выписано начало Владимирова изложения веры (по нормализованному изданию акад. А.А. Шахматова 1916 г. с принятыми в настоящей книге упрощениями).

Мы разделили его на синтагмы и печатаем – ради удобочитаемости – лесенкой. А для облегчения отсылок, при последующем обсуждении фрагмента, синтагмы пронумерованы. Греческие соответствия, заключенные в квадратные скобки, также потом потребуются нам.

1 Веруй в единого бога отьца нерожена [agenneton]

2 и в единого сына рожена [genneton]

3 и в един святыи дух исходящ [ekporeuton]:

4 три собства [hypostaseis] соверьшена [teleias], мысльна [noeras],

5 разделяема числомь [diairoumenas arithmo]

6 и собственымь собствомь [kai hypostatikais idiotesin],

7 и не божествомь [ои theoteti];

8 разделяеть [diairountai] бо ся нераздельно [adiairetos],

9 и совокупляеться [synaptontai] нераэмесьно [asynchytos].

10 Отець бо бог отец,

11 присно сый, пребывает в отечьстве [en te patroteti],

12 нерожен [agcnnetos], безначален [anarchos],

13 начало [arc/ie] и вина [ai/ia] всем,

14 единемь нерожениемь [agennesia] старей сый сыну и духови,

15 от негоже ражаеться сын преже всех век [pro panton ton aionon],

16 исходит же дух святыи без времени [achronos]

17 и бес тела [asomatos];

18 вкупе отец, вкупе сын, вкупе дух.

19 Сын есть святыи подобьносущен [homoousios]

20 и собезначален [synarchos] отьцю,

21 рожениемь точию разньствуя [diaferon] отьцю и духу.

22 Дух есть дух пресвятый,

23 отьцю и сыну подобьносущен [homoousion]

24 и соприсносущен [synaidion].

25 Отьцю бо отечьство [patrotes],

26 сыну же сыновьство [hyiotes],

27 святому же духу исхождение [ekporeusis];

28 ни отець бо в сын или в дух преступаете,

29 ни сын в отьца и в духа, ни дух в сын или в отець;

30 неподвижьна [akinetoi] бо своиствия [idiotetes]…

Весь выписанный нами фрагмент посвящен богословскому понятию Пресв. Троицы, понятию о природе христианского Бога, когда Бог одновременно понимается и как Единица по существу, и как Триада лиц-ипостасей.

Уже в Новом Завете, в словах, которыми Иисус Христос заповедал своим ученикам выйти на проповедь и совершать таинство крещения, – "Шедше убо научите вся языки, крестяще их во имя отца и сына и святаго духа" (Мф 28,19), – содержится троичная формулировка: здесь употреблено единственное число "во имя", что исключает любую мысль о многобожии, а лица единого божества сопряжены друг с другом повторенным союзом "и", что говорит об их полном равенстве.

Тем не менее троичное богословие в Новом Завете не изложено, поэтому, начиная с Иустина Философа (вторая половина II в.), богословы, чья мысль постоянно усложнялась и разветвлялась, искали точные формулировки. Само слово trias 'троица' первым употребил Феофил Антиохийский ок. 180 г.

Окончательно тринитарные формулы были найдены в трудах великих учителей Церкви Афанасия Александрийского, Василия Великого и Григория Назианзина. Развитое ими учение о Пресв. Троице было подтверждено на вселенских соборах в Никее (325 г.) и в Царь– граде (381 г.) и стало догматом.

Были введены сопряженные понятия: ousia – сущность, или естество, и hypostasis – лицо, или ипостась. В этих терминах кратчайшая формулировка троичного догмата такова: Бог имеет единую сущность и три лица. Недопустимо признавать за каждым лицом особую сущность, но одновременно нельзя отказываться от реального различения трех ипостасей. Различие между ними распространяется, однако, только на их происхождение: Бог-Отец – нерожден, Бог– Сын рожден Отцом, а Бог – Дух Святой – исходит от Отца (в католицизме: и от Сына), причем что именно надо разуметь под (не)рождением и исхождением, откровенно говоря, не изложено с полной отчетливостью.

