Текст книги "Абсолютное оружие"

«Да-а, – подумал Ларс, – ну и способ я выбрал, чтобы зарабатывать на хлеб насущный».

3

«Поздравляем! – говорилось в письме, которое доставила ему служба мгновенной почты. – Из миллионов ваших сограждан, друзей и соседей выбрали именно вас! Отныне вы носите высокое звание конкомодия».

«Не может быть!» – подумал Сэрли Г. Фэббс, еще и еще раз перечитывая текст в типографском бланке.

Этот небольшого формата листок являлся официальным документом, на котором стояли его имя и персональный номер. А с виду обыкновенная бумажка, ничем не отличается от тех, что присылают из домоуправления с просьбой проголосовать за повышение тарифов. Как бы то ни было, он держал в руке официальное уведомление, которое открывало ему доступ (просто невероятно!) в Фестунг Вашингтон и в святая святых его, подземный «кремль», самое охраняемое место во всем Западном блоке.

И отнюдь не в качестве туриста.

«Значит, там, наверху, меня считают настоящим, типичным представителем народа!» – подумал он.

И сразу почувствовал, что это так и есть. Он ощутил собственную значимость, весомость, мощь, даже голова слегка закружилась, как у пьяного, и срочно захотелось присесть. Нетвердой походкой, едва передвигая ослабевшие ноги, он пересек крохотную гостиную и сел на обитую искусственным мехом фнула кушетку, выполненную в ионическом стиле.

– Ага, понятно, почему меня выбрали, – произнес вслух Фэббс. – Это потому, что я разбираюсь в оружии, потому что я знаю о нем все.

Он ведь крупный специалист, вот он кто, а все благодаря тому, что ему, как, впрочем, и всем остальным его согражданам, недавно сократили рабочую неделю до девятнадцати часов, и каждый вечер по шесть-семь часов он проводил в центральном отделении публичной библиотеки города Бойсе, штат Айдахо, просматривая учебные фильмы и другие полезные материалы.

Прекрасным специалистом он был не только в области оружия. До малейших подробностей помнил абсолютно все, что когда-либо изучал: скажем, все детали и тонкости производства красного стекла во Франции начала тринадцатого века.

«Я помню, из какой именно провинции Византийской империи привозили мозаику Римской эпохи, чтобы потом расплавить ее и получить заветное красное стекло», – думал он, и душа его пела и ликовала.

Пришло наконец долгожданное время, когда в Совете будут заседать люди по-настоящему образованные, с энциклопедическими знаниями, такие вот, как он, а не эти идиоты, тупицы, которые не читают ничего, кроме газетных заголовков, а по телевизору смотрят только спорт и примитивные мультики, ну и, конечно, всякую мерзость про секс, захламляют свои пустые головы этой отравой, этим мусором массовой культуры, этими примитивными поделками, которые намеренно штампуют крупные корпорации, захватившие в свои руки реальную власть; если знать всю их внутреннюю кухню, это становится понятным как дважды два, взять хоть, например, корпорацию «И. Г. Фарбен», далеко ходить не надо. Не говоря уже про более крупные тресты, связанные с электроникой, системами наведения ракет, возникшие позднее, – скажем, трест А. Г. Беймлера из Бремена, который и является настоящим владельцем и «Дженерал Динамикс», и «Ай-Би-Эм», и даже «Джи-И», ведь это очевидно, стоит только копнуть поглубже. А уж копать он умеет.

«Погодите, дайте мне только занять кресло в Совете, напротив самого Верховного главнокомандующего Западного блока, генерала Джорджа Нитца, – думал он. – Вот увидите, у меня найдется что ему рассказать, например, про “железо”, которое фирма “Боинг” использует в гомеостатическом антиэнтропийном фазопреобразовательном осцилляторе синусоидных волн “Метро-гретель” для своих сверхскоростных межпланетных ракет ЛЛ-40. Уж мне об этом известно больше, чем всем так называемым экспертам в Фестунг Вашингтоне вместе взятым. Нет, раз уж меня выбрали на смену конкомодия, чей срок подошел к концу, я не собираюсь просиживать там штаны, я засучу рукава и буду работать. И если получится, я заставлю этих боровов меня выслушать, а там, глядишь, всем бездельникам дам под зад, они полетят со своих мест целыми отделами.

