Текст книги "ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы"

«Работа скорби (Trauerarbeit), – писали Митчерлихи, – может быть достигнута только тогда, когда мы осознаем, от чего должны отделиться. И только через медленный отрыв от потерянных объектных отношений, будь то с людьми или с идеалами, – может сохраниться полноценное отношение к реальности и к прошлому. Без болезненной работы восстановления памяти (вспоминания) это не может быть достигнуто. И без этого прежние идеалы, которые при национал-социализме привели к роковому повороту немецкой истории, продолжат действовать в бессознательном»[287]287
  Mitscherlich A., Mitscherlich M. Op. cit. P. 66.


[Закрыть]. Свойственная немцам «неспособность скорбеть» имела, по мнению психоаналитиков, серьезные последствия в виде массовой инертности и апатии, а также подспудного сохранения в общественном сознании приверженности нацистской идеологии.

Тенденция к вытеснению прошлого, которую описывали Адорно, Митчерлихи, Ясперс, Арендт и другие авторы, была, как подтверждали соцопросы, преобладающей в послевоенный период. Однако сам факт появления целого ряда текстов и публичных выступлений, диагностирующих общественное состояние, нацеленных на выявление причин сохранения прежних авторитарных установок, свидетельствовал о росте самосознания в определенной части интеллектуальной элиты. Речь в основном о леволиберальных интеллектуалах, выдвигавших альтернативу официальной консервативной политике памяти, стремившейся защитить и сохранить целостность национального идеала путем подведения черты под неудобным прошлым. Сторонники же альтернативного подхода призывали к освобождению от традиционных национальных ценностей и норм, к созданию новых универсалистских основ коллективной идентификации. Этот процесс формирования неэтноцентричной идентичности и демократической политической культуры был возможен лишь через критическое восприятие национального прошлого, его непрерывное осмысление, проработку в публичной сфере.

Несмотря на почти единодушный скептицизм в оценках западногерманской политической культуры, сохранявшийся в течение первых послевоенных десятилетий, опросы общественного мнения все же отражали постепенный отход от авторитарных ценностных и поведенческих моделей. Наиболее резкое изменение установок произошло в конце 1960‐х и в первой половине 1970‐х годов. Проникнув главным образом в студенческую среду, идеи леволиберальных мыслителей оказали значительное влияние на цели и содержание зарождавшегося в 1960‐е годы гражданского протестного движения.

В 1961 году, в ответ на захлестнувшую западногерманские города волну антисемитизма, в Свободном университете Берлина был открыт семинар под названием «Антисемитизм и общество». Его руководителями стали молодые сотрудники университета, философы Петер Фурт (ранее работал с Адорно во Франкфуртском институте социальных исследований) и Маргарита фон Брентано, бывший редактор немецко-французского журнала La rencontre – das Treffen и молодежного радио SWR. Еще в январе 1960 года фон Брентано приняла активное участие в организации симпозиума «Преодоление антисемитизма» и одноименной протестной акции в Берлине[288]288
  Петер Фурт (1930–2019) с 1954 года был ассистентом профессора философии и социологии Ганса-Йоахима Либера – одного из основателей Свободного университета в Берлине, занимавшего в 1965–1967 годах ректорский пост. Под руководством Либера, чьи исследовательские интересы были связаны с изучением национал-социализма и фашизма, Фурт в 1957 году защитил диссертацию о праворадикальном экстремизме в послевоенной Германии. Позднее Фурт стал научным руководителем одного из главных лидеров западногерманского студенческого движения Руди Дучке, который в 1973 году защитил, а в 1974‐м опубликовал диссертацию под названием «Попытка поставить Ленина на ноги» о причинах тупиковости социалистического пути развития в Советском Союзе и Китае.
  Маргарита фон Брентано (1922–1995) с 1956 года работала ассистентом профессора Вильгельма Вайшеделя в Философском институте при Свободном университете Берлина, а в 1972 году сама заняла профессорский пост. См.: «Ich gestehe, in dieser Sache Partei zu sein». Margherita von Brentano prägte die Freie Universität Berlin durch engagierte Lehre und durchdachtes Engagement. 03.12.2018. https://www.fu-berlin.de/presse/publikationen/fundiert/2018-01/brentano/.


[Закрыть].

