Текст книги "Гибель советского ТВ"

Именно поэтому отношение ленинградских властей к программе «600 секунд» было скорее враждебным, чем доброжелательным. И это неудивительно, поскольку для Невзорова не существовало никаких авторитетов. Он мог в одном из сюжетов программы взахлеб разоблачать какого-нибудь рэкетира, а в следующем уже набрасывался на работника обкома, тормозящего своим бюрократизмом перестройку. В конце 1989 года по одному из сюжетов, прошедших в программе, бюро Ленинградского обкома даже вынуждено было исключить из партии члена ЦК КПСС. За что? Невзоров со товарищи сумели через своих «агентов» в одном из комиссионных магазинов города раздобыть сведения о том, что этот коммунист незаконно приобрел в личное пользование «Мерседес».

В одном из интервью тех лет Невзоров признавался: «Нам часто угрожают. Подходили прямо к машине с угрозами, руками, засунутыми в карманы и неизвестно что сулившими. И сейчас частенько замечаем, как на хвосте у нашего «рафика» часами висит какая-нибудь машина... Но это не самое страшное. Хуже, когда звонят вполне солидные официальные люди, попавшие в камеру, или высокие должностные лица, борющиеся за честь мундира. Звонят мне, а в основном моему начальству с предложением, вернее, требованием убрать сюжет. Намекают на неприятности. Но пленки на них у меня еще хватит...»

Между тем 1990 год сложился для программы «600 секунд» неоднозначно. С одной стороны, он стал пиком ее творческого подъема, с другой – скандалы следовали один за другим. Начнем с первого. Рассказывает В. Медведев:

«Наша зрительская аудитория в 1990 году перешагнула границы Союза. Да и мы сами за тот год увидели столько, что дай бог каждому. Одиннадцать раз я был за границей. Конечно, не на прогулке. Работали, как звери. И показывали, показывали. Узнавали сами и делились сведениями, не теряя при этом иронически-саркастической манеры, присущей передаче. Ну интересно же, правда, что гвардейцы, охраняющие Букингемский дворец, носят шапки из меха сибирского медведя. Рассказывая о «тамошнем», мы не отрывались от нашей действительности. Заодно сообщили и о нерадивости советской внешнеторговой организации. Вдохновленные выгодным заказом, работники ее включили в план поставок крупные партии этих шапок и на будущий год, хотя любому здравомыслящему человеку понятно, что небольшой по численности королевской гвардии хватит сих головных уборов на много лет вперед и складировать их «про запас» никто не будет...

В 90-м году нам наконец прибавили и зарплату, и мы как-то зажили посвободнее материально. К примеру, моя зарплата – 315 рублей. Гонорар приблизительно столько же. Я впервые почувствовал себя состоятельным человеком. Однако после повышения цен оказалось, что я опять получаю всего 315 (эквивалент, конечно) и теперь ломаю голову, как выкрутиться...»

Что касается скандалов, то их вокруг передачи всегда было в избытке. Началось все ранней весной, когда «Секунды» покинула ведущая Светлана Сорокина. Уходя, она упрекнула Невзорова в грубости и попеняла ему, что из-за его деятельности передача стала жестокой. Невзоров ответил так:

«Каждый сам выбирает свои дороги. Господь с ней, что она в качестве предлога выбрала какую-то мою грубость и то, что «Секунды» становятся жестокими. Но ей-то никто никогда не мешал делать передачи про благотворительность, про девочек, про цветы... Никто даже носа близко не совал в ее передачу. Ни один из нас не знал, что она вечером покажет. Так что эту претензию я сразу должен отмести...»

6 апреля грянул скандал куда более масштабный – в открытом эфире, вопреки воле председателя Лентелерадиокомитета, Невзоров уступил свое место народному депутату СССР Николаю Иванову, который в своей краткой, но пламенной речи камня на камне не оставил от коммунистов. В итоге уже на следующий день «600 секунд» в эфир не вышли. Позднее ситуация нормализовалась, передача вновь стала выходить, но в августе грянул новый скандал – программа Невзорова «Паноптикум» откровенно «наехала» на депутатов Ленсовета.

