Текст книги "Паутина любви"

Филиппа Карр
Паутина любви

СЛУЧАЙ В ЛЕСУ

Когда я мысленно возвращаюсь в прошлое, я вижу, что все началось в то утро, когда мы сидели за завтраком в нашем доме в Кэддингтон-холле. Моя мама, занятая чтением письма, взглянула на отца и сказала почти равнодушно:

– Эдвард пригласил того юношу-немца приехать в Англию и погостить у Гринхэмов.

– Я думаю, он наведается сюда вместе с ним и познакомит его с нами, – ответил отец.

Эдвард всегда интересовал меня, ибо его судьба сложилась необычно. Когда разразилась война, моя мама находилась в Бельгии – училась там в школе. Ей пришлось срочно уезжать оттуда из-за угрозы оккупации страны немцами. Дом, где жил Эдвард, находился рядом со школой. В дом попала бомба, и родители Эдварда погибли. Его мать, прощаясь с жизнью, уговорила мою маму забрать ребенка с собой в Англию, что она и сделала.

Впоследствии Эдвард всегда испытывал чувство благодарности к моей маме, которая спасла ему жизнь.

Эдвард жил в имении Маршлендз в Эссексе, принадлежащем родителям моей матери, или в их родовом особняке в центре Лондона, в Вестминстере. Мой дедушка был членом парламента; по традиции, его место в парламенте занял мой дядя Чарльз.

Эдварду сейчас было около двадцати двух лет, и он заканчивал свое юридическое образование. Как и все мужчины в семье, которая его воспитала, он хотел стать юристом.

– Полагаю, что друг Эдварда из Германии пригласит его туда с ответным визитом, – сказал мой брат Роберт. – Мне хотелось бы побывать там. Говорят, там уйма всяких местечек, где можно посидеть и выпить пива, а еще говорят, что мужчины там постоянно вызывают друг друга на дуэль. Вы не мужчина, если у вас нет шрама на лице.

– Родной мой мальчик, думаю, что это не совсем так, – с улыбкой сказала мама.

– Но я это не придумал – так говорят, – ответил мой брат.

– Ты не должен верить всякой болтовне, – вмешалась моя сестра Дорабелла.

– А ты у нас такая всезнайка! – повернулся к ней брат Роберт и состроил гримасу.

– Ну ладно, – сказала мама. – Давайте не будем ссориться. Надеюсь, что в скором времени мы увидимся с Эдвардом и его другом… э… – она заглянула в письмо, – и его другом Куртом по фамилии Брандт.

– Курт Брандт, – повторил Роберт. – Звучит совсем не по-немецки.

– Ах, какая неожиданность! – поддразнила его Дорабелла.

Было время летних каникул. Ясным летним утром вся наша семья собралась за завтраком.

Я хорошо помню то утро.

Во главе стола сидел мой отец, сэр Роберт Денвер. Удивительный человек! Я его очень любила. Он не был похож ни на кого из наших знакомых. В нем не было ни капли высокомерия, и он отзывался о своей персоне в пренебрежительном тоне. Мама частенько журила его за это. Мягкий и добрый, он, как мне казалось, был человеком, на которого можно положиться.

Он унаследовал титул баронета от своего отца, который умер не так давно. Мой дедушка был таким же милым человеком, как и отец, и смерть его была большим ударом для нас.

Моя бабушка Белинда жила с нами. Мы все ее так называли: бабушка Белинда. Чтобы отличить от другой бабушки, которую звали Люси. Бабушка Белинда обычно завтракала не с нами, а у себя в комнате. Она была совсем не такой, как мои дедушка и отец. Самовластная до крайности, она требовала к себе внимания, но никак не интересовалась делами семьи, она ушла в себя. Вместе с тем ей нельзя было отказать в привлекательности. Она была красива. Ее великолепные черные волосы удивительным образом сохранили свой цвет, а во взгляде голубых глаз сквозили любопытство и озорство. Мы все – Дорабелла, мой брат и я – испытывали перед ней благоговейный страх.

