Электронная библиотека » Евгения Белякова » » онлайн чтение - страница 6


  • Текст добавлен: 23 июля 2015, 17:00


Автор книги: Евгения Белякова


Жанр: Историческая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Моя работа… – начал он, чуть заикаясь от волнения, потом обернулся резко, будто ожидал увидеть позади шпиона, перевернул пару листов с таблицами на доске. – Посвящена в основном… основана на работах Ивановского… о вирусах…

Из темноты зала кто-то произнес с сильным акцентом:

– Пресьтавтьес пожальюста.

Докладчик вздрогнул, будто и впрямь собрался «преставиться», потом догадался, что от него всего-то хотят услышать имя.

– Домбровский Милош Казимирович, Варшавский университет, профессор физиологии…

– Благотарю. Продолшайте.

Поляк кашлянул и принялся сначала косноязычно, потом, осмелев, все четче, излагать постулаты доклада. До Карла Поликарповича долетело едва слышное бурчание со всех сторон, он непонимающе заозирался, но потом понял, что это переводчики шепчут членам Совета, толкуя речь Домбровского. Тема Клюеву не была близка, бормотание усыпляло, так что какое-то время он клевал носом. Затем его в бок остро ткнул локтем Жак:

– Карл Поликарпыч, Яков выходит.

Прислуга унесла таблицы с выкладками поляка, выдвинули грифельную доску. Клюев протер глаза. На научную арену вышел Шварц. По сравнению с предыдущим оратором он выглядел более уверенным в себе, однако Карл Поликарпович заметил, что и Яков, прежде чем начать, замялся и оглядел невидимую аудиторию. «Иезуитство какое-то, – подумал Клюев, – стоишь на свету, на тебя из темноты пялятся…»

– Вопрос создания искусственной жизни, или, по-иному, искусственного разума – сиречь, созданного не природой, как считают дарвинисты, и не Господом Богом, как считают остальные, а человеком, возникал перед учеными давно. – Начал Яков. – От Арнальдуса де Вилланове и Авиценны до Парацельса и Левенгука – и далее, как я имею честь обрисовать почтенной аудитории, – секрет зарождения искусственной жизни будоражил великие умы. Но посмотрим, что за рецепты предлагаются нам в научных трактатах алхимиков. «Собрать майскую росу в полнолуние, добавить три части крови от чистых душою людей, запечатать сосуд в конском навозе…». Я бы еще для красного словца добавил – «протанцевать голышом вокруг три дня»…

В зале засмеялись. Клюев неуверенно усмехнулся. К чему Яков затеял этот балаган?

– Однако мысль о создании, творении рук человеческих все не оставляет нас. Почему? А собственно, почему нет, спрошу я. Но подход здесь должен быть принципиально иной. Только век девятнадцатый чуть приоткрыл завесу тайны над этим вопросом. Удивительная счетная машина Бэббиджа, о которой вы все наверняка наслышаны, позволила производить математические расчеты со скоростью, сопоставимой с человеческой и даже превышающей ее. Никаких яиц черного петуха, никакой росы в навозе – простая механика и логика. А, как гласит основной закон науки – единожды открыв некий принцип, можно совершенствовать его почти до бесконечности. Если машинка Бэббиджа могла производить логарифмические и арифметические вычисления с шагом в пять-шесть интервалов, почему бы не увеличить это число? Пятьсот, шестьсот, пять тысяч…

Яков повернулся к доске и быстро набросал цифры.

– Отвлечемся на минуту. Вот человек… обычный человек, вроде меня или любого из вас. Что происходит у него в голове с точки зрения логики? Возьмем простой пример. Некоему Джонсу в кафе предлагают чай с булочками. Он задумывается, соглашается, пьет чай, ест булочки – платит и уходит. С точки зрения математики – все что произошло, можно отобразить вычислениями. Джонс подсчитывает, сколько у него при себе денег. Хватит ли ему и на чай, и на булочки? Прислушивается к себе, есть ли желание перекусить. Да, оно есть… – Яков начертил на доске один за другим два плюса. – Ему приносят заказ – он пробует чай – не горячий ли? Температура его устраивает, он пьет. И ест. – Еще два плюса появились на черной поверхности. – Он достает деньги и отсчитывает цену заказа плюс чаевые.

