Текст книги "Пятое евангелие"

7

Анна сидела на раскладной кровати, подперев голову руками, и пыталась осмыслить происшедшее. Внезапно у нее возникло чувство, что со спины к ней кто-то подошел и даже прикоснулся рукой к волосам. Резким движением она обернулась, готовясь дать отпор, и увидела перед собой испуганное лицо маленькой девочки с нежными, мягкими чертами. Она прикрывала руками голову, словно боялась, что ее начнут бить. Внутри у Анны все сжалось. Когда девочка поняла, что незнакомая женщин не причинит ей вреда, она подошла ближе, аккуратно взяла в руку прядь волос Анны и нежно погладила, словно драгоценность. Анна все поняла: сама девочка была коротко острижена. Точно так же выглядели все спавшие здесь.

– Не бойся, – прошептала Анна, но девочка испуганно отпрянула и спряталась под одеялом.

– Она вас не понимает, – послышался голос из дальнего угла. – Она глухонемая и, кроме того, больна инфантилизмом. Если вы знаете, что это такое.

Женщина казалась очень старой. Глубокие морщины изуродовали ее лицо, а мешки под глазами создавали впечатление, что обычное состояние их обладательницы – печаль и скорбь. При этом ни одна деталь ее внешности не давала повода подумать о глупости или сумасшествии. Скорее наоборот, женщина наверняка была очень умна. В заблуждение не могли ввести даже коротко остриженные волосы, придававшие лицам остальных спящих глупый вид.

Анна внимательно смотрела на пожилую женщину. Та приложила руку к груди и сказала почти с гордостью:

– Гебефренная шизофрения.[41]41
  При этой форме шизофрении выражены эмоциональные изменения, отмечаются фрагментарность и нестойкость бреда и галлюцинаций, безответственное и непредсказуемое поведение.


[Закрыть] Вы меня понимаете? – и добавила, наслаждаясь удивлением Анны: – А у вас?

Анна не знала, что сказать. Похоже, старуха хотела знать причину, по которой Анну доставили сюда.

– Вы можете со мной говорить совершенно открыто, – добавила женщина, стараясь подбодрить Анну. – Я врач.

Она говорила достаточно громко, так что Анна начала опасаться, что проснутся остальные. Сообразив, что Анна отвечать не собирается, старуха поднялась с кровати и подошла ближе. На ней была длинная ночная рубашка, из-под которой выглядывали огромные, неестественно белые ноги.

– Не бойтесь, – сказала незнакомка уже тише. – Я здесь единственный нормальный человек. Доктор Саргент. Разрешите, я попробую догадаться, почему вы попали сюда.

С этими словами она подошла вплотную к Анне, обоими большими пальцами надавила ей на скулы, отпустила и приподняла правое веко.

– Я бы сказала, пернициозная кататония,[42]42
  Кататония (от др. – греч. κατατείνω – натягивать, напрягать) – при подобном психическом расстройстве преобладают двигательные нарушения. Пернициозный – характеризующийся тяжелым злокачественным течением.


[Закрыть] если вы знаете, что это.

– Нет, – ответила Анна.

– Что ж, кататония характеризуется возникновением трудностей при выполнении определенных движений, состоянием беспокойства и психического возбуждения. В некоторых случаях сопровождается общим повышением температуры тела. Тогда мы говорим о пернициозной кататонии. Должна заметить милочка, это не такое уж безобидное заболевание.

Научные термины и ясность, с которой говорила старуха, поразили Анну. Что могла она думать об этой загадочной Саргент? Анна вынуждена была признать, что сердце ее билось слишком часто, неожиданный поворот событий очень обеспокоил ее, и потому, вполне вероятно, могло показаться, что движения Анны несколько беспорядочны. Но как старуха могла заметить все это и быстро свести воедино, поставив диагноз.

– Что он сказал Вашему совершенству? – спросила доктор Саргент.

– Кто?

– Йоханнес!

– Он не захотел назвать мне свое имя. Да, извините. Меня зовут Сельма. Сельма Доблин.

