Текст книги "Кавказ. Выпуск XIX. Живой отголосок прошлого. Жизнь и творчество писателя Евгения Баранова"

Более благожелательно он отозвался о двух других учителях. «После Стригуненко, – продолжает Баранов, – моими учителями были: Ипполит Александрович Веру, человек с университетским образованием, талантливый учитель и благородный человек…»

И. А. Веру, конечно, выделялся на фоне слободской интеллигенции. Хотя документальные данные об университетском образовании его пока неизвестны, но вероятность этого велика, к тому же, наверно, так утверждала молва. И наверняка это обстоятельство вызывало немало толков – ведь, действительно, странно, что человек с высшим образованием довольствовался скромным местом учителя приготовительного, т. е. низшего, класса небольшой провинциальной школы.

«Сын губернского секретаря» Ипполит Александрович Веру появился в Нальчике, видимо, в 1877 г. У него уже был опыт работы учителем приходского народного училища и вместе с тем – опыт политической борьбы.

Из справки департамента полиции следует: «…в 1875 г., состоя учителем в Одесских железнодорожных мастерских, Веру привлекался к дознанию об устройстве в Одессе дворянином Евгением Заславским революционного сообщества среди рабочих. Веру был задержан по подозрению… а в 1877 г. определением Правительствующего сената дело в отношении Веру было прекращено за недостаточностью улик».

Таким образом, речь идет о причастности Ипполита Веру к организации, вошедшей в нашу историческую литературу под названием «Южнороссийский союз рабочих», лидеры которого подверглись суровым наказаниям.

И хоть следствие в отношении Веру прекратилось, но подозрения остались.

В конце 1877 г. в Нальчике получено секретное письмо из Ставропольского жандармского управления по поводу политической деятельности Веру. Начальник округа, которому оно адресовалось, не преминул по секрету же сообщить о нем смотрителю (директору) горской школы.

Тот, встревоженный опасностью «вредного влияния учителя на учащееся в Нальчикской школе юношество», доложил своему начальству, что учитель приготовительного класса Ипполит Веру «подозревался в сношениях с пропагандистами против правительства».

Подозрения, возможно, не были лишены основания, поскольку «сношения» с единомышленниками и друзьями, как выяснилось в дальнейшем, не прерывались.

Разумеется, подозрения в политической неблагонадежности не добавили авторитета учителю в глазах власть имущих и вскоре Веру пришлось покинуть Нальчик. Подобная же история, надо полагать, произошла и в Назрановской горской школе, где, по его собственному признанию, Веру пришлось поработать еще два года.

После этого он выступил основателем первой в Терской области частной газеты «Терек», выходившей во Владикавказе в 1882–1884 гг., а позднее открыл там же нотариальную контору.

Между тем полицейское око не дремало. По характеристике 1884 г. «Веру человек радикальный и некогда был революционер, но после женитьбы активно ни во что не вмешивался, а так оказывает услуги деньгами и своим положением. Около него во Владикавказе группируется кружок либералов с радикальным оттенком… Газета издаётся для того, чтобы группировать около редакции людей либеральных и приучать их к общественной деятельности»[43]43
  Тютюнина Е. С. К вопросу об организационных формах исторического кавказоведения во второй половине XIX в. // Вопросы истории и историографии Северного Кавказа. Нальчик, 1989. С. 113–125.


[Закрыть].

Фактическим редактором и постоянным автором газеты «Терек» был Яков Васильевич Абрамов, также находившийся в то время под надзором полиции.

Это имя мы уже упоминали в связи с оценкой аульных школ Пятигорского округа. Я. В. Абрамов (1858–1906) – известный русский публицист народнического направления. Он родился в Ставрополе в мещанской семье, учился в местной гимназии, затем в духовной семинарии, которую окончил в 1877 г. Поступил в Петербурге в медико-хирургическую академию. В 1879 г. привлечен к «дознанию политического характера», арестован 23 июля 1880 г. на 6 недель, затем отпущен под негласный надзор полиции. В то время начинающий публицист, в 1881 г. выступивший с первыми очерками под псевдонимом «А. Федосеевец»[44]44
  Несмачная С. И. История Кавказа в лицах: Биографический словарь. Ставрополь, 2001. Т. 1. С. 34–35.


