Текст книги "Синдром Дездемоны"

Интуиция Масленникова

На следующее утро Даша бросилась звонить Никите в какой-то потусторонней уверенности, что все уже в порядке. Света приехала ночью, сейчас спит, Никита не звонит сам, потому что злится. То ли Даше это приснилось, то ли она поверила в свою интуицию после слов Славы о том, что она работала как профессионал.

Никита долго не отвечал, потом недовольно произнес:

– Даша, я в это время всегда в машине, у меня была вторая линия. Чего ты хочешь?

– Господи, что с тобой… Я хочу знать, как дела?

– Никак. Раз я сам тебе не позвонил, значит, никак. Давай не будем отнимать друг друга время попусту.

– Ужасно.

– И не надо больше ничего оценивать. Я сыт твоими оценками. Ладно, без обид. До связи.

Даша посидела, в замешательстве глядя на телефон. Это все, что она может придумать, – звонить и спрашивать. Но она уже начала раздражать Никиту, не хватало вызвать такие чувства у Славы. Тот вообще не будет церемониться, перестанет отвечать, и все. Но это же невозможно: ничего не делать. Даша сознательно не рассказывала своей маме о случившемся, у нее больное сердце, она ничего о Светлане прояснить не сможет, только расстроится.

И все же… Речь о жизни, а в случае всеобщего бездействия – и о возможной смерти близкого человека. Даша не знает, чем занимается сейчас Слава, скорее всего, теми делами, которые ведет официально, а не по просьбе друзей. Никита на работе. Она тут сидит в тепле и безопасности. А время идет. И в этот момент, не исключено, Света рядом с похитителем, может, одна, раненая, истерзанная…

Даша позвонила маме и сказала, что едет к ней. Вошла и выпалила:

– Света пропала. Два дня назад. Ой, мама, мне как-то плохо. Голова кружится и затошнило.

Даша так боялась причинить вред здоровью мамы, а в результате все получилось наоборот. Мама хлопотала вокруг нее, чем-то поила, утешала, обнимала, гладила, целовала рядом с ухом, как Даша с детства любила. Вот это ей и требовалось, понимала Даша. За этим она и приехала. Она, наверное, начинала уже умирать из-за этих страшных событий и наслоений бурных эмоций. Раздражение, злоба, ненависть, рождающая насилие, – и как результат исчезновение Светланы. Изящной, хрупкой, синеглазой, рыжеволосой женщины, созданной для любви.

– Мама, ты знала, что Никита бьет Светлану?

– Как ты грубо сказала… Просто иногда срывается, может ударить. Да, она мне говорила как-то.

– Интересно: Света близка со мной, мы дружим, видимся. А о таком она сказала тебе…

– О таком мне. У нас со Светланой особые отношения.

– Вот ты это и сказала, – Даша сжала мамину руку. – Я знаю о ваших отношениях. Света мне рассказала как раз перед тем, как пропала. «Я с соседкой собирала твою маму в луже крови, по кусочкам…» Давай поговорим?

– Хорошо, – сказала мама после длинной паузы. – Только прошу: пойми и пощади меня. Не интересуйся подробностями. Я и так уже которую ночь не сплю из-за того, что ты мне рассказала о своих снах. До сих пор была почти спокойна и уверена, что у тебя не осталось ни воспоминаний, ни последствий.

– Так у меня и не осталось ничего, мама, просто что-то вроде темного облака, которое настигает во сне. И тут Света… Она сидела передо мной, вся избитая, и рассказывала, как будто со злостью. Чтобы я не думала, будто она другая, хуже. Сказала, что у нас одна судьба. И о тебе… А я, говорит, в кладовке была заперта. Мне было четыре года.

