Текст книги "Ведьма"

Но я не смогла продолжить.

Дилл повернулась. Ее глаза были полны слез.

– Мне жаль, Иви, – прошептала она, – что тебе плохо. Мне тоже ее не хватает.

И я не стала ее утешать, а она плакала, пока не уснула, и дождь смыл ее слова.

Я рада за тебя.

Она была слишком мала, чтобы понять. Но завтра понять придется. Завтра.

Микин. Купер. Том. Высокий.

У меня были их имена, и я могла выполнить свое обещание. Теперь я должна поклясться еще одному призраку, за окном, что будет вечно качаться на ветру. Призраку, преследовавшему старика, которого я назвала дураком.

И потом меня словно накрыло волной, и я могла лишь цепляться за очаг, дрожа, сотрясаясь, сдерживая рыдания, чтобы они не затопили эту комнату.

– Мне тоже жаль. Мне жаль, Элис Кроак.

Я взяла одеяло Кроака с его опустевшего стула.

Мне больше не нужно было придумывать заклинания. Некого было больше ранить. Ничто не могло привести тех, кого мы потеряли, к этому очагу.

Осталась лишь зола на моих руках и слезы, которые капали на нее, напоминая крошечные следы на снегу.

4

Проснувшись, я уловила запах пыли и горящих поленьев и ждала, что услышу постукивание материнской палки, когда она, хромая, пойдет ворошить угли.

Но потом увидела над дверью косу, не нашу, и все вспомнила.

Я выдумала заклятье, которому меня никто не учил, напугала старика горсткой пепла и поиздевалась над сестрой, которая умоляла меня перестать.

Ягодка застонала. Щенки жалобно просили молока. Дилл открыла глаза и улыбнулась. Ее улыбка напоминала рассвет. Хоть ночью мы и ссорились, утром она проснулась счастливая. Так случалось прежде, так случилось и сейчас. И я хотела, чтобы именно сегодня она была счастливой. Чтобы выполнить то, что должно.

Я потянулась, встала, и Ягодка заворчала.

– Тихо, собака Ягодка, – сказал Кроак.

Я не заметила старика, который, как мешок, сидел у очага. Он кивком показал на стол, где лежали хлеб и сыр.

– Вот видишь!.. – воскликнула Дилл. – Тебе нравится ее новое имя!

Мои руки брали еду и складывали ее в рот, как белки, запасающиеся на зиму.

Щеки Дилл стали пунцовыми:

– Мы можем… взять одного, Джим Кроак?

Он посмотрел на возмущающихся щенков и снова кивнул. У Дилл изо рта вылетел сыр.

– О, Иви! Я буду о нем заботиться! Ой как буду! Он не будет нам мешать!

– Нет, Дилл, еще одна кроха сильно нас задержит.

– Мне девять лет. Я уже не кроха, и я обещаю…

– Нет. У тебя одни щенки и игры на уме. Нам придется долго идти, чтобы к ночи прийти в ковен.

Умолкнув, обуреваемая гневом, она бросала кусочки еды Ягодке.

– Пойдем, Дилл. – Я поднялась из-за стола и взяла нашу сумку.

– Нет. Я остаюсь.

Она опустила голову, волосы упали ей на глаза, но я знала, какая в них обида.

– Дилл, нам нужно идти. Солнце уже встало…

– Ну и иди, – тихо сказала она. – Я хочу щенка.

– Дилл. Сейчас же, слышишь, что я тебе говорю?

Но я не унаследовала голос матери, ее язык, который жалил как кнут, когда я злила ее.

Поэтому Дилл подползла к Ягодке и стала ей что-то нашептывать. Потом вытащила из дерущейся кучи щенка с пятнышком вокруг глаза. Ягодка лизнула ее руку. Дилл бросила на меня сердитый взгляд. Я вспомнила, как прошлой ночью мне хотелось поссориться с ней.

