Текст книги "Карнавал лжи"

– …ты не видишь лица, да и голос тебе незнаком, только это – тот голос, в котором ты слышишь ответ…

Таша рывком обернулась, вслушиваясь в звуки лютни, доносившиеся из окна ближайшей таверны, в чистый женский голос – и во внезапно знакомые слова.

– …паладины любви…

Без лишних слов потянув Алексаса к низкому кирпичному зданию, Таша толкнула полукруглую дверь таверны, встретившую теплом, ароматами стряпни и музыкой.

На сценическом помосте сидела Мара. Внучка старосты далёкой деревеньки Потанми, с жителями которой Таша и Арон когда-то разделили нехитрую сенокосную трапезу.

Неужели это было только летом? Только полгода назад?..

– …или просто улыбка, и просто костёр, и рука…

Звуки лютни сыпались звёздными россыпями, а над ними поднимался голос, от которого щемило сердце и щипало в глазах. Поднимался и поднимал всех, кто слушал его, куда-то высоко: выше крыш домов и шпилей замковых башен, выше горных вершин и холодных облаков, на собственную недосягаемую высоту.

– …подойди. Посмотри. В его взгляде – туман и трава, и дороги, и солнце, и радуга, и облака…

Так странно, подумала Таша. Никто из тех, кто сидит здесь, не знал, что таится за красивыми словами. Наверное, даже сама Мара не знала.

Знали только те, про кого были сложены эти слова, и тот, кто когда-то нашептал пророку-менестрелю очередную песню для случайных путников.

– …это те, кого ждёшь, это те, кто спускается вниз и живёт среди нас, предпочтя своё небо – земле, чтоб вершины и ветер – всем тем, кто тоскует о них.

– Знакомая? – спросил Алексас, перекрикивая аплодисменты, грянувшие за последними струнными переборами.

Вместо ответа Таша направилась к помосту, пробираясь между столиками.

– «Моя госпожа», Мара-лэн! – выкрикнул кто-то. – Теперь «Мою госпожу»!

– Нет, «Песню трактирщика»! – закричали из-за другого стола.

– «Странника»!

– «Зимний путь»!

Когда исполнительница выпрямилась из долгого поклона, Таша смотрела на неё снизу вверх.

– Здравствуйте, Мара-лэн, – сказала Таша, встретив взгляд чёрных, без блеска девичьих глаз.

Сделав извиняющийся жест в сторону публики, Мара отложила лютню, подхватила кружку, дожидавшуюся своего часа у края помоста, и спустилась вниз.

– Я помню вас, – кивнула девушка, оказавшись рядом с Ташей. Костюм мужского покроя – штаны, рубашка и жилетка поверх – очень шёл ей. – Вы были со своим дядей-дэем.

– Как вы здесь оказались, Мара-лэн? – спросила Таша, краем глаза заметив паскудную ухмылку Алексаса. – Почему ушли из Потанми?

– Бабушка умерла. Больше меня там ничего не держало. Теперь я наконец занимаюсь тем, что всегда меня влекло. Странствую по всему королевству. Еду туда, куда ведёт меня чутьё. Несколько дней назад оно привело меня в Броселиан, и теперь, кажется, я знаю почему. – Мара поднесла кружку к губам; от чёрных локонов, красивших её летом, остались только короткие, чуть прикрывающие уши пряди. – К слову, в прошлый раз вы не представились… Морли-малэн.

– Вы… знаете? – Таша удержалась от того, чтобы отпрянуть, но изумлённого возгласа сдержать не смогла. – Откуда…

– Пророческий дар менестрелей, не иначе, – подал голос Алексас.

Мара, наконец обратив на него внимание, одарила юношу изучающим взглядом.

Ответный взгляд был не менее долгим и пристальным.

– Алексас, это Мара-лэн. Мара-лэн – Алексас-энтаро, – произнесла Таша, вдруг почувствовав себя лишней. – Мы когда-то столкнулись с Марой в её родной деревне…

– Любопытную песню вы пели, Мара-лэн, – произнёс Алексас. – Подарок?