Хотя догмат троичности, как и любой догмат, должен быть принят на веру, тем не менее само понятие, как считается, не противоречит принципам рационального мышления и постижимо. История богословия как науки знает множество трактатов и систем, в которых это понятие обсуждается и разъясняется, причем уже в IV в. тринитарные построения отличались детальностью и тонкостью проработки, вследствие чего появилось множество дифференциальных терминов.

В частности, и в Либеллии Михаила Синкелла, греческом оригинале Владимирова изложения веры, мы видим детальное и тонкое разъяснение Троицы, в Единице поклоняемой.

Можно только представить себе, как трудно было переводчику. Славяно-русскому литературному языку еще только предстояло пройти сложный и долгий путь развития. Славяне-язычники, может быть, и богословствовали, но уж определенно не богословствовали по-христиански, поэтому переводчик IX-X вв., приступая к христианскому богословскому тексту, оказывался в положении, в корне отличном от практики современного переводчика. Ныне наша богословская терминология высоко развита, поэтому надо просто припомнить уже наличествующий термин. Древний переводчик, однако, оказывался в роли языкотворца, создателя терминов-слов: припоминать было нечего, приходилось заново создавать небывалую терминологию. При этом книжник-языкотворец мог полагаться на ресурсы как славянского, так и греческого языка.

Вернемся к фрагменту из Владимирова изложения веры.

В синтагмах 1-3 вводятся уже затронутые понятия (не)рождения и исхождения. Термин ис-ходящ образован путем переснимка, поморфемного перевода (как говорят лингвисты, кальки) греческого термина ek-poreuton.

Что касается синтагмы (4), то принятого в современном богословии термина лице для выражения идеи ипостаси древний переводчик еще не знает, а просто оставить hypostasis без перевода, осуществить заимствование (ср. ипостась опять-таки в современной науке) он посчитал невозможным, ибо будет непонятно; поэтому была создана еще одна калька: соб-ство.

В синтагмах (4-7), с одной стороны, показано равенство лиц-ипостасей (они совершенны; они равно божественны), а с другой – говорится, что мысленно они все же должны разделяться – и количественно ("числомь"), и качественно (потому что у каждого лица свое происхождение: "собственное собство").

А далее (8-9) мы наблюдаем яркий пример характерной для греков склонности к богословской парадоксальности: три лица разделены, но – нераздельно; три лица слиты, но – неслиянно. Обратите внимание, что оба троичных термина не-раздельно и не-размесьно – это словообразовательные кальки, точно воспроизводящие греческие слова.

Начиная с (10), Михаил Синкелл последовательно говорит о качествах каждого лица Триады.

Бог-Сын – "нерожен" (между прочим, перед нами восточнославянская форма; южнославянская была бы "нерожден"), то есть он для своего бытия не нуждается в какой-либо причине; напротив, он сам – причина ("вина") бытия всего. Он не имеет начала (без-начален – это калька греч. an-archos); напротив, он сам есть начало всего. Единственное его отличие от других лиц Троицы – не-рожение (калька греч. a-gennesia).

Бог-Сын, напротив, "ражаеться" от Бога-Отца, но происходит это по ту сторону времени (преже всех век), и понятие начала к Богу-Сыну неприменимо (они собезначалъны; калька syn-archos). Обе ипостаси, как сказано в источнике, – подобносущьны, но к настоящему времени переводом знаменитого никейского термина homo-ousios утвердилось прилагательное едино-сущный (в противопоставлении арианскому термину homoiousios – «подобосущный»).

То же самое – единосущие и соприсносущность – сказано и относительно Бога-Духа (Святого), отличие которого от двух других ипостасей состоит лишь в исхождении (калька греч. ek-poreusis).

В заключение утверждается, что лица Троицы не переходят одно в другое, потому что их свойства неизменны, не-подвижны (калька a-kinetoi).

Интересно, что в (16-17) переводчик осуществил подлинный творческий акт: если обычно греческие прилагательные и наречия, содержащие отрицание (a-gennetos, a-diairetos, a-synchytos, an-archos, a-kinetos) он калькировал, то есть создавал также славянские прилагательные и наречия, применяя приставки не– или без-/бес– (не-рожен, не-разделен, не-размесен, без-начален, не-подвижен), то здесь он дважды отступил от рутинной практики: a-chronos и asomatos переданы не как без-временен и бес-телесен, а описательно, с переходом в другую часть речи (существительное) – без времени и бес тела.