[Закрыть].

Будучи одним из создателей так называемой «теории малых дел», программы длительной, упорной просветительской деятельности в крестьянской среде, он, конечно, проявлял пристальный интерес к государственным школам.

В газете «Терек» появилось несколько критических статей Я. В. Абрамова о нальчикских школах. Сведения он мог получить от И. А. Веру, а также, возможно, родственников своей жены – Людмилы Николаевны Благонравовой, проживавших в Нальчике. Сам он тоже бывал здесь наездами.

Теперь обратимся к полицейским документам (приводим их в изложении).

19 мая 1882 г. Санкт-Петербургский обер-полицмейстер начальнику Терской области сообщил, что состоящий под секретным надзором полиции ставропольский мещанин Я.В. Абрамов отметился выбывшим в сел. Нальчик Терской области.

Поднадзорный список Я. В. Абрамова

Мещанин Я.В. Абрамов от роду 23 лет. Имеет жену Людмилу Николаеву, детей нет. Отец его Василий Алексеев Абрамов, 52 лет. Ставропольский мещанин, служит по найму на должности смотрителя за городскими работами в Ставрополе. Мать Аксинья Прохорова, 49 лет, сестра Мария, 27 лет, незамужняя, Марья 25 лет, Татьяна 20 лет, замужем за мещанином гор. Ставрополя Василием Ивановым Ивановым, вторая за мещанином Ставрополя Лаврентием Антоновым… Имения нет. Надзор по предписанию. Гл. упр. Наместника Кавказского от 31.08.80 на имя ставропольского губернатора по обвинению в хранении запрещенных книг с 11.09.80, секретный надзор полиции на 2 года. В Санкт-Петербурге в предосудительном поведении не замечен.

Начальник Нальчикского округа начальнику Терской области

15 июня 1882

14 мая прибыли Абрамов с Благонравовой с намерением пробыть до осени. Надзор учрежден, прибыли из Ставрополя, своих средств нет. Живут у тещи, которая имеет 2 дома, от них доход до 20 руб. в месяц.

Полозов[45]45
  Центральный государственный архив Республики Северная Осетия – Алания (ЦГА РСО-А), ф. 12, оп. 8, д. 113, л. 39–41, 43–44, 49, 52–52 об.


[Закрыть].

В кавказоведении известно выступление Я. Абрамова против статьи крупного русского ученого-обществоведа М.М. Ковалевского по вопросу об уровне общественно-экономического строя кавказских горцев, которую он опубликовал по результатам экспедиции 1883 г.[46]46
  Ковалевский М. М. Поземельные и сословные отношения у горцев Северного Кавказа // Русская мысль. 1883. № 12. Переиздано: Аграрные отношения у народов Северного Кавказа в российской политике XVIII – нач. ХХ в: Архивные материалы и научные исследования / Сост. П. А. Кузьминов. Нальчик: Эль-Фа, 2006. Т. 1. С. 148–165.


[Закрыть]

Выступление Абрамова против Ковалевского не было случайным эпизодом[47]47
  Абрамов Я. В. М. М. Ковалевский о сословно-поземельных отношениях у горцев Северного Кавказа. Заметка // Отечественные записки. 1884. № 2. Февр. Переиздано: Аграрные отношения у народов Северного Кавказа… Т. 1. С. 170–174.


[Закрыть]. Общественно-экономический строй кавказских горцев в это время составлял предмет его собственных интересов и свое отношение он сумел выразить в нескольких статьях, помещенных в знакомой нам либеральной владикавказской газете «Терек».

В указанных статьях исследователь высказывает мнения по ряду социально-экономических проблем, касаясь поземельной собственности кавказских горцев, их сословного строя, экономического быта, народного образования, переселенческого движения русских крестьян, дает оценку реформ 1860-х гг.

