Автор книги: Евгения Лёзина
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Что касается судьбы архивов госбезопасности, то новое правительство во главе с председателем Христианско-демократического союза ГДР Лотаром де Мезьером (который, как выяснилось позднее, сам был неофициальным сотрудником Штази) формально взяло на себя обязательства по их сохранению, разделив эти полномочия с гражданскими комитетами. Но вопрос о дальнейшей судьбе сохраненных документов оставался открытым. Мнения разделились: были сторонники идеи полного уничтожения досье госбезопасности и те, кто настаивал на их передаче гражданам, пострадавшим от режима СЕПГ.
Сторонников ликвидации архивов Штази было немало и в Восточной, и в Западной Германии. Причем за уничтожение архивных данных выступали не только те, кто боялся разоблачения фактов собственного сотрудничества со спецслужбами или опасался предания гласности иной компрометирующей информации. Архивы, по мнению некоторых, были в принципе потенциально «взрывоопасны»: раскрытие информации о многочисленных доносах и предательствах в среде близких людей и единомышленников могло грозить массовым сведением счетов, самосудом, «охотой на ведьм». Существовали опасения, что огласка подобных сведений сможет существенно отравить, а не восстановить общественную жизнь. К тому же информация, содержавшаяся в архивах, собиралась нелегальным путем и могла содержать ложные, недостоверные и не заслуживающие доверия сведения. Сторонники данной позиции утверждали, что документам спецслужб, составленным на основании доносов осведомителей, в принципе нельзя доверять и тем более принимать на их основе какие-либо решения[372]372
Это был сомнительный аргумент: органы госбезопасности не могли бы эффективно функционировать, если бы в своей работе опирались на недостоверные, сфабрикованные данные. Хотя в своей деятельности спецслужбы активно прибегали к фальсификациям и фабрикациям, они чрезвычайно щепетильно относились к тому, чтобы полученная ими через осведомителей и доверенных лиц информация была «правдивой, полной, актуальной, оригинальной и поддающейся проверке». Поскольку досье были самым важным инструментом работы Штази, их вели предельно аккуратно. Собранная информация должна была многократно перепроверяться. Сведения собирались перекрестно, что позволяло сравнивать данные из разных источников и реконструировать факты. См.: Suckut S. (Hrsg.) Das Wörterbuch der Staatssicherheit: Definitionen zur «politisch-operativen Arbeit». Berlin: Ch. Links, 1996. S. 171.
[Закрыть].
В Западной Германии идея уничтожения архивов Штази находила поддержку на самом высоком уровне. Федеральный канцлер ФРГ Гельмут Коль (1982–1998) указывал на раздражающее воздействие досье и подчеркивал, что эти документы являлись «потенциальными источниками злых слухов»[373]373
Kontroverse über Äußerungen Kohls zu den Stasi-Akten // Der Tagesspiegel. 05.11.1993. S. 1.
[Закрыть]. Министр внутренних дел в правительстве Коля и одна из ключевых фигур в процессе объединения Германии Вольфганг Шойбле также разделял мнение о том, что архивы должны быть полностью уничтожены. В интервью 2009 года Шойбле объяснял: «Я рекомендовал этот вариант, как и Гельмут Коль, чтобы разногласия, связанные с прошлым, не слишком обременяли восстановление и будущее новых федеральных земель»[374]374
Цит. по: Schäuble wollte Stasi-Akten vernichten lassen // Die Welt. 12.01.2009. http://www.welt.de/politik/article3011541/Schaeuble-wollte-Stasi-Akten-vernichten-lassen.html.
[Закрыть].
Складывалась ситуация, в которой за сохранение архивов выступали главным образом основные жертвы коммунистической диктатуры – восточногерманские диссиденты. С самого начала общественных дискуссий они настаивали на открытом расчете с прошлым путем сохранения и открытия архивов спецслужб, призывали к очищению государственного сектора посредством отстранения от гражданской службы бывших сотрудников и агентов Штази. Как уточняла бывшая участница протестного движения в ГДР, а в 2000–2011 годах Федеральная уполномоченная по управлению архивами Штази Марианне Биртлер, было три основных аргумента в пользу открытия архивов.
Во-первых, для восточногерманских гражданских активистов речь шла о необходимости восстановления правды о собственной судьбе и о собственном прошлом. Они имели право наконец узнать о тех, кто долгие годы занимался доносительством и преследованием мирных граждан («Иметь возможность восстановить свою судьбу, когда их преследовали и за ними следили»)[375]375
Из выступления Федеральной уполномоченной по управлению документацией Штази Марианны Биртлер в ходе встречи с украинскими правозащитниками в Берлине // Hro.org. 26.02.2010. http://www.hro.org/node/7491.
[Закрыть]. Во-вторых, с помощью архивных документов можно было определить степень виновности сотрудников Штази, понять, какие преступления совершались, и по возможности привлечь виновных к ответственности («Зло должно быть названо и наказано»). В-третьих, через исследование репрессивного аппарата МГБ с помощью архивных документов можно было понять систему работы Министерства госбезопасности и ее роль в структуре восточногерманских органов власти[376]376
Там же.