Дорабелла и я были двойняшками, и между нами существовала психологическая связь, которая у двойняшек наблюдалась довольно часто. Несмотря на внешнее сходство, мы не были одинаковы; в шестнадцать неполных лет мы уже заметно отличались друг от друга характерами. По сравнению со мной Дорабеллу можно было назвать легкомысленной: она всегда действовала под влиянием импульса, тогда как я продумывала свои поступки. По сравнению со мной она казалась хрупкой и беззащитной, и это привлекало к ней противоположный пол. Мужчины стремились оказывать ей услуги, когда требовалась физическая помощь, оставляя меня без внимания.

Дорабелла во всем полагалась на меня. Когда мы были совсем маленькими и только начинали ходить в школу, она каждое утро нервничала, опасаясь того, что нам придется сидеть врозь. Ей нравилось прижаться ко мне и списать с меня решение задачки. Со временем у нас развилось чувство глубокой близости. Сразу же после подписания мирного договора в ноябре 1918 года мой отец вернулся из Франции; тогда же он женился на маме, и в октябре следующего года мы с Дорабеллой появились на свет. Должно быть, наши родители испытывали восторг, когда после четырех лет всяческих лишений вернулись в Лондон и поселились в родовом доме в Вестминстере. Они хотели сполна насладиться всем, что было недоступно в годы войны. Моя мать всегда увлекалась оперой, и теперь посещение оперных спектаклей сделалось ее любимым времяпрепровождением. Когда мы с сестрой появились на свет, она, не задумываясь, назвала нас именами двух своих любимец. Так я стала Виолеттой из «Травиаты», а моя сестра – Дорабеллой из «Так поступают все женщины».

Наша бабушка однажды сказала с усмешкой, что только благодаря ее бдительности нас миновало имя Турандот.

Нашего брата, родившегося тремя годами позже, нарекли по семейной традиции Робертом. Это создавало некоторые осложнения в общении, так как порой было неясно, о каком из Робертов идет речь. Однако нельзя не уважать традиции рода.

Как мы и думали, Эдвард вскоре приехал к нам вместе с Куртом Брандтом.

Они прибыли к нам в прекрасный августовский день. Мы ждали Эдварда, и когда услышали, как во двор въезжает машина, то все мы – и мама, и Дорабелла, и Роберт, и я – выбежали из дома, чтобы встретить его.

Эдвард выпрыгнул из машины и, отыскав взглядом маму, побежал к ней. Они обнялись. Наверное, каждый раз, встречаясь с ней после разлуки, он вспоминал о том, как она спасла ему жизнь, когда он был еще беспомощным ребенком. Он очень любил ее, а она относилась к нему как к родному сыну.

Из машины вышел молодой человек тех же лет, что и Эдвард, и направился к нам.

– Это Курт… Курт Брандт, – сказал Эдвард. – Я рассказывал ему о вас.

Рядом со светловолосым и высоким Эдвардом Курт казался смуглым и худым. Он встал перед мамой навытяжку, щелкнул каблуками и поцеловал ей руку. Затем он повернулся к нам с Дорабеллой и удостоил нас той же чести. Роберту он просто пожал руку, и это расстроило Роберта, который ожидал, что и перед ним щелкнут каблуками.

Мама сказала Эдварду и его другу, что рада их приезду, и повела их в дом. Курт не смог сдержать своего восхищения домом. Если бы не сильный немецкий акцент, он бы говорил по-английски вполне прилично. Восхищение Курта можно было понять. Наш дом построили очень давно, еще в пятнадцатом веке, и все, кто видел его впервые, восторгались им.

Отец присоединился к нам за обедом. Обычно он в это время занимался осмотром имения, но в этот раз мать попросила его никуда не уходить.

Курт Брандт рассказал нам, что живет в Баварии – в старом замке, которым его семья владеет издавна.

– «Замок» звучит внушительно… но в нем нет того великолепия, как в этом доме, – скромно сказал он. – В Германии много небольших старых замков. Наш превращен в гостиницу много лет назад, в тяжелые послевоенные годы.

Я подумала об отце, которого в ту войну наградили за отвагу, и мне пришла в голову мысль: «А ведь он и отец Курта сражались друг с другом». Но все это уже отошло в прошлое.

