Текст книги "Цыганка из ломбарда"

Тем временем Нат сидел в пивной Нельсона в доках, с трубкой в зубах и кружкой пива. Так, в одиночестве, он провел тут несколько дней, судя по его виду, поджидая кого-то. А спустя четыре дня после исчезновения идола он сидел уже не один: на стуле рядом с ним восседал высохший, настороженный человек, одетый в черное, с умными глазами и язвительным лицом. Этот человек был джентльменом, доктором, и именно его поджидал Нат Прайм.

– Если бы вы пришли на неделю раньше, я бы не заложил идола, – мрачно объявил Нат. – И проклятущая вещица не пропала бы.

– Да, да, понимаю. Но почему вы его заложили? – сердито спросил доктор.

– Ну, – сухо сказал Прайм. – Потому что я не хотел, чтобы Ю-Инь перерезал мне глотку. Покуда я держал идола при себе, моя жизнь не стоила и цента!

– Но откуда Ю-Инь узнал цену идола?

– Сдается, он был жрецом в храме бога войны. Я дюжину раз видел, как он делал китайские амулеты. И когда он оказался стюардом на борту «Хавлока», я сразу догадался, что он явился за идолом. Но я даже во сне держал ухо востро, – торжествующе добавил Нат. – Думаю, он не мог обойти меня, пока я не сдал Кван-тая в тот проклятущий ломбард!

– Но я не понимаю, как он узнал о железной коробке в Лондоне и о сокровищах Поа, – раздраженно настаивал доктор.

Прайм глотнул пива, подался вперед и заговорил, подчеркивая каждую свою фразу черенком трубки.

– А теперь гляньте-ка, доктор Дик, – медленно проговорил он. – Помните, что вы сказали год назад, когда я отправился в это путешествие в Китай?

– Ну, – задумчиво сказал Дик, – я рассказал, что мой дядя участвовал в разграблении Летнего дворца в Пекине. Китайцы помогли разграбить этот дворец, как и французы, и англичане. Среди них был священник Поа, он собрал несколько маленьких золотых изображений Кван-тая стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов и сбежал с ними в Англию. Он сложил их в железную коробку, которую оставил одному из своих соотечественников в Лондоне. Продав несколько идолов, он вернулся в Китай и вновь стал служить жрецом в храме Кван-тая в Кантоне. Он собирался послать за своей железной коробкой и вернуть изображения божества в свой храм. Но его свалила с ног болезнь, и он не смог осуществить свой замысел. Опасаясь, что его подвергнут пыткам за святотатство, если он расскажет правду, Поа записал китайскими иероглифами местонахождение клада в Лондоне и спрятал эту запись в маленьком нефритовом идоле с алмазными глазами, который стоял в храме Кван-тая на улице Водяного Дракона. Мой дядя оказал этому Поа кое-какие услуги, и тот в благодарность поведал ему секрет. Вскоре после этого Поа умер, а мой дядя, не в силах проникнуть в храм и выкрасть идола, вынужден был вернуться в Англию. Он вновь поселился в своем доме в Крайстчерче, в Хэмпшире, и умер там, оставив бумаги, где говорилось о сокровищах Поа. Я нашел эти бумаги года два назад и, зная, что вы отправляетесь в Кантон, пришел к вам.

– Да, – согласился Прайм, подхватив нить истории. – И вы попросили меня забрать нефритового идола из того храма. Ну, я украл его и считаю, что эта свинья Ю-Инь видел, как я это сделал. Во всяком случае, он оказался на «Хавлоке» и как-то – не могу догадаться как – вызнал правду и попытался вернуть идола. Во время плавания я его обошел, а когда высадился на берег, надеялся найти вас и сразу забрать железную коробку. Я…

– Я был болен, – нетерпеливо пояснил господин Дик. – Не смог прийти. Вы могли бы сами забрать сокровища и потом поделиться со мной.

– Дурацкое обвинение, доктор! Я не умею читать китайские письмена, которые были внутри идола. Это вы спец по китайцам, вас обучил ваш дядя. И вы же сказали, чтобы я подождал, покуда вы появитесь и прочтете записку. А чтобы идол был в безопасности, я заложил его, а Ю-Инь, будь он проклят, выследил меня и украл его. Так что сейчас, я думаю, он заполучил всех золотых божков.

