Текст книги "Тайна скарабея"

29

Салах Курош по прозвищу the Eagle, экс-пилот египетских авиалиний, не напрасно был сослан в Абу-Симбел курьером. Он жил в сборном домике на краю поселения рабочих, прямо рядом с аэродромом, где была только короткая асфальтированная взлетная полоса да длинный барак. Вокруг был песок и только песок. Иногда с утра приходилось даже расчищать лопатами полосу. В ангаре стояли два маленьких самолета, на которых совершались постоянные рейсы в Асуан. Четкого расписания полетов не было, поэтому Курош мог смело взлететь, не привлекая внимания, и исчезнуть за песчаными дюнами.

Египтянин, никогда не пьянеющий чудак и пилот по призванию, жил один. О его курьерских полетах рассказывали удивительные истории. Поговаривали также о делишках, которые он обычно проделывал, сильно подвыпивши. Он не мог жить без алкоголя, как и без наставлений Корана, хотя они сочетались между собой, как вода и пламя. Оправдывая свою тягу к выпивке, Курош говорил, что Аллах сотворил не только огонь и воду, но и огненную воду, а Аллах всемогущ.

Камински растолкал пилота. Балое, Рая и Гелла ждали в машине. Египтянин проснулся неохотно, но когда увидел на неубранном столе пачку долларов, его как будто подменили.

– Тысяча долларов? Требуется сделать скверное дело, мистер?

– Конечно, – ответил Камински. – Или вы думаете, что я собираюсь их вам подарить?

Курош сглотнул. Не спуская глаз с денег, он сказал:

– Никаких грязных дел! Я не соглашаюсь на сомнительные сделки. Вы понимаете?

– Я знаю, – невозмутимо ответил Камински, – знаю. Вы никогда не пошли бы на контрабандный провоз виски из Хартума. Это было бы слишком рискованным предприятием и в конце концов могло стоить вам работы…

– Откуда вы знаете, мистер?

– Я ничего не знаю, Салах. В лагере рассказывают удивительные истории, откуда берется столько виски. Но это, конечно, только слухи.

– Клевета!

– Конечно, клевета. Я в это никогда не верил.

Салах взял деньги и осмотрел их в свете электрической лампы, стоявшей на столе.

– Хорошие деньги, – проворчал он все еще неохотно, но сразу же добавил: – Ну говорите уж, что я должен сделать.

– Простое поручение, – ответил Камински. – Вы полетите с двумя людьми в Хартум. Они ждут снаружи в машине. Вы не спрашиваете их имен и забудете, как они выглядят. Да и вы летали вообще не в Хартум.

– Это невозможно! – Салах Курош покачал головой.

– Что это значит?

– Это значит, что невозможно перевезти на самолете «Boelkow-207» двух пассажиров сразу.

Камински взял пачку денег и сделал вид, будто хочет сунуть их назад в сумку.

– Стойте! – Курош удержал его руку. – Какой багаж?

– Никакого, – ответил Камински. – Ничего, кроме вещей на них.

Курош сдался.

– Когда все это должно произойти? – осторожно поинтересовался он.

– Немедленно! – отрезал Камински. – Вы должны принять решение, берете ли заказ. В противном случае я придумаю что-нибудь другое.

Курош, зевая, поднялся и посмотрел из окна. Снаружи была кромешная тьма, но не пройдет и получаса, как горизонт на востоке посветлеет и можно будет лететь на юг.

– Во имя Аллаха! – сказал Курош и взял деньги. – Где люди?

– Ждут в машине. Еще раз напоминаю: вы их не знаете и никогда не видели!

– Салах может молчать как могила.

Камински невольно вздрогнул.

Курош выкатил сине-белый «Boelkow-207» из барака.

Балое схватил Камински за руку.

– Спасибо, мосье, – устало сказал он. – Я вам крайне признателен.

Камински отдернул руку.

– Вы не должны мне ничего говорить. Вы заплатили!

– Нет, нет, – возразил Балое, – это было непросто.

Камински возразил:

– Даже если вы в это не верите, я делал это с корыстью. Если вам удастся… – Камински вытащил из нагрудного кармана лист бумаги и нацарапал пару строк. – Если вам удастся добраться до Европы и захочется сделать что-нибудь хорошее, обратитесь по этому адресу и назовите мое имя.

