Текст книги "Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши"

У Альфреда и Алисы родились еще двое детей. В 1884 году у девятилетнего Луи и шестилетнего Пьера появился младший брат. Жак-Теодуль получил имя в честь дяди и крестного отца Теодуля Бурдье – но с отсылкой к знаменитому французскому исследователю, открывшему Канаду. Год спустя, в 1885-м, на свет появилась Сюзанн – обожаемая младшая сестра трех братьев.

«Без короны не бывает короля»

Подъем в Париже не продлился долго. В 1882 году рухнул банк Union Generale, что привело к краху на бирже и многочисленным банкротствам. Несмотря на то что очень осторожные в плане финансов Картье остались на плаву, зарабатывать стало труднее. Альфред держал фирму, продавая недорогие вещи, но выручка была мала: за три года доход Cartier упал на 30 процентов.

В следующем году Париж стал свидетелем крайне противоречивых торгов. Продажа французских королевских украшений с аукциона велась в течение двенадцати исторических дней в мае 1887 года. Зрители толпились в Лувре, чтобы вблизи увидеть великолепные драгоценности. Чувства публики разделились на диаметрально противоположные. Поборники продажи говорили, что демократия должна избавляться от фривольных предметов роскоши, «лишенных моральной ценности». Их целью было уничтожение роялистских настроений в обществе и сведение к минимуму опасности переворота: «без короны король не нужен». Другие в ужасе смотрели на то, как уничтожаются символы их страны – принцесса Матильда впоследствии подвергала остракизму женщин, которые осмеливались носить в ее присутствии украшения, купленные на аукционе. За украшения бились Tiffany, Bapst, Aucoc, Bourdier и Boucheron. Cartier среди них не было – Альфред не мог рисковать фирмой, взяв большой кредит. Следующее поколение Cartier будет принимать участие во всех исторических аукционах мира – и даже купит некоторые знаменитые украшения. Но в тот момент они были в стороне от большой игры.

Голова в облаках

Летом 1889 года Альфред с семьей, несмотря на необычайные для этого времени года грозы, отважились посетить самую крупную на то время Всемирную выставку. После долгих лет нестабильности французская экономика снова была на подъеме, который на этот раз продлится несколько десятилетий. Выставка была призвана укрепить позиции Парижа как столицы культурного мира. Приняв рекордные 32 миллиона посетителей, она проводилась в столетнюю годовщину взятия Бастилии. Самое высокое строение в мире, Эйфелева башня, была возведена к этому событию, утвердив положение Франции как самой прогрессивной страны.

Ювелирный отдел выставки возглавлял бриллиант «Империал», найденный пять лет назад в Индии. Весивший 400 карат до огранки, он считался самым большим алмазом в мире. Бурдье получил золотую медаль жюри выставки, но на этот раз на высшую ступень встал Boucheron вместе с Vever. Талант Бушерона был удостоен самого престижного приза – Grand Prix за украшения с драгоценными камнями. Cartier, будучи скорее продавцом, а не ювелиром со своим стилем, предпочел не брать стенд на выставке, но в шоуруме на Итальянском бульваре можно было купить памятные сувениры, например, маленькие подвески в виде Эйфелевой башни.

В категории «кутюр» Гран-при получил Ворт – за вечернюю накидку с изображением голландских тюльпанов (сегодня она находится в музее Метрополитен в Нью-Йорке). Жюри отметило, что работа с шелком в этой вещи превзошла все, что было ранее. К этому времени к 64-летнему Чарльзу Фредерику присоединились в бизнесе сыновья: Жан-Филипп и Гастон. Их творения на выставке, как это было принято у Ворта, не просто висели на манекенах, но демонстрировались на живых моделях, среди которых была восьмилетняя дочь Жана-Филиппа. Андре-Каролина была плодом любви ее отца и одной из моделей дома Ворта. Будущее девочки могло пострадать из-за внебрачного происхождения, но ее отец, у которого не было других детей, поклялся вырастить ее членом семьи Вортов. Когда Альфред увидел девочку, которая была на шесть лет моложе его старшего сына, зародилась идея. А что, если бы между семьями возник настоящий союз – брачный?