– Вероятно; но как он узнал об их существовании и о том, что нефритовый идол необходим, чтобы заполучить сокровища Поа?

– Понятия не имею, сэр. Если только Поа не рассказал что-то своему брату-жрецу.

– Поа умер пятнадцать лет назад, – резко ответил Дик. – Если бы он что-то рассказал на смертном одре, они не ждали бы все это время, чтобы получить сокровище.

– Ну, я прикидываю, с чего бы это они пустились в то же самое путешествие, – холодно сказал Нат.

Во время этого разговора в зал «Нельсона» вошел хозяин заведения и сообщил Прайму, что одна дама хочет его видеть. Порядком удивленный, потому что у него не особенно много было друзей женского пола, Нат приказал впустить гостью. Через минуту она появилась на пороге, и Нат удивился еще больше, узнав Агарь.

– Девица из ломбарда! – сказал он, вставая. – И что вам тут надобно, мисс?

– Хочу вернуть вам нефритового идола, – ответила Агарь, доставая Кван-тая из кармана.

– Аллилуйя! – воскликнул Нат, вырвав божка из ее руки. – Как, во имя неба, вы его раздобыли?

– Сегодня утром, когда я открыла магазин, божок висел на ручке, привязанный за веревку.

– Думаю, Ю-Инь так ничего и не смог с его помощью раскумекать. Вот доктор, посмотрите, есть внутри ли бумага.

Крайне взбудораженный Дик, который знал из бумаг дяди, как открыть тайник, отвинтил голову идола. Когда он ее снял, стало видно пустое пространство, в котором лежала полоска рисовой бумаги, исписанная начертанными киноварью китайскими иероглифами.

Пока доктор был занят их расшифровкой, Нат повернулся к Агари.

– Спасибочки, мисс, – любезно сказал он. – Если мы заполучим деньги, я дам вам фунт-другой.

– Мне это не нужно, – резко ответила Агарь. – Отдайте мне квитанцию, полученные от меня тридцать шиллингов и проценты. И я уйду.

Нат достал из кармана деньги и квитанцию и передал их девушке.

– Но мне бы хотелось сделать для вас что-нибудь за то, что вы вернули идола, – задумчиво сказал он.

– Что ж, мистер Прайм, – Агарь с улыбкой остановилась в дверях. – Когда получите пятьдесят тысяч фунтов, о которых вы говорили, вознаградите меня тем, что заглянете в мой ломбард и расскажете всю историю. Мне бы хотелось знать, почему Ю-Инь украл божка и почему вернул его.

– Расскажу, мисс, не беспокойтесь, и чудной же это будет рассказ! Не выпьете со мной, мисс? Нет? Что ж, доброго дня. Доброго дня – и спасибо.

Когда Агарь вышла, Нат вернулся к столу и обнаружил, что доктор Дик закончил расшифровку китайских иероглифов. Ими был записан адрес некого Йе, который держал магазин опиума, вернее, притон на Визи-стрит в Уайтчепеле.

– Мы должны отправиться туда и поговорить с этим Йе, – поднимаясь, заявил Дик. – Подозреваю, что железная коробка именно у него.

– Я так и думал, что коробка у кого-то из китаезов, – отозвался Нат. – Но не у Йе. Если Поа и оставил коробку ему, полагаю, к этому времени Йе уже умер и похоронен. Даже китайцы не бессмертны.

– Йе или кто-то другой, какая разница, Прайм? Все, что нам нужно сделать, это показать образ нефритового Кван-тая тому, кто хранит коробку, и нам ее отдадут.

– А как же, – ответил Нат, взглянув на часы. – Сдается, мы провели весь полдень, строя планы. Перекусим и двинем в Уайтчепел.

За едой у Прайма был задумчивый вид; он не разделял восторга доктора Дика по поводу того, что они выяснили местонахождение клада. Дик отпустил по этому поводу уязвленное замечание:

– Вы, похоже, не сильно обрадованы, Нат. Но ваша доля будет составлять двадцать пять тысяч фунтов, и вы довольны и восхищены. В чем проблема?

– Ю-Инь, доктор. Я ни на цент не верю этому язычнику. Почему он отдал нефритового божка?