Балое кивнул и взял бумажку.

Камински помог раненому и Рае забраться в кабину самолета.

– И не забудьте, о чем мы договорились: вы ничего не видели!

– Ничего, – рассеянно повторила Рая Курянова.

Только когда машина поднялась в воздух, когда Курош низко пролетел над водохранилищем и круто набрал высоту, она задумалась над тем, какое значение имело их открытие. Потом она взяла Балое за руку, сжала ее и крикнула сквозь гул мотора:

– У нас получится, ты слышишь? У нас все получится!

30

Время поджимало. Первое сентября – назначенный срок затопления – давно уже было позади. Если это случится, гробница с мумией будут безвозвратно утеряны.

Что касается Геллы, она будто не хотела понимать, что мумия, если они ничего не предпримут, через пару недель просто исчезнет. Вместо этого Гелла продолжала каждые два-три дня спускаться в гробницу под бараком и медитировать перед мумией в свете карманного фонарика. Сначала Камински потакал желаниям доктора, потому что Гелла после каждого спуска встречала его радостно-возбужденная и отдавалась ему со всей страстью, на какую способна женщина. Этот ритуал повторился добрый десяток раз, но Гелле все было мало, она все чаще хотела спуститься к мумии. Тогда Артур Камински начал задумываться, как положить конец этим странным действиям и образумить ее.

В глазах Камински Гелла была все такой же чарующей, образованной и уверенной – женщиной, которая могла показать мужчине, что он ей нужен. Однако он много раз проклинал день, когда посвятил Геллу в свое открытие. Потому что после того как Гелла впервые увидела это высохшее человеческое тело, она изменилась. Камински не мог понять этот странный вид некрофилии, а Гелла даже не пыталась объяснить свое поведение.

В тот теплый сентябрьский вечер, когда после палящего летнего зноя температура понемногу спала, Камински искал Геллу Хорнштайн в ее квартире, явившись, как всегда, без предупреждения, что, в общем-то, было в его стиле. Он хотел ее, но на его оклики Гелла не открыла. Дверь была заперта, изнутри доносилась заунывная музыка. Артур был в замешательстве и решил влезть в дом через окно. Сладковатый чад ударил ему в нос.

– Гелла? – позвал Камински, но не получил ответа.

В комнате Геллы горели свечи и тлели ароматические палочки. Откуда-то доносилась чарующая музыка.

Обнаженная Гелла лежала на кровати, глаза ее были устремлены в потолок, руки скрещены на груди.

Камински подумал сначала, что она умерла, но потом увидел, как поднимается и опускается округлость живота, подергиваются веки.

– Бог мой! – произнес Камински. – Ты меня напугала.

Казалось, Гелла его не замечает.

Камински привык уже ко многим ее причудам, возможно, она ему даже нравилась своей экзальтированностью. Но такого он не видел еще ни разу. Несмотря на это, он не воспринимал ситуацию как опасную ни для себя, ни для Геллы. Скорее, ее соблазнительный вид только пробуждал в нем еще бóльшую страсть.

Он сел на кровать возле Геллы и залюбовался ее прекрасным телом. Она лежала, словно вылепленная из воска, молочно-белая, и нечто необычное, способное подавить сексуальные чувства, окутывало ее. Артур, уже привыкший к подобным причудам, чувствовал чрезвычайный магнетизм ситуации. Он не мог удержаться. Он должен был ее погладить – сначала осторожно провести рукой по ногам, а потом, с особой чувственностью, по местам, которые ему больше всего нравились.

Гелла не шевелилась. Только быстрые движения глаз выдавали, что она чувствует ласки мужчины.

Камински попытался просунуть одну руку между ее сведенными бедрами, поглаживая их и лаская, а другой начал снимать с себя одежду – долго и неумело, как мужчина, предвидящий неожиданное любовное приключение.

Он улыбнулся, снимая брюки, и сказал:

– Ты могла бы упростить мне задачу.

