Текст книги "Вавилон-Берлин"

Именно поэтому он поехал в Управление и теперь поднимался по лестнице. На самом верхнем этаже «замка» располагалась инспекция I и отдел криминалистической техники, сокращенно «КТ». Но в картотеке криминалистического учета не было ничего об Иоганне Марлоу. Незапятнанная репутация. У этого мужчины и в самом деле не было ни одной судимости и ни одной протокольной записи – он даже ни разу не проехал по Потсдамерплац на красный сигнал светофора. То же самое касалось и Алексея Ивановича Кардакова. До сего времени он успешно скрывал свою торговлю кокаином от берлинской полиции. Так что визит к коллегам в отдел по борьбе с наркотиками был излишним, и Рат сразу отправился на первый этаж.

Однако паспортное бюро в западном крыле в воскресенье было закрыто. Приема посетителей не было, но, насколько Гереону было известно, по воскресеньям там работали, возможно, усеченным составом. Он стал обследовать поочередно все двери, и ему повезло: когда он завернул за угол и открыл среднюю дверь, которая вела в северное крыло, он увидел седовласого мужчину в пальто, который как раз собирался уже запирать дверь конторы.

– Мы уже закончили, – сказал этот мужчина, когда Рат обратился к нему. – Уже час дня.

– Что делать! Криминальная полиция тоже сегодня работает! – возразил ему комиссар. – Преступники не придерживаются рабочего графика.

– Мне нужно еще сходить на склад, за бланками.

– Я вас не задержу. Мне нужна всего лишь небольшая справка по адресу.

Седовласый вздохнул и стал поворачивать ключ в обратном направлении.

– Н-да, но тогда я надеюсь, что криминальная полиция также окажет мне услугу, если у меня в этом будет необходимость.

Он привел Рата в аккуратно убранный кабинет и достал из кармана пальто футляр с очками. За низкой деревянной перегородкой, которая отделяла посетителей от сотрудников отдела, ровными рядами располагались письменные столы, стеллажи и каталожные шкафы.

– В какой инспекции вы работаете? – спросил сотрудник бюро.

– В инспекции Е.

Старик быстро посмотрел на полицейского поверх очков, которые он только что нацепил.

– Какая буква?

Рат чуть было не сказал еще раз «Е», но потом понял, что имел в виду его собеседник.

– «К», – коротко ответил он.

Седовласый с шумом открыл шкаф на роликах.

– А фамилия полностью?

– Кардаков.

Старик уже выдвинул ящик и начал искать.

– Алексей Иванович Кардаков, – добавил Гереон, надеясь, что этим поможет сотруднику паспортного бюро.

Но тот внезапно прекратил рыться в картотеке.

– Но это не немецкая фамилия, – сказал он.

– Нет. Кардаков – русский.

Собеседник комиссара закатил глаза. Он задвинул ящик, закрыл шкаф и шумно зазвенел ключами.

– А вы не могли это сразу сказать? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Пойдемте со мной.

Он провел Рата через три следующих кабинета, каждый из которых выглядел, как первый.

– Комната сто пятьдесят два. Паспортное бюро для иностранных граждан, – объявил старик, когда они оказались в четвертом кабинете. Всю дальнейшую процедуру Гереон уже знал. Шкаф на роликах, ящик, поиски. Это продолжалось недолго. Старик вынул из ящика карточку.

– Вот он… Кардаков, Алексей Иванович. Родился двадцать пятого июля тысяча восемьсот девяносто шестого года в Санкт-Петербурге, в России. Зарегистрирован в Берлине пятнадцатого декабря тысяча девятьсот двадцатого…

– Мне нужен адрес!

– Не спешите, молодой человек. – Опять полный упрека взгляд поверх очков. – Зарегистрирован в Берлине пятнадцатого декабря тысяча девятьсот двадцатого… – повторил он голосом, исполненным спокойствия, которое сводило Рата с ума. Это был тип прусского чиновника, от которого полиции никогда не было никакого толку. – Проживает на Нюрнбергерштра…

– Нет, это его старый адрес.

– Дорогой господин комиссар! Зачем вы меня, собственно говоря, беспокоите, если вы уже все знаете?

