Текст книги "Ведьма"

8

– Смотри, Дилли!

Языки пламени танцевали среди деревьев. И, когда мы приблизились, голоса стали громче.

 
Была одна долина,
И в той долине
Жила женщина –
колдунья.
 

Так они и пели, так Грей и парила, так эти голоса и вели нас. Пока мы не пришли на прогалину, где деревья казались желтыми, красными и оранжевыми при свете огромного костра.

 
Она шла по долине,
Той колдовской долине,
Женщина, такая же как мы.
 

Мы ступили в круг света и почувствовали, как щекам становится тепло. У этого манящего костра сидели ведьмы и пели.

 
Она шла по долине,
Женщина-колдунья,
Занимаясь своими
колдовскими делами…
 

Пение оборвалось. Ведьмы подняли глаза на нас. Дилл крепче сжала мою руку. Грей обхватила пальцами мое плечо.

– Ивлин из рода Птиц явилась к нам.

Шевелилось только пламя.

– Со своей сестрой, малюткой Дилл.

Ведьмы устремили взгляды на Дилл, а она – на них. Я знала – она пересчитывает их. Здесь должно быть двенадцать. Ведь матери среди них больше не было. Неподвижными были их лица, одни старые, другие юные. Длинными были их волосы, у некоторых совсем седые или отмеченные сединой, как перья сороки. Все незнакомки, ведь я не могла их вспомнить. Я помнила только костер и ведьм, сидящих вокруг него, смеющихся, болтающих, поющих. Словно они всегда сидели здесь и ждали нас.

Грей подтолкнула нас вперед:

– Они принесли вести о моей сестре. – Ведьмы переглянулись, а потом снова устремили взгляды на нас. – Ивлин, расскажи.

Ни единого звука, кроме шипения котла и плевков пламени. У меня ныло в животе от голода, кости ломило от усталости. И в этой внемлющей неподвижности Дилл сняла с плеча Весну и опустила на землю. Щенок, моргая, зевнул.

– Моя… – Я взглянула на Дилл. – Наша…

Я сглотнула горячий комок и посмотрела прямо в глаза ведьм, в которых отражалось пламя.

– Мать мертва.

Словно вылили воду на их костер, послышалось многоголосое шипение. В оранжевом свете пламени некоторые воздели руки к небу, некоторые страдальчески сморщились, другие просто сидели и смотрели.

Грей опустила руку на мое плечо:

– Закончи свой рассказ, Ивлин.

– Мужчины… В тот день пришли мужчины…

Слезы сковывали горло, но слова хлынули потоком:

– Охотники на ведьм. Четверо. Они убили ее. Я…

Ведьмы что-то бормотали, но Грей подняла ладонь, призывая всех к тишине.

– Мать однажды сказала нам, что у ведьм так заведено… что ведьма, чью кровь пролили, должна быть отмщена и что нужно обратиться к ковену. Итак… – Я проглотила боль. – У меня есть две просьбы.

Дилл сидела с опущенной головой и гладила Весну. Но я знала, что она внимательно слушает.

– У меня есть их имена.

И я вспомнила, как мать кричала нам, чтобы мы убегали.

– Во-первых, я прошу крови. Прошу о своем праве. Отомстить им за содеянное.

Я закрыла глаза, чтобы не плакать. Но вместо этого увидела, как Высокий поднял руку, словно в приветствии. И как опустил ее. И как его псы набросились на мать.

Я открыла глаза. Слез сдержать не удалось. Я стояла в оцепенении, глядя, как Грей отходит от меня, чтобы поговорить с ведьмами.

Зачем я пришла сюда? Меня не волновало, как там заведено у ведьм.

Но я знала зачем. Из-за второй моей просьбы.

– Мы слушаем тебя, Ивлин из рода Птиц…

Голос Грей разнесся над костром. Это имя. Как я злилась, что она называла меня так.

– Твоя просьба удовлетворена. Ищи возмездия, отомсти за свою мать.

И вот она уже обнимала меня, словно прошла сквозь пламя.

– Выследи их, ради меня, – прошептала она мне на ухо.