– Для вашей спутницы. – Густые ресницы девушки-менестреля дрогнули. – Впрочем, ей подарят ещё много песен.

– Думаете?

– Знаю. С тех пор как впервые её увидела. Судьбы ваши сплетут затейливейшие из песен, и их будут петь многие менестрели, кроме меня, и ещё долго после того, как меня не станет. – Мара смотрела в сине-серые глаза; взгляд её сделался глубоким и рассеянным, его окрасила лёгкая, как крыло бабочки, грусть. – Много песен сложат о ней и о вас, и о вас вместе. Песен о братьях-врагах и братьях-рыцарях, о двух сёстрах бессмертных и стольких же – смертных, о двух девочках, в чьих глазах жили звёзды. О великой игре и великом игроке, которому наказано было остаться последним. О круге жизней, слившихся воедино, от которого даже он не мог убежать. О той, которую он впустил в своё сердце, предавшей его и верной ему, как никто, заключившей сделку с гостем из-за Врат. О том, как он убивал ту, кого больше всех в мире хотел бы спасти, о короне, омытой слезами и кровью, которой он увенчал её чело. О том, как он ушёл за грань в самый тёмный час, отдав последний долг тем, кого был призван хранить. О любви, перед которой бессильны были и месть, и ненависть, и смерть… Хотите знать больше? Я могу подарить что-нибудь и вам тоже.

Алексас помолчал, неотрывно вглядываясь в девичье лицо.

– Дар и проклятие – прозревать ткань времени, – произнёс он без тени улыбки. Слегка поклонившись, взял Ташу за руку. – Мы не хотим знать грядущее, Мара-лэн. Игры с высшим знанием опасны даже для бессмертных. Что уж говорить о тех, чья жизнь так хрупка.

– Как знаете. – Мара моргнула, и глубина исчезла из её взгляда. – Мне пора возвращаться к работе. Да освещают светлые духи ваш тёмный путь.

Алексас повлёк Ташу к выходу ещё прежде, чем девушка-менестрель взошла по лестнице обратно на помост.

– Почему ты не захотел?.. – тихо спросила Таша, следуя за ним, пока позади звучал нежный искристый перебор: Мара проверяла строй лютни.

– Я сказал ей почему, – бросил Алексас через плечо. – Она и так сообщила больше, чем нам следовало знать.

 
– Ты тихо скользишь мимо жизни седеющим ветром,
На грани прощанья, на грани меж памятью и расставаньем,
На грани – на грани меж тьмою и сумрачным северным небом,
На грани мерцанья звезды и свечи колебанья…
 

Незнакомая песня огладила Ташину спину; в наступившей тишине аккордовые переливы будто касались кожи тихими прохладными пальцами. Старая песня, которую Таша не знала, или песня, которую Мара придумала? И если её собственная, то просто песня или…

 
– Неслышимым шагом, в погоне за тенью ответа,
На грани отчаянья, грани рассвета и вечных туманов,
На грани – ты шепчешь, касаясь бокала губами и смехом,
На грани – и зная, что ты заблудился за гранью…[4]4
  Стихи Марка Шейдона.


[Закрыть]
 

Морозный воздух ущипнул щёки, пряный запах костра пощекотал нос – и захлопнувшаяся дверь, как и окно, которое кто-то успел закрыть, заперли звуки в покинутой таверне.

С площади уходили в молчании. Таша не знала, почему молчит Алексас, но ей самой слишком многое требовалось обдумать.