– Называйте меня просто «доктор», – кивнула старуха. Здесь меня все так называют.

– Хорошо, доктор. Скажите, почему здесь иногда обращаются этим странным словосочетанием «Ваше совершенство»?

Доктор Саргент подняла руки.

– Так велели свыше. Всем, что здесь происходит, управляют свыше. И я бы посоветовала Вашему совершенству даже не пробовать сопротивляться. У них строгие наказания. Йоханнес пытался заставить вас принять христианство?

– Он только декламировал что-то на латыни.

– Бедный. Он здесь совсем недавно. Бывший проповедник. Он потерял рассудок и думает теперь, что он – евангелист Иоанн. Днем и ночью он распевает отрывки из Евангелия и поставил перед собой цель заставить всех принять христианство. Типичная паранойя. Было бы интересно узнать, что стало причиной болезни. Иногда он ругается, как сапожник. В остальном же совершенно безобиден.

– Он сказал, что никому нельзя выходить на улицу. Это противозаконно.

– Верно, – подтвердила старуха. – И все придерживаются этого правила. Кроме Йоханнеса. Он пользуется особыми привилегиями. Почему – этого никто не знает.

Анну так и подмывало спросить, почему ее собеседница находится здесь. Ведь она, доктор, производит впечатление вполне нормального человека. У Анны возникло множество вопросов… Почему доктор не спрашивает, как она оказалась здесь? К тому же среди ночи. Почему доктор Саргент разговаривает так, словно давно ожидала появления Анны? Почему доктор перестала спрашивать об ее умственном состоянии? Но Анна фон Зейдлиц не решилась задать ни один из этих вопросов. Она боялась.

– Они поставят вам диагноз, – продолжала доктор Саргент – И я бы вам рекомендовала вести себя в соответствии с симптомами болезни. Окажите им эту маленькую услугу, – прошептала старуха, словно отгадав мысли Анны, – и вам будет здесь не так уж плохо. В противном случае…

– Что же может произойти в противном случае?

– Отсюда еще никто не выходил без согласия сверху. По крайней мере, я не слышала ни об одном подобном случае.

После этих слов возникла длинная пауза, во время которой каждая размышляла о своей собеседнице. Наконец Анна собралась с духом и спросила:

– Вы здесь давно, доктор?

Доктор Саргент опустила взгляд. Анна испугалась, что своим вопросом потревожила незажившую рану и теперь психическое состояние старухи может резко измениться в худшую сторону. Через некоторое время женщина ответила вполне осознанно, но таким тоном, словно давно смирилась с уготованной ей судьбой:

– В Лейбетре я уже двенадцать лет. Но здесь, – доктор Саргент похлопала ладонью по краю кровати, – я только год. Они говорят, что у меня шизофрения. Вы только послушайте! Шизофрения! На самом деле просто мои исследования больше не соответствовали их концепции!

Внезапно доктор Саргент приложила указательный палец к губам. В коридоре послышались голоса.

– Патруль! – сказала доктор. – Быстро! Под одеяло!

Прежде чем Анна успела возразить, женщина заставила ее лечь, улеглась рядом и накрыла обеих шерстяным одеялом.

В помещение вошли два охранника в форме и окинули взглядом кровати. Примечательными в их одежде были кожаные шлемы и широкие ремни, на которых болталась дубинка и крепилась кобура с пистолетом.

Когда они вышли, доктор Саргент отбросила одеяло в сторону и сказала:

– Теперь мы можем быть спокойны до самого утра. Я бы не советовала вам спорить с этими парнями. Жестокие люди, настоящие доберманы.

Анна села. Минута, проведенная с доктором Саргент под одеялом, была для нее крайне неприятной. Доктор тоже поднялась, и направилась на свое место. Лишь теперь Анна почувствовала тяжесть в руках и ногах. Проделанный путь давал о себе знать. Стараясь не шевелиться, Анна молча лежала под одеялом и прислушивалась, пытаясь уловить звуки ночи. Она не могла поверить, что оказалась в городе без звуков.