– По фактам верно. Выводы больные: никакой общей судьбы. У меня просто несчастный случай. Нет, я неправильно сказала. Я встретила человека, который многим отличался от других людей. У твоего отца были отличный ум и хорошая внешность, он из нормальной семьи, но у него оказалась какая-то ушибленная, раненая душа. Когда она начинала болеть, ему требовалось страдание другого человека. А кроме меня, он был никому не нужен. Света очень похоже описала последствия. Я об этом больше не скажу ни слова. Только факты. Мы с Владимиром, к счастью, даже не успели расписаться. Прожили вместе полгода, потом договорились: он уйдет. Чтобы не убить меня, беременную, не навредить ребенку, когда тот родится. Вот и вся история нашего союза. Другой вопрос, что он много лет приходил… Приходил с добром, любовью, рыдал… А потом все как всегда. Бил, истязал. Я убегала, иногда с тобой на руках. Или закрывала тебя в кладовке, чтобы ты не могла его даже увидеть. И молчала, как бы ни было больно. Ты ничего не должна была услышать. Света однажды мне жизнь спасла. Правду она тебе сказала.

Мама взяла со стола пластиковую бутылку с водой, открыла крышку, приложила горлышко в губам, а вода вдруг полилась по ее подбородку, шее, груди. Она не могла глотать! А глаза сухие, страшные, как будто изнутри их уже лижет пожар.

– Боже мой, мама…

Даша прижалась лицом к ее мокрому рту и горящим глазам. Она притянула к себе худенькое тело, и ей казалось, что это ее ребенок. Родной, слабый, только что рожденный. И что она причинила ему боль.

– Мамочка ты моя дорогая. Что же я натворила. Ты как будто оправдывалась передо мной. Ты оправдывалась, моя нежная, невинная мученица. Я такая бесчувственная, я стала рядом с твоими мучителями. Я не должна была, я не могу себе это простить.

И опять все произошло наоборот. Мама утешала Дашу. Ей пришлось уложить ее в свою постель и баюкать, как в детстве.

Через час Даша сидела за столом и ела мамин омлет, который больше ни у кого и нигде так не получался.

– Если бы ты с вечера сказала, что приедешь, я бы испекла пирожки, сварила компот из свежих ягод, – говорила мама.

– Испеки, свари сегодня вечером. А я завтра опять приеду.

– Хорошо. Я так рада, что мы это сделали. Вместе переступили через тот ужас.

– Да. Можно не возвращаться никогда. – Даша глубоко, прерывисто вздохнула.

– Так что со Светланой? – спросила мама.

– Ее ищут. Есть у Никиты друг, он полковник МВД. Ищет так, не заводит дела. А у меня есть один автор, он бывший эксперт-криминалист, очень известный. Я хочу ему рассказать. Мама, можно только один вопрос?

– Попробуй.

– Ты и сейчас считаешь, что Света сделала верный выбор по жизни, когда вышла за Никиту? Ты так говорила, зная, что у них бывает…

– Да, считаю. Обиженная женщина обычно все преувеличивает. Света все смешала в одну кучу, когда рассказывала обо мне в связи с их ссорой с Никитой. Это совершенно разные вещи. Да, мужчина может сорваться, но важно, что это за мужчина. Никита создал для Светы прекрасные условия жизни. А твой отец отбирал у меня копейки, которые я зарабатывала как могла после твоего рождения. Это не просто разные люди, они из других миров. И про судьбу Света тебе ерунду сказала. Все наоборот. Я – твоя мать, ты – моя жизнь. И я приняла на себя не только свои, но и все твои возможные несчастья. Иначе нет смысла в материнстве.

– Моя ты дорогая. – Дашино сердце, наконец, совсем оттаяло, размякло. – Я люблю тебя, и ты, конечно, права.

Она встала, поцеловала маму, вышла из квартиры и побежала к машине, как будто куда-то опаздывала. Ей на самом деле так казалось. Мама ни в чем не права, кроме своей любви, но Даша несет, как драгоценность, ее святую неправоту. Она защита и оберег сама по себе. А теперь надо увидеть человека, у которого нет сомнений в природе человеческой порочности, опасности. И есть доказательства всему.

