Текст книги "Девятый круг"

– Фибоначчи – фигура, которая в наше время вызывает особый интерес, – вставил Иван Польскаян. – И породила бурю страстей в узком кругу нашего общества. – Он покосился на Орасио. – Не так ли, любезный друг?

Шахматист тщательно загасил энную сигарету, слегка раздавив окурок в пепельнице. Он разговаривал с заметным акцентом, но грамматически строил фразу безукоризненно, словно по учебнику. Себаштиану вновь задумался о том, какие узы связывали так крепко «друзей Кембриджа».

– Мне не хотелось бы отвлекать внимание присутствующих от письма Данте, но не будете ли вы так добры удовлетворить мое любопытство, – сказал Португалец.

– Изволь.

– Почему ваше общество называется «Друзья Кембриджа»?

– Отец никогда не объяснял тебе, в чем смысл? – спросил Иван с едва заметной улыбкой. – Ну так давайте прервем лекцию о Данте, дабы поведать историю, которая стоит за нашим названием. Следует заметить, она сильно отличается от той, что нам преподносят эти старые идеалисты. В начале XX века, в 1900 году, выдающийся немецкий ученый Давид Гильберт выступил с докладом на Международном математическом конгрессе в Париже о математических задачах, ожидающих решения. В своей блестящей речи он сделал краткий обзор основных тенденций развития науки в истекшем столетии и предложил список из двадцати трех фундаментальных проблем в математике, решение которых в тот момент еще не было найдено. Он считал, что данные проблемы должны стать основополагающими для математических исследований в грядущем веке. Гильберт утверждал, будто определение круга насущных проблем не менее важно, чем их решение. Иными словами, одна только постановка проблемы, понимание, в каком направлении необходимо идти, даже если неясно, откуда начинать, является сама по себе большим достижением. Несомненно, Гильберт был одним из математиков, кто внес немалую лепту в развитие науки. Заслуги и авторитет немца сыграли свою роль, и крупные ученые приняли вызов. Действительно, многие из перечисленных Гильбертом задач были разрешены полностью, другие лишь частично, некоторые до сих пор не поддаются усилиям научного сообщества.

– Недавно, – вмешался Эмилиано дель. Кампо, – американский Математический институт Клея в Кембридже[30]30
  Речь о Кембридже в штате Массачусетс, США. Университетский центр, где расположены, в частности, Гарвард и Массачусетский технологический институт.


[Закрыть] выделил семь нерешенных задач из списка Гильберта и назначил премию в семь миллионов долларов за их решение: по миллиону за задачу.

– Неплохо, – пробормотал Себаштиану.

– В число семи проблем тысячелетия вошли гипотеза Римана, гипотеза Пуанкаре, гипотеза Ходжа, гипотеза Свиннертона-Дайера, уравнения Навье-Стокса, теория Янга-Миллса и задача о равенстве классов NP и Р в теории алгоритма.[31]31
  Гипотеза Кука.


[Закрыть]

– И мы, пятеро верных друзей, объединили усилия, отдавая себе отчет, что решение столь абстрактных задач лежит далеко за пределами чистой науки, – продолжал Орасио. – Мы попытались использовать для решения каждой проблемы разнообразные подходы, взяв на вооружение красоту шахматной математики – сочетание точности и страсти, а также изобретательность и свежесть восприятия классиков, изощренность восточной философии, знание психиатрии и понимание механизма мыслительных процессов. Вдохновенное стремление к познанию. И мы решили одну из задач.

– Миллион долларов никогда не бывает лишним, – с широкой улыбкой прокомментировал Оскар.

– «Друзья Клея», – произнес Себаштиану, проверяя, как это звучит. – «Друзья Гильберта». «Друзья Кембриджа». – Он усмехнулся. – Я тоже выбрал бы последний вариант.

– Скромная дань уважения нашим… наставникам.

– И какую же из задач вы решили? – полюбопытствовал Себаштиану.

– Мы опирались на разработки Коутса и Уайлза середины семидесятых на тему комплексных чисел, существенно их дополнив, чтобы полностью разрешить проблему Свиннертона. Мы не станем тебя утомлять подробностями этой запутанной гипотезы. Достаточно сказать, что нам потребовалось два года напряженной работы, и в результате Альберто нашел верный ключ. Пары простых чисел и последовательность Смарандаче.