– То, что сказала Мара, – наконец осмелилась заговорить она, – про…

– Не надо. Не думай о её словах. – Остановившись, Алексас повернулся к ней, предоставив праздничной толпе обходить их, как речной поток обходит крупные камни. – Пророчества бесконечно опасны. Чем отчаяннее ты пытаешься их разгадать, тем больше заблуждаешься. Чем изощрённее пытаешься обмануть судьбу, тем вернее следуешь по предначертанному пути. И зачастую твоими стараниями этот путь делается в разы болезненнее и труднее. – Он смотрел на Ташу, глаза в глаза. – Забудь всё, что она сказала. И я забуду.

Она отчётливо понимала его правоту. Легенд о несчастных, пытавшихся убежать от случайно прознанного предназначения, сложили множество, и большинство из них были отнюдь не весёлыми.

Но всё-таки…

Не ответив, Таша опустила взгляд, прежде чем зашагать дальше по мостовой, очищенной от снега. Она пыталась вспомнить слова пророчества, но туманные фразы ускользали из памяти, как песок сквозь пальцы.

Все, кроме одной.

…«о том, как он убивал ту, кого больше всех в мире хотел бы спасти»…

Нет, прав Алексас. Не стоит ей в этом копаться.

Куда проще думать, что её враг никогда никого не любил – или разучился этому ещё шестьсот лет назад.

* * *

Лишь вернувшись в трактир и оказавшись в тепле, Таша поняла, как сильно замёрзла.

Взобравшись с ногами на постель и укутавшись в одеяло, она следила, как Алексас готовится к предстоящей беседе с главой заговорщиков. Потушив свет, юноша сдёрнул плед с зеркала на стене и поставил горящую свечу на столе напротив; потом, не поморщившись, резанул себя по пальцу лезвием шпаги, чтобы оставить на стекле кровавый отпечаток. При взгляде на кровь Ташу пробрала дрожь, но она не отвернулась.

– Предупреждаю, – сказал Алексас, отступив на шаг, – Герланд будет не в духе.

– Почему?

– Ритуал не особо приятен для вызываемой стороны. Чтобы ответить мне, Герланду понадобится второе зеркало. Любое. Знаком, что его зовут на разговор, послужит невыносимая головная боль. Прекратится она лишь тогда, когда он примет мой зов.

– Гуманно, однако.

– Амадэйно. Это они изобрели данный ритуал.

…в их доме в Фар-Лойле зеркала были под запретом. Двусторонние валялись в кладовке, завёрнутые в тряпицы. Многостороннее, позволявшее связаться с любым обладателем подобной безделушки, Таша когда-то хотела, – но не после того, что произошло летом. Игры амадэев сильно усложнили что её отношения с зеркалами, что в принципе её жизнь: если бы сейчас они могли связаться с Ароном по двустороннему зеркалу, всё было бы куда проще.

К слову, об этом…

– А ты не можешь до Арона так же достучаться? – почти без надежды спросила Таша, понимая: будь это возможно, Алексас наверняка уже сделал бы это.

– Зрящего не так просто найти или вызвать на разговор. Обычно он находит тех, кого хочет, не наоборот. Альва тоже не просто… но нас с Герландом слишком многое связывает, чтобы он мог укрыться от меня.

– И вернуться через зеркало в Фар-Лойл, полагаю, мы тоже не можем.

– Чтобы мы смогли выйти из зеркала, оно должно висеть на стене. Или в воздухе. В общем, вертикально – непреложное правило «зеркалки». Зеркала не работают на манер люков: если они лежат на полу, у тебя просто не получится настроить связанный с ними проход. Арон так боялся возможности, что из зеркал в башне звездочёта выйдет кто-то другой, что отрезал подобную возможность и нам. И, к сожалению, мы с тобой не бывали ни в домах соседей, ни в ближайших к Фар-Лойлу городах, чтобы визуализировать перед глазами хоть одну тамошнюю комнату с зеркалом. Без этого проход туда мне не наладить.

Под понурым взглядом Таши, исчерпавшей все блестящие идеи на тему «как всё-таки встретиться с Ароном», Алексас пропел слова заклятия.

Серебристая гладь вспыхнула перламутровым светом – на миг, после которого в зеркале отразилась сплошная темень.