Она позвонила Масленникову, и тот пригласил ее к себе.

Даша никогда не встречала человека, который умел так слушать, как Александр Васильевич. Без уточняющих вопросов, настойчивых взглядов, эмоций. Про себя Даша сказала: «Он слушает, как бог».

Она рассказала все, что могла, и даже то, чего, наверное, не должна была. Замолчала, ждала вердикта или хотя бы какого-то предположения.

– Хорошо, что делом занимается Слава Земцов, – сказал Масленников. – Это сильный профессионал и порядочный человек. Даша, вы уверены, что ничего не украдено: деньги Светланы, драгоценности, вещи, другие ценности из квартиры?

– Карточки в сумке, все вещи точно на месте, драгоценности я тоже пересмотрела. Но вещи Светы – не самое дорогое в доме. У Никиты много всяких антикварных вещиц, он любитель. Да и денег у него в ящике стола всегда довольно много. С моей точки зрения. Он щедрый человек. Наличными расплачивается с приходящими помощниками по дому. Света тоже в его ящик заглядывает, когда ей нужно. Короче, Никита не обнаружил никакой пропажи.

– Понятно. У них общий счет в банке?

– Да. Один точно общий. Кажется, у Никиты есть и другие.

– А свой счет у Светланы есть?

– Нет, она говорила, что зарплату получает на карту.

– Слава видел карту, проверял счет?

– Не знаю. Александр Васильевич, – почти с упреком произнесла Даша. – Нам не важно, украли ли у Светы деньги. Нам нужно знать, что она жива.

– Мне кажется, жива, – спокойно ответил Масленников. – Наберите, пожалуйста, Славу, скажите, что вы со мной и что я в курсе. Потом передайте телефон мне.

Через две минуты Даша слушала их разговор как завороженная.

– Привет, Слава. Да, вот такие бывают интересные повороты… Да. Даша ввела меня в курс… Ты проверил общий счет супругов и деньги на карте Светланы? Еще нет? Проверь, пожалуйста. Попроси мужа помочь… Жду. Так, понятно, я так и думал. Больше онлайн снять нельзя. Телефон не засекли? Марьина Роща? Уже теплее. Я тут кое-что посмотрю и перезвоню тебе.

Он разъединился и посмотрел на Дашу.

– Вы нам очень помогли, Даша. Слава с мужем проверили счета. С общего сняли четыреста пятьдесят тысяч. Поскольку Никита не делал этого, значит, Светлана заходила со своим паролем. С ее карты тридцать пять тысяч. Операции с чужого компьютера. Полагаю, что ее заставил похититель. Телефон обнаружили в мусорном баке в районе Марьиной Рощи. Это очень полезная информация. У меня есть соображения.

– Что это значит? – потрясенно спросила Даша.

– Что это не маниакальное убийство и не несчастный случай. Как вариант: это похищение с целью кражи. Другой вопрос, как эти люди поступят потом. Времени мало.

Светлана

Полковник Слава приехал к Масленникову через час. Они как-то умудрились в нескольких фразах вспомнить прошлое и определить текущую ситуацию.

– Так ты понял, о чем я? – спросил Масленников. – Восемь лет назад. Дело Костиной. Второй Вышеславцев переулок, там полуподвальная квартира…

– А. Владелец сидит, но у него какой-то незаконный сын… Короче, Костину там нашли.

– Да. Так поехали?

– Ребят вызвать? – Слава полез за телефоном.

– Да не надо. Ты же вне дела. А мы просто посмотреть.

Они вышли из дома втроем, и Масленников начал прощаться с Дашей.

– Вы не на машине? Тогда метро вон там, сразу за углом сквера. Обязательно созвонимся.

– Вы собираетесь ехать – искать Свету без меня? – потрясенно уточнила Даша. – Так я все это… Я вас связала, рассказала…

– Да мы вроде на работу, – улыбнулся Слава.