Для Луи Картье, 14-летнего самоуверенного подростка, посещение выставки с отцом стало источником воспоминаний на всю жизнь. Любознательный от природы, он пропадал в просторной Галерее механизмов – самом большом крытом павильоне в мире, разглядывая новые изобретения и необычные строения: локомотивы и ацтекские храмы. В католической школе Stanislas его ругали за отсутствие усердия в учебе, но высокий интеллект мальчика никогда не подвергался сомнению.

Любопытный и творческий по натуре, молодой Луи Картье (внизу: студенческое удостоверение 1895 года) интересовался всем: от новейших изобретений и древних цивилизаций до науки и дизайна. Его отец тем временем был занят устройством его будущего брака с Андре-Каролиной Ворт (вверху: в возрасте восьми лет, демонстрирующая одно из знаменитых платьев деда в 1889 году)

Все три брата Картье получили привилегированное образование, о котором их дед мечтал в детстве, хотя Альфред высказывал опасения, что старший сын воспринимает это как должное. «У него доброе сердце, но нередко он выглядит суровым, – говорилось в одном из школьных отчетов. – Не уделяет должного внимания замечаниям о собственном характере». Луи получил девять низших оценок в тот год – больше, чем кто-либо в его возрастной группе. Единственный предмет, в котором он превосходил всех, было рисование. Учителя видели его творческую натуру и признавали, что у мальчика хорошие мозги, но были в отчаянии от его неуправляемости. Он был слишком мечтательным: «Его голова всегда в облаках». По иронии судьбы именно эти качества – выдающееся воображение Луи и его отказ следовать общим правилам – вознесли Cartier на недосягаемую высоту.

В защиту Луи можно сказать, что жизнь дома не была гладкой. Альфред беспокоился о здоровье жены. Понятно, что с четырьмя детьми она иногда чувствовала себя усталой, но со временем он стал бояться, что было и нечто большее. Лишь позднее ее нездоровье связали с наступлением менопаузы. А пока ее поместили в больницу, и Альфред остался дома с четырьмя детьми. К счастью, Луи-Франсуа, расставшийся к этому времени с женой и живший в большой квартире на авеню Опера, помогал сыну с детьми. Внуки часто вспоминали о времени, проведенном в обществе деда, и его рассказы о детстве, сильно отличавшемся от их собственного.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Все три брата были очень близки с отцом. И с дедом. Конечно, это уважение к старшим, но я думаю, и нечто большее. Они были готовы сделать друг для друга все. Это не значит, что они никогда не дрались, но всегда быстро мирились. Семья – это главное.

Прекрасная Эпоха

Каждый раз, когда в двери дома номер 9 по Итальянскому бульвару входил новый клиент, Картье праздновали это как маленькую победу. В конце XIX века клиентская база фирмы включала в себя видных аристократов: принц и принцесса Ваграм, принц Педро Бразильский и принц Саксе-Кобург. Луи-Франсуа гордился успехами сына.

Альфред же мечтал о большем. Клиенты приходили к Cartier за мелкими вещами, предпочитая делать более крупные покупки в других местах. И если Бурдье прославился на весь мир, представив императрице России покрытое эмалью яйцо с букетом бриллиантовых фиалок внутри, то высшим достижением Cartier был контракт на изготовление бронзовых медальонов для города Бордо. Это было хорошо для бизнеса с точки зрения финансовых поступлений – но очень далеко от престижной работы, которая могла бы превратить Cartier в известную марку. Альфред смотрел на успех своего деверя в России с нескрываемой завистью.

