Текст книги "Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши"

Находка сундука с письмами и запись мемуаров деда стали определяющими моментами моей жизни; но это было лишь начало. Да, я не подвергала сомнениям его версию событий, но понимала, что человеческая память избирательна, субъективна. Письма из сундука рассказали лишь часть истории. Поэтому я стала искать источники по всему миру, заглянула под каждый камень, нашла неожиданные факты. И в результате пересмотрела понимание семейной истории, обратив внимание на тонкие ускользающие нити.

Я прочесала увлекательные семейные архивы, раскиданные по миру, – от Сент-Луиса до Токио. Приезжала по адресам, написанным паучьим почерком на выцветших конвертах: Лондон, Париж, Нью-Йорк. Ощутила, каково жить в величественных домах иной эпохи. Проследила пути прадедушки по восточным землям. Побывала в тех же сапфировых шахтах, что и он, ночевала в тех же зданиях, ходила босиком по храмам. Я встречалась с потомками людей, которых он знал: от индийских махараджей и жемчужных шейхов Персидского залива до продавцов драгоценных камней на Шри-Ланке и американских наследниц миллионеров. Потратила многие и многие часы в поисках документов о рождениях, смертях и свадьбах столетней давности. Мне посчастливилось узнать по-настоящему удивительных людей: 90-летнюю бывшую продавщицу, которая пригласила меня на ланч и щедро поделилась воспоминаниями; скромного дизайнера в Лондоне, который кормил меня тостами с джемом, рассказывая об эксцентричных запросах клиентов и о роскошных королевских драгоценностях.

Моя книга не претендует на статус биографии семейной фирмы. Это – человеческая история, основанная на личных воспоминаниях, переписке и другом раскопанном материале. Заканчивается она 1974 годом, когда было продано последнее подразделение Cartier.

К сожалению, дедушка умер в 2010 году. Разговоры о прошлом нас очень сблизили, и его уход потряс меня. Потребовалось немало времени, прежде чем я смогла вернуться к пленкам. Переживала, что слышать его голос после его ухода будет слишком тяжело, но, на удивление, это успокоило – будто он снова был рядом. Я всегда думаю о нем, когда одно из упомянутых украшений всплывает на аукционе. Когда читаю письма или вижу наш старый верный сундук. И когда цвет неба на юге Франции становится нежно-розовым перед закатом. Незадолго до смерти деда, спустя столетие после того, как братья Картье создали великую ювелирную компанию, я дала ему обещание, что расскажу подлинную историю семьи. Так появилась эта книга.

Часть I
Начало
(1819–1897)

«Мне не надо говорить тебе, как я жажду твоего возвращения. Мы неразделимы, и мне больно вынуждать тебя оставаться [вдали] пока ты не приведешь наш бизнес к наивысшему уровню успеха из возможных… Жду хороших вестей. Верь мне, мой дорогой Альфред.

Твой преданный отец и друг».

– Письмо Луи-Франсуа Картье Альфреду Картье, 1869

1
Отец и сын: Луи-Франсуа и Альфред
(1819–1897)

Живая история

Аукционный зал гудел. Любители украшений, коллекционеры и дилеры с пяти континентов собрались, чтобы сыграть свои роли в спектакле, который журнал Town & Country окрестил «ювелирной продажей века». Фотографы настроили камеры, наблюдатели вооружились телефонами. В 10 часов утра 19 июня 2019 года пятерых ведущих аукционистов Christie’s пригласили на подиум Рокфеллер-центра в Нью-Йорке, чтобы провести 12-часовой марафон торгов. «Не каждый день, – писала газета The Financial Times, – такое количество украшений музейного уровня из одной всемирно известной коллекции выходит на аукцион». Принадлежащие шейху Хамаду Аль-Тани 388 лотов были выставлены на аукцион «Великолепие махараджей и Великих Моголов», который охватил пять веков и самых экстравагантных правителей в истории. Forbes назвал его «пещерой сокровищ Аладдина», если бы только «кому-то удалось найти лампу с джинном, который помог бы финансировать ставки».

