Текст книги "Мужчина несбывшейся мечты"

Сергей Кольцов

Обожаю культурных клиентов. У них узкий круг знакомых – только приличные люди. Они не ругаются матом и, конечно, никто никого и ни за какие коврижки не бьет по морде. У них высокие отношения, а количество духовных ценностей несопоставимо с суммами прописью. И они не выносят сор из избы. Им претит внимание толпы. Обратиться вовремя к частному сыщику – это фу, какой дурной тон. Сродни доносительству. У них же все всегда в порядке.

А потом кто-то втыкает клинок в спину самому прекрасному из них, и они оказываются в двусмысленном положении. Так мы же не выходили за пределы нашего, кристально чистого круга. Так у нас же не может быть убийц, у нас же просвещенность, совесть и все такое.

Надо отдать должное Андрею Петровичу Сереброву. Для него вся эта фигня с предрассудками ушла на задний план, когда он почувствовал реальную угрозу своему старшему сыну. Честно говоря, я сомневался, что его опасения оправданны, что опасность не только реальна, но и близко. Потому и опоздал. Времени у меня было две недели. Это несерьезно для полноценного расследования, в круге которого ни одного криминального элемента.

Что мы имеем? Антон Серебров пришел в себя после операции, но о том, чтобы он давал показания, не может быть и речи. Еще даже нет окончательного прогноза – будет жить или нет. К тому же на его показания сильно рассчитывать не стоит… Знаю этот тип ученого с принципами и отсутствием времени на то, чтобы вечером чаю попить, полежать у телевизора и пошептать жене на ушко, что делал с момента пробуждения, о чем думал, что и кто ему сказал. Он этого всего не замечает. Жену, возможно, тоже.

Я говорил с Кристиной, она знает о муже меньше, чем я. Все, что мне нужно получить от Антона Сереброва – это какие-то воспоминания вечера покушения. Это сложно. Кроме шока, боли, эффекта неожиданного нападения там есть особое обстоятельство. В крови Антона эксперт обнаружил сильный наркотик. Разумеется, Серебров его не принимал. Укол был сделан примерно за двадцать минут до нападения. Укол в правое предплечье сзади. На месте инъекции обнаружены крошечные волокна. Они совпали с теми, из которых сделана шерстяная рубашка Антона. То есть кто-то исхитрился уколоть его, возможно, в толпе. Доза большая. Уже минут через пять можно подхватить его и затащить в машину. Где, скорее всего, и был нанесен удар ножом. Потому что на месте, где Антона обнаружили, его крови практически не было.

Сижу, восстанавливаю поминутно события того вечера. В двадцать пятнадцать Антон звонит жене из машины, говорит, что едет домой. В двадцать один его машина остановилась у ограды их дома. Это есть на камере видеонаблюдения. Антон вышел из нее и пошел в сторону от дома. Жена объяснила, что он обычно заходил в супермаркет в соседнем доме, там своя пекарня, он любит теплый хлеб. Пришлось убить массу времени, чтобы найти его на видео магазина. Он мелькнул на входе лишь без пяти десять. Вышел через девять минут. В это время начался сильный дождь, на выходе сгрудились люди. Антон с пакетом пробирался между ними. Последний кадр – он со спины, рядом и за ним, конечно, есть люди. Это последний кадр с ним на камере магазина.

Такая странная арифметика. Нет никаких свидетельств, где он был целых сорок пять минут, до того, как вошел в магазин. Антон с кем-то встретился? Говорил? Ссорился? Ему угрожали? Только он может прояснить. Возможны любые объяснения: погулял, подышал, покурил.

Лица вокруг Антона с записей камер магазина нечеткие, не все попали в кадр анфас. Но что-то есть. Сейчас подъедет мой компьютерный гений Вася и поколдует с этой толпой. Надо выделить, укрупнить, осветлить каждый миллиметр. А потом попробовать с этим работать. Скажу без ложной скромности: такая работа – и есть мое отличие от казенного сыска. Даже светлый ум Земцова бьется между враньем свидетелей и теми искрами правды, которые проступают уже в протоколе. Или в моих донесениях. Как он без меня – страшно подумать. На простое дело – искать – у него нет ни времени, ни способов, ни специалистов.