Наконец он сбросил одежду. Неподвижность ее тела, сулящего счастье, заводила его больше, чем дикие страстные движения. Похотливо, на четвереньках, он взобрался на нее. Он начал целовать ее от кончиков пальцев на ногах, медленно поднимаясь вверх до колен и потом выше, погрузился в треугольник внизу живота, остановился, но никакой реакции не последовало. Она оставалась неподвижной. Теперь холодность, которая его возбуждала, разбудила в нем злость. Камински не мог понять, как можно так сдерживать свои чувства. Как дикий зверь, он набросился на Геллу.

Он попытался силой развести ее скрещенные на груди руки, но был слишком возбужден и у него не хватало на это сил. Он стоял над ней на коленях, ее тело было у него между бедрами, и он принялся со всей силой, на которую был способен, разводить скрещенные на груди руки. Раздался хруст, и пока Камински разглядывал руки, издавшие этот страшный звук, пока пожирал глазами тело, которое до этого дня дарило ему столько удовольствия, его вдруг передернуло: это была не Гелла! Женщиной, которую он держал в объятиях, была мумия с высохшими желто-коричневыми руками. Локти и лучевые кости, обтянутые тонкой полупрозрачной кожей, треснули и раскололись.

Будто пораженный током, Камински не сразу понял свою роковую ошибку. Его сознание словно потонуло в неведомом потоке энергии, но магнетическая сила от прикосновений была сильна. Его руки крепко сжимали запястья, и только отчаянный крик нарушил эту связь.

Камински вскочил, схватил разбросанные вещи и выбежал на улицу. Там он остановился, отдышался и провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть пережитое из памяти. Мгновение он стоял неподвижно, сомневаясь в собственном рассудке. Потом Камински стало страшно, что все это ему не привиделось, а случилось на самом деле. И он бросился бежать в одних брюках, желая поскорее убраться прочь от этой проклятой мумии.

В эту ночь Камински не сомкнул глаз. Он боялся самого себя, потому что уже не в силах был отличить сон от яви.

Он мог бы поклясться, что это была Гелла, лежавшая на кровати, когда он вошел в комнату. Но с той же уверенностью он мог сказать, что держал скрещенные руки мумии, которая нагнала на него такой ужас.

Так или иначе, но он решил, что близок к сумасшествию. Самое плохое заключалось в том, что Камински не мог собраться с мыслями: перед ним все время всплывала мумия. И он боялся встретиться с Геллой Хорнштайн.

Он поймал себя на мысли о побеге. Он хотел просто исчезнуть, как это сделали Балое и Рая. Возможно, все это из-за трех лет в пустыне и одних и тех же людей вокруг. Или из-за монотонного течения дней в Абу-Симбел. А о ночных часах лучше вообще не вспоминать. А может, это просто из-за сумасшествия, которое началось у новичков в последние недели. Директор распорядился вывезти их на самолете.

Под каким-то предлогом Камински в обед полетел вместе с Курошем в Асуан. Ему нужно было увидеть других людей, другие улицы, другие дома. Он мечтал о ярком водовороте базара, хотя ему и незачем было туда идти.

За три года он три раза ездил в Асуан из Абу-Симбел, чтобы уладить важные дела. Один раз заказал украшение для Геллы и сразу же отправился обратно, потому что без него работа на стройплощадке останавливалась.

Курош и Камински мало разговаривали в течение полуторачасового полета, да и эти разговоры были ни о чем. Во всяком случае, они ни слова не сказали о побеге Раи и Балое, и это позволяло думать, что все прошло, как было запланировано.

Курош спросил, когда Камински собирается лететь назад, но тот ответил, что не знает и позвонит, если понадобится помощь.

За один египетский фунт старый таксист довез его до отеля «Эль-Саламек», который располагался на тихой улочке возле большого базара. Светло-желтый фасад с монументальными колоннами у входа выглядел намного привлекательнее, чем внутренняя обстановка. Конечно, Камински мог позволить себе и дорогой отель «Катаракт», но он боялся встретить людей, с которыми был знаком и которым нужно было бы объяснять свое появление здесь. А он этого не хотел.

