Текст книги "Христианская книжность Древней Руси"

В древнееврейских поэтических текстах, – а Псалтырь принадлежит к их числу, – одна и та же мысль почти регулярно выражается два, три, а то и четыре раза (вплоть до семи раз). Выражается она, конечно, разными словами, но они вступают между собой в отношения смысловой связи. Вот еще два извлечения из Киевской псалтыри:

 
Господи, не яростью твоею обличи мене,
ни гневом твоимь покажи мене. (6,1)
 
 
Ни по безаконьем нашим створил есть нам,
ни по грехом нашим воздал есть нам. (102,10)
 

В примерах легко заметен синтаксический повтор: фразовая конструкция, использованная в первом стихе строфы, совершенно тождественна конструкции второго стиха.

Кроме того, ясно видна смысловая близость соотнесенных пар слов. Ярость – это то же самое (или почти то же самое), что гнев, а обличити выражает такую же идею воздаяния, что и показати. Беззаконье, то есть несоблюдение ветхозаветного закона, – это и есть грех, а сотворити в данном контексте ничем не отличается от воздати.

Бывает иногда и так, что соотнесенные слова в параллельных стихах противоположны по смыслу, то есть антонимичны, но как две половины составляют целое, так и эта противоположность обычно исчезает в более высокой и общей идее чего-то целого.

 
Да возвеселятся небеса
и радуется земля,
да подвижится море и исполнение его,
возрадуются поля и вся, яже в них,
тогда возрадуются вся древа дубравная. (95,11)
 

Небо, конечно, противоположно земле, но перечисление небес, земли, моря, полей и древ дубравных вызвано не желанием классифицировать их и разложить по полочкам, а намерением выразить идею ликования всей-всей, без изъятия, вселенной.

Ниже приведена еще одна структура параллелизма – на сей раз из целых семи элементов! – причем она также содержит интенцию всеобщности. Обличаются языческие истуканы-"боги", которые ни на что не способны:

 
Уста имуть и не глаголють,
очи имуть и не видять,
уши имуть и не слышать,
ноздри имуть и не обоняють,
руце имуть и не осяжють,
нозе имуть и не поидуть,
не возгласят(ь) гортанемь своимь. (113, 13 – 15)
 

Есть множество разновидностей характерного для древнееврейской поэзии параллелизма членов, но сам поэтический прием почти всегда сводится к тому, что выражается определенный единый, цельный смысл. Эта цельность проявляется, во-первых, в повторе (или близком воспроизведении) синтаксической конструкции и, во-вторых, в соответствии лексических элементов первого стиха строфы лексическим элементам второго (и, если они есть, третьего, четвертого и т.д.). Симметричные, соотнесенные слова обычно или выражают одно и то же понятие, или так по смыслу дополняют друг друга, что в итоге возникает опять-таки одно понятие (хотя и более высокого уровня абстракции).

Этот прием параллелизма позволяет объективно выявить в древнем тексте соотнесенные по смыслу слова. Объективность играет при этом немаловажную роль: ведь мы отделены от времени сочинения древнейших псалмов тридцатью, а от времени их перевода на славянский язык – одиннадцатью веками, поэтому у нас едва ли может быть непосредственное языковое чутье. Следовательно, на субъективное впечатление не стоит полагаться.

Соответственно когда мы встречаем структуру из параллельных стихов, она автоматически "подсказывает" нам, что соотнесенные слова имеют какую-то семантическую связь между собой.

Ниже для образца помещен выявленный благодаря такой "подсказке" небольшой список псалтырных синонимов, слов одинакового или близкого значения:

ярость – гнев

беззаконие – грех

веселитися – радоватися

гора – холм

молитва – прошение

спасти – избавити

нищь – убог

заступник – избавитель

знамение – чюдо

изрыти – ископати

крепость – сила

лихва – неправда

ложе – одр

людие – языци

надеятися – уповати

прийти – приступити

создати – сотворити

сокрушити – сломити

хотение – желание

лукав – неправеден

студ – срам

ближний – искренний

возглаголати – рещи

воздремати – уснути

внушити – услышати

грешен – законопреступен

наставити – научити

обличите – показати

оставите – отринути

отрасль – розга

погубите – потребите

поношение – поругание

познати – разумети

поклонитися – припасти

путь – стезя

соблюсти – сохраните

сено – трава

убоятися – устрашитися.

