Текст книги "Прости за любовь"

Глава двадцать четвертая

Дом Ники. Роберто, ее отец, читает, лежа в постели. Симона с разбегу подбегает к кровати и падает рядом с ним. Перевернувшись несколько раз, она обвивает шею Роберто рукой. А он скрючился, потому что случайно она попала ему по животу.

– Ай, больно…

– Ты что, меня не узнал?

– Нет, это не моя жена, извини…

И тут же получает второй удар по животу, на это раз – намеренный.

– Ой, что-то ты сегодня агрессивная!

– Я тебе сцену изображаю, фильм «Оскара» получил, а ты – хоть бы что! Похожа я на Джулию Робертс в «Красотке»? Помнишь, она там, вся в счастье, с разбегу прыгает прямо в кровать?

– Сначала я так и подумал, но я и не подозревал, что моя жена до такого дойдет…

– До какого?

– Быть счастливой оттого, что изображает проститутку.

– Зануда. Иногда ты просто невыносим. Ты подвергаешь опасности брак.

– Какой еще брак?

– Наш.

– Успокойся, уже ничего не будет.

– А что ты мне такое говорил вчера вечером? Мне казалось, ты таких слов и не знаешь…

– Это просто чтобы затащить тебя в постель.

Симона залезает на него сверху и шутливо колотит.

– Коварный искуситель! А знаешь ли ты, что все твои усилия были напрасны? – Симона, улыбаясь, ложится рядом с ним.

– В каком смысле?

– Я бы и так легла с тобой в постель. Напрасно старался!

– Ну вот, правильно говорят: брак – могила любви. А знаешь ли ты, что есть такие пары, которые договариваются, в какой день недели у них будет секс?

– Правда, что ли? Не может быть, какая тоска…

– Ну, у нас хотя бы это происходит спонтанно… А можно узнать причину этого твоего хорошего настроения?

– Причина в Ники.

Роберто закрывает книгу и снова кладет ее на тумбочку.

– Что-то у меня пропало желание читать… Подожди-ка минутку. – Он начинает делать глубокие вдохи.

– Что это еще такое?

– Я прочитал статью, где говорится, что от всего есть лекарство. Сейчас у меня аутотренинг. Прикидываю все возможные вещи, которые ты только можешь мне сказать, и готовлю мозг и психику к эмоциональному потрясению, которое ты произведешь своей новостью про Ники.

– Слушай, а мне нравится эта твоя идея.

Роберто продолжает делать глубокие вдохи, наполняя легкие кислородом.

– Так. Все равно рано или поздно по вашей милости сердце мое сдаст. Ну, я готов. – И он закрывает глаза.

– Итак. – Симона приглаживает на себе ночную рубашку. – Итак, вчера мы с Ники вышли…

– Ну, пока все неплохо.

– …и отправились по магазинам.

Роберто открывает один глаз и исподтишка смотрит на нее:

– Так я и знал, так я и знал, к этому я еще не подготовился. – Он колотит кулаками по постели. – Мой аутотренинг ни к черту не годится. Понятно. Завтра он мне позвонит.

– Да кто?

– Мой управляющий банком. Вы ведь опустошили мой счет, верно?

– Какой же ты все-таки дурачок.

– Параллельно с книгой об аутотренинге я еще прочитал брошюру об импульсивном шопинге. Думаю, он еще опаснее, чем разводы.

– Мы купили всего ничего.

– Так всего или ничего?

– Ну, не будь таким скупердяем. Это был даже не шопинг, а обмен мнениями, мы о многом говорили, это так сближает маму с дочкой, и никакими деньгами это невозможно оценить. Ники хотелось поговорить по душам. Это ведь так важно, ты согласен?

– Ясно. Короче, скоро я стану дедом. А он, отец моего внука, – племянник брата свояка соседа управляющего моего банка, в прошлом – секретный агент, впоследствии примкнувший к движению освобождения Уганды. Его усыновят?

– Кого?

– Моего внука.

– Нет.

– Тогда они убегут за мой счет в Америку и будут вести подпольный образ жизни.

– Нет.

– Значит, еще хуже. Я понял. Не говори мне ничего. Они хоть поженятся?

– Нет. С чего это тебе в голову приходят такие драматические сценарии?

– Потому что некоторые эпизоды жизни моей дочери походят на некий триллер.