Комната с каменным полом на втором этаже отличалась прежде всего тем, что в высоту она была больше, чем в длину. Камински мог только предполагать, что где-то был потолок, но видно его не было, потому что ставни во всех старых отелях города были всегда закрыты. Любые попытки открыть их оказывались безуспешными по причине ржавых шарниров. Окна не открывались со времен, когда по улицам проходили парады, а из окон выглядывали ликующие жители. Это было пятнадцать лет назад. Слабой лампочки, пожалуй, хватило бы, чтобы осветить и потолок, но она была накрыта эмалевым абажуром, который, должно быть, был когда-то белым. Но мириады мух, приспособившие его под посадочную площадку, затоптали абажур до такой степени, что он стал темно-серым.

Железная кровать, деревянный квадратный столик на точеных ножках напротив, стул с плетеным сиденьем и шкаф без дверцы, но с деревянной перекладиной для вещей – вот и вся мебель, которая была в комнате. Для санитарных нужд стоял треножник с тазиком и кружкой.

В Абу-Симбел у Камински было больше комфорта. Но здесь, в этой полупустой комнате, он чувствовал себя хорошо. Казалось, прошлое осталось позади. Он хотел бы вообще не возвращаться в Абу-Симбел. Артур устало упал на железную кровать, которая отозвалась сухим скрипом. Он скрестил руки на затылке и уставился в никуда. Но как только закрыл глаза, то снова увидел перед собой высохшее лицо мумии и колоссов Абу-Симбел.

С улицы тянуло тяжелым запахом жареной баранины. Камински вспомнил, что сегодня еще не ел, и поднялся с намерением исправить это упущение.

По мере приближения к базару, который находился всего в сотне метров от отеля, народу становилось все больше. В толпе Камински всегда испытывал неловкость, но сейчас ему это даже нравилось. Он чувствовал себя защищенным, не нужно было бояться, что рассудок опять сыграет с ним злую шутку.

Уличные торговцы ходили с большими деревянными ящиками, привязанными к животу, предлагая ассортимент целого магазина; другие тащили на спине громадные корзины с посудой и различной домашней утварью. Дети громко расхваливали выпечку, женщины на голове несли покупки домой.

Через каждые два метра чистильщики обуви по-лягушачьи сидели на земле и били деревянной щеткой по ящику, служившему им для хранения ваксы и щеток. На него же ставили ноги клиенты. Этой услугой пользовались главным образом солдаты, которые в изобилии слонялись здесь без дела и для которых сверкающие сапоги были символом статуса, как для правоверного мусульманина – три жены.

На каждом шагу можно было встретить красивых девушек в ярких одеждах, прикрывавших паранджой ярко накрашенные губы. Глазами, не говоря ни слова, они манили в темные переулки, чтобы продать там свой «товар».

Столики перед кафе все были заняты. Проворный официант шнырял среди посетителей, ловко балансируя с кальянами из разноцветного стекла и протягивая гостям ярко оплетенные курительные трубки.

Камински нашел свободное место, присел и заказал черный кофе, который варили с солью и подавали в медных кувшинчиках. Пили его из маленьких стаканчиков без ручек.

– Европеец? – по-английски спросил человек, которого Камински сразу не заметил.

Мужчина выглядел ухоженно и был одет, как аристократ, в двубортный серый пиджак. Его голову венчала красная феска, на которой беспокойно болталась кисточка.

– Немец. – И Камински дружелюбно кивнул толстяку.

– Ах, – ответил тот, – Абу-Симбел!

– Да. Инженер.

– Хорошая работа, великолепно, просто чудесно!

Толстяк затянулся, и в кальяне забурлили белые пузырьки. Он с интересом оглядывал народ, снующий мимо круглых столиков.

Камински посчитал разговор с незнакомцем законченным, но тот вытащил из нагрудного кармана пожелтевшую визитную карточку и, широко улыбнувшись, протянул ее Камински.

Камински взглянул на симпатичное лицо мужчины, потом на затасканную карточку, которая, очевидно, не раз ему служила. Толстяк, подмигнув, доверительно сказал:

– Фостер, Чарльз Д. Фостер.

– Камински, – ответил, дружелюбно кивнув, немец. – Артур Камински. – И сунул карточку в карман. – Вы англичанин?

– Египтянин! – поспешил тот поправить собеседника. – Хотя мой отец был англичанином, а мать – немкой. Я здесь родился и, знаете, живу на границе двух миров. Египтяне называют меня иностранцем, хотя я пишу и говорю на их языке лучше, чем они сами. А англичане меня называют «паша», потому что считают египтянином. Но меня это устраивает. Надо сказать, живу я довольно неплохо…

Камински обвел Фостера вопросительным взглядом. Мужчина его заинтересовал.