В резко критическом тоне выдержаны суждения Абрамова о политике царской администрации на Северном Кавказе. В статьях «Поземельный вопрос на Кавказе», «Одна из погрешностей нашей поземельной политики на Кавказе» он проводит мысль о полном несоответствии действительности официально принятого толкования характера общественного строя кавказских горцев. Происхождение этих искажений Абрамов объясняет политическими целями русского царизма, порожденными его классовой сущностью. «Русские администраторы, – пишет он, – явившись на Кавказ, перенесли сюда и свои взгляды на общественное устройство и поземельную собственность. Они не могли себе представить общественного строя, в котором не было бы места для помещиков, и считали земельное устройство кавказских народностей совершенно аналогичным поземельному строю России». Отмечая многообразие горских обычно-правовых норм, Абрамов заявляет об отсутствии у них частной земельной собственности и «поземельной аристократии». Земля, в его представлении, составляла повсюду общественную собственность в двух формах: «или целых племен, или общин», зарождение мелкой частной собственности на пахотные земли он признает лишь в горных районах. «Общинное право» пользования землей существовало, по его мнению, и в Кабарде. Кабардинское общество он рассматривает как бессословное, признавая за князьями лишь политическую роль «выборных военных вождей».

Для подтверждения своих выводов Абрамов привлекает литературные источники, ссылаясь на статьи «Сборника сведений о кавказских горцах» (ССКГ) и материалы сословно-поземельных комиссий, хотя не приводит конкретных названий. Надо думать, в первую очередь, здесь имеется в виду статья П. Гаврилова «Устройство поземельного быта горских племен Северного Кавказа». Однако оценка приводимых фактов резко отлична от трактовки П. Гаврилова. Если последний вполне одобряет правительственные мероприятия в земельном вопросе, то Абрамов без всяких оговорок подчеркивает антинародный характер земельной реформы. «Целые классы населения, – заявляет он, – издавна владевшие землею на полном праве собственности, были обращены в простых оброчников». Он прямо говорит об «экспроприации земельной собственности… в пользу немногочисленного класса лиц». «В Кабарде, – считает исследователь, – было создано крупное землевладение, вопреки исторически сложившемуся общественному строю кабардинского народа и его прямым желаниям», безусловно, имея в виду не этническое, а социальное понятие «народ». Аналогично он судит об общественном строе балкарцев, рассматривая претензии таубиев на земельную собственность (например, Урусбиевых на Баксанский лес) исторически необоснованными.

Вопрос о земельной собственности представляется Абрамову самым злободневным, хотя он стремится увязать его с комплексом других проблем, затронутых в статьях «К вопросу о мирном покорении Кавказа», «Переселенческий вопрос на Северном Кавказе» и ряде заметок, опубликованных им в течение июня-августа 1883 г. все в той же газете «Терек».

В обобщенном и углубленном виде высказанные в них взгляды изложены Абрамовым в крупной по объему статье «Кавказские горцы», помещенной в демократическом журнале «Дело» № 1 за 1884 г. одновременно с полемической заметкой на статью Ковалевского, напечатанной в «Отечественных записках». В статье «Кавказские горцы» выражено резкое осуждение национальной политики царизма на Кавказе во всех ее проявлениях, разоблачаются ее идеологические обоснования (рассуждения о «воинственности», «культурной отсталости» коренного населения), представленные, в частности, работами А. П. Берже, приводятся убедительные примеры неравноправности условий в области экономики, управления, образования, в которые поставлены горцы, подчеркнута отрицательная роль казачества как реакционной силы в руках царизма. Важно, что Абрамов ставит проблемы общественного строя кавказских горцев в связь с общероссийским социальным движением. Им неоднократно подчеркивается не национальная, а социальная основа происходящего, проводится мысль об общности интересов трудящихся горцев и русских крестьян-переселенцев, испытывающих на себе тот же гнет царизма, то же неравноправие.