[Закрыть].
Постепенно позиция, согласно которой для осмысления истории и для осуществления реабилитации жертв коммунистической диктатуры нужно каталогизировать и использовать архивы бывших органов госбезопасности, приобретала все большую популярность. В ситуации, когда часть архива была уничтожена или попросту исчезла, а часть оказалась на черном рынке, росло осознание важности обеспечения контролируемого доступа к сохранившимся документам. В таких условиях грамотное управление архивами могло стать надежным средством борьбы со спекуляцией, мифотворчеством, утечками и клеветой[377]377
Miller J. Settling Accounts with the Secret Police. The German Law on the Stasi Records // Europe-Asia Studies. 1998. Vol. 50. No. 2. P. 308; Gauck J. Die Stasi-Akten: Das unheimliche Erbe der DDR. Reinbek: Rowohlt, 1991. S. 90.
[Закрыть].
В мае 1990 года Народная палата ГДР, куда в ходе свободных выборов 18 марта были избраны отдельные представители гражданских и правозащитных групп, учредила специальный комитет, призванный контролировать полный роспуск восточногерманских спецслужб. Главой комитета, в который входили представители всех парламентских фракций, стал Йоахим Гаук, депутат из рядов гражданского движения, бывший диссидент и лютеранский пастор из города Росток на Балтийском побережье. Позднее Гаук так описывал стоявшие перед ним и его соратниками проблемы: «Вопрос заключался в том, как быть с этим ужасным наследием. С одной стороны, нужно было предотвратить дальнейшую катастрофу, которую мог спровоцировать этот взрывоопасный материал. С другой стороны, было желание разоблачить преступления и функционирование репрессивного аппарата. Но главным было то, что многие пострадавшие требовали объяснения махинаций, жертвами которых они стали, и разоблачения преступников»[378]378
Gauck J. Das Erbe der Stasi-Akten // German Studies Review. 1994. Vol. 17. Fall. P. 189.
[Закрыть].
В задачи Специального комитета по контролю за роспуском МГБ/ВНБ, кроме разработки закона о сохранении и использовании персональных данных восточногерманских спецслужб, входило увольнение с руководящих должностей в администрации, правительстве и экономических структурах так называемых «офицеров специального назначения» (Offiziere im besonderen Einsatz, OibE) – аналога советских офицеров действующего резерва, работавших под прикрытием в министерствах, ведомствах и государственных учреждениях[379]379
По данным историка Йенса Гизеке, общее число офицеров специального назначения достигало в 1989 году 2232 человек. См.: Gieseke J. 1996. Op. cit. S. 98–101.
[Закрыть].
Дополнительно комитету было поручено изучить некоторые аспекты деятельности восточногерманских органов госбезопасности, имеющих особо важное общественное значение. Во-первых, речь шла об исследовании возможных злоупотреблений психиатрией в психиатрической клинике в г. Вальдхайме (в начале июля парламент учредил отдельный комитет, посвященный этой проблематике). Во-вторых, комитет Гаука должен был предварительно изучить историю лагерей МГБ ГДР и НКВД СССР, созданных в советской зоне оккупации Германии после окончания Второй мировой войны для интернирования военнослужащих. И наконец, комитет должен был изучить вопрос о связях МГБ с международными террористическими организациями и отдельными террористами[380]380
Gauck J. Der Sonderausschuss zur Kontrolle der Auflösung des MfS/AfNS // Misselwitz H., Schroder R. (Hrsg.) Mandat für die deutsche Einheit: die 10. Volkskammer zwischen DDR-Verfassung und Grundgesetz. Opladen: Leske und Budrich, 2000. S. 141–149.
[Закрыть].
Практически все лето 1989 года члены комитета были заняты разработкой и обсуждением законопроекта о документации Штази, а также объединением вокруг него представителей разных фракций и групп. «Нам нужна была коалиция здравого смысла для переоценки длительного периода организованного государством насилия против нашего народа», – писал позднее Гаук[381]381
Ibid. S. 146.
[Закрыть].
Такую коалицию авторам закона создать удалось. Разработанный комитетом законопроект «О защите и использовании персональных данных МГБ/ВНБ» был принят Народной палатой ГДР 24 августа 1990 года практически единогласно[382]382
Gesetz über die Sicherung und Nutzung der personenbezogenen Daten des ehemaligen MfS/AfNS vom 20. August 1990 // GBl. DDR. 1990. I. Nr. 58. S. 1419–1422. http://webarchiv.bundestag.de/volkskammer/dokumente/drucksachen/100165a.pdf. Schumann S. Vernichten oder Offenlegen? Zur Entstehung des Stasi-Unterlagen-Gesetzes. Eine Dokumentation der öffentlichen Debatte 1990/91. Berlin: BStU, 1995. S. 21.