– Потому что не смог найти, как он открывается, – ответил Дик. – И поняв, что толку с божка никакого, вернул его законной владелице.

Нат покачал головой.

– Как жрец храма, Ю-Инь и есть законный владелец этого божка, – с сомнением проговорил он. – Я украл его, знаете ли, поэтому он не мой; не шибко-то мой. Нет, доктор, есть в этом деле что-то странное. Думаю, китаеза тычет его нам в нос.

– Что вы имеете в виду, Нат?

– Ну, – холодно сказал мистер Прайм, – меня не удивит, если Ю-Инь сграбастал всех золотых божков и вернул Кван-тая, чтобы мы с вами щурились на пустую коробку. Китаезы любят откалывать такие низкие штучки.

– Надеюсь, что нет, уверен, что нет! – побледнев, воскликнул Дик. – Но лучше удостовериться в том, что же произошло. Пойдемте, Нат, немедленно отправимся в Уайтчепел.

Все еще качая головой – длительное знакомство с китайцами внушило ему здравое недоверие к этому народу, – Нат оплатил счет и отбыл в Уайтчепел в компании доктора Дика.

– Поверьте мне на слово, доктор, – сказал он, когда они сели в поезд, – в конце поездки нас ждет большое разочарование. Сдается, вовсе не из-за честности тот житель Поднебесной вернул нефритового идола.

Прибыв в Уайтчепел, два искателя приключений не сразу нашли Визи-стрит. Прошел целый час, прежде чем они выяснили, где это. Оказалось, что обиталище Йе находится в небольшом узком и грязном переулке. Ярко-красная вывеска, испещренная золотыми китайскими иероглифами, гласила, что этот дом – «Обитель сотни благословлений» и что Йе – поставщик товаров из Земли Цветов. Господин Дик перевел это Нату, который умел говорить, но не читать по-китайски, и заметил:

– Или первоначальный Йе до сих пор жив, или это его сын.

Нат что-то промычал в знак согласия, и они остановились у дверей дома, в котором, как они наивно надеялись, хранилось сокровище Поа – золотые идолы императорской династии Цинь.

В ответ на их стук появился холеный, бесшумно ступающий китайчонок с косичкой, одетый в блузу цвета индиго. Нат, имеющий больше опыта в устном китайском, объяснил, что они хотят увидеть Йе. Чуть поколебавшись, мальчик провел их по темному коридору в большую комнату, заваленную товарами, среди которых суетились три-четыре китайца. Эти тюки и были основным делом Йе, а в другом конце коридора находился опиумный притон. Мальчик сообщил китайцу в очках о двух англичанах, после чего тот шагнул вперед и обратился к ним на их родном языке.

– Что может ваш верный слуга сделать для двух господ, которые изволили посетить его презренный дом? – спросил учтивый язычник со всей цветистой фальшью китайского языка.

Нат, хорошо знакомый с таким фанфаронством, ответил:

– Ваши скромные гости хотели бы увидеть ученого и почтенного Йе.

– Это мой уважаемый отец, – с поклоном ответил китаец. – И какие дела у почтенного Йе с милостивыми господами?

Вместо ответа Нат вытащил из кармана нефритового идола, при виде которого сын Йе позеленел, как сам божок. Он упал на колени, трижды стукнулся лбом об пол и, не тратя время на объяснения, провел двух европейцев в опиумный притон. Здесь на возвышении под улыбающимся изображением особо уродливого китайского божества восседал торговец Йе – очень старый, морщинистый человек. На нем были тяжелые очки в черепаховой оправе, он носил толстую стеганую блузу из красного шелка, искусно расшитую золотыми нитями. Он был потрясен при виде нефритового Кван-тая, как и его сын, и так же, как его сын, упал на колени.

– Ученый Поа был моим многоуважаемым другом, – сказал он, кланяясь европейцам. – У меня он оставил железную коробку, дабы я отдал ее тем, кто покажет мне изображение могучего бога войны. Но Поа не сказал, что священного нефритового бога мне покажут дважды!

– Ого! – с отвращением воскликнул Дик. – Ю-Инь!

– Вижу, вы знаете его имя, – мрачновато проговорил Йе. – Жрец храма на улице Водяного Дракона – ваш разлюбезный друг?

