Текст книги "На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями"

Сегодня все иначе. В течение дня я все думал об остановке сердца у пожилой женщины в лаборатории катетеризации и о приятном чувстве, что в решающий момент все было сделано правильно.

– Иногда полезно выпускать пар, – говорю я. – Но, возможно, мы просто недостаточно говорим о положительных моментах в целом. Не только друг с другом, но и с посторонними.

– Да, может быть, – отвечает Патрик, глядя в телевизор.

– Скажи, а какие для тебя есть плюсы? – спрашиваю я. – Что тебя мотивирует?

Он несколько секунд размышляет, а Сталлоне в это время ведет бесшумную перестрелку с плохими парнями на крыше многоэтажного здания.

– Это может показаться странным, – наконец говорит Патрик, – но иногда, когда я выхожу с работы…

Он осекается. Сталлоне перебрасывает через перила взрывной волной от гранаты, он срывается вниз. Камера следит за ним до края крыши. Сначала пороховой дым закрывает обзор. Когда его уносит порыв ветра, перед нами предстает герой посреди груды бесчисленных пустых картонных коробок, значительно смягчивших удар от падения.

– Знаешь, – снова начинает Патрик. – У тебя за спиной ночная смена, ты устал. А на улице все только начинается. Открываются магазины, люди идут на работу. Я сажусь на велосипед и возвращаюсь мысленно назад. Перед глазами проходят моменты последних нескольких часов: лица пациентов, сцены из операционной. И я думаю: хорошо, что я был здесь.

Сталлоне открывает глаза. Узнает темные очертания злодеев на краю крыши, вскакивает и находит укрытие за невысокой стеной, прежде чем пули из автоматов успели бы попасть в него.

– Это действительно так, – говорит Патрик. – Но я говорил, что это звучит странно.

Сталлоне перебегает улицу, вслед ему свистят пули, пока он не исчезает на складе.

– Это совсем не странно, – отвечаю я. – На самом деле, я думаю, что трудно выразить это лучше. – Я смотрю на часы над дверью. – Во всяком случае, не в полчетвертого утра.

Примечание: что делать в экстренных случаях?

В случае серьезных травм, подозрения на сердечный приступ или инсульт, а также если неспециалистам сложно оценить риск после несчастного случая или из-за внезапно возникших симптомов болезни, нужно действовать следующим образом: наберите номер службы экстренной помощи 112, который сейчас является единым по всей Европе[19]19
  Этот экстренный номер также действует в России. – Прим. ред.


[Закрыть]. После этого вас перенаправят в один из диспетчерских центров, координирующих работу пожарных и спасательных служб. Они зададут все необходимые вопросы и проинструктируют, в случае если вам необходимо самостоятельно принять меры до прибытия службы экстренной помощи.

Даже если вы сами можете добраться в отделение неотложной помощи, иногда имеет смысл набрать номер службы экстренной помощи, например, если вы подозреваете сердечный приступ. Так, если вам резко станет хуже, вы не рискуете попасть в аварию и сможете безопасно добраться до отделения. Кроме того, диспетчерский центр может заранее выбрать клинику, оборудованную для вашего случая и в настоящее время располагающую свободными местами. С другой стороны, следует отметить, что звонок в службу экстренной помощи исключительно из соображений удобства не является мелким проступком, поскольку ограничивает возможности, предназначенные для реальных чрезвычайных ситуаций.