В статье предлагаются и некоторые реформы. Справедливое решение земельного вопроса Абрамов видит в ликвидации созданного искусственно частного землевладения путем выкупа земли у помещиков через банки и предоставлении переселенцам и малоземельным горцам льготных кредитов для приобретения участков. Автора, проводящего типично народнические идеи о необходимости повсеместного сохранения общинного землевладения, потому так возмущает предложение Ковалевского использовать для колонизации так называемые «запасные» (т. е. общественные) земли Кабарды.

Пути устранения неравенства горцев Абрамов видит также в реорганизации системы образования. «Единство экономических интересов и единство образования, – считает он, – представляют собою такую почву, на которой смешиваются и сливаются народности с самыми различными этническими особенностями… образование и только одно образование может дать туземцам способность понимать, что многие из переносимых ими бедствий, которые они всецело относят теперь на счет своего порабощения русскими, происходят от причин более общего, социального характера, вести борьбу с которыми приходится совсем другим оружием».

Выступая в качестве публициста, а не историка, Абрамов привлекает исторические материалы постольку, поскольку они позволяют подтвердить его представления о перспективах общественного развития. Лишь учитывая это, можно верно оценить сущность его выступления против мнений М. М. Ковалевского. В рецензии Абрамова в нелицеприятной форме отвергается вывод ученого о наличии у кавказских горцев феодального строя. Характерно, что Абрамов оспаривает не саму возможность заимствования другими народами феодальных порядков из Кабарды, а сосредоточивает критический огонь на самом главном тезисе, т. е. считает бездоказательным утверждение М. М. Ковалевского о феодализме в самой Кабарде.

Повторив свои суждения об «исключительно политической роли» местных высших сословий, Абрамов настаивает на отсутствии частной земельной собственности здесь, указывая как на одно из доказательств неимение в кабардинском языке термина для ее обозначения. Дело даже не в том, что он защищает общественное землевладение горцев (его признает и Ковалевский), а в том, что отказывается видеть у них классовое деление как в прошлом, так и настоящем, т. е. стремится подчеркнуть исконно «демократическую» организацию горского общества – отсюда апелляция к образу независимых, свободолюбивых, не подчинявшихся ничему, кроме своей совести и обычаев» людей, который десятилетиями рисовала передовая русская литература. Однако не задаваясь целью действительно всесторонне изучить кавказскую общину, Абрамов не заботится о теоретическом подкреплении своих воззрений – отсюда видимое смешение им понятий об «общинном пользовании» землей у кабардинцев (т. е. известном его регулировании) и фактическим признанием беспорядочной вольной заимки «на пространстве всей племенной территории».

Жена Якова Абрамова – дочь нальчикского священника Людмила Николаевна Благонравова (1858 – после 1914 г.) родилась в Нальчике, будучи пятым ребенком в семье. О ее образовании сведений нет, но в 1875 г. она была учительницей в слободской начальной школе для мальчиков, причем начальством характеризовалась как «довольно усердная и благонамеренная» (это удовлетворительная оценка, поскольку в других случаях добавлялся эпитет «весьма»). Таким образом, будучи свидетельницей событий вокруг аульных школ, она могла сообщить мужу те сведения, которые он позднее и высказал публично. С земляком – Яковом Абрамовым, она познакомилась во время учебы в Петербурге, вышла за него замуж и вместе с ним обвиненная в хранении запрещенной литературы разделила его участь.

В уже упоминавшемся полицейском документе сказано, что санкт-петер-бургский полицмейстер сообщил начальнику Терской области 18 июня 1882 г., что за Л. Благонравовой с 11 сентября 1880 г. учреждено негласное наблюдение на 2 года.

Поднадзорный список Людмилы Абрамовой, урожденной Благонравовой, 22 лет

Мать Пелагея Афанасьева Благонравова, 47 лет, сестры Анна, 30 лет, замужем за офицером, помощником начальника округа в Закаталах, Татьяна, 27 лет, замужем за поручиком в Нальчике, Таисия, 18 лет, учится в Ставропольском училище. Братья Михаил, 16 лет, учится в Ставропольском духовном училище, Вениамин, 15 лет, учится в Ставропольской гимназии. Имения нет. Обвинение, как у мужа. С 11 сентября 1880 г. секретный надзор на 2 года. В Санкт-Петербурге в предосудительном поведении не замечена.