Теперь у меня будет настоящее, серьезное дело, хватит уже бесконечно писать письма в бойсскую газетенку “Стар таймс” или сенатору Эджвеллу. Тот даже не потрудился прислать официальное извещение о получении, он, видите ли, занят».

Теперь все будет посерьезней, чем даже в те славные деньки семь лет назад, когда он получил в наследство несколько государственных ценных бумаг и стал публиковать свой собственный небольшой информационный бюллетень, рассылая его по мгновенной почте первым попавшимся абонентам из видеотелефонного справочника и, разумеется, всем высшим должностным лицам в Вашингтоне. Этот бюллетень изменил… или, скорее, мог бы круто изменить ход истории, если б у кормила власти не сидели жирные тупицы, коммунисты и бюрократы… например, что касается борьбы с болезнетворными протеиновыми молекулами, которые постоянно проникают на Землю вместе с кораблями, возвращающимися из полетов на планеты-колонии, ведь именно от них он подхватил грипп в девяносто девятом и по большому счету так и не оправился до сих пор, о чем не забыл упомянуть страховому агенту у себя на работе, в корпорации под названием «Новая эра кооперативно-финансовых сбережений и кредита» в Бойсе, где занимался проверкой заявлений о ссудах на предмет выявления потенциальных неплательщиков.

А уж в деле выявления будущих неплательщиков равных ему не было. Одного взгляда на заявителя, особенно если это негр, хватало: за какую-то долю секунды весь моральный облик личности возникал перед ним как на ладони.

Об этом в корпорации «НЭКФС и К» знал каждый, даже сам начальник отделения мистер Рамфорд. И, несмотря на это, мистер Рамфорд из эгоцентричных амбиций и собственной жадности саботировал официальные заявления Фэббса о существенном повышении жалованья, которые он регулярно подает вот уже двенадцать лет кряду.

Теперь эта проблема решена. На посту конкомодия он будет получать огромное жалованье. Вдруг он вспомнил – и сразу стало не по себе – о том, что в письмах к сенатору Эджвеллу всегда выражал недовольство непомерно высокими зарплатами шести граждан, отобранных в Совет в качестве конкомодиев.

Ну да ладно, теперь – к видеофону, надо сообщить новость Рамфорду, который наверняка в своей шикарной квартире завтракает, чтоб он подавился.

Фэббс набрал номер, и вскоре на экране возник мистер Рамфорд, облаченный в шелковый китайский халат.

– Мистер Рамфорд, – забормотал Сэрли Г. Фэббс, набрав полные легкие воздуха, – я хотел вам кое-что сообщить…

Он вдруг умолк, не в силах справиться с робостью. От закоренелых привычек не так-то легко избавиться.

– Понимаете, мистер Рамфорд, я получил извещение из Вашингтона, – услышал он свой тоненький, дрожащий голосок как бы со стороны. – Это… ммм, в общем, поищите себе кого-нибудь д-другого, я больше, это… не стану гнуть на вас спину… в вашей п-паршивой фирме. А кстати, вам, наверно, интересно будет узнать, что полгода назад я дал добро на выдачу ссуды в десять тысяч одному проходимцу, так вот, он эту ссуду вам не вернет, и не ждите!

Он хотел еще высунуть язык, но уже швырнул трубку; от напряжения его прошиб пот, руки-ноги дрожали, но душа пела и ликовала.

– А кто этот проходимец, я вам не скажу, – пробормотал он. – Можете рыться в документах сами, если у вас есть время, или пусть мой преемник займется сверхурочно. Вот вам, мистер Рамфорд.

Он отправился на крохотную кухоньку и быстренько разморозил абрикосовый компот, который всегда употреблял на завтрак. Усевшись за стол, представляющий собой обыкновенную строганую доску, закрепленную у стенки, он стал есть и предаваться сладким размышлениям.

«Погодите, в “Объединении” тоже об этом узнают», – думал он.

Он имел в виду «Объединение доблестных воинов европеоидного происхождения из Айдахо и Орегона», в частности пятнадцатое подразделение, и в особенности одного человека по имени Скитер В. Джонстон, имеющего звание римского центуриона, который на днях приказом АА-35 понизил в звании Фэббса: будучи легионером первого класса, он стал теперь илотом пятидесятого.

«А ведь обо мне услышат и в штаб-квартире преторианцев “Объединения” в Шайенне, – вдруг подумал он. – Сам Император Солнца Клаус! Наверняка мне присвоят звание римского центуриона, а Джонстону дадут пинка под зад».