– Неправда, вы сейчас не работаете, просто по дружбе помогаете Никите. И мне – немножко, из жалости. Я еду с вами, иначе не вынесу и пяти минут. Не возьмете – побегу за машиной. Я слышала адрес.

– Знаете, Александр Васильевич, – повернулся Слава к Масленникову. – Я как увидел впервые эту девушку – она сидела напротив за столом, – так сразу сказал: вы мне знакомы, мы встречались. На самом деле, конечно, нет. Но именно сейчас я понимаю: я узнал тогда свою потерянную совесть. Берем ее, если вы не возражаете.

– Я – только за. Тем более от нее зависит продвижение моих книг.

– Я в восторге от того, как вы говорите обо мне в третьем и не очень одушевленном лице, – Даша попыталась съязвить, но была почти счастлива, что ее не бросили. Этого она действительно не вынесла бы.

Даша плохо перенесла и свою первую боевую операцию. Ей такими страшными показались места, по которым они бродили, ее чуть не стошнило от запаха мусорного бака, который ее спутники с интересом разглядывали. Именно тут засекли телефон Светланы. Но они его не нашли. Если бы Слава временами не дергал Дашу за руку, не поддерживал под локоть, не подталкивал сзади, она, наверное, упала бы или убежала.

Мужчины с кем-то разговаривали, звонили по телефонам. В запущенном безлюдном дворе к ним присоединился человек в рабочей униформе. Они вошли в какой-то подъезд, спустились по темной лестнице, рабочий поковырял в замочной скважине деревянной двери… И после минутного обморока, в течение которого Даша умудрялась стоять и даже смотреть на все с видом вменяемого человека, она увидела в комнате на страшном, рваном и грязном диване женщину, накрытую чем-то вроде пледа. Это была Светлана. Даша смотрела на нее, а она не двигалась и не дышала. И тут Даша услышала собственный голос:

– Она неживая. Они убили ее! – кричал этот сумасшедший голос.

– Успокойтесь, Дашенька, – Масленников сунул ей какую-то таблетку в рот. – Ваша сестра жива. Это тяжелое алкогольное опьянение, вероятно, с добавлением наркотика. Сейчас мы ее тихо вынесем, молча, чтобы не привлекать внимания. Разбираться будем потом.

В квартире Городецких оторопь Даши сразу прошла. Сейчас все зависело только от нее. Масленников влил Свете в рот какие-то микстуры, сделал укол. И Даша принялась за дело. Самым страшным врагом ей казался жуткий запах от одежды, тела и волос Светланы. Светы, ангела чистоты, которая всегда благоухала, как цветок.

Светлана уже на все реагировала, понимала, сумела встать и с Дашиной помощью добраться до ванной.

Они вышли оттуда через час. Даша гордилась результатом своих трудов. Света благоухала и была вновь чиста, как ангел. Как растоптанный, истерзанный и пропущенный сквозь валики стиральной машины ангел. В комнате уже был Никита. Он смотрел на жену недоуменно, почти с ужасом. О радости и нежности нет и речи, поняла Даша. Никита, конечно, считает, что у него забрали идеальную жену, а вернули безнадежно испорченный, уцененный товар. И в чем-то его можно понять. Никита – продукт порядка, который иногда заменяет людям смысл существования. Лучше сейчас не задумываться о качестве порядка именно в этом доме. Свету нашли, она жива, и это главное.

– А сейчас мы пойдем на кухню и поедим, – сказала Даша, как будто речь шла о маленьком ребенке, всех умиляющем.

Света произнесла что-то не совсем понятное, но явно одобрительное. Мужчины продолжали молчать, как истуканы. И они вдвоем отправились на кухню. Даша усадила сестру в кресло, а сама вынула из холодильника самые полезные продукты. Света их заказывает у фермеров. Она стала взбивать в чашке блендера творог, сметану, сливки, добавила немного сахарной пудры и ванильного сахара. Такое каждому младенцу понравится.