– Да ладно тебе. У твоей дочери есть голова на плечах. Она спокойная, выдержанная… Иногда даже слишком.

– Хорошо. После этого твоего последнего замечания мне можно вернуться к чтению книги. С тобой никогда не угадаешь. Ты самая непредсказуемая мамаша в мире. Совсем не такая, как все остальные. Мне даже кажется, ты немного разочарована, что Ники сейчас спокойна.

– Милый! А ты не думаешь, что именно поэтому ты на мне и женился?

– Если честно, я частенько задаю себе этот вопрос: с какой стати двадцать лет назад я сделал этот решительный шаг?

– И теперь ты об этом жалеешь?

– Да не очень…

– Я ненавижу тебя! Все время оскорбительные намеки… Так вот: завтра мы с Ники отправимся не болтать, а действительно на настоящий шопинг. У тебя на карте будет такой минус, что тебе вместе с твоим управляющим ничего не останется, как сбежать за границу.

– Ладно. Придется сказать. Я понял, почему я на тебе женился. – Роберто поворачивается к ней, внимательно смотрит на нее, выдерживая эффектную паузу, и улыбается.

– Ну? Ты заставляешь меня нервничать.

– Очень просто. Глагол спрягается в трех временах.

– В смысле? Ничего не понимаю.

– Я тебя любил. Я тебя люблю. Я буду тебя любить.

Симона улыбается ему в ответ:

– Ловко выкрутился. Знаешь, я придумала: ты должен подарить кредитную карту Ники.

– Любовь моя, – Роберто целует жену, – не опускай меня так. Но ты мне так и не ответила: вот вы сходили с Ники по магазинам, опустошили мою карту, а потом? Что она тебе рассказала?

– Она говорила мне об одном парне.

– О боже, что случилось?

– Они расстались.

– Ай-ай-ай… я даже не успел узнать, что у моей дочери есть парень, как они уже расстались… И как Ники? Инициатива его? В таких случаях падает самоуважение.

– Нет, это она так решила.

– Слава богу. То есть мне, конечно, жаль, но лучше уж так. Но ты мне еще не все рассказала, что там еще случилось?

– Она не все рассказала. Но мне кажется, он был ее первым парнем, то есть у нее с ним был первый раз…

– Ты уверена?

– Я пробовала спросить ее, но она не хотела об этом говорить. А я не хотела быть слишком настойчивой.

– Но извини меня, после того, что у них было, – они что, сразу расстались?

– Насколько я понимаю, то, что случилось, было в прошлом году.

– В прошлом году?! Но тогда Ники было… – Роберто быстро подсчитывает в уме.

Симона подсказывает:

– Шестнадцать лет…

– Да, шестнадцать, черт побери…

– В шестнадцать лет девочки играют в куклы, читают комиксы. Или торчат в интернете, скачивают музыку, развлекаются со своими iPod… А другие влюбляются и вот именно – занимаются любовью. Тебе повезло, что Ники входит в эту последнюю категорию.

– Ну что ж, я просто счастлив, что мне так повезло.

Роберто наконец-то открывает книгу и погружается в чтение. Он перечитывает последнюю прочитанную им фразу: «Если я могу сказать кому-то: „Я люблю тебя“, это значит, что я готов сказать также: „Я люблю всех благодаря тебе, люблю весь мир, и самого себя я тоже люблю благодаря тебе“». И слова эти кажутся ему очень кстати.

Симона тоже берет с тумбочки свою книгу. Совсем другого плана. Это «Любовь и тень» Изабель Алленде. Но, само собой разумеется, оба они думают совсем о другом. В комнате воцаряется тишина. Но такая насыщенная, такая плотная, что ее приятно нарушить. Роберто кладет открытую книгу на живот.

– Слушай, дорогая моя, можно попросить тебя о любезности?

Симона кладет закладку в свою книгу.

– Конечно, что такое?

– А насколько вероятно, что теперь у Ники никого нет?

– Очень малая вероятность…

– Хорошо. Но когда ты на эту тему что-то узнаешь, скажешь мне?

– Конечно.

– Надеюсь, что у Ники случится любовная история, полная счастливых моментов: смеха, радости, успехов, детишек…

Симона растрогана:

– Да, и мне этого хочется. И главное, мы к этому будем готовы.

Роберто улыбается:

– Да, мы уже к этому готовы. А ты – прекрасная мама. Прошу тебя только об одном: что бы ни случилось, ты мне сразу расскажешь.