По сведениям словаря С. И. Несмачной, основанном преимущественно на архивных документах, Абрамова Людмила Николаевна в 1909 г. – надзирательница Ставропольской женской Ольгинской гимназии, в 1911–1914 гг. – член попечительского совета 3-й женской гимназии.

Прибыв в Терскую область, Яков Абрамов, как мы видели, не прекратил активной деятельности на интеллектуальном поле, а найдя союзников и основав с помощью Ипполита Веру первую на Северном Кавказе частную газету, использовал ее как трибуну для своих общественно-полемических выпадов.

Одним из объектов нападок он избрал Нальчикскую горскую школу. Радикальный полемический пафос, которым обладал публицист, позволял ему не только применять резкие приемы против потенциальных оппонентов, но и в угоду своим целям передергивать факты. Например, без тени сомнения он заявляет, будто обширный Нальчикский сад – показатель высокой земледельческой культуры местных жителей – кабардинцев. Конечно, его могло ввести в заблуждение название сада – Атажукин. Обратиться к старожилам, каковыми были старшие родственники его жены, ему, видимо, и в голову не пришло. Тесть Абрамова Николай Благонравов (к тому времени уже покойный – он скончался до 1876 г.) служил в Нальчике с 1851 г., он назначен священником в возрасте 25 лет в новую тогда Симеоновскую церковь[48]48
  Бальжатова Н. А. Симеоновская церковь: в память генерал-майора Хлюпина // Бальжатова Н.А. Неизвестное об известном. Статьи. Архивные документы, фотографии. Нальчик, 2013. С. 115–127. С. 120.


[Закрыть]. Здесь родились все его дети. Он, конечно, как и все нальчане, знал, что большой фруктовый сад был заложен еще при крепости в 1840-х гг. и лишь в 1865 г. подарен кабардинскому князю Атажуко Атажукину. Наверняка знала об этом и мать Людмилы Благонравовой. Но, повторяю, Яков наверняка не интересовался подлинной историей ни слободы, ни окрестного населения. А информаторы вроде Ипполита Веру, прожившие здесь максимум два-три года, конечно, не были сведущи в деталях местного быта.

Справедливости ради скажем, что оплошность в связи с Атажукиным садом Яков Абрамов исправил публично 18 лет спустя. Оценивая курортные перспективы Нальчика, он писал в ростовской газете «Приазовский край» (1901): «Публика больше гуляет в «Атажукином саду». Это – довольно большое пространство, некогда засаженное фруктовыми и лесными деревьями и виноградом солдатами бывшей здесь крепости»[49]49
  Абрамов Я. В. Слобода Нальчик (Терской области) // Приазовский край. 1901. № 190, 194, 196, 199.


[Закрыть] (выделено мною. – Е. Т.).

Вернемся в 1883 г. Критикуя правительственную политику в сфере народного образования, Абрамов заявляет: «Горские училища по своим программам не что иное, как блаженной памяти уездные училища, преобразованные ныне в так называемые городские… пять-шесть лет, проведенных мальчиком-туземцем в горской школе, – совершенно бесполезно потерянное для него время… Единственное приобретение, которое дает ему школа, состоит в том, что он научается говорить по-русски. Но это приобретение не настолько важно, чтобы ради него стоило губить 6 лет лучшей поры жизни, и достижимо за меньшую цену». Это пренебрежительное высказывание, по существу, сближает левого радикала Абрамова с явным ретроградом Полозовым, закрывшим аульные школы и на том основании, что их ученики не научились русскому языку и «на будущее время не могут оказать успехов по отдаленности аулов от русских селений и невозможности поэтому иметь причину в разговоре по-русски».