Рассказывает А. Невзоров:

«Начало конфликта оказалось совершенно неожиданным. За три дня до окончания отпуска вся бригада «600 секунд» была экстренно собрана со всех концов страны: в городе начались табачные бунты. Это было начало августа. Мы получили информацию, которой, кроме нас, не располагал никто. Выяснилось, что склады и подвалы табачной фабрики имени Урицкого забиты огромным количеством сигарет и папирос. Мы по-бандитски, как обычно, ворвались туда и показали эти залежи в программе. Но, кроме этого, каждый день с фабрики вывозилось на свалку множество мешков и даже машин табаку. Мы не собирались кого-то разоблачать. Выступили с конструктивным предложением: собрать все, что выброшено, – а там были даже нераспечатанные упаковки, – и продать. Это бы сразу вдвое сократило очереди. Предложение было адресовано Ленсовету.

И тут пошло-поехало! Как это так: кто-то смеет давать депутатам советы! Нашу программу «600 секунд» стали хладнокровно оскорблять. И меня в том числе...

Наша профессия такова, что мы должны копить всякий материал, а не только тот, который хочется. Ну так вот, такой, например, штрих: зал заседаний Ленсовета заплеван семечками. Осколки блокадных снарядов, которые хранились в соседнем помещении как реликвии, превращены в пепельницы: в них тыкают окурки. Или, скажем, факт другого плана. Посмотрите на наш город, который находится в блокадном состоянии: раздет, разут, с разбитыми дорогами. Но первым делом депутаты решают заниматься не этими проблемами: они подписывают ходатайства об отмене статьи 121 УК РСФСР, карающей за гомосексуализм...»

В разгар этого противостояния (когда сам мэр города А. Собчак заявил о необходимости оштрафовать Невзорова на 50 тысяч рублей за дезинформацию) тогдашний министр внутренних дел СССР Вадим Бакатин, который симпатизировал Невзорову, сделал ему весьма символический подарок – вручил газовый пистолет. Подарок оказался пророческим – спустя несколько месяцев в Невзорова стреляли. События развивались следующим образом.

Вечером 12 декабря Невзорову позвонил неизвестный мужчина, донимавший его уже два дня, и предложил интересную информацию. Собеседник был настойчив, и репортер согласился встретиться с ним ночью на одном из ленинградских пустырей в районе Озерков. Когда приехали на место (на часах было около 23.40), помощники тележурналиста – режиссер М. Ермолов и сотрудник ЛенТВ Д. Логвиненко – остались в машине, а сам он двинулся к установленному месту. Там уже находился его визави. Далее послушаем рассказ самого репортера:

«Выстрел был сделан наверняка. И просчитано все было очень грамотно. Изумительно выбрано место встречи: за насыпью можно спрятать машину – и никто не обратит на нее ни малейшего внимания. Ствол завернут в тряпку. Поэтому звук ничуть не сильнее, чем если в коридоре уронить на пол книгу. Я слышал потом этот звук на следственном эксперименте, когда стреляли из милицейского оперативного пистолета, завернутого в тряпку и упертого в сложенную шинель. В меня тоже палили в упор...

Никто не вставал в позу и не кричал мне: умри, несчастный! Мне спокойно и с дружелюбным лицом протянули сверток. Не было даже тычка – он ко мне лишь слегка прикоснулся. Если бы человек поднял сверток на уровень лица, я бы уже защищался. А так он просто приставил дуло вплотную к сердцу...

Сверток на оружии был не только затем, чтобы не насторожить меня. Но и для того, чтобы не вылетела и не осталась на земле гильза. А уже из-за того, что гильза не вылетела, из-за того, что она осталась в затворе, невозможно было выстрелить еще раз.

Он не рассчитал только того, что на мне окажется кожаная куртка, по которой ствол и скользнул...