– А я говорю, теперь у меня есть щенок, Иви. И точка.

Щенок открыл пасть и поймал ее шевелящийся палец как муху.

– Ай! – Дилл поднесла руку ко рту. – Ай! Ты, шельма!

Кроак засмеялся, хлопнув рукой по каменной плите над очагом, и смех передался мне, я вдохнула его вместе с взлетевшей пылью. Дилл тоже рассмеялась, грозя щенку укушенным пальцем, я видела в ней мать, и мне было радостно и грустно одновременно.

– Да будет так, Дилл. Но тебе придется заботиться о нем, иначе он умрет.

Дилл пожала плечами:

– Мы все умрем, Иви.

Ее пальцы играючи касались морды щенка, который норовил поймать их.

– Правда же, моя радость? Да, это правда. Я умру, и ты, и Иви…

– Дилл, хватит!

Ох уж эти ее напевы. Еще немного – и мне не придется их слушать. Я открыла дверь, в дом ворвался утренний воздух, запах намокшей под дождем травы. Свет снаружи был сумрачным.

– Я назову тебя… Весной!

Получив имя, Весна тявкнула. Дилл повернулась к старику:

– Теперь ты обязательно должен дать имена остальным или я вернусь! – Она прижала щенка к щеке. – Спасибо, Джим Кроак!

Она была счастлива. И неудержима – жизнь гналась за ней по пятам. В одно мгновение она была ребенком, в другое – казалась старше своих лет. Я и не подумала поблагодарить старика, а тот наклонился, чтобы подобрать из пыли свою оборванную куклу.

– Пойдем, Иви! Весна хочет увидеть этот мир!

Дилл выбежала во двор, щенок восторженно тявкал.

Скрипнуло дерево, и я вспомнила, как мы играли в нашем лесу, забирались так высоко, как только могли, а мать старалась поймать нас за ноги. Потом я увидела не нас, а Элис, которую мать осторожно спустила вниз, целуя ее безжизненную щеку.

Свежий ветер носился по долине.

– Иви-и-и-и!

Дилл уже поднималась на холм за фермой, навстречу новому дню.

На дереве никого не было. Дверь захлопнулась.

Я повернулась и пошла следом. Чтобы никогда больше не возвращаться на ферму Кроака.

5

Ветер жалобно стонал, когда мы взбирались на гребень холма. Мои ноги болели от подъема и бега. Страх заставляет двигаться быстрее.

Дилл бежала вместе с Весной, показывая ей все, что лежало под огромным небом. Два щенка теперь висели у меня на юбке. Нам нужно было добраться до ковена к наступлению темноты. Так будет лучше, лучше для всех.

Мы карабкались все дальше и все выше. Опустив головы, мы направились к кучке деревьев, которые ветер пригнул к земле.

Дилл вприпрыжку преодолела оставшееся расстояние, чтобы скорее подбежать к деревьям, взгромоздиться на насест и ликовать, глядя на землю внизу. Вдруг она замерла и, обернувшись ко мне, что-то прокричала, но ее слова унес ветер.

– Недалеко, я же сказала!

Но Дилл лишь покачала головой и снова что-то крикнула. Вздыхая, я вскарабкалась к ней, туда, где ветер налетал порывами, и увидела то, что видела сестра.

Они скакали галопом через долину. Немедля я стянула Дилл вниз. Кремневые камни врезались в мои пальцы. Я сосчитала всадников.

Микин из города. Купер с той стороны долины. Том, скверный парнишка…

Один – толстяк, который сломал матери руку. Один – тощий, который справил на нее нужду. Один – совсем юный, который раздробил ей череп.

У них есть главный. Высокий.

Вот он, в черной шляпе, явно горд своей сворой.

– Это они, да, Иви?

– Если твоя собачонка заскулит, мы попались.