[Закрыть]. Новый закон предусматривал создание институтов для осуществления надзора над использованием документов: специального уполномоченного по архивам Штази в центральном офисе и уполномоченных в региональных отделениях госбезопасности. Ожидалось, что закон, регулирующий доступ к архивам тайной полиции, вступит в силу сразу после объединения Германии[383]383
Legner J. Commissioner for the Stasi Files. Washington: American Institute for Contemporary German Studies, Johns Hopkins University, 2003. P. 11.
[Закрыть].
Однако в ходе переговоров об основах объединения двух государств летом 1990 года (переговоры велись до 31 августа) положения закона Народной палаты ГДР относительно использования и доступа к архивам МГБ не были включены в проект Договора об объединении. Как объяснял историк Йоханнес Легнер, руководство ФРГ «намеревалось отправить эти документы в Федеральный архив, тем самым полностью прекратив всякое их использование частными лицами и прессой»[384]384
Ibid. P. 11–12.
[Закрыть]. В этом случае на архивы Штази, как на часть Федерального архива, распространялось бы действие правил, регулирующих доступ к другим архивным документам. Для большинства бумаг это означало бы как минимум 30-летний ограничительный срок до момента, когда с них мог быть снят гриф секретности. Кроме того, Федеральное правительство под руководством канцлера Гельмута Коля выступило за полную ликвидацию значительной части архива. Коль успел «отдать приказ уничтожить некоторые документы, особенно телефонные перехваты разговоров ведущих политиков, которые оказались в распоряжении контрразведки Западной Германии»[385]385
Legner J. Commissioner for the Stasi Files. P. 12.
[Закрыть].
Восточногерманское правительство не стало настаивать на включении в Договор закона, принятого Народной палатой ГДР. В ответ на это 30 августа 1990 года восточногерманский парламент почти единогласно принял декларацию, протестуя против того, что в соглашение об объединении под давлением западногерманской стороны не были включены положения принятого 24 августа закона о защите данных. Депутаты требовали, чтобы этот закон стал «неотъемлемой частью действующего в дальнейшем законодательства»[386]386
Blasius R. Der Endspurt in die deutsche Einheit // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 01.09.2010. https://www.faz.net/aktuell/politik/inland/20-jahre-einigungsvertrag-der-endspurt-in-die-deutsche-einheit-1611725.html.
[Закрыть].
В результате, несмотря на сопротивление западногерманской стороны, в последний момент накануне подписания Договора об объединении 31 августа 1990 года в него все же были добавлены некоторые предварительные соглашения, касавшиеся архивов МГБ ГДР. В договоренностях, оформленных в качестве приложения к Договору, законодательному органу объединенного государства рекомендовалось учитывать принципы, изложенные в законе, принятом Народной палатой ГДР 24 августа 1990 года. Была предусмотрена процедура хранения и обеспечения сохранности документов независимым специальным представителем Федерального правительства, а также централизованное хранение архивов в новых федеральных землях. Однако документы должны были в основной своей массе оставаться закрытыми, их использование предусматривалось только в ограниченном объеме, лишь в случаях крайней необходимости и безотлагательности: при решении вопросов о возмещении ущерба и реабилитации пострадавших; при расследовании в судебном порядке преступлений или преследований, связанных с деятельностью бывшего МГБ ГДР; для установления официального или неофициального сотрудничества со Штази в случае проверки депутатов и кандидатов в депутаты, при принятии решений о сохранении или о найме лиц на госслужбу[387]387
Vertrag zwischen der Bundesrepublik Deutschland und der Deutschen Demokratischen Republik über die Herstellung der Einheit Deutschlands (Einigungsvertrag) vom 31. August 1990 // BGBl. 1990. II. Nr. 40. S. 912f. Anlage I, Kapitel II, Sachgebiet B, Abschnitt II, Nr. 2. http://www.verfassungen.de/ddr/einigungsvertrag90-i.htm.
[Закрыть].
Эти уступки, однако, не удовлетворили восточногерманское гражданское общество и привели к его новой мобилизации. В начале сентября 1990 года гражданские активисты, включая хорошо известных общественных деятелей – художницу Бэрбел Болей, писателя Юргена Фукса и барда Вольфа Бирмана, – вновь заняли несколько комнат в бывшем центральном аппарате МГБ на Норманненштрассе, начав голодовку с требованием обеспечения неограниченного доступа к архивам для всех жертв госбезопасности[388]388
Konopatzky S. Besetzung mit Folgen // BPB.de. 18.10.2016. https://www.bpb.de/geschichte/deutsche-geschichte/stasi/224447/durchbruch-durch-zweite-beslassung; Gill D. Die (Ohn-)Macht der Bürgerkomitees Die Rolle spontan engagierter Bürger bei der Entmachtung der Stasi 1989/90 // BPB.de. 13.02.2018. https://www.bpb.de/geschichte/deutsche-geschichte/stasi/253578/macht-der-buergerkomitees; Booß Ch. Geschichte ohne Masterplan: Der Sturm auf die Stasi 1989/90 // BPB.de. 17.10.2016. https://www.bpb.de/geschichte/deutsche-geschichte/stasi/218501/ende-der-stasi.