– Хорошо.

И они снова принимаются за свои книги. Роберто кладет ногу на ногу жены. Он хочет почувствовать ее тепло. И главное, он не хочет терять ее, во имя тех трех времен, в которых он проспрягал один-единственный глагол.

Глава двадцать пятая

Доброе утро, мир. Громко играет радио. Знаете, чего мне сейчас хочется? Сегодня я хочу съесть две порции шоколадных мюслей. Блин. Придется маму попросить отвезти меня. Вот блин. Скутера-то больше нет. А тот тип симпатичный. Жаль, что он раздолбал мою Миллу. Он был такой предупредительный. Заботливый. Вообще-то… сначала его заботило только крыло собственной машины! Немного слишком… слишком привязан к материальным ценностям… И еще… немного… сумбур в голове. И все же он классный. Да, сегодня позвоню ему. Мне хочется услышать его голос… это что-то новенькое.

– Ребята, я знаю только одно: мне не хочется уезжать из Рима. – Алессандро входит в кабинет. Андреа Солдини и все остальные озадаченно смотрят на него: таким радостным Алессандро давно не видели. – А значит, мы должны выиграть. Итак, расскажите-ка мне, в каком направлении мы движемся.

Все наперебой начинают говорить. Показывают старые фотографии, давнишнюю рекламу, эстампы семидесятых годов, а также американскую и даже японскую рекламу.

– Нам надо поразить как молодежь, так и людей пожилых.

– Да, реклама должна быть остроумной, но в то же время серьезной… Она должна быть качественной, но доступной, свободной и в то же время конкретной.

– Это должна быть идея, представляющая леденцы.

Все оборачиваются на Андреа Солдини.

Дарио качает головой:

– Вот уж действительно креативный шеф у нашей команды… просто гениально…

Алессандро сдерживается, чтобы не засмеяться.

– Ребята, мы неплохо продвигаемся, серьезно. Я всегда мечтал о команде, которая была бы сплоченной, но в то же время чтобы каждый прислушивался к мнениям других, и еще надо бы выставлять каждому очки, чтобы внутри команды было бы некое соревнование…

Алессандро замолкает. Андреа Солдини с улыбкой смотрит на Дарио, как бы говоря: «Вот видишь, что он говорит? А ведь ты был неправ…» Дарио ушам своим не верит, снова качает головой, но в конце концов тоже смеется.

– О’кей, давайте работать. Андреа… подытожь все то, что удалось собрать.

Андреа, улыбаясь, подходит к доске и начинает чертить на ней линии, которые вскоре превращаются в схему: на ней видно все, что они нашли по леденцам в разных странах.

– Итак, самые лучшие картинки – у французских леденцов. А лучший слоган? Американский: «Он хочет тебя»; он – это, понятно, леденец.

И Андреа продолжает, рассказывая о целом мире – мире леденцов, о невероятной рекламной деятельности, сопровождающей появление каждого нового сорта леденцов. Алессандро внимательно слушает, но ненароком посматривает на экран своего телефона. И грустно улыбается сам себе, так и не увидев на нем никаких сообщений. Вдруг ему приходит одна мысль. Сладкая, как леденец. Я назвал бы ее Еленой. И, улыбаясь, он продолжает слушать, глядя на доску, не улавливая, впрочем, смысла линий, которые продолжает чертить на доске Андреа. Молодец этот парень. Остальные слушают и записывают что-то в своих блокнотах. Джорджия продолжает придумывать дизайн логотипа, Микела записывает слоганы и фразы, то и дело подчеркивая что-то, что могло бы дать толчок ее мысли и натолкнуть на дальнейшие размышления. Настоящая мозговая атака, думает Алессандро, а я хочу остаться в Риме.

Андреа Солдини подводит под всем нарисованным жирную синюю линию.

– Вот! Это кажется мне самым интересным материалом из всего нами найденного. И над этим надо работать. Алекс, у тебя есть какие-то мысли, идеи, ты что-то хочешь добавить? Мы слушаем тебя внимательно. Если у тебя есть какие-то указания, мы, твои верные воины, солдаты, слуги…

– Может быть, лучше – друзья, коллеги.

– Да? Ну ладно, в любом случае мы разовьем твою идею.

Алессандро улыбается, разводит руками и кладет их перед собой на стол.