Основой позиции Якова Абрамова служит убеждение в социальной однородности, бессословности горского общества. Он не желает замечать, что в нем издавна сложились так называемые привилегированные слои, элита, менталитет которой не позволял заниматься физическим трудом, а достойной сферой приложения сил признавал военную или, в крайнем случае, гражданскую службу в административных органах. Перед владеющими русской письменной речью выпускниками школы открывались карьерные возможности на нижнем и среднем бюрократическом уровнях (должности писарей, переводчиков, судей и т. п.), что и служило стимулом распространения образования.

Итак, выразив резко критическое отношение к горским школам (на примере Нальчикской горской школы), основные их недостатки он сводит к тому обстоятельству, будто за время пребывания в школьном пансионе «ученики превращаются в барчат, пренебрежительно смотрящих на обстановку жизни своих родных и вовсе не желающих обратиться к их трудовому образу жизни». Увлеченный полемическим запалом, он не выдвигает развернутой позитивной программы, так что его заявление о необходимости реорганизации школьной системы остается простой декларацией.

На взглядах Якова Абрамова мы останавливаемся подробно, поскольку в последние годы у нас приобрел позитивную популярность и неоднократно переиздавался его очерк «Кавказские горцы», где они изложены[50]50
  См., напр.: Русские авторы XIX в. о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Нальчик: Эль-Фа, 2001. Т. 1. С. 317–323; Абрамов Я. В. Кавказские горцы. Нальчик: Издательство М. и В. Котляровых (ООО «Полиграфсервис и Т»), 2011.


[Закрыть].

Мнение Абрамова о Нальчикской горской школе, обнародованное им в статье «К вопросу о мирном покорении Кавказа» (Терек. 1883. № 79), вызвало ответ смотрителя школы А. Ф. Фролкова в виде письма в редакцию.

Отвечая на резкие высказывания Абрамова в адрес горской школы, смотритель А. Фролков обращал внимание на положительный опыт, накопленный за время ее существования.

«…горские школы в своем первоначальном виде, – замечает Фролков, – не могли удовлетворять требованиям населения. Вот почему уже издавна учебным начальством в курсе их допускались различные изменения и дополнения, так что теперешние горские школы фактически совершенно не похожи на то, чем они были в 60-х гг. Изменения и дополнения, о которых идет речь, делались, с одной стороны, для того, чтобы ученики школ могли без затруднений поступать в училища высшего разряда, а с другой, чтобы те из них, которым или по возрасту, или по каким-либо другим обстоятельствам невозможно учиться далее, выносили бы из школы некоторые полезные практические знания и умения.

Так, в начале 1879 г., по предложению учебного начальства, педагогический совет Нальчикской горской школы с участием нескольких передовых представителей туземного населения обсуждал вопрос о введении в курс школы дополнительных предметов. Постановления педагогического совета были одобрены, и в сентябре 1879 г. в курс школы было введено преподавание естественной истории и французского языка, которое в значительной степени облегчает ученикам школы поступление в реальные училища. Вместе с тем были усилены занятия учеников по столярному и токарному мастерствам и введено обучение садоводству и огородничеству.

По другим предметам в последние годы также сделано несколько изменений, сближающих курс школы с курсом первых трех классов реальных училищ, так что в настоящее время желающие из оканчивающих курс школы могут поступать в 3-й класс Владикавказского реального училища…

Из сказанного видно, что установление связи между курсом горских школ и школами высшего разряда стало в последнее время серьезной заботой учебного начальства. Но такое установление только временно и в небольшой мере улучшает дело, солидных же результатов ждать в этом случае нельзя, ибо преследовать сразу две цели – подготовлять к поступлению в другие учебные заведения и давать практические, пригодные к жизни знания – одному и тому же учебному заведению крайне трудно. Вот почему уже несколько горских школ преобразованы в реальные училища, вопрос о преобразовании остальных стоит на очереди».

Серьезным достижением смотритель Нальчикской горской школы считал приобретение ею на пожертвованные 476 руб. оборудования для физического кабинета – «с целью путем опытов знакомить учеников школы с важнейшими физическими явлениями».

Заметим, что физика не входила в число учебных дисциплин горской школы и, видимо, знакомство с основами этой науки проходило в курсе «естественной истории», т. е. естествознания.