Я тогда не сомневался, что существую последние минуты. И бесконечно огорчался, что они идут так бездарно. Меня душило бешенство, что я проиграл. Вот если бы я этого гада ранил, а еще лучше – там под насыпью оставил... Я, между прочим, из карабина за сто метров попадаю в оружейную гильзу. А из «макарова» – за двадцать пять. Я выстрелил ему вслед из газового пистолета – для того, чтобы хоть что-то сделать. Я не мог так просто... И потом: он-то убежал, но не прибегут ли ему на помощь еще пятеро. Я должен был как-то оповестить своих, которые ждали меня в машине. А стреляет мой пистолет оглушительно...»

Пуля, выпущенная неизвестным покушавшимся, попала в мягкие ткани левой стороны грудной клетки репортера и прошла навылет. Невзорова срочно доставили в больницу – в клинику Военно-полевой хирургии Академии имени С. М. Кирова.

Буквально на следующий день Президент СССР М. Горбачев передал ленинградскому мэру А. Собчаку свое возмущение по поводу случившегося, Невзорову – соболезнования, а правоохранительным органам – предложение принять все исчерпывающие меры для расследования.

Средства массовой информации бурно комментировали это событие. Версии были совершенно разные: от происков мафии и партаппаратчиков до инсценировки покушения самим репортером. Приведу лишь некоторые из этих публикаций:

«Российская газета», 14 декабря: «Кто направлял руку стрелявшего? Не знаем, удастся ли следствию найти концы... Но вот что симптоматично. Ненавидящий демократов обозреватель ТАСС В. Петруня тут же разразился погромным комментарием, в котором впрямую указывает адреса организаторов акции. Кто, по Петруне, проявлял «стремление заткнуть рот «ретивому журналисту»? «Демократический» (цитируем Петруню со всеми его кавычками) Ленсовет, пикеты «плюралистов», те, кто разваливает «столь дорого доставшиеся добрые связи между народами»... В общем – демократы. А еще – кооператоры.

Наши коллеги уже задавали вопрос: чей социальный заказ выполняет с пеной у рта В. Петруня, понося демократов на чем свет стоит? Уместно добавить сегодня еще один. В какой взаимосвязи находится его комментарий с событиями на окраине Питера?»

«Час пик», Л. Корсунский: «Среди нескольких исследуемых версий наиболее предпочтительные: покушение связано с тематикой передач Невзорова или же это произошло на почве личных отношений. Два дня Ленинград был без «600 секунд». Выступивший по Ленинградскому телевидению депутат Ленсовета, медик по профессии, опроверг версию об инсценировке покушения.

Выстрел на пустыре остановил лавину в затянувшемся конфликте А. Невзорова с депутатской комиссией Ленсовета по гласности. Остановиться и оглянуться есть время для обеих противоборствующих сторон. Слишком уж много желающих из «столпов» застойного прошлого в Ленинграде и в Москве, использовав покушение на тележурналиста, обратить «гнев народа» против демократического Ленсовета...»

«Союз», С. Краюхин: «Много ли врагов у Александра Невзорова? Ответ очевиден. В бесхребетных, лакейски угодливых, живущих по закону «чего изволите-с?» журналистов не стреляют. Примеров тому предостаточно, чтобы понять, скольким «мафиози» не по нраву и не по вкусу ни «Секунды», ни «Паноптикум». Высказывают мнение, что, помимо толстосумов, свести счеты рвались и личные враги Невзорова. Есть и фантастическая версия о том, что вся история не более как инсценировка и режиссура самого пострадавшего.

Рискну высказать и свою версию. Дни покушения пришлись на кульминацию конфликта Ленсовет – телепрограмма «600 секунд». Не секрет, что Невзоров много и остро критикует новую демократическую власть в Ленинграде. Кому-то в такой ситуации могло быть выгодным организовать покушение на убийство – ведь тень подозрения в экстремизме, расправе «над неугодным» падала бы на демократов, на тот же Ленсовет...»

Со дня покушения прошло достаточно много времени, поэтому любопытно узнать – найден ли покушавшийся? Оказывается, еще в апреле 1996 года Невзоров знал имя этого человека. В одном из интервью он заявил: «Дело пока не закрыто, оно приостановлено, но желание посчитаться с обидчиком пропало. Оказалось, это очень приличный человек... И на фиг мне было тогда размахивать газовым пистолетиком. Невольно спровоцировал на ответные действия...»