Бормотание ведьм стало громче, перемежаясь с гневными воплями и рыданиями, и вскоре прогалина наполнилась гулом, и тени мелькали на фоне мерцающего огня.

– Моя сестра всегда вела нас за собой… – Голос Грей проходил через меня, и вновь я ощутила сладкий запах лаванды. – Она была хорошей женщиной, учила делать добро, исцелять и помогать другим.

Она отступила на шаг назад, провела рукой по моим волосам:

– И она была сильной. Как ты.

Я не могла говорить. Я кивнула.

– Ты можешь найти этих людей?

Я посмотрела на Дилл, которая вынула из кармана камень матери и что-то шептала ему.

– Я умею охотиться, – сказала я.

Грей взяла меня за плечи.

– Верю, что умеешь, Ивлин. – Она сделала жест рукой. – Мэйбл…

Молодая ведьма с копной темных вьющихся волос подошла к Дилл и села рядом. Дилл отвела взгляд.

– Талли, принеси еду, – обратилась Грей к другой ведьме.

– Это гадальный камень твоей матери? – спросила Мэйбл.

Она улыбнулась, и отблески костра вспыхнули на ее круглых щеках.

– Мне нравится твой щенок, малютка Дилл.

Весна обнюхала пальцы Мэйбл. Дилл убрала камень и прижала щенка к груди. Ее лицо исказила хмурая гримаса – как сорняк, выросший на стене.

– А она с характером, эта малютка…

Мэйбл рассмеялась и накинула одеяло мне на плечи, пока Грей ходила вокруг костра, кивая, жестикулируя. Ковен, похоже, во всем с ней соглашался.

– Она просто устала. – Я посмотрела на свою насупившуюся сестру, которая ковыряла землю.

– Вот, девочки. Талли принесла вам горячее.

В руках, скрюченных и костлявых, та держала две миски. Два зуба поблескивали из-под капюшона.

– От этого у вас волосы завьются как у Мэйбл. – Она засмеялась – словно ветка хрустнула.

Я схватила миску сразу же. Над ней поднимался теплый пар, пахло едой.

– Я не хочу кудри. – Дилл покачала головой.

– О, ну вот… – Мэйбл хотела коснуться ее волос. – Как жаль, они бы тебе пошли.

Дилл вся сжалась, увернувшись от ее руки, продолжая гладить щенка и камень.

– Дилл, прошу тебя.

Она опустила голову на колени.

– Простите ее. Спасибо.

Я взяла миску Дилл из морщинистых пальцев Талли.

– За нашу сестру, которую мы потеряли! – Грей подняла свою миску. И ведьмы сделали то же самое. В мерцающем воздухе разлетались искры.

– Потеряли… Потеряли…

Ковен уселся, ужиная в тишине.

Все, кроме Дилл.

Я ощущала взгляд Грей, которая смотрела на нас сквозь пламя костра.

– Дилли, я знаю, что ты голодна, – прошептала я. – Да и разве ты не поклялась вести себя хорошо?

Дилл посмотрела на меня – не устало и не вызывающе, а лишь с грустью.

– Прости, Иви. – Она зарылась пальцами в шерсть Весны. – Я так скучаю по маме, а бульон напомнил мне о ней.

– Тогда поешь ради нее. Прошу тебя, Дилл.

Медленно она забрала у меня миску и поднесла к дрожащим губам.

От запаха еды у меня скрутило живот. Поэтому я быстро осушила миску – окутанная паром, я пила, и прихлебывала, и жадно глотала. Было так хорошо, когда бульон разлился теплом по моему телу, погружая меня в жаркую темноту, что…

– Какая твоя вторая просьба, Ивлин из рода Птиц? – Голос Грей донесся через прогалину.

Она перешла к делу, и пора было решаться.

Все посмотрели на меня, и Грей улыбнулась мне сквозь пламя, а Дилл напевала, поднося кусочки мяса к мордочке Весны, которая быстро хватала их и проглатывала.

– Проси, Ивлин, – сказала Грей. – Не бойся. Разве мы не семья?