Многие вещи Cartier были выставлены на второй, послеполуденной сессии аукциона. От лота 228, усыпанной камнями броши-пряжки 1922 года, изготовленной для маркизы Чолмонделей, ждали, что он вызовет особенный интерес. С огромным восьмиугольным изумрудом весом 38,71 каратов в центре, окруженным бриллиантами, сапфирами и изумрудами, брошь представляла собой типичный для Cartier образец ар-деко, вдохновением для которого послужили украшения Востока. Торг начался с 400 000 долларов. Цена быстро росла – шаг составлял сначала 20 000, затем 50 000 – и вскоре цифра на экране позади аукциониста превысила эстимейт в 500 000–700 000 долларов. Молоток упал на отметке более полутора миллионов, что вызвало спонтанные аплодисменты.

В памятный день купили не только эту вещь Cartier. Корсажная брошь Прекрасной эпохи из платины с бриллиантами, брошь 1930-х годов в стиле «тутти-фрутти», редкое ожерелье из градуированных натуральных жемчужин, а также рубиновый чокер махараджи – в торгах участвовало 21 украшение Cartier. Восемь из них достигли цены свыше миллиона долларов. Одно было продано за 10 миллионов. По количеству лотов украшения Cartier составили лишь 5 процентов от общего числа, но по ценам достигли 25 процентов от общей суммы в 109 миллионов долларов. Потрясающий результат!

В XXI веке вещи Cartier стали самыми желанными ювелирными украшениями на планете. «Если вы видите старое украшение с подписью Cartier, – говорили эксперты, – можете сразу утраивать цену. Эти вещи из совершенно другой лиги». Так, в 2010 году браслет 1950-х годов в виде пантеры из платины с ониксом и бриллиантами, принадлежавший герцогине Виндзорской, стал самым дорогим браслетом, когда-либо проданным на аукционе Sotheby’s. А когда спустя четыре года ожерелье Барбары Хаттон 1933 года было продано на аукционе в Гонконге, то вошло в историю как самое дорогое украшение из жадеита[4]4
  Минерал зеленого цвета, внешне очень похож на нефрит, однако встречается реже и ценится выше.


[Закрыть]. В 2017 году часы Tank, сделанные в 1960-х для Джеки Онассис, были проданы с тройным превышением начальной цены, а на рекордном аукционе драгоценностей Элизабет Тейлор в 2016 году самым дорогим предметом опять же стало колье Cartier. После единодушного мирового признания трудно поверить, что когда-то было иначе. Однако основатель марки начинал с других реалий. Ровно за 200 лет до знаменитого аукциона в Нью-Йорке Луи-Франсуа Картье вступил в совершенно другой мир.

Ученик

Ребенком Луи-Франсуа Картье тяготел к традиционному образованию: хотел читать классических авторов, заниматься науками, изучать великих художников. Но ближайшее будущее оказалось другим. В семье было семь ртов, которые нужно было кормить, и, как старший сын, он должен был играть свою ведущую роль. После начальной школы пришлось работать. Отец, Пьер, нашел ему место ученика в ювелирной мастерской. Это была тяжелая и низкооплачиваемая работа, но профессиональные ювелиры были частью «шести ремесленников Парижа» – престижной группы умелых купцов и мастеров, которые считались средним классом. Хорошие перспективы для молодого Картье.

Каждое утро Луи-Франсуа 20 минут шел из тесного семейного дома в Марэ до «Чрева Парижа». Здесь, среди шума зерновой биржи и запахов рынка устриц, располагались городские ювелиры. Его новый хозяин, мсье Бернар Пикар – фабрикант, или производитель украшений, владел хорошо оборудованной мастерской на двух верхних этажах шестиэтажного дома 31 по улице Монторгей, рядом с церковью Сент-Юсташ.

Работа была непростой. Управляющие мастерской обращались с учениками как с «обитателями конуры». Мальчики работали по 15 часов в день практически без оплаты. «Мы получали оплеухи, тычки и удары по ушам», – вспоминает один из современников, Альфонс Фуке. А где-то далеко, в мастерских Фаберже, как вспоминает один из сотрудников, в наборе инструментов ученика главным был кнут: «Ни один не выучился без него». Немногие выдерживали, но Луи-Франсуа, видевший, как отец старается построить жизнь с нуля, имел сильнейшую мотивацию.

За десять лет до рождения старшего сына Пьер Картье сражался за Францию в наполеоновских войсках, попал в плен армии Веллингтона. Он провел годы взаперти – в ужасной, переполненной тюрьме в бухте Портсмута, не зная, сможет ли когда-нибудь выбраться оттуда. Когда его выпустили после поражения Наполеона в 1815 году, юноше было 28 лет: ни гроша в кармане, ни перспектив, ни семьи. Вернувшись в Париж, он нашел работу кузнеца, женился на Элизабет Жерарден (прачке и дочери купца), стал отцом. Теперь, когда его сын заканчивал обучение в ювелирной мастерской, Пьер надеялся на лучшую жизнь следующих поколений.