И еще кое-кто получит по заслугам! Например, тощая библиотекарша из главного отделения публичной библиотеки в Бойсе, которая не подпустила его к микрофильмам порнографических романов двадцатого века, хранящимся в восьми закрытых контейнерах.

«Это ваши прямые обязанности!» – мысленно обратился он к ней и живо представил, как вытянется ее иссохшее, похожее на большую бородавку лицо, когда сам генерал Нитц сообщит ей о его назначении.

Он кушал компот, а воображение рисовало длинный ряд компьютеров в Фестунг Вашингтоне, за которыми сидят люди, изучая миллионы и миллионы файлов, чтобы выявить, кто по-настоящему демонстрирует типичные привычки и пристрастия настоящего покупателя, а кто просто прикидывается. Как, например, эти Страттоны из квартиры напротив, которые всегда так и пыжатся, чтобы выглядеть самыми типичными гражданами, а на самом деле, в глубинном, онтологическом смысле, таковыми никогда и не были.

«Выходит, – радостно думал Фэббс, – я и есть тот самый “универсальный человек” Аристотеля, которого человечество на протяжении пяти тысяч лет пыталось вывести генетическим путем! И в Фестунг Вашингтоне в конце концов признали это!

Когда сфера вооружений будет наконец передана мне официально, – с мрачной решимостью размышлял он, – уж я буду точно знать, что с этим делать. Уж на меня можно рассчитывать. Я найду десятки способов, один лучше другого, осуществить любой проект. Уж я сумею применить все свои знания и способности.

Только вот что непонятно: зачем тогда держать еще пятерых конкомодиев? Может, наверху в конце концов поймут это, и тогда мне доверят не жалкую одну шестую, а всю сферу компетенции конкомодиев. Почему бы и нет? Пожалуй, это вполне возможно.

Это будет выглядеть примерно так:

Генерал Нитц (потрясенным голосом):

– Боже мой! Фэббс! Вы совершенно правы. На этом этапе катушку ограничения броуновского движения в индукционном поле, в ее портативном исполнении, можно легко применить в недорогом приборе для охлаждения пива, применяемом во время длительных, более семи часов, экскурсий. Ха! Черт меня подери!

Фэббс:

– Тем не менее, генерал, мне кажется, вами упущен один важный момент. Если вы внимательно прочтете мое официальное заключение…»

Звонок видеотелефона прервал его мысли; он вскочил из-за стола и поспешил к аппарату.

– Мистер Сэрли Фэббс, дом номер тридцать, ноль шесть, восемьдесят пять? – возникло на экране лицо пожилой бюрократки.

– Д-да, – беспокойно ответил он.

– Сегодня у нас вторник, и вы должны получить извещение о вашем зачислении в Совет нацбеза на должность конкомодия. Получили?

– Да!

– Я звоню, мистер Фэббс, чтобы напомнить вам следующее: ни при каких обстоятельствах вы не должны передавать, сообщать, декларировать, объявлять или иным способом информировать любое лицо, организацию, средства массовой информации или независимую организацию, способную в любой форме принимать, записывать или передавать, сообщать или обнародовать информацию, что на очередном официальном заседании Совета нацбеза вы были избраны конкомодием «А», что и указано в третьем пункте полученного вами письменного уведомления, которое вы обязаны прочесть и строго соблюдать под страхом предусмотренных законом санкций.

У Сэрли Г. Фэббса душа ушла в пятки. Уведомление! Ведь он не прочел его до конца! Ну да, конечно, имена всех шести конкомодиев строго засекречены! А он уже успел все разболтать мистеру Рамфорду.

А может, не успел? Он лихорадочно пытался вспомнить, что именно говорил, слово в слово. Может, он просто сообщил, что вот, мол, получил уведомление? О боже! Если там узнают…

– Благодарю вас, мистер Фэббс, – донесся до его слуха женский голос, и экран погас.

Фэббс стоял как столб посреди комнаты, медленно приходя в себя.

«Придется позвонить мистеру Рамфорду еще раз, – с тяжелым сердцем подумал он. – Как бы это сделать так, чтобы он подумал, будто я ухожу, потому что у меня проблемы со здоровьем. Или еще придумать какой-нибудь предлог. Например, потерял квартиру, должен срочно переезжать в другой город. Что угодно!»

Он заметил, что дрожит как осиновый лист.

Внезапно в его воображении возникла новая картина.