– Да, да! – горячо сказал Нат. – Мы дали ему нефритового божка, чтобы он пришел и взглянул на железную коробку Поа, но не велели забрать ее.

– Он исполнил ваше распоряжение, мой господин, – ответил Йе, неуклюже поднявшись на ноги. – Он осмотрел коробку, но не забрал ее.

Доктор Дик подпрыгнул, вскрикнув от облегчения и восторга.

– Значит, коробка здесь! – возбужденно проговорил он. – Немедленно отведите нас к ней, мы хотим на нее взглянуть!

– Она ждет вас в соседней комнате.

С этими словами Йе в сопровождении полных нетерпения авантюристов вышел через низкую дверь, которая вела в своего рода комнату-сейф, тускло освещенную маленьким зарешеченным окном. В углу, на который показал старый китаец, стояла большая железная коробка, выкрашенная черной краской, на ней было начертано белым несколько китайских иероглифов. С гвоздя над сундуком Йе снял маленький медный ключ и с поклоном протянул его Дику. Потом он повернулся, чтобы уйти.

– Мои господа могут наедине взглянуть на секрет Поа, – сказал он, с многочисленными поклонами пятясь к двери. – Кто я такой, чтобы вмешиваться в дела тех, кому благоволит Кван-тай?

Оставшись вдвоем, Дик и Нат переглянулись с некоторым удивлением и легким сомнением.

– Дельце оказалось легче, чем я думал, – после паузы сказал Нат. – И все равно я думаю, что Ю-Инь сыграл с нами какую-то шутку.

– Невозможно! – ответил Дик, опустившись на колени перед коробкой. – Вот ключ, а внутри, без сомнения, мы найдем золотых божков Цинь.

– Хорошо, – с кивком согласился Нат. – Если все будет без подвоха, я никогда больше не стану ругать язычника-китайца. Открывайте коробку, доктор.

Ключ легко повернулся в замке, и Дик откинул крышку. В то же мгновение с оглушительным грохотом полыхнул огонь. Двое мужчин, комната и бо́льшая часть жилища китайцев были разнесены в клочья. Авантюристы ожидали, что найдут состояние, а вместо этого нашли динамит и ужасную смерть.

Спустя два месяца, когда в Лондоне уже почти забыли о таинственном взрыве на Визи-стрит в Уайтчепеле, китаец обратился к жрецам Кван-тая в Кантоне:

– Наисвятейшие, – сказал он, указав на ряд золотых изображений, стоящих перед ним на лакированном столике, – вот статуэтки Кван-тая, божества императорского дома Цинь, которые вернул из темных земель далеких варваров ваш слуга Ю-Инь. Когда вы, о великие, нашли исповедь жреца Поа о том, как тот украл божков и вверил тайну их местопребывания нефритовому идолу Кван-тая, вы приказали вашему недостойному рабу разыскать сокровище, с тем чтобы вернуть его в храм на улице Водяного Дракона. Но еще до того, как я отправился в темные земли, чужеземный дьявол, также узнавший секрет Поа, украл нефритовую статуэтку, в которой хранилось название тайника. Я, глупый Ю-Инь, последовал за варваром на джонке в его земли, но прошло много дней, прежде чем я смог заполучить нефритовую статуэтку. Чужеземный демон отдал в залог за золото священного идола войны, и того выставили в витрине магазина. Я разбил витрину, высокопреосвященные; я украл статуэтку и, зайдя в дом Йе, забрал золотых идолов, которые сейчас перед вами. Но я хотел наказать Йе за святотатство, ведь он вступил в сговор с Поа против Кван-тая. И еще я хотел убить чужеземного дьявола, который украл нефритового бога. Поэтому я забрал золотых идолов из коробки, а на их место положил опасный порошок варваров, который они называют динамитом. Действуя с большой осторожностью, я устроил все так, чтобы, когда крышка коробки широко распахнется, динамит вырвался, как дыхание Огненного Дракона, и убил тех, кто пришел украсть богов. И все случилось так, как я задумал, о праведные. Чужеземного дьявола и его друга разорвало на куски, а дом Йе был разрушен. Именно для этого я вернул идола Кван-тая в ломбард и так я заманил чужеземных дьяволов в смертельную ловушку. Теперь, могущественные слуги Кван-тая, никто, кроме вас, не знает правды. Скажите, хорошо ли я поступил?