– Она не скулит. – Дилл погладила шерсть Весны, которую трепал ветер. – Правда же? Иви – глупая сестра, если так думает. Да, глупая…

– А ты что, больше ни о чем не думаешь, кроме своего дурацкого щенка?

Дилл молча смотрела прямо перед собой. Это разозлило меня еще сильнее.

– Они убили мать…

– Я знаю, Иви.

– Ты либо с собакой шепчешься, либо с дурацким камнем…

– Он не дурацкий. Это мамин камень, и я обещала…

Я схватила ее:

– Посмотри на меня, ты…

– Оставь меня в покое…

Внезапно птица вмешалась в нашу ссору, с клекотом распростершись в полете над гребнем холма.

Это ястреб поднялся в небо в поисках добычи.

Всадники задрали головы: ястреб парил над долиной.

– Пригнись, Дилл! – Камешки скользили под нашими ногами.

Мы все смотрели на этого властелина воздуха, а он недовольно озирал нас с высоты.

– Кто это, Иви? Ты знаешь птиц…

– Большой ястреб. Видишь, белая голова…

– О, он великолепен.

Да, он был великолепен, когда сложил мантию своих крапчатых крыльев и устремился вниз, к земле, бесшумно и прямо, как стрела. Туда, где сорвался с места заяц и прыгал туда-сюда, прыгал, прыгал, прыгал. Стремительное падение – и во вспышке крыльев, клюва и когтей ястреб обрушился на жертву. Если и был последний вскрик, то он исчез на ветру, как и сам заяц, которого ястреб унес ввысь, в белое небо.

И пока мы наблюдали за ястребом – сверху и снизу, преследуемые и преследователи, – в моем сердце родилась песня для моей бесценной добычи.

 
Послушай, Высокий, думаешь, ты – ястреб?
Нет, ты – заяц, которого выследили с высоты.
Беги быстрей, Высокий, беги, не стой.
Твой клюв остр, так скажешь ты?
Нет, Высокий, не так остр, как мой.
 

И, словно ястреб, я следила за ним, когда он выступил вперед, чтобы повести за собой свору. Они продолжили путь, один за другим, как черные муравьи по своей тропе.

Я вытянула руку, раскрыла ладонь и, схватив их, раздавила в кулаке.

6

– Я знаю, о чем ты думаешь, Иви.

Я вздрогнула. Я и забыла о Дилл. Она распласталась на земле, прижав Весну к груди.

– Я тоже их ненавижу. – Она закусила губу, глядя на удалявшуюся свору, теперь похожую на комья грязи.

Как мне хотелось догнать их.

– Идем. – Я закинула на плечо сумку. – Они ушли, нужно спешить.

Дилл вздохнула и нехотя поднялась.

– Далеко нам еще, Иви Птичка?

– Не называй меня так! – сказала я. Это ласковое прозвище обожгло меня болью.

Она снова вздохнула. Ветер теребил Весну за уши.

– Прости, Иви…

Медленно я повела их за собой, медленно мы начали спуск. За следующим холмом, в отдалении, я увидела густую полосу деревьев. Лес ковена.

Налетел ветер, подталкивая нас, и мы устремились вперед, как маленькие лодчонки на большой зеленой волне. Холмы поднимались и исчезали вдали. За ними – я знала – было море. Я видела его лишь однажды – воспоминание, похожее на сон. Мать обнимала меня, малышка Дилл канючила. Холодные брызги, соль на моем лице. Словно вылетев из моих мыслей, над склоном появилась стая кричащих чаек и стала кружить над нами. Чайки вечно ищут чем поживиться, беспокоятся о своих голодных птенцах.

– Помнишь чайку, в тот день, с мамой?

Я помнила. И не смогла спрятать от Дилл улыбку.

– Ты даже упала, когда она ринулась вниз…

Я видела это так отчетливо. Нас всех вместе, на холме, подобном тому, на который мы сейчас взбирались. Мать рассказывала нам что-то о земле. Она прихватила с собой сверток с едой. А когда мы перестали есть, с неба буквально рухнула чайка, украла хлеб прямо у нее из рук и, хохоча, улетела прочь.