Рассматриваю все фотографии самого Антона. Про таких говорят – обалденный мужик. Из чего вытекают мотивы страсти. У него флегматичная, невыразительная жена. О подружках, брошенных любовницах, скандалах, сценах ревности ничего не известно. Слишком узкий круг. В нем о подобном не говорят. Опять же: Антон – очень занятый ученый. Но моя чуйка… Она пульсирует. Совсем без страстей тут быть не может. Глаза у него такие интересные. Взгляд задумчивый, немного отстраненный, но есть в нем горячее страдание. А жизнь такая упорядоченная, казалось бы.

В общем, борись, друг Антон. С тобой поступили коварно и жестоко. Не разберемся – дело доведут до конца. Вот в этом я почти не сомневаюсь. Есть продуманная решительность в этом преступлении. Для убийства не хватило доли миллиметра.

Часть третья. Странная жара

Другая жизнь

Хирург позвонил Кристине через три недели и сообщил, что она может забирать мужа. Перед этим Антон две недели был в общем отделении, в отдельной, охраняемой палате. Кристине разрешили каждый день приходить к нему и даже приносить домашний обед. Она по-прежнему была ошеломлена, ситуация казалась ей иррациональной. Ее пугали все эти приборы вокруг кровати мужа, она робела перед врачами и медсестрами. А самым ужасным испытанием были для нее визиты следователя и частного детектива, которые задавали странные, неудобные, иногда просто неприличные вопросы.

Лето вдруг раскалилось и заливало все ярким солнцем. Это была странная жара, по ночам ее вдруг сносило холодным, почти ледяным ветром. А с рассветом она опять выигрывала битву.

Кристина была уверена в том, что Антону спокойно и безопасно только в больнице – там врачи, лекарства, кондиционер в палате, охранник за дверью. Антон был еще очень слаб. Она заметалась после звонка хирурга. Что сделать, чтобы ему было удобно? Куда бежать? Что купить и приготовить? Она позвонила Марии. Та ответила необычно сухо и коротко:

– Очень рада, что выписывают. Извини, сейчас не смогу тебе помочь. Немного расклеилась, наверное, простуда. Но ничего сложного, Кристя. Просто свари парную курицу, поменяй постельное белье и купи овощи и ягоды. Все остальное тебе посоветуют врачи. Я навещу вас сразу, как смогу.

Кристина так и поступила. Даже больше: вымыла всю квартиру до блеска. Перед тем как выйти, чтобы ехать за Антоном, оглянулась на сверкающую спальню, на подушки в красивых наволочках с розовыми облаками, и ее сердце заполнила теплая волна. Неужели все вернется? В эту ночь Антон будет дышать рядом с ней. И она по своей суеверной привычке отмахнулась от слишком четких видений. Теперь она так бита опытом, что верит только суевериям.

Хирург Игорь Николаевич встретил Кристину в коридоре.

– Добрый день, Кристина. Я вам написал список рекомендаций. Лекарства на первое время. С этим вам будет не трудно справиться. Если что – вот все мои телефоны, звоните в любое время суток.

– Игорь Николаевич, спасибо большое. Скажите, как он вообще? Не сейчас, а именно вообще? Сможет ли быть таким, как раньше? Работать, гулять, жить? Я имею в виду жить, как здоровый человек.

– Антон сейчас на стадии послеоперационного восстановления. Но он уже сейчас – не инвалид. И не будет инвалидом. Да, он восстановится полностью. Мы сделали все, что могли. Ваш муж сейчас внутри такой же совершенный, как снаружи. Полтора месяца придется во всем соблюдать осторожность, а потом можно хоть в космос отправлять. С чем я вас и поздравляю. И да, он очень мужественно все переносит. У вас не будет больших проблем. Желаю только больше не встречаться с сумасшедшими людьми.

Антон был очень бледным, страшно похудевшим. Привезенная Кристиной одежда стала ему велика размера на два. И он был невероятно красивым. Под длинными ресницами светились теплые карие глаза. Кристина окунулась в них, как в растопленный шоколад. Он был таким неуверенным и молчаливым, что показался ей ребенком. Ее большим ребенком. Так и есть. Приедут домой, она будет кормить его с ложечки – хочет он того или нет. Она закроет двери, отключит телефоны, сдвинет шторы, чтобы даже солнце не подглядывало за ними во время этого праздника возвращения. Кристине дали отпуск за собственный счет.

