Текст книги "Как истинный джентльмен"

Он улыбнулся:

– Никто бы не поверил, что я могу стать таким домоседом. Роберт был убежден, что я проведу остаток жизни в гостинице.

Грейс сожалела лишь о том, что никак не могла уговорить Диккана больше рассказать о своем детстве, своей семье, надеждах, разочарованиях и мечтах. Он всегда делился с ней лишь самым поверхностным, сиюминутным. Но она продолжала надеяться, что со временем он привыкнет к ней и все произойдет само собой.

Наконец он пригласил ее на первый крупный бал, устроенный леди Каслрей, которая взяла юную Грейс под свое крыло в Ирландии, когда ее отец поддержал лорда Каслрея, ставшего впоследствии генерал-губернатором.

– Итак, мистер Хиллиард, – сказала знатная дама, беря руку Грейс. – Вы сделали намного лучший выбор, чем я предполагала. Если кто-то и сможет вас сдерживать, то это Грейс.

Диккан низко поклонился, как всегда в своем духе.

– Вы взвалили на нее неблагодарную работу, мадам.

Леди Каслрей понимающе улыбнулась:

– Что ж поделаешь, Хиллиард. Я увижу вас в «Олмаке»?

И с той минуты даже хромота перестала смущать Грейс. Она не поставила Диккана в неловкое положение. Она стояла с ним рука об руку в красивом платье из бронзового люстрина и блестящего газа с треугольным вырезом, выгодно подчеркивавшим плечи. Впервые в жизни Грейс не ощущала себя всего лишь неуклюжим предметом интерьера.

Конечно, ей помогло и то, что на бал пришли гренадеры, чтобы поддержать ее, когда Диккан наконец удалился в комнату для игры в карты. К тому же Кейт и леди Беа не скупились на свои уроки. Впервые за всю жизнь Грейс чувствовала себя почти элегантной, и окружающие знатные люди, кажется, это заметили. Ее наполняла новая решимость. Она должна стать такой женой, какая была нужна Диккану. Потому что как бы она ни старалась, ей не удавалось обмануть себя. Она влюбилась в него.

Стоя у входа в бальный зал и глядя, как Грейс смеется со своими гренадерами, Диккан пытался побороть растущее раздражение. Прошло восемь дней, и ничего не произошло. Никто не приблизился к нему, не угрожал и не предлагал возможности обезопасить его будущее. Торнтон мерзавец, Смит скользкий тип, а их друзья никчемны. Пока его жена занималась ранеными солдатами и ходила по мебельным складам, он был вынужден тратить время на петушиные бои, азартные игры и бордели. Она помогала делу милосердия, а он играл в кости с незнакомцами.

Диккана сердило, что он недооценил воздействия, которое сумела оказать на него Грейс. Ему все больше хотелось узнать, чем она занимается, услышать ее мнение по какому-либо вопросу. Неплохо бы также узнать, что она думает о деле, в которое он не имел права ее впутывать.

Самым правильным было отойти в сторону и позволить ей расправить крылья. Грейс Фэрчайлд не была гадким утенком, каким считали ее все, в том числе и он. Она никогда им не будет. Она не красавица, ну и что из этого? Но она быстро привыкала к новой роли, и вот уже почти никто не замечал ее хромоты и высокого роста. Грейс по-прежнему была слишком бледна, слишком неуклюжа, зачастую слишком тиха. Но как только она оказывалась в седле, это уже не имело значения. Стоило людям узнать ее поближе, как они уже не могли не оценить ее доброту, готовность помочь, сдержанное чувство юмора. Это случилось и с Дикканом.

Больше всего его беспокоило, что он уже не в силах держать дистанцию. Как ему убедить окружающих в своем безразличии, когда он искренне желает быть рядом с Грейс? Когда ему так ужасно хочется коснуться ее волос и изгиба бедра… Он даже решил для себя, что она интересует его намного сильнее работы. Как он сможет защитить ее от своих врагов, если не может защитить ее от самого себя?

Он совершил самую большую ошибку, когда поцеловал ее. Это случилось прямо в зале, и, конечно, многие заметили это и начали говорить, что Хиллиард пытается даже из самой ужасной ситуации извлечь выгоду. В другой раз он поцеловал ее в столовой их нового дома, когда помогал Грейс выбирать обои. Быстрый, бесстрастный поцелуй, не доставивший ему никакого удовольствия.