– Расскажите нам о ваших лесах, – попросила мама. И Курт начал рассказывать. О, с каким восторгом говорил он о своей родине! Мы слушали его, как завороженные, и баварский лес казался мне сказочной страной. Он рассказал нам об осенних туманах – голубоватых туманах, окутывающих стволы сосен. Они образуются неожиданно и быстро становятся такими плотными, что даже человек, хорошо знакомый с местностью, теряется и не знает, куда ему идти. На некоторых фермах, разбросанных по лесистым склонам, держат коров. Им обязательно привязывают на шею колокольчик, чтобы хозяин по перезвону колокольчиков мог судить, где они бродят.

Курт оказался чудесным рассказчиком. Эдвард сидел, откинувшись в кресле, и улыбался, довольный тем, что его гость полностью завладел нашим вниманием.

Эдварду очень хотелось познакомить Курта с нашей страной, и, поскольку его увлечением в этот момент был новый автомобиль; он настаивал на том, чтобы мы каждый день совершали куда-нибудь поездки.

Мы ездили в Портсмут, и Курт осмотрел флагманский корабль адмирала Нельсона; посетили Нью-Форест – лес, в котором охотился Вильгельм Завоеватель, и даже побывали в Стоунхендже.

Каждый раз, вернувшись из очередной поездки, мы за обеденным столом обсуждали то, что видели.

За это время я хорошо узнала Курта. Мы подолгу засиживались после обеда, ибо разговоры были так интересны, что не хотелось их прерывать. Когда позволяла погода, мы накрывали стол во дворе. Двор дома ограждала кирпичная стена, увитая плющом, в углу двора росла большая груша. Прекрасная обстановка для обеда на свежем воздухе.

Думаю, что Курт получал от своего визита к нам такое же удовольствие, какое испытывали мы, развлекаясь вместе с ним. Он рассказывал нам о том, как трудно жили в его стране после войны. Случались волнения и беспорядки. Пришлось на время закрыть гостиницу, но ненадолго.

– Сейчас у нас много постоянных клиентов, – сказал он. – А в послевоенные годы гостиница пустовала.

– От последствий войны больше всего страдают те люди, которые непричастны к ней, – заметил отец.

Мы помолчали, как бы осмысливая сказанное, а потом попросили Курта рассказать нам что-нибудь еще – про лес, дом, семью.

У Курта были брат Хельмут и сестра Гретхен. Они помогали родителям содержать гостиницу.

– Со временем гостиницу унаследует Хельмут, – добавил Курт, – поскольку он старший брат.

– Но вы останетесь вместе? – спросила мама.

– Да, наверное, – ответил он.

Больше мы эту тему не затрагивали. Матушка, видимо, решила, что нескромно задавать лишние вопросы.

Так мы провели наш последний вечер. Через два дня Дорабелле, Роберту и мне предстояло идти в школу. Мы с Дорабеллой учились в последнем классе.

Мы сидели в саду, и над нами витало чувство грусти, которое возникает, когда чему-то радостному приходит конец.

– Увы, – сказал Курт, – завтра я попрощаюсь с вами. Мне здесь так хорошо. Сэр Роберт и леди Денвер, как мне вас отблагодарить?

– Пожалуйста, не говорите этого, – сказала мама. – Вы доставили нам большое удовольствие своим присутствием. Я должна поблагодарить Эдварда за то, что он привез вас к нам.

– А вы не хотите повидать Баеришер Вальд? – промолвил Курт.

– Ах, я просто мечтаю об этом! – воскликнула Дорабелла.

– Я поехал бы с вами прямо сейчас, – заявил Роберт, – если бы не эта мерзкая школа.

– Но и в школе бывают каникулы, – напомнил ему Эдвард.

– Я бы с удовольствием забрал вас с собой, – сказал Курт, – это лучшее время года.

– А мне так хочется увидеть голубой туман, – сказала Дорабелла.

– И коров с колокольчиками, – добавил Роберт.

– Следующим летом… вы все должны приехать к нам.

– Мы будем ждать этого весь год, правда, Виолетта? – обратилась ко мне Дорабелла.

Курт посмотрел на меня и спросил:

– Она всегда говорит за вас обеих?

– Как правило, – ответила я. – Но сейчас именно тот случай, когда я с ней согласна.

– Значит, так оно и будет, – сказал Курт и поднял бокал. – Выпьем за то, чтобы встретиться в Баеришер Вальде!