В своей статье Фролков приводит данные о распределении выпускников школы (и это, пожалуй, единственный факт в нашей литературе).

«В 1880, 1881, 1882 гг., – пишет он, – школа выпустила 24 мальчика: из них 6… поступили в реальные училище, пять – в юнкерское училище, один в учительскую семинарию, один в учительский институт, два… живут дома и исключительно занимаются столярным мастерством, один… ведет довольно обширное хозяйство престарелого отца, один помогает отцу в торговле, один служит телеграфистом, один… аптекарским учеником, три писарями, о двух школа не имеет сведений.

Из 10 окончивших курс в настоящем году три… отправляются в Закавказскую учительскую семинарию, три… предполагают поступить в реальное училище, два в юнкерское училище и только один, по всей вероятности, останется дома»[51]51
  Фролков А. Милостивый государь г. редактор // Терек. 1883. 24 июля. № 87. С. 2–3; 27 июля. № 88. С. 1 (ЖС. 1991. № 1. С. 121–124).


[Закрыть].

Статья Фролкова характеризует его как вдумчивого, основательного, заинтересованного деятеля культуры, знающего предмет, склонного к улучшениям и преобразованиям. Примечательно, что уже в те годы поставлен вопрос о трансформации школы в реальное училище, активным сторонником чего был школьный смотритель.

Реальное училище – неполное среднее или среднее учебное заведение, в котором основные учебные дисциплины – предметы естественно-математического цикла. В России образованы с 1872 г. Выпускники имели право поступать в высшие учебные заведения механико-технологического, промышленного и коммерческого профиля, но не в университеты. В 1888 г. преобразованы в общеобразовательные учебные заведения, выпускники стали приниматься на медицинские и физико-математические факультеты университетов. Нальчикская горская школа, о преобразовании которой в реальное училище шла длительная подготовка, требовавшая денежных вложений и повышения квалификации педагогического персонала, была преобразована в реальное училище только в 1909 г.

А. Ф. Фролкова с уважением вспоминает среди своих учителей Е. З. Баранов, говоря, что это был «в свое время известный педагог, автор лучшей биографии Ушинского».

Как установил В. В. Шевчук, Александр Федорович Фролков родился в 1848 г., мещанин гор. Орши. В 1867 г. окончил 1-ю гимназию в Петербурге, а в 1871 г. Санкт-Петербургские педагогические курсы. В 1872 г. в Кавказском учебном округе в качестве учителя образцовой школы при Кубанской учительской семинарии. В 1875 г. преподавал естествознание, географию, чистописание в той же семинарии, в 1877 г. руководил педагогическими курсами для народных учителей во Владикавказе, 25 августа 1879 г. назначен смотрителем Нальчикской окружной горской школы. Таким образом, это был уже опытный педагог и, надо полагать, энергичный администратор, о чем свидетельствует, например, характеристика, данная ему в 1880 г. окружным начальником, который просил наградить «смотрителя г-на Фролкова, оказавшего своими трудами великую пользу вверенной ему школе, как в учебно-воспитательном плане, так и в хозяйственном отношении…»

В 1883 г. Фролков уже являлся смотрителем Владикавказского ремесленного училища им. Лорис-Меликова. Здесь же, во Владикавказе, переиздана его книга о великом русском педагоге К. Д. Ушинском[52]52
  Шевчук В. В. Смотритель Нальчикской горской школы А. Ф. Фролков (1848–1910) // История и культура народов Северного Кавказа: Сб. научных трудов. Вып. 1. Пятигорск: Кубанское отделение Русского исторического общества. 2005. С. 73–78; См. также: Котляровы М. и В. Сподвижник Ушинского // Котляровы М. и В. Неизвестная Кабардино-Балкария. Нальчик: Изд. М. и В. Котляровых, 2013. С. 367–371.


[Закрыть].

О других учителях Нальчикской горской школы в период учебы в ней Е. З. Баранова сказать почти нечего – сохранились только их имена.