Фостер понял невысказанный вопрос.

– Хотите знать, почему я хорошо живу? – Он иронически улыбнулся. – Оглянитесь вокруг. На базаре вы увидите четыреста, может быть, пятьсот лавочек и магазинчиков. Но только немногие из тех, кто громко расхваливает свой товар, – хозяева собственного маленького бизнеса. Они просто получают с оборота. Настоящие владельцы живут в виллах в районе нового госпиталя, а за них работают бедняки. Такова воля Аллаха.

Потом он потыкал маленьким толстым указательным пальцем и сказал:

– Это, это и это. Все это мои магазины. – И его лицо засияло, словно золотые купола мечетей в Каире.

– Что вы продаете, мистер Фостер? – осторожно поинтересовался Камински.

Тот потер руки, будто намыливая.

– Хороший торговец должен уметь торговать всем, что сотворил Аллах. Торговцы украшениями, овощами и коврами – это изобретение Запада. Хороший торговец продает все сразу – это мой девиз.

Камински усмехнулся. Мужчина пришелся ему по душе, в частности его неформальный стиль общения.

– В Германии, – сказал он, – есть выражение, характеризующее таких людей, как вы.

– Ну-ка, выкладывайте!

– Не знаю, оно не очень-то лестное…

– Ах, вот в чем дело, – ответил Фостер. – У арабов есть хорошая поговорка: тот, кто тебе льстит, – твой враг, кто порицает – учитель!

Оба громко рассмеялись, и Камински сказал:

– А в Германии о таком человеке, как вы, сказали бы: он бы свою родную бабку продал, если б смог!

– Продать бабку! – засмеялся Фостер. – Продать бабку! – Он ударил себя по колену, и его лицо так раскраснелось, что, казалось, вот-вот лопнет. – Продать родную бабку! – снова повторил он. – Это вы хорошо сказали, мистер…

– Камински.

– Мистер Камински. Трудная фамилия. Но что я хотел сказать… – Его лицо стало серьезным, и он придвинулся к немцу поближе. – Если у вас есть желание…

– Нет! – грубо перебил его Камински. Он догадывался, о чем пойдет речь. А он сейчас хотел чего угодно, но только не спать с женщиной.

– О, я понимаю! – не дал себя смутить Фостер. – Я могу организовать вам мальчиков, симпатичных пареньков из лучших семей.

Предложение Фостера действовало Камински на нервы по известным причинам. И он, желая удержать этого торговца живым товаром на расстоянии, сказал:

– Послушайте, мистер, если у меня будет желание пуститься в сексуальные приключения, я охотно обращусь к вам. Временно я не проявляю ни малейшего интереса к женщинам. И думаю, что в ближайшее время мое настроение не изменится.

Он допил кофе, бросил монету на круглый стол и собрался уйти.

– Простите меня, дорогой друг! – Толстяк услужливо поклонился Камински и усадил его на место. – Я не мог представить, что вы пожаловали сюда не за эротическими приключениями. Я не хотел показаться навязчивым, отнюдь.

Камински постепенно закипал.

– Кто вам сказал, что я искал эротическое приключение, господин…

– Фостер. Очень просто. Фостер, – ответил толстяк. – Этого мог не заметить только слепой. Вы же сбежали от женщины. Ведь так?

Камински изумленно посмотрел на него.

– Именно так, – продолжал торгаш. – И если позволите, господин Камински, я дам вам совет. Не возвращайтесь к ней. Ни одна женщина не стоит того, чтобы от нее убегали, а потом, раскаиваясь, возвращались. Ни одна! Оглянитесь вокруг! Аллах создал больше женщин, чем мужчин. Это значит, что вы можете их выбирать, как на верблюжьем рынке, который находится на востоке города. Но… Еще кофе для моего друга Камински!