Демонстрация возле созданного в 1953 году из камней разрушенной синагоги мемориала жертвам национал-социализма на берлинской площади Штайнплатц, собрала тогда около 3 тыс. студентов. Среди них были и члены Социалистического союза немецких студентов (ССНС; Sozialistischer Deutscher Studentenbund, SDS), сыгравшего впоследствии ключевую роль в протестном движении внепарламентской оппозиции. Во время акции некоторые ее участники развернули плакаты с именами западногерманских политиков, занимавших высокие посты в период нацистской диктатуры, – Ганса Глобке, Теодора Оберлендера, Хайнца Райнефарта и Герхарда Шредера[289]289
  Ганс Глобке (1898–1973) – руководитель Ведомства Федерального канцлера ФРГ в 1953–1963 годах, один из ближайших советников канцлера Аденауэра, в период Третьего рейха был официальным комментатором принятых в сентябре 1935 года Нюрнбергских расовых законов.
  Теодор Оберлендер (1905–1998) – член ХДС/ХСС, министр по делам беженцев, переселенцев и пострадавших от войны в правительстве Конрада Аденауэра в 1953–1960 годах, член бундестага в 1953–1961 и 1963–1965 годах. В годы Второй мировой войны служил в специальном батальоне Абвера «Нахтигаль», принимавшем участие в расстреле польской интеллигенции Львова и убийствах нескольких тысяч львовских евреев.
  Хайнц Райнефарт (1903–1979) – мэр города Вестерланда в 1951–1964 годах, член ландтага Шлезвиг-Гольштейна; в период Третьего рейха – один из высших офицеров СС, группенфюрер СС, генерал-лейтенант войск СС и полиции (с 1 августа 1944 года), с января 1944 года – Высший руководитель СС и полиции «Варта» (Höhere SS– und Polizeiführer, HSSPF).
  Герхард Шредер (1910–1989) – бывший член НСДАП и СА с 1933 года; после войны был членом ХДС/ХСС, служил на постах министра внутренних дел ФРГ (1953–1961), министра иностранных дел (1961–1966) и министра обороны (1966–1969).


[Закрыть]. Задержанные в тот день полицией, но вскоре выпущенные на свободу, студенческие активисты оказались одними из первых, кто в послевоенной ФРГ открыто заявил о сохранении преемственности между Боннской республикой и Третьим рейхом, указав на взаимосвязь между современными общественными проблемами и наследием нацистской диктатуры.

Открытый годом позднее семинар по проблеме антисемитизма в Германии, пользовавшийся большой популярностью среди студенческих лидеров и ставший важной интеллектуальной площадкой для выработки протестной повестки, тоже сфокусировался на преемственности между двумя режимами. Дискуссии, в том числе обстоятельные обсуждения теорий фашизма, разворачивались как в университетских аудиториях, так и на страницах независимого журнала «Аргумент» (Das Argument), созданного в 1959 году студентом Свободного университета Вольфгангом Фрицем Хаугом по образцу «Журнала социальных исследований» Франкфуртской школы. Со временем «Аргумент» превратился в полуофициальный печатный орган студенческого движения[290]290
  Архив журнала Das Argument – Zeitschrift für Philosophie und Sozialwissenschaften доступен на сайте http://www.inkrit.de/neuinkrit/index.php/de/publikationen/das-argument. В течение первого десятилетия существования журнала были опубликованы тематические выпуски «Преодоление антисемитизма», «Государство и общество при фашизме. Теории фашизма», «Средства массовой информации и манипуляции», «Ситуация с атомной энергетикой», «Новая Польша и немцы», «Эмансипация женщин. К проблеме сексуальности и господства», «Школа и образование» и др. Подробнее о журнале см.: Korte P. (Hrsg.) 30 Jahre Argument: Erfahrungen und Perspektiven. Interviews zu einem Jubiläum. Hamburg: Argument, 1988.


[Закрыть].

Университетские дискуссии велись на фоне набиравших силу общественных инициатив по привлечению к ответственности виновных в массовых убийствах и нарушениях прав человека в период национал-социализма – главным образом судебных процессов над бывшими сотрудниками лагерной администрации и охраны концлагерей Аушвиц (1965–1967), Белжец (1963–1965), Треблинка (1964–1965) и Собибор (1965–1966).

О том, насколько сложным оказался процесс свершения правосудия в первой половине 1960‐х годов, свидетельствовало сопротивление, с которым пришлось столкнуться одному из первопроходцев проработки прошлого в юридической сфере, прокурору и судье Фрицу Бауэру. Давление исходило как от коллег Бауэра, юристов («В системе юстиции я живу, как на чужбине», – признавался он), так и от общества и власти («Когда я выхожу из своего кабинета, я попадаю в чужую и враждебную страну»)[291]291
  Feindliches Ausland. Bislang unbekannte Details zeigen, wie Generalstaatsanwalt Fritz Bauer Israel bei der Jagd auf den Nazi-Verbrecher Eichmann half // Der Spiegel. 31/1995. S. 42–43. https://www.spiegel.de/spiegel/print/d-9205805.html.


[Закрыть]. В одном из телевизионных ток-шоу 1964 года Бауэр отметил, что, хотя при создании ФРГ были достигнуты определенные успехи, в Основном законе закреплены демократические основы республики и учреждены демократические органы власти, «но нужны еще люди, которые вдохнут жизнь в конституционные формулировки»[292]292
  Цит. по: Володина Э. Обвинитель Фриц Бауэр: смерть в рассрочку // Deutsche Welle. 25.11.2010. http://dw.com/p/QHqY.