Шварц размашисто прибавил еще один плюс.

– И все… остальное – какая погода стоит на дворе, то, что он поругался с женой утром, цены на овес, цвет волос официанта, название улицы, на которой расположено кафе – несущественно для действия, произведенного Джонсом. Он заказал-употребил-оплатил. Даже если какой-то из вышеперечисленных фактов и является существенным, его тоже можно внести в уравнение. Цены на овес? Пожалуйста: Джонс знает, что ему предстоит купить корм для лошади, а тот подорожал… опять вычисления, и Джонс заказывает лишь чай, экономя на булочках. И так далее.

Ни вздоха, ни скрипа не раздавалось в зале во время выступления Шварца. Лишь вполголоса бубнили переводчики.

– Вернемся к счетной машине Бэббиджа… Возможно ли с ее помощью создать искусственный разум? Да, отвечу я. Что мы получим в итоге? Подобие человека, способного действовать в нашем мире, принимать решения, обдумывать поступки. Без эмоций, без страстей и страхов, сожалений, психических расстройств, обид, злости, любви, авторитетов, лести, выгоды, обмана, легкомыслия, задней мысли, нерешительности… Холодный разум без человеческих недостатков, ограниченный лишь заданными параметрами, а по сути – не знающий границ в совершенствовании. И тут возникает вопрос… Существует ли такая машина? Улучшенный вариант разностной машины Бэббиджа?

Яков сделал паузу, оглядел зал.

– Есть. Я создал ее. Она в тысячи раз превосходит свою прародительницу из прошлого века. Основана она на несколько других принципах и технологии, но по сути она – венец той идеи. При доработке возможно увеличить ее мощность еще в тысячи раз. И тогда… тогда, господа, мы совершим самое великое открытие, к которому стремится человечество с тех самых пор, как был проведен первый опыт, как зародилась наука – мы сможем создать искусственный разум.

Клюев едва слышно вдохнул. Пальцы его, вцепившиеся в стол, побелели. Его посетило странное чувство – он вдруг вспомнил механизм, игрушку, сделанную для него отцом, давным-давно. Маленький металлический шарик катился по желобку, сваливался в специальные отверстия, двигал уравновешенные детали, стремясь по спирали к следующему желобку – падал и снова катился… И, хотя можно было протянуть руку и снять шарик, прервать его путешествие, Карл так и не решался – его завораживало это целенаправленное, просчитанное движение. Завораживала неизбежность движения шарика, который всегда достигал конечной точки. Нечто подобное он ощущал сейчас.

«Яков, Яков, что ты делаешь?», – хотел выкрикнуть Карл Поликарпович, но не смог.

Шварц медленно стер свои каракули с доски и повернулся к зрителям. Внезапно, словно гром в сухую погоду, на зал обрушился оглушительный шум аплодисментов. Яков поклонился, пряча на губах улыбку.

Зажегся верхний свет, не особо яркий, но после полной темноты на несколько мгновений ослепивший Карла Поликарповича. Он прикрыл глаза и постарался угомонить расшалившееся сердце. «Отчего я так волнуюсь?», – подумал он удивленно. Открыв глаза, он увидел, что присутствующие начали расходиться. Желая поскорее переговорить с Яковом, он приподнялся, но Жак, ухватив его за рукав, весьма грубо потянул назад, на скамью.

– Куда вы? – Прошипел француз. – Сядьте! Еще не все…

Сил для спора Клюев в себе не нашел, потому просто сел обратно, и принялся наблюдать, как присутствующие один за другим покидают лекционный зал. Жак оказался прав – уходили не все. Члены Совета, по крайней мере бОльшая их часть, остались на своих местах, вполголоса переговариваясь.

Снова появился Яков – теперь уже не на «арене». Он прошел ближе к первому ряду скамей, стал перед Советом, опершись спиной о бортик невысокого ограждения и скрестив руки на груди.

– Мистьер Шварс, мои постравльения. – Снова послышался этот голос, но в этот раз Карл Поликарпович догадался, кому он принадлежит. Высокий, худой старик с кустистыми бровями чуть наклонился вперед, к Якову. Сэр Пол Картрайт, вспомнил Клюев, представитель английской науки, Председатель Совета.