– Герланд Лернот’ель Бальриэсс, – позвал Алексас негромко и отчётливо, сменив неразборчивую мелодию колдовской речи звучанием обычных слов.

Какое-то время темнота оставалась неизменно тёмной. Затем, дрогнув, сменилась облачной белизной.

– Ещё раз так сделаешь… сам понимаешь, что будет, – послышался голос, холодность которого почти кристаллизовалась льдинками на барабанных перепонках.

Белизна в зеркале померкла, обретая краски и очертания, складывая смутные цветные пятна в мужское лицо.

– Добрый вечер, Герланд-энтаро, – произнесла Таша, вызывая удар на себя.

Взгляд альвийских глаз – синих-синих, с серебристыми искрами, притаившимися на дне зрачков, – ожидаемо обратился на неё.

От этого взгляда кому угодно сделалось бы не по себе, но после недавнего визита в Лес Таша отчётливо понимала: есть вещи, бояться которых куда целесообразнее.

– А, Ваше Высочество. – Герланд склонил голову, даже не стараясь скрыть иронию в обращении. – Чем обязан такой чести?

– Может, сын приёмный по вам соскучился, – уклончиво ответила Таша, разглядывая гобелен, висевший за спиной альва: светящаяся золотая яблоня на острове среди тёмного озера. Великое Древо Иршен, в котором по легенде располагался дворец Королевы Лесной, вытканное с изумительным искусством.

Где бы сейчас ни были заговорщики, устроились они с комфортом.

– После этого – сомневаюсь. – Альв протянул руку в сторону. – А вы тут неплохо вышли, Ваше Высочество. Приятно было увидеть нашу королеву живой, здоровой, цветущей…

Таша непонимающе уставилась на новостной листок, который альв услужливо поднёс к зеркалу, – и на пиктуру в его центре, запечатлевшую их с Советником у пустого трона.

– Они написали статью? – зачем-то спросила она, озвучивая очевидное.

…конечно, это решало загадку, почему Мара обратилась к ней как к Морли-малэн. Зато не решало кучу других проблем, которые, как Таша догадывалась, возникли у неё после данной публикации.

– И, полагаю, сегодня она – главная тема для обсуждений у половины жителей Аллиграна. – Откинувшись на спинку невидимого Таше стула, альв с деланым наслаждением развернул листок. – «Наследница рода Морли… Его Величество не приходит в сознание… Доставлен в Альденвейтс, находится под неусыпным наблюдением… Отважная девушка вызвалась Ищущей… Не верит в виновность будущего зятя… Пытается спасти жениха… Направляется к мастеру Герману, чтобы выяснить всю правду о роковом подарке королю». – Отбрасывая листок в сторону, Герланд почти мурлыкал, – пока Таша запоздало понимала, что стражники в темнице, конечно, потрудились отойти подальше, но подслушивать им это не мешало. – Кто-то очень старался предоставить преступникам всю информацию о вас, Ваше Высочество. Должен признать, тот факт, что вы ещё живы, удивляет меня не меньше того, что вы решились заявиться ко двору.

– Убийство Таши не имеет никакого смысла, – спокойно возразил Алексас, положив руку на Ташино напряжённое плечо. – Её шансы на успех…

– И тебе привет, блудный сын. – Альв опустил подбородок на скрещённые пальцы. Он казался немногим старше Алексаса, но Таша знала, насколько это впечатление обманчиво. – Стало быть, полгода – никаких вестей, ни единого слова, ни единой попытки выйти на связь, а как нужда, примчался, поджав хвост? Да ещё вызов с ментальным ударом… От Алексаса мог такое ожидать, конечно, но от тебя, Джеми…

– А когда вы подталкивали Джеми к Двоедушию, вы могли сказать ему «единое слово» о том, чем это заканчивается?!