[Закрыть].

Хотя до достижения этой цели было еще далеко, осознание необходимости оживления буквы Основного закона постепенно расширялось: все большее число граждан проявляло готовность отстаивать заложенные в нем принципы. В 1960‐е годы западногерманское общество все чаще обращало внимание на реакционные тенденции в политике, реагировало на попытки властей реанимировать авторитарные методы, все решительнее выступало против лицемерия истеблишмента и выдвижения бывших нацистов на руководящие посты.

С одним из главных испытаний гражданское общество ФРГ столкнулось в ходе так называемого «дела Шпигеля». За критическую публикацию о состоянии западногерманских вооруженных сил редакция гамбургского журнала Der Spiegel была подвергнута в октябре 1962 года беспрецедентному давлению: в офисе журнала были проведены обыски, а его руководство, включая главного редактора Рудольфа Аугштайна, оказалось за решеткой по обвинению в государственной измене. В ответ на действия властей на улицы вышли студенты и профессора ряда университетов, чтобы защитить свободу прессы и потребовать отставки министра обороны Йозефа Штрауса. «Тогда, в 1962‐м, – писал позднее участник этих событий журналист Ганс Хальтер, – никому в ФРГ не приходило в голову устраивать демонстрации, не подав заявки и не получив в полиции разрешения. ‹…› Действия государства не были ни поводом, ни целью общественных манифестаций. И вот поздней осенью 1962 года все изменилось. Во всех частях Германии, и прежде всего в университетских городах, молодежь принялась упражняться в общественном неповиновении. Для большинства все это было в первый раз»[293]293
  Хальтер Г. Когда граждане борются // Дуве Ф., Меттке Й., Хальтер Г. Дело «Шпигеля». Пример из германской истории / Пер. с нем. М.: Глагол, 2003. С. 88.


[Закрыть]. Западногерманской общественности удалось тогда отстоять журнал и отразить атаку на свободу прессы: министр обороны был вынужден подать в отставку, а канцлеру Аденауэру пришлось заново формировать правительство после выхода из него свободных демократов (СвДП).

Однако ощущение надвигавшейся угрозы и опасения за судьбу демократии продолжали усиливаться. В 1966 году вышла книга Карла Ясперса «Куда движется ФРГ?», представлявшая острую социальную критику западногерманской общественно-политической реальности и предупреждавшая об опасностях приближения диктатуры[294]294
  Jaspers K. Wohin treibt die Bundesrepublik? Tatsachen, Gefahren, Chancen. München: Piper, 1966.


[Закрыть]. Ханна Арендт позднее назовет манифест Ясперса политически наиболее важной книгой в истории послевоенной ФРГ.

«В 1945 году мы хотели развить идею свободы, чтобы организовать себя в условиях демократии при республиканской форме правления. Мы потерпели неудачу. Мы регрессируем все дальше и дальше. Последние двадцать лет показали, что немцы не изменились», – с горечью писал Ясперс[295]295
  Цит. по: Jaspers K. The Future of Germany. Chicago; London: University of Chicago Press, 1967. P. 172.


[Закрыть]. По его оценке, причина провала во многом заключалась в том, что в стране «еще очень незначительна тенденция к активному участию в политической жизни, нет желания приносить жертвы ради политики в виде участия, денег и риска, зачастую отсутствует сознание того, что судьба всех зависит от политики»[296]296
  Цит. по: Ясперс К. Куда движется ФРГ? Факты, опасности, шансы / Пер. с нем. М.: Международные отношения, 1969. С. 73.


[Закрыть].

Общественные опасения достигли предельной точки после избрания на пост федерального канцлера 1 декабря 1966 года бывшего члена НСДАП и заместителя завотделом по радиопропаганде в риббентроповском МИДе Курта Георга Кизингера (1966–1969), создания «большой коалиции» Христианско-демократического союза и Социал-демократической партии Германии и, главное, выдвижения новым правительством проекта «чрезвычайного законодательства» (Notstandgesetze). Хотя принятие подобных нормативных правовых актов являлось одним из условий западных союзников для полной передачи суверенитета ФРГ, угроза существенного ограничения гражданских прав в условиях чрезвычайного положения, включая свободу передвижения, тайну переписки, конфиденциальность телефонных разговоров и т. п., вызывала негативные ассоциации с законом «О предоставлении чрезвычайных полномочий правительству» (Ermächtigungsgesetz) 1933 года. Чрезвычайные законы сразу же окрестили «нацистскими», и внепарламентская оппозиция включилась в активную борьбу против их принятия.