Но в то утро он оказался на волосок от гибели. Они были недалеко от Ричмонда. Сверкающие воды Темзы петляли по зеленым холмам и полям, словно небрежно брошенная лента. Харпер их еще не догнал, и Грейс от души радовалась, потому что ее кобыле удалось поравняться с Гадзуксом. Последний же то и дело тыкался в морду Эпоны, словно влюбленный юнец.

Возможно, это вдохновило Диккана. Он не знал точно. Незаметно для себя он подхватил Грейс, пересадил к себе в седло, и их губы встретились.

Она застыла на месте, ее руки замерли у него на плечах. Он чувствовал запах пыли от Грейс и ее лошади, слабое дуновение лошадиного пота, туманный аромат экзотических цветов. На этот раз, когда его тело оживилось, Диккан не стал возражать. Он с наслаждением ощутил медленный прилив крови. Почувствовал нарастающее возбуждение во всем теле, учащенно забившийся пульс. Узнал привкус солнца и радости на ее губах.

Наверное, ему это может со временем понравиться, подумал он, заметив, как Грейс мгновенно ослабла. Приоткрыла губы, словно приглашая. Разжала пальцы и снова стиснула их у него на плечах, как кошка, готовящаяся к броску, чуть изогнула спину. К удивлению Диккана, их разгоряченные тела стали почти единым целым. Ему не терпелось прижать ее к себе, чтобы ее грудь касалась его груди, кончики пальцев чуть доставали до земли, а голова была откинута назад. Грейс нашла в себе смелость и теперь сама помогала ему, подбадривала, целуя его в ответ. Как будто приглашала его домой.

Диккан хотел этого. Но, черт возьми, а что, если его враги поймут, что он влюблен в собственную жену, и та сразу окажется в опасности?.. Прервав поцелуй, он резко отстранил Грейс в сторону, прежде чем могло случиться непоправимое.

– Что ж, – быстро сказал он, отступая назад, словно ничего не произошло и даже бриджи не стали ему вдруг тесны, – кажется, сегодня ты собиралась пройтись по мебельным складам. Нам пора возвращаться, чтобы ты успела выполнить все задуманное.

Грейс пошатнулась, ее глаза были огромными, кожа стала слишком бледной. Но, словно повинуясь властному приказу, она улыбнулась и отошла в сторону, оправила платье.

– Да, я удостоилась чести быть приглашенной в выставочный зал мистера Веджвуда.

– Тебе нравятся его работы? – спросил Диккан, представляя себе ничем особо не примечательный веджвудский фарфор. Изысканный, но выдержанный в основном в скучных синих и белых тонах.

– Меня заверили, что это необходимый предмет в доме многообещающего дипломата. Кейт пойдет со мной, чтобы я не дала волю своей буйной фантазии.

Диккан чуть не рассмеялся. Его жену отличала буйная фантазия. Но Кейт знала, как ее укротить. Наверное, надо вставить к месту какое-нибудь словечко. Спросить, что она думает об итальянской майолике или венецианском стекле, ярких красках, пропитанных солнцем. Но, принимая во внимание приглушенные тона ее одежды, он решил, что не хочет услышать ее ответ. Возможно, будет лучше поставить майолику в кабинете.

– Тогда не будем заставлять мистера Веджвуда ждать, – сказал он, помогая ей сесть в седло.

В течение следующих нескольких дней, когда их дом наполнялся разными вещами, Диккан понял, что не может спорить со вкусом Грейс. Он был безупречен, хотя и несколько однообразен. Возможно, его дом не слишком волнует воображение, зато в нем, несомненно, уютно. Единственный раз он выступил против, когда, вернувшись домой, обнаружил знакомое улыбающееся лицо на стене гостиной.

– Зачем это здесь, черт возьми? – спросил он, указывая на самую совершенную женщину во всей Европе, пленительную в образе Афродиты с яблоком в руке и веселым огоньком в голубых глазах.

Грейс посмотрела на картину, словно не понимая.

