Текст книги "Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши"

Вплоть до революции Cartier шел в России по победной траектории. Когда Ирина, дочь великой княгини Ксении и племянница царя Николая II, вышла замуж за безумно богатого князя Юсупова в феврале 1914 года, она выбрала современную тиару Cartier из горного хрусталя. Свадьба была настолько значительным событием, что снимок невесты с ее бриллиантами был распродан до того, как Cartier смог приобрести его для своего магазина на Рю де ла Пэ. Несколько месяцев спустя Cartier (а не российские придворные ювелиры Карл Фаберже и Вильгельм Болин) получил заказ века: изготовление кольца для громкой свадьбы князя Щербатова, внука графа Строганова, и дочери покойного премьер-министра Столыпина. К 1914 году дела у французской фирмы в России шли так хорошо, что она объявила: «Теперь мы являемся ведущей фирмой в Санкт-Петербурге».

ПанПан

Годы, предшествовавшие Первой мировой войне, были для Луи особенно успешными. Небывалый профессиональный и творческий подъем, успехи фирмы – но было кое-что еще. В свои тридцать с лишним лет он считался завидным женихом: голубые глаза, русые волосы, роскошные усы. Он с радостью погрузился в шумную жизнь Парижа, совершенно не намереваясь обременять себя семьей. И вдруг, совершенно неожиданно, Луи встретил женщину, которая станет любовью всей его жизни.

Жанна Туссен также была частой гостьей ресторана Maxim’s. Иногда появлялась там с приятелем-джентльменом, в следующий раз она могла наслаждаться девичьей компанией с Коко Шанель; все – за счет щедрых любовников. Всегда безукоризненно одетая, с жемчужной нитью на шее, с темными волосами, забранными в шикарный тюрбан, Туссен была известна своим чувством стиля. Как и Шанель, она была сильной, независимой женщиной, прошедшей нелегкий жизненный путь.

Жанна выросла в Шарлеруа, промышленном городе на берегу реки Самбр, во франкоговорящем регионе южной Бельгии. Место было унылым, родители – отчаянно бедны. Отец, Виктор Эдуард, продававший спички, умер, когда девочке было семь лет, оставив мать, прачку, с пятью детьми. Жанна была самой младшей и покинула родительский дом, как только смогла. Путь девушки лежал, конечно, в Париж.

С тех пор она жила на содержании у богатых поклонников; имела во французской столице квартиры и драгоценности. Этот мир был далек от ее унылого детства и бедной юности – и устраивал Жанну. Она была рождена, чтобы жить в это время и в этом городе, и прекрасно справлялась с этой ролью. Известная как «ПанПан» Туссен, девушка вращалась среди дам полусвета – и была вполне счастлива.

Юная Жанна Туссен примерно в то время, когда встретила Луи. Она получила прозвище ПанПан из-за любви к пантерам. На фото: сафари в Африке в 1913 году

Предположительно Жанна точно знала, кем был Луи, когда он впервые представился ей. Ей было двадцать с небольшим, она была на двенадцать лет моложе учтивого ювелира; в течение последнего времени ее содержал один из французских аристократов. Граф Пьер де Куинсонас встретил Жанну, когда переехал в Бельгию в 1909 году, чтобы избежать военной службы. Они влюбились друг в друга, он пообещал показать ей мир и свозил девушку в Африку. Там Пьер и дал ей ласковое прозвище ПанПан – во время наблюдения за величественными пантерами в дикой природе.

Однако в последнее время Жанна разочаровалась в графе. Узнала, что он помолвлен с аристократкой; ей было больно, что он сам об этом не рассказал. Позже он напишет трогательное письмо с просьбой о прощении: «Дорогая моя ПанПан, я прошу прощения за всю боль, которую причинил тебе. Я не сразу понял, что ты элитная женщина. Спасибо за все замечательные вещи, которые ты сделала для меня». Жанна была обижена на Пьера, но все еще любила его. Да и финансовую поддержку нельзя было игнорировать, когда речь шла об образе жизни, к которому она привыкла. Поэтому девушка была открыта для ухаживаний харизматичного ювелира. Без сомнения, Луи успокоил ее; он был опытен в искусстве развлечения женщин и вскоре понял, что Жанна отличалась от других его спутниц.