А вот небольшой список антонимов, слов противоположного значения. Он также выявлен благодаря "подсказке" поэтического приема parallelismus membrorum:

ад – небо

благословляти – кляти

блудити – познати

вечер – заутра

вода – огнь

возвеселитися – воскорбети

взискати – обрести

день – нощь

лукав – праведен

море – суша

погубите – хранити

разорити – создати

приближатися – удалятися

возлюбити – возненавидети

вознести – смерити

востати – пасти

верен – порочен

грешник – праведен

дати – лишити

дела – помышления

запад – восток

оставити – прияти

повинен – чист

старость – юность.

Если же объединить в одно слова-синонимы, слова-антонимы и слова одной и той же тематической принадлежности (например, наименования органов чувств: очи, уши, ноздри, уста), то возникает так называемое лексическое поле – такая совокупность сродственных слов (и устойчивых словосочетаний), которая вербально покрывает определенный фрагмент как материальной, зримой действительности, так и идеального, мыслимого мира.

Таково, например, лексическое поле наименований лиц, которые оцениваются по критерию их приверженности или закону, или беззаконию:

праведен

преподобен

верен

кроток

праведник

беззаконен

грешник

порочен

законопреступен

лукав

нечестив

суетен

лжив

льстив.

Почти к каждому слову из списка можно прибавить или отрицательную частицу не, или отрицательную приставку без-/бес-, и тогда возникает простая антонимия (праведен/неправеден, порочен/непорочен).

Изложенные в данном разделе главы сведения, конечно, интересны сами по себе, но все же мы отнюдь не потеряли перспективы: они были изложены в том числе и для того, чтобы нам точнее постигнуть первый псалом (о чем непосредственно ниже).

А кто же предстанет на неподкупный суд Божий?

Ответ на вопрос дает первый стих первого псалма, в котором мы как раз и видим структуру параллелизма из трех членов:

 
…иже не иде на с(о)вет неч(ес)тивых,
и на пути грешны(х) не ста,
и на седалищи губитель не седе.
 

Глагол umu/ходити в данном случае имеет многократное значение: 'кто не ходит', точнее: 'кто не хаживает'. Эту же повторяемость-итеративность выражают также стояти/стати и сидети/сести: 'кто не ста́ивает' (придется здесь привести глагол, вышедший из употребления), 'кто не сиживает'. Если теперь выявить общую идею, стоя́щую за 'хаживает', 'стаивает' и 'сиживает', то ее можно описать как: 'кто не посещает', 'кто не бывает (где-либо)'. Таким образом, хотя в параллельных стихах и употреблены разные слова, все же в них, если сделать шаг вверх по линии абстрагирования, выражена одна и та же идея регулярного пребывания человека где-либо.

Что же касается нравственных качеств такого где-то регулярно бывающего человека, то они показаны в псалме не прямо, а через указания на общества, на собрания других людей, куда он ходит и где простаивает или просиживает долгие часы.

Собственно, что это за люди, в общем, видно из славянского текста. Тем не менее только лингвистическая палеонтология позволяет докопаться до досконального смысла. А чтобы добраться до подлинного смысла, придется обратиться к оригинальному тексту псалма, то есть к тексту на иврите.

Мы помним, что Кирилл и Мефодий переводили с греческого, а в греческом первом псалме порочные люди названы по сравнению с еврейским оригиналом не совсем точно, и эта неточность, естественно, перекочевала и в Кирилло-Мефодиевскую псалтырь.

Ниже следует первый стих первого псалма на иврите в упрощенной передаче русскими буквами, причем дополнительные значки введены в расчете на читателя, который может быть знаком с древнееврейским языком:

'ашре ха-'иш

'ашер ло халак ба-'ацат реша'им

у-ве-дерех хата'им ло 'амад

у-ве-мошаб лецим ло йашав.

Если под еврейские слова подставить славянские, – учитывая, что согласно орфографии языка Библии союзы и предлоги пишутся с полнозначными словами слитно (у нас они, однако, отделены дефисами),то этот незнакомый текст можно будет не только прочитать, но и правильно понять.