– Она так разозлилась, да, Иви? – Дилл уцепилась за меня.

– Вернись, воришка! – крикнула я, потрясая кулаком, как тогда мать. – Ты, морское чудовище!

– Ты, небесная крыса! – произнесли мы вместе.

Дилл схватилась за живот от смеха, и мы, пошатываясь, шли вперед, а над нами кричали чайки – будто смеялись тоже. И тут мы умолкли. Вспомнив.

Солнце вскарабкалось повыше, а холм вырос за спиной – мы оказались в долине.

– В тот раз… ты увидела чайку?

Мне было ясно, к чему она клонит. «В тот раз».

– Нет, Дилл. Не чайку.

– Это был, – она улыбнулась игре, в которую любила играть, – дрозд, надутый и важный?

Ладно, пусть тормошит меня. Ведь так она зашагает быстрее, правда?

– Нет, Дилл.

– Это был… коричневый воробушек, который искал свою возлюбленную?

– Нет, Дилл. Не он.

– Красноголовая галка, квохчущая на дереве?

Я выдохнула в небо, где облака заботливо укрывали солнце.

– Нет, Дилл. Не она.

– Это был… ворон, ищущий твою душу?

– Нет, Дилл.

– Цапля, серая королева рек?

– Нет.

– Сокол, горделивый господин среди охотников?

– Нет, – сказала я и посмотрела на полосу деревьев, которая была все ближе. Я повернулась к сестре, чтобы сказать то, что полагалось. – Теперь осталась только одна птица, которую ты можешь усадить на насест.

Дилл прищурилась. В эту игру мы играли столько лет. Мы играли в нее в темноте, засыпая. Мы играли в нее, сидя на высоких ветвях деревьев, глядя, как листья поворачиваются на свету. Эту игру она любила больше всего.

– Это была… сова, белая дама ночи?

Я кивнула. И Дилл тоже кивнула.

– Расскажи мне о ней, сестра.

Я посмотрела на внемлющие облака. И поежилась, ведь я знала то, о чем Дилл еще не догадывалась. Но так лучше, она поймет это. Со временем поймет.

Прошло несколько лет с тех пор, как я ходила сюда вместе с матерью. Тогда, прячась у подножия холма, я видела полосу деревьев, которую запомнила. Я знала – мы близко.

– Если я расскажу тебе, Дилл, ты пойдешь быстрее, ради меня?

– Да, Иви Пти… – Она поймала мой взгляд. – Да, Иви, клянусь, если ты мне расскажешь.

Ветер шепнул слова матери.

Поклянись, что всегда будешь присматривать за Дилл. Поклянись, Иви.

И тут мне пришло на ум, как сдержать обещание и позаботиться о Дилл и в то же время сделать то, что я должна сделать, – без нее. Слова лихорадочно срывались у меня с языка:

– Когда мы доберемся до ковена, ты будешь вести себя хорошо и делать то, что тебе говорят?

– Ай! Маленькое чудовище! – Дилл отцепила Весну от своих волос.

Я зашагала быстрее, а она, охваченная любопытством, побежала за мной вдогонку.

– Иви, пожалуйста! Расскажи историю!

– Поклянись сначала, Дилл. «Я буду вести себя хорошо и делать то, что мне говорят».

Поклянись, Иви.

Я сглотнула. Я держу свое обещание, мама.

– Мы, Дилл и Весна, клянемся тебе, Иви, что будем вести себя хорошо и делать, что нам говорят! Теперь рассказывай, Иви! Рассказывай! Я поклялась! – закричала она, и Весна тявкнула, поддерживая ее.

Я замедлила шаг, позволив сестре ухватиться за меня. От крутящихся в голове мыслей горели щеки.