– Не хотелось бы вас разочаровывать. Мне очень понравилось все то, что вы разыскали, но на данный момент у меня нет ни одной идеи. Я даже не знаю, в каком направлении нам двигаться.

Все удивленно смотрят на него. Кто-то опускает глаза.

– Я знаю только, в каком направлении я двигаться не хочу. В Лугано. И еще знаю наверняка, что скоро мы что-нибудь придумаем. Итак, за работу, до следующего собрания! Пока вы все здорово поработали.

Все собирают свои папки, листы и все остальное и выходят из комнаты. Все, кроме Андреа Солдини; он подходит к Алессандро.

– Я знаю, что Марчелло со своей командой уже нас обогнали. Там есть один человек, с которым я в контакте. Да, и который многое сделал бы для меня, он мне обязан, вот.

– Андреа, ну почему ты всегда так непонятно говоришь? Невозможно понять, к чему ты клонишь, что имеешь в виду.

– Да ничего такого особенного. Хотелось бы найти кратчайший путь к успеху. Мы могли бы, к примеру, узнать, на какой стадии находятся они, и обойти их, придумав какую-нибудь иную идею, или сделать что-нибудь, чтобы их идея выглядела ничтожной, не заслуживающей внимания.

– Нет, по-моему, это неправильный путь. И еще мне хотелось бы выиграть без всяких там кратчайших путей, – улыбается Алессандро.

Андреа разводит руками:

– Я знал, что ты такой. Елена мне говорила. Я просто хотел убедиться, насколько это правда.

Андреа отходит и вновь принимается за работу. Именно в этот момент на телефон Алессандро пришло сообщение. Он испуганно оглядывается. В комнате остался только Андреа. Можно спокойно открыть и прочитать. Он надеется увидеть слова, которые ожидает уже несколько месяцев. «Любовь моя, прости, я ошиблась». Или: «Я просто пошутила». А может: «Я ужасно скучаю по тебе». Или высокомерное: «Ты по мне не соскучился?» Или маловероятное: «Страшно хочу секса с тобой». В общем, любого сообщения, под которым бы стояла подпись: «Елена». Алессандро застывает, выжидая, прежде чем прочитать послание. И открывает телефон.

«Эй, что поделываешь? Делаешь вид, что работаешь? Запомни мой совет: смотри на вещи проще. Улыбайся, и все покажется тебе доступным. Хорошей работы. Целую».

Алессандро улыбается и стирает сообщение. Меньше всего он сейчас думал о ней. О Ники.

Глава двадцать шестая

– Эй, кому это ты послала эсэмэс? – Олли с подозрительным видом заглядывает через плечо Ники. Она стоит в своей обычной позе – уткнув руки в бока.

– Никому.

– Ах так? Уже то, что ты послала ее никому, явный признак вранья! Что-то тут не так. Ну признавайся, ты обманула! – Олли одной рукой обхватывает Ники за горло, а другой ворошит ей волосы.

– Ай, больно, Олли! Хватит, ты что, идиотка?

Тут к ним подходят Дилетта и Эрика, закрывая их полностью в коридоре.

– Давай, Олли, пытай ее, теперь никто не увидит! Пусть всю правду говорит!

Ники дергается в сторону и освобождается из цепких рук Олли. Переводит дыхание и трет себя по голове и шее.

– Ой, да вы все с ума посходили. Взбесившиеся Ондэ!

– Да. Мы взбесились из-за тебя: ты уже несколько дней с нами не знаешься! Что случилось?

Эрика смеется:

– Да она влюбилась, смотрите, как изменилась!

Дилетта вскидывает брови:

– И впрямь, даже прическу изменила!

Ники немного смущена:

– Да не придумывай ты. Это Олли мне волосы теребила, вот они и встали дыбом, как у пуделя!

Олли продолжает гнуть свою линию:

– Тогда можно узнать, кому это ты писала эсэмэс? Мы же любим тебя, ты можешь рассказать нам все, поделиться хорошими новостями, мы же твои подруги, твои Ондэ!

Ники улыбается:

– Ладно, ладно, сейчас все объясню. Я ничего пока вам не говорила, потому что еще нечего рассказывать, ведь глупо говорить о том, что еще не произошло. Тогда ничего не получится. Согласны?