– Извините, но этот человек выехал оттуда месяц назад.

Сотрудник бюро стал изучать листок.

– Здесь об этом ничего не сказано. Кардаков уже три года проживает по этому адресу. – Он еще раз взглянул на бумагу. – Через неделю он должен продлить свой желтый паспорт. Иностранцы обязаны это делать каждые полгода. Тогда он, воспользовавшись случаем, укажет новое место проживания. Шестнадцатого мая я смогу вам что-то сказать.

– Благодарю вас, вы очень мне помогли, – сказал Гереон приветливым голосом, насколько для него это было возможно. Но внутри у него все кипело. Больше всего ему хотелось удушить этого старика, но потом ему в голову пришла более подходящая идея. – Подождите, – сказал он, когда седовласый уже стоял у двери. – Подождите! Вы мне можете оказать еще одну услугу? Мне нужен адрес одной женщины. Лана Никорос.

Старик что-то проворчал, но не стал возражать.

– Похоже, что это тоже не немецкая фамилия, – сказал он.

***

Визит в «замок» оказался не очень удачным. Ни в отделе криминалистической техники, ни в паспортном бюро Рат не получил никакой информации, которая помогла бы ему в расследовании. Лана Никорос не была зарегистрирована в Берлине. Но, по крайней мере, он теперь знал, что Кардаков скоро должен продлить свой паспорт. Если он не появится, то будет как минимум ясно, что русский действительно исчез. Если бы дело было только в последней арендной плате, то он как иностранец ни за что не стал бы рисковать и жить в Германии без действующих документов.

Большие белые буквы оторвали комиссара от его мыслей. «ИНСПЕКЦИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ УБИЙСТВ». Гереон не отрываясь уставился на стеклянную двустворчатую дверь. Каким-то образом он очутился на втором этаже. Сила привычки? Неделю назад он уже однажды стоял перед этой дверью и тогда впервые увидел ее. Сегодня коридор был пуст. Рат быстро повернулся и направился в то крыло здания, где располагалась полиция нравов. Не хватало только встретить здесь Вильгельма Бёма! Но и в коридоре инспекции Е было все спокойно: из кабинетов не доносилось ни звуков, ни голосов, ни стука пишущих машинок. А вот этажом выше, в политическом отделе, все еще продолжалась напряженная работа. Из-за майских беспорядков камеры полицейской тюрьмы были переполнены. Но в инспекции Е сегодня не работал ни один человек. Их офис должен был сегодня быть оазисом покоя внутри суетливого города. Самое подходящее место для размышлений вообще-то.

Дверь была не заперта. Комиссар рассчитывал, что в кабинете никого нет, и был очень удивлен, когда увидел там своего коллегу.

– Штефан!

Новичок Йеннике сидел за письменным столом Дяди, углубившись в гору бумаг. Услышав свое имя, он выпрямился.

– Привет, Гереон! – Йенике, похоже, был удивлен не меньше, чем Рат. – Господи, тебе эта банда тоже не дает покоя? Я хотел еще раз посмотреть дело Кёнига. Этот тип не выходит у меня из головы. Обычный, порядочный фотограф – и вдруг такое свинство.

– Дело Кёнига отдела IA? Оно лежит у меня в столе. Это я его нарыл, не Бруно.

– Точно! – Штефан запихнул бумаги с письменного стола Вольтера назад в ящик и задвинул его.

– Это я бы долго искал.

Ящик письменного стола Рата был еще полупустым. Он быстро нашел папку, в которой были отмечены политические предпочтения Кёнига, и бросил ее Йенике.

Коллега ловко поймал ее. Говорили, что он играл в гандбол.

– Спасибо! – Светловолосый молодой человек прошагал с папкой к своему письменному столу. – А что тебя принесло сюда в воскресный день?

Хороший вопрос. У Гереона не было желания притворяться, что он увлечен этим порноделом, чтобы потом, чего доброго, вместе с новичком ломать голову над делом Кёнига. А то, что он искал русского по имени Кардаков, мальчишки не касалось.

– Скука, – ответил он. – У меня нет автомобиля, который я мог бы помыть.

Йенике засмеялся. Скорее, вынужденно – все-таки у Рата была более высокая должность.