Возможно, потому, что в молодости она страдала от серости будней и нехватки красоты, сейчас Жанна без устали искала ее. Всегда следовала определенному стилю, находя его буквально везде. Луи был очарован. У Жанны не было титула и классической красивой внешности, но она заинтриговала его. Он не просто потерял голову; он хотел видеть мир глазами любимой женщины. И несмотря на предупреждения друзей, что Луи – плейбой, который разобьет ей сердце, Жанна тоже полюбила его. Вокруг Парижа собирались политические грозовые тучи, а они все больше времени проводили вместе.

Два врага: немцы и несчастье

В душный день конца июня 1914 года до Парижа дошли новости об убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда и его жены сербскими националистами в Сараево. Месяц спустя Австро-Венгрия, а затем Германия объявили войну Сербии; в ответ Тройственный союз Антанты (Россия, Великобритания и Франция) объявил войну Германии. 2 августа во Франции, где пресса и большинство политических лидеров выступали за военные действия, была проведена всеобщая мобилизация на фоне волны патриотического рвения.

Немецкой армии не потребовалось много времени, чтобы пройти через Бельгию и продвинуться к Парижу. К первой неделе сентября немцы были уже в тридцати километрах от Нотр-Дам, и президенту Франции Раймону Пуанкаре пришлось объявить, что его правительство временно перемещается в Бордо.

Луи появился в парижском военном офисе, вооруженный своими медицинскими записями. Объяснил, что перелом правой ноги в результате автомобильной аварии шестью годами ранее лишает его возможности сражаться; ему дали работу в офисе в Бордо. После отправки четырнадцатилетней дочери Анн-Мари в швейцарский замок Ворта (поступок, подвергшийся критике со стороны семьи) он отправился на юг, чтобы начать работать на правительство. «Я остаюсь в Бордо, где помогаю министру торговли, и все правительство здесь, – написал он младшему брату. – Я веду себя как можно лучше со всеми этими шишками!» Луи нравилось близкое к власти положение, вдали от фронта. К тому же он смог обратиться к специалисту медицинского факультета в Бордо по поводу проблем с ногой.

Расстраивало только то, что он был далеко от бизнеса и от Жанны, с которой становился все ближе. Поездка обратно в Париж была не простым делом. «Для путешествия на машине документы на транспорт и удостоверения личности каждого, кто в нем находится, – объяснял он членам семьи. – Я говорю вам все это, поскольку уже с этим сталкивался и знаю. Завтра я еду в Париж на поезде, так как не думаю, что смогу уехать на машине, поскольку власти реквизируют автомобиль». Но и поездка на поезде была трудной: «Чтобы путешествовать по железной дороге, вы должны получить письменное разрешение от комиссариата полиции, поскольку места для гражданских лиц ограничены, надо купить еду и питье, так как в поезде [их нет], необходимо заказать автомобиль, чтобы забрать вас в Париже, поскольку нет ни машин, ни фонарей ночью. Это действительно осажденный город».

В результате Луи, державший руку на пульсе и находившийся в гуще событий, был вынужден отказаться от плана. От него ничего не зависело и, как он советовал братьям, «не слишком беспокойтесь об этом!». Как и большинство, Луи не мог представить, что война продлится долго. Для него было сокрушительным ударом, когда его любимого дядю, генерала Рока, возглавлявшего 10-ю дивизию на северо-востоке Франции, убили в бою. «У нас есть два врага: немцы и несчастье, – писал он невестке. – Смерть Шарля Рока – огромная потеря: как для семьи, так и для армии».

В то время как Луи был на удивление спокоен по поводу положения дел в парижском Доме, он беспокоился за свою семью. «Напиши мне о своих новостях, – писал он младшему брату Жаку в 1914 году. – Расскажи о своем здоровье, напиши подробно обо всем, что тебя интересует, достаточно ли денег?» Он считал, что, как старший брат, должен взять на себя ответственность за других членов семьи. Сочетались противоречивые черты характера: он мог быть заботливым сыном и братом, а также яростным защитником семьи, но, одновременно, безответственным и эгоистичным человеком. В письме стареющему отцу он советовал ему поехать в Бордо, чтобы они могли увидеться, а потом направиться в Лондон и проверить отделение Cartier.