И все лоснящиеся жрецы ответили в один голос:

– Ю-Инь, ты поступил хорошо. Твоя табличка[16]16
   Вместилище души умершего.


[Закрыть] будет помещена в храме Кван-тая.

А пока Ю-Инь давал эти объяснения, в далеком Лондоне Агарь ждала возвращения Ната Прайма, чтобы услышать историю нефритового идола. Но Нат так и не появился.

Глава V
Четвертый клиент и распятие

Мы уже упоминали о Болкере – уродливом чертенке, который был доверенным лицом Агари и сущим наказанием для нее. Благодаря своему ясному уму и сильной воле цыганка могла справиться с большинством людей, но не с этим уродливым беспризорником, характер которого как будто включал в себе самые худшие человеческие черты. Он лгал, не задумываясь, отсутствовал в магазине, когда у него не было никаких прав так поступать, даже воровал по мелочи, когда думал, что это можно сделать без риска, несмотря на такую бдительную хозяйку. Но, несмотря на все эти пороки, Агарь держала его в услужении, потому что он обладал тремя искупающими все добродетелями: он был превосходным сторожевым псом, замечательно заключал сделки и был достаточно хитер, чтобы не потерять свое место. Недоверчивые хозяйки держали умных слуг и с менее сносными достоинствами.

Когда Агарь уходила по делам, что случалось довольно часто, Болкер оставался присматривать за магазином и разбираться с теми посетителями, которые могли зайти. За предметы, которые они хотели заложить, он платил как можно меньше, а когда возвращалась Агарь, он обычно рассказывал истории о превосходных сделках, которые заключил на благо ломбарда. Тогда Агарь давала ему в награду немного денег, и Болкер уходил без спросу, чтобы похулиганить на вырученные средства. И так бывало всегда.

Однажды Агарь вернулась поздно вечером – она ездила за город в связи с медным ключом. Об этом приключении будет рассказано в другой раз, потому что теперешняя история повествует о странном происшествии, связанном с серебряным распятием. Именно его Болкер приготовился показать Агарь, когда та вошла в ломбард в восемь вчера.

– Глянь сюда, хозяйка! – сказал Болкер, показав на стену в задней части магазина. – Вон потрясающая вещица, которую я добыл для тебя по дешевке!

Тут стоит заметить, что Болкер ходил в школу и у него в качестве компенсации за уродливое тело были замечательно умные мозги. Он сумел получить кое-какие знания, а речь его, в том числе произношение, была куда лучше речи обычных представителей его класса. Гордясь этим превосходством, хитрый чертенок говорил всегда медленно и по делу, чтобы не портить свой облагороженный язык.

– Почти даром, дражайшая! – добавил Болкер, который в минуты возбуждения пользовался вульгарными словечками – а сейчас он был возбужден. – Я ссудил за него десять фунтов, но само серебро, из которого он сделан, стоит дороже!

– Я всегда могу доверять твоим суждениям в таких вопросах, – рассмеялась Агарь и сняла распятие, чтобы рассмотреть его повнимательней.

Оно было больше фута в длину, из чистого серебра, немного потускневшего от небрежного обращения и воздействия воздуха, и выполнено превосходно и изысканно: фигурка Христа в терновом венце – тончайшей работы, да и сам крест, инкрустированный причудливыми узорами, – выше всяких похвал с художественной точки зрения. Вообще, это серебряное распятие, которое хитрый Болкер раздобыл за десять фунтов (сумму значительно ниже его реальной стоимости), представляло собой изумительный образчик искусства эпохи Возрождения в стиле Челлини. Разбиравшаяся в таких вещах Агарь даже в желтом свете тусклой лампы с первого взгляда увидела великолепие и цену распятия и одобрительно потрепала рыжего Болкера по голове.

– Умничка, – радостно сказала она. – Ты всегда хорошо ведешь дела, когда меня нет в магазине. Вот тебе полкроны. Иди и наслаждайся, да не кури трубку, не то тебя будет тошнить, как в прошлый раз, мой мальчик. Только один вопрос: кто его заложил?

– Джемма Барди, сто шестьдесят семь, Саффрон-Хилл.

– Итальянка. Вероятно, так, ведь этот крест эпохи Возрождения, – задумчиво сказала Агарь. – Как она выглядела, Болкер?