Было трудно, практически невозможно вырваться из лап этого торгаша. Хотя втайне Камински был с ним согласен, по крайней мере при теперешнем положении вещей. Бывают ситуации в жизни мужчины, в которых женщина играет роль, которую ей играть не полагается. И она обретает власть над ним. Когда-то Камински читал, что это связано с химическими веществами, которые вызывают антипатию или влечение различных полов. Должно быть, именно они и влекли его к этой таинственной Гелле. Да, в мыслях он употреблял определение «таинственная», потому что не мог объяснить, что его в ней привлекает, словно это крылось в непознанной сущности Геллы, так отличавшей ее от других женщин, которых знал Камински раньше.

– Расскажите о своей работе в Абу-Симбел, – попросил Фостер, чтобы закрыть неприятную тему.

– Да почти нечего рассказывать, – ответил Камински. – После того как храм распилили и перевезли блоки в безопасное место, подальше от Нила, шумиха улеглась. Все идет своим чередом. По времени мы даже опережаем план.

– Я знаю, – ответил Фостер, – русские рвут и мечут. Они попытались саботировать вашу работу, но им не повезло. Хотя у них есть кукушка в вашем гнезде, и не одна, ха-ха!

– Кукушка?

– Ах, только не притворяйтесь. Не делайте вид, будто не знаете, о чем я говорю. Со мной это не пройдет! Фостер знает все. – Он посмотрел по сторонам, словно хотел убедиться, что их никто не подслушивает, наклонился к Камински и прошептал: – В Асуане вы и десяти шагов не сделаете, не наткнувшись на человека из КГБ.

Камински испугался. Он задался вопросом, была ли их встреча действительно случайной, как думал до этого, и коротко сказал:

– Я не знаю, о чем вы говорите.

Фостер усмехнулся: Камински не умел притворяться.

– Видите ли, мистер Камински, Египет – страна маленькая и очень незначительная, но стратегическое положение, прежде всего Суэцкий канал, ставит ее по важности на первое место среди стран этого континента. Последствия: Восток и Запад попытались навязать себя нашей стране и засыпали нас подарками. Для Союза Египет стал прежде всего вопросом престижа. До свержения короля Фаруха страна Египет была прозападной страной. С тех пор как началось строительство плотины, русские рассматривают Египет как сферу своего влияния. Ни в одной стране мира не живет столько русских, сколько в Египте. И они чувствуют себя здесь комфортно, хотя египтяне их не любят. С тех пор как русские появились здесь, страна наполнилась шпиками, стукачами и агентами. Кто может точно сказать, что мы тоже не работаем на КГБ?

Камински пожал плечами, но Фостер не дал ему вставить и слова.

– Вам не нужно оправдываться, мистер Камински, и я тоже не буду этого делать.

Камински беспомощно смотрел на Фостера. Он не знал, за кого тот его принимает, и не понимал, как расценивать эту встречу.

Он уже сомневался, действительно ли Балое и Рая, которым он помог бежать в Судан, скрывались от КГБ, или за их побегом кроется что-то другое. Странной случайностью было то, что оба вдруг объявились ночью в его строительном бараке. И случайно ли барак был построен именно над входом в гробницу с мумией? Кто к этому приложил руку? Он взглянул на Фостера со стороны: «Что знает этот человек?» Камински хотелось сказать: «Забирайте свою мумию, делайте с ней что хотите, только оставьте меня в покое». Вместо этого он вдруг спросил:

– Скажите, мистер Фостер, вы имеете дело с антиквариатом?

Фостер, для которого весь предыдущий разговор не имел никакого значения, по крайней мере он вел себя именно так, вдруг оживился. Он вынул изо рта мундштук кальяна, постучал им о ладонь и спросил, не глядя на собеседника:

– Покупаете или продаете?

– Я не понял, что вы имеете в виду.

– Вы хотите что-то купить или продать?

Камински покраснел. Он чувствовал, что его загнали в угол, и неуверенно сказал:

– Собственно… Я только хотел узнать, занимаетесь ли вы торговлей антиквариатом.

Толстяк понимающе кивнул, полез в карман, вытащил черный потертый бумажник толщиной с Коран и начал копаться в нем, перебирая купюры, какие-то квитанции, чеки и газетные вырезки. При этом он постоянно слюнявил указательный палец правой руки и что-то невнятно бормотал.

– Вот! – вдруг громко сказал он, выудил мятый свернутый листок из бумажника и протянул собеседнику.