Это взбесило Пьера, который в изумлении писал Жаку: «Почему Луи хочет послать отца… в Лондон проездом через Бордо? Это было бы долгое, тяжелое путешествие… Если кто-то и должен поехать в Лондон, это Луи. Он тратит время в Бордо на знакомство с министрами правительства, а должен быть с потенциальными клиентами в Лондоне. У Луи не всегда есть чувство ответственности». Со стороны Пьера в адрес брата была и другая критика: его продолжающихся отношений с Жанной Туссен. Как и отец, он не одобрял связи Луи с дамой полусвета, полагая, что это вредит их имени, на которое они так старательно работают. «А теперь он послал за своей маленькой подружкой, чтобы она приехала к нему в Бордо!» – писал он в отчаянии Жаку.

Жизнь в Париже была сложной: еда нормирована, нехватка угля сделала холодную зиму 1914 года особенно жестокой. Хотя многие магазины оставались открытыми, культурная жизнь значительно сократилась. Творцы моды пытались помочь, как могли. Ворт предложил здание 7 по Рю де ла Пэ в качестве больницы, переименовав его в «Больницу Ворта». Знаменитая пианистка и муза художников Мися Серт создала собственную бригаду скорой помощи, изобретательно реквизировав у парижских кутюрье фургоны для доставки. К ней присоединился Жан Кокто: будучи непригодным к военной службе, он участвовал в службе скорой помощи Красного Креста.

Cartier в Париже проживал войну, адаптируя свои произведения к нуждам времени. Вместо крупных драгоценных камней продавались мелкие, более доступные по цене вещи. Возник особый спрос на подвески, броши и обереги, связанные с войной; на них мелкими бриллиантами паве выкладывался красный крест и год. Затем были военные трофеи: браслеты, вырезанные из пушечных снарядов, футляры в форме военных фуражек. Но нельзя было не видеть: для бизнеса, основанного на роскоши, настали черные времена. Альфред писал в январе 1915 года сыновьям, жалуясь на то, что «бизнес в Париже, Лондоне и Нью-Йорке продолжает оставаться пустым [ужасным]».

Дом 13 по Рю де ла Пэ был призраком себя прежнего, многих сотрудников призвали на фронт. Некоторые продолжали переписываться с братьями Картье, интересуясь новостями, ностальгируя по довоенным дням. Морис Ришар, эксперт по жемчугу Cartier, писал из своего полка: «Я надеюсь, что снова увижу Рю де ла Пэ, как в старые добрые времена – спокойную и неизменную. На самом деле этот сон – моя одержимость! Простите за длинное письмо, но мне приятно думать о Рю де ла Пэ». Из оставшихся г-н Галопен отвечал за дела в Париже, а Рене Приер, личный секретарь Луи, был отправлен в Нью-Йорк, чтобы занять место продавца Поля Муффа (который был позже награжден Военным крестом за храбрость на фронте).

Посреди этой неопределенности, осенью 1914 года, Луи получил телеграмму, в которой сообщалось, что его мать, которая находилась в психиатрической больнице, скончалась.

Война помешала Луи и младшему брату Жаку присутствовать на ее похоронах; Пьер смог там быть и написал братьям и сестре: «Я был рядом с отцом, который удивительно хорошо держался. Служба была красивой и простой. Мать присматривает за нами с небес».

Война продолжалась, и Луи менял роли несколько раз. В 1915 году его мобилизовали водителем на аэродром под Парижем. «Луи наслаждается своей службой, – писал Альфред Жаку. – Он не подвергается большому риску и способен видеть разные стороны этой войны». Переезд в столицу имел дополнительное преимущество: возможность тайных встреч с Жанной Туссен. В то время Луи нарисовал для нее карандашный набросок, который сохранился по сей день: спящий котенок, свернувшийся клубочком. Простой рисунок, но эта женщина – икона стиля – сохранила его на всю жизнь. Трогательный факт для понимания их отношений.

В начале 1916 года военные подтвердили, что Луи может остаться на вспомогательной службе из-за осложнений с коленом и лодыжкой. Он написал об этом семье, друзьям и клиентам. К письму великой княгине Марии Павловне приложил несколько фотографий, «которые сделаны на фронте во время длительного пребывания в разных местах». Хотя он не сражался сам, но прокомментировал серьезные усатые лица: «Кажется, солдат больше интересует фотография, чем враги!» Позже он утверждал, что в одной из поездок на фронт ему пришла в голову идея знаковых творений Cartier – часов Tank. Весной 1917 года Луи освободили от военной службы; появилась возможность воплотить великую идею в реальность.