Яков сдержанно поклонился. А Жак, нагнувшись ближе к Клюеву, прошептал в самое ухо:

– Сейчас начнется самое интересное… – Тут Председатель перешел на английский, и Жак желчно прибавил: – Только вы ничегошеньки не поймете.

Клюев буквально заставил себя проглотить вертевшийся на языке ответ. Мол, накоси-выкуси. Но кукиш пальцами под столом, не удержавшись, все же скрутил. Стараясь сохранять на лице лишь легкую заинтересованность и обиду, он откинулся на спинку скамьи.

Председатель начал свою речь с того, что поблагодарил Якова за столь выдающееся открытие. Затем сказал:

– Это именно то изобретение, которого, как вы утверждали, не хватало нашему проекту?

– Да, – подтвердил Яков. – Как я уже говорил, недостаточно просто создать совершенное оружие. К нему еще должен прилагаться совершенный солдат. Идеальный воин, рыцарь без страха и упрека, если угодно. Тот, кто беспрекословно выполняет приказы и идет в атаку даже перед превосходящим огнем противника.

– Надо ли было выносить это открытие, – задал вопрос голландец, Ван Меер, – я имею в виду искусственный разум, на всеобщее обозрение? Не лучше ли было обсудить его на закрытом заседании?

– Создание «Бриарея» потребует мощности всего Острова, – покачал головой Шварц. – И помощи ученых самых разных направлений. Без объявления столь трудоемкой цели мы не смогли бы использовать ресурсы других стран – каждая из которых, внеся свой посильный вклад, получит в результате конечный «продукт».

– Да, люди стали бы задавать вопросы, – поддержал Якова Председатель. – Почему это простому русскому ученому… – тут он издал сухой смешок, который подхватили представители Франции и Германии. Яков же криво улыбнулся. – …выдается карт-бланш на одно-единственное изобретение… Однако я бы посоветовал все же максимально разнести создание «Бриарея» как механизма и создание его внутренней сущности.

– Естественно, – согласился Шварц. – Я предлагаю в новом строящемся районе на острове Св. Мартина расположить фабрику для производства наиболее громоздких частей, а «начинку для мозга» я смогу сделать и у себя в лаборатории.

– К вопросу об энергетической составляющей, – вмешался мсье Арно. – На чем он будет работать? На угле?

– Не только. – Ответил Яков. – Я планирую построить несколько блоков, взаимозаменяющих, подстраховывающих друг друга. Уголь, электричество, давление жидкостей. Потом…

Тут разговор оброс терминами и ушел в дебри, неподвластные знаниям Карла Поликарповича в английском языке. Тем более что почти все свои душевные силы он тратил на то, чтобы удерживать на лице скучающе-вежливую улыбку человека, который только и ждет, когда прекратится непонятная болтовня и можно будет идти домой, пить чай.

«Это не металлический шарик движется к цели… – мысли горячечно метались в голове Клюева. – Это не шарик… Это бикфордов шнур, и он зажжен, и огонь подползает к взрывчатке… оружие, Матерь Божья, оружие!».

Он повернул голову, взгляд его наткнулся на Жака, сидевшего рядом. Карл Поликарпович дернулся, как от удара, но Жак, по счастью, ничего не заметил. А Клюев судорожно притянул к себе стакан, и отпил воды, благодаря всех святых, что наполнил его заранее, иначе сейчас выдал бы себя стуком горлышка графина о стекло, так дрожала у него рука. Жак в этот момент был похож на… на Дьявола, да. Клюев никогда не был суеверным, да и особо религиозным его назвать было нельзя… Но француз сидел, не сводя глаз с Якова, подавшись вперед, и профиль его четко выделялся на свету: крючковатый нос, горящие глаза, какая-то почти сладострастная кривизна рта – и такое у него на лице было жадное, воспаленное предвкушение, напряженность, сродни той, какую можно увидеть у наркомана, тянущегося к опиуму, что сердце у Карла Поликарповича захолонуло который раз.

Члены Совета еще раз поблагодарили Шварца и откланялись. Яков бодрой рысцой преодолел ступеньки, отделявшие его от Жака с Клюевым.

– Ну, как тебе мой перформанс, Карлуша? – Засмеялся он. – Можешь не отвечать, вижу, что впечатлен. Жак?

– Все как по маслу. – Довольный француз поднялся с места. – Теперь домой?