– Это моя мать, – ответила она.

Диккан сердито поглядел на нее.

– Я знаю. Где ты взяла это полотно?

Грейс замерла, не понимая, чем недоволен муж.

– Оно принадлежало моему отцу. Что-то не так? Он считал, это одна из лучших работ Реборна.

Диккан, самый обходительный мужчина во всей Англии, не знал, как ответить. Неужели Грейс настолько слепа и не понимает, что люди будут сравнивать портрет с ней? Как только высший свет узнает об этом шедевре, они ринутся к ним домой увидеть, как Грейс живет рядом с образом своей пропавшей матери, которая смотрит ей в спину, словно видение того, чем она сама должна была стать, но не стала.

– Это единственное, что у меня осталось от отца, – тихо сказала Грейс. – Он никогда не расставался с портретом.

И Диккан вынужден был отступить, уловив в глазах отблеск такой сильной боли, которую не мог себе даже представить. Он отвернулся, послушно махнув рукой.

– Тогда ему лучше будет в общей комнате.

– Конечно, – ответила Грейс, как он и ожидал.

И после этого Диккан стал проводить с ней меньше времени. Сначала пропускал ужин, потом поездку верхом. Ссылался, к примеру, на то, что в город прибыл русский дипломат, которого ему надо сопровождать. Он должен был чувствовать облегчение. Но вместо этого испытывал лишь беспокойство и гнев, особенно когда понял, что гренадеры могли занять Грейс и она бы даже не вспомнила о нем.

Он решил, что должен быть им благодарен. Ничего другого ему не оставалось. Но все изменилось, когда однажды он вернулся домой и застал в гостиной Кита Брэкстона.

– Боже, – воскликнул Диккан, когда однорукий бывший солдат поднялся на ноги, – что ты здесь делаешь?

Кит был близким другом Грейс, одним из основателей ее отряда гренадеров. Но не это беспокоило Диккана. Кит был еще и участником группы Дрейка. Сейчас он должен был находиться во Франции, собирая для них ценные сведения. Раз Кит оказался в его доме, значит, что-то изменилось, а Диккану об этом не сообщили.

– Пришел повидать счастливую пару, – ответил Кит с вялой улыбкой, от которой по спине у Диккана снова побежали мурашки. – Кроме того, в Париже стало слишком жарко для меня. Я не любитель дуэлей, как ты, Диккан, а французы только и делают, что бросают друг другу перчатки. Мне это надоело.

Когда Диккан вошел в комнату, Грейс смеялась. Теперь же она отошла в сторону, словно ожидая чего-то.

– Будешь пить с нами чай? – спросила она, как обычно скрестив руки у талии. Она казалась почти красивой в новом платье из персикового шелка с нежно-зелеными лентами, похожими на букеты роз.

– Боюсь, не смогу, дорогая. Увидимся сегодня в опере?

К сожалению, будет Глюк.

– Да. – Она повернулась к своему другу: – Хочешь пойти с нами, Кит? Покрасоваться перед дамами?

– Спасибо, Грейси, но лучше я завтра поеду с тобой верхом.

Сердце Диккана кольнула боль, и он рассердился.

– Утром?

Грейс улыбнулась:

– Поедешь с нами? Знаю, последние несколько дней ты был очень занят. Кит предложил меня сопровождать. Бедняжка Эпона не может долго стоять на месте. Ей скучно.

Когда они отправятся на прогулку, он только вернется домой после очередной долгой ночи.

– Нет, дорогая. В такой час тебе не нужна моя больная голова. Наслаждайся.

Неужели на ее лице промелькнуло разочарование?

С Грейс это было так трудно понять. В отличие от Кита Брэкстона, который даже не скрывал своего неудовольствия.

– У тебя не найдется для меня пары минут, Диккан?

– Если ты будешь в «Бруксе». Сейчас мне надо встретиться с Торнтоном.

Кит еще больше нахмурился:

– С Торнтоном?

Если ему было неизвестно о том, что Диккан получил указание сблизиться с Торнтоном, то что он здесь делал?

– Он надеется вернуть пони, которого я вчера у него выиграл, – ответил Диккан, понюхав табаку.

Это объяснение выглядело довольно поверхностным.