– Смарандаче?

Альберто взмахнул руками.

– Прогрессии. Мы сосредоточились на числах Люка, последовательности целых чисел, которая задается с помощью рекуррентной формулы. Один, три, четыре, семь, одиннадцать, восемнадцать и так до бесконечности.

– Минуту, – вмешался дель Кампо, поворачиваясь к Себаштиану. – Каким будет следующее число?

Себаштиану задумался, пристально глядя на собеседника, прокручивая в голове ряд чисел и так и этак. Дель Кампо также не спускал с него глаз, слегка потряхивая трубкой, зажатой в левой руке.

– Двадцать девять, – ответил наконец Себаштиану. Это простая прогрессия: каждое следующее число получается путем сложения двух предыдущих.

– Точно, – подтвердил психиатр.

Себаштиану кивнул, мимолетная улыбка тронула его губы.

– Что ж, приятное отступление, – заметил Орасио и обратился к итальянцу: – Итак, Альберто, вернемся к Данте, не позволяй Себаштиану увести себя в сторону.

Из папки, лежавшей перед ним, Альберто достал бумагу.

– Вот перевод пергамента.

Альберто надел очки в металлической оправе и начал читать:

Гражданам прекраснейшей и славнейшей дочери Рима, Флоренции, было угодно извергнуть меня из ее сладостного лона. Я блуждал, скитаясь, по всем краям, на которые простирается наша речь, поневоле обнаруживая раны, судьбой нанесенные. В тот раз путь мой лежал в Пизу, город, знаменитый своей башней, куда я спешил на встречу со своим добрым другом Паоло Джерарди, слушателем прославленного Леонардо Пизанского. Усовершенствовал ли Фибоначчи свои познания, прочитав в переводе с арабского на латинский трактат «Al-jabr w'al-muqabala» [32]32
  Полное название трактата аль-Хорезми «Книга о восстановлении и противопоставлении».


[Закрыть] выдающегося математика аль-Хорезми или же приумножил ученость во время многочисленных дальних странствий, то неведомо, но достоверно, что приобретенной мудростью он добросовестно поделился с моим другом.

Леонардо, сын Боначчи, поведал мне устами Паоло о многодневных плаваниях по нашему морю, к африканским берегам, до порта Буджа [33]33
  Совр. порт Беджая, Алжир.


[Закрыть], а также о подробнейшем изучении теорий Абу Камила и аль-Караджи. Всем известный труд «Liber Abaci» [34]34
  «Книга абака» (лат.).


[Закрыть], им написанный, является неоспоримым свидетельством его поистине удивительной учености.

И еще я хочу подробно рассказать о Паоло.

Муж среднего роста, с походкой слегка неровной, но не лишенной плавности. Он всегда облачен в скромные одежды, так как считает неподобающим хвастаться богатством нарядов или предаваться излишествам роскоши. Напротив, в обращении он неизменно проявляет достойную сдержанность и любезность. В еде и питье он также предпочитает умеренность, ссылаясь на то, что скудная пища имеет благотворное влияние на живость ума. Кушанья на его столе самые обычные, хотя я могу подтвердить, что никогда я ни в чем не знал отказа, когда удостаивался чести гостить у него.

У него удлиненное лицо с носом, напоминающим клюв хищной птицы, и сильным подбородком, выступающим вперед. Он наделен от природы челом чистым и глазами ясными, я бы сказал, живыми, а кроме того, смуглой кожей, свойственной жителям этого края, и темными волосами, которые растут в изобилии как на бороде, так и на голове. Мало я встречал людей, преданных всем сердцем учению и науке до такой степени, что если какая-то задача требует его немедленного внимания, он оставляет в стороне все прочие свои занятия. Если пытливый разум побуждал его к действию, он не знал покоя, не насытив любознательности. Если предложенная задача не имела легкого пути решения, он упорно атаковал ее, словно осажденную крепость, пока не находил искомое. Его превосходные качества достойны восхваления: и крепкая память, и проворный ум, не говоря уж о безупречной добродетели.