Я вытолкнула языком хрящ, застрявший в зубах. Они не были мне семьей, и все же я в них нуждалась. Мать сказала, что Грей защитит нас. И Грей сама подвела меня к этому. Так что пора.

– Я прошу, чтобы… – Нужно просто произнести это. – Чтобы ковен присмотрел за моей сестрой.

Дилл перестала напевать и повернулась ко мне.

– Чтобы мы присмотрели за малюткой Дилл?

– Да. – Я проглотила комочек жира, холодный и скользкий. – Я должна найти людей, которые убили мать.

– Иви? – Дилл широко раскрыла глаза. – Что это значит?

Грей поднялась и пошла вокруг костра, следом за ней Мэйбл и Талли.

– Дилл, это слишком опасно. – Внутри у меня все завязалось узлом. Но так было лучше. – Ты знаешь, что я не могу взять тебя с собой.

Она встала, опрокинув миску с едой, – Весна тут же начала лакать пролитое.

– Нет, Иви! Я не знаю! Не знаю!

Она показала на меня пальцем, выбросив вперед руку, в которой сжимала камень.

– Я здесь не останусь! Ты обещала, что мы…

– Малютка Дилл. – Грей была рядом. – С нами ты будешь в безопасности.

Дилл оттолкнула руку Грей.

– Перестаньте так меня называть!

Она отступила назад, подняв вверх камень, черный в свете костра.

– Да брось, мы все будем сестрами! – сказала Мэйбл.

– Нет, не будем!

И теперь она оттолкнула руку Мэйбл.

– Дилли. – Я подошла к ней. Она была в панике, я видела.

– Ай! – вскрикнула Мэйбл. – А она кусается!

Ведьмы смеялись, а Дилл волком смотрела на них.

– Дилли, успокойся.

– Она не укусит старую Талли!

Метнувшись к Дилл, старая ведьма запустила костлявые пальцы ей под мышки.

– Дилл, прошу…

– Нет, если ее пощекотать!

– Оставьте! Меня! В покое!

Дилл отчаянно махнула кулаком, и камень в ее руке задел Талли. На щеке старухи выступила кровь.

Старая ведьма закричала и упала на колени. Ковен ахнул.

– Дилл!

– Я не хотела!

– Посмотри, что ты наделала!

Мэйбл прижала свой платок к щеке Талли.

– Я забыла, что камень у меня в руке. Простите, вы меня испугали…

– Дай сюда!

Я выхватила камень из рук Дилл:

– Ты позоришь меня и мать!

– Иви, нет! Пожалуйста! Ты не должна!

– Нет, Дилл! – Я подняла камень высоко, чтобы она не дотянулась. – Тебе его не получить, слышишь?

– Но Иви! Мама говорила, что он должен быть только отдан или найден, его нельзя забирать… Нельзя забирать. – Она рыдала, глотая воздух. – Ты не… не знаешь.

Она подпрыгнула, попытавшись достать мою руку, Весна тявкала рядом.

– О, я не знаю? – Я оттолкнула ее. – У меня нет такого дара, как у тебя. Так ведь?

Я подняла камень еще выше, подальше от Дилл и ее проклятой собаки.

– Нет, Иви! Нет!

Я едва сдерживала смех, пока она прыгала, стараясь дотянуться до моей руки.

– Ты поклялась вести себя хорошо!

И тут я увидела, что Мэйбл и другая молодая ведьма медленно подкрадываются к Дилл сзади.

– Камень не твой! Он принадлежал матери, а я старшая, так что…

– Нет, Иви, пожалуйста, все совсем не так.

– Ты вечно играешь с ним и шепчешь ему что-то. Думаешь, я не вижу?

– Иви, послушай…

– Это ты послушай хоть раз! – Я схватила ее за плечо. – Думаешь, ты лучше меня?

– Нет! Нет! Ты делаешь мне больно!

Дилл помотала головой, дрожа. Ковен смотрел на нее.

– Ну что ж, с меня довольно, Дилл. – Я сжала ее худенькое плечо и оттолкнула ее, она едва устояла на ногах. Я никогда так не делала. Но она меня разозлила. – Одаренная любимица матери может остаться здесь и поучиться у ведьм!