Прошел год. В тот год мы с Дорабеллой заканчивали пансион. В октябре нам исполнилось по семнадцать лет, и это обстоятельство держало нас в состоянии меланхолической грусти, так что мы даже забыли о приглашении посетить Германию, но Эдвард напомнил нам об этом. Он приехал к нам в Кэддингтон и тут же заявил, о том, что Курт ждет нас и мы должны приехать к нему летом. Как здорово!

Мы попрощались с подружками по школе, прошлись в последний раз по теннисному корту и общему залу. Нам не было грустно, ибо нас ждала поездка в Германию.

Роберта пригласили погостить у приятеля в Девоне, так что мы благополучно избавились от него. Мама вздохнула с облегчением, она хорошо понимала, что Эдварду хватит забот о нас двоих, без взбалмошного мальчишки в придачу.

Родители отвезли нас в Дувр, мы сели на пароход, пересекли Ла-Манш и прибыли в Остенде. Потом мы долго ехали на поезде через Бельгию и Германию. Эдвард, который однажды уже проследовал этим маршрутом туда и обратно, знакомил нас с местными достопримечательностями. Когда стемнело, мы легли спать, но спали плохо, урывками, то и дело пробуждаясь от грохота идущего поезда.

В Мюнхене мы задержались на сутки, поскольку поезд на Регенсбрюк отправлялся лишь на следующий день.

– Нам предстоит еще один долгий переезд, – предупредил нас Эдвард. – В Регенсбрюке мы будем под вечер. Курт встретит нас и отвезет в замок.

Мы обрадовались вынужденной задержке в большом городе. В отеле для нас заказали две комнаты – одну для Эдварда, другую для нас.

– Нам нужно немного отдохнуть, – предложил, Эдвард.

Отдохнуть? Мы посмотрели на него с удивлением. Какой может быть отдых, когда мы оказались в городе, о котором знали только из учебника географии?

– Ну хорошо, – согласился он, – мы побродим по городу, но только недолго, а то я проголодаюсь и начну искать местечко, где бы подкрепиться.

Дама за гостиничной стойкой оказалась очень любезна. Она улыбнулась и пожелала нам приятного времяпрепровождения в Мюнхене.

Эдвард, который немного владел немецким и старался говорить на нем, сказал ей, что завтра мы уезжаем в Регенсбрюк.

– Ах, Регенсбрюк! – воскликнула она. – Там лес, там хорошо. Вундербар. У вас там друзья?

– Да, друг по колледжу.

– Друг – это хорошо… хорошо… но вы должны познакомиться с Мюнхеном… немножко посмотреть красивые места: Собор… Фрауэнкирхе… Петерскирхе…

Она объяснила нам, где что находится, и тепло улыбнулась нам на прощанье.

Город понравился мне своим порядком и деловитостью. Я обратила внимание на большое количество музеев, но у нас не хватило времени, чтобы зайти хотя бы в один из них. Эдвард сказал, что у нас в запасе всего несколько часов, и напомнил о том, что неплохо бы подкрепиться.

Горожане были очень вежливы, и, если мы кого-нибудь спрашивали, как нам пройти куда-либо, нам подробно объясняли дорогу. В отель мы вернулись в хорошем настроении.

В столовой зале было много народу, и только один стол – на шестерых – оставался свободным. Нам предложили занять его. Нам принесли горячий суп, и едва мы принялись за еду, как к нам подошел официант в сопровождении двух молодых людей и извинился, что побеспокоил нас, при этом Эдварду стоило больших усилий понять, чего же он хочет. Наконец, с помощью мимики и жестов мы уяснили, что молодые люди хотят поесть, но свободных мест нет – нельзя ли им подсесть к нам? Мы не стали возражать и пригласили их занять места за нашим столом.

Незнакомцы были светловолосые и высокие. Мы почувствовали, что проведем время в приятном обществе. Узнав, что мы приехали из Англии, молодые люди заметно оживились.

Они жили в пригороде Мюнхена.

– Мюнхен – очень большой город, – гордо сказал один из них, – второй по величине после Берлина. Но очень многое здесь изменилось после того, как пришел к власти фюрер.