Тем временем ювелирная индустрия получила толчок в результате неожиданного открытия. С тех пор как сын крестьянина нашел сверкающий камень на берегу Оранжевой реки в жаркой пустыне на севере Южной Африки, алмазный бизнес резко пошел в гору. Тот камень, найденный в марте 1867 года, стал первым алмазом южноафриканского происхождения. Он весил 21,25 карата и впоследствии получил название «Алмаз Эврика». Эта находка привела к открытию крупных месторождений алмазов в последующие десятилетия и образованию алмазодобывающей компании De Beers во главе с Сесилом Роудсом. До этого бриллианты находили в небольших количествах в Индии и Бразилии и ценились гораздо выше жемчуга. Теперь же, когда они стали более доступными, цены на жемчуг и бриллианты поменялись местами: натуральный жемчуг стал самым дорогим материалом в мире.

Увеличившаяся доступность бриллиантов совпала с желанием нуворишей разных стран завоевать свое место в бизнесе с помощью роскошных украшений. Банкиры, промышленники и спекулянты из Америки, Германии и Англии стали покупать камни, затмевавшие украшения императрицы Евгении и принцессы Матильды. Мир аристократии расширился за счет тех, кто мог себе позволить платить за антураж. В последнее десятилетие позапрошлого века браки между заграничными деньгами и «голубой кровью» случались все более часто. Когда разорившийся аристократ Бонифаций (Бони) де Кастеллан женился на богатейшей американской наследнице Анне Гульд, роскошные праздники, которые они устраивали, стали символом экстравагантности Прекрасной эпохи. В Англии наследница железнодорожной империи Консуэло Вандербильт вышла замуж за герцога Мальборо – и стала первой в веренице «долларовых принцесс», присланных из Нью-Йорка, чтобы улучшить финансовые дела аристократических землевладельцев.

С прибытием американских наследниц в Европу приплыли их драгоценности, но возникла и потребность в новых. Консуэло Вандербильт привезла с собой нити жемчуга, принадлежавшие Екатерине Великой и императрице Евгении. Несмотря на то что ее бриллиантовая тиара «неизбежно вызывала головную боль», она подняла планку среди покупателей ювелирных украшений в Европе. И хотя размер камней по-прежнему был главным параметром, появлялось все больше хорошо информированных покупателей из Северной и Южной Америки, которые ценили качество работы.

В этих обстоятельствах знания Альфреда сослужили ему хорошую службу. Даже если Cartier пока не была известной компанией среди долларовых принцесс, само окружение, в котором вырос интерес к драгоценным камням, было благоприятно для бизнеса. Альфред двадцать лет строил здание на фундаменте, заложенном его отцом. И теперь надеялся подняться на следующий уровень.

Карта

Подсчитывая дневную выручку в шоуруме, в котором он практически вырос, Альфред слышал голоса сыновей наверху. Луи, 18-летний чрезвычайно самоуверенный молодой человек, хотел поговорить с братьями о чем-то важном. 15-летний Пьер, разумный и готовый угождать, был рад подчиниться. Жак, взрослый для своих 9 лет, был просто рад, что его позвали. Братья говорили о разделении и завоевании, как будто играли в войну, – но здесь не было фишек и игрушечных солдат. И это не было игрой.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Братья очень рано поняли, что хотят распространить бизнес за пределы Парижа. Отец рассказывал мне, как Луи взял карандаш и поделил карту мира между ними. Итак, Луи – старший и главный среди братьев – взял себе Париж, главный офис; также он хотел отвечать за Европу и всех важных правящих персон. Пьеру достались Америки – Северная и Южная. А моему отцу отвели Англию – звучало не очень значительно, но туда входили все британские колонии. А Индия была особенно важна в плане камней.

Сидя в своей спальне, окна которой выходили на шумный Итальянский бульвар, братья склонились над картой мира. Они знали, что придет их время возглавить семейный бизнес, и больше всего на свете хотели добиться, чтобы дед и отец гордились ими. «Никогда не забывай нашу мечту – создать крупнейшую ювелирную фирму в мире!» – писали они друг другу.

