Текст книги "Три сестры, три королевы"

Эдинбургский замок,
Шотландия, зима 1503

Ответ бабушки на мое первое письмо застает в пути второе, исполненное праведного гнева. Гонцы минуют друг друга на дороге, едва ли встречаясь, и я получаю весточку от нее, уже вернувшись в Эдинбург и готовясь к рождественским празднованиям. Печать на письме была сломана, и по тому, что она была не случайно надломлена, а аккуратно взрезана, я понимаю, что мой муж уже ознакомился с ним. Что означает, что он знал и о том, что я ей писала.

«Ричмондский дворец,

Святки 1503

Маргарите, королеве Шотландии

Приветствую тебя, дочь моя, Маргарита.

С сожалением узнала я о твоем огорчении от присутствия в твоем замке бастардов твоего мужа. Призываю тебя молиться непрестанно о Господнем водительстве для него, чтобы покинул он греховные пути. Он муж твой, Богом данный и поставленный над тобою, и ни законы наших королевств, ни воля твоя не могут противиться его воле. Лишь терпеливым примером и взыванием к защитнице нашей, пресвятой Богородице, мы можем направить пути его от греха к праведности. Помни о клятвах твоих, которые ты давала ему у алтаря, обещая верность и послушание. Он тебе их не обещал.

Дети должны быть выращены как лорды и леди, коими являются по отцу, и ты сама поймешь все преимущества, которые дает тебе большая королевская семья, в которой ты королева. Никогда не забывай о том, что сейчас ты живешь в стране буйных и диких нравов, где лорды поражены грехом гордыни и независимости. Приближай к себе всех, кто верен тебе и проявляет дружелюбие. Этих детей можно убедить и воспитать или же потом подкупить, дабы стали они друзьями твоему принцу, когда он появится на свет. Ничто не может быть важнее его безопасности и будущего. Ты видела, как я приближала к себе свою родню и управляла ею, и делала это по одной и единственной причине: у моего сына должны быть друзья по всему королевству, чтобы он мог опереться на них в час нужды. Я даже вышла замуж за могущественного лорда, чтобы обеспечить ему сильного союзника. Все твои действия должны быть подчинены одной цели: обеспечения трона для своего наследника и защите его прав на него в будущем. И дети-бастарды должны быть воспитаны так, чтобы помочь тебе в этом.

Тебе будут интересны новости нашего двора. Король, сын мой, нездоров, и это расстраивает меня и беспокоит. Я делаю все, что от меня зависит, чтобы поправить его здоровье, и беру на себя многие заботы по управлению королевством, чтобы облегчить его ношу.

Екатерина Арагонская не причиняет никаких хлопот двору, мы едва видим ее. Она пытается жить самостоятельно, в собственном доме, и из того, что я о ней слышу, она едва сводит концы с концами. Мы ничего ей не должны и выплачиваем ей сущие копейки. Мы не отправим ее в Испанию до тех пор, пока нам не будет выплачено всего ее обещанного приданого, а они не примут ее, пока она не получит своей вдовьей доли наследства.

Принцесса Мария растет в благости и послушании, и мы планируем для нее хорошую партию, уповая на Господа и на воцарение мира. Я продолжаю пребывать в Господней воле, что проявляется в его нескончаемых благословениях за мою неистощимую веру, усердную молитву и праведные дела. Позаботься и ты о том, чтобы быть послушной и доброй женой для своего мужа. Все помышления твои должны быть о рождении собственного сына, а не заботам о бастардах короля. И позаботься о том, чтобы подружиться с ними сейчас, чтобы опираться на них в будущем.

Маргарита Р»

Она подписывается «Маргарита Р», что может означать Маргарита Ричмонд, как и «Регина», то есть «королева». Она никому это не объясняла и изобрела свою подпись в полной тайне, не советуясь ни с кем, как она всегда поступала. И делала она так не из соображений скромности, а стремясь хранить свои помыслы в тайне. Она так же тихо вступает в союзы и заводит друзей, не из приязни к ним, а из соображений их полезности для будущего. Она дважды выходила замуж, выбирая мужей по тому, какую пользу они могут принести ее сыну. Она угнетала мою мать, никогда не снисходя до разговоров с ней, и никто не знал наверняка, в чем заключалась ее роль в событиях, связанных с правлением короля Ричарда. Хотела бы я обладать ее мудростью и быть такой же коварной, как она. Но я родилась под гордым именем Тюдор. Могла ли я желать себе иной участи?