Реша'им соответствует греческому слову hoi aseboi, a a-sebes – сложное слово, состоящее из отрицательной приставки а– и исходной лексической основы, выражающей идею священного трепета.

Кирилл и Мефодий обычно переводили sebas как несть, так что им легко было скалькировать слово a-sebes и образовать новое слово нечестив.

По-гречески asebes давно стало названием человека, отрицавшего богов, безбожника, потому что составные элементы слова перестали восприниматься по отдельности.

Но не так было в славянском: здесь не-честив или не-честивец – это человек, который не «отдает чести», не оказывает должного почитания (Богу или богам).

Что же касается иврита, то раша' – это и не безбожник, и не нечестивец, а скорее человек 'виновный, виноватый (в чем-либо), неправый, отступник (от какой-то линии), преступник', потому что соответствующий исходный глагол означает 'отступать назад, отвергаться, отворачиваться, преступать (запрет, закон)' или, если будет дозволено употребить устаревшее слово, проступиться ('совершить проступок').

Второе ключевое слово еврейского текста – хата' – по-славянски передано, в согласии с греческим, как грешный, и по-еврейски оно означает, почти так же как раша', 'виновный, подлежащий наказанию'. Исходный глагол буквально означает: 'оступиться (ногами), сойти с пути', а отсюда и переносное значение 'быть виновным, грешить'.

Наконец, название третьего порочного человека – лец – переведено как губитель, в то время как оно происходит от глагола луц 'передразнивать, глумиться, насмехаться' и соответственно обозначает скорее смехотворца, шута, кощунника, чем прямого убийцу. Поскольку, по ветхозаветным представлениям, смех по отношению к Богу есть не просто дерзость, а проступок, преступление, то лецим во всем подобно реша'им и хата'им – это виновные, подлежащие наказанию люди.

Параллелизм трех стихов привел к выявлению общности смысла. Практически их общий смысл таков: блажен человек, который не бывает на сборищах виновных в преступлении.

Горькая судьба ждет этих виновных, ибо в последней строке псалма сказано:

у-дерех реша'им товед [и путь нечестивы(х) погибне(т)].

Им же предречено, что они после смерти не воскреснут (не восстанут) на суд Господень и не удостоятся вечной жизни. Очень похоже, что, по ветхозаветным представлениям, душа человеческая бессмертна лишь при условии невиновности человека, а когда это условие не соблюдается, она смертна.

Именно так сказано в шестом стихе псалма:

ки-йоде'а 'адонаи дерех цаддиким [яко свестъ господь путь праве(д)ны(х)].

И здесь мы видим ключевое слово – цаддиким, противостоящее уже рассмотренному ключевому слову реша'им. В греческой Псалтыри здесь употреблено слово dikaios, очень сильно отдающее юриспруденцией. Dikaios – так говорится о человеке «в своем праве»; соответственно и славянский перевод праведен мотивирован словом правда, понимаемом как право.

Ивритское же слово цаддик имеет иные нюансы в своей семантике. Оно происходит от глагола цадак, который буквально значит 'быть чистым, а потому прозрачным'. Отсюда и переносные смыслы: 'быть истинным, верным, честным, неуклонившимся, невиновным', так сказать 'непроступившимся'.

Здесь-то и обнаруживаются перекличка и взаимодополнительность слов реша'им и цаддиким: реша'им – это 'совершившие преступление', а цаддиким – 'воздержавшиеся от преступления', может быть даже приложившие усилия, чтобы удержаться и не переступить через некую черту.

Чем занимаются нечестивцы-реша'им, в псалме сказано, а именно: они сбиваются в сообщества себе подобных.

В псалме сказано, однако, и о том, в чем состоит одобряемое занятие праъецников-цаддиким, а именно: «блажен муж», то есть цаддик, всей своей волей стремится к закону Господню, и это проявляется в том, что он изучает этот закон неотступно – днем и ночью.

ки им-бе-торат 'адонаи хефцо

но в законе господни воля его

у-ве-торато йехге(х) йомам ва-лайла.

и в законе его поучится день и нощь.

Так мы подошли к самому центральному понятию ветхозаветной веры – к понятию, которое по-славянски названо как закон, по гречески – nomos, а на иврите – тора́(х).