Всемирная выставка 1889 года и приток иностранных гостей в Париж в последующее десятилетие вывели Cartier за пределы Франции. Даже старый Луи-Франсуа, которого нелегко было удивить, был ошарашен богатством, хлынувшим из-за границы. И братья начали осознавать, что у них было нечто, чего их отец и дед были лишены. Их было трое, они могли выйти на другой уровень и вывести Cartier за рамки Парижа. Вывести в мир.

Часть II
Разделяй и властвуй
(1898–1919)

«Ты знаешь, что братья для меня – все. Только вместе мы сможем исполнить мечту и привести наш Дом во все четыре стороны света».

– Из письма Пьера Картье Жаку Картье, 1915

2
Луи (1898–1919)

Весенняя свадьба

30 апреля 1898 года. В Париже весна. У церкви Мадлен неподалеку от Елисейского дворца собралась толпа в надежде увидеть хоть одним глазком 16-летнюю невесту, прибывшую в сопровождении отца. Разглядывая туалеты друг друга и пытаясь занять место получше, гости жаждали увидеть, во что будет одета внучка известнейшего в мире модельера в самый важный день своей жизни.

Стоя у алтаря, 23-летний жених приятной наружности чувствовал себя неловко. Как правило, Луи Картье любил быть в центре внимания, особенно в окружении сливок парижского общества. Но этот день не был обычным. Луи поглядывал на отца, ища поддержки, в то время как тот приветствовал сотни гостей, съезжавшихся к церкви. Зарождался союз двух великих семей. Великой пока была лишь одна семья – Вортов, вторая же только стремилась к величию.

За несколько дней до свадьбы Луи пришел к отцу в полном отчаянии. Он уверял, что не может жениться на этой девушке. Она ему не подходит. Он понимал, что союз будет полезен для бизнеса, но как же личная жизнь? Она сделает его несчастным. Она не похожа на других девушек: ее настроение меняется за минуту – от угрюмости до истерики. Его 14-летний брат Жак тоже это заметил: «Я провел несколько часов наедине с ней и был потрясен ее странностью и меланхолией; я чувствовал, что она не совсем в себе».

Позднее Жак будет вспоминать, как вскоре после знакомства Андре-Каролина заставила его прочитать несколько странных книг, выбор которых удивил его, учитывая ее юный возраст. Пока он читал, она «сидела молча в течение нескольких часов с отсутствующим видом. Но иногда вдруг становилась слишком веселой без каких-либо причин». Он был вынужден признать ее «душевнобольной». Он знал, о чем говорит. «Я и раньше был свидетелем нервных кризисов». Он имел в виду свою мать, Алису.

Луи умолял отменить свадьбу. Альфред, который сам женился по расчету два десятка лет назад, не хотел и слышать об этом. Разговор закончился сильнейшей ссорой. Жак, которого брат попросил присутствовать при разговоре, был потрясен силой реакции отца: «Я стал свидетелем сцены, когда отец буквально заставлял брата жениться, схватив его за руки и высказывая озабоченность будущим семьи и бизнеса… если бы не обязательства, сковывавшие брата, я уверен, что он разорвал бы помолвку».

Слева – Луи Картье в возрасте 23 лет в 1898 году; справа – 13-летняя Андре-Каролина Ворт в 1894 году. Обе фотографии сделаны Надаром

Но выхода не было. Пока Луи стоял у алтаря, внимание всех присутствующих было приковано к дверям церкви, где появился силуэт Андре-Каролины в сопровождении отца. Луи пытался справиться с внутренним дискомфортом. Подняв вуаль, он увидел знакомое отсутствующее выражение в глазах невесты. Она выполняла свадебные ритуалы «в бессознательном состоянии». Жак, стоявший у алтаря рядом с братом, позднее вспоминал «отсутствующее выражение, потрясшее меня… я был уверен в том, что она больна, молодая девушка… для которой идея гармонии не имела никакой ценности».