И конечно, не могло служить оправданием. Но Грейс все равно невозмутимо попрощалась с мужем, от чего Диккан почувствовал себя еще хуже.

Итак, Кит Брэкстон вернулся из Парижа. Был ли это официальный визит, о котором не предупредил его Дрейк, или он зашел, потому что переживал за Грейс? Диккан прекрасно знал, что он с готовностью отдаст за нее жизнь. Возможно, ему просто никто не сказал? Или тут что-то другое?

Он узнал об этом час спустя, встретившись с Торнтоном перед игорным притоном Митчелла на Джермин-стрит.

– Хиллиард, старина! – воскликнул упитанный барон, хватая его за руку. – У меня для тебя хорошие новости! Твоему наказанию пришел конец.

Диккана охватило сильное беспокойство. Улыбка Торнтона не предвещала ничего хорошего.

– Моему наказанию?

Торнтон рассмеялся грубым смехом, и Диккан поморщился.

– Я о твоей жене. Достойная дама и все такое, возможно, слишком даже хорошая, если ты меня понимаешь. Ты сопровождал ее по всему городу, как и подобает джентльмену. Что ж, друг, я пришел сказать, что твоя добродетель вознаграждена. – Он крепче схватил Диккана за руку и потянул за собой. – Идем, сам увидишь.

Войдя в потрепанный вестибюль игорного притона, Диккан снял пальто и огляделся по сторонам. Привычная мужская компания, почти все погружены в карты или кости.

В воздухе стоит густой дым, свечи на стенах слабо мерцают, и мгла скрывает все грехи. Диккан направился было к задней комнате, когда его окликнули:

– Диккан, милый!

Рядом послышался смешок Торнтона. Диккан чуть было не затряс головой, стараясь избавиться от звука этого женского голоса. Он повернулся, заранее боясь того, что ему суждено увидеть.

На ней было одно из самых соблазнительных шелковых платьев, какие он когда-либо видел. Светлые локоны небрежно спадали на шею. Пышная грудь и восторженная улыбка на лице. Она протянула руки в тяжелых бриллиантовых браслетах, которые Диккан когда-то ей купил.

Его охватило ощущение неизбежности, словно это было какое-то проклятие. Но он взял ее нежные маленькие ручки в свои и улыбнулся:

– Мина, любовь моя, ты приехала.

Глава 13

Через несколько дней до Грейс дошли слухи об увлечении Диккана. Она перенесла бы этот удар легче, не будь он столь неожиданным. Только что она пережила лучшие две недели своей жизни. Они с Дикканом много времени проводили вместе, смеялись, у них появились общие интересы. Он даже поцеловал ее, и это был не просто поцелуй в щеку, а долгий, томный поцелуй в губы. Ей казалось, он разделял ее надежды на будущее.

Грейс было бы легче, если бы она просто слышала сладострастный шепот: знаете, с кем видели Диккана Хиллиарда? Она могла бы отмахнуться от этого шепота, приписав его лишь неодолимой тяге людей к сплетням. Но эти слухи сопровождались взглядами, полными фальшивого сочувствия. «Не долго же он ждал, правда? Бедняжка. Надеюсь, она не ожидала ничего другого…»

Грейс ничего не сказала. В конце концов, Диккан поступил благородно и женился на ней. Он продолжал сопровождать ее на светские приемы, хотя с каждым днем становился все более чужим и далеким. Никто в здравом уме не мог бы заставить его поступать иначе. И конечно, не он был виноват в крушении надежд Грейс. Скорее всего он даже не знал о них.

Грейс отказывалась верить своим глазам, наблюдая, как Диккан сопровождает свою красивую любовницу по городу. Она уже успела узнать круги, в которых ей приходилось вращаться, и это признание дало бы еще большую пищу для сплетен. Всем безразлично, что она ночами лежала, глядя сухими глазами в потолок и ожидая шагов Диккана на лестнице, и ей казалось, будто в ней надломилось нечто хрупкое и дорогое. Ничего другого сплетники не могли ожидать.