– О, прекрасная, великолепная девушка, – ответил Болкер, осклабясь, как истинный прожигатель жизни. – Черные волосы и глаза в точности такие, как у вас, миссис, но я думаю, что вы посимпатичнее. Эй, не бейте меня по ушам! – крикнул чертенок, пытаясь вырваться из захвата Агарь. – Или я не расскажу вам, что узнал!

– Об этом распятии? – поинтересовалась Агарь, опустив руки.

– Да. Это не распятие, это кинжал.

– Кинжал! Да ты что, дурень! О чем ты?

– Я это почувствовал, мисс… как всегда. Посмотрите сюда, если не верите.

Болкер взял необычное распятие худыми маленькими руками, и его ловкие пальцы нажали на скрытую пружину, находившуюся там, где скрещивались перекладины. Мгновенно нижняя часть вертикальной перекладины с прикрепленным к ней серебряным Христом скользнула вниз и – о чудо! – крест превратился в тонкий и острый кинжал, рукоятью которого служила поперечная перекладина и верхняя часть вертикальной. То, что символизировало Христа, мир и веру, превратилось в смертоносное опасное орудие кровопролития. Агарь так вздрогнула, что Болкер, первым сделавший это открытие, усмехнулся.

– Потрясающий, правда? – сказал он, пожирая взглядом сверкающий клинок. – Им можно запросто заколоть человека. Осмелюсь сказать, он чего только не повидал. Черт возьми, ну и потеха!

Радость мальчика была такой мрачной и бессердечной, что Агарь вырвала у него распятие, вернее короткий кинжал, и вытолкнула его из магазина, резко велев запереть ставни. Сделав, что было велено и позаботившись о безопасности ломбарда в ночную пору, Болкер ушел, чтобы повеселиться на полкроны, а Агарь отнесла недавно заложенную вещь в заднюю комнату, чтобы рассмотреть ее как следует за своим скромным ужином. Распятие, которое одновременно было символом и мира и войны, странным образом привлекало ее.

Почему оно обладало двойственной функцией? С какой целью его хозяин передал в руки священников смертоносное и тайное оружие? Руки Христа не были прикреплены к поперечине, и ножны, как и положено ножнам кинжала, легко соскальзывали с клинка.

Наделенная богатым воображением Агарь гадала, поблескивало ли это распятие, символ христианства, над умирающим, или жестоко сверкало, впившись в сердце какого-нибудь беспомощного человека. От старого книготорговца в Карби-Кресент она слышала странные истории о нравах итальянского Возрождения. В то дикое и противоречивое время религия шла рука об руку с язычеством, религиозный фанатик Савонарола возник рядом с Медичи, папы выпускали указы о мире и повергали в войны целые народы, а смех друга часто становился прелюдией к смертельному удару. Для той многогранной, грешной эпохи кинжал-распятие был символом; он представлял одновременно искусство, религию и жажду крови. Из-за этого странного куска серебра странные видения посетили Агарь в ее темной гостиной.

Впоследствии, закрутившись с делами, Агарь забыла о своих грезах над распятием и стала смотреть на него лишь как на заложенную вещь, которую в должное время выкупит владелец.

Месяц спустя квитанцию на имя Джеммы Барди принес мужчина, земляк Джеммы. Высокий, стройный итальянец с овальным лицом оливкового цвета пришел, чтобы выкупить распятие из ломбарда. Хотя он предъявил квитанцию и деньги, Агарь заколебалась – отдавать ли ему вещь.

– Его заложила Джемма Барди, – сказала она, взяв распятие, висевшее в темном месте.

– Моя жена, – коротко ответил мужчина.

– Она послала вас, чтобы выкупить его?

– Gran Dio![17]17
   Великий Боже! (итал.)


[Закрыть] Почему нет? – порывисто выпалил он. – Я – Карлино Барди, ее муж. Она заложила распятие против моей воли, когда я был за границей с моим орга́ном. Теперь я вернулся и пришел сюда с квитанцией и деньгами, чтобы его выкупить. Я не хочу потерять распятие Фьезоле.

– Распятие Фьезоле, – повторила Агарь. – Так оно называется?

– Несомненно, синьорина, и стоит очень дорого.