Если проблема не очень острая, но записаться к семейному врачу в настоящее время невозможно, наберите номер дежурной службы: 116 117[20]20
  Для России – 122. Это медицинская справочная служба для вызова врача на дом по адресу нахождения, а не по прикреплению. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Служба экстренной помощи свяжет вас с врачом, который в данный момент дежурит в вашем регионе. Он сможет проконсультировать и при необходимости посетить вас[21]21
  В России, если необходимо получить консультацию врача без выезда на дом или невозможно самостоятельно оценить, является ли ситуация экстренной и представляет ли угрозу для жизни, можно позвонить по номеру врачебно-консультативного поста службы скорой и неотложной медицинской помощи: +7(495)620–42–33; или по номеру 103 и попросить у диспетчера консультацию старшего врача. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Если дежурная служба сочтет это необходимым, они вызовут врача скорой помощи или службу спасения. Ни одно обращение не остается без внимания в центральном отделении неотложной помощи, и есть много веских причин туда обратиться. Однако в незначительных случаях нужно быть готовым к более длительному ожиданию. Поэтому если вы сомневаетесь, подумайте, не лучше ли вам обратиться к семейному врачу или к дежурному врачу Ассоциации врачей больничных касс вашей федеральной земли[22]22
  В России существуют такие варианты: скорая помощь (приедет менее чем за 20 минут), неотложная помощь (приедет менее чем за два часа), врач-терапевт в поликлинике по записи или дежурный в поликлинике в часы ее работы, врач-терапевт на дом. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

На свой страх и риск
Шумный невиновный и милое слово для «драки»

Эти и следующие выходные я проведу на ночной смене с Майком и его коллегами в отделении неотложной помощи. Для меня это станет последней сменой. Тем не менее, я не жалею о завершении, ведь сегодня вечером для меня начнется что-то совершенно новое. Пришла осень, а вместе с ней и время большого праздника – Фольксфеста. В течение всего лета мне только и говорили об этих самых напряженных 16 днях и ночах для центральной неотложной помощи, затмевающих по накалу любое другое время года.

Место проведения праздника находится всего в нескольких сотнях метров от клиники. Я не могу найти бесплатную парковку ни в одном из переулков неподалеку от больницы. Думаю, на следующей неделе нужно будет оставить машину в гараже и приехать на велосипеде. Наконец обнаруживаю крошечный промежуток между двумя «домами на колесах» с итальянскими номерами и аккуратно ставлю в него свою небольшую машину. В последние годы не только по Германии и Австрии, но, видимо, и по остальной Европе разошлись слухи, что местный Фольксфест – хорошая альтернатива общеизвестному переполненному Октоберфесту в Мюнхене.

Две огромные пивные палатки с живой музыкой, богемные беседки с шампанским, сочетание головокружительных аттракционов и стилизованных ярмарочных домиков, а также колесо обозрения, поезд-призрак, электромобиль и карусель, рыба-палочка, хот-доги, томаты и жареный миндаль. Объявления по громкоговорителю. Куда ни глянь, везде яркие мигающие огни и люди, люди, люди…

На соседней улице нет ничего, кроме рассеянного мерцания в сумеречном вечернем небе, слабого гула, иногда сопровождающегося истерическими визгами и обрывками мелодий, и легкого аромата сахарной ваты в воздухе. Приятная вечерняя прохлада: наконец в последние дни августа спала гнетущая жара. Я глубоко вздыхаю, запираю дверь машины и отправляюсь на прогулку до клиники.

«Наша клиника теперь неофициальный районный вытрезвитель. Приходят те, кому в первую очередь нужно проспаться от опьянения. Входи на свой страх и риск», – говоря это, Энди подмигнул.

В начале смены Майку пришлось немедленно отправиться в операционную, где ждала женщина со своим плачущим сыном, которому было не более четырех лет. Так что теперь высокий коллега Майка, Энди, показывает мне, как работает отделение неотложной помощи во время фестиваля. Мы пару минут назад встретились в раздевалке. Бригада медсестер в одном только отделении неотложной помощи состоит почти из 50 человек, и я до сих пор не всех их знаю.

Первое, что поразило меня сегодня вечером, когда я переоделся и вошел в отделение неотложной помощи через черный ход, было то, что оно оказалось более заполненным и шумным, чем обычно. Служба скорой помощи только что доставила молодую женщину, теперь сидящую на кушетке с бледным заплаканным лицом и бутылкой в руке. В терапевтическом отделении медсестра надевает защитную одежду: на ее попечении находится потенциально заразный пациент. В отделение травматологии санитары доставили пожилую женщину, у которой подозревается перелом шейки бедра.