[Закрыть]. Широкое освещение этой протестной акции в СМИ усиливало давление на правительства обеих стран. В итоге, по словам Йоханнеса Легнера, руководству ГДР и ФРГ удалось «договориться с протестующими о включении в Договор об объединении параграфа, который, хотя и не переносил непосредственно законодательство ГДР в немецкое право, тем не менее оговаривал начало разработки нового закона единым немецким парламентом с учетом принципов, изложенных в законе ГДР о защите данных»[389]389
Legner J. Op. cit. P. 12.
[Закрыть].
Соглашение о применении и толковании Договора об объединении, принятое 18 сентября 1990 года под давлением гражданских активистов, включало статью № 1. В ней уточнялось, что правительства двух сторон ожидают от общегерманского законодателя создания условий «для политической, исторической и правовой проработки (Aufarbeitung) деятельности бывшего МГБ/ВНБ» (§ 1.2)[390]390
Здесь и далее цит. по: Vereinbarung zwischen der Bundesrepublik Deutschland und der Deutschen Demokratischen Republik zur Durchführung und Auslegung des am 31. August 1990 in Berlin unterzeichneten Vertrages zwischen der Bundesrepublik Deutschland und der Deutschen Demokratischen Republik über die Herstellung der Einheit Deutschlands (Einigungsvertrag) vom 18. September 1990 // BGBl. 1990. II. S. 1239. https://www.gesetze-im-internet.de/einigvtrvbg/EinigVtrVbg.pdf.
[Закрыть]. Ожидалось также, что «право пострадавших на получение информации – при необходимом сохранении интересов третьих лиц – будет максимально быстро реализовано» (§ 1.6). Законодательная работа по окончательному урегулированию вопроса должна была, по соглашению, начаться сразу после объединения Германии 3 октября 1990 года, основой для этого должны были стать закон Народной палаты и Договор об объединении.
В Договор об объединении были также включены специальные условия, касавшиеся государственных служащих. Поскольку госслужащие ГДР являлись частью системы, не соответствовавшей требованиям правового государства, руководствующегося принципом верховенства права, была создана возможность не допускать к приему на гражданскую службу либо увольнять с нее тех, кто злоупотреблял своими полномочиями в рамках восточногерманского режима. Согласно порядку, закрепленному в Приложении I к Договору об объединении, с госслужбы в течение двух лет (до 3 октября 1992 года) могли быть уволены те, кто оказался непригодным к ней «ввиду недостатка профессиональной квалификации или персональной способности»[391]391
Vertrag zwischen der Bundesrepublik Deutschland und der Deutschen Demokratischen Republik über die Herstellung der Einheit Deutschlands (Einigungsvertrag) vom 31. August 1990 // BGBl. 1990. II. Nr. 40. S. 885ff. Anlage I, Kapitel XIX, Sachgebiet A, Abschnitt II, Anlage I, Kapitel XIX, Sachgebiet A – Recht der im öffentlichen Dienst stehenden Personen Abschnitt II. https://www.gesetze-im-internet.de/einigvtr/BJNR208890990.html.
[Закрыть]. Также существовали достаточные основания для внеочередного увольнения, если госслужащий «нарушил принципы гуманности и верховенства права, особенно права человека, гарантированные Международным пактом о гражданских и политических правах, и/или нарушил принципы, содержащиеся в Международной декларации прав человека» и «если он сотрудничал с МГБ ГДР (с 1989 года – ВНБ ГДР)»[392]392
Ibid.
[Закрыть]. Согласно Договору, после объединения Германии все гражданские служащие должны были повторно обращаться с заявлениями о приеме на работу[393]393
Ibid.
[Закрыть].
В день объединения Германии, 3 октября 1990 года, было учреждено Ведомство специального уполномоченного Федерального правительства по управлению документацией бывшего МГБ ГДР (Sonderbeauftragten der Bundesregierung für die personenbezogenen Unterlagen des ehemaligen Staatssicherheitsdienstes). На должность главы Ведомства и на пост Специального уполномоченного (Sonderbeauftragte) был назначен Йоахим Гаук, на которого была возложена миссия по созданию функционирующей системы управления архивами[394]394
Geschichte des Stasi-Unterlagen-Archivs. Quelle: BStU. https://www.bstu.de/ueber-uns/geschichte-des-stasi-unterlagen-archivs/#c21365.
[Закрыть].
Закон о документации Штази 1991 года. Доступ к персональным досье. После объединения Германии немецкий бундестаг приступил к разработке специального закона, вступившего в силу чуть более года спустя – 29 декабря 1991 года. Закон «О документации Министерства государственной безопасности бывшей ГДР» (Stasi-Unterlagen-Gesetz, StUG), принятый широкой коалицией блока Христианско-демократического и Христианско-социального союза (ХДС/ХСС), Свободной демократической партии Германии (СвДП) и Социал-демократической партии Германии (СДПГ), заменил несколько временных положений, включенных в Договор об объединении или связанных с ним. Закон должен был обеспечить четкий порядок предоставления доступа к личным досье и защиту от несанкционированного использования информации[395]395
Gesetz über die Unterlagen des Staatssicherheitsdienstes der ehemaligen DDR (Stasi-Unterlagen-Gesetz, StUG) vom 20. Dezember 1991 // BGBL. 1991. I. Nr. 67. S. 2272. https://www.gesetze-im-internet.de/stug/BJNR022720991.html.