Мы внимательно слушали. Мне хотелось порасспрашивать их кое о чем, но нам мешал языковой барьер. Они немного говорили по-английски, и Эдвард, используя свое знание немецкого, помогал нам понять, о чем идет речь.

– Нам нравятся англичане, – признались наши новые знакомые.

– А мы убедились в том, что здесь все приветливы и обходительны, – сказал Эдвард.

– Иначе и быть не может, – заверили они нас.

– Нам здесь понравилось, – позволила я себе вмешаться в разговор.

Дорабелла сидела молча. Ее удручало то, что молодые люди не уделяли ей того внимания, которого она ждала от них. Они показались ей слишком серьезными.

– Это хорошо, что вы приехали к нам, – сказал тот, которого, как выяснилось, звали Франц. Другого звали Людвиг. – И хорошо, что вы увидели, как мы живем.

Мы промолчали, ожидая, что он скажет дальше.

– После войны мы очень страдали. Нам навязали несправедливый договор. Но это прошло, мы снова станем великими.

– Вы и так великая нация, – Дорабелла обворожительно улыбнулась им.

Оба молодых человека посмотрели на нее с интересом:

– Вы это чувствуете?

– О да, – сказала Дорабелла.

– И вы вернетесь домой и расскажете всем, что Германия возродилась?

– Непременно, – ответила Дорабелла. Однако я не была уверена, что она сдержит свое слово.

– Мы гордимся тем, – сказал Людвиг, – что именно здесь, в Мюнхене, наш фюрер сделал великую попытку повести за собой немецкую нацию.

– В каком году это было? – спросил Эдвард.

– В тысяча девятьсот двадцать третьем, – ответил Франц. – В пивном погребке фюрер призвал штурмовиков к путчу.

– В пивном погребке?! – воскликнула Дорабелла. – Нельзя ли посетить тот погребок?

Казалось, молодые люди не услышали ее слов. Они сидели молча, глядя прямо перед собой.

– Путч не состоялся, – сказал Франц. – Фюрера посадили в тюрьму.

– Но он не терял времени даром, – добавил Людвиг, – и, пока сидел в тюрьме написал «Майн кампф».

– А когда умер Гинденбург, он стал канцлером, потом – диктатором… и все изменилось, – сказал Франц.

– Как интересно! – пролепетала Дорабелла. – Очень интересно! – В ее голосе слышалась насмешка. Эти серьезные молодые люди начинали надоедать ей. Тем не менее, атмосфера за столом оставалась вполне миролюбивой.

После обеда мы посетили Петерскирхе – самую древнюю церковь в Мюнхене. Потом мы сидели за столиком на улице рядом с рестораном, пили кофе, ели вкусные кексы. И с интересом наблюдали за прохожими. Эдвард напомнил о том, что не стоит засиживаться, – придется рано вставать. Нам завтра предстояла долгая поездка. Вернувшись в гостиницу, мы поужинали и разошлись по комнатам. Мы с Дорабеллой долго обсуждали события дня, пока не уснули.

Завтра нам предстояло ехать в Регенсбрюк.

Мы сошли с поезда, и я почувствовала себя так, будто попала в волшебную страну.

Мы ехали через гористую местность, со склонов гор, поросших соснами, стекали ручьи, сверкая на солнце. На пути встречались деревеньки с островерхими домиками и мощенными булыжником улицами. Они напоминали мне иллюстрации к сказкам братьев Гримм.

Курт приехал встретить нас и приветствовал как почетных гостей.

– Как хорошо, что вы здесь! – сказал он. – Молодцы, что решились на такое долгое путешествие.

– Мы посчитали, что оно того стоит, – ответил Эдвард. – Курт, я рад видеть тебя.

– И юные леди приехали – Виолетта… Дорабелла…

– А как же иначе? – воскликнула Дорабелла. – Неужели вы думаете, что мы могли позволить Эдварду отправиться в поездку без нас?

– Все так ждут вас. Я имею в виду свою семью, – сказал Курт. – Идемте же. Не будем тратить время. Это ваш багаж?

Он взял наши саквояжи и понес их в автомобиль, который ждал нас у станции.

Мы тронулись в путь. Воздух был напоен запахом хвои.