Нет слов, любопытное признание. Однако вернемся в декабрь 90-го.

Воскресным утром 16 декабря Невзоров покинул пределы клиники и в сопровождении коллег и почитателей отправился домой. Пройдет всего лишь месяц после выписки Невзорова из клиники, и многие из тех, кто совсем недавно горячо переживал за его здоровье, от него отвернутся. Причиной для подобного поступка послужат события в Литве, когда советский ОМОН штурмом взял Вильнюсский телецентр, который был захвачен тамошними националистами, призывавшими литовский народ отделиться от СССР. Невзоров вел съемку этого штурма и 16 января показал его в своей программе, назвав свой фильм коротко – «Наши». Согласно этому репортажу его симпатии были целиком и полностью на стороне штурмующих. С этого момента для либеральной общественности он стал врагом. Приведу лишь несколько публикаций на этот счет.

«Независимая газета», 17 января, А. Караулов: «Через полчаса мы «закрываем» номер, у меня нет, Александр, времени (да и желания) разбирать и цитировать ваш вчерашний репортаж из Литвы, – но то, что вы сделали, – это мерзость.

С лицом Спартака и с карабином наперевес вы шли в ту жуткую ночь вместе с мальчиками из ОМОНа «защищать Конституцию СССР», то есть в данном случае – стрелять в людей. Не литовцы напали на ОМОН, это армия убивала литовцев, вы были там, вы это видели, но сказали – на весь мир – наоборот.

Свою популярность вы бросили на поддержку тех, кто стрелял и убивал. Вы подлец, Александр, и я очень сожалею, что у меня и моих коллег сейчас нет возможности сказать вам это лично, глаза в глаза».

«Каретный ряд», В. Цыбульский: «Коллеги Невзорова по демократической прессе были настолько возмущены, что не дали себе труда проанализировать ситуацию, ограничившись лишь энергичными и резкими эпитетами типа – «продался», «подлец», «трус» и т. д. И все же – как могло случиться, что одно из светил гласности – дерзкий и независимый Невзоров опустился до придуманного, отрепетированного постановочного репортажа из Вильнюсского телецентра.

В самом деле, трудно представить что-нибудь более фальшивое и при всем трагизме ситуации более смехотворное, напыщенное и претенциозное, чем тот репортаж «НТК-600» из Вильнюса. Патетические надписи Невзорова на касках и боевых машинах «Наши», взвинченные реплики командира омоновцев в телефонную трубку: «Будут раненые», разговоры о том, что все они приговорены...

Невзоров сам открывал движущий механизм собственной журналистской судьбы, ее расцвета и краха. Именно доведенное до абсурда стремление делать то, что еще никто никогда не делал, и стало смыслом и сутью его работы. Но если этого вполне достаточно для работы трюкача и каскадера, этого, увы, катастрофически мало для драматурга, актера, режиссера и философа, каким должен быть автор передачи вроде той, которую задумал Невзоров...»

Однако было бы неправдой утверждать, что Невзоров стал неугоден всем. Множество советских людей, кого за годы перестройки так и не сумели «охмурить» либеральные СМИ, со всех концов страны в эти же дни слали ему письма, в которых выражали свою поддержку. Средства массовой информации патриотической ориентации чуть ли не ежедневно публиковали эти послания на своих страницах. Вот лишь некоторые из них:

«Дорогой Саша! Спасибо тебе не только за наши разогнутые спины, но и за расправленные наши души. В наше сумасшедшее время верим только тебе! Спасибо за правду, которую ты несешь нам. Страшно переживали с дочерью, когда ты попал в больницу, молились за тебя. Гордимся тобой и твоим мужеством, настойчивостью, храбростью и порядочностью!