– Теперь я знаю, почему здесь нет Бруно. – Блондин откашлялся. – Да я тоже не собираюсь проводить здесь все воскресенье. «Герта» сегодня играет с «Зюдштерн». Не хочешь пойти?

– Я думал, ты гандболист.

– Я и в футбол играл, еще в юности. Стоял в воротах за «Викторию Алленштайн». А в гандбол начал играть только в Потсдаме, когда учился в полицейской школе. Тоже вратарем.

– «Герта» сегодня все равно победит, – предположил Рат. – У них ведь монополия на берлинских мастеров. – Он сделал вид, будто что-то ищет в своем письменном столе. – Я сейчас тоже ухожу. Я хотел только посмотреть… Ах, вот он!

Комиссар вытащил из ящика кошелек, который положил туда три секунды назад.

– Ух! – выдохнул он с облегчением. – А я уж думал, его стянул у меня какой-нибудь карманник на Алексе – и оставил меня на выходные без денег.

Гереон положил кошелек в карман и направился к двери.

– Так что до завтра.

***

Два дня они не видели своего молодого коллегу, и именно сегодня Йенике опять появился! Рату показалось, что новичок испытывал еще большую неловкость от этой неожиданной встречи, чем он сам. Это тоже было не совсем прилично – копаться в чужих письменных столах. Знал ли об этом Бруно? Вероятно, нет. Гереон решил ничего ему об этом не рассказывать. А пока Штефан будет пребывать в страхе от того, что он может это сделать. Было бы неплохо, если бы Йенике понял, что обязан вести себя более обходительно.

Спускаясь по лестнице, Рат ощутил сильное чувство голода. Была только половина второго, и у него было еще достаточно времени, чтобы перекусить. Но не в столовой. Он направился не во внутренний двор, а к выходу на Дирксенштрассе. Арки городской железной дороги освещались тонкими солнечными лучами, а на Алексе свистел резкий ветер, и комиссар с трудом удержал на голове шляпу, когда завернул туда. Несмотря на воскресный день, на площади, окруженной строительными заборами, царила сутолока. Торговец журналами рекламировал бульварную прессу по цене 20 пфеннигов за штуку: «Брак! С интересными и пикантными подробностями!» Рат задавался вопросом: появится ли здесь вновь тот самый торговец порнопродукцией, благодаря которому их розыскные мероприятия принесли успех? Он протиснулся через толпу, с трудом преодолел узкий проход между зданием «Ашингер» и стоявшим перед ним хлебным фургоном и вошел внутрь.

В помещении было сумрачно, но в то же время полицейский ощутил приятное тепло. Здесь пахло пивом и табачным дымом. Рат снял с крючка воскресную газету и стал искать свободный столик. Подошел официант, и Гереон заказал жаркое из говядины с клёцками и пиво, а потом развернул газету. В сегодняшнем номере тоже было опубликовано фото трупа Бориса, и материал, относящийся к этому, занимал две следующие страницы. И хотя текст на этот раз выглядел более объемным, существенных новостей в нем все еще не было. Расследования Бёма пока не дали особых результатов.

– Похоже, вы не только агитируете за «Ашингер», но и едите здесь! – послышался чей-то голос.

Полицейский вздрогнул от неожиданности, оторвавшись от своих мыслей. Перед ним стояла девушка в темном пальто. Шарлотта Риттер. И она улыбалась. Гереон поспешно сложил газету и пробормотал приветствие. Стенографистка продолжала стоять.

– У вас свободно? – спросила она, указывая на место за его столиком.

– Конечно. – Комиссар встал и отодвинул стул, помогая ей сесть. В тот момент, когда он стоял позади Шарлотты, глядя на ее тонкую шею, он ощутил исходивший от нее приятный аромат.

Риттер села за стол, и он стал размышлять, как ему начать разговор с ней. Прежде чем он успел сказать какую-то глупость, официант принес для него еду.

– Мне, пожалуйста, только кофе, – сказала девушка и пожелала Гереону приятного аппетита.

– Спасибо. – Больше всего ему хотелось забрать жаркое с собой. – Опять мы с вами встретились, – добавил он вместо этого и начал есть. – Вы тоже сегодня были в Управлении?