– То есть ты хочешь сказать, что мы приносим тебе несчастье! Понятно… вперед, девчонки! Зря ты это сказала…

– Да нет, нет, я хотела сказать…

Ники пытается как-то защититься: она сгибается пополам, сворачивается, как ежик. Олли, Дилетта и Эрика всеми способами пытаются разогнуть ее, напрыгивая со всех сторон и хватая за руки. Наконец им это удается. И Олли одним быстрым движением засовывает ей руку в карман джинсов и вытаскивает телефон.

– Девчонки, сейчас я вам прочитаю, что она написала!

– Нет, блин, ты мерзавка! Олли!

– Мерзавка не мерзавка, а я волнуюсь за свою подругу. То есть несколько месяцев подряд ты пропадала с этим как бы певцом… а ведь все начинается именно в такие вот моменты, как сейчас: ты вот-вот снова упадешь в объятия неизвестно кого, думая при этом, что это супермен. Я буду твоими глазами!

– Да я ни в чьи объятия пока не упала. Я не знаю, как вам и объяснить.

– Нечего тут объяснять. – Олли высоко поднимает телефон и произносит: – Verba volant, scripta manent[10]10
  Слова улетают, написанное остается (лат.).


[Закрыть].

– Ой, единственную фразу на латыни выучила и повторяешь без конца! Кстати, она никак не подходит к этому случаю! – смеется Дилетта, единственная из компании знающая латынь. – Даже наоборот в этом случае, поскольку речь идет о телефоне, больше подходит: scripta volant![11]11
  Написанное улетает (лат.).


[Закрыть]

– Ладно! – говорит Олли. – Какая разница: manent, volant… Все это одни слова! Я всем громко читаю, что здесь написано. Так… Отправленное… вот…

Вдруг позади них раздается голос:

– Вот-вот, прочти, мне тоже очень интересно.

Дилетта и Эрика оборачиваются. И, сразу поняв, отпускают Ники. Перед ними стоит Фабио, бывший парень Ники. И, улыбаясь, смотрит на них. Потом с наглым видом проходит и встает посередине.

– Что такое: я помешал празднику?

Кажется, он искренне огорчен. Он всегда был прекрасным актером. Олли немного растеряна, она закрывает телефон Ники и кладет себе в карман.

– Мне тоже хочется немного развлечься, я не помешал?

Ники подходит к нему:

– Привет, Фабио.

– Привет, Ники. – Фабио смотрит ей прямо в глаза. – Это не мне было эсэмэс?

Ники смотрит на него, подруги переглядываются. Каждая из них думает: «Что тебе стоит, Ники, сказать „да“? Зачем тебе проблемы?»

Ники улыбается. Может быть, она услышала эти мысли. Но… Ники есть Ники.

– Нет, не тебе.

Фабио смотрит ей в глаза. Кажется, взгляд этот длится целую вечность. Ники не отводит взгляд. Фабио знает, из какого теста она сделана. И ему ничего не остается, как улыбнуться:

– Хорошо, если тебе надо что-то мне сказать, ты скажешь это мне в лицо, глядя мне в глаза, правда, любимая?

– Правда. Только не называй меня любимой.

– А может, это было сообщение родителям, или брату, или еще какой-то подруге. Впрочем, мне пофиг.

– Вот и прекрасно, Фабио.

– Я никогда не мог понять: ты серьезно говоришь или насмехаешься? А я вот пишу сейчас песню. О тебе, об одной тебе. О том, что у нас было… И эту песню скоро можно будет услышать. То, что я отдал на прослушивание, очень понравилось, и особенно то место, где говорится о тебе. Я придумал себе псевдоним… – Фабио немного выжидает, смотрит на девушек и наконец произносит: – Фабио Фобия. Нравится тебе?

– Да, очень. Особенно своей новизной.

Фабио качает головой:

– А знаешь, почему у нас ничего не получилось? Потому что ты всегда мне завидовала. Со мной ты никогда не была в центре внимания.

Фабио быстро смотрит на Дилетту, Олли и Эрику. И улыбается:

– До скорого. – И уходит. Брюки у него чуть спущены, сухощавый, широкоплечий, на голове – бандана: ярко-синяя, оттеняющая его голубые глаза.

Эрика, улыбаясь, пытается сгладить ситуацию:

– Он, конечно, крутой… То есть… красавец!

– Да после того, что он сейчас сотворил, он просто урод!

Олли возвращает Ники телефон:

– Что бы ты там ни написала, не говори нам ничего. Надеюсь только, что все будет, как хочешь ты.