Как бы то ни было, самым важным было то, что я добилась желаемого: двое мальчиков, носящих имя Стюарт, будут отправлены на обучение в Италию. По-моему, они не ожидали подобной чести. Остальные же дети будут расти в другом доме где-то в Шотландии. Я не знаю, где это будет, и я точно не собираюсь об этом спрашивать.

Мне жаль, что Екатерине не выплачивают содержания, и жаль, что ей приходится управляться с большим домом в Лондоне без помощи бабушки или отца. Но мне не удается сдержать радости от мысли, что она не заняла моего места при дворе, что она не стала любимой дочерью, которую зовут на все празднества, усаживают рядом с женихом, моим братом Гарри. Мне гораздо проще ее любить, если я понимаю, что она не занимает моего места. Единственное, что в этом письме меня беспокоит, – это известие о том, что мою сестру, Марию, собираются выдать замуж в Европу, сделав ей хорошую партию. Внезапно меня охватывает беспокойство о том, что ее могут выдать за какого-нибудь старика или жестокого молодого тирана. Она юна и хороша собой, мила и безобидна, как котенок, тонка и возвышенна, как статуэтка. Нельзя продавать ее, как товар, тому, кто предложит лучшую цену, бросать ее на растерзание двору. Она доверчива и уязвима, без матери и без защиты, и я проникаюсь искренним беспокойством и стремлением защитить свою сестренку. Мне хочется, чтобы ее выдали замуж за доброго и любящего человека. Да, доброго, любящего и… не имеющего никакой власти.

Потому что мне невыносима мысль о том, что она может выйти замуж за короля. Я не хочу, чтобы она поднималась выше своего текущего положения. Это было бы неправильно. Я же старшая сестра и должна оставаться в старшинстве над ней как по годам, так и по положению. Это же должно быть очевидно для всех. Конечно же, моя мудрая бабушка при всей своей любви к титулам и власти не забудет об этом и не допустит, чтобы меня обошла моя же младшая сестра.

Эдинбургский замок,
Шотландия, весна 1504

В январе, в самом конце рождественских празднеств, до нас доходят известия о смерти младшего брата Якова, графа Росса. Это известие должно было опечалить Якова, хотя для меня мало какое горе было сравнимо с утратой Артура, но мой муж так искусно прятал свои переживания, что мне кажется, что он остался к кончине вовсе безразличен.

– Он был мне братом, но причинял множество неприятностей, – говорит он, беря мою руку и укладывая ее себе на согнутый локоть, пока мы прогуливаемся по галерее вдоль потемневших портретов предшественников Якова. В это время придворные занимали себя беседой, не сводя с нас внимательных взглядов.

– Братья часто так делают, – соглашаюсь я, думая о Гарри. – Сестры тоже.

– Я боялся, что отец предпочтет его мне, и отчасти причиной нашей с ним ссоры стала его идея поставить брата на мое место, назвав его наследником, и короновать на правление.

– Это грех, – благочестиво замечаю я. – Старшее дитя должно почитаться превыше остальных. Господь не зря создал порядок рождения детей, и, как любой порядок, он должен почитаться как священный.

– Слова истинной старшей сестры, – замечает он с быстрой горькой улыбкой.

– Всего лишь правда, – произношу я с достоинством. – Дома тоже бывало, что Марии позволяли выпячивать себя передо мной, и еще хуже, когда Екатерине Арагонской было позволено взять старшинство надо мною, хотя она была принцессой Тюдор по браку, а я – по праву рождения. Господь не зря расставил всех по своим местам, и этот порядок следует соблюдать.

– Однако смерть моего брата ставит меня в трудное положение. Мне жаль, если это тебе не понравится, но мне придется назвать своего преемника, – говорит он, по обыкновению минуя всяческие предисловия.

– Почему?

– Дорогая, я знаю, что тебе нет еще и пятнадцати, но постарайся думать как королева! Разумеется, брат был моим преемником, а теперь после его смерти, у меня его не стало.

– Значит, вы назовете преемника? – спрашиваю я, и внезапно меня озаряет надежда.

– Я должен это сделать.

– Сделаете меня своей преемницей?

Он разражается таким хохотом, что все придворные бросают свои дела и оборачиваются на нас.