Она не могла сказать, сколько времени пролежала в полусне. Ей не удалось забыться полностью, потому что какой-то частью мозга она не переставала думать о предстоящем дне, строить предположения и гадать, не лучше ли убежать, пока не поздно и спрятаться. Но она понимала, что слишком сильно устала. Тяжесть во всем теле буквально придавила ее к раскладной кровати, и у Анны возникло ощущение, которое часто преследует нас во сне, – чувство, что нужно бежать, и осознание, что не можешь сдвинуться с места, потому что ноги не слушаются.

Два-три часа она пребывала между мучением и отдыхом, когда с улицы послышался голос, звучавший так, словно его обладатель плачет и жалуется. Это был мужчина, и он постоянно повторял одно и то же слово. В полной тишине приближающийся звук казался довольно странным, но внезапно Анне показалось, что она слышит свое имя.

Она вскочила на ноги, сдерживая дыхание, и прислушалась. Да, теперь она слышала довольно четко: «Анна! Анна!» Осторожно, стараясь никого не разбудить, она пробралась к ближайшему окну.

Посередине ярко освещенной улицы, примерно в пятидесяти метрах от дома стоял одетый в черное человек, неестественно белое лицо, которого контрастировало с одеждой. Гвидо! Анна чуть не упала в обморок. Глаза ее расширились от ужаса. Анна ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что не спит, и почувствовала боль. Анна хотела закричать что было мочи, но не могла. Одетый в черное мужчина словно знал, откуда за ним наблюдают. Он повернулся лицом к Анне. Да, это был Гвидо!

На цыпочках Анна пробралась к доктору Саргент, но та уже спала, и пришлось ее осторожно разбудить. Однако даже проснувшись, старуха не сразу согласилась встать с постели и посмотреть в окно.

– Неужели вы не слышите, как кричит мужчина? – настойчиво прошептала Анна.

– Это наш евангелист Йоханнес, – недовольно проворчала доктор.

– Нет! – возразила Анна. – Прошу вас, взгляните в окно!

– Тогда это Мауро, раньше он танцевал в балете. Охранники несколько раз ловили его ночью. Он утверждает, что выступал в Большом театре.

Анна схватила доктора Саргент за руку.

– Прошу вас, взгляните! Я лишь хочу, чтобы вы подтвердили, что увиденное мною не наваждение!

Наконец доктор Саргент села.

– Подтвердить? Почему вы хотите, чтобы я подтвердила?

Анна ответила, запинаясь на каждом слове:

– Мужчина на улице… Я думаю… Я уверена… что мужчина на улице – мой муж.

– Он здесь?

Далеко не сразу Анна ответила:

– Он умер три месяца назад. Разбился на машине.

Столь неожиданное утверждение окончательно разбудило доктора Саргент. Она посмотрела на Анну и неохотно встала, словно хотела сказать: «Ну, если так надо…» Как бы там ни было, она направилась, шаркая ногами в длинных носках, которые не снимала даже ночью, к небольшому окну и посмотрела на улицу. Анна все еще слышала жалобные возгласы: «Анна! Анна! Анна!»

Доктор Саргент раздраженно покрутила головой из стороны в сторону, встала на цыпочки, чтобы лучше видеть улицу, затем повернулась к Анне и проворчала, направляясь к своей кровати:

– Я не вижу на улице никого!

– Но вы же слышите крики!

– Ничего я не слышу. И ничего не вижу, – грубо ответила доктор Саргент. – Галлюцинации и акоазмы, заболевание ни сочной доли мозга.

Она укрылась одеялом с головой и повернулась спиной к Анне, давая понять, что разговор окончен.

Анна не поняла ее последней фразы, но до сих пор слышала возгласы с улицы. Она прижалась лбом к стеклу. Гвидо исчез. Но в ее голове все еще раздавалось жуткое эхо: «Анна! Анна!»