Генерал Нитц (холодно, с угрозой):

– Так, значит, Фэббс, вы все-таки разболтали.

Фэббс:

– Я вам еще пригожусь, генерал. Я буду работать гораздо лучше, чем все, кто был до меня, я могу, поверьте, я знаю, что говорю. Ради Христа, сэр! Дайте мне шанс, и я докажу, чего я стою.

Генерал Нитц (смягчившись):

– Ну, хорошо, Фэббс. Я вижу, вы человек особенный, не такой, как другие. Поэтому и мы можем позволить себе относиться к вам не так, как ко всем остальным. Скажу откровенно, за долгие годы работы с людьми мне еще ни разу не попадался столь уникальный человек, и для свободного мира было бы невосполнимой потерей, если бы вы не стали работать с нами, ежедневно обогащая нас своими знаниями, опытом и талантом.

Фэббс опять сел за стол и механически продолжил прерванный завтрак.

Генерал Нитц:

– Положа руку на сердце, Фэббс, я даже готов сказать…

«Да пошло оно все к черту», – подумал Фэббс, чувствуя, как непреодолимая тоска подступает к горлу.

4

Ближе к полудню в нью-йоркском офисе корпорации «Мистер Ларс» появился Пит Фрейд, главный инженер компании «Ланферман и партнеры», офисы которой располагались в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, – эта фирма по эскизам Ларса Паудердрая изготавливала модели, опытные образцы, проводила испытания изделий и так далее.

После долгих лет тесного сотрудничества с Ларсом Пит Фрейд чувствовал себя здесь как дома. Он неторопливо, слегка сутулясь из-за своего высоченного роста, вошел в кабинет Ларса, когда тот пил двадцатипроцентную настойку на меду с добавлением синтетических аминокислот – прекрасное средство от истощения организма после утреннего транса.

– А ты знаешь, что эта бурда каждого десятого награждает раком верхних дыхательных путей? – спросил Пит. – Так что бросай, пока не поздно.

– Не могу, – ответил Ларс.

Его организм настоятельно требовал пополнения энергией, и потом, ясное дело, Питер просто шутит.

– Но вот кое-что бросить действительно надо… – начал было Ларс, но оборвал.

Сегодня он и так много болтал, особенно перед человеком из Кей-Эй-Си-Эйч, и если тот хороший агент, то обязательно все запомнил, намотал на ус и в случае чего сможет воспользоваться.

Питер, сгорбившись, бродил по кабинету. Причиной своей вечной сутулости он считал высокий рост, а также, как он постоянно твердил, «больную спину». Толком понять, в чем именно заключалась эта болезнь, никто не мог. Порой он что-то мямлил про смещенные диски. А порой, если внимательно вслушиваться в бессвязные монологи, речь шла о диске изношенном; с лицом несчастного Иова он любил подолгу толковать о различии между этими двумя причинами недуга. Но были и другие причины: по средам, например, а сегодня как раз среда, он почему-то вспоминал, что причиной «болезни спины» было старое боевое ранение. Именно об этом он сейчас и собирался порассуждать.

– Ну, да, конечно, – ответил он умолкнувшему Ларсу, сунув руки в задние карманы рабочих штанов.

Три тысячи миль от Западного побережья Пит проделал на реактивном самолете, одетый в замасленную рабочую робу, правда решив сделать уступку сообществу приличных людей, сверху нацепил галстук, когда-то, похоже, яркий и цветастый, а теперь какого-то землистого оттенка, вдобавок неглаженый. Галстук болтался поверх его расстегнутой и пропитанной потом рубахи, как веревка на шее раба, за которую того время от времени таскают на порку. А на кормежку, похоже, вообще водят только по большим праздникам. Несмотря на привычку будто от нечего делать слоняться из угла в угол, Пит был прирожденный труженик. Когда он работал, весь остальной мир – а у него были жена и трое детей, и кое-какие увлечения, друзья, наконец, – переставал для него существовать. Трудиться он начинал в шесть или шесть тридцать утра, едва разлепив глаза от сна. В общем, это был «жаворонок», в отличие от Ларса, которого скорее можно было отнести к разряду «сов». Порой это принимало совершенно невероятные формы. Даже после разгульной ночи до самого закрытия бара, с пивом и пиццей, неважно, вместе ли с женой Молли, или без нее, он вставал неизменно бодрый и свежий как огурчик.

– Что «конечно»? – спросил Ларс, продолжая потягивать свой напиток.