– Я не хочу, Иви! Я хочу быть…

– Мне плевать! – Слюна выступила у меня на губах. – Ты будешь делать, как тебе велено! Ты поклялась!

Дилл упала на колени, плача и умоляя меня. В горле встал комок. Я смотрела на нее, и внутри разгоралась злоба.

– Она смягчится, Иви. – Грей подошла и вложила мне в руки сумку. – Это на дорогу.

– Тише, малютка, мы тебя не обидим. – Мэйбл обхватила Дилл руками.

– Нет! – Дилл вывернулась.

– Успокойся, успокойся… – сказала вторая ведьма, чей голос и черные волосы скользили словно выдра по воде. – Такая маленькая, а сколько шума.

– Отойдите! Не трогайте меня!

Я с трудом сглотнула, глядя, как Дилл сопротивляется цепким объятиям Мэйбл и этой девушки-выдры с ее колючей улыбкой. Я словно оказалась в другом теле. Взвесила камень на ладони, закинула сумку за плечо. Руки и ноги будто бы двигались без моего ведома.

– Пойдем, Ивлин, я покажу тебе дорогу.

И Грей провела меня мимо Дилл, которая извивалась и толкалась, чтобы вырваться на свободу.

– Я сама отдам его тебе! Не оставляй меня здесь! Пожалуйста, я отдам тебе камень!

И хотя волосы у меня зашевелились от ее плача, внутри поднимался смех, и я с издевкой помахала ей рукой:

– Но, сестра, он уже у меня.

И я подмигнула, глядя в ее бледное изумленное лицо.

– Здесь ты будешь в безопасности. Я уже тебе говорила.

– Иви, почему ты так поступаешь? Они мне не нравятся! Она мне не нравится! Она пахнет… мертвыми цветами! Мне не нравится…

– Довольно, дитя! – Голос Грей разнесся по прогалине. – Ты останешься, и ты научишься уважению, дочь моей сестры.

Внезапно ее силуэт возвысился над костром, волосы будто сплетались с танцующими языками пламени.

– Иви! Иви!

– Я вернусь, Дилл. Вернусь.

Но даже тогда, произнося эти слова, знала ли я наверняка, что так будет?

Грей потянула меня за собой. Мы прошли мимо кивающих голов, протянутых рук.

– Мама!

И в этот раз ком в горле было сложнее всего проглотить.

И хотя я понимала, что так нельзя, но я была рада, когда голос Дилл начал растворяться вдали, потому что мне было больно ее слушать.

– Мама!

Длинные пальцы Грей касались моей спины. Ведьмы снова начали петь, и крики Дилл слились с их голосами.

– …ама!

Она успокоится. Она поймет со временем. Я посмотрела на камень, поворачивая его в свете костра, оставшегося позади, и в тени деревьев.

– Ты правильно сделала, что забрала его, Ивлин.

Грей погладила меня по руке. Я ощутила ее дыхание совсем рядом. Этот сладковатый запах. Похожий на мертвые цветы, как сказала Дилл.

– Да? Не знаю. Я никогда не слушала мать. Дилл… Дилл слушала.

– Этот камень не для маленьких девочек. Он может быть могущественным оружием, Иви. Магия крови.

Я посмотрела на нее. Черные глаза казались чернее в движущейся тьме.

– Оружием? Мать никогда об этом не говорила.

Грей кивнула:

– Когда Дилл ударила Талли, он пробудился, почувствовав вкус крови.

Камень в моей руке вдруг показался мне живым.

– И теперь он голоден, Иви. Отдай камню весь свой гнев, и он сделает тебя сильной. Корми его кровью твоих врагов. Наших врагов.

И ее пальцы сомкнулись вокруг моей руки, сжимающей камень, а песня ведьм все звучала в воздухе.

– Добейся отмщения. Выследи их. Ради матери. Ради меня.

Она поцеловала меня в щеку.

– Иди вдоль реки на запад. Дорога в город проходит через лес. Ты восстановишь справедливость, Ивлин из рода Птиц.

– Я найду их.

Я убрала камень в сумку. Вновь возникло чувство, будто я пригрела что-то живое. Я оглянулась на костер, у которого наверняка плакала и дралась Дилл, желая вырваться и побежать за мной.