[Закрыть].
Закон поместил архивы Штази в ведение Федерального уполномоченного по управлению документацией Штази (Bundesbeauftragter für die Stasi-Unterlagen, BStU) – независимого должностного лица, избираемого бундестагом на пятилетний срок с возможностью однократного переизбрания. Йоахим Гаук стал первым Федеральным уполномоченным и, соответственно, первым руководителем Ведомства по управлению документацией Штази. Впоследствии оно получило широкую известность как Ведомство Гаука (Gauck-Behörde). Начав работу со штатом в 52 сотрудника (25 человек работали в Берлине, и еще 27 – в первых региональных отделениях), Ведомство Гаука к середине 1990‐х годов выросло до 3,2 тыс. человек[396]396
Подробнее о Федеральном уполномоченном по управлению документацией Штази и руководимом им Ведомстве см.: Legner J. Op. cit. P. 13–16; Bruce G. East Germany // Stan L. (ed.) Transitional Justice in Eastern Europe and the Former Soviet Union: Reckoning with the Communist Past. London: Routledge, 2009. P. 30.
[Закрыть].
Основной целью закона и, соответственно, Ведомства стало «облегчение индивидуального доступа граждан к персональным данным, собранным в отношении их МГБ/ВНБ, для уточнения того влияния, которое государственная служба безопасности оказала на их личную судьбу»[397]397
Здесь и далее цит. по: Gesetz über die Unterlagen des Staatssicherheitsdienstes der ehemaligen DDR (Stasi-Unterlagen-Gesetz – StUG) vom 20. Dezember 1991 // BGBl. 1991. I. Nr. 67. 1991. S. 2272. https://www.gesetze-im-internet.de/stug/BJNR022720991.html.
[Закрыть]. Второй целью закона была «защита индивида от нарушений прав на неприкосновенность частной жизни, вызванных использованием личных данных, собранных МГБ/ВНБ». В-третьих, закон должен был «способствовать исторической, политической и юридической переоценке деятельности МГБ/ВНБ» (§ 1.1).
Закон о документации Штази затрагивает интересы некоторых категорий граждан, которые условно могут быть разделены на две группы – жертвы и соучастники деятельности тайной полиции. Закон жестко регулирует права и принципы доступа представителей этих категорий к архивным данным: информация о жертвах доступна только для самих пострадавших, а вот сведения о сотрудниках и осведомителях органов госбезопасности доступны для всех желающих и могут быть обнародованы.
К «жертвам», по закону, относятся «пострадавшие лица» (Betroffene), а также «третьи лица» (Dritte). «Пострадавшими» считаются граждане, бывшие объектом преднамеренного сбора информации при условии, что они сами не являлись сотрудниками или осведомителями Штази (§ 6.3). Для признания того или иного лица «пострадавшим» должна была существовать директива или предписание об открытии в отношении его досье госбезопасности. Как о «третьих лицах» в законе речь идет о гражданах, не являвшихся объектом целенаправленного сбора данных, но информация о которых тем не менее содержалась в досье (как правило, сведения о третьих лицах были собраны случайно или попутно, при выполнении других заданий) (§ 6.7).
Две другие категории – «сотрудники» (Mitarbeiter) и «выгодополучатели», «бенефициары» (Begünstigte) – тоже обычно фигурируют в законе рядом и обладают схожими правами. К «сотрудникам» относятся бывшие штатные сотрудники и неофициальные сотрудники (агенты) МГБ ГДР (§ 6.4). Штази хранило официальные списки своих осведомителей и старалось получить от них письменное подтверждение готовности предоставлять информацию. К категории «выгодополучателей» относятся доверенные лица, извлекавшие выгоду от сотрудничества со Штази в форме материальной или нематериальной компенсации (например, продвижение по службе), а также те, кто «были защищены службой госбезопасности или по ее поручению от уголовного преследования» либо с ее «ведома, попустительства или при ее помощи планировали или совершали преступные действия» (§ 6.6)[398]398
Miller J. Op. cit. P. 312–313.
[Закрыть].
С принятием закона о документации Штази все немецкие граждане обрели право узнать, собиралась ли спецслужбами информация лично на них, и ознакомиться со своим персональным досье, если таковое существовало. Это решение вызвало огромный отклик: в первые три года работы Ведомством было получено около миллиона запросов от граждан, желавших выяснить, велось ли за ними наблюдение во времена ГДР[399]399
Zweiter Tätigkeitsbericht des BStU der ehemaligen DDR – 1995 // Deutscher Bundestag, 13. Wahlperiode, Drucksache 13/1750. 29.06.1995. S. 4. https://www.bstu.de/assets/bstu/de/Downloads/bstu_02-taetigkeitsbericht_1995.pdf.
[Закрыть].