Он очень устал, сегодняшний транс выжал из него соков больше, чем мог восстановить чудодейственный эликсир.

– Ты хочешь сказать: «Конечно, бросай свою работу». Я наперед знаю все, что ты скажешь. Я слышал это столько раз, что мог бы…

– А, черт возьми, значит, знаешь все наперед, – возбужденно перебил его Пит хриплым голосом. – Скотина! Ты же никогда не слушаешь, что тебе говорят. На что ты способен? Только порхать в небесах и приносить оттуда в клювике Слово Божье! А мы тут слушай разинув рты и слепо верь каждой глупости, которую ты царапаешь на бумажке, как какой-то… – Он судорожно замахал руками, и плечи его под синей хлопчатобумажной рубашкой заходили ходуном. – Подумай, сколько ты мог бы дать человечеству, если б не был такой лентяй!

– Что я мог бы дать?

– Ты мог бы решить все наши проблемы! – сверкнул на него глазами Пит. – Если там, куда ты отправляешься в трансе, – он ткнул большим пальцем в потолок, словно Ларс и в самом деле во время транса отправлялся именно туда, – можно узнать, как создать новое оружие… – Тебя нужно отдать ученым, чтобы изучали под микроскопом, отправить в Калифорнийскую лабораторию на исследования, а ты сидишь тут в своей конторе, как ведьма в пряничном домике, и занимаешься колдовством.

– Колдовством, говоришь? – спросил Ларс.

– Ладно, может, и не колдовством. Какая разница? Мой шурин тоже колдун, и я ничего не имею против. Мужчина чем хочет, тем и занимается, это правильно. – Пит уже почти кричал, и его, должно быть, слышали даже на улице. – Пока сохраняется чистота и целостность, он остается самим собой, он личность, а не то, что ему велят делать. А ты?

Теперь голос сник почти до шепота.

– Ты делаешь только то, что тебе приказывают. Говорят: ну-ка, набросай нам букетик эскизных проектов в трех проекциях! И ты делаешь!

Он замолчал, потом хмыкнул, вытер испарину над верхней губой, сел на стул, протянул свои длинные руки и стал перебирать эскизы на столе Ларса.

– Это не то, что тебе надо. – Ларс придвинул бумаги к себе.

– Не то? А что же? По-моему, это чертежи.

Пит наклонился и, вытянув шею, стал разглядывать их внимательней.

– Это из Восточного блока, мисс Топчевой, – сказал Ларс.

Где-то там, в Булганинграде или Новой Москве, в Советском Союзе, в общем, существовало целых две проектно-инженерные фирмы – в тоталитарном обществе такое дублирование функций было типичным явлением. Существовал также и коллега Пита, в задачу которого входило продвижение подобных проектов от эскиза до готового изделия.

– Ну, дай хоть взглянуть.

Ларс снова подвинул бумаги Питу, и тот уткнулся носом в ровную глянцевую поверхность, будто вдруг стал близоруким. Он молча просмотрел эскизы один за другим, крякнул, откинулся в кресле и бросил фотографии на стол. Но промахнулся, и вся пачка шлепнулась на пол.

Пит нагнулся и поднял ее, бережно сложил и аккуратно опустил на стол, всем своим видом давая понять, что относится к эскизам с должным почтением, а если и допустил некую небрежность, то ненарочно.

– Черт знает, что это такое, – сказал Пит.

– Не согласен, – возразил Ларс.

Вообще-то эскизы ничем не хуже его собственных. Просто Пит любит и уважает Ларса, вот и мелет всякую чушь. Из дружеских чувств он готов болтать языком, как преданный пес хвостом, – Ларсу, конечно, это нравилось, но все-таки хотелось видеть вещи в истинном свете.

– С ними вполне можно работать. Она знает свое дело.

Но, само собой, эти эскизы – не обязательно типичные образцы ее работы. Всем известно, что агенты советской контрразведки – мастера на мистификации и не раз оставляли Кей-Эй-Си-Эйч в дураках. Тайная полиция Советского Союза, КВБ, реагировала на деятельность этого всепланетного сыскного агентства как бык на красную тряпку. Все это понимали, и, когда Дон Паккард принес эскизы, само собой подразумевалось, что советская контрразведка, зная, что некий агент Кей-Эй-Си-Эйч собирает информацию о моделировании оружия, вполне могла подсунуть ему только то, что считала нужным, тщательно скрыв главное.

Это всегда следовало иметь в виду, и Ларс имел. А вот как отнеслись члены Совета нацбеза к материалу, который агенты Кей-Эй-Си-Эйч собрали специально для них, это вопрос. Предсказать их реакцию было невозможно. Они могли принять информацию с полным доверием (впрочем, это маловероятно), а могли и цинично отвергнуть. Сам он старался придерживаться середины, не впадая в крайности.

– А кто там, она сама, что ли? – спросил Пит.

– Да. – Ларс протянул ему нерезкий снимок.

Пит снова уткнулся в фото.

– Нет, ни черта не разобрать, – заявил он наконец. – И за такую работу Кей-Эй-Си-Эйч дерет денежки, и немалые! У меня бы и то лучше вышло: зашел бы в филиал Булганинградского научно-исследовательского института оборонной промышленности с полароидом, щелкнул – и получите.

– Организации с таким названием больше нет, – сказал Ларс.

– Неужто расформировали? – удивленно взглянул на него Пит. – Но она-то пока там числится.

– И руководитель теперь другой, не Виктор Камов. Он куда-то исчез. Что-то у него легкие забарахлили. В общем, теперь эта контора называется…

Ларс заглянул в блокнот, где делал пометки, слушая отчет агента Кей-Эй-Си-Эйч. В странах Восточного блока такое случается сплошь и рядом, и он не придавал этому особого значения.

– Так… вот: «НИИ ядохимикатов сельскохозяйственного назначения, подотдел зерновых, архивы». Расположен в самом Булганинграде. Подчиняется Министерству техники безопасности, под этим прикрытием работают научно-исследовательские центры небактериологического оружия. Впрочем, ты и сам это знаешь.

Ткнувшись лбом в голову Пита, он склонился над нечеткой фотографией Лилы Топчевой, снова вглядываясь в ее изображение, словно надеясь, что произошло чудо и снимок стал резким.

– Мне кажется, тебя что-то беспокоит, – сказал Пит.

– Да нет, – уклончиво ответил Ларс, пожав плечами, – так, может, просто хандра.

Он не хотел говорить на эту тему, но инженера из компании «Ланферман и партнеры» не так-то легко провести – у него собачье чутье.

– Хандра, так хандра… но давай-ка сначала…

Жестом профессионала Пит запустил под столешницу Ларса чуткие пальцы в поисках жучков. Нет, похоже, все чисто.

– У тебя какой-то затравленный вид. Все еще сидишь на таблетках?

– Нет.

– Врешь.

– Вру, – согласился Ларс.

– Бессонница мучает?

– Средне.

– Если этот козел Нитц все-таки взял тебя за жабры…

– Пользуясь твоим красочным языком, отвечу, что мои жабры – не самая легкая добыча для козлиных копыт. Теперь ты за меня спокоен?

– Они еще лет пятьдесят будут искать тебе замену и черта с два найдут. Я знал Уэйда. Он был неплох, но до тебя ему далеко. Да и всем остальным тоже. И эта дамочка из Булганинграда, она тоже тебе в подметки не годится.

– Спасибо, друг… – начал было Ларс, но Пит грубо его оборвал:

– Да пошел ты! Я знаю, что говорю.

– Да, – согласился Ларс. – Только про Лилу Топчеву худых слов не надо.

Неуклюже пошарив в кармане рубашки, Пит вытащил дешевую сигару. Он неторопливо прикурил, пустил клуб ядовитого дыма, пустил еще один, и в кабинете сразу стало намного темнее. Ничего не замечая вокруг, словно полностью позабыв, где находится, Пит с шумом пыхал своей зловонной сигарой.

У него было одно хорошее качество, которое нередко выглядело как изъян: он был уверен, что можно решить любую, даже самую головоломную проблему, стоит только молча посидеть и как следует подумать. Причем проблема может лежать в любой области. Даже в такой темной, как человеческая душа. Он считал, что устройство ее не сложнее и не проще устройства любого живого органа, созданного двумя миллиардами лет эволюции.

«Какой по-детски оптимистический взгляд на вещи, – подумал Ларс. – Такими глазами, наверное, смотрели на мир люди в восемнадцатом столетии».

Пит Фрейд, хоть и имел золотые руки, хоть и был настоящий гений инженерной мысли, нисколько не походил на человека своего возраста. Такое мировоззрение бывает разве что у отличника-семиклассника.

– Вот у меня, например, есть семья, дети, – изрек он, пожевывая вонючую сигару, правда, лучше от этого она не становилась. – В общем, тебе надо жениться.

– Конечно, – согласился Ларс.

– Я пошутил.

– Нет, ты говорил серьезно. Но это не значит, что ты прав. Я знаю, что меня беспокоит. Смотри.

Кончиками пальцев Ларс коснулся поверхности кодового замка на выдвижном ящике своего рабочего стола. Ящик живо среагировал и с готовностью выскочил, как ящик магазинной кассы. Он достал свои новые эскизы – собственно, ради них Пит и проехал целых три тысячи миль. Ларс передал их другу, и его охватило чувство глубокого стыда, которое всегда возникало в такие минуты. Щеки так и пылали. На Пита он старался не смотреть и, чтобы чем-то занять себя, стал перекладывать на столе бумаги.

– Просто шикарно, – сказал наконец Пит и аккуратно завизировал каждый эскиз, написав свои инициалы под официальным номером, на котором рукой какого-то бюрократа из аппарата нацбеза уже была поставлена печать с его же подписью.

– Значит, едешь обратно в Сан-Франциско, – сказал Ларс, – на скорую руку делаешь модель и принимаешься за действующий опытный образец…

– Этим занимаются мои ребята, – поправил его Пит, – им надо просто объяснить, что к чему. Стану я пачкать руки такой чепухой?

– Пит, долго все это будет так продолжаться? – спросил Ларс.

– Вечно, – мгновенно парировал Пит.

Ну, просто какое-то сочетание наивного оптимизма семиклассника с невыносимо горьким смирением.

– Представляешь, сегодня утром, – сообщил Ларс, – подхожу к офису, а ко мне с вопросами пристает робот-телерепортер, материал собирает для очередного шоу Лаки Бэгмена. Порет всякую чушь, и ему верят. Понимаешь, верят!

– Ну да, верят. Об этом я и говорю.

Пит возбужденно принялся размахивать сигарой.

– Ты что, не понимаешь? И будут верить, даже если ты, глядя камере, так сказать, прямо в глаза, четко и ясно скажешь что-нибудь типа: «Вы что, и впрямь думаете, что я делаю оружие? Думаете, это все, что я приношу сюда из гиперпространства, из этого зыбкого царства сверхъестественного?»

– Но они же нуждаются в защите, – сказал Ларс.

– От чего?

– Мало ли от чего. От всего. Они нуждаются в защите, они заслужили ее. И они уверены, что мы делаем свое важное дело.

– Оружие больше никого не защищает. Увы, это так. С тех пор, как в девятьсот сорок пятом с лица земли был стерт японский город.

– Но пурсапы верят, что защищает, – возразил Ларс. – По крайней мере, у них создается такое впечатление.

– Вот и получают то, во что верят.

– По-моему, со мной что-то не в порядке. Живу в каком-то призрачном мире. Ведь я родился пурсапом, и если б не талант медиума, я бы им и остался, не знал бы ничего, что знаю теперь, не знал бы всей подноготной. Смотрел бы себе эту передачу Лаки Бэгмена, обожал бы его, верил бы каждому слову, потому что все, о чем он говорит, вижу собственными глазами на большом стереоэкране и в красках, которые гораздо ярче реальной жизни. Знаешь, я чувствую себя нормально, только когда нахожусь в коме, в этом чертовом трансе; только тогда я живу полной жизнью, и мой внутренний голос, который хлебом не корми, дай поглумиться над всем, чем угодно, в эти минуты умолкает.

– Глумиться? – тревожно спросил Пит. – О чем это ты?

– А разве у тебя нет этого глумливого голоса в голове? – удивился Ларс.

– Еще чего! Мой внутренний голос говорит совсем другое. Он говорит: «Ты достоин гораздо большей зарплаты, чем эти жалкие гроши». Вот что я иногда слышу, и ведь правда, зарплата у меня до неприличия крошечная. И я намерен серьезно поговорить с Джеком Ланфераном на днях.

Глаза Пита сверкнули праведным гневом.

– А я-то думал, что и тебе знакомо это чувство, – сказал Ларс.

Подумать только, Ларс воображал, что все они, даже сам генерал Джордж Макфарлан Нитц, относятся к своему делу примерно как и он: сгорают от стыда, чувствуют себя виноватыми перед всем миром, боятся смотреть людям в глаза.

– Давай-ка сходим кофейку выпьем, – предложил Пит.

– Давно пора.