– Да. Только захвачу пальто, оно там в задней комнате валяется. – Ответил Яков. – Карл, встретимся у бокового выхода, там мой мобиль стоит, поедем на Николаевскую, выпьем по такому случаю, ты же не против? Вот и чудесно. Жак, ты со мной, надо кое-что обсудить.

Карл Поликарпович, выдавив смущенную улыбку, направился к выходу из зала. Получил у лакея свое пальто с каракулевым воротником, оделся, лишь с третьей попытки попав в рукава. Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий, холодный воздух, который тут же прочистил голову, и прислонился к колонне, держа руку на груди. Мысли в голове беспорядочно скакали, будто бесенята в канун Рождества, когда гуляет нечистая сила. На небе высыпали звезды, крупные, яркие, настоящие. Глядя вверх, Клюев вспомнил бюст Ломоносова, стоящий одиноко среди всех этих иноземцев. «Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне – дна», промелькнуло в голове у Клюева. И эти искусственные созвездия в лектории… Ненастоящие… как и то, что собрался создать Яков. И ради чего? Господства над миром держав, и так уже расползшихся по континентам, словно какая зараза, от которой не существует вакцины? И Жак… он как будто бы больше Якова волновался…

Подошли, тихо переговариваясь, Шварц с помощником. Яков шел с непокрытой головой, и в свете газового фонаря, стоящего одиноко у угла здания, его волосы словно бы горели и искрились. Жак полез в мобиль, загружать и растапливать двигатель, а Яков, притоптывая от холода, стал рядом с Клюевым.

– Вот в такие минуты жалею, что не курю, – с хитрой улыбкой сказал Шварц, пару раз дыхнув, от чего в воздухе тут же образовалось облачко плотного пара. – Сейчас самое время, ожидая, пока разгорится, постоять с сигареткой… Что хмурый такой, Карл? Не понравилась моя задумка?

– Понравилась. – Коротко ответил Карл Поликарпович. – Только…

– Что только? Ну, не томи. Начал, так заканчивай, а то обижусь на такую скрытность.

– Только вот… зачем все это, Яков? – Страдальчески изгибая брови, Клюев взглянул в лицо друга. – Это же… Ради войны? Смертей, потерь близких, устрашения – ради чего?

– Э-э-э, Карлуша, а ты тот еще фрукт. – Медленно сказал Яков, прекратив приплясывать. – И давно ты по-английски стал разуметь?

– Недавно, – буркнул Карл Поликарпович, всеми силами стараясь загнать досаду поглубже – вот ведь, не сдержался, выдал себя. – Ты не ответил, Яков. Это ведь… оружие.

Он произнес последнее слово, вложив в него все презрение, что мог.

– Оружие. – Повторил Яков с легкой, словно бы даже печальной улыбкой. – А чего ты насупился? Обвиняешь меня в чем-то? Сам-то, поди, когда приехал на Остров, не погнушался контракт заключить о новом механизме для винтовки.

Карл Поликарпович задохнулся, хватив ртом слишком много морозного воздуха. Откуда Яков прознал? Ведь никто, кроме самого Клюева, да тогдашнего Председателя Совета, Ипполита Ивановича, об этом не знал…

– Но я… я отказался! – С трудом выдохнув, вскинулся фабрикант. – Отказался!

– Не по своей воле ведь, верно, Карл? Просто заказ так и не оформили, потом затянулось, потом и вовсе правление Острова сменилось… А не сменилось бы, точили бы сейчас твои мастера на фабрике курки, винты для приклада, спусковые крючки и скобы, фиксаторы да пружины… – Шварц перечислил именно те части винтовки, на производство которых три года назад чуть было не подписался Карл Поликарпович. – Так что не надо мне тут сплевывать «оружие», будто ты чист, как первый снег, а я, исчадие какое, душу продал за три тысячи рублей.

Когда Яков назвал детали, Клюев вздрогнул. Теперь, услышав от друга точную сумму первого контракта, он покачнулся.

– Давай, Карлуша, не делать поспешных выводов. – Спокойно, без злобы, сказал Яков. – Тут ведь в чем штука, дорогой мой друг… Человек – существо слабое, но агрессивное. И, хоть как ты его воспитай, сколько ни влей в уши слов о добре и справедливости для всех, все равно будет хвататься за оружие. Каменный топор, меч, ружье, пушку… Людей не переделать. Но если самые сильные державы, которые войны и начинают, будут иметь сверхмощное оружие – каждая, Карлуша, каждая страна! – то и войн никаких не будет.