Хорошо изучив «Liber abaci» Фибоначчи, он издал рукописи, тщательно упорядочив их и снабдив комментариями. Магистр, знаток методов математических и практических исчислений, он преуспел также в теории, исследовав квадратные уравнения, подобные тем, что содержатся в трудах аль-Хорезми, Абу Камила и аль-Караджи.

В словах, словно доносившихся сквозь толщу столетий, что-то вновь потревожило невнятную ассоциацию, осевшую у Себаштиану в глубине подсознания. Он напрягся и попытался облечь ее в понятную форму, но кусочки головоломки не хотели складываться в картину.

– Одну минутку, – вмешался Орасио. Себаштиану, оставив бесплодные попытки поймать ускользающую мысль, переключил внимание на него. – Будет уместно, если мы по ходу дела осветим вопрос о состоянии науки в ту эпоху, в частности математики. Мы не сделали этого раньше, однако, мне кажется, нам все же следует кое-что уточнить.

– Я не великий эксперт, – обронил Иван, – но давайте проверим. – Он на мгновение прикрыл глаза и продолжил: – Паоло Джерарди написал книгу под названием «Librodi ragioni», или книгу о пропорциях. Этот трактат по алгебре, в свое время оказавший большое влияние на развитие научной мысли. В трактате были исследованы 193 алгебраические задачи, применимые преимущественно в коммерческих расчетах. В последних примерах описывалось решение девяти кубических уравнений, пять из них неприводимых.

– Боюсь, я мало смыслю в кубических неприводимых уравнениях, – признался Себаштиану.

– Все очень просто. – Иван вновь завладел разговором. – Уравнение первой степени описывает прямую, квадратное уравнение определяет плоскость, как, допустим, лист бумаги, а кубическое уравнение – объем. Например, маслину в твоем мартини можно описать с помощью кубического уравнения, в частности, графика, представляющего собой симметричную параболу. Способов решения подобных уравнений, которые в наши дни входят в программу институтов, в то время еще знали. Более того, считалось, будто они не имеют решения.

– Стоит отметить, что наш Джерарди, хваставшийся тем, что сумел найти алгебраическую формулу решения кубических уравнений, заблуждался в своих выводах. Так как он никогда не проверял полученные результаты, подставляя их в условие задачи, он не догадывался, что его решения ошибочны. Проблема решения уравнений подобного типа сдвинулась с мертвой точки лишь в шестнадцатом веке.

– А теперь, чтобы вторая часть письма была полностью понятной, – промолвил Орасио, – я должен напомнить некоторые факты, касающиеся императора Генриха VII. Семь elettori[35]35
  Избиратели, выборщики (um.).


[Закрыть] из Германии, собравшись на конвент во Франкфурте, 27 ноября 1308 года провозгласили молодого Генриха Люксембургского наследником имперской короны.[36]36
  Император избирался особой коллегией из семи курфюрстов из числа наиболее влиятельных светских и духовных феодалов Германии.


[Закрыть] В Италии незадолго до этого события завершилась война, инспирированная Корсо Донати, о чем мы уже упоминали. Наиболее влиятельные персоны и политики с интересом следили за действиями и передвижениями нового императора. И первым делом он собрал войско и начал шествие по Европе в направлении Италии. Вскоре стало очевидно, что он стремился не только вновь подчинить себе бывшие города империи, но и выступал как явный противник папы Климента V.

Рассказ продолжил Иван:

– Приблизительно тогда же Данте возвратился из Парижа, куда он ездил, чтобы укрепить Генриха VII в намерении сокрушить власть черных во Флоренции.[37]37
  По утверждению Боккаччо Данте приехал в Париж для «усовершенствования знаний» и занимался там науками, в частности богословием и философией; это произошло до избрания Генриха VII императором и до его похода в Италию. Однако факт пребывания Данте в Париже некоторые исследователи считают неподтвержденным. Встреча поэта с Генрихом VII состоялась в Милане в 1311 г.