Антон осваивал свое пространство с сосредоточенностью человека, вернувшегося с другой планеты. Сразу проверил свой письменный стол. Включил компьютер, чтобы заглянуть в папку «документы». Провел ладонью по полкам книжного шкафа. И позвонил только отцу.

– Папа, я дома. Все в порядке. Собираюсь спать три дня как минимум. Удивительно, правда? Три недели провалялся в постели, а кажется, будто то ли строил, то ли разрушал крепость.

– Да, – ответил Андрей Петрович. – Только это и удивительно. Поспи, сынок. Скажешь мне, когда можно к тебе приехать. Я тебя поздравляю. Ты опять справился с испытанием лучше всех. Люблю тебя, мой дорогой.

Антон не мог бы себе такое представить. Его рассудительный, сдержанный, всегда уверенный отец, положив трубку, разрыдался, не пытаясь заглушить стоны горя и радости. Вот оно, преимущество одиночества. Никто не видел слез Андрея Петровича. Пусть сын отдохнет пару дней, а потом его нужно перевезти сюда, домой. Можно с Кристиной, еще лучше без нее. С уходом он справится. А она отдохнет от ежедневных поездок в больницу, вернется к работе. Эта невестка, конечно, лучше жены Степана, она хороший, порядочный человек, но в общении Андрей Петрович постоянно натыкается на глухие стены непонимания. Это человеческая ограниченность Кристины. Ничего страшного, Антону не мешает. Не исключено, что наоборот. Антон бережет от всех свой особенный, глубокий мир. Но как бы было хорошо, если бы им дали побыть только вдвоем – отцу и сыну. Сергей Кольцов обещал, что на время следствия им предоставят охрану в рамках защиты свидетелей. Особенность ситуации в том, что их надо бы оградить и от родни. Это стало бы наградой за все страдания последнего времени.

Каждое движение, каждый вздох, каждое ощущение – все было новым. Антон возвращался в свою земную, привычную жизнь. Он устал от узнавания, он тратил столько сил на обычный жест, на еду, на горячую ванну. Так эмоционально реагировал на каждый звук, запах, свет, темноту, что к ночи мечтал только уснуть без видений, воспоминаний и снов. Провалился блаженно, а среди ночи его разбудила Кристина.

– Ты стонал, – объяснила она. – Я испугалась. Ты, кажется, плакал и кого-то звал. Мне показалось, маму. Бедный мой. Я виновата. Сейчас посмотрела список Игоря Николаевича. Ты уснул, а я не успела тебе дать успокоительное. Выпей.

Антон глотнул пилюлю, закрыл глаза и глубоко задумался. Ему снилась Мария, это ее он звал. Он в любой момент может выдать свою тайну. И что с этим делать? Что в принципе делать с тем, что он безумно хочет ее видеть. Не просто видеть. Он хочет ее. Он мучается, как зверь в клетке. Он не может с этим справляться. И это главное открытие его возвращения.

Оксана

Как же меня все бесит! Старый маразматик, конечно, сказал полиции, что подозревает нас со Степой в нападении на Антона. В смысле как заказчиков. Никто прямо не говорит, что это идея Андрея Петровича, но откуда еще информация о том, что кто-то открывал его ящики? Сокровищницу, блин! Там бумаги на дом, завещание и счета. У меня счета на большую сумму. У Степы примерно на такую же. Да, я считаю, что у женщины должны быть свои средства. Свою зарплату я перевожу на счет сразу, часть дохода Степы – у него не только зарплата – тоже. На жизнь нам хватает тридцати процентов от месячного заработка мужа. Я даже крем и косметику не покупаю на свои деньги. Женщина выходит замуж, берет на себя ответственность за семью, занимается хозяйством, порядком, здоровьем всех. И это должно быть оплачено. Мне не нужны слюнявые слова любви, цветочки и поцелуйчики. У любви есть денежное выражение. Так и только так женщина ощущает свою ценность.