В законе была четко прописана процедура доступа к досье и предусмотрена комплексная защита прав пострадавших и третьих лиц. Поэтому жертвы режима ГДР могли не опасаться утечки нежелательных сведений. К примеру, если то или иное досье содержало персональные данные о других пострадавших, помимо заявителя, подобная информация должна была быть «анонимизирована» (заклеена или вычеркнута) в копиях, выданных по запросу. По истечении установленного срока потерпевшим было предоставлено право подавать заявление об удалении информации о себе из оригинала досье (StUG § 14). Приоритет при обработке архивных данных был отдан обращениям, необходимым для судебных разбирательств, для реабилитации или получения компенсаций, заявкам, касавшимся лиц, помещенных в тюрьмы и психиатрические учреждения бывшей ГДР, неизлечимо больных (§ 19.5).
В январе 2012 года в закон о документации Штази были внесены поправки, согласно которым право получать информацию о пострадавших распространилось на членов их семей: родителей, супругов, детей, внуков, братьев и сестер. Эти изменения послужили значительному росту числа обращений: в 2012 году было подано на 7620 запросов больше, чем годом ранее (80 611 запрос)[400]400
Все больше немцев обращаются к архивам Штази // Deutsche Welle. 16.03.2012. http://dw.de/p/14KZN.
[Закрыть].
Высокий интерес граждан к архивной информации сохранялся на протяжении всего существования Ведомства. Ознакомление с досье вошло в быт, став частью личной и семейной истории. Реализация одного из самых популярных лозунгов восточногерманской мирной революции «Свободу моему досье!» до сих пор воспринимается в Германии как ключевое достижение протестного движения. К концу 2020 года общее число личных обращений граждан в Ведомство по управлению архивами Штази превысило 3,3 млн[401]401
BStU in Zahlen. Stand 30. Dezember 2020. Quelle: BStU. https://www.bstu.de/ueber-uns/bstu-in-zahlen/.
[Закрыть].
Еще одним важным направлением работы Ведомства по управлению архивами Штази стала проверка госслужащих на предмет сотрудничества с органами госбезопасности ГДР. По закону проверять сотрудников были обязаны все государственные и муниципальные учреждения, а также некоторые частные институты. Закон о документации Штази предусматривал также обязательную проверку всех желающих занять какой-то видный пост в ФРГ. В пункте 6 статьи 20 закона перечислены лица, подлежащие обязательной проверке на предмет официального или неофициального сотрудничества с МГБ ГДР. Среди них:
– члены Федерального правительства или правительств земель, а также лица, занимающие должности в соответствии с публичным правом (in einem öffentlich-rechtlichen Amtsverhältnis stehende Personen);
– члены парламента, местных представительных органов, местные выборные должностные лица, почетные бургомистры и представители отдельных сообществ;
– профессиональные и почетные судьи;
– военные, занимающие руководящие должности, штабные офицеры, занимающие позиции, имеющие большое влияние в комплексных областях (внутри страны и за рубежом), служащие в аппарате военных атташе и в иных учреждениях за рубежом;
– члены президиума и исполнительного комитета, а также руководители Немецкой олимпийской федерации, ее центральных объединений и олимпийских объектов, представители немецкого спорта в международных органах, тренеры и ответственные организаторы членов немецкой национальной сборной (StUG § 20.6).
Процедура проверки следовала, как правило, следующей схеме. После объединения Германии все госслужащие должны были подать повторное прошение о приеме на работу[402]402
Blankenburg E. The Purge of Lawyers after the Breakdown of the East German Communist Regime // Law and Social Inquiry. 1995. Vol. 20. No. 1. P. 233.
[Закрыть]. Вместе с заявлением претенденты на должность должны были заполнить анкету, содержавшую вопросы об их политической роли в ГДР и о наличии контактов с МГБ. Сформированные во многих учреждениях специальные люстрационные комиссии были призваны выработать рекомендации относительно сохранения на службе или увольнения сотрудников. На первом этапе члены комиссий сравнивали анкетные данные с личными делами и другими доступными источниками и, если свидетельств неправомерного поведения не обнаруживалось, рекомендовали сохранить трудовые отношения с кандидатом, делая оговорку, что факт несотрудничества с МГБ должен быть подтвержден Ведомством по управлению архивами Штази. Сотрудники, в адрес которых звучали обвинения или в отношении которых имелись определенные доказательства, приглашались на индивидуальные собеседования, чтобы иметь возможность прокомментировать предъявленные им улики и ответить на обвинения[403]403
Wilke Ch. The Shield, the Sword, and the Party: Vetting the East German Public Sector // Mayer-Rieckh A., De Greiff P. (eds) Justice as Prevention: Vetting Public Employees in Transitional Societies. New York: Social Science Research Council, 2007. P. 354.
[Закрыть].