Глаза Анны буквально сверлили улицу, то место, откуда, казалось, исходил звук, но там никого не было. Ярко освещенная улица оставалась пустой. Но ведь этого не могло быть! Этого не должно быть! Неужели она сходит с ума? Анна чувствовала, что ее тело напряжено до предела – ей даже казалось, что еще немного, и мышцы порвутся. Она попыталась понять, не спит ли сейчас. А может быть, смерть Гвидо и все последующие события ей тоже лишь приснились? Неужели она стала лишь беспомощной актрисой в собственном театре кошмара?

Оконное стекло приятно холодило лоб, и Анна еще сильнее прибилась к нему. Сейчас она была просто не способна подумать о том, что стекло – твердый, но в то же время довольно хрупкий материал, и достаточно одного удара, чтобы оно разлетелось на осколки. Анна лишь дрожала всем телом и не могла отвести взгляд от пустой улицы. На глаза навернулись слезы. И тут стекло треснуло, издав резкий звук. Анна успела почувствовать, как по лицу течет что-то теплое, а потом ей показалось, что она падает в бесконечную пустоту. Она ощущала холод черной бездны, которая с каждой секундой приближалась. Затем Анна почувствовала удар и потеряла сознание.

8

Когда она пришла в себя, все еще (или снова?) была ночь, а в спальне со скудной обстановкой ничего не изменилось. Анна ощупала голову и обнаружила на лбу повязку. Но больше всего Анна испугалась, поняв, что ее волосы коротко острижены, как и у остальных обитателей Лейбетры.

«Я не могу оставаться здесь!» – была ее первая мысль. Но еще до того как успела составить хоть какой-то план действий, Анна поняла, какое значение имели ее коротко остриженные волосы. Ее приняли здесь, в Лейбетре! Лучшей возможности раскрыть тайну этого места ей не представится. В то же время она боялась. Панически боялась Гвидо, который согласился принять участие в этой игре, или же – если это был не он – тех, кто был способен манипулировать ею и ее страхами в своих целях.

– Как вы? Пришли в себя?

Анна обернулась. Это была доктор Саргент, которая, опершись на локоть, приподнялась и с интересом следила за движениями Анны.

– Что вы со мной сделали? – спросила Анна обеспокоено и прикоснулась к повязке на лбу.

– Лучше спросите, что сделали вы! – не задержалась с ответом доктор. – Вы бредили и хотели просунуть голову сквозь оконное стекло! Если бы я не оттащила вас, вы остались бы без головы! Кроме того, вы постоянно говорили о каком-то Гвидо.

Пренебрежительный тон разозлил Анну.

– Что же, я, по-вашему, должна благодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь? – спросила она вызывающе.

– Я доктор Саргент, – ответила старуха холодно. – Моя обязанность – спасать жизни.

– Спасибо, – сказала Анна.

– Не за что.

В комнате царил полумрак, но было достаточно светло, что бы рассмотреть практически любую деталь. Анна тут же посмотрела на окно.

– Доктор Саргент, – шепотом обратилась она к старухе – Окно!

– А что с окном? – скучающим тоном спросила доктор Саргент.

– Я думала, что выдавила стекло головой…

– Конечно, выдавили, да так, что оно разлетелось на куски.

– Но ведь стекло целое… Вы хотите сказать, что кто-то успел вставить новое?

– Как раз это я и хочу сказать. Вы ведь спали двое суток.

– Что?

– Два дня и две ночи. Доктор Норманн в таких случаях не церемонится. Здесь никто особо не церемонится, если нужно успокоить одного из жителей городка. Валиум здесь льется рекой.

Анна закатала рукава белой робы, в которую кто-то уже уст ее облачить. На обоих локтевых сгибах виднелись следы от уколов.

– Вы удивлены? – поинтересовалась доктор Саргент. – Неужели вы думали, что все здешние сумасшедшие спокойные от природы? Посмотрите повнимательнее! Обратите внимание на каждого. На каждого, слышите?

Словно против воли, Анна поднялась с постели и медленно Пошла между кроватями в спальне. Здесь были женщины с акромегалией,[43]43
  Акромегалия (от греч. ἄκρος – конечность и греч. μέγας – большой) – эндокринное заболевание, связанное с нарушением функции передней доли гипофиза; сопровождается увеличением (расширением и утолщением) кистей, стоп, черепа, особенно его лицевой части, и др.