– Что касается организации, это пространственное разделение на самом деле является самой важной мерой. Как ты, наверное, уже знаешь, нам каждую ночь доставляют пациентов в состоянии опьянения, но не в таком количестве. И мы должны заботиться о них в дополнение к обычным пациентам. Кроме того, в настоящее время действуют несколько более строгие меры безопасности, – продолжает Энди, когда мы возвращаемся на пост. – Двери открываются с помощью цифрового кода. И ты, наверное, уже видел охрану.

Точно, когда я приехал, мужчина и женщина в черной форме частной службы безопасности стояли в тамбуре между входом в приемное отделение и стоянкой для машин скорой помощи.

– О, а вот и тетрадь для ведения статистики. Мы вносим туда основные данные по всем случаям, связанным с Фольксфестом. Статистика поможет подготовиться к следующему году.

Энди указывает на раскрытую тетрадь в клетку формата А4, лежащую рядом с одним из мониторов за стойкой. Я переворачиваю несколько страниц и просматриваю записи, сделанные разными почерками. Расчерчено четыре столбца: дата, время, возраст и пол человека, причина обращения в отделение неотложной помощи.

В последнем столбце один раз упоминается «вывихнутая ступня», где-то «головокружение, гипотония», но в основном это сокращение «С₂» – для алкоголя, – которое я уже знаю. В некоторых строках я также вижу слово на букву «П», которое не могу сразу расшифровать.

– Драка, – объясняет Энди, заметив мой смущенный взгляд. – Жил-был в Австрии хирург-травматолог. Он всегда спрашивал пациентов с очевидными последствиями физической разборки: «Вы попали в потасовку? Звучит лучше, чем драка, не так ли?»

Внезапно из девятого кабинета раздается громкий нетрезвый голос пациента:

– Эй? Эй! Есть там кто-нибудь? Эй!

Из коридора я вижу мужчину, одетого в кожаные брюки, национальную рубашку, грубые полуботинки и гольфы, залитые кровью из-за травмы нижней части ноги. Открыв рот, мужчина выдал в себе саксонца, несмотря на баварский костюм. Оказывается, ему нужно в туалет. Пока Энди решает, что будет более простым решением в данном случае: бутылочка для мочи или поход в туалет, я замечаю Майка. Войдя в операционную, он тщательно чистит внутреннюю часть щеки мальчика, сидящего на кушетке с широко открытым ртом, тем, что называет «волшебной водой». Мать стоит рядом с сыном, и выражение ее лица каждую секунду меняется между жалостью, беспокойством и ободряющей улыбкой.

– Рана теперь очищена и продезинфицирована, – говорит Майк, закончив. – Думаю этого достаточно. Но хирург-травматолог, конечно, по-прежнему будет наблюдать травму.

Я узнал, что ребенок упал с дивана дома и получил довольно глубокую рану, прикусив щеку. За ним наблюдала няня, пока мама была с друзьями на празднике.

– Я на самом деле не хотела идти, – говорит она, как будто ей нужно оправдаться перед нами. – Но если подруга празднует девичник, я же не могу его отменить, правильно?

Снаружи хромает саксонец в кожаных штанах по пути из туалета.

– Где моя палата? – бормочет он. – Послушайте, молодой человек, я не могу найти свою палату…

Возможно, бутылочка с мочой была бы более разумным решением. «Молодой человек», столкнувшийся с пациентом, – Патрик, дежурный хирург-травматолог. Он отправляет джентльмена обратно в девятую палату, а затем приходит к нам в операционную. После тщательного осмотра полости рта мальчика Патрик сообщает плохую новость:

– Рана очень глубокая. Нужно зашивать.

Процедура не для слабонервных. Пока врач готовит шприц с местным анестетиком, мальчик душераздирающе кричит. Его мать села рядом на диван, разговаривает с сыном, обнимает его снова и снова, так что вскоре он в некоторой степени успокаивается.

Наконец на голову ребенку надевают стерильную хирургическую повязку, которая оставляет открытой только нижнюю половину лица. Так в поле зрения мальчика больше не попадает шприц и хирургические инструменты. Патрик дает обезболивающее, и ребенок снова заливается горькими слезами – звук, вполне способный нарушить даже крепкий сон наших пациентов.