Если это и было так, газеты оставались в полном неведении. Парижские журналисты с восторгом писали о толпе, собравшейся на ступенях величественной церкви, похожей на греческий храм, чтобы увидеть «прелестную невесту в блеске молодости». Больше всего их занимала ее семья. В конце концов, она была внучкой самого великого мсье Чарльза-Фредерика Ворта, оказавшего «великую услугу Франции, развивая индустрию роскоши». Комментарии журналистов по поводу Ворта и французской роскоши могли бы затронуть и Cartier как фирму, занятую ювелирными продажами, однако ни семья Картье, ни фирма не были упомянуты. Молодой Луи Картье был настолько не известен публике, что Le Figaro дважды пришлось пояснить, кто же стал женихом Андре-Каролины.

Именно поэтому Альфред был настойчив и велел старшему сыну выполнять его указания. Договорные браки были нередки во Франции; этот союз должен был создать прочную связь между мало известными за пределами Парижа Картье и всемирно признанными Вортами. Когда в 1895 году Чарльз-Фредерик Ворт умер, его дело перешло к сыновьям Гастону и Жан-Филиппу. В нормальной ситуации Картье пришлось бы побороться, чтобы войти в семью Вортов, но поскольку на Андре-Каролине лежала печать незаконнорожденной дочери, она не могла выйти замуж за аристократа. Жан-Филипп, желавший, чтобы его дочь вышла замуж за уважаемого человека, приветствовал предложение Альфреда от лица его старшего сына. И так же, как Луи-Франсуа обсуждал брачный контракт своего сына с семьей Гриффей два десятилетия назад, Альфред договаривался о будущем союзе своего сына.

Условия контракта были выгодными для Картье. Луи, женившийся на любимой дочери Жан-Филиппа, получал не только очень приличное приданое в 720 000 франков (около $3,85 миллиона сегодня), но и доступ к лучшим потребителям роскоши в мире. Когда Дж. П. Морган услышал, что внучка его покойного друга Чарльза-Фредерика Ворта собирается замуж за Луи, он нанес тому визит, пообещав покровительство – и тут же купил украшений на 50 тысяч.

Когда Альфред впервые озвучил сыну идею этого брака, тот оказался не против, поскольку любил быть на авансцене. На Андре-Каролину было приятно смотреть (в пору ухаживания он прозвал ее Хорошенькая), и он прекрасно понимал, как этот союз поможет семейному бизнесу. Но чем больше времени он проводил с будущей женой, тем серьезнее были сомнения. К тому времени, когда состоялась стычка с отцом накануне свадьбы, он уже принял решение. Он пойдет под венец только в том случае, если отец согласится на развод, если брак будет несчастливым. Альфред, страстно желавший, чтобы его договоренности с Жан-Филиппом не были нарушены, согласился с единственным условием сына, но выдвинул встречное требование: если развод произойдет по инициативе Луи, то не ранее чем после 10 лет брака. Это давало Картье достаточно времени, чтобы получить выгоду от союза с Домом Ворта.

Дом 13 по Рю де ла Пэ

С детства братья Картье мечтали построить семейный бизнес, который превратится в самую известную в мире ювелирную фирму. К 1898 году, когда Луи присоединился к отцу в шоуруме на Итальянском бульваре, у Cartier была надежная клиентская база и несколько постоянных покупателей из-за рубежа, но до известности вне Франции еще было далеко. Они жаждали заполучить американских гранд-дам, образ жизни которых воплощала Элис Рузвельт Лонгворт. Вашингтонская пресса писала о том, как они «покупали наряды в Париже, возвращались домой, может быть, пускались в короткое путешествие вверх по реке, потом посещали Ньюпорт, потом опять по реке; Нью-Йорк на Рождество, затем снова Париж и покупка новых платьев, потом Лондон. Это была жизнь, похожая на бесконечную рождественскую пьесу».