– Что значит «была»? Я сейчас снова туда вернусь. Бём отпустил меня ненадолго. Очень много работы! Поэтому у нас опять рабочий выходной. – Шарли дернула плечами, как будто хотела сказать: «Что же? Ничего не поделаешь!»

– И как? Есть результат?

– Результат – это слишком громко сказано. Странное дело. Совершенно не за что зацепиться. Я боюсь, что с делом «Водолей» нам еще предстоит немало повозиться.

– «Водолей»?

– Несмотря на то что это не классический утопленник. Но как иначе назвать его дело, если мы не знаем имени жертвы?

– Вы не идентифицировали труп?

– Если бы мы знали его имя, то значительно продвинулись бы вперед. А так мы, к сожалению, все топчемся на месте. Хотя Цёргибель хотел видеть результаты еще позавчера.

Угрызения совести начальника полиции. Вайнерт был прав. Толстяк нажал на тюбик, он хотел быстрого успеха. Следователи, занимающиеся убийствами, были самыми любимыми полицейскими Берлина, столь же популярными, как актеры UFA. А инспекция А имела невероятный уровень раскрываемости, и Цёргибель, очевидно, возлагал на них большие надежды. И, разумеется, Дёррцвибель[22]22
  Нем. Dörrzwiebel – сушеный лук.


[Закрыть], как за глаза звали начальника полиции его сотрудники, испытывал давление. Кличка эта к нему приклеилась еще в период работы Карла Цёргибеля начальником полиции в Кёльне.

– А я думал, все силы инспекции А сконцентрированы сейчас на расследовании убийств во время майских беспорядков, – заметил Рат.

Его собеседница покачала головой.

– Этим занимается только IA. У политической полиции все письменные столы завалены делами по погибшим. Такого давно не было. Массовая обработка в чистом виде. Поверьте мне, расследовать «майский» труп было бы для нас проще. Ход событий в большинстве случаев устанавливается достаточно быстро. Даже если тем самым наживаешь себе врагов среди коллег.

– Почему? – вопрошающе посмотрел Гереон на стенографистку.

– Я бы сказала так: несомненно, во время боев было выпущено слишком много полицейских пуль. И достаточно мало пуль коммунистов.

Похоже, она была хорошо информирована.

– Но кроме IA, расследование проводит и соответствующий отдел, – возразил комиссар. – В конце концов, коллеги привыкли к тому, что они не пользуются особой популярностью.

Официант принес кофейник и налил кофе.

– Кофе в инспекции Е такой же ужасный, как и у нас? – спросила Шарлотта.

– Вы знаете, что я работаю в полиции нравов? – удивился Рат.

Девушка засмеялась. Ее ямочка была очаровательной. Хорошо, что Гереон сидел.

– Ну тот, кто добровольно стоит в коридоре с Парабеллумом-Вольтером, вероятно, работает вместе с ним, – сказала она. – Умение делать выводы в инспекции по расследованию убийств является условием принятия на работу. В том числе и на должность стенографистки. – Риттер осторожно сделала глоток кофе.

– Парабеллум? – Такую кличку комиссар слышал впервые.

– Да, этот юноша был раньше инструктором в тире. Он считался одним из лучших стрелков в Берлинской полиции.

– Серьезно? – Рат никогда бы не подумал этого о Бруно. Внезапно ему пришло в голову, что он никогда не видел, как тот стреляет. В полиции нравов сорудникам не так уж часто случается прибегать к оружию.

– Вам следовало бы почаще питаться в столовой, а не в «Ашингер», – посоветовала Шарлотта. – Там можно узнать много интересного о коллегах. В том числе и о вас.

– Обо мне? – Гереон был поражен. – И вам известно мое имя?

– Уф! – воскликнула девушка и настолько явно прикрыла рот рукой, что Рат понял всю несерьезность ее фразы и ухмыльнулся. – Не будьте таким лицемером! – сказала она. – Вы ведь еще вчера знали, что я стенографистка. Значит, вы уже собрали про меня информации больше, чем говорите. И я все же очень надеюсь, что к ней относится и мое имя. – Она театрально вздохнула. – Что делать, – проговорила она, – мир тесен. А «замок» тем более.