Когда Патрик начинает зашивать рану, мы с Майком выходим, так как в операционную уже ввозят новых пациентов.

В следующие несколько часов я узнаю: баварский костюм, может быть, приятен глазу, но есть и более практичная одежда для прикрепления электродов аппарата ЭКГ или проверки верхней части тела на наличие травм после падения. Кроме того, на Фольксфесте время от времени нуждаются в медицинской помощи не только участники. Вот, например, охранник, успешно предотвративший драку в пивной палатке, получил при этом удар в подбородок. Теперь за ним должен ухаживать Патрик. Или 19-летний посудомойщик, который в суете попал рукой в треснувшую пивную кружку и теперь приехал к нам с окровавленной повязкой. Зияющую рану на безымянном пальце зашивают тремя стежками.

Финишный рывок перед закрытием пивных палаток происходит с небольшой задержкой. В 23:15 приемная почти полностью заполнена, запах алкоголя и пота смешивается в ней с более резкими нотками мочи и рвоты.

Мы узнаем от медработников, выходящих на улицу, как развивается ситуация снаружи. Сухо и не слишком прохладно – лучшие условия для прогулки до бара или клуба. На улицах центра города столько пешеходов, что на скорой едва можно проехать. Теперь в отделение людей приводит не столько злоупотребление пивом, коктейлями и шнапсом, сколько возможность сочетать алкоголь с кокаином, экстази или другими наркотиками.

Что касается травматологии, Патрик теперь зашивает почти без перерыва. Поскольку волна переместилась с ярмарочных площадей на улицы и теперь употребляются более крепкие напитки, драки, похоже, значительно участились. Парень, которому Майк вытирает кровь с лица, говорит:

– Я познакомился с девушкой. Мы танцевали и разговаривали. На самом деле это было совершенно невинно. – По его дрожащему голосу ясно: он довольно много выпил, как и почти все, кого сейчас здесь принимают. – Вдруг какой-то мужик становится рядом со мной и говорит, что он ее парень. В следующую секунду я получаю от него кулаком в лицо.

– Она была хорошенькой? – спрашивает Майк, дезинфицирующий рваную рану на скуле пациента.

– Да, да. – Теперь на изуродованном лице молодого человека даже мелькает улыбка. – Вообще-то, в моем вкусе. Блондинка. У нее красивые зеленые глаза, я это сразу заметил.

– Что ж, тогда это того стоило. Как ее зовут?

– Не знаю. У меня даже нет ее номера телефона. Но, может быть, лучше мне забыть об этом как можно скорее. Если моя девушка узнает, возможно, вам придется снова зашивать меня.

Такой непринужденный разговор с участником «драки» – исключение. Но у всех таких случаев есть одна общая черта: в операционной отделения неотложной помощи всегда именно пострадавший.

– Где-то должна быть другая клиника, где лечат тех, кто начал драку, – комментирует Энди мое наблюдение, когда я позже встречаюсь с ним в комнате отдыха. – Но у нас их не бывает. В любом случае, они не останутся с нами навсегда.

Я спрашиваю его, сколько он уже работает в отделении неотложной помощи.

– Примерно два года, – отвечает он. Затем рассказывает, что он и его девушка в свободное время также активно участвуют в работе служб быстрого реагирования. Такие волонтеры имеют как минимум хорошую подготовку по оказанию первой помощи. Эта организация сообщается с центральной диспетчерской службой, поэтому ее члены могут быть предупреждены одновременно с аварийными службами и прибыть на место происшествия раньше, а при необходимости и принять меры по спасению жизни.

Когда мы выходим из комнаты после короткого перерыва, Майк сидит за стойкой перед монитором и тихо напевает себе под нос: «Что я могу еще сказать: нужно выкурить сигарету и стоя выпить последний стакан…»

– Что ты поешь? – спрашиваю я.