Да, в этот паршивый шкафчик я, конечно, заглядывала. Какие проблемы: ключ от него лежит в незапертой тумбочке. Я не обязана доверять этому склеротику. А там документы на дорогущий особняк, его знаменитое завещание. Уверена, что он своим нелепым поступком загнал в гроб несчастную жену. Анастасия любила Степана, хотела ему счастья и достатка. Даже мать не могла любить Антона, потому что он из тех людей, которым любовь не нужна. Его высокомерие и показное бескорыстие только не совсем адекватный отец может принимать за особое благородство. На самом деле Антон – Нарцисс, которому хватает ума держаться скромно и до приторности вежливо. У них с Кристиной нет детей. Не сомневаюсь в том, что дети не нужны именно Антону. Он же царек для глупой Кристины. И вот он вступит во владение родовым поместьем. Рано или поздно такое случится. Трудно даже предположить, как ему взбредет в голову с этим всем обойтись. Может продать и вложить деньги в свои эксперименты, которые никому, кроме него, не нужны. Может написать доверенность на управление всем Кристине, и вообще забыть. А с этого места – пара шагов до того, чтобы Кристину кто-то научил прибрать собственность к своим рукам. В случае развода, к примеру. В том, что Антон ее бросит, мало кто сомневается. Научит хотя бы ее приемная мамаша – эта распрекрасная Мария, которая за доченьку глаза любому выцарапает. У меня все время такое впечатление, что Мария на все способна ради Кристины. И кстати. Если Антон серьезно обидел Кристину, Мария способна отомстить. Сама из дивного образа не выйдет, просто закажет, чтобы зятя кто-то грохнул. Кристина автоматом станет наследницей свекра.

В одном нет сомнения: Антону никогда не придет в голову помочь семье брата, обеспечить будущее единственного племянника. Не потому, что мы нуждаемся, а потому, что самые близкие люди.

Но все это просто разумные доводы. Да, повод для возмущения, постоянный раздражитель. Но не убивать же его из-за этого! Это просто смешно! Мы – уважаемые, порядочные люди. И мы жертвы. Мне противно это доказывать. Я ненавижу всех за то, что нас заставляют это делать. Больше всех ненавижу этого старого стукача.

Сегодня Степан повез малыша к моей матери в Кратово. Впереди два выходных для меня. Я ехала домой медленно. Обычно в таких случаях я радуюсь, что вечер, ночь и еще сутки – мои. Не буду готовить, стирать, метаться между магазинами, рынком и химчисткой. У меня правило: когда остаюсь одна, только отдыхаю, занимаюсь собой. Мое право. Но сегодня все не так. Я тащу в душе такую неудобную тяжесть, что еще не решила, как от нее избавляться.

Антона выписали из больницы. Я сначала узнала в справочной, потом позвонила поздравить Кристину. Она кудахтала от радости. Говорит, что хирург обещал полное выздоровление. Мол, так и сказал, Антона можно будет хоть в космос посылать. Неплохое было бы решение.

Я сразу поняла, что нам нужно держаться как можно ближе к ним. Оказывать поддержку и помощь, так сказать. Это хорошо для тех, кто сейчас шпионит за нами, и необходимо мне, чтобы контролировать ситуацию. Может, для космоса Антон и восстановится, а для жизни он неудобоварим. Я должна знать о нем все до того, как он что-то предпримет.

Сижу сейчас на балконе, пью виски и думаю о страшной несправедливости. Я не хотела, чтобы на Антона кто-то нападал. Упаси бог. Это родной брат моего мужа. Но… Но была крошечная надежда, что судьба в кои-то веки что-то решит сама в нашу пользу. Так все страшно тяжело доставалось, таким трудом, усталостью и потом. Все – через препятствия и унижения. И что-то одно, самое главное сейчас, могло бы упасть без усилий, напряжения. Если бы Антон спокойно ушел, не приходя в сознание.

Мы со Степаном нужны друг другу. Мы необходимы нашему сыну. Мы обогрели бы заботой свекра, несмотря на его закидоны. Мы поделились бы с Кристиной. В фонд онкобольных или бездомных собак бы пожертвовали. Немного. Мы – не зацикленные эгоисты и знаем, в каком мире живем.