То́ра (в современном литературном языке ударение падает на первый слог), если сказать очень кратко и в самом общем виде, – это наставление (поучение, сумма регламентирующих заповедей и всего благочестивого знания), данное Богом через этнарха Моисея богоизбранному еврейскому народу. На практике Торой называют пять первых книг Библии, хотя наряду с письменной Торой существует еще и устная.

В иудаизме распространено представление о сверхценности Торы. Опыт жизни по божественному Закону приводил к эмоциональной приверженности Торе, и некоторые псалмы ее восторженно воспевают:

 
Закон господень непорочен, обращая душю;
свидетельство господне верно, умудряя младенца;
оправдания господня права, веселящая сердца;
заповедь господня светла, просвещающи очи;
страх господень чист, пребывая в век века;
судьбы господня истинны, оправданны вкупе. (18, 8 – 10)
 

…Вот теперь, пожалуй, можно быть уверенным, что мы точно знаем, кого имел в виду царь-псалмопевец Давид, начав первый псалом сладкими словами: 'ашре ха-'иш 'блажен муж'.

Этот человек, который день и ночь читает, исследует, запоминает и повторяет Тору, письменный Закон, данный через Моисея. Собственно, когда у~ве-торато йехге(х) переведено как и в законе его поучится, то это правильно, но только по общему содержанию, потому что потерян конкретный образ, который выражен глаголом оригинала. Знаменитый интерпретатор Библии Мартин Бубер в переводе на немецкий язык нашел подходящее слово: über seiner Weisung murmelt tages und nachts, то есть: "Над его наставлением он бормочет день и ночь".

Праведник тихонько проговаривает слова, вычитываемые из Торы. Вот, оказывается, каков ветхозаветный праведник! Человек, буквально день и ночь ведущий разговор с Богом.

…Киевская псалтырь, откуда мы заимствовали примеры, – книга, снабженная множеством великолепно исполненных иллюстраций. Иллюстрации эти, как правило, имеют экзегетический, истолковательный характер, то есть они соотносят ветхозаветные стихи с событиями евангельской и вообще христианской истории. (Об истолковании Псалтыри см. также в главе 5, посвященной Палее.) Так вот, на полях Псалтыри мы видим, конечно, большое, ветвистое, зеленое "древо, насаженно при исходищих вод", символ праведника. А праведников показано два, причем нельзя ошибиться, кто имеется в виду, потому что возле фигур приписаны имена. Первый праведник – это сам царь Давид, второй – праотец Авраам.

И они оба ведут разговор с Богом, причем с Богом воплощенным и зримым. Давид, воздевая руки, беседует со Христом, преподающим ему благословение. Авраам беседует с тремя ангелами, явившимися ему под видом прекрасных юношей (о чем говорится в книге Бытия – 18, 1-15). Ангелы же были, по христианским воззрениям, триединым Богом, Троицей единосущной и нераздельной.

ПАЛЕЯ

Есть такая древнерусская книга, переведенная с греческого, – Толковая Палея́. Само слово палея происходит от греч. he palaia diatheke 'ветхий завет'; в славянский язык, как видим, была заимствована лишь первая половина выражения (в греч. palaia дифтонг ai читается как [э]).

В Ветхом Завете довольно много исторических сведений, но они разнесены по разным книгам и излагаются непоследовательно; между тем в Палее эти сведения сведены воедино, так что получилось цельное историческое полотно.

Кроме того, в Палее пространные повествования, – скажем, Книги Бытия или Книги Иисуса Навина, – за счет отсечения побочных линий значительно сокращены и умело упрощены, так что возникшие в итоге нарративные (повествовательные) тексты читаются, словно захватывающие дух приключения.

Впоследствии к нарративной части Палеи была прибавлена экзегетическая (истолковательная) часть: в ней ветхозаветным событиям и пророчествам дается христианское толкование. Так возникла Толковая Палея.

Хотя отдельные ветхозаветные книги и бытовали в Древней Руси (например, как мы знаем, Псалтырь по употребительности даже превосходила Евангелие), все же Ветхий Завет был известен по преимуществу в форме паремий – разрозненных отрывков, которые согласно уставу во всеуслышание прочитывались за богослужением.