– Как это? – обретя дар речи, выдохнул Клюев.

– А так. У тебя ружье, у соседа, скажем, меч. Отчего бы не захватить его огород, пока он ворон считает? Пока добежит до тебя со своей железякой, ты его раз – и пристрелишь. – Яков говорил медленно, простыми словами, будто объяснял ребенку. – А вот иначе… У тебя ружье и у соседа ружье. И ты знаешь, что если на него дуло наставишь, то и он тебя на прицел возьмет. И поляжете, в случае чего, оба. А если это ружье еще и само на войну ходит, то даже если случится конфликт, оба оружия друг друга уничтожат, а люди живы останутся. Смекаешь?

Клюев медленно кивнул, поворачивая идею Якова в голове так и эдак. Вроде выходило, что прав его друг. Карл Поликарпович кивнул еще раз, уже уверенно.

Открылась дверца мобиля и оттуда высунулся Жак.

– Задубели там небось совсем? Залезайте, растопилось. Поедем домой, у меня коньяк тридцатилетний припасен, согреетесь.

– Ну, Карл, давай, не топчись… – Яков потрепал друга по плечу, подталкивая к мобилю. – И не серчай, что тайну твою я разузнал, и от тебя скрывал. Ты тоже, вон, мне про английский ни слова не сказал. Как успехи, кстати?

– Very well, thanks for asking. – От недавних потрясений, не иначе, Клюев пробурчал это почти без акцента.

– О-о-о, Жак, слыхал? – Радостно присвистнул Яков, садясь в машину.

– Слыхал, – едко отозвался француз. – Вы, Карл Поликарпович, по-итальянски тоже глаголите, али как? Или мне, на всякий случай, стоит вспомнить навыки в китайском, чтобы вы ненароком что не подслушали?

– Хватит, Жак, – со смехом прервал его Яков и повернулся к Клюеву, устроившемуся на заднем сиденье. – Карлуша, не обращай внимания на этого «fool». Я так даже рад, в конечном счете, что ты язык изучаешь. Это развивает голову и не дает мышлению застояться. А нам с тобой, Карл, предстоят такие дела, такие дела…

– Эй, пошли, залетные! – Закричал зычным голосом Жак, дергая ручку на панели мобиля.

– Ты ведь со мной? – Перегнувшись через спинку переднего сидения, Яков пронзительно глянул на Карла Поликарповича, словно бы в душу заглядывал.

– Куда я денусь, – проворчал Клюев. – С тобой, Яков.

Визит десятый

Джилли после той прогулки в тумане и сама слегла на пару дней. Она валялась в кровати, пила наваристый бульон по рецепту тети – с тертым корнем имбиря, – и изводила посыльного, вихрастого мальчишку, заставляя его по три раза на дню носить записки в дом Шварца. Ученый неизменно отвечал, что Адам выздоравливает, чувствует себя неплохо, но гостей принимать пока не в состоянии. Хотя Джилл и сама бы не показалась на глаза молодому человеку – нос у нее распух, голос сел так, что она могла лишь сипеть, а руки и ноги отекли. «Злая судьба… – думала девушка, – быть в неведении просто ужасно… кто бы мог подумать – Ромео и Джульетту разлучали бессердечные родственники, а нас с Адамом удерживает порознь банальная слабость от болезни…». Самое ужасное было в том, что Джилл думала так почти что серьезно. Положение спас дядя, вернувшийся из Европы. Он осмотрел мрачную Джилл, хмыкнул и о чем-то переговорил с женой.

К вечеру второго дня мистер Кромби зашел в спальню к племяннице и присел на край кровати, глядя на нее поверх очков-половинок. Джилл отложила в сторону роман Бронте и приготовилась слушать. Она знала это выражение на лице дяди – он явно готовился преподнести ей какую-то замечательную новость.

– Хм. – Издалека начал мистер Кромби. – Ты, я смотрю, идешь на поправку.

– Еще один день в постели, и я взвою, – согласилась девушка.