Спасибо, что ты у нас есть, и не верь, что ты остался один (хотя ты и не веришь). Абсурд! У тебя миллионная армия друзей. Говорю это с полной ответственностью. И дай бог тебе здоровья и еще раз здоровья! И живи, Сашенька! Пожалуйста, живи! Ты нам нужен, как глоток чистого воздуха в нашей отравленной атмосфере...

С уважением, Тюньковы Нина и Надя; Московская обл., Чеховский р-н».

«Александр, спасибо! Ты первый пока, кто открыто встал на защиту русской нации. Те, кто по-всякому тебя ругает и даже угрожает за репортажи из Прибалтики, они не русские или русские только по паспорту.

Липовым «демократам» предложи поменяться жилой площадью с русскими, проживающими в Прибалтике или в другой любой республике Закавказья и Средней Азии, посмотрим, как они будут преданы своей «демократии».

Александр, ты не одинок, нас много по всему Союзу. В конечном счете русский народ поймет, кто такие сегодняшние «демократы».

С уважением, семья Епифановых; Москва».

В марте того же года Невзоров дал интервью газете «Правда», которую еще совсем недавно он числил в ряду своих врагов. Теперь же он говорил совершенно обратное – откровенно просил прощения за свои прошлые нападки. Приведу отрывок из этой беседы:

«Да, я сильно бил коммунистов. Но, прошу прощения, они сами «подставлялись»! Может, где-то я и перегибал палку, однако совесть меня в данном случае не мучит. А вот другого я никогда себе не прощу – это мой несмываемый грех: своими собственными руками я сознательно помогал прийти к власти в Ленинграде нынешним «демократам». Если не всем, то большинству из них. Даже доходило до хулиганства с моей стороны... Помните, когда я уступил место в эфире Николя Иванову? Прошу, кстати, сохранить такое написание его имени! Я был обманут, как и все мы. Окончательно их сущность для меня стала ясной, когда они замахнулись на самое святое – на Родину, призывая бойкотировать референдум 17 марта или сказать Союзу «нет». Это – предательство!

Главная для меня святыня – Родина, Союз. Пусть меня называют неправым. И я хочу быть неправым! Неправым вместе с Александром Невским, Петром I, с Суворовым, с моим дедом, который, кстати, служил в Литве и кем я горжусь необыкновенно (дед Невзорова – Георгий Владимирович Невзоров – возглавлял отряд по борьбе с вредительством и бандитизмом в литовском ЧК в 1946—1953 гг. – Ф. Р.). Что же получается – мы напрасно победили в последней войне?..»

Отметим, что из огромного сонма тогдашних телеведущих (а на перестроечном ТВ доминировали сплошь одни либералы) только Александр Невзоров нашел в себе силы признать, что был не прав в своих прежних либеральных воззрениях. Уже в наши дни Невзоров так объяснит свою тогдашнюю позицию:

«Да, я поддался давлению. Но это было давление... Николая Михайловича Карамзина. Он сказал, что если где-то на окраине России происходит бунт и русский гарнизон дерется против бунтовщиков, то надо быть на стороне русского гарнизона...»

В отличие от Невзорова, большинство его коллег остались при своих прежних убеждениях и с еще большим остервенением, чем раньше, продолжили разваливать Советский Союз. Поскольку разделяли не идеи великого русского историка Николая Карамзина, а исповедовали взгляды маркиза де Кюстина – отъявленного русофоба.

Летом 1991 года раскол произошел внутри самой программы «600 секунд». В итоге в самом начале июля из нее ушли ее основатели: директор А. Борисоглебский и режиссер К. Шишкин, а спустя два дня к ним присоединились еще несколько человек: редактор О. Обушкова, ассистент режиссера Б. Кукушкин, комментаторы В. Медведев, А. Загороднюк и др. Каждый из ушедших по-разному объяснил причину своего ухода, однако все они были едины в одном – неприятии Невзорова. Приведу лишь два мнения.