Наверное, то была не лучшая реплика в данный момент. Но, выдав её, Таша осознала: один вид лица альва вызвал в ней жгучую ярость. Одно воспоминание о нём вызывало эту ярость всё время с тех пор, как она узнала: один из её друзей обречён – стараниями того, кто теперь сидел по ту сторону зеркала.

Впервые за свою жизнь она увидела, как альв теряет дар речи.

Герланд перевёл взгляд на Алексаса, посмотрев в серо-синие глаза приёмного сына. На миг Таше почудилось, что она видит, как растерянно складываются за спиной альва призрачные крылья, похожие на бабочкины.

– Значит… это случилось?

Голос его почти не изменился, лишь сделался чуточку тише обычного.

Алексас не ответил. Ответ не был нужен.

– Ясно. – На прекрасном альвийском лице не дрогнул ни один мускул. – Мне очень жаль. Не думал, что это будет так скоро. Но… пожалуй, всё разрешилось наилучшим образом.

– Наилучшим образом? – Таша вскочила, выпрямившись на кровати в полный рост. – Вы это называете «наилучшим образом»?!

– Я не позволял тебе кричать на меня, девочка, – бросил альв холодно. – Какой, по-твоему, у меня был выбор? Одному из них в любом случае суждено было умереть, но знай Алексас, чем закончится Двоедушие, никогда не согласился бы на ритуал. Скажи честно: будь у тебя возможность хоть ненадолго продлить жизнь кому-то из них, ты бы ею не воспользовалась?

Таша помедлила с ответом, почему-то наотрез отказывавшимся находиться.

– Так что вам нужно от меня? – осведомился Герланд, не оставив ей времени на раздумья.

– Для начала скажите, почему вы так уверены, что Ташу попытаются убить, – сказал Алексас. Ему явно хотелось обсуждать Двоедушие не больше альва, даже не постаравшегося перевести тему чуточку поизящнее. – Быть может, это именно то, что нам нужно.

– Ничего определённого пока сказать не могу, но сегодня с Венцом связались представители организации под названием «Алый рассвет», – произнёс Герланд без всяких возражений. – Наши коллеги. Заговорщики, предложившие нам сотрудничество. И до сего дня мы о них ничего не слышали, что изрядно меня удивило. Они заявили, что ответственны за покушение на короля. Что вместе нам под силу свергнуть ненавистного узурпатора. Подробности обговариваем завтра во время личной встречи… однако то, что связавшийся с нами был эйрдалем, меня не радует.

Ага, подумала Таша.

Новость вышибла из головы все возможные аргументы в пользу того, почему Герланду не стоило использовать ритуал Двоедушия. Сомнительные аргументы, надо сказать. Ей становилось жутко от одной попытки представить, что на момент её встречи с братьями Сэмперами в живых остался бы только Джеми.

И не факт, что при таком раскладе младший из братьев Сэмперов дожил бы до этой встречи.

– Я сказал им, что мы заинтересованы в сотрудничестве с сильными организациями, которые не подставят нас под удар, – продолжил альв, – а их покушение не только не удалось, но и оставило след, по которому власти могут выйти на них. На что мне ответили, что у мастера Германа уже ничего не выяснить, а Ищущая вскоре тоже окажется там, где гарантированно не отыщет чей-либо след. Поведаете свою версию истории, Ваше Высочество? Откровенно говоря, выслушать её мне было бы куда интереснее.

Выдохнув, словно перед прыжком в омут, вместе с воздухом выпуская из себя весь неуместный сейчас гнев, Таша вкратце поведала предысторию покушения и свои соображения по этому поводу.

– Да, Ваше Высочество, – выдал альв, когда Таша смолкла. – Хлопот у вас теперь – по самое ваше очаровательное горлышко. Впрочем, поскольку в моих интересах обеспечить безопасность этому горлышку… – Альв подался вперёд: – Предлагаю сделку.

– На каких условиях? – устало уточнила Таша: к этому, к счастью, она была готова.