Перед нами, над лесом, взлетел грач, разрезая воздух крыльями.

Дилл взяла меня за руку.

– Пожалуйста, расскажи мне про сову, Иви. Как мама рассказывала.

Ее улыбка дрогнула. Она не знала, для чего дала мне клятву, но так было лучше.

– Я тогда была крохой. Намного меньше тебя…

– Рыжей и торопливой – так мама про тебя говорила.

– Именно такой, Дилл.

– Был закат, Иви… – Я почувствовала нетерпеливое прикосновение ее руки.

– Был закат, – сказала я. – И небо было таким золотым и красивым над этим вспаханным полем, словно не поле это было, а безграничное коричневое море. И я бежала впереди матери, которая смеялась, глядя на меня, и говорила: «Беги, беги, маленькая Иви Рыжая Коса». И я бежала, радуясь свободе, но зная, что мама рядом, бежала вприпрыжку в свете заходящего солнца.

Я проследила взглядом за другим грачом, рассекающим небо.

– И когда я, кружась, пыталась поймать свою тень среди бороздок земли, то услышала что-то за спиной и быстро повернулась, и у меня перехватило дыхание…

Дилл сжала мою руку крепче.

– Это была огромная белая сова, сидевшая на поваленном дереве будто на троне. И заходящее солнце отражалось в ее янтарных глазах, которые она устремила на меня. В золотистом свете ее клюв был таким черным, когти такими длинными, а крылья…

– Белыми, как шепотливый снег, – пробормотала Дилл, положив голову мне на плечо.

Еще один крик. Еще один грач. Они знали, что мы близко.

– Эта огромная сова открыла клюв и будто заговорила со мной.

– Что она говорила, Иви?

– Она произносила мое имя, Дилл, четко и ясно, снова и снова: «Иви, Иви, Иви». И я была так польщена, что поклонилась ей, и тогда она тоже поклонилась, опустив свою красивую голову, но не сводя с меня круглых глаз.

– А что сделала мама, Иви?

– Она опустилась на колени прямо в поле, и я тоже. Я встала на коленки в грязи и, не в силах сдержать восторг, показала на сову пальцем и закричала: «Королева! Королева! Королева!»

И когда мой смех разнесся по полю, королева поднялась в воздух и полетела прямо на меня, я видела ее крылья и глаза, всплеск белого над моей головой. Но я не испугалась, когда почувствовала, как ее перья коснулись моих щек, как дотронулись до меня ее когти. Я лишь повернулась, чтобы посмотреть ей вслед, и поняла, что она вырвала прядь моих рыжих волос, которая теперь пламенела в солнечных лучах. Я глядела, как сова поднимается ввысь, темный силуэт на фоне солнца, и вот, в последний раз крикнув «Иви!», она пронеслась над полем и исчезла.

– А что увидела мама, Иви?

Я прикоснулась к голове, нащупала шрам под волосами.

– Она осмотрела меня. Рана была неглубокой. И не болела. Хотя я помню, как у меня заколотилось сердце, когда я увидела кровь на ее пальцах.

– И что сказала мама?

– Она сказала…

Я снова поежилась. Стало холоднее, и лес ждал. Грачи кричали. Но их могла слышать только я.

– Мать сказала, что это было мое наречение. Ибо королева птиц пометила меня и в знак этого взяла прядь моих волос. Теперь я должна была стать одной из них, призывать их, понимать, о чем они говорят.

– Вот бы и у меня было наречение, Иви.

Весна спала у нее на руках. Грачи усмехались.

– Будет, Дилл. Будет, и скоро.

– Закончи историю, Иви. Расскажи, что мама сказала в самом конце.

Я увлекала ее за собой, к этим лесам, которые становились все выше, все темнее, все насмешливее.

– Она сказала: «Ты, моя маленькая птичка, мой единственный цыпленок, моя любимая зарянка, отныне и навсегда будешь Ивлин из рода Птиц».