К. Шишкин: «Обстановку в коллективе никак иначе не назовешь, кроме как ужасной. Да, часть коллектива еще готова делать политизированные выпуски, в двадцатый раз снимать протекающую крышу, труп или ужасные больницы. Но сегодня пришло время признать, что дальше существовать в настоящем образе – значит топтаться на месте, значит – катиться вниз. Кроме того, обстановка казармы, в которой мы существуем в последнее время, не всем по душе... После вильнюсских репортажей хлеб-соль, с которыми съемочную бригаду «600 секунд» встречали во всех городах и весях, сменился на прохладцу...

Когда у нас появился Невзоров, он робел в кадре, а мы говорили, что все получится. Но как только его стали узнавать на улицах, он перестал узнавать нас. Постепенно он вообще перестал нас слушать...

Говорят, что на телевидении Невзоров выполняет чье-то задание. Допустить могу, но меня больше беспокоит другое: мне не раз звонили после передач медики, утверждая, что его поведение неадекватно. Я отвечал: ему и скажите...

Очень серьезным сигналом для меня был конфликт Невзорова с тележурналистом Орловым, которого Невзоров в эфире назвал и трусом, и лжецом, и подлецом. И это ему сошло, судья решил, что это дело товарищеского суда, хотя передачи Лентелевидения смотрят 75 миллионов зрителей, и не в коридоре же Невзоров его оскорбил! А «первой ласточкой» была Света Сорокина: он ее тоже унизил, и это пошло в эфир».

В. Медведев: «Наметился явный раздел тем, никто не совался в темы сложные. Но хотелось бы идти по этому пути в равных условиях. А у нас была дискриминация, причем не конкретного человека, а опосредованно, через перераспределение лучшей техники, каналов информации (в группе Невзорова работали 23 человека, а у Медведева и Загороднюка – по три. – Ф. Р.). Что касается «политической платформы», я не понимаю А. Невзорова: симпатии к армии, ОМОНу, интерпретация литовских событий, критика депутатов – тут более или менее ясно. Но теперь все смешалось, и впечатление, что он сам во многом не разобрался...»

Однако, несмотря на уход своих коллег, с которыми он создавал программу, Невзоров продолжал начатое дело (он стал не только директором программы, но и директором коммерческого канала Лентелевидения). Каждый вечер в 21.50 передача «600 секунд» выходила в эфир, и очередная порция оплеух с легкой руки ведущего уходила по адресу «демократов». Подобная позиция весьма импонировала властям. Дело доходило до того, что на закрытое заседание Верховного Совета СССР из всех представителей ТВ пустили только Невзорова (в тот же день в «Секундах» был показан репортаж с этого заседания – выступление председателя КГБ В. Крючкова, в котором он заявил, что лидеры перестройки подкуплены ЦРУ, что страны Запада сознательно разваливают экономику СССР).

В те же дни Министерство обороны сделало красивый жест в сторону репортера – наградило его медалью «За укрепление боевого содружества» (до этого оно подарило ему «уазик» для его репортерских нужд). Кстати, эта награда для большинства как противников, так и почитателей репортера не стала неожиданной – последние несколько месяцев Невзоров даже внешне выглядел как заправский военный журналист – ходил с автоматом через плечо, в каске и камуфляжной форме. Тогда же Невзоров обменял свой газовый пистолет сначала на боевой «ТТ», а затем на «макаров».

Сам Невзоров на выпады «демократов» о том, что он «продался властям, в частности – КГБ», отвечал весьма недвусмысленно: «Я работаю с информацией, проходящей через КГБ. У меня там много друзей. Именно там работают порядочные и благородные люди. У них настолько мощная система слежки друг за другом, у них так делаются карьеры – именно на утоплении своих же товарищей, что продаться просто невозможно. И в результате КГБ стал идеальным каким-то офицерским батальоном. Там есть дисциплина и есть своя правда».

Кстати, в сентябре 1999 года бывший генерал КГБ Олег Калугин (в 80-х он работал заместителем начальника Ленинградского УКГБ) откровенно признается в интервью газете «Московский комсомолец», что Невзоров – «старый агент КГБ». При этом Калугин умолчал о том, что его собственные коллеги подозревали его в том, что он давно работает... на ЦРУ. Когда эти подозрения стали подтверждаться, Калугин сбежал в США, где и обитает поныне и уже в открытую числится в штате тамошнего разведывательного управления в качестве консультанта по России. Но вернемся в начало 90-х.