– Больше десяти фунтов, не сомневаюсь, – с улыбкой сказала Агарь, взяв квитанцию и положив ее на прилавок перед Карлино. – Что ж, я не имею права отказать вам и не вернуть распятие. Вы отдаете мне квитанцию, залоговую сумму и процент, так что все по правилам, как положено. Возьмите свой крест.

– Мой крест! – повторил Каролино, его большие глаза вспыхнули. – Джемма – мой крест.

– Ваша жена! Что это за странный способ говорить о том, кто вам дорог.

– Она дорога мне, синьорина! Возможно, но она дорога и Пьетро Нери. Пусть адские муки обрушатся на него!

– Почему? Что он сделал?

– Убежал с Джеммой, – неистово сказал Барди. – О, она с готовностью отправилась с ним. Чтобы получить деньги за мое бесчестье, она заложила распятие.

– О. Так это не она послала вас выкупить его?

– Нет, – со спокойной надменностью ответил Каролино. – Я солгал, чтобы без проблем получить назад свое имущество. Но теперь оно мое, – он судорожно прижал к груди серебряное распятие. – И я заставлю Джемму и Пьетро заплатить за их злое деяние!

– Вы хорошо говорите по-английски для иностранца.

– Неудивительно, – равнодушно ответил он. – Я прожил в Англии десять лет и почти забыл свой тосканский. Но я все еще помню, что тосканские мужья делают со своими неверными женщинами и их любовниками. Мы убиваем их!

Его голос взлетел на октаву, закончившись пронзительным яростным воплем:

– Мы убиваем и мужчину, и женщину!

Задрожав от страшной ненависти этой необузданной романской натуры, Агарь попятилась. Мужчина стоял, опершись о прилавок, и вроде бы не собирался уходить, да Агарь и не желала, чтобы он уходил, поскольку загорелась желанием узнать историю распятья Фьезоле. Подавшись вперед, она осторожно коснулась распятья кончиками пальцев.

– Как оно попало к вам? – спросила девушка.

– Я украл его у художника во Флоренции.

– Украли! – повторила Агарь, пораженная откровенностью этого признания.

– Да. Я позировал художнику – некоему сеньору Ансиллотти, который владел студией на площади Сан-Спирито, рядом с Понти-Санта-Тринита на Арно. Это распятие висело в его комнате, и однажды, когда я позировал, он рассказал мне легенду, благодаря которой это распятие стало называться распятием Фьезоле. Эта история и заставила меня украсть распятие.

– Но почему? Что это за история?

– Самая обыкновенная, о мужской любви и об измене женщины мужу, – с горечью сказал Барди. – Во Флоренции, во времена правления Лоренцо Великолепного, жил серебряных дел мастер по имени Гвидо. У него была красивая жена, и он очень сильно любил ее. Только вот ей было плевать на его любовь, и она бежала с молодым графом из хорошей семьи, Луиджи да Франция. Из Франции, как вы понимаете, потому что из этой страны его род перебрался во Флоренцию во времена республики. Луиджи был красивым и богатым, Гвидо – некрасивым и небогатым, хотя и искусным ремесленником, поэтому не стоит удивляться, что его жена по имени Бьянка сбежала из объятий одного во дворец другого. Гвидо решил отомстить и изготовил это распятие.

– Но я не понимаю, как…

– И остальные тоже не поняли, – оборвал ее Барди. – Когда Гвидо закончил делать распятие, он переоделся священником и отправился повидаться с графом Луиджи в его дворце во Фьезоле. После этого дворянин и Бьянка были найдены мертвыми – их сердца пронзили кинжалом, – а Гвидо исчез. Между трупами лежало это серебряное распятие, но никто никогда так и не узнал, как они умерли.

– Почему не узнали? Гвидо убил их своим кинжалом.

– Нет, – сказал Барди, качая головой. – У Гвидо не было с собой кинжала. Граф Луиджи всегда боялся покушения, так как у него было много врагов, и его слуги обыскивали каждого посетителя, чтобы убедиться, что при нем нет спрятанного оружия. Гвидо, мнимого священника, тоже обыскали, и у него не было с собой ничего, кроме серебряного распятия. Поэтому родилась легенда, что всякому, у кого есть неверная жена, распятие Фьезоле даст силу убить ее и ее любовника, как Гвидо убил двух своих обманщиков. Вот почему, – мрачно добавил Барди, – когда я женился на Джемме и подумал, что однажды она может мне изменить, я украл распятие сеньора Ансиллотти. Кажется, я правильно поступил.