– Моя сестра не понимает… но я должна сделать это одна.

Грей улыбнулась, снова став похожа на одну из этих серебристых берез.

– Она еще ребенок. Иди же.

Грей стояла и смотрела, как я перешагиваю через ветви, ступая по холодной земле. Свет окончательно померк, и я оказалась в полной тьме, а слова ведьм звучали все тише и тише.

 
Она шла по долине,
Колдовской долине,
Женщина, такая же как мы.
 

И наконец я совсем перестала их слышать. Как и крики Дилл.

Наконец я была одна. И я была свободна.

9

Начало светать, когда я остановилась.

Все тело ныло. Я так и не поспала.

Тропа была отвесная, с большими камнями, которые скатывались вниз. Я вспомнила, как они отскакивали от моих ног в темноте. Я стояла на уклоне, а надо мной раскинул свои огромные зеленые руки вяз.

Парочка толстых голубок чистила перья и взмахивала крыльями на ветвях.

«Ты заблудилась, Ивлин? Да? Да?»

Я посмотрела на лес внизу.

– Я не знаю.

Взмах. Взмах.

«Тебе помочь? Помочь? Помочь?»

Я села и открыла сумку, которую вручила мне Грей. Сестры-голубки заворковали уже ближе:

«Что у тебя там? Угощение?»

Яблоки и орехи, немного сушеного мяса, хлеб, бутыль воды. Но мне не хотелось есть. Из головы не выходило, как Дилл звала мать. Я отщипнула хлеба, вспоминая бледное лицо сестры. Я так жестоко обошлась с ней прошлым вечером, и это чувство… словно я была не в своем теле. Но все ради ее блага. Должно быть ради ее блага.

Я бросила кусочки еды птицам-попрошайкам, и они слетели ко мне.

«Спасибо, о, спасибо, добрая сестра».

Они жадно склевали еду, воркуя, а потом взмыли в воздух и полетели через каменистую тропу к лесу.

«За нами! За нами! Мы знаем! Знаем!»

Я попыталась встать, но воля покинула мое тело. Я потянулась за бутылью и нащупала что-то твердое и гладкое.

Гадальный камень матери.

Я достала его и стала поворачивать на ладони. Черный, как безлунная ночь. На поверхности крохотные искорки света. И еще риска, будто от вдавленного ногтя. Я потерла камень, размышляя о словах тети Грей.

Ты правильно сделала, что забрала его, Ивлин.

Я выхватила его у Дилл. Но она так им размахивала. Поранила эту старуху.

Искорки света мерцали. Как звезды. Что-то она кричала, что-то…

Мама говорила, что он должен быть только отдан или найден, его нельзя забирать!

Кругом лежали камни. Но ни один не был так красив, как тот, что у меня в руке.

Гладкий, он перекатывался на моей ладони. У Талли пошла кровь, там, где Дилл ее задела. Глупая, ревнивая кроха.

Он пробудился, почувствовав вкус крови.

Я смотрела на черные звезды, мерцающие в моей руке.

Магия крови.

Я не владела магией. Это Дилл ею владеет. И мать. Владела.

Лицо Дилл. Рыдающее.

Камень уже у меня, малютка Дилл.

Мой голос, словно не принадлежавший мне, насмехался над ней.

Но мать была мертва и не могла меня остановить.

Она просто ребенок. Малютка Дилл. Не нужно было дразнить ее.

И я плавала в этих звездах. Я ничего не могла с собой поделать. Мать была мертва.

Мои веки отяжелели. Я так устала, так устала, так…

Ты закричала. Я пыталась вырваться.

Боль в боках держала меня крепко. Я слышала, как люди движутся, переговариваются.

– Это та, о ком ты говорила, старуха?

– Это она, сэр. Ведьма, принявшая обличье ребенка.

Я чуяла запах их лошадей, рывших землю копытами.

Чувствовала жар от костра, тени пламени.

– Завяжите ей рот, пока она не прокляла наши души!

– Нет, оставьте меня в покое! Оставьте меня!