Антону не нужен никто. По большому счету, и он никому не нужен. На практике. Так разве что молиться на него, как отец или Кристина.

Я разрешаю Степану покупать дорогие напитки. Оно того стоит. Вот я выпила почти полбутылки, а голова не стала тяжелой и тупой. Только ноги приятно ослабели. И в груди потеплело. Я встала, покачнулась, чуть не упала, и вдруг меня как будто ударила горячая молния. Я вспомнила! Я это вспомнила, хотя поклялась никогда не касаться того, что случилось, чего никто не заметил и что навсегда определило мое отношение к Антону.

Мы были у них в гостях по случаю его дня рождения. Пили какую-то дрянь, закусывали стряпней Кристины, которая потом почти полностью оказалась в мусорном ведре. Ни на что не способная баба. Там была еще подружка Кристины – белобрысая Лионелла. Пялилась на Антона своими оловянными глазками, как будто съесть хотела. Она и предложила включить музыку и потанцевать. У них особенно не развернешься, поэтому нашли медляки. Степан пригласил Кристину. К Антону сначала прилипла Лионелла, потом он пригласил меня. Говорил что-то обычное и приятное. Похвалил мою прическу, спросил про сына. Степан с Кристиной нас задевали, и Антон притянул меня немного к себе. Потом я сама, как будто нечаянно, придвинулась еще ближе. Что я почувствовала? Не могу описать словами. Это что-то звериное. Взрослая опытная женщина, второй раз замужем, но я не знала, каким непреодолимым и жестоким бывает желание. Да, это, конечно, всего лишь похоть. На секунду. Но я поняла тогда, что ради таких ощущений люди идут на все.

Танец закончился, я предложила ему пойти на балкон покурить, чтобы закончить разговор. Антон, конечно, вежливо согласился. Стоял там минут пять, курил и говорил, по-моему, о какой-то книге. И то была не моя инициатива. Моя вскипевшая кровь заставила меня обнять его, прижать так, чтобы стать одним целым. Вообще никогда и никого так не обнимала. А он… Антон осторожно освободился, сочувственно погладил меня по голове, как больную, и сказал:

– Не нужно, Оксана. Это просто вино. Не беспокойся, я все уже забыл.

И дело не в этом. Не это стирала я из памяти. Перед тем как мягко стряхнуть меня, он содрогнулся, как от прикосновения лягушки. Это была брезгливость. И недоуменный, насмешливый взгляд-приговор. Я не была для него женщиной даже для мимолетного прикосновения. Не ноль, а минус.

Я все же упала рядом с креслом. Больно ушиблась о подлокотник, почувствовала, как глаза обожгли слезы. Не от боли. От ненависти. Будь ты проклят! Не жить тебе на земле, я это чувствую.

Но я справлюсь за ночь. Утром позвоню Кристине. Будем сотрудничать.

Ниточки Кольцова

Сергей вошел в кабинет Земцова со скорбным видом смертельно утомленного человека, который и на миг не подумает отвлечься от сурового долга и передохнуть.

– Прежде всего я хотел бы уточнить, друг Вячеслав. Мы продолжаем сотрудничать по делу Сереброва?

– О чем ты?

– О том, что объект покушения на убийство жив и, как утверждают медики, будет совершенно здоров. И о твоем вечном припеве: «Мы – отдел убийств, а где же труп?»

– И где же? – оживился Слава.

– В перспективе. Не хотелось бы вторгаться в область твоих представлений, но мой опыт говорит об одном: Антона Сереброва будут пытаться добить.

– Ладно, не впадай в экстаз самовосхвалений. Нет времени. Я не собираюсь закрывать дело. Твой клиент и его пострадавший сын остаются в программе защиты свидетелей. Какое-то время. За результат нашей защиты ручаться никто не может. Надеюсь, ты продвинулся в расследовании? Вот тут дело в моем припеве. У меня масса состоявшихся трупов.