Украшения в фокусе: часы Tank

В декабре 1916 года французская общественность впервые увидела танки, использовавшиеся в войне, на обложке журнала L’Illustration: страшная машина нависала над солдатом. Говорили, что новые часы Cartier были вдохновлены этими мощными механизмами и вертикальные боковые планки с каждой стороны циферблата напоминали гусеницы танка. Для Луи часы были не просто прибором для измерения времени; они должны были сочетать функциональность и красоту в гармоничном целом, а инновационный дизайн позволял встроить ремешок в корпус. Таким образом, часы со светящимися римскими цифрами и сапфировым кабошоном на заводной головке стали истинным произведением искусства.

Независимо от того, явились ли военные танки основой идеи новых часов или это была эволюция более ранних часов Santos, название Tank было гениальным маркетинговым решением. Это мгновенно повлияло на настроение публики. Говорят, одни из первых часов Луи предложил легендарному американцу – генералу Джону «Блэк Джеку» Першингу, командующему американскими экспедиционными войсками на Западном фронте. Когда-то Альберто Сантос-Дюмон помог популяризировать часы, названные его именем; теперь Першинг стал идеальным международным представителем бренда для Tank.

Основная проблема Луи при продаже Tank заключалась в том, чтобы убедить клиентов обменять свои мужские карманные часы на предмет, который, хотя и в меньшем размере и украшенный камнями, считался прерогативой женщин. Простой геометрический дизайн Tank был привлекателен для мужского понимания эстетики, но Картье еще больше продвинул их, поставив мужской артикль. Во французском языке слово «часы» женского рода, la montre; Картье назвал свое творение Le Tank.

Уже более ста лет часы Tank остаются классикой, которой отдавали и отдают предпочтение наиболее стильные люди. Сверху вниз: Бони де Кастеллан, купивший одни из первых часов в 1919 году, Рудольф Валентино в фильме «Сын шейха» и Джеки Кеннеди Онассис

В Париже Бони де Кастеллан, эксцентричный денди Прекрасной эпохи, арт-дилер, бывший муж американской наследницы Анны Гульд и хороший друг Луи Картье, был первым покупателем новых часов. Он носил их, вращаясь во французском высшем обществе. Позже Жан Кокто, художник и писатель, надевал их, обедая в ресторане Maxim’s; в это время по другую сторону Атлантики Дюк Эллингтон играл в них на сцене джаз. Рудольф Валентино, актер и разбиватель сердец, настоял на ношении Tank в фильме 1926 года «Сын шейха», несмотря на вопиющий анахронизм: арабский принц, носящий французские наручные часы в пустыне. Со времени своего дебюта в Голливуде Tank не переставал появляться на серебряном экране, его носили все: от Фреда Астера до Джорджа Клуни. Джон Ф. Кеннеди, который носил Tank в течение большей части своего срока, подчеркнул: Tank Cartier был «величайшим подарком Франции Америке со времен статуи Свободы».

Со временем часы Cartier стали модными и у женщин. Герцог и герцогиня Виндзорские заказали мужскую и женскую версию; Элизабет Тейлор носила, а также дарила их всем своим мужьям; именно эти часы любила принцесса Диана. В 2017 году Tank Джеки Онассис был продан за 379 500 долларов. (Купила часы Ким Кардашьян Уэст.)

С тех пор как Луи создал первый Tank более ста лет назад, он являлся во множестве форм: от удлиненного изогнутого Tank Cintrée до азиатской модели Tank Chinoise; лично для Жан-Жака Картье были сделаны JJC – знаковые часы, вошедшие в историю искусства. Когда Энди Уорхола спросили, почему он никогда не заводит свои часы Cartier Tank, он воскликнул: «Я не ношу Tank, чтобы знать время. Я ношу Tank, потому что их нужно носить!»

Революция в России

По мере того как война во Франции затягивалась, Картье получали все более и более плохие новости из России, где один из их главных продавцов, Леон Фаринс, ездил между Санкт-Петербургом и Архангельском. Конфликт в Европе усугубил многие экономические и социальные проблемы внутри России; к февралю 1917 года недовольство режимом, беспорядки из-за дефицита продовольствия и забастовки промышленных предприятий переросли в революцию. Царское правительство было свергнуто, Николай II отрекся от престола, и в октябре большевики захватили власть. Следующим летом царя, его жену и пятерых детей расстреляли. Некоторые утверждали, что девочки продержались дольше, потому что драгоценности, спрятанные в их одежде, защищали от пуль.