– Ах, как здесь хорошо! – воскликнула я. – Все выглядит так, как я себе и представляла.

Курт сказал, что замок находится в пяти милях от станции. Дорога шла через лес, и поездка доставила нам удовольствие. Мы въехали в небольшое селение. На площади, мощенной булыжником, высились старая церковь и колокольня. Здесь находилось также и несколько лавок. Домикам, окружавшим площадь, было по нескольку сотен лет. Селение называлось Вальденбург.

Замок находился в четверти мили от селения. Дорога к нему слегка поднималась в гору. У меня перехватило дыхание от восторга, когда я увидела замок, он напоминал мне еще одну иллюстрацию к сказке. Замок оказался небольшим, стены его были сложены из светло-серого камня, по углам стен располагались четыре круглые башни.

У ворот этого величественного сооружения нас ждала группа людей.

– Вот мы и приехали! – крикнул Курт по-немецки, и они захлопали в ладоши.

Выйдя из машины, мы начали знакомиться. Эдварда здесь уже знали, и все радушно приветствовали его. Курт, держась с большим достоинством, представил нас своим родителям, бабушке с дедушкой, брату Хельмуту и сестре Гретхен. Чуть в сторонке от них стояли слуги: мужчина, две женщины и девушка примерно того же возраста, что и мы с Дорабеллой.

Нам выделили две комнаты: одну для Эдварда, другую для нас с Дорабеллой. Мы были рады тому, что оказались вместе. Мы подошли к окну и стали глядеть на лес, в котором начал сгущаться туман; это придавало деревьям такой таинственный вид, что я почувствовала неясный страх и задрожала.

Неожиданно Дорабелла притянула меня к себе.

– Ах, как здесь чудесно! – воскликнула она. – Я уверена, что нам не будет скучно. Что ты скажешь о брате Курта Хельмуте?

– Слишком преждевременно давать ему какую-то оценку, – ответила я. – Мне он показался приятным молодым человеком.

Дорабелла рассмеялась:

– Дорогая сестра, ты такая рассудительная… Как я рада, что судьба наделила этой чертой характера тебя, а не меня.

Она часто говаривала, что она и я – в действительности одна личность, достоинства и недостатки которой распределены между нами двумя поровну. Я вспоминаю наш первый ужин в замке. Мы спустились по узкой винтовой лестнице в небольшую столовую и поужинали в кругу всей семьи. Из окон комнаты виднелся лес. Деревянный пол был застелен грубыми половиками. По обеим сторонам большого камина на стене висели оленьи головы.

Мы узнали, что очень давно, до того, как разрозненные немецкие земли объединились в одно государство, замком владел некий барон, охотившийся в этом лесу. Именно от него и остались чучела на стене. Одна оленья морда казалась злой, а у другой было презрительное выражение. Они нарушали мирную атмосферу комнаты. Еще на стене висела пара картин, написанных до войны 1914 года, на которых была изображена семья Брандтов.

Вечер прошел весело. Трудностей в общении не было. Мы с Дорабеллой в школе научились зачаткам немецкого, Курт и Эдвард хорошо владели языками, родители Курта, а также Хельмут и Гретхен говорили по-английски. Мы прекрасно понимали друг друга, а если и случались какие-то недоразумения в разговоре, то они только веселили всех.

Придя к себе в комнату, мы с Дорабеллой принялись обсуждать Хельмута.

– Кажется, мы неплохо проведем здесь время, – сказала Дорабелла. – Однако Хельмут меня разочаровал.

– Ты имеешь в виду то, что он никак не отреагировал на то, что ты строила ему глазки?

– По-моему, он туповат, – сказала Дорабелла. – Я не выношу серьезных молодых людей. Хельмут совсем не смеется.

– А может, он не видит ничего такого, над чем стоит посмеяться, – возразила я, – вероятно, , он не считает нужным показывать другим, что он чувствует.

– Завтра мы попробуем выяснить это, – ответила Дорабелла. – Это очень интересно.

– Не спорю, – согласилась я. – Нам еще не приходилось разгадывать чужие тайны.

Я подошла к окну. Туман сгустился. Виднелись лишь очертания ближайших деревьев.

– Это выглядит впечатляюще, – сказала я. Дорабелла подошла ко мне и встала рядом.