– Ох, благослови тебя Господь! Нет! – говорит он. – Ты не можешь быть моей преемницей, иначе тебе придется бежать к границе в одном платье всего лишь через месяц! Да через один день! Единственная причина, по которой мы все еще носим корону, заключается в том, что я постоянно, постоянно езжу по королевству из конца в конец, принуждая к повиновению лордов, которые привыкли жить по своему усмотрению, убеждая и успокаивая, призывая к дружбе, смиряя гнев вспыльчивых по натуре, утешая обиженных. Я строю корабли, отливаю пушки! Только миролюбивый человек с мощной армией за спиной способен управлять этой страной: только мудрый муж с непобедимой армией. Ни одной женщине не справиться с этим. Я собираюсь превратить эти земли в мирное и процветающее королевство, и это очень непростой труд. Господь сохрани нас от правления королевы! Это все испортит.

Я так оскорблена, что не нахожусь с ответом.

– Как пожелаете, ваше величество, – холодно и с достоинством отвечаю я. – Жаль, что вы так плохо думаете обо мне.

– Не о тебе, дорогая, – поправляет он меня, сжимая мои пальцы у себя на руке. – Женщины вообще не могут править. К тому же тебя этому не учили. Тебе нравится титул, но ты понятия не имеешь о том, какой за ним стоит тяжкий труд.

– Вы говорите как кузнец, а не король.

– Так и есть. Я кую королевство из сборища кланов. Я сковываю их в одну крепкую цепь. Даже сейчас мне приходится бороться за верность островов и следить за границами, к тому же еще требовать права на спорные земли. Твоему отцу пришлось делать то же самое, когда он занял свой трон, и его задача была еще сложнее, потому что все его знали всего лишь изгнанником, простым графом Ричмондским. Я хотя бы родился и вырос королем, а твоему отцу и по сей день приходится бороться со своими лордами. Впрочем, как и мне. Мне приходится учить их верности, преданности и постоянству. – Он с улыбкой смотрит на меня. – Мне приходится учить и тебя тоже.

– Но кого вы назовете своим преемником? – спрашиваю я. У меня внутри все сжимается, стоило мне подумать, что он может почтить своим выбором моего брата, Гарри. Мне не по себе от мысли, что брат может получить титул, превосходящий мой собственный, тем более если этот титул ему отдаст мой собственный муж. – Не Гарри?

– Гарри? Нет! Ты меня совсем не слушаешь? Шотландские лорды никогда не примут английского короля. У нас должен быть свой король. Следующим за мной по преемственности будет Джон Стюарт, герцог Олбани, мой кузен.

Я молча хлопаю глазами. Но это даже хуже, чем Гарри!

– Я даже не знаю, о ком ты говоришь. Кто он?

– Ты с ним не знакома. Он живет во Франции, хоть и вырос здесь. Отец его недолюбливал, вот ему и пришлось уехать. Так что нравится тебе или нет, он останется моим преемником, пока ты не родишь мне сына. А пока я собираюсь признать Александра и молю Бога о том, чтобы ты научилась любить моих бастардов. Если ты воспитаешь Александра как родного сына, я смогу назвать его своим наследником. Во всяком случае, признать его публично.

Это уже было большим унижением, чем избрание преемником Гарри.

– Да кто о нем еще не знает? Все уже и так о них обо всех знают! Вы не можете навязывать мне бастарда! Вы не станете бесчестить трон!

– Это не бесчестие, – спокойно говорит он. – Все знают, что он мой сын, с самого его рождения, как и все мои дети, которые родились после него. Я не желаю обидеть тебя, женушка, но пока у нас не родится сын, мне нужен наследник, в котором будет течь моя кровь и мои благословения. Я собираюсь признать их обоих, Александра и Якова.

– И кто из них Александр и Яков? – холодно осведомляюсь я. – Потому что их так много в стенах Стерлинга, что я не могу отличить одного от другого.

– Это мои мальчики, – мягко отвечает он. – Мои славные мальчики. Матерью Александра была Мэрион Бойд, благослови ее Господь, а Яков – сын Дженет Кеннеди. И я думаю, что ты их достаточно хорошо рассмотрела, раз потребовала их высылки. Александр и его брат будут учиться в Италии, а их сестра Екатерина будет жить в Эдинбургском замке. Мои дети будут рядом со мной, дорогая, потому что пока ты не подарила мне никого, кто мог бы занять их место.

Я вытягиваю руку из пальцев мужа.