[Закрыть] Установлено, что в ту пору Данте жил в северных областях Италии и сблизился с такими особами, как Кангранде делла Скала в Вероне. Но надежды Данте, будто «король римлян» поспешит во Флоренцию, развеялись. Генрих двинул свое войско на Брешию и, встретив сопротивление, подверг непокорный город осаде в мае 1311-го. Город был взят в сентябре этого же года. А затем, вместо того чтобы проложить путь в центр Италии, император повернул на Геную. Там он оставался до середины февраля 1312 года, а месяца два спустя прибыл в Пизу в сопровождении Данте, последовавшего за ним, с тем чтобы убедить вторгнуться во Флоренцию как можно скорее. И вот мы видим Данте в стенах Пизы, рассуждающим о математике. Второй фрагмент посвящен Пизанской башне и дает ответ на ряд вопросов, которые до сих пор являлись предметом жестоких споров, как, скажем, дискуссия об имени архитектора. Полагаю, мы произведем фурор в уважаемом сообществе архитекторов, – заявил он со злорадной улыбкой.

Отдав дань заутрене, отслуженной священниками, путешествовавшими с нами, мы вошли в город на рассвете и пошли по дороге, которая ведет к башне. Накануне мы стояли на реке Арно, на левом берегу, и заночевали на постоялом дворе в дне пути от города. Мои ноги изнывают от усталости, так как в последнее время я много странствовал, и я ощущал трепет, вступая в Пизу, бывшую смертельным врагом моей возлюбленной госпожи Флоренции, тем паче что более доброжелательного приема невозможно представить. Императора приветствовали с почестями, подобающими его высокому положению, дарованному милостью Божьей. Я лелеял надежду, что мне выпадет случай увидеться с моим другом Паоло Джерарди прежде, чем настанет полдень. Ученый диспут произойдет под сенью Кампанилы [38]38
  Колокольня (от um. campanile).


[Закрыть], которая хотя и построена лишь до половины, но уже наклонилась к югу.

Шестьдесят золотых было пожертвовано, чтобы заложить первый камень 9 августа 1173 года от Рождества Господа нашего и сделать чертежи, начертанные умелой рукой Боннано Лизано. Как мне удалось узнать, отклонение Кампанилы от вертикальной оси сделалось настолько угрожающим, что попечители Дуомо [39]39
  Кафедральный собор.


[Закрыть], обеспокоившись, весной года 1298-го от Рождества Господа нашего дали задание маэстро ди Симоне укрепить землю, на которой она возвышалась, а земля эта сплошь состояла из песка. Причиной таких распоряжений послужило то, что Томмазо ди Андреа да Понтадера [40]40
  Архитектор Томмазо ди Андреа взялся достраивать колокольню, известную как Пизанская башня, в 1350 г., через 29 лет после смерти Данте.


[Закрыть] уже установил, что наклон Кампанилы невозможно исправить. И сие отклонение от оси исчисляется в два локтя с половиной.

В году 1284-м от Рождества Господа нашего строительство вновь остановилось из-за войны с Генуей, но после того башню подняли до седьмого этажа из восьми полагавшихся по плану.

Тем не менее все было готово к началу диспута на площади, и многие важные люди собрались в ожидании вокруг Паоло и молодого Джанлукки Исненьи, дерзнувшего претендовать на должность, которую занимал мой возлюбленный друг. На хитроумные способы решения сложных задач торговой математики, представленные Исненьи, мой друг отвечает…

Альберто развел руками:

– И на этом, друзья мои, текст пергамента обрывается. Жаль, однако…

– Минуточку, тут уместен небольшой комментарий. – Орасио адресовал свои слова Себаштиану. – Профессор математики в эпоху Средневековья в Италии жил в мире жесточайшей конкуренции. Огромное значение имело то, что за каждый прослушанный курс студенты платили непосредственно своим наставникам. Таким образом, всегда существовала опасность, что студенты перестанут ему платить, если сочтут квалификацию лектора неудовлетворительной. Следовательно, благополучие профессора зависело от его репутации, и если, случалось, она бывала опорочена, он мог потерять должность, так что ему приходилось покидать университет и даже город. Затем, чтобы поддержать на должном уровне свой престиж, профессора участвовали в публичных диспутах, являвшихся чем-то вроде образовательных олимпиад. Победитель приумножал свою славу и, если весть о нем распространялась широко, еще и количество учеников. Как правило, инициатором диспута выступал кандидат, обладавший неоспоримым правом выносить на всеобщее обсуждение ряд тезисов по теме, в которой знаменитый профессор считался корифеем. Тот, в свою очередь, готовил для оппонента собственные вопросы из данной области, и по прошествии определенного времени они встречались в общественном месте для интеллектуального поединка. Победа присуждалась тому, кому удавалось убедительно доказать большее число тезисов или решить большее количество задач, если речь шла о математиках.