Поэтому она в очередной раз запрятала обиду поглубже, туда, где уже таилось немало других обид, и занялась украшением собственного дома. Кейт предположила, что Диккану понравится сочетание голубых, коричневых и кремовых тонов. Грейс послушалась ее совета, но не переставала мечтать о солнечных цветах, которые когда-то хотела сохранить для себя. Рано утром она отправлялась на прогулку с Китом, ставшим ее верным спутником, потом работала в госпитале и посещала встречи, которые Кейт считала важными.

Днем Грейс изучала светский этикет, и каждый такой урок, как тугой корсет, все сильнее загонял ее в жесткие рамки роли, которая ей совершенно не подходила. Не скакать галопом в парке. Не говорить о политике и вообще о серьезных вещах. Не обращаться к вышестоящим, а это значит, почти ко всем, если они первыми не заговорят с тобой. Не упоминать о своей дружбе с солдатами. И никогда не выказывать никаких эмоций. Ни радости, ни гнева, ни страха, ни беспокойства.

Конечно, Кейт могла не обращать на все это внимания. Но она была не просто вдовой, а Кейт. А Грейс всего лишь никому не известная, некрасивая девушка, неожиданно появившаяся в высшем обществе. Она была предметом насмешек и жалости, и все считали, что ее муж уже сделал свой выбор.

Будь Грейс воспитана иначе, она скорее всего бы трусливо сбежала. Но решила не сдаваться хотя бы ради Диккана.

А еще ради Кейт и леди Беа, чтобы они не оказались в неловком положении. Ну и ради себя самой, разумеется, чтобы убедиться, что она сделала все возможное, чтобы спасти любовь, хотя и начала уже терять веру.

Во всяком случае, никто не посмеет сказать, что это была ее вина.

Три недели спустя она уже не была настроена так оптимистически. Да, она усвоила уроки Кейт. Обставила дом по своему вкусу. Посещала званые балы, венецианские завтраки и музыкальные вечера, даже оперу, которая, к удивлению Грейс, ей понравилась. Ее уверяли, что она стала подлинным образцом благопристойности. А ей казалось, будто она сдает позиции.

Первым ударом было известие о любовнице Диккана. После этого почти каждый день Грейс ожидала очередная потеря. Она как раз была у Кейт, изучая столовые приборы для званого ужина, когда узнала, что Диккан никогда не согласится жить за городом.

– Почему с рыбой нельзя использовать обычные приборы? – спросила она, сердито разглядывая маленький рыбный ножик.

– Можно. – Кейт сухо улыбнулась. – Но тогда люди сочтут тебя продавщицей. Это делается для того, чтобы отделить себя от низших классов, которым каким-то образом удается обходиться одной только ложкой.

Грейс отложила нож в сторону.

– Я буду так рада, когда сезон закончится и мы сможем уехать из города. Дома мне придется беспокоиться лишь о том, как снять рыбу с крючка.

В ответ леди Беа захохотала:

– Неплохое занятие!

Грейс подняла глаза. Кейт усмехнулась:

– Диккан – столичный житель. Он никогда не выезжает дальше, чем на десять миль от Лондона. Говорит, что от пыли начинает чихать.

– Это правда? – спросила Грейс у Диккана в тот же вечер, когда они были на балу. – Ты не любишь бывать за городом?

Он театрально пожал плечами:

– Терпеть не могу. Если не считать скачек, что там можно вообще делать? Ни хорошего общества, ни интересного времяпровождения. Нет, мадам, в деревне вы найдете меня лишь в том случае, если надо будет скрыться от судебных приставов. И мои доходы это вполне позволяют.

– Но у тебя же есть поместье.

– И прекрасный управляющий.

– А как же Лонгбридж? Я собиралась поехать туда.

Диккан кивнул проходившей мимо паре.

– Я уже сообщил об этом своему управляющему, и он все устроит. Конечно, если ты намереваешься провести всю жизнь за городом…

Он говорил так, словно был бы рад, если бы она уехала.

И Грейс этого так хотелось. Мечта об этом уже давно грела ее. Картина будущего, столь подробно созданная в ее мыслях. Жизнь, полная покоя и довольства: ходить по собственной земле, скакать верхом на Эпоне. Заботиться о своей маленькой семье и собирать новых друзей, словно букет цветов.