– Ну, так у меня для тебя есть сюрприз. Поскольку наша газета, до этой поры весьма удачно конкурировавшая с островными изданиями других стран, на данный момент жизнерадостно катится в пропасть забвения, я принял решение. – Дядя глубоко вздохнул. По природе своей он был человеком тихим, деревенским, как он сам себя определял – «буколическим». И всевозможные информационные войны заставляли его нервничать, что плохо сказывалось на пищеварении, а это, в свою очередь, изрядно портило характер миссис Кромби, которой приходилось выдумывать разнообразные, но постные блюда. – С завтрашнего дня…

Мистер Кромби с сомнением оглядел красный нос Джилл и поправился:

– С послезавтрашнего дня мы выходим на работу в полном, так сказать, объеме. Никаких домашних ленивых посиделок. Откроем редакцию, а то она уже мхом покрылась, наберем еще людей… А ты получаешь официальное назначение в штат, как корреспондент.

Девушка взвизгнула и бросилась обнимать дядю. Тот смущенно поправил съехавшие набок очки.

– Ну-ну. Это означает больше работы, больше ответственности… ты готова?

– Я давно готова, дядюшка! – Воскликнула Джилл. – Только не решалась тебе сказать, что нас другие газеты теснят… А почему ты вообще забеспокоился по этому поводу? – Она подозрительно сузила глаза. – Мы можем разориться?

– Все могут разориться, – проворчал Кромби. – Мы, надеюсь, сделаем это в последнюю очередь, поскольку я купил акции «Островной компании», еще когда они только тут появились… Но с газетой дела обстоят так – либо мы считаем ее игрушкой, и она тихо тонет, либо мы беремся за дело всерьез.

– Всерьез! – Твердо сказала Джилл. – Я иного от тебя и не ожидала. А я смогу начать и завтра…

Но завтра, хоть болезнь и отступила, а нос Джилл снова приобрел привычные изящные и задорные очертания, выйти на работу ей не удалось, хотя в город она приехала. Помещение, где располагалась редакция, пришлось буквально отскребать от пыли и паутины, чем занялась армия нанятых уборщиков; дядя взялся за отбор претендентов на должности штатных журналистов и корректоров, а Джилл… Она решила навестить Адама. И пусть в своей последней записке мистер Шварц все так же настойчиво предлагал ей «подождать более подходящего случая», девушка была настроена на встречу с предметом своих чувств. В конце концов, уж за три дня можно достаточно поправиться… а если Адаму стало хуже, ей тем более следует знать. Джилл направилась к дому изобретателя пешком, благо идти пришлось недалеко. Была середина дня, значит, даже больной, Адам уже должен был проснуться.

Ветер, дующий с моря, приносил запах соли и водорослей. Светило солнце, воздух вскипал прохладой. Джилл прижала к подбородку воротник пальто, защищая шею от холода. Николаевская была непривычно тиха и пустынна, только звенел где-то вдали колокол на башне с часами, да играла в одном из двориков дребезжащая шарманка.

Девушка дернула звонок и воинственно задрала подбородок, готовясь к встрече со Шварцем лицом к лицу. Но дверь открыл его помощник, сеньор Мозетти.

– Мисс Кромби…

– Я к Адаму, – решительно заявила Джилли.

– Он не принимает, – отрезал итальянец, с интересом ее разглядывая.

Джилл растерялась. Заготовленная пылкая речь испарилась из головы в один миг. Она почувствовала, как губы против воли начинают дрожать, а глаза наполняются слезами.

– Пожалуйста… мне очень надо его увидеть… – прошептала она.

Жак вздохнул. Поглядел вглубь дома, потом снова на нее.

– Хорошо, проходите. – Он открыл дверь пошире. – Не могу отказать, когда меня умоляет такое прелестное создание… Яков Гедеонович отсутствует, так что минут двадцать у вас, думаю, есть.

Он принял ее пальто и, блеснув улыбкой в полутьме прихожей, сказал:

– Следуйте за мной.

Жак повел ее по коридору, через гостиную и лабораторию. Она чувствовала себя, как во сне – все казалось знакомым и в то же время чужим. Она ведь здесь брала интервью у Шварца в прошлый раз? Или в другой комнате? Поднявшись на второй этаж за своим провожатым, девушка изумленно вздохнула, невольно замедлив шаг.