– Один из лучших стрелков Берлинской полиции. Добрый старый Бруно! – Рат покачал головой. – Как же такие люди оказываются в полиции нравов?

– Хороший вопрос. – Риттер помешала ложечкой кофе и улыбнулась собеседнику. – Вы-то как попали в инспекцию Е?

– Это длинная история. Я думаю, значительно длиннее, чем одна чашка кофе. Вам лучше поинтересоваться этим в столовой.

– Там действительно много говорят о вас, но узнать можно лишь немногое. – Шарлотта указала на кофейник. – Кроме того, у меня здесь вон сколько кофе.

– Моя история длиннее, чем все сплетни.

– Значит, я должна пригласить вас на кофе с тортом, если хочу услышать вашу историю, господин Рат?

– Как минимум. – Гереон на мгновенье задумался, а потом проговорил: – А на что я должен пригласить вас, если я хочу услышать вашу историю?

– Я думаю, ужина будет достаточно.

***

Когда он уже опять сидел в машине, мысли его все еще кружились вокруг нее. Он бесцельно ехал по городу и наслаждался свободными улицами ранним воскресным вечером. Для чего она пришла в «Ашингер»? Кофе она могла выпить и в инспекции А. И там всегда было достаточно кондитерских изделий, об этом заботился Эрнст Геннат, шеф инспекции по расследованию убийств, одержимый страстью к сладкому. Может быть, Риттер должна была вынюхать у него что-то по заданию Бёма? В связи с их встречей на Мёкернбрюкке? Но почему она тогда так с ним кокетничала? Или это тоже входило в ее планы?

Постепенно пришло время возвращаться домой. Отрезок, который Гереон проехал, был бы идеальным для его отца, если бы тот и в самом деле решил его навестить. Идеальный маршрут для провинциальных туристов, таких, как Энгельберт Рат: от Алекса на Кёнигштрассе, мимо ратуши и замка, через Шлоссбрюкке на Линден, мимо Арсенала и «Альте Вахе» на Шарлоттенштрассе, круг через Жандарменмаркт, по Лейпцигерштрассе и Вильгельм-штрассе, мимо министерств, назад на Линден и потом через Бранденбургские ворота. Сжатая программа по Пруссии для образцового прусского служащего Энгельберта Рата, гордости кёльнской полиции. И в «Бьюике» Вайнерта было комфортнее, чем в туристическом автобусе Käse, набитом массой шумных туристов. Но в ближайшее время Гереон Рат вообще-то не планировал приезд отца. Тот лишь дважды позвонил ему в Берлин, причем оба раза в Управление, и только коротко справился о том, как его сын вжился в коллектив. Рат-младший знал своего отца с тех пор, как только научился думать: Энгельберта всегда интересовали служебные дела и никогда частные. Только мать уже много раз звонила Гереону в квартиру на Нюрнбергерштрассе, но от ее обеспокоенных звонков он мог отказаться. И в данном случае даже сдержанность отца зачастую была ему ближе.

На Потсдамерплац комиссар остановился на перекрестке. Была четверть четвертого. В тот момент, когда светофор на мачте как раз переключился на зеленый сигнал, он увидел на афишной тумбе плакат. Полицейский уже хотел нажать педаль газа, но оставил ногу на тормозе. Позади него загудел водитель такси. Рат дал ему дорогу, свернул на Потсдамерштрассе и стал искать парковочное место. Он встал справа, сразу за Josty, а затем вышел из машины и прошел пару метров назад до угла улицы. Перед рекламным щитом высотой с дом, который отгораживал строительную площадку от тротуара, стояла афишная тумба. Буквы на ней были значительно меньше и скромнее, чем огромные надписи на стене сзади, но он сумел прочесть надпись на ней. «Играет Илья Тречков», – гласил плакат, заманивающий гостей в Европейский павильон. Комиссар записал время и, довольный, направился назад к машине. Пожалуй, это был бы подходящий предлог для встречи с Шарлотой Риттер, подумал он. В Европейском доме был еще и кинотеатр. В целом день был вполне успешным. Интересно, каким будет вечер.