– Я не желаю видеть никого из ваших бастардов за своим столом или где-либо возле трона, – вырывается у меня. – И сегодня я ужинать не буду. Мне нехорошо. Извольте ужинать без меня.

Он даже бровью не повел.

– Прекрасно, – говорит он. – Я приду в твои комнаты после ужина, чтобы провести с тобой ночь.

Я с большим трудом удерживаю «нет, не придете», готовое сорваться с моего языка, поскольку что-то в выражении его лица предостерегало меня от дальнейших препирательств.

– Извольте, – говорю я и кланяюсь. И он уходит прочь, окликая своих лордов.

– Мужлан, – шепчу я в его широкую спину, но не настолько громко, чтобы он мог меня услышать.

Я не смею показывать характер мужу, но в компании фрейлин меня ничто не сдерживает. Тут я даю себе полную волю, и им приходится терпеть это без звука.

Яков отдает сыну Сент-Андрус, некогда принадлежавший его почившему брату, и отправляет его, десятилетнего, учиться в Италию, и не просто с каким-то учителем, а с Эразмом Роттердамским. Тем самым Эразмом, который некогда навестил моего брата и был поражен его образованностью. И такого ученого пригласили ради пары шотландских бастардов! До этого философ гостил при английском дворе и заходил в королевскую детскую в Гринвиче. И мы были достойными учениками для этого великого человека.

Но Яков слеп и глух к доводам рассудка о рангах и заслугах. Он настаивает на том, чтобы его бастарды отправлялись в Падую для обучения, и ничто не может убедить его в том, что это поднимет их слишком высоко, учитывая происхождение. Но я знаю, что он ошибается. Хоть и считает, что я не разбираюсь в тонкостях управления страной, есть вещи, которые я все же знаю. Я видела, как всего лишь мальчики, дети рода Плантагенет, превратились в угрозу для отца, как один из них стал называть себя принцем, и отец потратил целое состояние на шпионов, чтобы его разыскать, а затем на подкуп «свидетелей» во Фландрии, чтобы они показали, что знали его как сына лодочника. Я видела все сомнения отца, когда он понял, что ему придется избавиться от него, как только его схватят, видела самого мальчика, тенью ходившего по нашему двору, наполовину принца, наполовину самозванца. Поэтому я точно знаю, что единственный способ выиграть у соперника – убить его, причем не медля. А Яков решил воспитать и обучить двух мальчиков, первых соперников моему сыну, к тому же назвав одного из них прямым наследником. Я точно знаю, что это глупая идея, потому что каждый принц, каждая принцесса будут стремиться стать единственными.

Дворец Холирудхаус,
Эдинбург, весна 1506

Король осыпает меня подарками: на мое шестнадцатилетие, на Рождество и на Новый год, и просто так, чтобы порадовать меня, украшениями и драгоценными камнями. Рождественские праздники были самыми яркими и запоминающимися в моей жизни. Джон Дамьен, алхимик Якова, специально приезжал из Стерлинга, чтобы стать церемониймейстером, потом был бал-маскарад, фейерверки и сюрпризы каждый день, пока шли празднования. Старый колдун превращал вино в чернила, а пламя делал зеленым. Каждый день при дворе слагались новые стихи и пелись новые песни, двор был весел, а король был добр с друзьями и полон любви ко мне.

Только одно омрачало праздник: мы были женаты уже три года и все это время делили супружеское ложе, но у нас не было поводов даже для подозрений на беременность. И я не могла винить в этом короля и ссылаться на то, что брак не был консумирован, как Екатерина, потому что король приходит ко мне каждую ночь, когда это не запрещено церковью, особенно в дни, предшествующие женскому недомоганию, но только для того, чтобы разочароваться снова и снова. Мне кажется, что он уже запомнил, когда у меня приходит женское недомогание, и становится особенно внимательным и усердным, когда шансы зачать наиболее высоки. Может быть, они с алхимиком даже делают какие-то расчеты, связанные с лунным циклом, но я не знаю об этом наверняка и не спрашиваю. Да и откуда мне знать, что он читает в этой своей книге на греческом, со страшными картинками, на которых изображены разрезанные тела, перегонные кубы и змеи?