Повернулась – Светлана стояла у бара и пила коньяк прямо из горлышка бутылки.

– Вот здорово! – произнесла Даша бодро и по возможности радостно. – Это как раз то, что тебе нужно: коньяк расширяет сосуды, снимает стресс. Только дай мне бутылку, я разолью по стаканам и сама с удовольствием выпью с тобой. Я в такой панике прожила это время, да и Никита…

– А если мне плевать, как тут Никита! Да и ты… Знаешь, Дашуль, иногда человеку нужен только глоток свободы. Хоть в подвале, хоть на помойке, хоть на краю могилы. И я не хочу идти туда, к ним, и все объяснять, как на допросе.

Светлана поставила бутылку и впилась пальцами в руку Даши над локтем. Взгляд у нее был настойчивый, нездоровый и страшно несчастный. Даше было больно: у Светы сильные пальцы врача. Но она не шевелилась, мучительно искала какие-то правильные слова, но их, таких, которые были бы сейчас к месту, просто не существует. Разве что эти…

– Так давай выпьем, Света, вместе за нашу встречу. Только за это. А потом я покормлю тебя с ложечки, хочешь?

Что-то у них получилось. Света вроде отошла, проглотила немного творожного пюре. Никита позвал жену из гостиной, Света напряглась и отказалась расстаться с бутылкой. Так они и вошли: Даша держала сестру за одну руку, а в другой та несла бутылку с коньяком.

Даша усадила сестру на диван, поставила на журнальный столик стакан, отобрала у Светы бутылку и поставила рядом. Света тут же демонстративно хлебнула опять из горлышка.

– Какого черта ты творишь? – шагнул к жене Никита. – Ты должна как можно быстрее изложить людям факты. Мы все убили на тебя столько времени и нервов, а ты тут сидишь, напиваешься, издеваешься.

– Спокойно, Никита, – подошел к нему Слава. – Светлана, ты должна понять, что это у него просто от перенапряжения.

– Я понимаю, Слава, – вдруг произнесла Света своим обычным мелодичным голосом. – Мне все известно о напряжении Никиты. Так какие факты вас интересуют?

– Кто похититель, как это произошло, с кем тебе пришлось контактировать. Каким образом они добились, чтобы ты сняла деньги со счета и карты. Угрозы, шантаж, быть может, насилие… Может, вспомнишь какие-то детали, чтобы мы вычислили, кому перевела деньги, – Слава старался говорить медленно и тихо, чтобы настроить Светлану на сотрудничество после окрика мужа.

– Да никто меня не заставлял. И не похищал, – заявила Света, налила себе полный стакан, подняла его жестом тамады: за ваше, мол, здоровье. – Просто позвонили в дверь приятные ребята. Не помню уже, что им было надо: то ли попить, то ли сигареты. Я впустила. Решили немного посидеть. Выпили, конечно… А потом я как-то опять не помню, но мы оказались там, у них. Деньги, говорите? Да, я переводила деньги. Сначала не получалось, потому что мы потеряли мой телефон, потом они его нашли на улице. Кому? Понятия не имею. Там был парень, который сказал, что у него дедушка болеет, он даже плакал. Наверное, ему.

Никита решительно отодвинул Славу со своего пути и поднял Светлану с дивана, схватив ее за халат на груди. Даша рванулась к ним, но Светлана спокойно произнесла:

– Не беспокойся, Дашенька. Пусть он поступит, как всегда. Этим людям будет интересно. А ты не переживай. Мне уже давно не бывает по-настоящему больно, все атрофировалось. Мне только интересно, когда, наконец, лопнет мое терпение, как гнойный пузырь, в которой все превратилось, и я его убью. Да, вспомнила. Ребята обещали мне пистолет. Но и они меня кинули.