– В этом есть что-то потустороннее, – продолжила я, – ты не находишь?

– Для меня это просто туман, – ответила она.

Мне почему-то не хотелось отходить от окна. Неожиданно я увидела, как от замка в сторону деревьев движется чья-то фигура.

– Это служанка, – прошептала Дорабелла.

– Эльза, – уточнила я, – так ее зовут. Куда она идет в такое позднее время? Наверное, уже одиннадцать часов.

Тут мы увидели, как из тени деревьев ей навстречу выходит молодой человек. Мы не могли различить его лица, но, по всей вероятности, он был одним из тех, с кем мы сидели за ужином. Он был высок и светловолос. Он заключил Эльзу в объятия, и они постояли немного, прижавшись друг к другу.

– Это ее любовник, – хихикнула Дорабелла. Мы наблюдали за тем, как они, держась за руки, прошли к похожему на конюшню строению и исчезли в нем.

Мы отошли от окна и легли в свои постели, но долго не могли уснуть. Я уснула только под утро, но меня мучил один и тот же сон. Я шла по лесу, окутанному голубым туманом. В тумане возникали и пропадали призрачные тени, похожие на людей, и мне стало страшно. Мне хотелось бежать, но, мне мешали деревья. У них вместо ветвей были длинные руки, и они тянулись ко мне, стараясь схватить.

В последующие дни мы приспособились к обитанию в замке. От матери Курта я узнала, что гостиница никогда не бывала переполнена. Сейчас в ней находилось только шесть постояльцев, и хозяева считали это удачей. Плохие времена прошли, и жизнь в стране наладилась.

– Родители продержались в трудные послевоенные годы, – сказал Курт. – Теперь у нас прибавилось посетителей. Приезжают люди из Англии, Америки, из других стран. У нас большой зал с баром… Мы зарабатываем себе на жизнь.

– И признательны судьбе за это, – добавила его мать.

Это была энергичная женщина, и я поразилась ее преданности семье, в которой все держались друг за друга.

Совсем хилый дедушка большую часть времени проводил за чтением Святого Писания. Он сидел в кресле в черной шапочке и читал, шевеля губами.

Бабушка тоже сидела в кресле и вязала. Она навязала свитеров на всю семью, говоря всем, что зимы здесь суровые.

– Мы живем так высоко над уровнем моря, и у нас постоянно туманы, – сказала она мне.

Часто она что-то напевала, и Курт пояснил нам, что бабушка больше живет прошлым, чем настоящим.

Его родители все время трудились. Отец валил деревья в лесу.

Хельмут, серьезный молодой человек, продолжал расстраивать Дорабеллу, не уделяя ей такого же внимания, как Эдварду и мне. Я заметила, что Эдвард то и дело поглядывает на Гретхен, очаровательную темноволосую и черноглазую девушку. Я намекнула об этом Дорабелле, но она только пожала плечами: чужие увлечения ее не интересовали.

Через несколько дней у меня возникло такое чувство, будто мы находимся в замке уже несколько недель. Курт возил нас на автомобиле знакомиться с окрестностями. Иногда мы спускались по склонам и бродили среди елей, серебристых пихт и буков.

Мы много ходили пешком и лазили по горам; иногда набредали на какую-нибудь деревеньку, которая напоминала мне сказку братьев Гримм о детях, которые заблудились в лесу, а потом натолкнулись на домик-пряник.

Но, наверное, все это было лишь выдумкой. Я не могла понять, что рождало во мне эти чувства.

В замке, превращенном в гостиницу, царила атмосфера дружелюбия и веселья. Здесь часто собирались люди из соседних деревень. Они сидели в общем зале, где был устроен бар, пили пиво и хором пели песни, восхваляющие Отчизну.

Мы с Дорабеллой каждый день гуляли вдвоем и часто навещали Вальденбург, чтобы посидеть за столиком возле кафе, выпить чашечку кофе и поесть печенья. Официант называл нас милыми английскими леди и, обслуживая, болтал с нами. Общаясь с ним, мы говорили на немецком, которому научились в школе, что вызывало у него восторг. Нам нравилось глазеть на прохожих. Проведя так часок или чуть больше, мы неторопливо возвращались в замок.