Карл Ясперс предупреждал об опасности: «То, что происходит на нашем пути к диктатуре, но что еще можно предотвратить, однажды, с введением чрезвычайных законов, станет свершившимся фактом. Как Гитлер в свое время понял, что он может прийти к власти в Германии только законным путем, а получив эту власть, – ликвидировать всякую законность, точно так же с помощью чрезвычайных законов поступит и диктатура»[297]297
  Ясперс К. Куда движется ФРГ? С. 50.


[Закрыть]. Сам философ в знак протеста против сохранения консервативных тенденций на собственной родине отказался в 1969 году от немецкого гражданства, приняв подданство Швейцарии[298]298
  В последние годы жизни Ясперс работал в Швейцарии, будучи преподавателем в Базельском университете. См.: Busche H., Fuchs Th. Zwei Philosophen der Medizin – Leibniz und Jaspers. Berlin/Heidelberg: Springer, 2017. S. 6.


[Закрыть].

В этом противостоянии несогласным не удалось одержать победу: «чрезвычайные законы» были приняты 30 мая и вступили в силу 24 июня 1968 года[299]299
  Siebzehntes Gesetz zur Ergänzung des Grundgesetzes («Notstandsgesetze») vom 24. Juni 1968 // BGBL. 1968. II. Nr. 41. S. 709–714. http://www.bgbl.de/xaver/bgbl/start.xav?startbk=Bundesanzeiger_BGBl&jumpTo=bgbl168s0709.pdf; Spernol B. Notstand der Demokratie. Der Protest gegen die Notstandsgesetze und die Frage der NS-Vergangenheit. Essen: Klartext, 2008.


[Закрыть]. Однако протесты конца 1960‐х годов не только ознаменовали расцвет студенческого движения, но и изменили природу западногерманской демократии.

Прежде всего, студенческое движение, вошедшее в историю как «движение 1968 года» (68er-Bewegung), обозначило качественно новый этап развития западногерманского гражданского общества. По словам политолога и журналиста Пола Хокеноса, хотя из‐за внутренних противоречий ССНС практически перестал существовать уже в 1970 году, его активисты рассеялись по левой части политического спектра. Подавляющее большинство из них придерживались реформистского пути: радикальному направлению, связанному с деятельностью насильственных левых групп (наиболее известными из них стали Фракция Красной армии и группа Баадер-Майнхоф), последовало явное меньшинство[300]300
  Hockenos P. The 1968 Debate in Germany // Open Democracy. 02.05.2008. https://www.opendemocracy.net/en/the_1968_debate_in_germany/.


[Закрыть].

Многие из активистов студенческого движения приняли участие в создании низовых гражданских инициатив, на базе которых впоследствии были сформированы так называемые новые социальные движения – экологическое (Ökologiebewegung), женское (Frauenbewegung), движение против атомной энергии (Anti-Atomkraft-Bewegung), движение за мир (Friedensbewegung). Эти массовые движения мобилизовали миллионы граждан, значительно расширив социальную базу движения 1968 года, состоявшего в основном из представителей среднего класса и околоуниверситетской среды[301]301
  Ibid.


[Закрыть].

Наиболее влиятельным из новых социальных движений стало экологическое движение 1970‐х годов, объединившее внепарламентскую студенческую оппозицию и движение против атомной энергии. В 1972 году 16 гражданских групп основали Федеративный союз гражданских инициатив по охране окружающей среды (Bundesverband Bürgerinitiativen Umweltschutz, BBU), который включал более тысячи аффилированных групп действия и более 300 тыс. индивидуальных членов. В 1975 году неправительственная Лига по охране окружающей среды и охране природы (Bund für Umwelt und Naturschutz Deutschland, BUND) была основана как федерация, объединившая региональные группы и включавшая 40 тыс. членов[302]302
  Zundel R. Anschlag auf die Parteien oder Ventil der Verdrossenheit? // Die Zeit. 05.08.1977. Nr. 33. https://www.zeit.de/1977/33/anschlag-auf-die-parteien-oder-ventil-der-verdrossenheit.


[Закрыть].

Экологическое движение имело множество сходств с внепарламентской оппозицией 1960‐х годов. Среди них журналист Die Zeit Рольф Цундель выделял глубокое разочарование в истеблишменте, бескомпромиссность, восприятие самих себя в качестве элиты. Представление об исключительных правах участников движения было основано на чрезвычайно высоких нравственных целях (девиз в проекте каталога BBU гласил: «Когда правосудие становится несправедливым, сопротивление становится долгом»). Широко распространенной была уверенность, что движение представляло собой наиболее важный инструмент низовой демократии и канал народного волеизъявления. Хотя на тот момент фактически оно было меньшинством (против атомной энергии тогда выступали 20–40 % граждан)[303]303
  Zundel R. Op. cit.


[Закрыть].