Во время августовского путча 1991 года Невзоров выступил на стороне гэкачепистов, отстаивавших сохранение Союза. Однако те проиграли, даже угодили в тюрьму, но Невзоров своих симпатий не изменил и продолжал проповедовать их идеи (сохранение СССР) на свободе (кстати, пистолет Макарова у него тогда все-таки отобрали). Однако в декабре того же года великий некогда Союз прекратил свое существование, и Невзоров был отстранен от работы на телевидении пришедшими туда либерал-демократами. Затем вновь туда вернулся, чтобы вскоре – в марте 1993 года – опять устроить скандал: после очередных выпадов в сторону властей предержащих его программу сняли с эфира. Именно тогда Невзоров впервые за многие годы вдруг признал свою вину и в письме на имя председателя ФТС «Россия» Беллы Курковой пообещал впредь вести себя более сдержанно. Приведу отрывок из этого послания:

«В целях разрешения конфликта... я признаю неправильность своего поведения в связи с приостановкой эфира программы, в которой некоторые сюжеты могли быть расценены как материалы на грани нарушения закона... Готов понести административное взыскание за нарушение приказа председателя телерадиокомпании об ответственности руководителя за материалы, выдаваемые в эфир, что впрямую касается программы «600 секунд»... Обязуюсь, учитывая представление прокуратуры, повысить ответственность по исполнению основных положений закона...»

В период приостановки выхода в эфир программы многие из тех, кто продолжал считать Невзорова врагом демократии, делали все от них зависящее, чтобы эта передача навсегда исчезла с голубых экранов. Была даже создана экспертная комиссия врачей-психиатров, которая пыталась доказать, что Невзоров – психически больной человек. В итоге на свет появился документ за подписью вице-президента Петербургского общества психотерапевтов и гипнологов Б. Калашникова, в котором значилось: «С нашей точки зрения, ТО «600 секунд» носит явно тенденциозный, психопатологический и безусловно вредный характер. Наше мнение может быть оспорено или уточнено любой независимой экспертной комиссией, желательно психолого-психиатрического характера, ибо направленность этой передачи относится скорее к психиатрии, нежели к публицистике».

Вот такой случился парадокс с либерал-демократами: в конце 80-х, когда Невзоров помогал им расшатывать действующий режим, он сам и его передача ими всячески оберегались и восхвалялись. Но как только Невзоров перешел на другую сторону баррикад, его тут же попытались объявить сумасшедшим. Но из этой затеи ничего не вышло, и упомянутое письмо не возымело никакого действия на тех, кто решал судьбу передачи, – вскоре «600 секунд» вновь вышли в эфир. А затем Невзоров и вовсе стал депутатом Государственной думы. Зачем? Вот как он сам отвечает на этот вопрос:

«В Думу подался с главной целью – получить доступ к новым источникам информации. У меня и раньше был ключ от многих секретных дверей, но теперь понадобилась и отмычка, каковой я считаю мандат. Сегодня мои возможности стали шире, я отношу себя к кругу людей второго-третьего уровня информированности, в то время как большинство журналистов, считающих себя профи, болтаются на восьмом-девятом уровне...»

В 1994 году на свет появилась новая программа Невзорова, которую он назвал «Дикое поле», подразумевая, естественно, под этим названием ельцинскую Россию. Кстати, самого Б. Ельцина Невзоров иначе как Бээном не называл.

Но хватит о политике – поговорим о личной жизни телеведущего. В 1992 году он женился. Стоит отметить, что это был уже не первый брак знаменитого репортера. Первый раз он женился в середине 80-х, и в этом браке у него родилась дочь Полина. Второй, и самой известной женой Невзорова была киноактриса Александра Яковлева (получила известность благодаря роли стюардессы в фильме «Экипаж»). Позднее, говоря об этом браке, Невзоров признается в одном из интервью: «Это была чистая конъюнктура без примеси каких-либо чувств. Это специально разыгрывалось для публики. Многие так поступали. Там не было никаких отношений».