Насколько же тонко и многомудро христианское богословие! Наверное, эта мысль посещала седеющую голову великого князя, привыкшего больше к боям и походам, – а домашние языческие боги были просты и понятны, – когда ему при крещении сначала прочитали Символ веры, а затем еще и весьма пространное Изложение веры.

Собственно, по сути дела и символы, и изложения веры – это своего рода конспекты, то есть пунктирные записи того, о чем для исчерпывающей полноты надо упомянуть (и для посвященного будет понятно, о чем идет речь), а не трактаты, в которых развернуто сообщается (как раз для пока непосвященного, посвящаемого) все то обширнейшее знание, которым, вообще говоря, образованный книжник обладает.

Уже в раннем христианстве была выработана тщательная процедура ознакомления взрослого неофита (то есть человека, желающего принять крещение, но незнакомого с христианским вероучением) с догматами Церкви.

Вот, например, знаменитый апологет и богослов Кирилл Иерусалимский (315-386) явился именно тем участником Царьградского собора 381 г., которому было суждено дать Никео-Царьградскому символу веры окончательную форму. Именно он прочитал перед соборными отцами отшлифованный Символ, который и был принят на веки вечные. В Символ веры, по-видимому, исчерпывающе вместилась вся христианская догматика. Но только как конспект! Тот же Кирилл проводил для готовящихся к крещению и для новокрещеных специальные беседы (они называются огласительными, потому что их «провозглашали» во всеуслышание, и тайноводственными, потому что частично в их содержание входят поучения о христианских таинствах). Так вот, эти огласительные и тайноводственные беседы составили даже и по нынешним масштабам большую книгу!

Бесед всего было сказано 24, и писцы-скорописцы записали их, а Кирилл потом выправил записи и пустил их в обращение. Огласительные поучения построены как подробное разъяснение Символа веры; это более не конспект, а обстоятельное сообщение нового для слушателей знания.

Кириллова книга была очень популярна. Неудивительно, что очень рано был сделан ее перевод на славянский язык. Небольшой сохранившийся фрагмент такого перевода (так называемые Хиландарские листы) восходит даже к XI в., а от начала XII в. дошла до нас, с небольшими утратами, и вся книга целиком.

Драгоценный источник хранится в Государственном Историческом музее в Москве (под шифром Син. 478). Как ни удивительно, но целиком он до сих пор не опубликован.

Ниже по рукописи приводится несколько характерных выписок из 4-го огласительного слова (в конце каждой выписки в скобках указывается параграф этого слова):

Богь един есть точью

нерожден [agennetos], безначален [anarchos],

неизвратен [atreptos], неизменен [analloiotos],

ни от иного быв,

ни иного имы житию преимьника,

ни в лето жити начен,

ни никогда же коньчаваем. (4)

Веруй же и в сына божия,

единого инокааго [единого],

господа наше исуса христа,

из бога бога рожденааго,

от жизни жизнь рождена

и света светь рожден,

подобьнааго по вьсему рожденууму,

не в летех [с годами] бытия стяжавшааго,

но прежде вьсех век присносуштьне

и непостыжьне изь отца рожден,

премудрость божию,

и силу и правьду воупостасьнуу,

одесную [по правую руку] отца прежде вьсех век седяштааго. (7)

Да ни утуждиши [здесь: не оторвешь] отца от сына,

ни смешения сотворь,

сыноотьчью [сыно-отечеству] возверуеши,

но веруй, яко единого бога единороден есть сын,

прежде вьсех век богь,

слово нзносьно и в воздух расходяся,

ни словесемь безьупостасьньмь [anypostastois] оуподобляяся,

но слово сынь, словесьмь творець,

слово, [слы]ша отца и глаголя само. (8)

Веруй же, яко се единочадыи [единородный] сын божий,

грех ради наших с небес сниде на землю,

подо[бо]вредное [ten homoiopathc]

се нам восприим человечьство

и рождь мя от святыя девица и святааго духа

и [пропущено: не] мьнениемь и приведениемь

вочеловечениемь бывьшю, но истиною…

Во истину, якоже и мы, имяаше бо

плотьное подобовредие [tes sarkos to homoiopathes]… (9)

Веруй в духа святааго

и правое о нем имей ведание…

Навыкни, яко един есть се святыи дух,

неразделим [adiaireton] и многомоштен,

много действуя,

сам же не иствуя [неразделяемый],

сведы тайны,

изиская все и глубины божия… (16)

По уведении же покланаемыя сея и пресвятыя веры

и себе познай уже, како еси.