Камински развернул его. Это была страница из журнала «Time» с рекламой статуи Рамсеса, приобретенной нью-йоркским музеем «Метрополитен».

– Я доверяю вам, – прошептал Фостер, – я доверяю вам потому, что вы доверяете мне. Ну, вы понимаете… – И после продолжительной паузы ткнул большим пальцем себя в грудь: – Полмиллиона… долларов!

Камински не сразу понял. Только постепенно он осознал, о чем говорит Фостер: толстяк провернул эту сделку и заработал полмиллиона долларов. Камински уважительно кивнул и вернул вырезку.

– Конечно же, нелегально, – тихо сказал Фостер. – Я, правда, не знаю, что вы об этом думаете, мистер Камински. Но если бы не я провернул эту сделку, ее бы провел кто-нибудь другой. И, в общем-то, музей «Метрополитен» не самый плохой клиент. Можно сказать, отдал в хорошие руки. Вы видели, как содержатся экспонаты в Египетском музее в Каире? Просто позор!

Камински интересовала не столько моральная сторона дела (у него у самого рыльце было в пушку), сколько откровенность, с которой Фостер рассказывал ему такие вещи. Возможно, Фостер своим деловым чутьем понял, что Камински не из тех, кто будет доносить. Кроме того, у этого человека в городе наверняка были большие связи. Да и кто здесь поверит ему, Камински?

– Вы так мне доверяете, – сказал Камински, – а ведь мы едва знаем друг друга.

Фостер пожал плечами:

– Понимаете, есть люди, которым доверяешь сразу, хотя до этого ни разу их не видел. А есть люди, с которыми годами поддерживаешь дружеские отношения и все равно не доверишь им никакой тайны. Вы, сами видите, относитесь к первой категории.

Эти слова льстили Камински, а Фостер произнес их с определенным умыслом. Он знал, как обходиться с людьми, подобными Камински, и понимал, что от них можно получить все, что захочешь, если только за это правильно взяться. Поэтому Фостер замолчал, наблюдая за прохожими на улице.

Ему не пришлось долго ждать, пока Камински заговорит. Его слова звучали как исповедь:

– Я нашел мумию. Это звучит невероятно, но она преследует меня день и ночь. Я бежал сюда от мумии и теперь хотел бы от нее избавиться.

Фостер не особенно удивился.

– В мумиях нет ничего такого, – сказал он. – Их здесь тысячи. Это меня не интересует.

– Но речь идет об особенной мумии, она лежит целая в саркофаге. Речь идет о Бент-Анат, дочери и супруге Рамсеса!

– Что вы сказали?!

– О дочери и супруге Рамсеса, который построил Абу-Симбел.

– Ну, вы шутник, Камински!

– Я не шучу, мистер Фостер. Я бы ни слова не сказал, если бы это чудовище не разрушило самый захватывающий роман в моей жизни. Теперь я хочу избавиться от мумии!

Фостер вдруг словно наэлектризовался. Он заерзал на своем деревянном стуле.

– И где же находится гробница? Много ли сообщников? У вас есть доказательства?

– Доказательства? Археологи сразу узнали иероглифы с крышки саркофага и сказали, что это имя царицы. Есть только один сообщник – женщина, о которой я уже говорил и которая для меня много значит. А что касается места, то оно в Абу-Симбел.

– Поклянитесь бородой пророка! – Фостер все еще не мог поверить.

Он недоверчиво посмотрел на Камински, покачал головой и взглянул на пустую чашку. Наконец сказал так тихо, чтобы никто не услышал:

– Если ваши слова подтвердятся, мистер Камински, я готов заплатить любые деньги, почти любые.

Рассудок Камински вдруг словно помутился. Только что он любыми путями хотел избавиться от мумии, а теперь появился этот Фостер и предлагает ему целое состояние. Этих денег будет достаточно, чтобы начать новую жизнь.

– Сколько? – решительно спросил Камински.

– Вначале я должен лично осмотреть объект, – ответил Чарльз Д. Фостер как истинно деловой человек. – Но примерная цена будет, скажем, полмиллиона.

– Долларов?

– Дорогой друг, здесь можно говорить только о долларах. Теперь важно, чтобы никто не узнал о нашей сделке. Ну, вы понимаете… Чем меньше людей об этом знают, тем выше цена.