Она будет пить чай с женой викария, справлять именины, научится сбивать масло и заготавливать на зиму фрукты. Ее влекла тихая и заурядная жизнь, возможность наслаждаться бесценными мгновениями простого и ясного существования на земле. Грейс мечтала так глубоко пустить корни в беркширской почве, чтобы стать неотличимой от местной флоры. Но вместо этого она была приговорена находиться в фальшивом и холодном обществе, которое не могло оценить ни ее талантов, ни добрых свойств ее характера. И где ей придется провести остаток дней, если она хочет когда-нибудь стать нужной Диккану.

В ее сердце появилась очередная трещина, и она чувствовала, как оно кровоточит.

Продолжая улыбаться, она ответила:

– Конечно же, нет.

Скоро ее ожидал и второй удар. Человек, следивший за ней, вернулся. Нет, она не часто видела его, к тому же теперь это были чаще всего разные люди. Но Грейс выросла в среде, где неплохо разбирались в вопросах тактики и стратегии, и она быстро раскусила этот маневр, хотя следившие за ней люди были в гражданской одежде, а не в зеленых мундирах стрелка.

– Ты заметил человека, который скрывался за домом? – спросила она у Харпера, когда они отправились на прогулку верхом.

Но сейчас никого там не было. Коварный шпик умудрялся исчезнуть, как только появлялся свидетель, а по возвращении улыбался. Все это начало беспокоить Грейс, выбивать ее из колеи. Она старалась держаться, но чем больше расспрашивала других людей, тем чаще они смотрели на нее так, словно она была сумасшедшей. Она пыталась побороть возрастающее желание оглянуться, но каких терзаний это стоило.

Леди Каслрей тоже не видела этого человека. Ее отвлекли новости, которые она пришла сообщить.

– Дорогая, до меня дошли слухи, что ты ухаживаешь за пациентами в военном госпитале, – сказала она за чаем в новой Голубой гостиной Грейс. – Конечно, в денежных пожертвованиях нет ничего дурного, но мне говорили, что ты слишком заботишься о простолюдинах, а это способно испугать и привести в смятение любую благовоспитанную даму. Так не поступают, Грейс.

Грейс помолчала, держа в руках чайник.

– Я делаю то же, что делала всегда на полуострове.

– Но теперь ты замужем за молодым дипломатом, – возразила проницательная дама. – Возможно, у него еще пока нет большого влияния, но все впереди. Ты ведь не хочешь лишить его возможности сделать хорошую карьеру?

И на следующий день Грейс пришлось сообщить сестре-хозяйке, что вместо заботы о раненых солдатах она вынуждена будет сидеть в своих бледно-голубых комнатах и пить чай с дамами, которые ее терпеть не могут.

Именно там четыре дня спустя ее нашла мать Диккана, чтобы нанести самый страшный удар. Ворвавшись в комнату, как зимняя буря, леди Ивлин не стала ждать, пока Грейс прикажет принести чай, и с порога набросилась на нее.

– Знаю, вы не можете стать другой, если вспомнить, кем была ваша мать, – произнесла она невероятно высокомерным тоном, усаживаясь на кремовом диване, – но я не желаю, чтобы имя Хиллиарда стало притчей во языцех.

Грейс почувствовала, как в ее душе поднимается волна гнева.

– Я уже перестала ходить в военный госпиталь, если вы об этом.

Леди Ивлин нетерпеливо фыркнула:

– Меня не интересуют ваши нелепые увлечения. Я говорю о ваших любовных интрижках. Даже ваша мать не выставляла напоказ свои любовные связи, когда была замужем.

Грейс была сбита с толку.

– О чем вы?

Но ей пришлось ждать ответа. В этот момент в комнате появился ее новый дворецкий с чаем. Грейс увидела, как презрительно изогнулись губы леди Ивлин, когда Робертс, хромая, вошел в комнату, чуть склонив голову, чтобы лучше видеть единственным глазом.

Грейс оставалось лишь сдерживаться, чтобы не высказать женщине все, что она о ней думает. Она особенно гордилась Робертсом. Три недели назад он был одним из ее пациентов наравне с двумя другими слугами. Один из конюхов потерял руку в сражении при Вимейро, а садовник лишился ноги на линейном корабле. И мать Диккана имела наглость посчитать их отвратительными?