К счастью для Луи-Франсуа, это было хорошее время, чтобы войти в ювелирную профессию. Французские аристократы, покинувшие столицу во время революции и наполеоновского правления, постепенно возвращались ко двору новых королей – Бурбонов. Их появление привело к всплеску интереса к предметам роскоши. Жизнь при дворе была по-прежнему жалким подобием эпохи Марии-Антуанетты, но в моду вошли маленькие скромные украшения, и Пикар работал именно на этот рынок. Закончив изделие, Луи-Франсуа и его коллеги ставили на него клеймо – официальный знак производителя, подтверждающий происхождение вещи. В случае Пикара это были его инициалы, BP, разделенные изображением реки (игра слов – riviere по-французски и «река», и «бриллиантовое ожерелье»). Возможно, кто-то из учеников и надеялся, что когда-нибудь заимеет собственное клеймо, но это были очень далекие мечты. Возможностей продвижения не было. Даже если Пикар в один прекрасный день отойдет от дел, его место займет старший сын Адольф.

За несколько месяцев до своего 21-го дня рождения Луи-Франсуа, без уверенности в собственном будущем, женился на 18-летней девушке Антуанетте Гермонпре. Все называли ее Адель, семья была родом не из Парижа. Отец, столяр, приехал в столицу в поисках работы из Руана, потом к нему присоединилась семья, и несколько поколений ютились в тесном доме недалеко от Картье. Именно здесь, в квартале Марэ, холодным февральским утром 1840 года юная пара произнесла клятвы верности в католической церкви Св. Николая-на-полях. После свадьбы, не имея возможности содержать собственный дом, они переехали к родителям Адели. Через год родился обожаемый единственный сын – Луи-Франсуа Альфред, которого все называли Альфред. Когда мальчику исполнилось 5 лет, родилась его сестра Камилла.

Париж 1840-х годов вряд ли был идеальным местом для воспитания детей, особенно в среде рабочего класса. Перенаселенность стала острейшей проблемой – мигранты из сельской местности занимали любые свободные клочки земли, не оставляя пространства для парков и мест отдыха. Открытые стоки были рассадниками болезней, многие дети не доживали до подросткового возраста. Луи-Франсуа батрачил на Пикара, надеясь, как когда-то его отец, что сможет обеспечить детям нормальную жизнь. Еще много лет эти надежды казались несбыточными.

Двадцать тысяч франков

В 1847 году мсье Пикар сделал заявление, которое изменило жизнь не только Луи-Франсуа, но и будущих поколений семьи Картье, а со временем – и всей ювелирной отрасли. Он объявил сотрудникам, что хочет перевести свой бизнес в более модную часть города – Пале-Рояль, но сначала ему нужно продать свою мастерскую на улице Монторгей. Для Луи-Франсуа это была возможность, которую он так долго ждал. При поддержке своей семьи ему удалось собрать большую часть продажной цены в 20 000 франков (нелегкая задача в то время, когда средняя заработная плата составляла менее 2 франков в день). Но, не имея полной суммы, не говоря уже о 1600 франках, необходимых для покрытия текущей аренды двухэтажной мастерской, он предложил Пикару выплатить оставшуюся часть в рассрочку. И, к счастью, Пикар, который на протяжении многих лет доверял своему трудолюбивому сотруднику, согласился.

Таким образом, после долгих лет борьбы за выживание, 27-летний Луи-Франсуа Картье стал владельцем собственного бизнеса. Он поспешил зарегистрировать товарный знак – и уже в апреле смог производить украшения под своим именем. Знак Пикара состоял из букв и реки; Луи-Франсуа придумал ромб со своими инициалами, разделенными тузом червей. В январе 1848 года имя Картье впервые появилось в ежегодном парижском торговом каталоге. Его новая фирма, по описанию Луи-Франсуа, была «преемником Пикара, производителем ювелирных украшений, изделий из золота, декоративных объектов и новинок».