Столь долго обсуждаемое в семье Картье решение не открывать филиал в Санкт-Петербурге оказалось осознанным. Великий князь Павел, который был постоянным посетителем офиса Луи Картье, ведя весьма комфортную жизнь в Париже в течение нескольких последних лет, был захвачен в плен и заключен в тюрьму вместе с четырьмя двоюродными братьями – великими князьями. Вместо жизни, наполненной банкетами, теплыми шубами и поклонницами, мужчины вели полуголодное существование, с ними обращались, как с животными. Люди были заперты в холодных одиночных камерах пять месяцев. Январским утром 1919 года их расстреляли.

Другие, включая детей великого князя Павла, Марию и Дмитрия, рисковали всем, чтобы бежать из страны, спасая часть своих накоплений путем контрабанды через границу. Дилер драгоценных камней Леонард Розенталь вспоминал эти отчаянные поездки: «Многие из них рисковали жизнями, чтобы перебраться через границу с драгоценностями – единственным, что у них осталось. Только под покровом темноты они осмеливались двигаться вдоль финской границы, скользя по снегу и сжимая в руках маленькие мешочки, в которых было целое состояние». Великая княгиня Мария Павловна была в числе последних Романовых, спасшихся из революционной России; она умерла во Франции в 1920 году.

Сотрудникам и консультантам Cartier удалось вовремя сбежать. Карл Фаберже тоже не очень хорошо себя чувствовал: все его активы конфисковали, а компанию национализировали. Он был вынужден стать оценщиком драгоценных камней для убийц его лучших клиентов царских кровей. В конце 1918 года он бежал из большевистской России, найдя убежище в Германии. Позже его сыновья, Александр и Евгений, перебрались в Париж, где основали новую ветвь Фаберже, производя те же предметы, что отец, но с меньшим успехом. Они подружатся с братьями Картье; конкуренция между семьями уйдет в историю.

Перемирие: назад к работе

Одиннадцатого ноября 1918 года было подписано перемирие и прекращение боевых действий между Германией и союзниками. Это случилось в Париже: прозвучал залп из пяти орудий – и «в мгновение ока облик города изменился. Морок четырехлетней войны свалился с плеч столицы, словно сброшенный плащ». Везде появились флаги. Позже один из солдат вспоминал эту эйфорию: «Париж без колебаний решил больше не работать в этот день… Радостная толпа хлынула вдоль Больших бульваров. Всех, кто был одет в хаки, приветствовали с энтузиазмом; искренность, с которой мирные жители пожимали им руки, их скупые слова, демонстрировали уважение и почет к людям в форме».

Толпы бродили по улицам вокруг церкви Мадлен, в которой когда-то венчался Луи, спускались вниз по улице Рояль до площади Согласия. Люди несли знамена союзников, пели «Марсельезу» и «Боже, храни короля». «Это была ночь, которая навсегда запомнится каждому, кто был ее свидетелем. Фонари и вывески, которые не использовались в течение четырех лет, сияли, и люди… дали волю всем чувствам и эмоциям. Аплодисменты отзывались эхом и рассыпались по улицам, всем было радостно. Солдаты и мирные жители обнимались с энтузиазмом, доселе не виданным в Париже. Толпа захватывала такси, грузовики и другие автомобили. Люди забирались на крыши, цеплялись за подножки и махали шляпами».

Луи не возражал против того, чтобы поднять бизнес на волне патриотизма. Его самый ценный военный контракт случился в июле 1918 года, когда Картье попросили создать памятный жезл фельдмаршала – символ власти для генерала Фоша. Результат этого заказа, «произведение искусства, предназначенное для того, чтобы стать историческим объектом», сегодня находится в парижском Музее армии, рядом с жезлом, который Cartier изготовили для Петэна. После того как перемирие было подписано, Рю де ла Пэ, 13 получил еще большую известность: в витринах были выставлены оригинальные флаги союзников, лично подписанные президентами Франции и США и премьер-министром Великобритании. Позже эти исторические сувениры были проданы с аукциона для сбора средств на борьбу с детской смертностью.