Впоследствии, в 1979 году, на базе экологического движения была создана партия «зеленых» (Die Grünen), которая в 1983 году впервые преодолела 5-процентный барьер, получив представительство в бундестаге[304]304
  Decker F. Etappen der Parteigeschichte der Grünen // BPB.de. 16.07.2018. https://www.bpb.de/politik/grundfragen/parteien-in-deutschland/gruene/42151/geschichte.


[Закрыть].

Среди качественно новых для Германии форм гражданского участия особое значение приобрели «гражданские инициативные группы» (Bürgerinitiativen), которые начали появляться в немецких городах в конце 1960‐х годов. К концу 1970‐х их количество достигало 15 тыс. с общим числом участников до 2 млн человек (по численности членство в таких группах превышало членство в политических партиях)[305]305
  Conradt D. P. 1989. Op. cit. P. 248–249; Meulemann H. Value Change in West Germany, 1950–1980: Integrating the Empirical Evidence // Social Science Information. 1983. Vol. 22. Nos. 4–5. P. 453.


[Закрыть]. Цели подобных инициатив варьировались от протестов против повышения тарифов на проезд в общественном транспорте до борьбы за запрет атомных электростанций. Они пытались влиять на политические решения по вопросам окружающей среды, атомной энергетики, вопросы потребления и инфраструктуры. Рольф Цундель указывал на появление «тысяч инициатив, зачастую известных только на местном уровне; они лоббируют лучшие – или, по крайней мере, иные – формы городского планирования, организуют помощь иностранцам, выступают за детские площадки, защиту от шума, помощь пожилым, ресоциализацию заключенных и многое другое. Некоторые инициативы представляют собой спонтанные краткосрочные движения, другие превращаются в традиционные ассоциации»[306]306
  Zundel R. Op. cit.


[Закрыть].

В начале 1970‐х годов немецкий Институт городских исследований проанализировал 1,4 тыс. гражданских инициатив. 17 % из них касались проблем охраны окружающей среды, 16 % – детских учреждений и игровых площадок. Проблемы транспорта были в центре внимания 12 % инициативных групп; за ними следовали проблемы школ (8 %), городского развития (8 %) и маргинальных групп (7 %). Одну треть гражданских инициатив составляли социальные организации взаимопомощи[307]307
  Ibid.


[Закрыть].

По оценкам Пола Хокеноса, многие гражданские инициативные группы привлекали львиную долю своих активистов из молодых, хорошо образованных представителей среднего класса; часто они фокусировались на одном конкретном вопросе и действовали на местном уровне. Гражданские инициативные группы в определенном смысле выросли из студенческого движения, активисты которого привнесли этику личной инициативы и самоорганизации в местные общины[308]308
  Hockenos P. The Grassroots Republic: How Intellectuals, Students and Civic Movements Changed German Culture // The Atlantic Times. 2009. May.


[Закрыть]. Согласно опросам общественного мнения, возможность членства в одной из подобных гражданских инициатив рассматривала более трети взрослого населения ФРГ[309]309
  Thomas E., Ekkehard L., Zoll R. Politische Beteiligung in der Bundesrepublik Deutschland. Göttingen: Otto Schwartz, 1975. S. 136–179; Conradt D. P. 1989. Op. cit. P. 248–249.


[Закрыть].

Трансформация западногерманской политической культуры, ее демократизация была напрямую связана с протестным движением 1968 года. В конце 1960‐х – начале 1970‐х годов наблюдался значительный сдвиг в характере массовых политических установок. Впервые за послевоенную историю число граждан, интересующихся политикой, пересекло 40-процентный барьер и к 1977 году достигло половины взрослого населения[310]310
  Conradt D. P. 1989. Op. cit. P. 239–241.


[Закрыть].

Вместе с ростом гражданской активности и заинтересованности в политической жизни росла и уверенность граждан в способности влиять на общественно-политическую ситуацию (political efficacy): с 1959 по 1972 год доля опрошенных, считавших, что такие люди, как они, могут оказывать влияние на действия правительства, возросла с 25 до 40 %[311]311
  Meulemann H. Op. cit. P. 785.


[Закрыть]. А доля респондентов, считающих себя достаточно компетентными, чтобы влиять на национальные законы, которые они считали несправедливыми, возросла в 1959–1974 годах почти на 20 процентных пунктов: с 38 до 59 %[312]312
  Conradt D. P. 1989. Op. cit. P. 232.


[Закрыть]. Примерно 40 % респондентов в 1972 году заявили, что политика доступна для понимания и средний человек может иметь мнение по политическим вопросам[313]313
  Baker K. L., Dalton R. J., Hildebrandt K. Germany Transformed: Political Culture and the New Politics. Cambridge: Harvard University Press, 1981. P. 28.


[Закрыть].