Дилл зевнула, радуясь, что история окончена, словно собиралась нырнуть в свою кроватку. Грачи смеялись. Но только я знала почему.

– Что они говорят, Иви?

«Лгунья. Лгунья. Лгунья».

Я притянула ее ближе.

– Они говорят: «Добро пожаловать, сестренки. Сюда. Сюда».

И, продолжая лгать, я повела Дилл в лес.

7

Ночное небо было ясным в пригоршне убывающей луны. Воспоминания об этом месте вызывали рябь в моих мыслях, как камушки, брошенные в пруд.

В последний раз, когда я приходила сюда с матерью, Дилл была еще крохой, а мне было не больше шести лет. И все же я знала, что ковен близко. Ольха и тис стояли вокруг нас толпой высоких теней. И мы не слышали и не чуяли присутствия зверей. Ибо ведьмы любят охотиться.

– Зачем мы пришли сюда, Иви?

Весна заскулила у нее на плече.

– Разве я сказала тебе недостаточно, Дилли?

В темноте я споткнулась о сломанную ветку. Они услышат это сразу.

– Скажи снова, Иви Птичка…

– Не называй меня так! Зачем мы пришли – тебе известно так же хорошо, как и мне. Потому что таково было желание матери! Потому что нам нужна помощь! «Идите в ковен. Найдите мою сестру» – так она сказала. И мы должны делать то, чего она хотела, а не без конца спрашивать «почему»!

Дилл волочила ноги. Она устала. А я устала от нее.

Я ощутила боль в животе. Позаботься о Дилл. Словно мать ударила меня за то, чего я не произнесла вслух.

– Я слышу… – Дилл остановилась. – Пение.

Стоя среди теней деревьев – синих, черных и серых, – мы прислушивались. Сначала едва уловимо, потом отчетливее, пробираясь сквозь ветви, до нас донеслись звуки голосов. Мы были слишком далеко, чтобы разобрать, о чем поют. Конечно, пели в ковене. Ибо ведьмы любят петь.

– Пойдем, мы уже близко…

Но Дилл потянула меня назад.

– Дилли! Мы идем туда. Ты поклялась м…

– Нет, Иви, смотри!

Из-за деревьев показался силуэт.

Белые, словно перчатки, руки, волосы длинные, до талии, как покрывало из серебристых нитей.

Дилл спряталась за мной. Тишину нарушали только голоса, сплетающиеся в песню.

– Иви, что это?

– Ш-ш-ш…

Я не должна была бояться и все же чувствовала, что сердце колотится так сильно, что удары могли бы отдаваться эхом в лесу.

– Я… я…

– Ивлин из рода Птиц.

Ее голос прозвучал в темноте. Я не видела ее губ. Она была как саван, парящий над землей.

– Просто Ивлин.

Женщина смотрела на нас сверху вниз, как одно из деревьев в этом лесу, высокая, бледная и неподвижная. Худое лицо. Взгляд – как у ворона, острый и быстрый. И тогда я узнала ее. Это была моя тетя Грей.

– А ты, должно быть, малютка Дилл.

Грей наклонилась к ней. Весна заворчала.

– Просто Дилл. А вы кто, скажите на милость?

Я знала, что сестра сердится за «малютку».

Ведьма рассмеялась. Звук ее смеха был подобен шелесту сухих листьев.

– Ах, малютка Дилл, я рада встрече с тобой.

Она подошла ближе, и я ощутила запах лаванды, дерева, коры, дыма. Она простерла руки, словно ожившая белая береза, ее волосы качнулись вперед, словно желая прикоснуться к нам.

– Ты была совсем младенцем, когда я видела тебя в последний раз.

Еще один камушек упал в пруд моей памяти. Большой костер, мать, ведьмы, передающие Дилл из рук в руки. Дилл тянется к матери и плачет, когда ведьмы целуют ее. Меня клонит в сон. Мать и Грей говорят, сидя рядом. Грей смеется. Мать хмурится. А потом – ничего. Круги на воде исчезли.