В конце 1990 года и этот брак репортера распался. А два года спустя Невзоров встретил свою новую любовь – 18-летнюю девушку Лиду.

Рассказывает А. Невзоров:

«Я жил на пожарище от прежних браков. Жил в состоянии активного женоненавистничества. Лидию же увидел в обычном колхозном поле под Петербургом, недалеко от Стрельны. Она занималась там какими-то этюдами, она художница. А я тренировал коня. Когда подъехал к ней, ума хватило только на нелепый вопрос: «Не знаете, где здесь улица Чеслава Млынника?» (Ч. Млынник был командиром Рижского ОМОНа, другом Невзорова. – Ф. Р.) Я был потрясен ее глазами! Понял – это судьба. Времени на раздумье практически не было. Лида же меня сначала не узнала – я вместе с конем рухнул в какие-то лужи и был страшен, мокр, грязен...

Мы довольно быстро пошли под венец. Хотя могу сказать, что, прежде чем поставить штамп в паспорте, я подверг эту девочку предельно жестоким испытаниям. Она, например, была брошена одна за городом в деревянном разваливающемся доме зимой, без воды, без газа, с замерзшим колодцем, с двумя бесконечно срущими щенками. Это только малая часть. И она выдержала все это предельно достойно...

Формальных атрибутов – фаты, галстука – не было, мы просто расписались. Я не любитель праздников, застолий... Всех родственников жены – и маму, и бабушку – я поселил к себе. С тещей у меня идеальные отношения. Исключительно умная теща, кстати говоря, бывший медик...»

А вот что говорит по этому поводу сама Лидия:

«Я не узнала сначала Александра Глебовича. Всадник был весь в пыли. Но смотрел по-доброму, разговаривал совсем не как панельный приставала. Что-то подсказало мне, что человек этот потрясен. Да и я почувствовала некий холодок – судьба!..

У меня дикий характер. Я всегда жила с ощущением, что запросто испорчу жизнь любому мужчине, более слабому по духу, чем я. При этом я всегда говорила подругам, что выйду замуж только за человека старше себя. Они смеялись. Александр Глебович сумел убедить меня, что он настоящий мужчина, хозяин дома, своей и моей жизни...»

Отметим, что Невзоров является не только фанатом лошадей, но и собак. О его любви к ним говорит хотя бы то, что ради них он разорвал отношения с самим... правителем Ирака Саддамом Хусейном. Вот как об этом рассказывает сам журналист:

«Я нахожусь в рабстве у собак. Я умею все, что угодно, делать с лошадьми, и, наверное, такого специалиста по лошадям, как я, больше нет в России. Но я никогда не занимался собаками. Я их просто люблю и ничего от них не требую. Скажем так, люблю чисто и бескорыстно. Мои собаки не умеют сидеть, лежать по команде. Это я у них сижу или ложусь по их команде. У меня в доме диктатура собак. У меня их три, и все очень большие.

В середине 90-х я был ни больше ни меньше председателем общества друзей Саддама Хусейна в России. И вот как-то поехал в Ирак. Меня там необыкновенно пышно принимали на самом высоком правительственном уровне. Меня долго принимал Саддам, я все это дело снимал. Конечно, за мной ходили двадцать пять иракских чекистов, и для меня было делом чести от них хоть раз свалить. И вот я оторвался, убежав куда-то в дальний район Багдада, где наткнулся на сцену, которую не хочу описывать. В общем, они при мне, выполняя какой-то свой дикарский иранский ритуал, разорвали живую собаку. Толпа этим занималась прямо на улице. Я не мог ничего сделать. Их было человек шестьдесят, в том числе с автоматами. Я помню эту собаку: какое-то маленькое пегое существо... Да за одну эту собаку их надо было бомбить ядерными ракетами до полного посинения! В общем, вернулся из Ирака я уже яростным врагом Саддама, снял с себя звание председателя общества друзей Хусейна и даже не взял гонорар за фильм, который я сделал об Ираке...»