Получив заявку от кандидата, работодатель отправлял запрос в Ведомство по управлению архивами Штази с целью проверки, был ли госслужащий или претендент на должность штатным или неофициальным сотрудником Министерства госбезопасности ГДР. Ведомство рассматривало запрос и оповещало работодателя о том, содержатся ли в архивах свидетельства о сотрудничестве кандидата со спецслужбами. Если взаимодействие со Штази имело место, отчеты, составленные по стандартной форме, содержали информацию о типе сотрудничества, его наиболее вероятных мотивах и продолжительности. По возможности к отчету прилагалась информация о вознаграждениях, причинах прекращения связи, а также копии избранных документов, уточняющих характер отношений с МГБ. В случае неофициального сотрудничества Ведомство прилагало к уведомлениям копии отчетов, составленных осведомителями для Штази[404]404
Ibid. P. 356; Crossley-Frolick K. Sifting through the Past: Lustration in Reunified Germany // Dvořáková V., Milardović A. (eds) Lustration and Consolidation of Democracy and the Rule of Law in Central and Eastern Europe. Zagreb: Konrad-Adenauer-Stiftung, 2007. P. 204.
[Закрыть].
Чаще всего работодатель впервые узнавал о связи того или иного сотрудника с МГБ именно из отчетов Ведомства. Как показал опыт, до 90 % бывших осведомителей не признавались в сотрудничестве со Штази при заполнении анкет[405]405
Wilke Ch. Op. cit. С. 356.
[Закрыть]. При этом, конечно, далеко не все бывшие штатные работники и негласные осведомители тайной полиции принимали решение поступать на государственную службу: одни добровольно ушли в отставку или на пенсию, другие трудоустроились в частном секторе.
На основании уведомления, полученного от Ведомства, работодатель мог самостоятельно решать, какие последствия будет иметь ответ на его запрос. В случае неблагоприятного решения претендент на должность мог оспорить решение работодателя в суде. Суды были уполномочены определять, являлось ли увольнение оправданным. В Договоре об объединении и в законе о документации Штази не оговаривалось, в каких конкретно случаях увольнение с госслужбы могло считаться обоснованным, там не содержалось уточнений относительно продолжительности и интенсивности взаимодействия с органами госбезопасности, не делалось различий в зависимости от рода деятельности, которую осуществлял тот или иной сотрудник или осведомитель. Ответы на эти вопросы приходилось вырабатывать судам. Благодаря рассмотрению дел в Земельных судах по трудовым спорам (Landesarbeitsgericht) и их пересмотрам в Федеральном суде по трудовым спорам (Bundesarbeitsgericht) люстрационные решения постепенно становились все более стандартизированными[406]406
Подробнее о пересмотре люстрационных решений в судах см.: McAdams J. A. 2001. Op. cit. P. 77–83; Wilke Ch. Op. cit. P. 369–372; Miller J. Op. cit. P. 320–332.
[Закрыть].
Федеральный суд по трудовым спорам уже в одном из первых решений от 11 июня 1992 года призывал проверяющие органы рассматривать дело каждого кандидата на должность в индивидуальном порядке (Einzelfallprüfung)[407]407
См.: Решение Федерального суда по трудовым спорам от 11 июня 1992 года. BAG, 11.06.1992 – 8 AZR 537/91. https://www.prinz.law/urteile/BAG_8_AZR_537-91.
[Закрыть]. В результате многочисленных судебных разбирательств был выработан определенный юридический критерий: представляется ли сохранение того или иного сотрудника необоснованным (unzumutbar erscheint)? Имело значение то, как будет восприниматься обществом, если госорган сохранит на службе человека с запятнанным прошлым. Первичное руководство для принятия решений, представленное Федеральным судом по трудовым спорам в июне 1992 года, было таково: чем выше должность в МГБ или чем больше степень вовлеченности (Verstrickung) в деятельность органов госбезопасности, тем выше вероятность, что человек не подходит для государственной службы. Также рекомендовалось увольнять людей, в ходе работы на МГБ ГДР нарушивших принципы гуманности[408]408
Решение Федерального суда по трудовым спорам от 11 июня 1992 года.
[Закрыть].
Как уточняет историк Джеймс Макадамс, в своих решениях после 1992 года суды утвердили принцип, согласно которому значимое сотрудничество, которое могло влечь за собой санкции, должно было выражаться в «преднамеренной и идентифицируемой деятельности»[409]409
McAdams J. A. 2001. Op. cit. P. 81.
[Закрыть]. Исследовательница восточногерманских люстрационных практик Кристиане Вильке отмечала, что между 1992 и 1996 годами «юриспруденция медленно перешла к принципам, которые старались ограничивать увольнения лицами, совершившими исключительные и причинившие действительный вред проступки, и учитывать то, насколько хорошо тот или иной сотрудник адаптировался к новым демократическим условиям»[410]410
Wilke Ch. Op. cit. P. 372.
[Закрыть].
В декабре 1996 года были приняты поправки к закону о документации Штази, позволившие продолжать работу кандидатам, чье сотрудничество с госбезопасностью завершилось до 1975 года, если только они «не совершили преступлений против принципов прав человека или правового государства» (§ 19.1)[411]411
Drittes Gesetz zur Änderung des Stasi-Unterlagen-Gesetzes (3. StUÄndG) vom 20. Dezember 1996 // BGBL. 1996. I. Nr. 68. S. 2026–2027. http://www.bgbl.de/xaver/bgbl/start.xav?startbk=Bundesanzeiger_BGBl&jumpTo= bgbl196s2026.pdf.