– Они сейчас поставили эту песню как прощальную во «Всемирном потопе». И теперь все понимают: надо заказать последнюю кружку, скоро закрытие. Но ты вырос не здесь. Спроси у своей жены.

На днях мы встретились втроем, чтобы поговорить о работе над книжным проектом. Джулия и Майк воспользовались этой возможностью, чтобы предаться воспоминаниям о былых временах. Никогда сознательно не встречаясь друг с другом, они подростками ходили в одни и те же бары, включая культовый небезопасный паб под названием «Всемирный потоп».

– Значит, бары сейчас тоже закрываются? – спрашиваю я. Мне вообще чужды обычаи местной ночной жизни.

– Не все, – отвечает Майк. – Не волнуйся, нам будет чем заняться следующие несколько часов.

Звонит служебный телефон, отвечает Патрик. Поговорив с полминуты, он кладет трубку и говорит Майку:

– Автомобильная авария на северном шоссе. Автомобиль выехал за пределы полосы движения на очень высокой скорости. Несколько пострадавших, двоих везут к нам.

Я помогаю Майку подготовиться к хирургической операции. Пациенты, по всей видимости, в сознании, врач скорой помощи не обнаружил признаков серьезных или множественных травм на месте, поэтому шоковый кабинет в настоящее время не потребуется. Пострадавшие – 28-летняя женщина и ее спутник на пять лет старше. Через несколько минут они прибывают, и мы узнаем подробности.

– Эти двое были пассажирами на заднем сиденье седана BMW, к счастью, пристегнутыми, – объясняет врач скорой помощи. – Автомобиль ехал по шоссе слишком быстро, на скорости около ста шестидесяти километров. На повороте водитель не справился с управлением, после чего машина поехала по полю и упала в кювет. Слава богу, деревьев не было, и машина не перевернулась.

Майк с санитарами отвозят пациента с болью в правом колене в процедурный кабинет номер девять.

Женщину доставляют в операционную. Она жалуется на сильную боль в животе, которая могла возникнуть в результате повреждения внутренних органов ремнем безопасности.

Кроме того, в качестве меры предосторожности на месте происшествия ей наложили жесткую шину для шейного отдела позвоночника – судя по всему, врач скорой помощи не исключает, что эта область могла пострадать. Пока Майк размещает пациентов, врач скорой помощи сообщает, что узнал от них в машине скорой помощи.

– Водителем BMW, скорее всего, был нелегальный таксист. Он предложил им свои услуги ранее в центре города, и они согласились. После того, как мужчина подобрал по пути еще человека, они выехали из города в северном направлении. На шоссе водитель внезапно набрал скорость, пассажиры испугались и потребовали притормозить – но тогда было уже поздно.

Патрик тщательно осматривает обоих пострадавших на предмет повреждений, проверяет их рефлексы, а также способность двигаться и воспринимать сигналы, чтобы отследить возможные неврологические повреждения. Женщина еще лишена дара речи, а ее спутник становится все более беспокойным.

– Этот парень тоже здесь? – спрашивает он Майка, когда Патрик поднимает ногу и проверяет коленный сустав.

– Какой парень?

– Тот, кто вел машину. Если я поймаю этого идиота, он получит. Свинья, он чуть не убил нас.

– Остальных пассажиров машины доставили в другую клинику, – спокойно говорит Майк. Мужчина, растянувшись на кушетке, презрительно фыркает: он, кажется, не доверяет Майку в этом вопросе.

– Хорошо, что нет переломов или разрывов, – говорит Патрик. – Я обследую ваш желудок с помощью аппарата УЗИ. Вам дадут обезболивающее. В любом случае мы продолжим наблюдать за вами еще некоторое время. Пожалуйста, полежите пока спокойно. Если что-нибудь понадобится, просто нажмите. – И он указывает на кнопку аварийного звонка.

Далее мы направляемся в операционную, где лежит спутница этого мужчины. Она закрыла глаза и немного дрожит. От слез на щеках остались темные следы туши.

Майк ищет что-то поблизости и через несколько секунд возвращается с синим одеялом, которое накидывает ей на ноги.