Еще в 1953 году более 60 % избирателей или редко, или никогда не обсуждали политику со своими друзьями, соседями и членами семьи. К 1959 году склонность к политическим дискуссиям повысилась, а количество невовлеченных сократилось менее чем до 40 %. Новый этап роста политических дискуссий пришелся на избирательную кампанию 1965 года и особенно на вторую половину 1960‐х годов. В 1965–1976 годах более чем на 7 процентных пунктов выросло число людей, обсуждающих политические вопросы со своим окружением (наиболее резкий рост наблюдался в 1965–1969 годах)[314]314
  Ibid. P. 39; Meulemann H. Op. cit. P. 784–785.


[Закрыть].

Рост интереса к политике, частоты политических дискуссий и уверенности в собственных силах сопровождался ростом готовности принимать участие в политике и в общественных делах. В 1952–1979 годах с 7 до 14 % выросла готовность граждан вступать в политические партии[315]315
  Meulemann H. Op. cit. P. 784.


[Закрыть]. К середине 1970‐х годов жители Западной Германии уже принимали не меньшее участие в политической жизни, чем граждане старых демократий (США и Нидерланды), а в некоторых областях (членство в партиях, участие в политических митингах) демонстрировали даже более высокий уровень политической вовлеченности[316]316
  Conradt D. P. 1989. Op. cit. P. 248–250.


[Закрыть].

Если в 1959 году 44 % опрошенных в рамках проекта «Гражданская культура» сообщили о членстве в той или иной добровольной организации, то к 1967 году эта доля возросла до 50 %, а в 1975 году уже 59 % западных немцев заявили, что состоят как минимум в одной организации[317]317
  Ibid. P. 255. Доля респондентов, отметивших, что они принимают активное участие в деятельности некоммерческих объединений, увеличивалась еще быстрее, чем простое членство. Если в 1959 году только 7 % опрошенных были активными участниками хотя бы одной добровольной организации, то к 1967 году доля активных членов достигла 10 %, а к 1975 году – 17 %.


[Закрыть].

По мере расширения общественный протест обретал новые формы. Дэвид Конрад приводит данные опроса 1976 года, выявившего существенную поддержку населением (в особенности более молодыми группами) новых способов протестных действий: петиции, сидячие забастовки, бойкоты, демонстрации, гражданские инициативные группы и т. д. Более крайним, радикальным формам политической активности оказывалось, напротив, мало поддержки[318]318
  Ibid. P. 248–251.


[Закрыть]. Авторы сравнительного исследования развития «нетрадиционных» форм политического действия в пяти западных индустриальных обществах пришли к выводу, что репертуар политического участия особенно расширился в Западной Германии в 1959–1974 годах[319]319
  Kaase M., Marsh A. Political Action Repertory: Changes Over Time and a New Typology // Barnes S., Kaase M. et al. (eds) Political Action: Mass Participation in Five Western Democracies. Beverly Hills: Sage Publications, 1979. P. 137–166.


[Закрыть].

Согласно подсчетам Министерства внутренних дел ФРГ, в 1970–1982 годах количество демонстраций выросло в четыре раза – примерно с 1,3 до 5 тыс. в год. Наибольший скачок пришелся на 1980 год, когда число протестных акций достигло 4 тыс. В то же время, по данным МВД, число насильственных форм политической активности, напротив, сокращалось[320]320
  Zinnecker J. Political Culture of West German Youth, 1954–1984. Universität-Gesamthochschule-Siegen, Forschungsschwerpunkt Historische Mobilität und Normenwandel in Siegen, 1987. P. 91.


[Закрыть].

Авторы исследования западногерманской политической культуры Кендал Бейкер и его коллеги указывали на значительный рост участия в политической жизни в ходе избирательных кампаний 1969 и особенно 1972 года. «Выборы [1969 года], которые характеризовались высоким уровнем участия граждан, – писали они, – были отмечены появлением инициативных групп избирателей (Wählerinitiativen). Более трети избирателей ежедневно обсуждали политику в ходе избирательной кампании. Во время выборов 1972 года участие граждан поднялось на еще более высокий уровень. Явка в 1972‐м достигла исторического максимума, широкое распространение получили американские способы проведения предвыборных кампаний. Благодаря этому тренду к усилению политизации в 1973 году Германия была признана страной с самым высоким уровнем политической дискуссии в Европейском сообществе»[321]321
  Baker K. L., Dalton R. J., Hildebrandt K. Op. cit. P. 39.


[Закрыть].

Тогда же в ФРГ сформировался прочный консенсус относительно либеральных республиканских политических институтов. Если в 1953 году чуть более половины избирателей высказывались за демократическую систему, то к 1967 году количество граждан, полагающих, что демократия является «лучшей формой правления», достигло 74 %. С 1972 года по уровню удовлетворенности демократической политической системой (90 %) Западная Германия занимала первое место в Европе[322]322
  Conradt D. P. 1989. Op. cit. P. 233–235. В среднем по ЕС эта цифра достигала 54 % (например, во Франции – 49 %, в Италии – 19 %). Allensbach, IFD-Umfrage 2178, February/March 1976.