Сугубь [двусоставен] человек,

составлен от душа

и тела сложен (…).

Веждь [знай] душу имы самовластьну,

дело божие предобро

по образу сотворившааго

бесмрьтную бесмрьтьствуюштяаго ради бога,

животь словесьныи нетьленен [afthartos],

даровавьшааго се власть

имы творити, еже хоштеть… (18)

Бесмрьтьна [athanatos] есть душа,

и сличьны [подобны] вся душа суть мужьскыя и женьскыя.

Удове [члены] бо телесьнии разлучаються точию.

Несть четы [здесь: собрания] по естьству душь согрешаюшть,

ни чину душь по естьству правду деюшть,

но от изволения [самоволия]. (20)

В девятом параграфе дважды встретилось интересное сложное слово – подобовредие. Кому придет в голову, что оно имеет отношение к… гомеопатической аптеке!

Интересное слово представляет собой кальку греческого сложного слова homoio-patheia: в первой половине мы видим прилагательное homoios 'схожий, подобный, одинаковый, равный', а во второй – существительное pathos 'впечатление, ощущение, восприятие', так что в итоге словосложения возникает идея сходства чувств, настроений, одинаковой восприимчивости или даже одинаковости, однородности. Когда Кирилл Иерусалимский говорит, что Сын Божий, вочеловечившись, воспринял ten homoiopathe anthropoteta, что переведено как «подобовредное человечество», то он хочет сказать, что Иисус, оставаясь Богом, стал человеком, как прочие люди, что он имел те же самые чувства и переживания, то есть испытывал радость и печаль, бодрость и усталость, удовольствие и страдание и т.д., так что он, следовательно, был, по своему «человечеству», однороден нам.

 
Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства
И был теперь, как смертные, как мы.
 

Б. Пастернак, Гефсиманский сад

Когда же древний переводчик расчленил греческий христологический термин и поставил в соответствие pathos слово вред, он отнюдь не имел в виду только 'болезнь, несчастье, поражение, горе', потому что в древности вред, действительно означая 'болезнь' и даже 'зло', имел также значение 'чувство, страсть'. Поскольку к настоящему времени это значение словом вред утрачено, нам трудно адекватно воспринять, что такое подобовредие. Это – 'сходство с нами по подверженности чувствам, страстям'.

Впрочем, уже в древний период homoiopatheia переводилась и как подобострастие.

Что же касается гомеопатической медицины, то здесь слово pathos взято как раз в современном значении 'вред', в значении 'болезнь'. Гомеопа́тия– это лечение «подобного подобным»: применение в минимальных дозах тех лекарственных средств, которые в больших дозах вызывают явления, напоминающие лечимую болезнь. Чтобы было понятно, откуда взялась современная форма произношения, напомним, что в средневековом греческом старые дифтонги oi и ei монофтонгизировались и стали звучать соответствено как чистые [э] и [и] (но написания сохранялись прежние).

Вернемся к общим вопросам. Бросается в глаза различие между символом веры и огласительным словом: в огласительном слове сообщаются новые для слушателя или читателя сведения, а в символе или в изложении веры определенные догматы лишь упоминаются, хотя и в недвусмысленных контекстах. Огласительным словом у непосвященного формируется христианское знание о вере, тогда как чтением символа веры христианин свидетельствует о том, что его знание – истинное, православное.

А что касается Кирилла Иерусалимского, то Церковь даже ввела в кондак (одно из главных песнопений в день памяти святого [память Кирилла приходится на 18 марта по старому стилю]) упоминание о его заслугах в области тринитарного богословия. Вот этот кондак:

 
Языком твоим, мудре,
божественными вдохновеньми,
просветил еси люди твоя,
едину чести [почитать] троицу,
естеством нераздельну,
разделяему же лицы [палицы].
Темже радующеся,
всесвятую твою память празднуем,
иже к богу молитвенника тя предлагающий.
 

Вероятно, вы обратили внимание на кратчайшую формулу богословия божественной Троицы-Единицы, содержащейся в кондаке: «естеством нераздельна, разделяема же лицы».