– Что ж, кажется, я понимаю, почему Диккан предпочитает не проводить время дома, – заметила леди Ивлин, как только за Робертсом закрылась дверь. – Как вы могли нанять это существо?

– Не знаю, – сухо ответила Грейс. – Возможно, христианское милосердие.

Вид у матери Диккана стал еще надменнее, глаза заблестели.

– Вы о чем-то говорили, когда вошел Робертс, – сухо заметила Грейс, чтобы не отвечать на очередной выпад. – Продолжайте.

Леди Ивлин потянулась к чашке.

– Я говорила о вашем поведении. Неужели вы думали, что свет спокойно воспримет ваши ежедневные прогулки с мужчиной, который не является вашим мужем? – На ее лице появилась гримаса отвращения. – Даже вкуса у вас нет. Он весь в шрамах. Но после того как я увидела вот это… – Она махнула рукой в сторону закрытой двери. – Меня уже ничто не удивляет.

Грейс поднялась на ноги.

– Благодарю за заботу, леди Ивлин. Я понимаю, что вы с трудом выкроили время, чтобы нанести мне визит. А потому не смею вас задерживать.

Рука леди Ивлин с чашкой застыла в воздухе. Грейс молча ждала, неумолимо глядя на нее.

Поставив чашку на стол, леди Ивлин поднялась на ноги, словно королева, готовящаяся вынести приговор.

– Чтобы защитить имя Хиллиардов, я готова на все. Смогу даже лишить сына наследства.

А это означало, что если никто прежде не наносил Грейс удара, используя ее друзей, леди Ивлин с радостью сделает это.

– Поскольку я очень уважаю вашего сына, – ответила Грейс, с такой силой сжимая кулаки, что заболели костяшки пальцев, – я буду ездить верхом только в сопровождении моего конюха, который давно служит у нас.

Леди Ивлин чуть приподняла бровь:

– Ваш верный конюх станет сопровождать вас на свидание? Глупости. Настоящие леди в парке ездят верхом одни.

Когда пять минут спустя Грейс наконец выпроводила старую ведьму, она чувствовала себя так, словно только что попала под лафет.

– Робертс, – обратилась она к дворецкому, устало глядя на закрытую дверь, – мне надо отправить записку майору Киту Брэкстону.

Кит явился через час. Грейс приняла его в той же Голубой гостиной, стены которой, казалось, сужались с каждой минутой.

– Кит, боюсь, я больше не смогу ездить с тобой по утрам. Наши прогулки были замечены.

Он нахмурился:

– Не понимаю.

И Грейс объяснила ему, улыбаясь, будто ничего особенного не произошло.

– В наших прогулках нет ничего плохого, – возразил Кит.

Грейс пожала плечами:

– И все же я должна их прекратить. Я изо всех сил пытаюсь вписаться в это общество, Кит. И не могу позволить леди Ивлин все разрушить. А она без колебаний это сделает.

Кит вскочил и принялся расхаживать по комнате. Грейс видела лишь его пустой правый рукав и длинные шрамы на щеке и на шее, напоминавшие о ранениях, которые он получил в Тулузе. Леди Ивлин было безразлично, как ее клевета отразится на Ките. Человек со шрамами. Один из самых храбрых людей, которых знала Грейс.

– Как она смеет? Ты же не имеешь ко всему этому никакого отношения.

– Кит, – улыбнулась Грейс, – ты вырос в этом лицемерном обществе. Разве оно когда-нибудь было справедливым?

Он робко улыбнулся в ответ:

– Я все понял. Сейчас тебе нужна поддержка. Ведь так?

Грейс почувствовала себя еще более жалкой. Кит знал о любовнице Диккана. Разве можно чувствовать себя еще ничтожнее?

Она поднялась и взяла Кита за руку.

– Если хочешь помочь, окажи мне две услуги. Узнай, что за человек меня преследует. И сопровождай меня на конную прогулку сегодня днем.

Он пристально посмотрел ей в лицо, словно желая убедиться, что она сможет выстоять. Грейс продолжала мужественно улыбаться. Она выстоит. Как и всегда. Но, Господи, как же больно все это переносить.