Ники, улыбаясь, кладет его в карман.

– И это говоришь ты, Олли? У тебя всегда была слабость к Фабио…

Тут вмешивается Дилетта:

– А по-моему, он не сдавал в этом году экзамены только потому, что не хотел расставаться с Ники.

– Да ты что? Он не сдал экзамены?

– А ты не знала? Как ни странно, сейчас и с долгами переводят.

Ники тем временем стирает сообщение, которое она послала Алессандро. Не стоит больше рисковать.

– Вообще-то я хотела бы прочитать текст песни, которую он сочинил обо мне… Фабио Фобия… не так уж и глупо… В любом случае я не собираюсь к нему возвращаться.

И Ники быстро убегает по коридору, а за ней ее верные Ондэ, они бегут, весело хохоча и обгоняя друг друга.

Глава двадцать седьмая

Алессандро только что закрылся в своем кабинете. Он смотрит на фотографию, стоящую на столе. Берет ее, подносит к глазам, крутит в руках. Разумеется, это он и Елена. Что за глупая мысль – надеяться, что они останутся вместе… Снова воспоминание. Они в «Цирке дю Солей», смотрят «Аллегрию». Ему совсем не нравится. А ей – очень. Именно поэтому он постарался и достал билеты в первом ряду. Ради нее, чтобы увидеть ее улыбку. Чтобы смотреть ее удивленными глазами на прыжки канатоходцев с такими идеальными телами. А она наслаждается музыкой, сценическими эффектами, светом. Как прекрасно было вдыхать через ее улыбку ощущения от этого зрелища и понимать, что она, одна лишь она – его настоящее зрелище. А что теперь? Остается лишь выйти из пустого зала. Что сталось со зрелищем моей жизни? Но он не успевает закончить свои размышления.

Тук-тук. Кто-то стучит в дверь: ему не удастся найти ответ на этот трудный вопрос.

– Кто там?

– Я, Солдини. Можно?

– Заходи.

– Извини, что я тебе мешаю, может быть, ты как раз сейчас думаешь над идеей, которая нам всем так нужна… Идея простая и сильная, четкая и меткая…

– Да-да, говори, что такое? – отрезает Алессандро, не желая признаться даже самому себе, что он постоянно думает о Елене, только о ней одной.

– Здесь пришел один твой друг. Говорит, что вы договаривались о встрече. Какой-то Энрико.

– Не какой-то Энрико, а Энрико Манелло… Пусть войдет.

– А насчет всего прочего? Не решил пока?

– Чего – всего прочего?

– Насчет кратчайшего пути.

– Солдини!

– Ладно-ладно, забудь. Я просто хотел помочь… – И он пропускает в кабинет Энрико.

– Привет, рад тебя видеть. Ты и вправду зашел, а я-то думал, это очередная твоя шутка…

Алессандро приглашает его сесть и тут только замечает, что друг необычно серьезен. Он пытается приободрить его.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Ну там кофе, чаю, есть кола, даже Red Bull, смотри… – Он открывает маленький холодильник. – Да у нас полно всего!

– Нет, спасибо, я ничего не хочу.

Алессандро садится напротив. И фотографию, где они с Еленой – веселые, смеющиеся, – тихонько сдвигает, пряча за другие фотографии. И поудобнее усаживается в кресле.

– Ну, так что случилось, старина? Чем я могу тебе помочь?

– Это ты фотографию Елены спрятал только что?

– Да нет, я просто ее чуть сдвинул…

Энрико улыбается:

– А тебе не приходило в голову, что Елена тебе изменяла? Ты говорил, вы расстались? Вчера сказал.

– Ну да, верно.

– Сколько времени назад?

– Уже больше двух месяцев назад она ушла из дома.

– А ты никогда не думал, что она могла тебе изменить, например, с кем-нибудь из нас? Ну, скажем, со мной?

Алессандро резко выпрямляется. Смотрит ему прямо в глаза.

– Нет, никогда об этом не думал.

Энрико улыбается:

– Молодец. Это просто здорово, правда. Не знаю, будете ли вы снова вместе, но это здорово. То есть я от души желаю, чтобы вы снова были вместе, если это то, чего ты хочешь, но в любом случае хорошо, что обошлось без драм, без ревности. Даже сейчас, когда вы расстались, тебе и в голову не приходит, что Елена могла тебе изменять. Нет, правда, это здорово.