Как известно, полный библейский свод (знаменитая Геннадиевская библия) появился на Руси лишь в 1499 г., а ранее указанной даты основные сведения о событиях до Рождества Христова русские книжники черпали как раз из Палеи.

Сейчас и мы познакомимся с Толковой Палеей по известному Сильвестровскому сборнику (2-я половина XIV в.; РГАДА, ф. 381, [Син. – тип.]№ 53), в котором на листах 1-23 содержится фрагмент Палеи, излагающий историю двух царствований – Давида и Соломона. Сильвестровский сборник – это очень интересный, к тому же богато иллюстрированный, сборник смешанного содержания (подробнее о нем говорится в главе 19, посвященной Житию Евстафия Плакйды).

Ковчег Завета, или Ковчег свидетельства, который помещался в ветхозаветной скинии, не следует смешивать с ковчегом праотца Ноя, в котором человечество спаслось от потопа.

Придется сделать еще одну отсылку: об этом ковчеге у нас подробнее говорится в главе 22, посвященной канону на обретение мощей Климента Римского, поэтому здесь скажем только самое необходимое.

Это был деревянный ящик, самый священный символ еврейского народа, свидетельство присутствия Бога в его среде. В ковчеге содержались две скрижали Завета (отсюда его название), сосуд с манной, жезл Аарона. Обычно ковчег перевозился с места на место, попадал даже в руки иноплеменников, пока царь Соломон не выстроил Храм и не поместил его в Святая Святых. После разрушения этого первого Храма ковчег бесследно исчез, так что в восстановленном втором Храме его уже не было.

В выбранном нами фрагменте Палеи мы застаем ковчег в доме левита Авинадава (Аминадава), где он, по возвращении его филистимлянами, оставался уже около 20 лет. Благочестивый царь Давид решил перевезти его в свою столицу, в Иерусалим, который, таким образом, становится и религиозной столицей иудеев. О перенесении ковчега говорится во 2-й книге Царств (6,1-23), а в Палее эта история изложена значительно короче.

И по семь убо Давыд собра всяку уношю от Израиля (…) и иде во исход холмьныи, яко вознести оттуду кивот божий, понеже нарече ся господа силна, седяща на херовиме.

И взяша кивот господень на колех [колесницах] новех и отвезоша от дому Амонодавля с холму. Давыд же и сынове Израилеви играюще [танцуя] идяху пред господемь. (…)

И бе с ним 7 толп (на)рода и бе жертва телець и агнець множество. Давыд бьяшет в арганы песнми и хвалами в гласех. И бе оболчен [одет] одежею белою. И несяхуть [несли] с воплем и гласом трубы.

Мелхола, жена Давида, была дочерью царя Саула, покушавшегося на жизнь ее мужа, – она при виде подходивших Сауловых слуг спустила Давида из окна и тем спасла его.

И бысть приносиму кивоту к граду Давыдову, и се Милхила, дщи [дочь] Саулова, призирашеть [высматривала] оконцемь и виде цесаря играюща [танцующего], скачюща веселиемь сердьца пред ковчегом господним. И уничижи [презрела] в сердьце.

Сии вознесоша кивот господень, поставиша и [его] посреде полаты, юже [которую] созда [создал, имеется в виду Давид].

И рече Мелхола к цесарю: "И прослави ся днесь цесарь Израилев!" И рече Давыд к Мелхоле: "Пред господемь аз играх [танцевал], и благословен господь избавимыи мя, паче отьца твоего. Играю, и пляшю, и скачу пред господемь, аще [даже если] неподобьно мнишь [считаешь] мя пред очима твоима".

Темь умре Мельхола бе-щ-ада.

Не удивляйтесь, что на протяжении нескольких строк фрагмента имя царицы написано в трех вариантах (Милхила, Мелхола и Мельхола): орфографическая непоследовательность в древних книгах встречается на каждом шагу. Что же касается формы бе-щ-ada, посредством одной буквы отражавшей живое произношение, то так приходится условно передавать два слова (бес чада), стянувшихся в одно.

Хотя в юности Давид и Мелхола очень любили друг друга, после этого случая царь охладел к царице и больше не прикасался к ней. У него, впрочем, появилось новое увлечение.