Примыкающая к Вандомской площади, Рю де ла Пэ была первой точкой, куда устремлялись любители роскоши в Париже. Магазин Ворта находился в доме номер 7, ювелир Меллерио – в доме 9, отель Westminster в доме 11–13; вся улица была заполнена стильными дамами и их богатыми ухажерами. Луи-Франсуа и Альфред всегда знали, что местоположение – это главное; теперь и Луи понял это. Благодаря приданому жены он мог позволить себе такой шаг. Когда часть отеля Westminster была выставлена на продажу в 1899 году, Cartier купил магазин в доме 13, вторую часть дома купила бельевая фирма. Расширение до магазина с большими витринами (занявшего весь дом 11–13 на Рю де ла Пэ) произойдет спустя десятилетие, в 1912 году. Но в тот момент половина нижнего этажа дома была вполне достаточна. Новый магазин оборудовали новейшей техникой, в том числе – электричеством и телефоном. Был и собственный автомобиль для доставки товаров.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Число 13 всегда было счастливым для Картье. Я не уверен, родилось ли это суеверие до или после того, как Альфред и Луи перевели фирму в дом номер 13 по Рю де ла Пэ. Может, именно поэтому они должны были его заполучить! В любом случае, ко времени моего рождения это было именно так.

На Итальянском бульваре Cartier продавали украшения и другие декоративные предметы, купленные в разных мастерских или у индивидуальных клиентов. Теперь у Луи появилась возможность перевернуть старую бизнес-модель. Он не видел будущего в продаже чужих вещей. Если семейной фирме суждено было выделиться, то это должны были быть уникальные вещи стиля Cartier.

Луи начал собирать команду людей, способных думать по-новому. В школе его ругали за то, что он «витал в облаках», но перед чистым холстом его богатое воображение было огромным преимуществом. Существующие украшения казались ему скучными, и он не хотел нанимать в Cartier уже работающих дизайнеров. Луи мечтал найти «изобретателей» – и вскоре новаторская группа была собрана. Производители кружев, скульпторы и создатели тканей сидели в студии бок о бок с дизайнерами интерьеров, архитекторами и кузнецами.

57-летний Альфред, двигавший компанию с 1870-х годов, оставался в бизнесе до конца жизни. Но с приходом Луи в фирму как будто влилась новая кровь, старые пути были отрезаны и появилась надежда на будущее. Альфред был счастлив дать сыну возможность создать свою марку, и в августе 1898 года была зарегистрирована новая компания: Cartier et Fils – «Картье и сын». И все же он опасался давать Луи слишком много ответственности. Сын сначала должен был проявить себя (лишь через пять лет, в 1903 году, Луи получил право доступа к банковскому счету компании). Его это не обескуражило и не остановило. Он был переполнен идеями, мечтал модернизировать все стороны жизни компании, даже если это приводило к стычкам с отцом.

Мадам Рико была первой женщиной, работавшей в Cartier. Альфред нанял ее низальщицей жемчуга примерно в то же время, когда Луи начал работать в фирме, с одним условием: она не имела права входить в дом номер 13 по Рю де ла Пэ. Она была очень умелой работницей, но поскольку принадлежала к «слабому полу», Альфред отказывал ей в праве присутствия в мужском коллективе, запирая в собственном офисе, находившемся в доме напротив. Результатом этого странного решения было то, что бесценные жемчужные нити постоянно курсировали взад-вперед, из здания в здание. Луи это совсем не нравилось. Перейдя улицу, он поговорил с мадам Рико и попросил ее тайно работать в доме 13. «Мы не скажем об этом отцу», подчеркнул он, и ей пришлось низать жемчуг в маленькой комнатушке под лестницей. У мадам Рико не было другого выхода: она рисковала вызвать гнев либо отца, либо сына.