– Никита Евгеньевич, – произнес Масленников незнакомым Даше стальным голосом. – Сию минуту оставьте жену в покое и отойдите от нее как можно дальше. Я уже понял, в чем особенность данных событий. Домашнее насилие. Это тревожный, опасный диагноз. Женщина в таком состоянии, что все на самом деле могло закончиться трагически. А началось это не в том подвале, а здесь, в ее доме. Началось без всяких похитителей.

– Господи, – вдруг застонал Никита, закрыв лицо руками. – Она говорит со мной как со злодеем. Вы смотрите на меня как на чудовище. А я люблю ее. Я так страдал, что слышал треск своего сердца. У меня есть недостатки, я псих, я срываюсь… Но я просто такой слабый человек. Мне жаль, Света, что они не дали тебе пистолет.

– Прекращаем это все, – решительно сказал Слава. – Мы сейчас ничего не выясним, не решим. Я уйду из этой квартиры только в одном случае: если Александр Васильевич своими руками сунет под языки этой пары снотворные таблетки, а мы с Дашей разведем их по разным комнатам. Я столько лет приходил в этот дом, здесь были красивые, добрые, приветливые люди. Я в ужасе, если честно. Нет большего зла, чем семья. Она убивает все человеческие чувства, оставляет только вражду и мстительность. Да, я впервые так подумал, но здесь и сейчас согласен сам с собою.

Это была единственно возможная программа. Когда Даша со Славой вышли из спальни, в которой оставили Свету, бледный Никита с покрасневшими, мокрыми глазами что-то говорил Масленникову, а тот слушал, иногда кивал. Затем произнес:

– Неудобная вещь – боль души. Ее невозможно ни передать другому, ни принять от кого-то. При всем желании. Никита, вам придется справиться одному. Мы со Славой – практики и в меньшей степени теоретики. И точно не жилетки для слез.

У Никиты было такое трагическое лицо, что Даша не выдержала:

– Никита, ты все же не один. Есть еще я, ты знаешь, как я тебя ценю, как благодарна за то, что ты помогаешь моим друзьям в беде. При том, как ты бываешь не прав и как я тебя осуждаю, сам знаешь, за что.

Никита бросился к Даше, как к своему спасению. Обнял, прижал, посмотрел в ее лицо с такой признательностью… И вдруг… Она сама не поняла, как это произошло. Даша вырвалась и как будто стряхнула с себя его прикосновения. Ее лицо исказила гримаса отвращения, брезгливости и страха.

– Боже мой, – только и смог произнести Никита.

– Прости меня, – сдавленно сказала она. – От меня это не зависит. Я просто с чем-то не справилась. Мы постараемся… Все пройдет… Потом.

Семья полковника

Даша выбралась из сна и даже не вспомнила, а мысленно едва прикоснулась к событиям прошедшего дня. Вздрогнула и произнесла вслух: «Это ужас. И кошмар».

И потом, как-то собрав в относительный порядок свои мысли и чувства, она никак не могла придумать, что с этим всем делать. С тем, что произошло, с тем, как они все проявились, с тем, что натворила она сама. Сегодня ей казалось, что она убила Никиту. Можно сколько угодно считать кого-то мерзавцем, называть за глаза подонком и уродом, даже прокричать все это ему в лицо. И это останется всего лишь выяснением отношений, ссорой, попытками что-то исправить. Но в один миг окончательную правду скажут твоя кровь, твоя кожа и взгляд. Не принимаю. Не могу терпеть. Ты враг.

Она на самом деле считает, что Никита враг? Видимо, да, раз его прикосновение вызвало такой шквал протеста и ненависти. Она в тот миг ненавидела его руки, которые истязали Свету, его глаза, которые радовались страданиям беззащитной женщины. Но как он простонал: «Боже мой». Какое отчаяние было в его глазах, каким безутешно-горестным стало его лицо. То самое, которое всем казалось таким приятным и добродушным.