– Я не знала, что у вас тут оранжерея, – сказала она Жаку. – Как красиво…

Сквозь сочную, зеленую листву тут и там блестели зеркала. Солнечный свет, падая откуда-то сверху, разбивался в них на кусочки.

– Вы пришли посмотреть на оранжерею или поговорить с Адамом? – Жак нетерпеливо потянул девушку за рукав платья.

Перед тем, как постучать в дверь спальни секретаря, сеньор Мозетти еще раз окинул взглядом журналистку, словно проверял ее решимость.

– Адам. – Два коротких удара. – К тебе гостья.

– Проходите, – раздалось из-за двери.

Джилл ожидала, что ее встретит запах лекарств, так наскучивший ей дома, и лежащий на кровати изможденный молодой человек, но Адам поднялся ей навстречу из-за стола, заваленного бумагами. Одет он был вовсе не как больной – костюм, даже галстук, все в идеальном порядке, только пиджак расстегнут.

– Мисс Кром… Джилл. – Он кивнул и покосился на Жака.

Тот, с видом заправской дуэньи строго погрозил молодым людям пальцем и с ухмылкой скрылся в коридоре.

Джилл замешкалась, не представляя, с чего начать разговор. Адам стоял посреди комнаты, как истукан, и молчал. Тогда девушка осмелилась начать разговор первой.

– Ты уже выздоровел…

– Да.

– Я тоже простудилась… после того, как там, на холме, ждала тебя… О, я знаю, ты не виноват, ты попросил мистера Шварца предупредить меня, но он запоздал. – Не в силах остановиться, Джилл все говорила, говорила. – Ты не представляешь, удивительно, правда, мы оба простудились… Мне давали имбирь. О, и у меня новости. С завтрашнего дня я буду работать тут, в городе, и мы сможем чаще видеться. Здорово, правда?

– Наверное, – рассеянно отозвался Адам. Джилл хотелось подойти к нему, обнять, но отчего-то она словно вросла в пол.

– Ужасно… воспаление легких… Неудивительно, ведь поднялся такой мокрый туман. Я говорила, что ждала на холме в тот вечер? Я не знала, что ты заболел, и ждала… и там был туман, и мне показалось…

– Что показалось?

– Пустяки… я такая глупая. Мне показалось, что я видела тебя у обрыва… Но этого, конечно же, не может быть.

Адам кивнул, отводя глаза.

– Ты… тебя ведь не было там, да?

Джилл не могла бы объяснить, зачем ей понадобилось расспрашивать Адама именно об этом, ведь мистер Шварц все объяснил; но некое шестое чувство, а, может, женское чутье, подсказывали ей, что Адам что-то скрывает.

– Не было. – Тихо ответил молодой человек. – Я был дома. Заболел. Не смог прийти. Прошу прощения.

Тут Джилл со всей ясностью поняла – Адам лжет. Он никогда ей не врал, он вообще не говорил ни слова неправды, но сейчас его пустой взгляд, то, как он избегал смотреть на нее, неестественно опущенные плечи – все буквально кричало о лжи. Внутри Джилл поднялась волна возмущения.

– Это мистер Шварц велел тебе говорить это? Он, да? – Позади скрипнула дверь, но Джилл в волнении не заметила тихого звука. – Почему? Что произошло? И что за власть он имеет над тобой?

Кто-то ухватил девушку за плечо и довольно грубо развернул к себе. Она чуть не вскрикнула, но увидела, что это помощник Шварца. Жак, нахмурившись, потянул ее к выходу. Адам даже не шелохнулся, когда Мозетти уводил ее, и последнее, что она увидела, бросив взгляд в комнату – поникший силуэт юноши.

– Мисс, не стоило мне вас пускать… – Зашипел Жак, намертво вцепившись в локоть Джилл. – Я-то, идиот, решил, что вы его облобызаете да повздыхаете, а вы что устроили?

– Но я… – Девушка едва не спотыкалась, так быстро ее тащил за собой итальянец.

– Basta, – не слушая ее, продолжал шипеть Жак. – Ни слова больше. Мне следовало догадаться, что ваша журналистская натура возьмет верх… Вопросы, вопросы… О, женщины, имя вам – коварство!

Они пробежали мимо оранжереи и уже начали спускаться по лестнице, как вдруг внизу хлопнула дверь.