Глядя в будущее

Роман Луи с Жанной Туссен продолжался. После нескольких трудных лет она зависела от него больше, чем когда-либо. С начала войны Жанна потеряла трех близких людей. Сначала ее мать, которая жила в Лондоне, умерла от пневмонии. Затем ее бывший любовник, граф Пьер де Куинсонас, был убит в ужасной своей бессмысленностью аварии: коллега-пилот «в шутку» пролетел над ним на взлетно-посадочной полосе, но, просчитавшись, взял слишком низко. В 1919 году ее обожаемая старшая сестра Клементина скончалась от перитонита во французской больнице лондонского Сохо. Последовавшие одна за другой трагедии заставили Жанну выстроить вокруг себя защитную оболочку. Те, кто знал ее в то время, вспоминали, что она могла казаться холодной и отстраненной. Но не рядом с Луи! Твердый, независимый вид, который она демонстрировала миру, совершенно растворялся рядом с ним. Она нуждалась в нем.

Луи обожал Жанну, но опасения, высказанные ранее Коко Шанель, не были беспочвенными. Он так и не смог избавиться от ощущения, что Жанна недостаточно хороша для него. Семья подливала масла в огонь, особенно Альфред и Пьер. Они уже пережили бурный развод Луи с Андре-Каролиной, что было нелегко для католической семьи. И чем дальше, тем больше беспокоились о том, что роман Луи с этой «неуместной» женщиной может повредить репутации семьи. Пьер неоднократно выражал свое разочарование в письмах к Жаку: «Вы можете видеть, что случится с Луи – он правильно вел себя во время развода, благодаря хорошему имиджу отца, но теперь он делает много ошибок, живя с этой женщиной». Жак понимал опасения Пьера, но не во всем был с ним согласен. Он видел, каким счастливым Жанна делала его старшего брата, и считал, что они должны пожениться. Но он был младшим и не имел такого влияния, как Альфред или Пьер.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Жанна Туссен была душевным другом Луи. Мои родители считали, что ему надо было жениться на ней, поскольку она сделала его по-настоящему счастливым. Но в то время процветал снобизм. Классу и положению в обществе уделялось значительно больше внимания, чем сегодня. Дедушка и дядя Пьер думали, что Луи достоин большего. И дядя Луи тоже был немножко сноб. Ему нравилось вращаться в нужных кругах. Он считал, что она не улучшит его имидж. Но он ее любил. Это было очевидно.

Луи не переносил, когда ему указывали, что делать. Он сам отдавал приказы. Его невестка говорила о нем как об авторитарной личности: он мог заставить младшего брата залезть на дерево просто для того, чтобы проверить, не сломается ли под ним ветка. И лишь затем забирался туда сам. И хотя он хотел быть с Жанной, но понимал перспективы для своей семьи. Он видел, что связь с дамой полусвета не будет иметь успеха в королевских и аристократических кругах, на которые стремился произвести впечатление.

Наконец, Луи заверил семью, что бизнес для него на первом месте и что он прекратит отношения с Жанной. В реальности все было не так просто. Не желая разрывать связь с женщиной, которую любил, он договорился о том, чтобы Жанна была нанята на работу в отдел сумок. Она понимала в моде, и он верил, что она станет приобретением для компании. И они продолжат свой роман – вдали от чужих недобрых глаз.

На работе последствия войны чувствовались все меньше. Новой целью стала экспансия. Репутация Cartier с каждым днем укреплялась, чему немало помогали патенты правящих семей Европы: в 1919 году Картье получил королевский ордер от короля Бельгии Альберта I, а на следующий год – от короля Виктора Эммануила в Италии и князя Монако Альбера. Было крайне важно, чтобы фирма могла удовлетворить возросший спрос. У Cartier не было собственной ювелирной мастерской в Париже, но в 1919 году, вместе с Морисом Куэ, Луи основал специализированную часовую мастерскую на улице Лафайетт. В конечном итоге в ней будет около тридцати специалистов: каменщиков, граверов, токарей – команда, способная производить шедевры.

На заре 20-х годов Луи, которому было уже за сорок, приблизился к пику творческого потенциала. Когда работники фирмы вернулись с войны, он смог сосредоточиться на инновациях. В середине ноября 1919 года первые модели часов Tank были внесены в реестр товаров; было выпущено шесть экземпляров, что явилось началом новой линии. Следующим в списке был геометрический стиль в ювелирных украшениях, который Луи и Шарль Жако начали разрабатывать до начала войны. В то время они планировали показать современный дизайн на выставке Arts Décoratifs 1915 года. Выставка была отложена, но теперь, вернувшись за столы, они стремились завершить то, на чем остановились. Женщины требовали чего-то более авангардного, и Луи был уверен: новый стиль ар-деко – это путь вперед. В воздухе пахло переменами.