– Угомонись, демон!

Ты кричала, пока светловолосый парень не заткнул тебе рот. Толстяк связал тебя. Тощий перекинул тебя через круп своей лошади, а высокий наблюдал за происходящим.

– Заклятий немало она наложила, как и было велено… – прокаркала старуха. – Против вашего короля, который прячет слабых и поверженных…

– Никто не узнает об этом. Мы закончили, женщина.

Я трепыхалась так сильно, скулила так громко.

– Тише, милая… – Молодая девушка, ее локоны касаются моего лица.

– Да-да, – проскрипела старуха. – Или я укушу тебя за хвост.

Ее беззубая улыбка. Ее нож у моей щеки.

– Смотри! – рассмеялась девушка. – Посмотри на Джона Барроу, этого медведя. Как он пьян!

Грузный человек ногами забрасывал костер землей, рассыпая искры в ночи. Его голова была медвежьей. Маска, которая ревела и пила.

Ты смотрела на меня, связанная, немая.

Лошади вскинулись на дыбы. Ты лягалась и брыкалась.

Нет. Пожалуйста.

Рука сомкнулась на моей шее, подняла меня высоко.

– А, она нужна тебе?

Да. Да, очень.

– Тогда лети!

И подкинула меня в воздух.

Не плачь, я лечу. Как птицы, которых мы любили гонять.

Я полетела в пламя и жар и свет.

Я выла, ибо тебя не было рядом.

Оставшись совсем одна, я горела за тебя.

10

– Нет!

Я вскочила, готовясь сражаться с пламенем. Нога подвернулась, и я упала, напоровшись на острый камень.

Дыхание перехватило. Колено пронзила боль. Не было никакого огня. Никаких мужчин, никакой старухи. Просто дурацкий сон. Такой странный сон. Я вспомнила, что до того, как уснуть, смотрела на камень матери…

Он по-прежнему лежал у меня в руке. Я вытерла пыль с его черной поверхности, чтобы искорки засияли. Мать, бывало, перекатывала его в ладонях, когда гадала, занимаясь целительством.

Позади послышалось негромкое лошадиное ржание.

Я быстро встала, и, когда зашевелилась, пряча камень в сумку, боль разлилась выше по ноге.

По скалистой тропе спускался всадник.

– Доброго дня!

Мужчина. И коль он окликнул меня так приветливо, то, разумеется, не хотел причинить мне вреда в это страшное время, когда любой мог убить случайного встречного за короля или страну. Вот поэтому я не доверяла ни одному мужчине, как бы там он меня ни приветствовал.

Тропа вела вниз, теряясь в тени леса. Если этот мужчина – волк, тогда надо уйти с открытого пространства.

– Эй! Эй, постойте!

Когда мы с матерью охотились, то старались быть не на виду, передвигались пригнувшись, быстро и тихо, между деревьев.

– Не бойтесь! Доброго вам дня, слышите?

Он пришпорил коня, камни перекатывались под копытами. Я зашагала еще быстрее. Тропа стала уже, и ветви растущих на склоне деревьев дотягивались до меня. Воздух был влажным. Река журчала далеко внизу.

– Прошу, постойте! – Звяканье стремян и удил раздалось еще ближе.

Конь фыркнул. Я вздрогнула в тени. У меня не было оружия.

– Мисс, я не причиню вам вреда!

Снизу, оттуда, где крутая тропа делала поворот, а зеленый отсвет становился темнее, раздался всхрап еще одной лошади. Это что же, охотники на ведьм решили загнать меня на убой, как безропотного ягненка? Тогда я встречу этих волков лицом к лицу и покажу им свои собственные зубы.

Журчание реки стало слышнее. Тяжелое пыхтение коня раздалось почти у моего уха, и я подвинулась к самому краю тропы над обрывом. Спиной я ощутила жар большого тела, заполнившего узкую тропу.

– А, наконец-то…

Я подняла глаза. Солнечные лучи, проникающие сквозь листья, слепили меня. Против солнца виднелся лишь силуэт всадника. Он поднял руку и приветственно коснулся лба.

– Я догнал вас, мисс.