А Света… Сестра-идеал, женщина-картинка, жена-мечта… Ее внешность, слава тебе господи, не пострадала ни от домашних истязаний, ни от контактов с каким-то криминалом. Даже синяки и кровоподтеки, с которыми она исчезла из дома, прошли. Но как ужасно проявилась искалеченность души! Светлана всегда любила выпить хорошего вина, но она от этого становилась только беспечнее, веселее, забавнее. Счастливая женщина хочет стать на время еще счастливее, если это возможно. Так это выглядело раньше. И вдруг эта откровенность, грубость, вызов и потребность отомстить.

Возможно ли теперь разобраться: Свету похищали или она просто ушла с каким-то отребьем, чтобы оскорбить тех близких, которые не сумели и не захотели пощадить ее личный мир, дверь в который она так доверчиво открыла для них? Этих близких – да их всего двое: Никита и она, Даша. Остальные просто гости на пиру. Даше кажется, что протест Светланы относится и к ней.

И есть еще мама Даши, которой именно Света всегда бросается на помощь. И есть золотой мальчик Васенька, которого могут спасти, если Никита сдержит слово. Получается, что одна Даша ни на что не способна. Ни спасти, ни поддержать, ни утешить, ни преданно любить… Никого!

Позвонил телефон.

– Привет. Как дела, как настроение? – спросил Слава.

– А можно я не стану об этом рассказывать? – горько произнесла Даша.

– Понятно. Я так и подумал, что тебе захочется с кем-то позавтракать. Я сам не успел, вызвали в четыре утра на срочное дело. А сейчас случайно оказался в магазине рядом с твоим домом. Взял пиво, креветки в банке и смотрю на макароны. А они смотрят на меня. Так брать их?

– Бери. – У Даши даже горло перехватило от благодарности. Это же практически спасение от себя и от своей способности страдать без просвета в полном непонимании всего. – А я только сейчас сообразила, что есть хочется, а нечего.

Она успела не только выбраться из халата и влезть в джинсы и майку, но даже причесалась и провела щеточкой с почти высохшей краской по ресницам.

Он вошел в ее квартиру, протянул пакет. И не увернуться от того факта, что этот странный полковник очень хорош собой. Этот женатый полковник, который с утра пришел к ней с макаронами, а она со сна, наверное, выглядит как бледное пятно с мутными разводами вместо человеческих черт.

Пиво он сразу сунул в морозилку, к приготовлению макарон Дашу не допустил:

– Да ты что! Даже не касайся. Большинство людей считают макаронами или пастой клейкую червеобразную массу. И это преимущественно женщины. А это должно быть произведение, я бы сказал, искусства.

Оказывается, он купил еще сыр и помидоры. Приготовил на самом деле необыкновенно вкусное блюдо. Во всяком случае, Даше так показалось. А ледяное пиво даже как-то промыло измученные мозги.

– А ты жену тоже не допускаешь к приготовлению макарон? – спросила она, впервые упомянув его супругу, хотя эти вопросы не раз висели на кончике языка.

– Помнишь Зину? – весело произнес он. – И что ты в ней запомнила?

– Декольте, – пожала плечами Даша. – Ревнивый взгляд, когда ты слишком близко ко мне подошел. Смех не очень естественный. Это все.

– Образ достаточно выразительный, – подвел итог Слава. – Зина – не очень сложный и неплохой человек. Понимаешь: не плохой и не хороший. Она – идеал частицы отрицания. Не красивая и не уродливая, не злая и не добрая. Не подлая, но и не надежная. Вот поэтому официально она мне не жена уже десять лет. Но с ней живет мой сын, ему двенадцать. Поэтому для него мы с Зиной никогда не будем чужими людьми. Развод – формальность. Как и брак, впрочем.

– И вы ходите вместе в гости? – Дашу почему-то больше всего изумило это.