Какое-то время это работало, пока однажды мадам Рико не покинула свою дыру в поисках стакана воды. Альфред, пришедший навестить сына, услышал шелест юбок. Заинтересовавшись, он последовал за звуком и, поймав бедную даму, яростно потребовал объяснений. В ужасе от перспективы потери работы, заплаканная низальщица жемчуга пыталась деликатно объяснить, что мсье Луи попросил ее работать здесь. Альфред бросился вверх по лестнице в офис сына и разразился такой бранью, что его крики были слышны во всем здании. Луи, до сих пор страдавший от того, что его силой принудили к несчастливому браку, не был готов во всем подчиняться отцу. Тем более, когда считал себя правым. Через некоторое время Альфред спустился к дрожащей мадам Рико и сказал ей, что она может остаться. Луи победил.

Ювелирная революция

Через два года после того, как Луи присоединился к отцу в ведении семейного бизнеса, марка Cartier не только оказалась на одной из самых известных торговых улиц мира, но начала получать известность за свои уникальные украшения.

В то время артистический мир был взбудоражен подъемом ар-нуво – стиля декоративного искусства, который черпал вдохновение в свободных текучих формах природы. Такие ювелиры, как Лалик, Вевер и Фуке, использовали полудрагоценные камни, формованное стекло и эмаль, создавая украшения, которые ценились за оригинальность и дизайн больше, чем за стоимость материалов. Но Луи не интересовало то, что делали современники, и не нравился ар-нуво. Он хотел делать вечные вещи. Поэтому посылал своих дизайнеров на прогулки по Парижу, настаивая, чтобы они смотрели по сторонам, а не заглядывали в витрины конкурентов. В качестве источника вдохновения его более всего привлекал образ Франции XVIII века; он призывал своих художников внимательно изучать детали исторической архитектуры: украшения над дверями, гирлянды фруктов в Малом Трианоне и балконы с коваными решетками в виде венков. Луи интересовала оригинальная среда прошлого века, а не ее современные интерпретации; альбомы его команды постепенно заполнялись набросками. Именно они, дополненные более детальным изучением книг с орнаментами XVIII века, легли в основу стиля «гирлянда» Cartier. Парижские чугунные балконы с декоративными венками и возвышением в центре превратились в тиары. «В его глазах, – писал впоследствии внук Луи, – XVIII век означал блестящее прошлое и влиятельность Франции». Он хотел возродить в своих изделиях дух прошлых дней и блеск версальского двора.

Королева Бельгии Елизавета в тиаре 1910 года из платины с бриллиантами

Но вдохновение было только частью создания украшений. Главной проблемой стиля «гирлянда» стала легкость и воздушность – как в металле, так и в драгоценных камнях. Золото и серебро, традиционные металлы для закрепления бриллиантов, выглядели слишком тяжелыми для воплощения замысла Луи: он хотел, чтобы «играли» только бриллианты. И, экспериментируя, начал пробовать другие металлы.

Платина в то время использовалась в основном для промышленных целей и была практически недоступна для ювелиров, поскольку им требовалось совсем небольшое количество. И, как позже отметил Луи, «было непросто превратить тонкий металл в оправу для драгоценных камней». В конце концов, никому не нужна прекрасная тиара, бриллианты из которой падают в суп. Чтобы адаптировать металл для использования в ювелирном деле, Луи пришлось хорошенько посмотреть по сторонам. Решение нашлось в самом непредсказуемом месте – под железнодорожным вагоном. «Только когда мы изучили механику пружин и соединений спального вагона, смогли приспособить металл к своим целям».

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Луи был очень творческим и любознательным человеком, способным к самообучению. Всегда хотел знать, что, как и почему. Большинство людей с радостью наблюдают за сменой времен года. Дядя Луи был из тех, кто хотел знать, почему и как она происходит. Когда я был маленьким, у него всегда находился для меня новый научный факт.