***

Когда Рат вернулся на Нюрнбергерштрассе, Вайнерт уже ждал его на улице. Часы показывали без пяти четыре. Гереон остановил автомобиль прямо у ног журналиста, потянул ручной тормоз и вышел из машины.

– Минута в минуту, – сказал его сосед одобрительно и сел на место водителя. – Ну как? Ты доволен?

– Во всяком случае, лучше, чем у BVG[23]23
  Транспортная служба Берлина.


[Закрыть].

– Надо думать. – Вайнерт отпустил тормоз и включил передачу. – Ну, тогда приятного вечера с полицейскими! – крикнул он через плечо и нажал педаль газа.

Рат не понял, что он имел в виду этими словами. Когда комиссар открыл дверь квартиры, из кухни доносились чьи-то голоса. Видимо, у Бенке гости. Мужского пола. С тех пор, как он здесь поселился, этого еще не было ни разу.

Гереон прямиком прошел в свою комнату и повесил пальто. Его взгляд упал на карту города издательства Pharus, висевшую на стене. Накануне он повесил ее рядом со сломанным платяным шкафом, а потом подошел к ней, взяв жестяную банку с булавками. Первую булавку он воткнул в Ландвер-канал, рядом с Мёкернбрюкке, где из канала достали труп Бориса, вторую – в Нюрнбергерштрассе, 28, где Борис незадолго до своей смерти искал Алексея Кардакова, а остальные булавки расположились на Луизенуфер, возле зоопарка, у кафе «Берлин» и на Лютерштрассе, в «Эльдорадо». След Кардакова. Он вел к Кюстринерплац. «Плаза». Там сидел человек, от которого Кардаков получал кокаин. Рат подошел ближе к карте и вытащил булавку, которая отмечала осиротевший в настоящее время «Делфи-Паласт», и воткнул ее рядом с Ангальтским вокзалом. Европейский дом на Кёниггрэтцерштрассе, где Илья Тречков нашел новую работу. А возможно, ее там нашла и Лана Никорос.

Рат вынул из кармана фотографии обоих русских, высококачественную копию фото Кардакова и газетный обрывок с фотографией трупа Бориса, и прикрепил их кнопками рядом с картой, а потом добавил туда же программку «Делфи-Паласта» с изображением певицы. Была ли какая-нибудь связь между всеми троими? Певица была русской и являлась подругой Кардакова. Может быть, она была замужем за Борисом? Любовная парочка убила супруга и исчезла. Такое нередко случается. Полицейский, сам того не замечая, покачал головой, а потом достал из бумажника визитную карточку Йозефа Шнайда и прикрепил ее к программке.

Он отошел на шаг назад и стал рассматривать карту Pharus, как художник рассматривает свое произведение. Иногда он видел какой-то рисунок, какую-то стыковку, территориальную близость или еще какую-либо связь. Но сейчас булавки, казалось, хаотично распределились по всему городу. Следы Бориса и Кардакова пересекались только в одном месте: на Нюрнбергерштрассе, 28. Уже несколько лет у Рата была привычка отмечать на карте города важные точки расследования, но свою собственную квартиру он еще никогда не маркировал булавкой. Однажды – это всегда первый раз, подумал он.

В дверь постучали. Вайнерт определенно не мог вернуться. Может быть, Бенке хотела пригласить Гереона в кухню к своему гостю? Рат открыл дверцу шкафа. Готическая резьба закрыла фотографии на стене и небольшую часть городской карты.

– Войдите! – крикнул он, и дверь в комнату открылась.

– Сюрприз! – раздался мужской голос.

В дверях стоял Бруно Вольтер. Дядя рассмеялся.

– Ну, ты можешь уже закрыть рот, – сказал он. – Я подумал, раз уж я пришел к Элизабет, то надо проверить, дома ли мой коллега. Я хотел посмотреть, как ты устроился. Вижу, неплохо.

Вообще-то Рат никак не рассчитывал на такой визит. Бруно порекомендовал ему квартиру Элизабет Бенке, потому что знал ее лично. Он воевал вместе с ее погибшим мужем и вроде даже в свое время передал молодой вдове известие о его смерти. Гереон отгонял от себя подобные истории, как и все, что было связано с войной.