Среди множества писем, которые я получаю из Англии, до меня доходит записка от Марии с хвастливыми рассказами о том, как чудесно она проводит время весной. Умерла Изабелла Кастильская, и наследники испанской короны, Филипп и его жена Хуана, отправились домой, однако были вынуждены штормом пристать к берегу возле Дорсета, и отец вместе со всем двором пригласил их погостить в Виндзорском дворце, а затем в Ричмонде. Волею случая Екатерину вызволили из забвения и вызвали ко двору, чтобы приветствовать ее сестру, Хуану, а Мария составляла им компанию в танцах, пении и верховых прогулках. Гости оказались лучшими стрелками, и во время охоты они поймали всю добычу, пожалуй, не поймали только единорога. В их честь утраивались турниры, маскарады… и список развлечений оказался бесконечным, потому что Мария не упускала ни одной детали в описании торжеств и своих туалетов. Сначала меня изумляет то, что ей позволили так красоваться перед всеми, но когда я нашла в ее письме упоминание о том, что отец с бабушкой рассматривают кандидатуру Карла Кастильского в качестве ее супруга, я понимаю, что ее выставили напоказ, как товар в базарный день. Разумеется, Екатерина была среди тех самых торговцев, которые продавали товар, хотя я удивлена тем, что она смирилась настолько, что согласилась танцевать по просьбе отца, он же не сделал для нее ничего хорошего. В моем представлении, она напрасно поступилась гордостью, я бы на ее месте повела себя иначе. Да и в любом случае уделять столько внимания Марии было неразумно и смешно.

«Все были так добры ко мне, – пишет Мария, – и все настаивают на том, чтобы я учила испанский!» Буквы в письме складывались в неровные строки, а к краю страницы теснились и становились мелкими. «По-моему, если я выйду за Карла, то стану римской императрицей! Представляешь, как будет здорово! И тогда мы все втроем будем королевами!»

Вначале план кажется мне настолько глупым, что я не могу сдержать смеха и преисполняюсь сестринской нежности. Карл ведь еще совсем ребенок, не старше шести лет. Если они объявят о помолвке, Мария застрянет в Англии по меньшей мере на шесть лет, если только испанцы не решат забрать ее с собой в Кастилию, чтобы она там нянчила своего будущего мужа. Конечно, ему прочат высокие титулы, но нет никакой уверенности в том, что он доживет до них, как и в том, что ей хватит терпения и возможности ждать столько лет, чтобы назвать себя королевой.

«Теперь, когда Екатерина переехала жить во дворец, мы с ней проводим много времени вместе», – пишет Мария, как обычно, не понимая того, что и это было оскорблением ее названной сестре: она явно не преуспела в том, чтобы обзавестись собственным домом и удержать его и теперь вынуждена поступить ко двору моего отца в качестве приживалки. «Отец перестал выплачивать ей содержание и отослал ее дуэнью за плохое влияние. Я так этому рада! Мне так нравится, что Екатерина сейчас при дворе, хотя ей сложно сводить концы с концами. Она не может обедать с нами каждый день, потому что у нее не хватает для этого платьев. Она ужасно обносилась, ее собственный отец отказывает ей в содержании, а бабушка говорит, что мне нельзя давать ей ничего своего».

Интересно, зачем отец и бабушка вгоняют Екатерину в такое затруднительное положение? Наверное, они все еще наказывают ее за отказ ее родителей выплатить приданое. В ответном письме я отправляю им наилучшие пожелания и поздравляю Марию с роскошными перспективами ее замужества, посмеиваясь над тем, что пишу. Я говорю, что рада за нее и что понимаю, как радостно быть королевой в красивой стране. А еще я говорю, что очень рада тому, что мой муж, король, человек хороший, взрослый и состоятельный во всех отношениях, и что желаю ей тоже всяческого счастья, когда ее жених дорастет до брачного возраста. Лет через десять. Бедная Мария! Глупышка Мария! Она настолько очарована возможными титулами, что даже не понимает, что не сможет выйти замуж еще долгие годы, и никто еще не знает, когда же Екатерине достанется Гарри. Да, обе мои сестры, мои соперницы обручены с самыми видными женихами Европы, но у Екатерины нет средств на платье, чтобы потанцевать со своим женихом, а суженый Марии еще с трудом сидит на своем первом пони. Подписывая письмо, я с трудом справляюсь со смехом над глупостью и гордыней своих сестер.

С наступлением лета моя радость становится полной, и я отправляю исполненное гордости письмо в Англию, где извещаю бабушку о том, что я, наконец, ожидаю ребенка.