– Да, есть кой-какие пустячки, – сказал Сергей. – По картине преступления и любопытные факты в ретроспективе. Со второго и начну. Оксана Сереброва, в девичестве Малышева, второй раз замужем. Первый ее брак был с пожилым и довольно богатым коллекционером живописи по фамилии Гончар. В биографии Оксаны все прилично и чисто. А вот в истории коллекционера Гончара есть следы семейных драм с выходом в криминал. Самый настоящий. Вот протокол участкового инспектора полиции. Из архива. В квартиру Ильи Гончара его вызвали соседи из-за того, что из-под двери клубился дым, а хозяин на звонки не отвечал. Короче, там был поджог, а Гончар находился на тот момент в глубоком наркотическом сне. Большая доза снотворного. Он был один. Следов взлома не обнаружено. И когда удалось откачать, решительно заявил, что кончать жизнь самоубийством не собирался. Снотворное нашли в бутылке пива, которое он пил. Гончар обвинил в покушении на убийство жену.

– Милый человечек невестка Сереброва. Чего только не найдешь у культурных людей! Как же так получилось, что у нее в биографии чисто?

– У нее было железное алиби, а исполнителя не нашли. Она ни в чем не призналась. Но следствие вяло протекало. Вскоре Гончар тихо скончался естественной смертью. Без завещания. У него остались взрослые дети. И тут такой поворот – никаких разборок с главной наследницей. Оксана Малышева отказалась от своей доли, в принципе от всего, кроме подаренных покойным супругом драгоценностей, и исчезла с концами из жизни семейства Гончар. Дело с отравлением и поджогом закрыли по факту смерти истца. Наследники вступили в права. И не было никакого дела. Как и вдовы. Что скажешь?

– Что тут скажешь? Умело шантажнули наследники Оксану Малышеву по факту ее покушения на убийство мужа. Значит, были доказательства. Приберегли для такого момента. Все свидетели по делу нападения на Антона Сереброва показали, что жена его брата – человек алчный. Даже муж сказал: «Оксана практичная и расчетливая. Но она приличный человек».

– Именно. Приличия хоть отбавляй. И еще она не робкая. Ты прав. Если пошла на такую сделку, значит, у кого-то из наследников Гончара были доказательства ее вины. Нужно выяснить, осталось ли что-то. Не для того чтобы ворошить прошлое, а чтобы разобраться в почерке. Он не меняется, если что.

– Да, это ниточка, – кивнул Слава. – Что по нападению на Антона?

– Фото его окружения на выходе из магазина. Одно лицо наиболее близко, с такой позиции, какая могла быть у человека, сделавшего инъекцию. Высокий мужик восточного типа. С одной стороны, он похож на сто тысяч других кавказцев, с другой – есть и особенности. Своеобразный рисунок скул, подбородок выступает вперед заметно. Антон его не опознал. Может, и видел, но по снимку сказать не может. А я потратил бессонную ночь на поиски в интернете, в соцсетях. Искал и в наших картотеках. Стрижка у него от очень дорогого парикмахера. И вообще печать непростого человека. Это полубизнес-полукриминал. Смотри результат.

Сергей положил перед Земцовым два больших снимка. На одном несколько лиц за спиной Антона. Одно выделено, осветлено и отредактировано. На другом – выразительное и мрачное лицо брюнета с презрительно выдвинутым подбородком.

– Это может быть одно лицо, – согласился Земцов. – Эксперт выяснит. Кто это?

– Автандил Горадзе, сын Георгия Горадзе, того самого. Криминального авторитета и вполне уважаемого бизнесмена.

– Он как-то связан с Серебровым?

– Нет, конечно. Но в его альбоме в «ВК» есть фото блондинки. Она же в альбоме Кристины Серебровой. Это Лионелла Николаева, подруга Кристины. Работают они в одном министерстве. И там Автандила опознали. Он заходит по каким-то делам. Видели его и с Лионеллой.

– Отлично. Продолжай аккуратно. С этой публикой не годится промахиваться. Может, на том и закончим «дело века». Мотив – банальная ревность. Если, конечно, у Антона с этой подружкой что-то было.

– Не факт. Главное – узнать, как она сама к нему дышит. Для восточного человека этого может быть достаточно. Особенно когда все, что нужно, всегда под рукой. И папа на прикрытии. Ревность – и объяснение того, почему не привлекались исполнители. Гордость.

– Рой, Серега. Пристроюсь, как только свистнешь.