– Жак! – Раздался голос изобретателя.

Мозетти остановился так резко, что Джилл, совершив пируэт, как в танце, развернулась и, чтобы не упасть, уперлась руками Жаку в грудь. Он прижал девушку к себе, тонкими горячими пальцами прикрыл рот.

– Тш-ш-ш, colomba mia, слушайся меня и все будет хорошо, – прошептал он, наклонившись к самому ее уху.

– Жак! Спускайся, ты мне нужен. Нам надо ехать во Дворец. Заседание! Если ты до сих пор в объятиях Морфея, я устрою взбучку вам обоим! – Голос Шварца, казалось, проникал во все уголки дома, отражаясь от стен. У Джилл на краю сознания, ошарашенного равнодушием Адама, внезапным возвращением хозяина, и, более всего – реакцией Жака, который, похоже, был сильно напуган, промелькнула дикая мысль: что дом – это огромная труба, гигантская раковина, завитая по спирали, как рог морского бога.

Мозетти тем временем открыл небольшую дверцу в стене сбоку и втолкнул Джилл в какое-то небольшое помещение, вроде чулана.

– Сиди тихо, голубка, – сказал Жак. – Мы с патроном скоро уедем, и тогда выбирайся, и беги отсюда без оглядки, поняла? – Джилл лишь судорожно вдохнула, и Жак повторил с нажимом: – Поняла?

– Да.

– И не вздумай снова заявляться к Адаму. Просто выметайся из дома через десять минут.

Он прикрыл дверь, и Джилл оказалась в полной темноте. Она прикусила перчатку, чтобы совладать со рвущимся наружу криком. Детские страхи обступили ее – она боялась темноты, с тех пор как в пять лет случайно захлопнула за собой крышку погреба и не смогла ее поднять. Джилл прислушалась – голоса Шварца и Мозетти раздавались приглушенно, но разобрать, о чем они говорят, было возможно. Жак спросил, что Яков Гедеонович наденет, тот бросил вскользь: «Как всегда». Жак сказал: «Я отправлю Адама на почту, проверить, не привезли ли посылки». Изобретатель не ответил. На какое-то время воцарилась полная тишина, лишь дом скрипел устало и зловеще. Джилл протянула руку вбок – пальцы наткнулись на что-то шершавое. Длинная деревянная палка… Похоже, половая щетка. «И впрямь чулан, – подумала девушка. – Десять минут… надо считать, чтобы не пропустить время…».


Внизу, в прихожей, Яков оглядел женское пальто, висевшее на вешалке. Жак спустился сверху, улыбаясь до ушей. Яков уже было открыл рот, чтобы поддеть помощника фразой о неуместных свиданиях, как тот, округлив глаза, сначала прижал палец к губам, потом поднял его, указуя наверх.

– Кто? – прошептал Шварц.

– Маленькая голубка, журналистка, – так же тихо ответил Жак. – Выволок ее от Адама как раз в разгар истерики.

– А как она туда вообще попала?

– Mea culpa, патрон. Больше не повторится, я ее порядочно напугал.

– Кем? Мной? – Беззвучно рассмеявшись, уточнил Яков.

– А были другие варианты? Меня девушки не боятся, я слишком обаятельный, – парировал Жак и уже громко произнес: – Я отправлю Адама на почту, проверить, не привезли ли посылки.

Яков покачал головой, как будто не одобрял таких детских забав, но в глазах у него плясала смешинка. Затем притянул к себе Жака и тихо сказал:

– Развлекайся, как хочешь, но чтобы она не путалась больше под ногами.

Жак вытянулся в струнку и по-военному отдал честь.


Досчитав до шести сотен, девушка прислушалась снова. Ни звука. Джилл толкнула дверь, и та с тихим скрипом открылась. Присущее ей упрямство заставляло пойти назад, к спальне Адама, чтобы расспросить его подробнее, получить ответы – но девушка напомнила себе: Жак позаботился о том, чтобы секретарь также покинул дом. Джилл спустилась вниз, ежеминутно оглядываясь через плечо. Накинула пальто и выскочила из дома, прикрыв за собой дверь. Щелкнул замок, она пару раз подергала дверную ручку, отбежала за угол… и, прислонившись к каменной стене особняка, разрыдалась.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации