Текст книги "Судьба соцдона. Роман"

3

Наталья Михайловна и Гришины сидели уже четвёртый час.

Они прочитали, и не раз, весь 18-страничный договор, который Андрей подписал так поспешно, изучили список запрещённых предметов из 94 пунктов. На все вопросы Наталья Михайловна, которую в итоге угостили кофе, охотно отвечала, и вообще была сама забота и внимание.

– Так, теперь госрегламент процедур. Весь его вам читать сейчас не обязательно, тут почти триста страниц. Я брошюру вам оставлю. Но вот часть о процедуре заселения – ознакомьтесь и подпишите, тут не так много.

– Ага, немного – 28 страниц… Андрей, ты читай, мне скажешь, если можно подписывать, – Ольга устала и была подавлена всем этим валом документов и осознанием новой реальности. Но с реальностью она уже была готова примириться, лишь бы скорее закончился сегодняшний кошмар.

– Будто бы у нас есть выбор, подписывать или нет, – пробурчал Андрей, но в чтение углубился.

– Наталья Михайловна, там целый ящик лекарств всяких, у хозяев есть рецепты? – в кухню заглянула худая высокая женщина в белом халате.

– Да какие рецепты? Это же всё безрецептурное, – ответила за Наталью Михайловну Ольга, думая про три новых упаковки дорогущего сибутрамина, купленного к тому же с переплатой, хоть и в обычной аптеке. Без рецепта, конечно.

– Не всё у вас безрецептурное, женщина, далеко не всё, – строго ответила «врачиха». – Но раз нет, значит, нет.

– Они заберут и безрецептурное? – спросила упавшим голосом Ольга у Натальи Михайловны, когда врачиха ушла вглубь квартиры.

– Нет. Они заберут всё запрещённое. А запрещённое – вы же уже смотрели список – это любые лекарства без рецептов. Да вы не переживайте, всё пойдет по описи, а описи уже сейчас начнут приносить вам на ознакомление.

– И аспирин заберёте? – Андрей отвлёкся от изучения регламента заселения.

– Конечно, заберём. Зелёнку, йод, пластыри, бинты оставим. А таблетки обычно все забираются.

– Там срок годности у многих скоро выйдет, – вздохнула Ольга. – А что, и покупать нам теперь лекарства нельзя?

– Об этом закон ничего не говорит. Мы обязаны всё проверить и изъять при заселении все запрещённые предметы, согласно установленного законом списка, а дальше живите, как жили, никто ваши права не ограничивает. Но – бесплатный совет – старайтесь сохранять рецепты на лекарства.

– А на аспирин дают рецепт? – Ольга уже ни к кому не обращалась, смотрела на Маркиза, который совсем успокоился и спал у неё на коленях.

– Дают, наверное, – ответил ей Андрей. – За деньги всё дают. Особенно в больнице.

В проёме опять показалась врачиха в белом халате, в левой руке, на отлёте, она держала двумя пальцами небольшую коробку сигар Toscana. Андрей только сейчас заметил, что она была в белых резиновых перчатках. Вместе с халатом и выражением лица всё это создавало впечатление, что она держит в руке какую-то отвратительную гадость, как минимум, дохлую крысу. Андрей невольно усмехнулся, но тётке было явно не до смеха.

– Это что это такое? – с дрожью гнева в голосе спросила она, опять обращаясь лишь к Наталье Михайловне.

– Что это такое? – эхом отозвалась Наталья Михайловна, обращаясь непосредственно к Андрею, и теплота в её тоне сменилась металлом.

– Что? Сигары Toscana, из Италии, что не понятно-то? Друг привёз в подарок.

– Вы что, курите?! – Наталья Михайловна уже не скрывала своего ужаса, глаза выкатились, уголки губ опустились. Андрей отметил про себя, какая же она страшная, в том смысле, что некрасивая. Причём в молодости была, видимо, ещё страшней.

– Я же говорю, друг привёз в подарок. Видно же, что пачка даже не распечатана. Я не курю, но это же сигары, их дарят и некурящим… Блин, да что я тут оправдываюсь! А хоть бы и курил, вам-то что за дело?

– Вы не понимаете, Андрей Валентинович, – назидательно заговорила Наталья Михайловна, наклонившись чуть ближе к столу и пристально глядя на Андрея. – Вы оба указали при переписи, что не имеете вредных привычек, не курите, не пьёте, не ходите в казино или игровые залы. Вас же никто не заставлял говорить неправду. Да это вообще никому не интересно – ваши дурные наклонности. Но списки социальных доноров формируются по данным переписи. И сегодня мы начали наш разговор с верификации ваших персональных данных, если вы помните. И я вас сегодня уже спрашивала, курите вы или нет, так?

– Да, спрашивали. И мы действительно не курим, – ответила за двоих Ольга. – Хотя я бы с удовольствием сейчас выкурила сигаретку. У вас нет случайно?

Ольга вспомнила, с каким наслаждением она, бывало, курила с подругами в школе, а особенно в институте. Правда, она давно перестала. Когда однажды, даже не к ней обращаясь, а просто в её присутствии, симпатичный ей мальчик заметил, что он ничего против курения не имеет, но лично ему «курящие девушки кажутся, при прочих равных, менее привлекательными». Этот мальчик не был её парнем, так, просто интересный однокурсник, но его фраза разом отключила у неё всякую потребность в никотине. А вот теперь вспомнилось почему-то, что курить было клёво…

– Есть, я вас угощу, – неожиданно смягчилась Наталья Михайловна. – Потом выйдем, перекурим. Позднее… Так вот, дорогие мои, опросная анкета, которую я сегодня заполняла с ваших слов, – это документ уже совершенно иного юридического качества, чем данные переписи. И вы его подписали. По вашей разболтанности я уже догадываюсь, что даже теперь, подписывая анкету, вы не обратили внимания на строчку непосредственно над вашей фамилией. А там сказано… Да вот, прочитайте сами, Ольга Сергеевна.

– «Все вышеуказанные данные записаны с моих слов верно, об ответственности в соответствии с законодательством РФ за предоставление ложной информации я проинформирован и готов нести её в полном объёме», – прочитала Ольга. – Н-да, опять вляпались… Но вы ведь не это… не проинформировали нас об ответственности, Наталья Михайловна. Просто подловили на невнимательности, да?

– А я и не обязана вас об этом информировать, законы вы должны знать сами. И никто вас не подлавливал. Я просто выполняю свою работу, строго следуя предписаниям служебной инструкции, – Наталья Михайловна откинулась назад на своей табуретке с видом уставшего от тупых учеников наставника. И обратилась к ещё стоявшей в дверях врачихе с «гадостью» в руке:

– Изымайте. В опись с алкоголем внесите.

– А я бы, кстати, выпил коньячку, – заметил Андрей.

– Алкоголь уже опечатан, – через плечо из коридора откликнулась врачиха.

– Да, блин, как так? И алкоголь у нас изымаете весь? Да я лучше бы выпил половину!

– А я – вторую половину, – добавила Ольга.

– Вообще, это какой-то беспредел, – Андрей бросил недочитанный регламент процедур на стол и начал опять заводиться, но его снова прервали. Теперь в кухне показался мужчина небольшого роста, в комбинезоне и с рулеткой в руке. Наверное, грузчик.

– Наталья Михайловна, нам бы ножи кухонные обмерить. Вы ещё долго здесь?

– Нет, Николай Владимирович, мы здесь заканчиваем, пойдём знакомить хозяев с их подопечной. Как она, кстати?

– Да как всегда. Сидит, молчит, в пол смотрит. Ну, я загляну через пару минут.

Человек в комбинезоне ушёл.

– Ну, что, прочитали? Подписываем и вперёд – знакомиться.

– Подписываем… – обречённо вздохнул Андрей. – Всё равно надуете… Только я всё же выпью… за знакомство, блин…

Андрей поднялся и прошёл к холодильнику. Там оставалась отличная водка «Модернизация» после 23 февраля, почти треть бутылки. Обычно они не пили крепкое спиртное.

– Оль, будешь?

– Нет. Может, потом, когда уйдут все…

– Ха, потом нечего будет, всё опечатают и вынесут.

– Андрей Валентинович, не стоит сейчас, – вмешалась Наталья Михайловна. – Действительно, оставьте, пока мы уйдём, снимите потом стресс с супругой… А перед представлением социально-нуждающегося не следует выпивать.

– Ох, блин, такая честь… А не выпью сейчас, ваши вертухаи всё опечатают.

– Фу, «вертухаи»… У нас в группе, между прочим, все с высшим образованием… Какие вы, молодёжь, всё-таки грубые… А водку положите в морозилку, поглубже, за продукты. Там никто смотреть не будет.

– А что этот грузчик про ножи говорил? Зачем их мерить? Или тоже изымать собираетесь?.. Ложки опечатать не забудьте, – саркастически усмехнулась Ольга.

– Зря смеётесь… Ножи с лезвием более семи сантиметров подлежат изъятию, не важно, кухонные или охотничьи… Ладно, идёмте. А Николай Владимирович не грузчик, а начальник досмотровой подгруппы, мой заместитель, старший лейтенант полиции и кандидат наук.

– Полицейских наук?

– Юридических.

4

В гостиной царил бардак, как после обыска.

Ящики длинной низкой тумбы под телевизором и музыкальным центром были выдвинуты, за круглым столом у окна устроился полицейский компьютерщик с ноутбуком и портативным принтером. Рядом с ним уже лежала стопка листов с какими-то списками – видимо, описи. Напротив него за столом сидела та самая врачиха и что-то вполголоса ему диктовала. Посередине комнаты были составлены в стопки картонные коробки и пластиковые ящики. Картонные короба были заклеены скотчем с триколором и надписью «Вещественные доказательства». На пластиковых ящиках виднелись номерные бирки. В углу гостиной у Гришиных был небольшой бар с короткой стойкой, двумя высокими табуретами и зеркальным стеллажом, на котором раньше стояли разноцветные бутылки с выпивкой и бокалы. Теперь были только бокалы, бутылки исчезли. Ещё Андрей заметил краем глаза, что их огромная плазма завёрнута в пузырчатую упаковочную плёнку. Такая же плёнка рулоном лежала у двери, здесь же стоял большой ящик со слесарным инструментом, пустые пластмассовые ящики, сложенные картонные коробки. Из людей, кроме двоих за столом у окна, один рабочий возился с ящиками, за ним наблюдал ещё один полицейский в форме и с автоматом – возможно, тот, что не выпускал Ольгу из кухни. На креслах развалились два азиата, один, в оранжевом комбинезоне, выглядел будто бы знакомым. Саму подселяемую Андрей не сразу и заметил: она сидела на дальнем конце дивана, на краешке, сложив на коленях руки и ссутулившись. Из-за платка было непонятно, куда она смотрит, но точно не на вошедших в гостиную хозяев. Одежда на ней была чистая, а может, и новая, но в нелепом сочетании: малиновая короткая куртка, вроде пуховика, длинная зелёная юбка или платье с косым подолом, серебристые сапоги-дутики на ногах и жёлтый платок, а может быть, шарф, на голове. Роста она было, видимо, ниже среднего, но казалась ещё меньше из-за манеры сутулиться и смотреть в пол.

При входе в комнату Натальи Михайловны и хозяев азиаты поднялись, а тот, что был в комбинезоне, закивал и заулыбался.

– Познакомьтесь, это понятые: Тимур, – в комбинезоне снова закивал, – ваш дворник, знаете, наверное. И Рашид, – закивал почему-то снова Тимур, второй смотрел хмуро и, кажется, не всё понимал, или не всё слушал.

– Понятые – иностранцы? – спросил Андрей у Натальи Михайловны.

– Нет, почему же, они граждане России.

– Мы – россияне! – отчеканил Тимур, продолжая улыбаться, а второй с удивлением на него посмотрел.

– Антонина Никитична! – позвала Наталья Михайловна, и женщина поднялась с дивана, сделала к ним пару шагов и, мельком глянув на Гришиных, остановилась, снова опустив глаза вниз. Теперь стало заметно, что в чертах худого загорелого лица есть что-то восточное, то ли высокие скулы, то ли слишком узкие глаза. Платок не давал рассмотреть лицо подробно, не видно было и волос. – Подойдите, познакомьтесь. Это хозяева квартиры, ваши попечители Гришины Андрей Валентинович и Ольга Сергеевна.

Антонина Никитична сделала ещё два шага и невнятно кивнула.

– Здравствуйте, – произнесла Ольга, пытаясь заглянуть ей в лицо.

– Здрасьте, – подала голос Антонина Никитична.

– Вас Антониной Никитичной зовут?

– Никитична я, да.

– Как вы себя чувствуете? – Ольга входила в роль на глазах, Андрей смотрел на неё почти с ужасом. Никитична не ответила, лишь чуть пожала плечами, но на этот раз задержала взгляд на Ольге несколько дольше.

– Андрей Валентинович, вот паспорт Антонины Никитичны, – Наталья Михайловна протянула Андрею документ. – Посмотрите и уберите куда-то.

– А что, ей нельзя давать?

– Почему же нельзя? Это её паспорт. Я имею в виду, вы тут сами решите, где его хранить. Мы оформили ей новый паспорт, как видите. Старый она сохранила, но вид был у документа неприемлемый, к тому же срок действия у него закончился. Лучше, чтобы новый паспорт не потерялся. На каждый день он ей и не нужен, пусть где-то дома лежит. Если вдруг что, у неё, видите, браслет с чипом. В любом отделении полиции сразу определят, где она живёт, и вам позвонят. Но, надеюсь, ничего такого не случится.

– Других документов у неё никаких нет? – Андрей пролистывал паспорт.

– Нет. Трудовую книжку ей работодатель оформит, карточка СНИЛС и полис ОМС должны быть уже готовы, но их надо получить, это уж вы сами или её отправите.

– А вы вообще когда-нибудь работали, Хамитова Антонина Никитична? – Андрей обратился к Никитичне, возможно, несколько громче и строже, чем нужно: компьютерщик перестал стучать по клавишам, из спальни выглянул Николай Владимирович, обернулся и полицейский с автоматом. Никитична кивнула и пожала плечами одновременно, не сказав ни слова, и ещё сильнее опустила голову.

– Ладно, Андрей, потом поговорим с ней, – тихо сказала Ольга. – У нас будет время.

– Да, ещё наговоритесь, – поддержала Наталья Михайловна. – Идите Антонина Никитична, присаживайтесь, хозяева потом покажут вам вашу комнату… Андрей Валентинович, Ольга Сергеевна, вот небольшая дополнительная информация, которая может быть вам полезной. Хамитова А. Н. не привлекалась к уголовной ответственности, во всяком случае, на территории России. Родные живут в Стерлитамаке, Республика Башкирия, сестра с дочерью, без мужа, он погиб, давно уже. Есть ещё старший брат, но он… – Наталья Михайловна понизила голос, – допился до белой горячки, сейчас лечится в Уфе, и, как нам сообщили, прогноз негативный. Родители их уже умерли, жива только мать мужа сестры, живёт с ними же в Стерлитамаке. Антонина Никитична отношений ни с кем из них не поддерживает и ничего о них не знает, или так говорит. Если бы не сохранился её старый паспорт, мы бы едва ли их вообще нашли. Да вы не слушаете меня!

– А куда они телевизор-то понесли? – Андрей действительно уже не очень слушал Наталью Михайловну, его больше интересовали манипуляции посторонних людей с его собственностью в его же доме. Ольгу это тоже занимало, она всё пыталась разглядеть через плечо Натальи Михайловны, что происходит в спальне, откуда уже ушёл Николай Владимирович, но остался рабочий и один из полицейских.

– Плазменные телевизоры у них в списке, – вспомнила Ольга. – И в спальне, наверно, тоже снимают.

– Чёрт знает что! – Андрей снова разозлился, но утих ещё быстрее, чем раньше. Досаду выдавало только выражение крайней брезгливости на его лице.

– Вам ещё повезло, – сумела опять удивить Гришиных Наталья Михайловна. – У вас по метражу всего пары метров не хватило для двойного подселения. И был бы, вероятнее всего, лежачий больной и сиделка с ним. У нас указание устраивать лежачих в приоритетном порядке. А это значит, специальная койка вместо вашей мебели, а то и расширение дверных проёмов, чтобы удобно проходила инвалидная коляска… Так что, радуйтесь. Сиделка также была бы у вас зарегистрирована в квартире, и уже перспективы были бы… Даже когда больной умирает, понимаете, заселяется новый, сиделка даже не выписывается. Всё согласно регламенту процедур. Ну, вы почитаете, я надеюсь, те бумаги, что я оставила.

– Не сомневайтесь, почитаем, – выдавил из себя Андрей.

Тем временем стопку описей уже подписали понятые, и Николай Владимирович держал её наготове для Гришиных. Ольга подсела к Никитичне и пыталась с ней поговорить. Андрей взялся за описи. Рабочие выносили опечатанные коробки и ящики, не дожидаясь, пока он закончит просматривать и подписывать перечень их содержимого. Вышли милиционеры с автоматами, азиаты-понятые также тихо удалились.

Представив хозяевам Антонину Никитичну и получив подписи на описях и на общем протоколе, Наталья Михайловна выполнила все пункты своей служебной инструкции и давала Андрею последние наставления:

– Представитель полиции обязан ежемесячно проводить опрос как социального донора, так и социально-нуждающегося на его попечении. Это обязанность полиции по федеральному закону, у нас нет возможности делать это или не делать, скажем, по своему усмотрению. Это будет происходить на протяжении всего действия программы. Обычно у вас же здесь, на дому, хотя это не обязательно. Закон действует недавно, практика применения ещё не вполне сложилась. Мы могли бы теоретически приглашать вас с подопечным в отделение, но, во-первых, у нас там нет условий для таких бесед, а во-вторых, не хотелось бы лишний раз травмировать психику социально-нуждающегося, всё-таки в прошлой жизни они попадали в отделения полиции по менее приятным поводам…

– Ну да, а травмировать нашу психику можно сколько угодно…

– Да вам-то в чём травма? Вы с полицией дела имеете, только когда у вас с паспортом или регистрацией вопросы, или, не дай бог, стали жертвами какого-то преступления. Для вас полиция – спаситель и помощник, разве это травма?

– Ежемесячные визиты людей в форме тоже не особо привлекательно выглядят со стороны. Соседи что подумают? Решат, что мы какие-то асоциальные типы, за нами наблюдают органы…

– Ну, сотрудник полиции вовсе не обязательно должен быть в форме для проведения опроса, это как раз на наше усмотрение. А представители органов опеки тем более в штатском ходят. И, кстати, насчёт соседей. Хорошо, что напомнили. Если кто-то вам что-то скажет по поводу вашего подопечного, оскорбительное или обидное, упрекнёт без причины, будет ёрничать или насмехаться, люди-то очень злые у нас встречаются, сразу дайте знать участковому или непосредственно мне. Мы проведём воспитательную беседу. Всё российское общество, и особенно органы власти, прекрасно понимают, что вы жертвуете некоторым личным удобством ради помощи другому, помощи ближнему. Социальные доноры делают важную и крайне нужную стране работу ценой, повторю, полноты личного комфорта. Власть и общество понимают и ценят это, но отдельные представители общества могут и не понимать. Если они тихо не понимают, то и ради бога, это их проблема. Но если они не понимают вслух, да ещё и причиняют социальным донорам какое-либо беспокойство таким непониманием, то тогда мы обязаны вмешаться и объяснить. Так что не стесняйтесь, звоните по любому такому поводу.

– А зачем эти опросы? Узнать, не бьём ли мы старушку?

– В том числе и для этого, Андрей Валентинович. Через месяц будет первый опрос, и вы поймёте, что круг вопросов гораздо шире. У вас, к слову, не «старушка». Вы на дату рождения в её паспорте внимание обратили? Ей сорок пять лет, она вам с Ольгой Сергеевной даже в матери не годится, не то что в бабушки. Она просто выглядит плохо… Много лет по вокзалам, подвалам, своего дома давно нет, да и не было толком, питание плохое, а про лечение вообще говорить нечего… Ведь цель всей этой программы – реабилитация тех членов общества, которые в силу разных причин оказались на обочине жизни. Многие из них ещё вполне могут работать, приносить пользу стране, платить налоги, да и себя обеспечивать достойным образом. Находясь под вашей опекой, в здоровой, так сказать, атмосфере, они скорее вернутся к нормальной полноценной жизни, чем на улице или в местах заключения, а многие именно там в итоге и оказываются. Как только вернётся ваш подопечный к нормальной жизни, и ваша собственная жизнь вернётся в прежнее русло…

– Да понятно всё, – прервал её Андрей. – А что значит для него, то есть для неё, «нормальная» жизнь? Как вы об этом узнаете? Как мы узнаем?

– В вашем случае это совсем просто. Она должна найти постоянную работу. Такую работу, чтобы можно было запустить процедуру получения для неё жилья по ипотеке…

– О-о-о… Это она годами будет банки уговаривать.

– Напрасный сарказм, Андрей Валентинович. Банкам такой клиент – это счастье. За ним же государственные гарантии всех рисков в полном объёме. Отказов в банке не будет, они драться скоро будут за таких ипотечников. Впрочем, пока ещё никто из социально-нуждающихся ипотеки не получил, по крайней мере в нашем округе. Но и про отказы мы не слышали. Так вот. Другой вариант – изменение семейного статуса. Например, кто-то из её родственников вдруг решит взять её к себе. Или, чем чёрт не шутит, замуж выйдет ваша красавица. И постарше люди друг друга находят, всё может быть…

– И тогда нас оставят в покое?

– Ну, в списке социальных доноров вы останетесь, хотя и с новым статусом, дающим некоторые дополнительные привилегии. Конечно, если всё с Антониной Никитичной будет хорошо… А то уже есть неприятные случаи, даже в нашем округе. Я не должна вас информировать об этом, но есть несколько эпизодов странных исчезновений и смертей социально-нуждающихся вскоре после подселения. Все они будут тщательно расследованы, тут нет сомнений. А виновные понесут самые суровые наказания.

– Умерли от счастья.

– Может, умерли, а может, им помогли…

– Их что, доноры убили? – наивно спросила Ольга. Она только что подошла к Андрею и слушала, не вступая в разговор. Она попыталась поговорить с Никитичной, но разговора, похоже, не получилось. Андрей видел боковым зрением, что говорила в основном

Ольга, а «старушка» Антонина Никитична больше молчала, а если и отвечала что-то, то очень тихо и односложно.

– Это мы узнаем по завершении следственных действий из приговора суда. Следствие рассматривает все версии. Недолгая практика уже показала, что мотивы у социальных доноров могут появиться. Отношения с нуждающимися не у всех складываются гладко.

– Погоди, Оль. Так я не всё понял, Наталья Николаевна…

– Михайловна.

– Ага. Так что, если даже наша старушка, Антонина как-её-там, благополучно съедет от нас в свою новую ипотечную квартиру, нам снова кого-то подселят?

– В общем, да. Может быть, не сразу. И если вы остаётесь в федеральном списке социальных доноров, а это постоянный статус, то новое подселение вполне вероятно.

– А как выйти из этого списка?

– Никак, – спокойно произнесла Наталья Михайловна, даже немного удивляясь такому вопросу. – Это ваш новый и постоянный, повторяю, статус. Хотя если у вас появится маленький или вы решите усыновить ребёночка, то, конечно, из списка вы будете автоматически исключены.

Андрей и Ольга переглянулись.

– С маленьким не всё так просто, – начал Андрей.

– Не всем бог даёт, Наталья Михайловна, – прервала его Ольга, закрывая тему.

– Да я понимаю. Извините, если я что-то бестактное сказала. Мне уже вообще-то пора. Николай Владимирович уже готов, я вижу, всё собрали.

– Так, значит, у неё есть родственники?

– Есть, конечно, я же говорила. В Башкирии, на родине.

– А почему к ним не подселили? – Ольге показалось, что здесь где-то есть лёгкий выход.

– Причин несколько. В республиках с преобладающим неправославным вероисповеданием программа социальной взаимовыручки не действует. Да и не имеем мы права вторгаться в личную жизнь её родственников насильно.

– А в нашу можно? – удивлённо спросила Ольга.

– Так если бы кто-то из её родственников был в списке социальных доноров и проживал в православном регионе, это был бы первый кандидат на подселение Антонины Никитичны. Только в случае, если между ними затяжной старый конфликт, комиссия такую кандидатуру могла бы отклонить. А так, родственники – это первый выбор… У нас все данные есть, по всей стране. Просто многие бомжи, ой, простите, социально-нуждающиеся, и не рассказывают о своих родных…

– Понятно. Теперь, Оль, мы с тобой будем ей роднёй.

– Совершенно верно, Андрей Валентинович. Вот на этой оптимистической ноте позвольте с вами попрощаться. Папку с документами я вам передала. Обязательно откройте спецсчёт в Сбербанке, не затягивайте. Как откроете, вам сразу пособие за первый месяц перечислят автоматически. Вроде всё. Если вопросы есть, задавайте. В папке моя визитка есть, будут потом вопросы – звоните… Так как, Ольга Сергеевна, покурим? Только на лестницу выйдем.

– У нас не курят в подъезде, – без улыбки ответила Ольга.

– Ну, как знаете. О контрольном визите вас предупредят, ваши мобильные у нас есть, – Наталья Михайловна что-то ещё быстро шепнула своему заму и засверкала белыми соляными разводами на сапогах к выходу.