Грей опустилась на колени:

– Я знаю, каково быть младшей сестрой. Я Грей. Твоя тетя.

Она протянула руку, чтобы погладить Дилл по щеке. Весна тявкнула.

Грей снова рассмеялась, и снова этот звук шелестящих листьев.

– Приветствую, маленькая собачка.

Она поднялась и перевела на меня взгляд – эти глаза были совсем как у матери и все же не ее.

– Ивлин – моя сестра придет?

Словно стрела вонзилась в мое сердце, прошив его насквозь.

На мгновение я лишилась дара речи, а Грей продолжала вглядываться в темноту. На мгновение мне показалось, что сейчас я услышу, как стучит палка матери по стволам деревьев, получу нагоняй за то, что мы с Дилл убежали вперед. На мгновение я поверила, что она подойдет, встанет с улыбкой между нами и поприветствует свою сестру.

– Она умерла. – Голос Дилл был тверд, как и ее рука.

Грей ухватила мое запястье:

– Когда?

– Сутки назад. За ней пришли. Охотники. – Мой голос упал, как мертвый птенец в лесу. Я задрожала всем телом, и Грей кинулась ко мне, обняла, прижала к себе, и я почувствовала запах лаванды и дыма, когда она прошептала мне на ухо:

– Им не забрать ее дух. Тебе это известно, правда?

Я попыталась кивнуть, но моя голова была слишком крепко прижата к ее плечу, ее длинные волосы лежали на моей щеке.

– О, моя сестра, моя сестра, мы были такими разными, но кровь у нас навсегда одна… – Она гладила меня по голове. – Бедняжки.

Она притянула к себе и Дилл тоже – та ахнула, когда Грей обняла нас покрепче, повторяя «ш-ш-ш» и «тише-тише», как будто мы младенцы в люльке. Это было странно. Я плохо знала свою тетку, но она гладила меня по волосам, как раньше мать, пока я не попросила ее перестать делать это, ведь мне казалось, что я уже слишком взрослая для такой ласки. И вот теперь меня гладила эта женщина, и родная, и чужая одновременно, а мне хотелось плакать, хотелось, чтобы меня утешали и говорили, что все будет хорошо, и при этом я испытывала желание оттолкнуть ее – ее запах, руки, голос, шелестящий как засохшие листья.

– Пойдемте же, дети моей сестры. – Грей коснулась наших лиц. – Следуйте за мной.

Она повернулась и неспешно пошла между деревьев – будто парила во мгле.

Я должна была поговорить с ковеном, рассказать им о матери, о Высоком, о его шайке. Я посмотрела на Дилл. Мне нужно было, чтобы они помогли мне.

– Иви, я не уверена…

– Дилл, ты голодна?

– Да, но…

– Ты устала?

Снова этот тычок в живот.

– И как насчет бедняжки Весны? Твоему щенку нужно поесть.

– Но, Иви, мне страшно.

Она прижалась лицом к Весне, вдыхая ее поскуливания.

Грей остановилась и ждала – неподвижно, словно дерево. Пение вдалеке возобновилось, казалось, они пели только для нас, двух ведьмочек, заплутавших в лесу.

– Дилл, обещаю тебе, мы отдохнем и пойдем дальше.

Я сглотнула. Во рту пересохло от лжи.

Дилл перестала гладить щенка.

– Ты правда обещаешь, Иви?

В воздухе запахло костром, а вслед за этим потянулись ароматы мяса и бульона. Я изнывала от голода, мне мучительно хотелось присесть, но прежде всего мне не терпелось отвести туда Дилл.

– Обещаю, – прошептала я и подала ей руку.

Дилл радостно ухватилась за нее, и мы пошли за тетей Грей – духом, ведущим нас в глубину ночи.