Странная тяжесть и тепло были в этом слове – мисс. Я продолжала идти, осторожно ступая по скользким рассыпающимся камням. Один подпрыгнул и упал вниз с обрыва. Если бы я побежала, то некуда было бы деться с края тропы – падение стало бы смертельным.

– Мисс, – его голос заглушил тяжелое дыхание коня, – я гонец, ищу поместье Уитакеров. Вы его знаете?

Он был жилистый и худой, лицо испещрено морщинами. Шрам на подбородке, волосы как смоль, пропитанные потом. И, глядя на меня, он улыбался. Ему не стоило этого делать: улыбка обнажила сломанные коричневые зубы. Я покачала головой.

– А-а, вы тоже заблудились, – он улыбнулся еще шире, – не так ли, прелестная девушка?

Я почувствовала, как мои щеки запылали. Меня никогда еще не называли прелестной. Да я толком и не говорила с мужчинами. С одним только, мальчишкой. Но мне не нравился этот человек, который улыбался так жадно.

– Я не… не заблудилась. – Унять дрожь в голосе не получалось. – Мне не знакомо то место, которое вы ищете.

Я посмотрела вниз. Солнце играло на поверхности реки, гладя ее по длинной спине.

Мужчина поерзал в седле, кожа заскрипела. Он наклонился ко мне. Я переступала с камня на камень, ноги задевали их неровные края.

– Значит, вы не из этих мест?

Я не подняла на него глаз:

– Нет, не из этих.

Камни отскакивали, катились.

– Я ниоткуда.

И мне вдруг стало больно, когда я произнесла это вслух. Дома у меня больше не было, впереди не ждало ничего. Он усмехнулся, остановил лошадь.

– Девушка из ниоткуда, а?

Река смеялась под лаской солнца. Я чувствовала аромат влажной земли на берегу, острый запах чеснока в воздухе. И вот снова – услышала другую лошадь, откуда-то снизу. Но всадник ничего не слышал – он ерзал и поскрипывал в седле и улыбался, показывая свои сломанные зубы.

– Итак, куда же ты держишь путь, моя рыжеволосая красавица?

И снова мои щеки вспыхнули. Но теперь еще и от гнева. Я была наедине с этим мужчиной, с этим радующимся встрече незнакомцем, который вторгся в мое пространство на пустой тропе, который называл меня прелестной и красивой.

Мы зашли глубже в лес, и стало темнее.

– Я иду в город. – Я посмотрела ему в лицо.

Он лишь кивнул; его взгляд непрошено блуждал по моей груди, моей талии, ногам. Я прижала сумку к себе, этот взгляд вдруг вызвал во мне стыд. Но почему? Это было мое тело, не его.

– В город, да? Пешком идти долго, мой алый рубин. – Он цокнул языком. – Почему бы нам…

Его конь поскользнулся на камне и заржал от испуга. Пока всадник, ругнувшись, натягивал поводья, я думала, что это за мужчина, в присутствии которого мне так страшно быть женщиной?

– Тпру! Спокойно…

Одежда его была грубой и грязной. Клинок покоился на боку. Вооруженный гонец, стало быть? В седельной сумке виднелась одежда. Бутыль. Одеяло.

– Твоя мама не волнуется за тебя? – Он заставил лошадь успокоиться. – Такая милашка и совсем одна здесь?

Это было не одеяло. Я подошла чуть ближе, чтобы рассмотреть. Конь фыркнул.

– Нет, не волнуется. – И никогда больше не будет волноваться.

Что-то было такое в этом одеяле, которое было не одеялом.

Его тонкие губы расползлись над этими ужасными зубами.

– О, но мать же должна волноваться, мой огонечек… – Он остановил коня.

Я протянула руку к ткани.

– А. – Он посмотрел на мои руки. – Тебе нравится эта вещица?

И высвободил одеяло, так что оно развернулось, как знамя с фамильным гербом. Оглушительная боль захлестнула меня, когда я прикоснулась к расшитой тесьме, к деревянным бусинам, с которыми столько играла в детстве, к белой нити, вплетенной в ткань с краю, напоминавшей нитки седины в ее волосах.