Наконец Кит поцеловал ее в щеку.

– Я буду у тебя в четыре часа.

– Если ты не против, я бы хотела взять лошадь.

Кит замер на месте.

– А что с Эпоной?

Грейс усилием воли заставила себя улыбнуться:

– Эпона возвращается домой.

Ей понадобилось два часа, чтобы найти в себе смелость сообщить эту новость Харперу. Она пришла на конюшню и увидела, как он чистит ее любимую лошадку.

– Неужели ты и правда хочешь отправить ее назад? – спросил ирландец, и на его простом лице отразилось беспокойство.

Грейс казалось, будто у нее из груди вырвали сердце. Эпона заржала, и она погладила ее по шелковистой морде.

– Я не могу держать ее здесь. Если она не будет бегать каждый день, то быстро зачахнет. Ты ведь сам знаешь.

Харпер знал, что Эпона рождена для скачки. Если Грейс ограничит их прогулки Гайд-парком, то погубит ее. Если бы только Диккан не был так предусмотрителен и не привозил лошадь. Сейчас Грейс было еще тяжелее отправлять ее обратно. Она думала, это разобьет ей сердце.

– Ты ведь не позволишь этим наглым сплетницам помешать тебе ездить верхом? – спросил Харпер, трепля Эпону по холке огрубевшей рукой.

– Конечно, нет. Но только в парке. И только шагом, как и подобает леди из высшего общества.

Харпер выругался, словно Грейс только что сообщила, что ее собираются заковать в кандалы. Возможно, так оно и было.

– Я не хочу оставлять тебя одну, – сказал Харпер. – Твой муж постоянно занят и своим отсутствием выставляет тебя на посмешище.

– Я могу доверить Эпону только тебе, – ответила Грейс, глядя на поздние цветы в саду. – И потом, Харпс, тебе не остается ничего другого. Я должна сама со всем справиться.

Харпер фыркнул:

– Нет, кое-что я могу сделать. Надо будет предоставить это ребятам.

Грейс посмотрела на него и непреклонно произнесла:

– Не надо.

Харпер не ответил ни слова. Грейс тоже нечего было больше сказать, поэтому она ушла, думая, что почти способна возненавидеть Диккана за все случившееся с ней в последнее время. Сколько еще ей предстоит потерь? Леди Каслрей отняла у нее работу, а мать Диккана – возможность отвлечься от действительности, немного развеяться. А сам Диккан? Он забрал у нее надежду.

Грейс оставалась одна и прежде и сумела это пережить. Но ее всегда занимала работа, верховые прогулки за городом успокаивали, а лошади давали чувство свободы. Теперь у нее не осталось ничего.

Нет, наверное, это не совсем так, подумала Грейс, вернувшись в Голубую гостиную, ставшую для нее тюрьмой. У нее есть друзья. Но к сожалению, они не способны заполнить все возраставшее ощущение пустоты в душе. Они не могут заменить ей мужа, который вдруг нашел себе занятие получше, чем проводить время со своей женой. Мужа, который только усугубил ситуацию, сначала покорив ее своей обходительностью, а потом отвернувшись от нее.

И что теперь будет делать Грейс со своей мучительной тоской? Она жила надеждой, что вскоре Диккан опять вернется к ней. Но как это может произойти, когда к нему вернулась любовница? Грейс видела ее однажды: прелестная пышная блондинка, как сказал бы ее отец. Смешливая, чувственная красотка, по сравнению с которой даже Кейт выглядит бледно. Разве можно упрекать Диккана за влечение к этой женщине? Как она вообще могла соперничать с ней? На сколько у нее хватит сил?

Эта мысль снова вернулась к ней, когда на следующее утро, спустившись к завтраку, Грейс увидела, как Диккан появился у входной двери.

– Зачем ты решила отправить Эпону обратно? – спросил он. – Я ведь специально велел привезти ее для тебя.

В своем вечернем костюме, помятом и пропахшем сигарным дымом и коньяком, он выглядел весьма привлекательно. По крайней мере от него не пахло духами, устало подумала Грейс. Если бы она уловила этот запах, то, наверное, разбила бы об его голову одну из новеньких веджвудских ваз. А там будь что будет.