– А я не заметил твою машину, – сказал комиссар. – Ты приходил к Э… к фрау Бенке?

Вольтер кивнул и сделал шаг в комнату. Он был уже в пальто и держал в руке шляпу.

– Сегодня годовщина смерти ее мужа, – сказал он. – Я каждый год в этот день приношу ей цветы. Гельмут Бенке был лучшим товарищем, какого только можно себе представить.

Рат сглотнул. Вот почему она прошлой ночью напилась! Ее муж погиб двенадцать лет тому назад. Она напилась и искала немного человеческого тепла. И здесь как раз случайно пришел он.

Дядя огляделся и одобрительно кивнул.

– Очень уютно, – сказал он, а потом его взгляд остановился на городской карте. – А этот уголок выглядит почти точно так же, как в комиссариате.

– Или как в исповедальне, – поправил его подчиненный. Он считал, что платяной шкаф значительно больше бросается в глаза, чем городская карта. Но Бруно шкаф тоже не заинтересовал.

– Это здесь русский побывал? – Вольтер указал на сломанную боковую стенку шкафа.

Кто бы мог подумать! Элизабет уже наболтала. Рат кивнул.

– Какой-то пьяный.

– И что? Он появлялся еще раз?

«Да, в виде трупа», – подумал Гереон, но вместо ответа покачал головой.

– Я тогда сразу сказал Элизабет, чтобы она не пускала в квартиру никаких русских. С ними одни неприятности. Неважно, большевики они, или монархисты, или еще кто-нибудь. – Старший комиссар неожиданно жестко посмотрел Рату в глаза, как на допросе. – Поэтому в качестве нового жильца я порекомендовал ей своего коллегу. Надеюсь, что он не доставит ей хлопот. – Складывалось ощущение, будто Элизабет Бенке поведала другу своего мужа кое-что. Спрашивалось только – что именно и в каком объеме?

Рат предпочел сменить тему.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спросил он и сделал шаг к двери. Ему хотелось выпроводить Бруно из своей комнаты, пока тот не бросил свой любопытный взгляд на городскую карту. – Тогда, пожалуй, пойдем на кухню, там…

Вольтер сделал возражающий жест.

– Не беспокойся, меня уже угостили наилучшим образом. Я забежал к тебе просто так, на секунду. – Он на мгновенье задумался. – Может быть, мы сегодня вечером выпьем вместе пивка? У меня, во Фриденау? Эмми нам что-нибудь приготовит поесть.

– Спасибо за приглашение. Я бы с удовольствием, но, к сожалению, сегодня вечером не получится… – Рат, извиняясь, дернул плечами. – Я иду в варьете.

– Понимаю, – кивнул его шеф, и по его лицу пробежала легкая ухмылка. – Когда-то ты должен выбираться из своей тюрьмы-исповедальни. Я надеюсь, она симпатичная!

На улице загудел автомобиль.

– Ну, мне пора, – сказал Дядя, надевая шляпу. – Тогда до завтра.

Гереон подошел к окну и осторожно посмотрел из-за шторы вниз. Перед входной дверью у обочины стоял черный «Форд», модель А. Это была машина Бруно. За рулем сидел молодой человек, которого Рат не знал. Был ли у его начальника сын? Комиссар вдруг подумал, что он не так много знает о своем коллеге. Бруно сел в машину, и она тронулась с места, сделала резкий разворот и помчалась в направлении Тауентциена. Фриденау находился в другой стороне. Вольтер пока не собирался домой.

***

Гереон непроизвольно поднял воротник пальто, когда вышел из поезда городской железной дороги на Силезском вокзале. Он надеялся, что его не сразу опознают как стража порядка. Полицейский жетон не являлся хорошей рекомендацией в данном случае. Заряженный маузер был у комиссара в кобуре под пиджаком. Его тяжесть успокаивала Рата. В этом квартале никогда не знаешь, что может случиться.

Именно это привлекало многих любителей ночных приключений: провести ночь в квартале Штралау, посидеть в баре рядом с более или менее дерзкими преступными элементами и красивыми женщинами, бросая им украдкой взгляды с соседнего стола, – это было увлекательнее, чем веселиться в светских кварталах в западной части города. На Курфюрстендамм ты рискуешь максимум быть избитым отрядом штурмовиков, если имеешь недостаточно арийскую внешность, но здесь, в восточной части, если повезет, можно даже нарваться на перестрелку между настоящими криминальными структурами.