Себаштиану заставлял себя слушать усилием воли. Исторический экскурс был достаточно интересен, но на краю сознания бродила та неуловимая мысль, не дававшая ему покоя. Смутная ассоциация все время напоминала о себе, словно укус насекомого на спине, – зудящая точка, маленькая и недоступная.

– Итак, – вмешался Иван, – обладатель уникального, революционного способа решения задачи, иными словами, тот, кто изобрел новый математический метод, изначально имел существенное преимущество перед оппонентами. Из-за сложившейся системы соперничества и общей атмосферы недоверия, господствующей в ученой среде, публикация научных открытий фундаментального значения была совсем не в интересах исследователей. С большой долей уверенности мы можем предположить, что победил Паоло Джерарди, ибо его имя вошло в историю, но наверняка мы этого никогда не узнаем.

Озарение пришло внезапно – в одно короткое мгновение ускользающая мысль, вертевшаяся в голове у Себаштиану, обрела форму. Когда, приехав в Мадрид, он прочитал заключения экспертов, его зацепило слово, будто бы выпадавшее из контекста, прочно поселившись в темных недрах сознания: «Комедия». «Я выбираю самый верный путь сквозь чащу сумрачного леса комедии». Предпоследняя фраза из «предсмертной» записки Хуана Аласены. «Комедия! Боже мой, "Божественная комедия"». Себаштиану застыл в кресле, точно изваяние. Голоса, звучавшие в комнате, слились в невнятный гул и вдруг исчезли. В душе Португальца крепла ужасающая уверенность. Он почти не сомневался, что догадка верна, но инстинкт умолял его не спешить, настойчиво призывая к осторожности.

– Орасио, – негромко позвал он. – Как караются грешники в первом круге Ада в «Божественной комедии»?

Себаштиану читал книгу давно, и подробности потускнели в его памяти. Он помнил отдельные сцены и строфы, но предпочитал проверить свою страшную догадку, проконсультировавшись с Орасио. Напряжение, волнами исходившее от Себаштиану, передалось другим, и в гостиной установилась плотная, как ватное одеяло, тишина. Орасио испытующе посмотрел на племянника.

– Миновав преддверие Лимба, где, как мы помним, пребывал Вергилий, провожатый Данте, мы встречаем праведных язычников, то есть безупречно добродетельных людей, не ведавших христианства. Их наказание заключается в том, что им не дано вовек узреть милость и славу Господа. Достаточно упомянуть, что в первом круге высится замок мудрых, где в числе прочих обитали древние поэты Гомер и Овидий. Предчистилище, – продолжал Орасио, – вплоть до врат Святого Петра, становится местом, где души отлученных и непокаявшихся ждут, когда им откроется доступ в Чистилище, то есть к искупительным мукам. И в этой связи возникает вопрос: какова вероятность, что душа из Лимба не очутится по ошибке в том месте, которое Данте называет сферой воздуха. Если мы рассмотрим в целом систему аллегорий, обратившись к традиционному истолкованию текста…

Себаштиану кивнул. Все правильно, память его не подвела.

– А второй круг? – спросил он.

Орасио, не привыкший, чтобы его перебивали, моргнул и ответил не сразу, заинтригованно поглядев на Себаштиану.

– Во втором круге находятся обреченные на муки за грех сладострастия, – степенно уточнил Орасио. – В этом отношении мотивы чувственности, вожделения обретают особое звучание. Речь идет не только о деянии, но и о греховных помыслах. Чтобы ты лучше разобрался, скажу, что в эпоху, когда создавалось это произведение, было очень велико влияние Джованни Фиданцы, святого Бонавентуры.[41]41
  Бонавентура (Bonaventura), Джованни Фиданца (1221–1274) – монах-францисканец, кардинал. Выдающийся ученый, теолог и философ; канонизирован в 1482 году, в 1587 году причислен к учителям церкви.