[Закрыть].

По мере укрепления доверия к демократическим институтам росли и осознание значимости основных гражданских прав, и готовность защищать их от посягательств со стороны государства. В мае 1969 года исследователи из Института Алленсбаха спросили западных немцев, какими основными политическими правами они были бы готовы пожертвовать в качестве платы за одобрение Советским Союзом воссоединения Восточной Германии с ФРГ. Около 12 % опрошенных отметили тайну переписки, 10 % – свободу собраний, но подавляющее большинство (56 %) заявили, что не готовы отказаться от каких-либо прав и свобод ни при каких обстоятельствах. В другом тогдашнем опросе, ссылаясь на происходившие в тот период довольно ожесточенные студенческие демонстрации, социологи предположили, что «Конституция допускает слишком большую свободу и что право на демонстрации должно быть ограничено». Хотя с данным утверждением согласились около 39 % респондентов, большинство (53 %) заявили, что свобода демонстраций не должна ограничиваться, даже если некоторые ею злоупотребляют[323]323
  Dornberg J. The New Germans: Thirty Years After. New York: Macmillan Publishing Co., Inc., 1976. P. 47.


[Закрыть].

В 1961 году Джон Дорнберг, в детстве вынужденный бежать из нацистской Германии в Америку вместе с родителями и вернувшийся туда после войны корреспондентом американских СМИ, выпустил книгу «Шизофреническая Германия». В ней он крайне скептически оценил послевоенное западногерманское общество и подверг сомнению будущее немецкой демократии[324]324
  Dornberg J. Schizophrenic Germany. New York: Macmillan, 1961.


[Закрыть]. Однако в своей следующей книге, опубликованной пятнадцать лет спустя, Дорнберг писал: «К тому времени, когда я [в качестве журналиста] вернулся в 1971 году ‹…› [я] открыл для себя совершенно другую Германию – нацию, изменившуюся и внезапно повзрослевшую, людей, осознающих свои потребности и права ‹…›»[325]325
  Dornberg J. 1976. Op. cit. P. xiii.


[Закрыть]. «Не только демократия кажется безопасной, но и практикующая ее Германия наконец достигла зрелости», – подытожил автор[326]326
  Ibid. P. 286.


[Закрыть].

Студенческое движение и выдвинутая им повестка также обусловили трансформацию общественного сознания и смену приоритетов в политике. Проблемы образования, качества жизни и охраны окружающей среды, участия в принятии решений (Mitbestimmung), гендерного равноправия стали важной частью западногерманского политического дискурса.

В 1969 году к власти в ФРГ впервые пришли социал-демократы во главе с известным антифашистом, проведшим годы войны в эмиграции, канцлером Вилли Брандтом (1969–1974). Коалиционное правительство, сформированное совместно со свободными демократами, вскоре приступило к реформированию тех областей, на преобразовании которых настаивали студенты. В 1969–1972 годах около 300 тыс. молодых людей 18–25 лет, вдохновленные реформами правительства Брандта, присоединились к социал-демократической партии[327]327
  Hockenos P. 2008. Op. cit.


[Закрыть].

Не осталась в стороне и тема нацистского прошлого, которая, благодаря студенческому движению, оказалась прочно связанной с борьбой за демократию, конституционные права и обновленную политическую культуру. В декабре 1970 года на первых полосах немецких и мировых газет появилась фотография Вилли Брандта, склонившего колени перед памятником героям Варшавского гетто. Этот публичный жест федерального канцлера стал символом признания ответственности Германии за преступления нацистского режима, а также новой политики примирения, основанной на уважении фундаментальных прав и свобод личности. «Этот акт обеспечил неистребимый противовес многовековому немецкому высокомерию во взаимодействии с соседним народом», – констатировали Александр и Маргарет Митчерлих[328]328
  Mitscherlich A., Mitscherlich M. Op. cit. P. 7. Подробнее об этом событии см. также: Giesen B., Schneider Ch. (Hrsg.) Tätertrauma. Nationale Erinnerungen im öffentlichen Diskurs. Konstanz: UVK, 2004.


[Закрыть].

Рост значимости таких ценностей, как уважение прав человека, солидарность и гражданское участие в общественной жизни, совпал с ростом памяти о нацистском прошлом в общественном сознании. Борьба различных организаций гражданского общества за свои права и за постиндустриальные ценности: качество жизни, экологические права, гендерное равноправие и т. п. – шла одновременно с борьбой за восстановление исторической справедливости, включение памяти о трагических, позорных моментах истории, национальных преступлениях в общенациональную память о прошлом. За это боролись прежде всего различные гражданские организации – сообщества жертв Холокоста, религиозные лидеры и группы, активисты гражданского общества, педагоги, писатели, юристы, историки, журналисты, художники и другие представители творческих профессий. Появление этих индивидов и групп свидетельствовало о постепенной модернизации социальных отношений, изживании тоталитарного наследия.