Итак, в 1885 г. (год окончания школы Барановым) русский язык преподавал Виталий Емельянович Семенов, математику – Георгий Павлович Сидоров, историю и географию – Раздорский, французский язык – Мария Бескровная, естественную историю – Григорий Викторович Романовский (он же смотритель, сменивший на этой должности А. Ф. Фролкова).

Если память не подвела Евгения Захаровича, он окончил школу в 1885 г., т. е. проучился 8 лет, и конечно, полученные знания и особенно общение со сверстниками разных национальностей не прошли для него бесследно.

Интересно было бы установить имена соучеников Баранова. Попытаемся сделать это по архивным материалам. К сожалению, полных списков учащихся школы не имеется. Мы воспользуемся отрывочными сведениями, а также опубликованными в виде книг посемейными списками населенных мест Нальчикского округа за 1886 г., где есть графа об уровне образования и месте учебы каждого лица[53]53
  Посемейные списки населенных пунктов Нальчикского округа 1886 г. Нальчик: Эль-Фа. Т. 1. 1999; Т. 2. 2000; Т. 3. 2004; Т. 4. Ч. 1. 2008; Ч. 2. 2009; Т. 5. 2008.


[Закрыть] – отсюда выберем имена юношей, близких Евгению Баранову по возрасту.

Итак, однокашниками Евгения могли оказаться балкарцы Науруз Исмаилович Урусбиев, впоследствии видный общественный деятель; Исхак Ибрагимович Муллаев, впоследствии член горского словесного суда, общественный деятель, удачливый землевладелец и скотопромышленник; кабардинец Эльбуздуко Канаматович (Владимир Николаевич) Кудашев, впоследствии получивший высшее образование фармацевта, подготовивший широко известную книгу «Исторические сведения о кабардинском народе (изд. 1913 г.). Среди близких по возрасту, а значит, вероятных одноклассников: кабардинцы Бекмурза Тарканович Карачаев, впоследствии служивший в разных административных органах; Залимгирей Безорукович Керефов, впоследствии сельский учитель, добровольцем ушедший на русско-японскую войну, казненный в 1904 г. за участие в антиправительственном восстании; Кургоко Магометмурзович Кудашев, впоследствии учитель, нелепо погибший в 1905 г. (о его близком знакомстве с Барановым, завязавшемся, возможно, в школьные годы, свидетельствует авторство некролога, помещенного в газете «Пятигорский листок»); балкарец Ахья Кургокович Джабоев (Жабоев), впоследствии окончивший Закавказскую учительскую семинарию в г. Гори, преподаватель Нальчикской горской школы; осетин Эльмурза Асланбекович Мистулов, впоследствии казачий офицер, участник нескольких войн, застрелившийся после поражения мятежа на Тереке в 1918 г.

Однако, по собственному признанию мемуариста, «я вообще учился плохо». Причиной тому были другие увлечения. «У старшего моего брата, – вспоминает Баранов, – было много собрано сочинений Эмара, Майн Рида, Мариотта, Купера, Ферри, В. Скотта… Когда я подрос, прочитал Эмара и ему подобных писателей, учение пошло еще хуже… началось «путешествие в Америку», охота на бизонов, столкновения с индейцами. «Америка» же была под боком – на север пошла степь, на юго-запад лесистые горы, доходящие до подножия снегового хребта. За путешествие в Америку дома меня часто пороли, потому что я нередко пропадал на сутки, на двое, ночуя где-нибудь на пчельнике или вместе с охотниками у костра.

С 12 лет я стал ходить на охоту с ружьем и вначале стрелял исключительно диких голубей, которых в окрестностях Нальчика было очень много. Потом стал страстным охотником и оставался таковым до 25 лет. За охоту тоже частенько влетало, особенно после одного несчастного случая с одним из моих школьных товарищей, который, неосторожно обращаясь с ружьем, застрелил насмерть свою сестру.

С 15 лет начал брать уроки живописи у одного иконописца».

Итак, чтение, дальние прогулки, рисование – вот что, кроме посещения школы, занимало непоседливого нальчанина.

Но школьные годы остались позади и настало время выбирать дальнейший жизненный путь.