Алессандро смотрит на него непонимающе:

– Я что-то не понимаю. Ты хочешь что-то сказать?

– Да нет. Сказать нечего, у тебя все путем. Проблема у меня. У меня.

Они какое-то время молчат. Алессандро уже и не знает, что подумать. Энрико трет руками лицо, потом кладет их перед собой на стол и смотрит Алессандро прямо в глаза:

– Алекс, боюсь, Камилла мне изменяет.

Алессандро со вздохом облегчения откидывается в кресле.

– Извини, ты не мог мне сразу так и сказать? А то крутился вокруг и около, какие-то намеки делал, я уж начал думать бог знает что…

– Я хотел понять, до какой степени ты можешь меня понять. Ревность. Ревность – ты даже не знаешь, что это такое. Тебе повезло, ты не знаком с этим чувством: оно ест тебя изнутри, мучает, разрывает на части…

– Все, хватит, хватит, я понял.

– Поэтому я задал тебе все эти вопросы. Я уже сказал: тебе этого не понять.

– Ну хорошо, мне не понять.

– И нечего тут иронизировать.

– Я не иронизирую. Просто я пытаюсь понять, но раз ты говоришь, что мне не понять…

– Сейчас ты поймешь. Ты видел этот фильм с Ричардом Гиром, «Неверная»? Помнишь, мы все вместе ходили, ты был тогда с Еленой. Помнишь сюжет? Конни Самнер, ее играет красавица Дайана Лэйн, – она замужем за Ричардом Гиром, Эдвардом. Очень красивая пара, очень счастливая. У них восьмилетний сын и чудная собака. Они прекрасно живут, но однажды Конни в сильный ветер сталкивается на улице с этаким длинноволосым красавцем. Она падает, ранит колено и принимает его приглашение подняться к нему, чтобы просто перевязать рану. И только из-за того, что он ей помог… короче, весь фильм они только и делают, что трахаются как ненормальные…

– Ну ты уж очень упрощаешь.

– Это чтобы ты понял.

– Уверяю тебя, я все прекрасно понял…

– Так вот. Меня от этого фильма чуть не стошнило. Но самое главное случилось после того, как фильм закончился. Я прекрасно это запомнил. Когда мы вставали с кресел, Елена посмотрела на Камиллу, и та ей улыбнулась. Ты понял?

– Понял. Но проблема в том, чтó именно я понял. Откуда ты знаешь, отчего она улыбнулась? Может, что-нибудь там случилось: например, они задели друг друга, или что-нибудь упало, или они зацепились куртками…

– Нет, к сожалению. – Энрико качает головой. – Это был как бы сигнал. Было видно, что у них есть какие-то секреты и этот фильм навел их на какую-то общую мысль. Потом мы все пошли ужинать, и больше ничего такого не случилось…

– Прости меня, Энрико, но тут очень трудно что-то такое понять…

– Да? А помнишь сцену, когда Ричард Гир замечает, что его жена не знает, во что одеться: она поставила две пары обуви под стул, на который положила платье?

– Да, кажется, помню.

– Ну так вот. На прошлой неделе у Камиллы под стулом было две пары обуви.

– Может, одну она забыла с прошлого раза.

– Нет, Камилла никогда ничего не забывает.

– Ну, значит, она просто не знала, что надеть. Но теперь уж я точно ничего не понимаю… если женщина не может решить, что надеть, она уже шлюха?

– Что ты сказал?

– Да я просто так сказал, я уже обалдел от всей этой истории! Я совсем ничего не понимаю! В любом случае я уже не могу позвонить Елене. Мы целых два месяца не виделись, и вдруг я ей позвоню и скажу: привет, извини, а что там у Камиллы за история на стороне?

– Да нет, конечно же нет! Я не собирался просить тебя об этом!

– Тогда что?

– Просто хотел сказать тебе, как мне плохо.

– Слушай, Энрико, давай спокойно все обсудим. Как у вас обстоят дела?

– Хорошо.

– То есть?

– Не так уж и хорошо.

– В смысле?

– То есть я ревную, безумно ревную, то есть дела обстоят ужасно.

– Хорошо, хорошо, но вам хорошо вместе, в общем, у вас есть секс?

– Да.

– Часто? Больше стало? Меньше?

– Как всегда.