– Странная история, – задумчиво сказала Агарь. – Тем более странная, что то, с помощью чего Гвидо совершил убийство, не было обнаружено уже тогда.

– А вы знаете, как он их убил?

– Безусловно. С помощью распятия.

Барди жадно посмотрел на распятие, и мрачный свет вспыхнул в его глазах.

– Но как? – громко спросил он. – Расскажите мне, синьорина.

Но Агарь отказалась поделиться этими сведениями.

История этого мужчины, брошенного своей женой, была настолько схожа с историей вероломной Бьянки и брошенного Гвидо, что Агарь боялась, как бы Барди не узнал тайну кинжала и не повторил трагедию во Фьезоле. Именно об этом она думала, когда пожелала, чтобы итальянец ушел, так и не раскрыв дьявольской тайны креста. Но судьбе было угодно, чтобы вопреки ее желанию Барди узнал зловещую тайну. Он узнал ее тут же, от Болкера.

– Привет! – воскликнул чертенок, войдя в магазин и увидев Каролино Барди, держащего распятие. – Вы забираете кинжал!

– Кинжал! – воскликнул Барди, вздрогнув.

– Болкер, несносный ребенок, попридержи язык! – неистово воскликнула Агарь.

– С чего бы? Язык мой собственный, и если этот малый хочет знать, как распятие можно превратить в кинжал, это справедливо. Гляньте сюда!

И не успела Агарь ему помешать, Болкер взял распятие и надавил на пружину.

– Нажимаете на это, и нижняя часть…

– Ах! – воскликнул Барди, выхватив у него крест и рассматривая смертоносный механизм. – Теперь я понимаю, как Гвидо убил своих врагов. Джемма не знает этого, Пьетро тоже, но они узнают… оба. Я, обманутый муж, проучу их.

– Барди! – сказала Агарь, схватив его за руку. – Оставьте его…

– Оно мое, мое! – яростно перебил он. – Я отправляюсь на поиски злодеев! Я отправляюсь в путь, чтобы пустить в ход распятие Фьезоле для того, для чего его создал Гвидо! Читайте газеты, синьорина, и рано или поздно вы снова прочтете повесть о Луиджи и Бьянке, об обманутом Гвидо!

Он вырвал рукав из руки Агарь, стремглав ринулся вон из ломбарда и побежал в сторону многолюдных улиц, где вскоре затерялся. Агарь бросилась к двери, но не смогла остановить его безумный бег, поэтому ей осталось только наброситься на смутьяна Болкера, который, понятия не имея, почему итальянец так разволновался, с разинутым ртом стоял посреди ломбарда.

– Ах ты, чертенок! Ах ты, гном! – бушевала Агарь, хлопая его по большим ушам. – Ты надоумил этого человека, как совершить убийство!

– Убийство! – повторил Болкер, уворачиваясь от ударов. – Что вы имеете в виду?

– Жена этого человека обманула его. Он убьет ее тем кинжалом!

– Черт возьми! – сказал постреленок, который наконец понял, в чем дело. – Убить ее распятием! Ну и чудное это будет убийство! Я буду поглядывать на сообщения в газетах, будьте уверены!

И после этой речи он выбежал из ломбарда, чтобы спастись от дальнейшего наказания, Агарь же осталась оплакивать капризную судьбу, которая послала Барди болтливого паренька в столь критический момент. Однако в том, что он обрел смертоносное знание, вины Агарь не было, и если обманутый муж воспользуется кинжалом-распятием, чтобы убить Джемму и Пьетро, ее вины тоже не будет. Успокаивая подобными рассуждениями свою совесть, Агарь ежедневно ждала развязки трагедии и ежедневно, как советовал итальянец, читала газеты, чтобы узнать, если трагедия и впрямь случится. Но в течение многих недель в газетах ей не попадалось ничего подобного, и Агарь решила, что Барди либо не нашел свою жену, либо, найдя ее, простил ей прегрешения против его чести. Эти умозаключения показывали, как мало Агарь знала о горячем и страстном характере тосканцев.