– Вы не беременны? – спрашивает хирург-травматолог. Она качает головой. Как и у ее молодого человека, неврологические тесты не выявили отклонений от нормы. Теперь Патрик ощупывает живот и инструктирует, как дышать. В ходе последующего ультразвукового исследования он окончательно устанавливает, что печень и селезенка не повреждены.

Внезапно снаружи раздается грохот, а вскоре слышатся громкие голоса. Мы выходим из операционной. За медпостом Энди и молодой врач-ассистент склонились над лежащим на спине тучным мужчиной, который, как неуклюжий жук, трясет в воздухе руками и ногами.

– Все в порядке, у нас все под контролем, – у Энди вырывается стон, когда он поднимает явно дезориентированного пациента обратно в вертикальное положение. – Джентльмен споткнулся по дороге в туалет. Я видел, как он падал: он не ударялся головой.

Я узнаю темноволосого мужчину с густыми бровями: его забрали с праздника несколько часов назад и привезли к нам, с тех пор он находился в холле. Теперь он бормочет что-то непонятное по-итальянски, и я вспоминаю о двух домах на колесах, между которыми находится моя машина.

– Протрезветь в отделении неотложной помощи – не самое худшее, – шутит Майк, когда мы возвращаемся в травматологию. – За тобой понаблюдают и, может, даже поставят капельницу, которая гарантирует, что на следующий день у тебя не будет похмелья. Проблема в том, что вся жидкость в какой-то момент будет прорываться наружу. Вот почему обычно не нужно будить людей: желание сходить в туалет рано или поздно сделает это за нас. Но затем происходит нечто подобное.

Мы оба одновременно останавливаемся, когда узнаем мужчину из девятой палаты, ковыляющего по коридору в одних трусах и футболке.

– Где этот парень? – кричит он дрожащим от гнева голосом. По всей видимости, он подозревает, что водитель машины, попавшей в аварию, все еще находится поблизости.

Майк встает у него на пути как раз вовремя, прежде чем мужчина успевает открыть дверь десятой палаты и напугать до смерти совершенно невинную молодую женщину.

– Возвращайтесь в палату, – говорит Майк твердым тоном. – Во-первых, врач попросил вас пораньше лечь. Во-вторых, отделение неотложной помощи – не место для личной мести. И в-третьих, если я говорю, что мужчина, которого вы ищете, не в этой клинике, то так и есть. У меня имеются дела поважнее, чем рассказывать пациентам сказки.

– Но я… – начинает пациент, затем машет рукой, качает головой и, наконец, хромает обратно в девятую палату вместе с нами. – Как моя невеста? – спрашивает он, снова растянувшись на кушетке. Внезапно его речь звучит встревоженно и почти кротко. Как будто слова Майка отвратили неудержимый гнев и заставили перенести внимание на действительно важное.

– Ее обследуют, – отвечает Майк. – Насколько мне известно, состояние стабильное.

– Когда я смогу ее увидеть?

– Как только хирург-травматолог еще раз вас осмотрит.

После половины третьего я стою рядом с Майком у заднего выхода, и мы, задумавшись, смотрим на фары отъезжающей машины скорой помощи. Майк делает затяжку и выпускает дым в окружающую нас глубокую тьму. Я знаю, как справляться со стрессом. Сколько времени прошлой с моей первой ночной смены? Всего несколько недель, но мне они кажутся вечностью.

Небо затянуто облаками, не видно ни звезды. Свет над парадной площадью давно погас, а с ним исчез и фоновый шум. Фестиваль приостанавливается до позднего утра. Где-то вдалеке раздается звонок, затем мы слышим звук разбивающегося стекла. Вскоре с противоположной стороны улицы раздается вой сирены.