Алессандро на мгновение вспоминает последний раз, когда он был с Еленой. Она была прекрасна, восхитительна, ласкова и в то же время горяча, полна желания; она страстно целовала его, целовала пальцы его рук, потом – всего его, умирая от желания. А потом ушла, оставив записку. Он качает головой и снова мысленно возвращается к проблемам друга, а тот смотрит на него растерянно.

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем.

– Алекс, скажи мне это; ты, наверное, не понял, насколько мне плохо: любые недомолвки сводят меня с ума!

Алессандро фыркает:

– О том, как я последний раз занимался любовью с Еленой, если тебе интересно.

– А-а-а. Ну, а у нас с Камиллой секс всегда был такой, как бы сказать, спокойный. Но в последнее время что-то изменилось. Кажется, она стала более… более…

– Более – что?

– Ну, более похотливая, что ли…

– Может быть, у нее проблем по жизни меньше стало или, может, хочет ребенка.

– Она принимает противозачаточные.

– Слушай, по-моему, ты напрасно волнуешься. Кажется, все у вас хорошо. Если ты хочешь ребенка, скажи ей об этом, пусть она перестанет принимать таблетки.

– Я уже говорил. Она сказала, что подумает.

– Вот видишь… она не сказала – нет. Она сказала, что подумает, это уже кое-что, ведь здорово родить малыша! Понятно, это очень важный шаг, это привяжет тебя к женщине крепче, чем любой брак. Навсегда.

И в ту самую минуту, когда Алессандро произносит это, он вдруг осознает, насколько это важно, как ему самому этого не хватает и сколько раз уже ему говорили об этом и мама, и обе сестры. И даже отец. И все его друзья. Даже коллеги по работе, те, что в счастливом браке и имеют детей. Энрико выводит его из этих размышлений:

– Она каждый день приходит и отключает у телефона звук.

– Может, она никого не хочет слышать. Она же работает со специалистами по торговому праву, они только о деньгах болтают.

– Она и на сообщения звук выключает.

Алессандро нетерпеливо ворочается в кресле.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Скажи мне, Энрико.

– Я хотел бы попросить тебя сходить сюда. – Он вынимает из кармана мятый лист, вырванный из «Желтых страниц», расправляет его и кладет перед Алессандро так, чтобы тот мог прочесть: «Тони Коста. Агентство расследований. Неопровержимые доказательства неверности супругов. Максимальная тактичность, минимальные цены».

Алессандро качает головой:

– Но почему ты именно так хочешь?

– Я долго думал, у меня нет другого выхода. В общем, мой единственный выход – это ты. Мне никогда не хватит смелости туда пойти, подняться на какой-то там этаж, разговаривать с этим Тони. Я уже сейчас представляю, как он на меня будет смотреть, как будет усмехаться в усы.

– А про усы-то откуда ты знаешь?

– У сыщиков всегда усы. Это чтобы их нигде не узнавали; не знаешь, что ли? В общем, он подумает: ну вот, еще один кретин. Которому изменяют и благодаря которому пополняется мой счет.

Ладно, думает Алессандро, разглядывая листок: тут написано – минимальные цены, может, хоть сэкономить удастся.

– Хорошо, Энрико. Я съезжу туда. Только ради тебя.

– Спасибо, я уже лучше себя чувствую, правда…

– Надеюсь только, что ты об этом не пожалеешь и что от этого не пострадает наша дружба.

– Почему она должна пострадать? Я знаю, что всегда могу на тебя положиться. Это будет еще одно тому доказательство.

– Нет, Энрико, я говорю это только потому, что часто друг, из самых лучших побуждений, может навредить. Если по моей вине между вами случится что-то плохое…

– Ревность гасит любовь, как пепел гасит пламя, так говорила Нинон Ланкло[12]12
  На самом деле этот афоризм принадлежит королеве Наваррской.


[Закрыть]. Но ко мне это не подходит. Я без ревности много лучше бы себя чувствовал. И что бы ты ни узнал, мы все равно останемся друзьями.

– Надеюсь. И еще надеюсь, что этот Тони ничего такого не обнаружит.

Энрико, уже совсем успокоившись, оглядывает кабинет:

– Знаешь, а ты неплохо здесь устроился. Я ведь никогда у тебя не был. Раньше не было нужды…

Алессандро поднимается с кресла.

– Да и теперь особой нужды не было. Ты просто зашел ко мне, хотел сделать приятный сюрприз.