– Конечно. И отдыхаем в мои выходные втроем в моем бывшем загодном доме, теперь он ее и сына. И ездим по магазинам и рынкам за покупками. И… И… И… Это все часть моих обязательств перед сыном. Обязательства Зинаиды – не работать, не слишком развлекаться и отвлекаться, а смотреть за сыном как следует. Поэтому и в гости вместе, и в театры, концерты, рестораны, если ей захочется. Нормальный договор?

– С ума сойти, если честно. Можно мне еще пива? И такой вопрос. Вывод о том, что семья – зло, которое убивает человеческие чувства и оставляет только ненависть и мстительность… Это на основании собственного опыта?

– Что ты, конечно, нет. На то я и профессионал, чтобы не допустить подобного. Считаю, что лучше вовремя прервать всякую эмоциональную зависимость и постараться сохранить то, из чего состоит долг.

– По отношению к сыну – тоже долг?

– Денис – малыш, – не сразу ответил Слава. – Тут просто с долгом не выходит. Тут немыслимая жалость, постоянный страх за него и… Первый раз это произношу вслух: временами приступами убийственная тоска по его голосу, глазам, ручкам-ножкам и запаху.

– Прости меня, я так бестактно…

– Все нормально. Я сам сделал неожиданное признание. Для себя неожиданное. Сын – это боль, из которой может родиться и много добра, и зло. Упаси бог Зину встать между мной и Денисом. Запретить видеться, настроить против, забивать его голову своими предрассудками и бреднями… Дело в том, что все это было. И была такая гремучая смесь эмоций, что, если бы я решал проблему, как Никита, от бывшей жены и пятна бы на стене не осталось. Но я знаю главное: физическая сила, которую не сдержал, – это всегда преступление. Даже если речь о легкой пощечине. Продолжение следует, закончится плохо всегда. Чего и кого я только не видел… Ладно, сменим пластинку. Не хочешь прогуляться по свежему воздуху? У меня есть еще примерно час.

Они доехали до ближайшего сквера, походили там под солнышком, которое вдруг разогрелось, растеклось и разнежилось, как летнее, сказали друг другу по паре фраз, не больше. Через сорок минут Даша была опять дома. А как будто вернулась из волшебного путешествия. Лицо горело, под прогретыми солнцем волосами какая-то блаженная чушь вместо мыслей. Слава ей сказал:

– До чего же ты хорошенькая.

– Только не надо комплиментов, – отмахнулась Даша. – С этого всегда начинается вранье. Я все знаю о себе.

– Да нет, не знаешь, конечно. У тебя глаза, как серый бархат, у тебя губы, как бледно-розовый секрет. У тебя в морщинке между бровями столько ума, сколько не наберется в сотне трудов ученых мужей. Это не гениальные открытия, это способность чувствовать и понимать. Ты редкая женщина. Просто знай это. Как факт. Я тут вообще ни при чем.

Даша упала на свой диван, прижала ладони к лицу и рассмеялась. Да, почти счастливо… Ее, кажется, вообще никогда так не хвалили. А еще макароны, пиво. Завтрак богов.

И тут раздался звонок.

– Привет, – сухим, жестким голосом произнесла Светлана. – У меня новости. Никита съехал из нашей квартиры. С вещами.

– Ничего себе. Куда, не сказал?

– Я не спрашивала и не давала возможности самому говорить. Подтолкнула в зад, как говорится. Но я узнавала, люди ведь всегда в курсе. К той твари, говорят, переехал, которая тогда у нас на нем висла. Ее еще выгнали. Она у него стала большой миллионершей вроде. Вот такие дела, дорогая.

– Света, тебе чего-нибудь нужно?

– Да нет, все есть. И не вздумай утешать. Это выход, ей-богу. Я никогда тебя не понимала: как это – быть все время одной. Теперь начинаю понимать. Это не слишком здорово, но это лучше, чем все остальное.