Уже стемнело, когда Рат оказался на Кюстринерплац. Даже уличное освещение здесь, в восточной части, казалось более сумеречным, чем в Сити или в Шарлоттенбурге. Будто уличные фонари стыдились того, что они освещали. Неоновые буквы на фасаде «Плазы» добавляли света, рассеивая его в темноте. Прожекторы отбрасывали лучи на все три этажа до самой балюстрады на крыше. «Плаза» сияла, как маленький светящийся остров, в этом мрачном квартале.

Перед входом постоянно останавливались такси, высаживая посетителей в дорогой одежде – жаждущих приключений туристов, приехавших сюда из западной части города. Люди из квартала, которые накопили какое-то количество денег для посещения варьете, приходили пешком или приезжали на велосипеде. Рат смешался с пестрой толпой, и она пронесла его мимо касс, через фойе и гардероб в огромный зрительный зал.

На него произвело сильное впечатление то, что Юлес Маркс сделал из старого холла вокзала. Комиссару открылся огромный зал, не имевший ни единого угла: везде были только плавные закругления. В «Плазе» насчитывалось три тысячи сидячих мест, и было похоже, что сегодняшним вечером все они будут заняты. В зале уже определенно собралось больше тысячи посетителей, и через десять минут программа должна была начаться. Заиграл оркестр, но из-за гула голосов зрителей, искавших свои места, его было едва слышно.

Рат огляделся. Для него оставалось загадкой, как он найдет Марлоу среди трех тысяч зрителей. Он сел на свое место и стал листать программку, при этом довольно заметно теребя в руках фотографию Кардакова.

– Он тоже будет выступать? – спросила его соседка, стройная дама в очках, похожая на преподавателя по блокфлейте.

Полицейский что-то пробормотал о каком-то знакомом. Жещина покраснела и отвернулась от него. Он мог догадаться, что она думала. Сосед с другой стороны вообще не проявил к нему никакого интереса. Вероятно, его немного развлек эпизод с преподавательницей по блокфлейте. Рат, разозлившись, убрал фотографию. Между тем погас свет. Первым выступал фокусник, который выглядел, как колдун, потом акробаты с лассо в ковбойских костюмах и метатель ножей в индийских украшениях. Когда затем еще один ковбой затянул свою жалобную песню об одиночестве в прериях, Гереону захотелось забросать его помидорами. Но, к сожалению, у него их не было.

Почему он, собственно говоря, сидел здесь? Ему нужен был Марлоу! Вместо этого он смотрел программу варьете, хотя еще в детстве не любил цирк. Комиссар сжал зубы и продержался до антракта. Когда другие направились в фойе, он некоторое время оставался на своем месте и оглядывался по сторонам. Зрители, недовольно ворча, протискивались мимо Рата. Среди множества окружавших его людей никто не бросился ему в глаза. А сам Гереон не знал, что ищет. Он понятия не имел, как выглядит Марлоу. Кого он ожидал увидеть? Главу гангстеров наподобие Аль Капоне? Или какого-нибудь тучного мужчину в белом костюме в сопровождении двух борцов-тяжеловесов? Такой определенно сидел бы наверху, на балконе. Но и там комиссар не обнаружил ни одного человека, при виде которого его инстинкт полицейского дал бы сигнал. Наконец зал почти опустел, и он тоже встал и вышел в фойе.

Там Гереон снова взял фото вместе с программкой и, небрежно держа их в руке, не спеша побрел мимо групп курящих, пьющих и болтающих людей. Но, очевидно, изображение Алексея Кардакова оставляло здесь людей безразличными. Почему Глория послала его в «Плазу»? Какое отношение доктор М. имеет к варьете? Может быть, он является его владельцем, а Юлес Маркс – всего лишь подставное лицо? В этом случае доктор М. вряд ли посещает каждое представление. Скорее всего, он сидит в офисе. Это полная глупость – искать его здесь. Рату нужно будет выудить более подробную информацию у Глории из «Эльдорадо».