[Закрыть] Его философские трактаты считаются трудами, содержащими ключ к пониманию теологии и морали Средневековья. Таким образом, согрешить в помыслах было ничуть не лучше, чем согрешить физически. Забавно, что место казни за сладострастие расположено во втором круге, сразу вслед за Лимбом, иными словами, выше тех, где караются грехи, казалось бы, менее тяжкие, как, допустим, чревоугодие. И это доказывает, что в действительности к сладострастию, хотя оно и являлось смертным грехом, относились терпимо. Например, во втором круге мы встречаем Франческу да Римини, выданную замуж за хромого Джованни Малатесту и влюбившуюся позднее в своего деверя Паоло. Застигнутые во время любовного свидания, они были убиты разгневанным мужем. В круге втором в наказание назначены вьюги и ураганный ветер, который крутит несчастных и истязает нагую плоть. – Он хлестнул воздух рукой. – Вот и все, в самых общих чертах. Разумеется, на эту тему можно рассуждать бесконечно. А зачем тебе?

Себаштиану не отводил требовательного взгляда от Орасио.

– А третий? – упрямо продолжал он, пропустив мимо ушей вопрос дяди. Строки поэмы постепенно всплывали в памяти.

– Чревоугодники и те, кто предавался излишествам, уступив соблазну. В целом в третьем круге находятся люди, преданные обжорству, неспособные пожертвовать ради будущей благодати первобытной тягой к еде, те, кто животные инстинкты ставил выше духа человеческого. Их наказание – холод, ледяные дожди, град и снег. Себаштиану, а почему тебя это интересует?

Себаштиану перевел дух, приходя в себя. Он осознал, что сидит на краю кресла, а все остальные настороженно следят за ним.

– У тебя есть здесь экземпляр поэмы? – спросил Себаштиану.

– Разумеется, – отозвался Орасио.

Он снял один том с полки книжного шкафа и подал племяннику. Некоторое время Себаштиану молча перелистывал страницы: он читал быстро, разыскивая определенные места, которые помнил смутно.

– Если коротко, – сказал он наконец, – серийные убийцы, как правило, следуют заданному сценарию или ритуалу. Бывают, конечно, исключения, но редко. Джек Потрошитель убивал только проституток, чтобы затем изуродовать их тела. Вычислить этот сценарий – значит сделать первый шаг, и очень важный шаг, к поимке преступника. Он дает нам недвусмысленные указания. Я думаю, что убийца Хуана Аласены воодушевлен поэмой Данте, – медленно закончил он.

На улице Себаштиану первым делом вытащил мобильник и набрал номер Морантеса. Друг ответил после четырех гудков.

– Себаштиану, – голос Морантеса звучал натянуто, – я сейчас не могу говорить.

– Одну секунду, у меня важное сообщение.

– Да, Себаштиану, но…

– Кажется, я понял, чем руководствуется твой преступник, – торопливо перебил Португалец.

Из трубки не доносилось ни звука.

– Морантес?

– Да, я здесь. Послушай, я сейчас не могу говорить. Я тут увяз по уши… Возвращаюсь в Мадрид послезавтра, тогда и увидимся.

– Я же завтра уезжаю. Позвони мне в Лондон, и я тебе все расскажу.

– Даже не думай, парень. Если у тебя есть горячая информация, с тобой многие захотят побеседовать. Учти…

Вдруг раздался грохот, похожий на выстрел, оборвав агента на полуслове, послышались крики и брань.

– Вот дерьмо! – завопил Морантес. – Португалец, жди меня через два дня в Мадриде. – И мгновенно оборвал связь.

Себаштиану озабоченно выключил телефон. Во что влип его приятель? Он закрыл глаза и потер веки большим и указательным пальцами. Итак, до конца недели он остается в Мадриде. Португалец снова открыл телефон и позвонил в туристическое агентство.