Вскоре Cartier совершил революцию в ювелирном деле, используя этот яркий и прочный металл. «Толстые крепления из золота и серебра, а также тяжелые бусы, известные на протяжении веков, были ювелирными доспехами, – объяснял он. – Применение платины – как вышивка, придуманная нами революционная инновация». В действительности платина использовалась в качестве эксперимента в ювелирном деле с XVIII века, но совсем не в том объеме, в каком это сделал Луи. Он покупал ее напрямую на платиновых шахтах в России; под его руководством она превращалась в идеально легкую и гибкую основу для закрепления бриллиантов. Таким образом, создавались изящные вещицы, отличавшиеся от громоздких золотых и серебряных украшений.

Позднее Cartier произведет собственный сплав твердой платины, добавив никель и иридий, и завоюет репутацию производителя самой яркой платины. Посетители дома 13 по Рю де ла Пэ – от членов королевских семей до банкиров – были в восторге. Соломон Джоэл, британский финансист, сделавший капитал на бриллиантовых копях Южной Африки, заказал Cartier украшения, которые показали бы камни в наилучшем свете. В результате получилась корсажная брошь с 34-каратным бриллиантом в форме груши. Эта вещь 1912 года до сих пор остается примером совершенной работы и уникального дизайна. В 2019 году она была продана более чем за 10 миллионов долларов.

Итак, использование платины, придуманное Луи, стало подлинным триумфом ювелирного дела. Это было поистине великое достижение, открывавшее широкую дорогу. Крепость, легкость и гибкость металла позволяла создавать изящные кружевные украшения. В тонких сетчатых колье-ошейниках платиновые нити становились невидимой поддержкой множеству бриллиантов; создавалось впечатление, что камни магическим образом «плавают» на коже. Одно из таких колье купила королева Александра в 1904 году.

Но еще более важным было то, что уникальные украшения из платины с бриллиантами ознаменовали собой особый «стиль Cartier». Как и было задумано, компания перестала продавать вещи, похожие на тысячи других. Теперь здесь создавались поистине произведения искусства от Cartier. Среди поклонников стиля «гирлянда» были короли, аристократы и богатые наследницы. Тиары были особенно популярны: в них блистали не только при британском дворе, но и во французской столице по вечерам понедельника и пятницы, когда дамы собирались на представление в парижской Опере, следуя затем на ужин – ужин в диадемах. Среди важных клиентов, полюбивших тиары в стиле «гирлянда», были Анна Гульд, миссис Кеппель (любовница Эдуарда VII), принцесса Мари Бонапарт и леди Астор.

Безусловно, Cartier не всегда будет использовать XVIII век в качестве источника вдохновения, но принцип Луи, его философия останутся неизменными: возвращение к истокам, глубокое понимание времени и его эстетики. Это и останется в веках как стиль Cartier.

Дочь

В профессиональном плане Луи успешно создавал себе имя, однако семейная его жизнь была далеко не гладкой. Вместе с Андре-Каролиной они переехали в дом на престижной авеню Монтень, принадлежавший ее отцу. И хотя окружающим они казались счастливой парой, вместе посещавшей балы и устраивавшей домашние приемы, Луи признался брату, что по-прежнему беспокоится по поводу поведения жены.

Зимой 1899 года 17-летняя Андре-Каролина объявила, что беременна. Если Луи надеялся на наследника, то ему пришлось разочароваться. В 4:40 утра 9 августа 1900 года на свет появилась Анна-Мари, первая из следующего поколения Картье. После родов Андре-Каролина стала еще более хрупкой. 25-летний Луи чувствовал себя в ловушке из-за ребенка и болезненной жены, поэтому проводил все больше времени вне дома. Его семья это не одобряла: «Какой стыд, что Луи, с его умом, не обладает силой воли», – писал брат Пьер брату Жаку. Но их критика была напрасной. У Луи был сильный характер, и братья прекрасно понимали, что «ему не нравится менять свои поступки или мнения». Поэтому вместо того, чтобы влиять на Луи, семья Картье попыталась помочь, сконцентрировавшись на маленькой Анне-Мари. 22-летний Пьер, 16-летний Жак и 15-летняя Сюзанн были поглощены племянницей, а Альфред – внучкой; они всегда защищали девочку.