Безопасная дистанция (Михаэль Штайдль)

23 апреля 2020

Джентльмену, поступившему в клинику на несколько дней, около 75 лет. Когда я смотрю в окно или выхожу на мгновение за дверь, вижу, что он сидит на скамейке в саду перед четвертой палатой. Он откидывает голову назад и устремляет взгляд на верхний этаж. Там, где до недавнего времени находилось наше премиум-отделение, теперь, на безопасном расстоянии от зоны COVID-19, находится онкологическое отделение. Одна из многих мер, направленных на минимизацию риска заражения наиболее уязвимых пациентов. Вчера я увидел пожилую пациентку, стоявшую на балконе и махавшую человеку в саду. Он грустно улыбнулся и робко помахал в ответ. Эти двое, вероятно, прожили вместе десятилетия, преодолевая все трудности. А сейчас? Она тяжело больна, и он не может быть с ней. Что делать мужчине? Сидеть дома перед телевизором? Нет, он предпочитает приходить сюда каждый день и быть как можно ближе. А потому ждет час за часом и надеется, что сегодня она снова выйдет на балкон.

Как пандемия изменила жизнь большинства людей, так же и наша работа в отделении неотложной помощи не будет прежней, по крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Строгие карантинные и гигиенические меры, работа в средствах индивидуальной защиты, постоянное беспокойство о том, что невнимательность может поставить под угрозу пациентов, коллег или тебя самого, – все это будет по-прежнему определять работу. Мы до сих пор не знаем, когда достигнем пика волны заражений и последуют ли за этой первой волной другие, возможно, даже более серьезные. Однако мы уверены, что в обозримом будущем без COVID-19 не будет повседневной жизни. Изменить это могут только вакцина или высокоэффективные лекарства.

К счастью, мы еще не столкнулись с катастрофическими условиями, о которых сообщалось сначала из Италии, а затем из многих других частей Европы и мира. Тем не менее, бремя увеличивается, вирус определяет все сферы нашей работы в течение нескольких недель, и те, кто в итоге остается у нас, – не пациенты с умеренными симптомами или без жалоб. Мы снова и снова наблюдаем, насколько сильно болезнь может развиться у ослабленных, ранее перенесших болезнь или просто не столь удачливых.

Как и почти везде, в нашем районе есть дома престарелых, которые опустошает COVID-19. Кроме того, сильно пострадали отдельные семьи. Две недели назад в наше отделение интенсивной терапии в тяжелом состоянии попала женщина почти 60 лет, а через четыре дня были госпитализированы ее родители: они также страдали от COVID-19. Недавно ее мать смогла вернуться домой. Она выжила, но болезнь оставила в ее жизни трагический след, унеся жизни мужа и дочери.

Неизбежное следствие COVID-19 – это дистанция, которую мы вынуждены соблюдать не только в клинике, но и практически во всех сферах жизни. Это дополнительная нагрузка для тяжелобольных. У них есть прямой контакт только с лечащими врачами и ответственным за них медперсоналом – хотя даже эти люди неизбежно прячутся за барьером из средств индивидуальной защиты. Коллеги из отделения интенсивной терапии прилагают все усилия, чтобы оставаться рядом со своими пациентами. Они также регулярно звонят родственникам, которые в настоящее время находятся дома, обречены на бездействие и вынуждены мириться с мыслью, что их муж, жена, отец или мать будут сражаться в одиночку и, возможно, погибнут в одиночестве.

Внезапно до нас доносится музыка извне. Трубы, тромбоны, туба. Я встаю и подхожу к окну. В саду, где до этого на скамейке сидел пожилой мужчина, сейчас около десяти женщин и мужчин в обычной одежде с блестящими на солнце духовыми инструментами – они разбросаны по площади в целях соблюдения безопасного расстояния. Дирижер перед ними задает темп воодушевленной песни. Опять одна из тех сцен, которые в последнее время вызвали бы массу ажиотажа и изумления. Вполне возможно, что этот концерт организован для конкретного человека, который смотрит из окна четвертой палаты. Возможно, организатор среди музыкантов. Но музыка разрушает «безопасную дистанцию», проникает сквозь все средства защиты и касается душ не только всех пациентов, но и врачей, медперсонала и всех тех, кто каждый день в течение нескольких недель находил новые способы обеспечения бесперебойной работы клиники.