– Завтра я сообщаю вам всё, что мне удастся вытянуть из представителя этой организации.

– А я, в свою очередь…

– А вы, в свою очередь, не делаете больших глупостей и стараетесь выжить, пока ищете ваших неуловимых убийц.

Таша недоверчиво кашлянула, будто кашель мог прочистить уши и помочь ей услышать то, что альв произнёс на самом деле.

– И всё?..

– Вы же у нас поразительно свободолюбивое создание. Кошачья натура даёт о себе знать. Или птичья, кто его знает, – осклабился Герланд. – Силой на трон мы вас не посадим. Зато мы можем оставаться поблизости и оберегать вас до момента, пока вы не захотите править. Мы подождём. Ждать мы умеем.

– Не захочу. – Таша смотрела в синие альвийские глаза: то была ледяная синева бездонного озера, обманчиво пригретая солнечными лучами. – С меня достаточно проклятия оборотничества. Второе проклятие мне ни к чему.

– А второе проклятие…

– Власть.

Прежде чем подняться на ноги, Герланд провёл по губам тонким пальцем. Лицо его не выражало ни удивления, ни осуждения, ни довольства.

– Вы меня не разочаровываете, Ваше Высочество. Надеюсь, когда-нибудь у людских земель будет достойная королева, – неожиданно резюмировал альв. – Завтра на этом же месте, в этот же час.

В зеркале воцарилась чернота. Следом стало видно, как отражение Алексаса синхронно со своим законным владельцем стирает кровь со стекла.

– Забавно, – сказала Таша, прикосновением включая светильник на тумбочке. – Не будь я уверена, что Советник – это Лиар, решила бы, что он очень заинтересован в моём убийстве.

– Информацию о том, куда ты направляешься, вполне мог разгласить не он. – Алексас небрежно швырнул окровавленную тряпку в мусорную корзину. Снова набросил на зеркало плед. – Неравнодушных не любят многие. Не любили во все времена.

Таша в растерянности перебирала пальцами по одеялу.

– «Алый рассвет»… Та организация, в которой состояла Кэйрмиль? Но какое отношение ко всему этому имеет Лиар? А он имеет, это точно.

– Очевидно. Но мы узнаем это в своё время, а сейчас не это самое важное. – Алексас встал посреди комнаты. – Не отвлекай меня пару моментов.

Какое-то время Таша наблюдала, как её рыцарь накладывает на комнату защитную паутину – уже знакомой колдовской песней.

– Выходит, эти эйрдали тоже хотят свергнуть Шейлиреара? – не выдержав, продолжила она, как только Алексас опустил руки.

– Как видишь, – слегка утомлённо откликнулся тот. – Но, боюсь, их конечные цели не совпадают с целями Венца.

– Это верно. Едва ли их интересует восстановление Бьорков на престоле. И при чём тут Норманы? Зачем было их подставлять?..

Ответить Алексас не успел: помешал стук в дверь и крик служанки «ужин!».

Покосившись на свою правую руку, где серебрилось широкое кольцо с колдовскими рунами, Алексас распахнул дверь. Смерил девушку пристальным взглядом.

– Входите, – вымолвил он, отступая в сторону.

Не удивляясь прохладному приёму, служанка безропотно переступила порог. И только Таша заметила, как дверной косяк при этом на миг засветился красным.

– В каждом встречном теперь будешь подозревать эйрдаля? – усмехнулась девушка, усаживаясь за накрытый стол, когда они с Алексасом вновь остались наедине (если не считать появившихся тарелок с мясным рагу).

– Я бы на твоём месте не был столь весел. Эйрдалям ничего не стоит прокрасться сюда, взять форму и прийти к тебе под видом служанки.

– Но твоё кольцо никогда не лжёт. – Таша одними глазами указала на серебряную полоску, обвивавшую мужской палец: летом она уже видела, как артефакт-детектор распознаёт оборотней, эйрдалей и даже колдунов. – Или ты и ему не доверяешь?