Если в первые послевоенные годы осознание важности критического осмысления истории было уделом преимущественно леволиберальных интеллектуалов, ставших первооткрывателями критической, рефлексирующей культуры памяти и идентичности, то к концу 1960‐х годов, благодаря распространению антинацистской повестки студенческого движения, эти идеи стали постепенно проникать в общественное сознание, а в 1970‐е база их поддержки расширилась в связи с появлением массовых социальных движений и, в первую очередь, движения «зеленых» (нередко определявших себя как политическую реакцию на нацистское прошлое)[329]329
  Markovits A., Gorski Ph. The German Left: Red, Green and Beyond. New York: Oxford University Press, 1993. P. 18–21. Markovits A. Was ist das «Deutsche» an den Grünen? Vergangenheitsaufarbeitung als Voraussetzung politischer Zukunftsbewaltigung // Kallscheur O. (Hrsg.) Die Grünen: Letzte Wahl? Berlin: Rotbuch, 1986. S. 146–164.


[Закрыть].

В 1973 году при содействии федерального президента Густава Хайнемана (1969–1974) был учрежден школьный конкурс работ по немецкой истории, предоставивший молодым немцам по всей стране возможность исследовать историю Третьего рейха на примере своих родных мест[330]330
  Исторический школьный конкурс Федерального президента проводится в Германии с 1973 года Фондом Кербера. Среди тем, предложенных организаторами конкурса в 1970‐е и 1980‐е годы, были следующие: «К пониманию немецкого движения за свободу», «Повседневная жизнь во время национал-социализма», «Наше место – дом для чужих?», «Окружающая среда имеет историю» и др. https://www.koerber-stiftung.de/geschichtswettbewerb.


[Закрыть]. В 1970–1980‐е годы, отмеченные ростом интереса к истории повседневности, уже не только интеллектуалы и близкие к ним группы, но и более широкие слои населения начали вовлекаться в процесс осмысления национальной истории. В конце 1970‐х годов впервые вошел в массовое сознание термин «Холокост» после показа по западногерманскому телевидению одноименного телевизионного мини-сериала. Четырехсерийный фильм, снятый американским режиссером Марвином Чомски и вышедший в западногерманский телеэфир в январе 1979 года, стал триггером, актуализировавшим память о главном преступлении нацистского режима в общенациональном масштабе[331]331
  Bösch F. Film, NS-Vergangenheit und Geschichtswissenschaft // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. 2007. Jg. 54. Heft 1. S. 2; Idem. Zeitenwende 1979. Als die Welt von heute begann. München: C. H. Beck, 2019; Lüdtke A. «Coming to Terms with the Past»: Illusions of Remembering, Ways of Forgetting Nazism in West Germany // Journal of Modern History. 1993. Vol. 65. No. 3. P. 543–547.


[Закрыть].

Эти изменения нашли отражение и в структурах общественного сознания. Если в мае 1964 года 54 % опрошенных согласились с тем, что «правительство национал-социалистов было несправедливым правительством и преступным режимом», то в ноябре 1978 года доля согласных с этим утверждением выросла до 71 % (не согласились 28 % в 1964 и 21 % в 1978 году)[332]332
  Noelle-Neumann E. (ed.) The Germans: Public Opinion Polls 1967–1980. Westport: Greenwood Press, 1981. P. 113.


[Закрыть].

Ярким свидетельством того, насколько сложным и медленным был процесс переосмысления национального прошлого в послевоенной ФРГ, может послужить таблица, демонстрирующая динамику общественного восприятия роли Гитлера (табл. 4). В мае 1955 года 48 % опрошенных согласились, что «если бы не война, Гитлер был бы одним из величайших государственных деятелей Германии» (лишь 36 % опрошенных не согласились с этим высказыванием). Эта оценка роли диктатора менялась чрезвычайно медленно, но устойчиво. Так что в опросе, проведенном Институтом Алленсбаха в мае 1967 года, картина фактически «перевернулась»: доля согласных с утверждением сократилась до 32 %, а доля несогласных преодолела 50-процентный рубеж (и в ноябре 1978 года достигла 55 %)[333]333
  Noelle-Neumann E., Neumann E. P. (eds) The Germans: Public Opinion Polls 1947–1966. Allensbach, Verlag für Demoskopie, 1967. P. 203; Noelle-Neumann E. (ed.) Op. cit. P. 112.


[Закрыть].

Таблица 4. Отношение к Гитлеру. «Все, что было построено между 1933 и 1939 годами, было разрушено. Могли бы вы сказать, что, если бы не война, Гитлер был бы одним из величайших государственных деятелей Германии?»

(В процентах от числа опрошенных)