Шаль матери.

Мои пальцы дрожали, словно я проводила рукой по ее неподвижному телу, которое когда-то обнимало меня, но больше не сможет.

– Я сберег это для какой-нибудь красавицы.

Его голос обступал меня. Река продолжала смеяться. Этот запах чеснока, такой сильный. Сверкающий глаз коня.

– И, бог ты мой, как я был прав…

От него разило потом. От коня пахло лучше, чем от него. Мои пальцы зарылись в шаль матери.

– Как вас зовут, сэр?

Он улыбнулся, увидев, что я дрожу.

– Купер, мисс. – Он наклонился ниже. – Джеймс Купер к вашим услугам.

Слова старика Кроака обрушились как камни. Купер с той стороны долины. И река поймала их и подбросила вверх. Купер! Купер! – закричала она.

– А теперь… я должен узнать, как зовут тебя, моя рыжая лисица.

Мои пальцы сжались на этой частице матери, свисающей с его коня.

– Ивлин. – Мои губы дернулись, сдерживая вопль. И он хмыкнул, потому как видел застенчивую девицу, ждущую поцелуя.

– Ивлин, – повисло во влажном воздухе. – О, Ивлин…

Он потянулся к моей руке, прижал ее грязным пальцем.

– Итак, моя рыжеволосая Ивлин, тебе нравится эта прекрасная шаль?

Как мне хотелось откусить этот мерзкий палец, выплюнуть его в реку.

– Да, Джеймс Купер. Нравится, очень.

– Правда? – Он придвинулся ближе. – И как сильно он тебе нравится, моя алая роза?

Его глаза раздевали меня догола. К горлу подкатила тошнота.

– Так же сильно, – я посмотрела в его смеющиеся глаза, – как я люблю свою мать.

Его палец погладил меня по дрожащей руке.

– Потому что, видишь ли, Джеймс Купер, – шепотом продолжала я, так, что ему пришлось придвинуться еще ближе, – это ее шаль. Моей матери. – И мой шепот больше не был едва слышным. – Которую вы убили.

В зеленом свечении вокруг нас воцарилась тишина. Улыбка застыла на его лице, а в глазах появилось осознание. И прямо в это мгновение за поворотом тропы раздался цокот копыт.

Купер поднял глаза, и я прыгнула. Сжав шаль в кулаке, потянула ее на себя.

– Ты!

Он сделал выпад. Я увернулась, но его пальцы ухватили меня за волосы.

– Попалась!

Дернувшись, я закричала, боль разлилась по моей голове, и я вырвалась. Будто отвергнутый любовник, он взревел и снова попытался схватить меня. Я нырнула под живот лошади и побежала вниз по тропе. Сердце колотилось в такт каждому шагу.

– Стой!

Но ему меня больше не заговорить. С шалью матери в кулаке, я бежала вперед. Кожа на голове горела как от ожога.

– Х-ха!

Обернувшись, я увидела, как он ударил коня каблуком. Тот заржал и, стуча копытами, понесся за мной. Я огляделась, спуск к реке был еще слишком далеко.

– Я уже иду, моя рыжеволосая девица! Поймаю тебя и…

Поворот тропы приближался. Голос Купера заполнял все – деревья, скалы, воздух.

– Я доберусь до тебя и тогда…

Я cвернула. И застыла на месте. Надо мной возвышалась другая лошадь, а на ней сидела молодая женщина, благородная и величественная, облаченная в длинный зеленый плащ. Камешки перекатывались у моих ног. Женщина посмотрела на меня сверху глазами яркими, как листья на солнце. На ее лице появилась улыбка. Она точно существовала наяву? Или была лесным духом, который пришел забрать меня с собой?

С фырканьем конь Купера вылетел из-за поворота.

– Я сдеру с тебя не только твою рыжую шерсть… Ты…

Он резко остановил лошадь и уставился на незнакомку, как и я.

– Ты, мелкая…

Его слова скатились в реку под нами, когда женщина в пыли каменистой тропы посмотрела на Купера и на то, что он держал в поднятой руке, словно ленточку своей возлюбленной.

Вырванную прядь моих рыжих волос.