[Закрыть] с красными лицами и жутко искаженными чертами, словно их лица вырезал из дерева неумелый мастер. Анна увидела тех, кто родился с увечьями: их суставы были неестественно вывернуты, а на лицах застыла безумная улыбка. При взгляде на некоторых она даже начала сомневаться, могут ли эти существа передвигаться самостоятельно. Сердце Анны бешено колотилось, в висках начала стучать кровь. Она была растеряна и подавлена.

Вернувшись к постели доктора Саргент, Анна опустилась на колени и прошептала:

– Но ведь это чудовищно! Как долго вы терпите это?

– Привыкнуть можно ко всему, – лаконично заметила доктор.

Если сравнивать с другими женщинами, выглядела она довольно нормально. Анна не смогла сдержаться. Она должна была задать этот вопрос, чтобы он ее больше не мучил:

– Скажите же наконец, доктор Саргент, почему вы здесь?!

Глаза женщины засверкали от злости. Видно было, что ей хотелось ответить, но мешала какая-то мысль. Наконец она Коротко сказала:

– Спросите у тех, наверху.

«Будет непросто завоевать ее доверие», – подумала Анна. Она была в этом абсолютно уверена. Тогда Анна решила прибегнуть к другому способу и высказала предположение, что доктор Саргент находится здесь не как пациент, а как медсестра, которой доверили присматривать за спящими в этом помещении. Но доктору Саргент, похоже, не понравилось замечание Анны, и она ответила, что здесь все присматривают друг другом, поскольку это основной принцип в Лейбетре.

Анна не поверила в такое объяснение. Ее подозрение, что доктор Саргент принадлежит к касте орфиков, а не к душевнобольным, стало еще сильнее, когда она попросила побольше рассказать об этом странном брате Йоханнесе: о его прошлом, где он жил здесь, в Лейбетре. Почему-то у нее было чувство, что этот достойный сожаления человек мог быть каким-то образом связан с загадочными событиями нескольких последних месяцев.

Но доктор Саргент однозначно дала понять, что подобные расспросы здесь нежелательны, тем более со стороны Анны как пациентки. Всем своим поведением эта женщина подчеркивала, что относится к своей собеседнице как к больной, во всяком случае, после того происшествия, когда Анне якобы показалось, что она видит Гвидо и слышит его крики. Она также добавили, что в отделение, где содержится Йоханнес, у нее все равно нет доступа, так что она ничем помочь не может.

Анна обратила внимание, что глухонемая девочка внимательно следила за ее губами в течение всего разговора, словно хотела понять каждое слово. После обеда, когда женщины, собравшись в небольшие группы, проводили время на улице, – в этот день Анна впервые смогла понять, каким огромным был город над их головами – девочка, незаметно от охранников и доктора Саргент, положила в руку Анне маленькую, сложенную в несколько раз записку. На клочке бумаги Анна обнаружила рисунок, в котором при более внимательном рассмотрении она узнала план. Эта неумело нарисованная карта содержала казавшиеся поначалу непонятными пометки и стрелочки, указывавшие, где сейчас находится Анна, и ведущие к дважды подчеркнутому слову «Йоханнес».

Хотя Анна в течение дня то и дело осматривалась по сторонам, надеясь увидеть Йоханнеса, ей так и не удалось заметить достойного сожаления евангелиста, поэтому вечером, несмотря на запрет, она решила тайком отправиться на поиски. При этом рисунок девочки очень пригодился, поскольку Лейбетра оказалась запутанным скоплением домов и переулков, словно кто-то хотел сделать этот город похожим на лабиринт Минотавра. Анна удивилась своему абсолютному спокойствию, когда одиночку отправилась на ночную прогулку по пустому городу.

Больше всего ее беспокоило то, что в одном из переулков ей мог повстречаться Гвидо. Она не знала, как вести себя в ситуации, если муж окажется прямо перед ней. Бежать? Или подойти к нему и дать пощечину? А может, отпустить замечание, что этот мужчина отвратительный актеришка?