Начиналась вторая неделя нашего пребывания в замке. Мы в очередной раз сидели за столиком возле кафе. Стоял чудесный день, в воздухе уже пахло осенью. Наше внимание привлек высокий и светловолосый молодой человек, с беспечным видом прошедший мимо нас. Он задержал свой взгляд на нас, и я почувствовала, что он обратил внимание на Дорабеллу.

– Странный молодой человек, – промолвила Дорабелла.

– Наверное, он приезжий, – отозвалась я. – Он не похож на местных.

– Мне показалось, что он хотел остановиться и заговорить с нами.

– Почему ты так решила?

– Он будто узнал нас, но постеснялся беспокоить.

– Что за выдумки! – возразила я. – Это просто прохожий.

– Жаль, – сказала Дорабелла. – Такой симпатичный!

– Хочешь еще печенья? – спросила я.

– Пожалуй, нет, – ответила она. – Виолетта, ты не забыла, нам скоро домой?

– У нас еще неделя, – сказала я.

– Она пролетит незаметно.

– Мы неплохо провели время, не так ли?

– Надеюсь… – промолвила Дорабелла и вдруг насторожилась.

Сидя лицом к улице, она расплылась в улыбке.

– Что такое? – спросила я.

– Не оглядывайся. Он возвращается.

– Кто возвращается?

– Ну, тот молодой человек, – сказала сестра.

– То есть?..

– Ну, тот молодой человек, который только что прошел мимо нас.

Дорабелла вдруг заинтересовалась кофейной гущей на донышке чашки. А я увидела молодого человека – он сел за соседний столик.

– Так вот, – хладнокровно сказала Дорабелла. – Истекает наше времечко. Наши родители, должно быть, заждались нас.

Я чувствовала, что ее внимание сосредоточено на соседнем столике.

Неожиданно молодой человек встал и подошел к нам.

– Извините, – сказал он. – Я услышал, что вы говорите по-английски. Так приятно встретить на чужбине соотечественника, не правда ли?

– О да, – ответила Дорабелла.

– Можно мне подсесть к вам? Так неудобно перекрикиваться. Вы здесь на каникулах?

– Да, – сказала я. – А вы?

– Я тоже, хожу пешком, осматриваю окрестности.

– Один? – спросила Дорабелла.

– Был с другом, но ему пришлось вернуться домой. А я подумал и решил задержаться на неделю.

– И далеко вы ходили пешком?

– Довольно далеко.

– А вы здесь недавно? – спросила Дорабелла.

– Уже три дня, – ответил юноша. – Я заметил вас. Вы любите это кафе.

Подошел официант, и молодой человек заказал ему три чашки кофе. Дорабелла не стала возражать.

– Хорошее местечко, – сказала я. – Но интересней всего путешествовать пешком. Не правда ли?

– Полностью согласен с вами, – ответил юноша. – Ну, а вы сами-то любите ходить пешком?

– Не очень, – ответила Дорабелла.

– Вы остановились в этом городке? – спросил он.

– Нет, – сказала Дорабелла. – Мы гостим в старом замке, в четверти мили отсюда.

– Вот как! – удивился молодой человек. – Я знаю этот замок. Очаровательное сооружение. И давно вы здесь?

– Уже неделю, но скоро уедем отсюда, – сказала я.

Официант принес кофе и улыбнулся нам.

– Как приятно встретить англичан, – сказал наш новый знакомый. – Я не умею говорить по-немецки.

– Мы тоже, – сказала Дорабелла. – Но наш друг владеет немецким великолепно.

– Ваш друг?

– Да, друг нашей семьи, он нам вроде брата…

Молодой человек ждал, что кто-нибудь пояснит сказанное, но мы обе умолкли, и в разговоре возникла пауза. Затем Дорабелла сказала:

– Мы гостим у нашего друга. Он приезжал к нам в Англию и пригласил нас в гости. Так мы и оказались здесь.

– Я рад за вас, – сказал юноша, – так приятно встретить кого-нибудь из Англии… хотя сам я вовсе не англичанин.

– Как так? – удивились мы.

– Я из Корнуолла, – ответил он.

– Но ведь… – недоуменно промолвила Дорабелла, не зная, что сказать дальше.