– Лучше полагаться не только на кольцо. – Алексас потянулся за одной из двух глиняных кружек, ждавших на столе. – Всё можно обмануть, кроме сердца. – Таша думала, что он подтянет кружку к себе, но вместо этого юноша поставил напиток перед ней. – Я заказал нам вина. Тёплого, с мёдом и специями. Пей, ты замёрзла.

Она без возражений приняла поданное. Глина приятно согрела холодные пальцы.

– За нас, – проговорил Алексас, поднимая свою кружку. – За грядущую победу. За Ночь Середины Зимы. И за Ленмариэль Бьорк, некогда родившуюся в этот день.

«Тебя нет, мама…»

– За Ленмариэль Бьорк, – эхом откликнулась Таша.

Вино обожгло горло, прокатившись тёплой волной по телу, прогнав затаившийся под кожей холод и боль, всколыхнувшуюся в груди.

Ужинали почти молча, в приятном ленивом довольстве. Следом за теплом и сытостью пришла сонливость; в какой-то момент Алексас поднялся из-за стола и безмолвно принялся взбивать подушку на одной из кроватей.

– Прошу, моя королева, – стянув одеяло в изножье, произнёс он, изогнув кисть в приглашающем жесте. – У вас глаза слипаются, не говоря уже о том, что вы теребите ушко.

– И что с того? – вздохом скрыв зевок, спросила Таша, осознав, что действительно сжимает мочку уха кончиками пальцев.

– Ты теребишь ухо, когда хочешь спать. Давно заметил.

Удержавшись от какого-нибудь колкого замечания, так и просившегося на язык, Таша молча перебралась к кровати, чтобы скинуть сапожки.

– Колыбельную? Сказочку? – услужливо предложил Алексас, наблюдая, как девушка заползает под одеяло прямо в платье.

– Нет, спасибо. Укладывать меня спать – прерогатива Арона-а… ах. Тебе такая роль не идёт.

– Удивишься, но я рад это слышать. – Алексас с улыбкой следил, как Таша зевает, прикрыв рот ладонью. – Свет пока выключать не буду, не беспокойся.

– А ты почему не ложишься?

– Нужно допить вино.

Не в силах больше думать о чём-либо, Таша позволила векам сомкнуться, и комнату затопила тьма.

До неё донеслось тихое, на грани слышимого шуршание глины о дерево, когда Алексас поднял со стола свою кружку.

– Что мы будем делать завтра? – сонно пробормотала Таша. – Ждать, пока Герланд с нами свяжется?

– Да. Просто ждать.

– И надо следить за Гастом…

– Проследим.

– И ещё эта статья… меня ведь теперь…

Мысль потерялась в забытьи, на миг утащившем её туда, где не было ни Гаста, ни эйрдалей, ни других забот. Осознав это, Таша рывком открыла глаза. Алексас был рядом, глядя на неё сверху вниз: мальчик, шутки ради разыгрывавший её рыцаря. Или нет?.. Ах да, это же ложная память, фокусы Арона – о том, что рыцарство лишь игра…

– Спи, – без улыбки сказал Алексас. – Завтра всё решим. Обещаю.

Сон окутывал её мягким ленивым облаком.

– Спасибо, что ты со мной, – прошептала Таша заплетающимся от усталости языком.

Она не знала, действительно ли она видела, как Алексас в ответ улыбается лёгкой и нежной улыбкой и кончиками пальцев касается её щеки, а потом медленно и бережно проводит по коже тыльной стороной ладони: от скулы до подбородка, скупой, сдержанной лаской. Потом поднимает своё вино на уровень глаз – за секунду до того, как в комнате гаснет свет, и во мраке, которого спросонья она ни капельки не боится, слышится шёпот: «За тебя, моя королева».

Быть может, это уже приснилось ей. И если так, то было далеко не худшее из того, что могло ей присниться.