На домах в Лейбетре Анна не видела номеров, только буквы и слова, похожие на некий код, из-за чего непосвященному человеку было практически невозможно ориентироваться здесь. Но карта глухонемой девочки оказалась настолько точной, что Анна отважилась даже отклониться от описанного маршрута, чтобы узнать причину странного звука, который был похож на визжание собаки или мяуканье кота. Или на то и другое сразу.

Как и все здания здесь, это тоже оказалось незапертым. Все, что нужно было сделать Анне, – это поднять железный засов на больших деревянных воротах с одной створкой. Она вошла во двор, где увидела нагроможденные в три этажа и соединенные деревянными лестницами клетки различного размера. Хотя более половины из них оказались пустыми, дворик был полон самых разнообразных звуков, так что вряд ли кто-то мог услышать, что она вошла.

Громкое визжание раздавалось из клетки на первом этаже. Подойдя, Анна увидела двух наводящих ужас фантастического вида существ: борзые с головами котов и совершенно голыми хвостами. Издалека их можно было принять за собак, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что животные ведут себя как кошки: точат когти о кусок толстого дерева в клетке, взбираются по нему под самый потолок и осторожно спускаются вниз.

Анну увиденное повергло в настоящий ужас, но любопытство заставило осмотреть и остальные клетки. Она хотела узнать какие еще существа могли здесь находиться. В одной из клеток оказались звери, похожие одновременно на коз и овец, но с длинными пушистыми хвостами, как у дворняги. В другой – свинья с рогами горного барана, которая брюхом задевала пол и была в два раза длиннее, чем нормальные животные.

В самой большой клетке сидело чудовище с черно-коричневой шерстью, ниже пояса похожее на орангутанга. Верхняя часть с розоватой кожей без шерсти – и это пугало больше всего напоминала скорее человеческое тело. Руки казались неестественно длинными и свисали, словно плети. Но кисти, и прежде всего ногти, были как у человека. Лысая, красноватого цвета голова с крохотными ушами напоминала голову борца, а глубоко посаженные глаза под массивными надбровными дугами смотрели на Анну с таким выражением, что она нисколько бы не удивилась, если бы монстр заговорил с ней сквозь решетку и спросил, что она здесь делает.

От подобных мыслей Анна разволновалась и решила немедленно покинуть это жуткое место, чтобы продолжить путь по маршруту, нарисованному глухонемой девочкой. Она прошла мимо узкого ряда домов, через площадь, на противоположной стороне которой увидела огромных размеров ворота. Они были открыты, и за ними Анна рассмотрела гигантскую пещеру, из которой доносилось монотонное жужжание электрогенераторов и еще какого-то оборудования. На площади царило оживление. Люди сновали в разные стороны, так что никто даже не обратил внимания на Анну, когда она подошла поближе к воротам и увидела в пещере кроме всего прочего множество лифтов, ведущих в верхний город.

Те, кто входил в ворота и поднимался на лифтах вверх, сильно отличались от обитателей Лейбетры, которых Анна видела до сих пор. Волосы у некоторых были коротко подстрижены, а добротная черная одежда делала их похожими на монахов. Они и не разговаривали друг с другом и старались даже не встречаться взглядами.

Похоже, охранников, которые могли бы помешать кому-то попасть в верхний город Лейбетры, здесь не было. Этот факт поразил Анну, впрочем, как и все остальные меры обеспечения безопасности в этом странном месте. Несколько раз она замечала грозного вида вооруженных патрульных, но они появлялись крайне редко и ни у кого не вызывали страха. Спокойствие и дисциплина, царившие повсюду, казались Анне загадочными. Похоже, она оказалась в каком-то огромном закрытом учреждении.

Держа в руках рисунок глухонемой девочки, Анна отправились дальше. Она твердо решила, что сделает все возможное и найдет сумасшедшего евангелиста Йоханнеса, от которого надеялась получить полезную информацию.