[Закрыть]. Проверки также не проводились в отношении тех, чье сотрудничество с МГБ завершилось до того, как кандидату исполнилось 18 лет (§ 13.6), или если их связь со Штази произошла во время принудительной военной службы, в ходе которой «не было предоставлено никакой личной информации, и связь не была продолжена после ее завершения» (§ 19.8.1)[412]412
Both H. Rechtliche und sachliche Probleme bei der Mitteilung zur Überprüfung von Personen // Suckut S., Weber J. (Hrsg.) Stasi-Akten zwischen Politik und Zeitgeschichte. Eine Zwischenbilanz. München: Olzog, 2004. S. 297.
[Закрыть].
Хотя процессы люстрации регулировались общей нормой, оговоренной в Договоре об объединении и в законе о документации Штази, практика была неоднородной в различных секторах, федеральных и административных ведомствах, в разных федеральных землях. Общая тенденция была такова: чем больше учреждение нуждалось в публичной легитимации и зависело от общественного доверия, тем основательнее были в нем процедуры проверки персонала. А в более закрытых и бюрократизированных структурах, испытывавших меньшую потребность в легитимации, проверкам придавалось меньшее значение и проводились они по упрощенным схемам[413]413
Wilke Ch. Op. cit. P. 391.
[Закрыть].
К первой категории относились главным образом университеты и судебные институты. Требующие высокого уровня общественного доверия к их моральному авторитету и стремившиеся восстановить утраченную легитимность, эти учреждения испытывали большую потребность в обновлении и прибегали к более сложным процедурам кадровых проверок. Они использовали процесс люстрации, чтобы максимально дистанцироваться от институционального сотрудничества с прежним режимом[414]414
Ibid. P. 351.
[Закрыть].
Люстрационные комиссии в университетах и судебных органах формировались не только из сотрудников данных институтов, но и из представителей гражданского общества и сторонних юристов, способных обеспечить беспристрастность и честность проверочных процедур. Рамки расследований в них были шире и стандарты строже, чем в других госучреждениях. Кристиане Вильке так объясняет сложившийся тренд: «Причина приверженности университетов к проверке сотрудников лежала в их самовосприятии. Как центры интеллектуальной дискуссии, принявшие на себя ответственность по формированию будущей элиты, университеты нуждались в повышении своего морального авторитета, который мог быть достигнут лишь путем тщательного отбора кадров (аналогичные заботы были у судебных органов, также проводивших тщательные проверки судей и прокуроров)»[415]415
Ibid.
[Закрыть].
Однако и в этих секторах практика была довольно разнородной. Так, Эрхард Бланкенбург приводит данные о существенных различиях в практике проверок и увольнений в системе юстиции федеральных земель: «В одном только Берлине, где в памяти еще живы воспоминания о холодной войне, лишь 10 % судей и обвинителей получили повторно свои назначения. (По данным пресс-секретаря министра юстиции, заявления подали 370 человек, из них 37 судей и 9 прокуроров были назначены повторно, некоторые получили возможность повторно обратиться с заявлением в соседнюю землю Бранденбург.) В других восточногерманских землях 35 % бывших судей и 45 % прокуроров вновь заняли свои должности»[416]416
Бланкенбург Э. Люстрация и «отлучение от профессии» после падения восточногерманского тоталитарного режима / Пер. с англ. // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. М.: Издательство Института права и публичной политики. 1999. № 4 (29). С. 29–36.
[Закрыть].
В начале 1992 года министр культуры и образования Саксонии Штефани Рем в интервью журналу Der Spiegel выразила обеспокоенность тем, что процесс люстрации школьных учителей намеренно блокировался в сельской местности, поскольку именно там директора школ были особенно склонны покрывать своих друзей и коллег[417]417
Цит. по: Müller P. The Gauck Commission // Uncaptive Minds. 1992. Vol. 5. No. 1 (19). Spring. P. 96–98.
[Закрыть]. Всего проверке в Саксонии подлежали 54 тыс. учителей[418]418
Crossley-Frolick K. A. Scales of Justice: The Vetting of Former East German Police and Teachers in Saxony, 1990-1993 // German Studies Review. 2007. Vol. 30. No. 1. P. 150.
[Закрыть]. По словам замминистра саксонского Министерства культуры и образования (Kultusministerium) Вольфганга Новака, в 1991–1993 годах в этой земле было уволено около 13,5 тыс. школьных учителей и администраторов[419]419
Судя по всему, в эту цифру входят не только уволенные за сотрудничество со Штази, но и сокращенные по другим основаниям, в том числе «ввиду недостатка профессиональной квалификации или персональной способности», что, согласно Договору об объединении, могло служить поводом к увольнению с госслужбы. Цит. по: Schwarz H. Lustration in Eastern Europe // Parker School Parker School of East European Law. 1994. Vol. 1. No. 2. P. 141–171.
[Закрыть].
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?