Первое клеймо Cartier, зарегистрированное 27-летним Луи-Франсуа 17 апреля 1847 года

Как и при Пикаре, Луи-Франсуа производил бóльшую часть вещей в своей мастерской. Но иногда удавалось взять украшения у других мастеров. В первые месяцы существования марки в его магазине были браслеты из горного хрусталя, броши в виде цветов, аксессуары с барочным жемчугом, бриллиантовые серьги, которые он продавал другим мастерским и ювелирам (включая королевского ювелира Фоссена, впоследствии – ювелирный Дом Chaumet). Многие из них предназначались важным клиентам: семейству Ротшильдов, бельгийской принцессе. Луи-Франсуа предпочел бы продавать напрямую, но до этого было еще далеко. Как бы ни были привлекательны вещи, его скромная мастерская была пока не известна аристократическим покупателям. Поэтому ближайшей задачей Картье стало создание и утверждение собственного имени. И хотя первые шаги Луи-Франсуа оказались весьма успешными, времена, как ему вскоре предстояло узнать, были далеко не лучшими.

«Да здравствует реформа!»

Уже несколько месяцев кипящее варево недовольства во Франции готовилось перелиться через край. Плохие урожаи, ранняя гниль картофеля и финансовый кризис 1846 года привели к рецессии: треть парижан осталась без работы и была вынуждена бороться, чтобы прокормить детей. Пока росла волна общественного недовольства королем и правительством, оппозиция среднего класса проводила «политические банкеты», на которых обсуждались идеи реформации. Когда в 1848 году король Луи-Филипп объявил эти собрания вне закона, для многих такое решение стало последней каплей.

Крики «Да здравствует реформа!» заполнили столицу. Парижане выплеснули свою ярость на улицы. Протестующие строили баррикады и сражались с королевскими гвардейцами. Солдаты стреляли в толпу, собравшуюся перед министерством иностранных дел, всего в 10 минутах ходьбы от драгоценной мастерской Луи-Франсуа, за которую ему еще предстояло заплатить. Когда гвардейцы убили 55 граждан, народный гнев вышел из берегов: начались пожары, и толпа двинулась ко дворцу. Напуганный премьер-министр Гизо тут же подал в отставку. Король Луи-Филипп быстро последовал его примеру, отрекся от престола и сбежал в Англию.

1848 год станет известен как год европейских революций: восстания против монархий распространились по всему континенту. Беспорядки в Париже продолжались много месяцев. Луи-Франсуа, так долго ждавший возможности начать бизнес, вынужден был оставить работу. Как вспоминал его внук много лет спустя, он опасался, что такое положение дел останется навсегда: «Дедушка говорил мне: когда случилась революция, я думал, что больше не смогу продолжать начатое дело».

Но и после того как пламя народного гнева утихло, дела были плохи. Временное правительство оказалось сущей катастрофой: богатство растворялось, кредиты становились неоправданно высокими, бизнес в Париже уменьшился вдвое. Отчаянно борясь за жизнь семьи, Луи-Франсуа временно открыл свою мастерскую – и обнаружил, что большинство его клиентов или закрыли магазины, или нашли других поставщиков.

Лишь спустя три года, после военного переворота Луи Наполеона, дела в Париже пошли чуть лучше. Император Наполеон Третий (под этим именем он взошел на трон) привел к власти руководство, которое благоволило бизнесу. Также он ввел авторитарную цензуру прессы, что окончательно заткнуло рот оппозиции. Луи-Франсуа, впервые за последние годы испытав осторожный оптимизм, решил изменить бизнес-модель. Ювелирная мастерская была расположена так, чтобы было удобно продавать украшения магазинам и другим мастерским, но ему хотелось получить более престижную клиентуру. Пикар переехал в центр, откуда было удобно продавать изделия самым состоятельным клиентам. Через шесть лет после основания Cartier Луи-Франсуа последовал его примеру.

«Через церковь, сир»

В мире торговли предметами роскоши главное – местоположение. Поэтому амбициозный Луи-Франсуа променял шум, гам и запахи устричного рынка в «Чреве Парижа» на респектабельный район Пале-Рояль. Именно сюда приезжали самые красивые женщины Парижа, чтобы совершать покупки, обедать и показывать себя. Картье вряд ли мог позволить себе шоурум в прекрасных аркадах Пале-Рояль, но с 1853 года расположился неподалеку. В своем новом магазинчике на втором этаже дома номер 5 по улице Нев де Пти Шан, над модным рестораном и прямо напротив прекрасного сада, 34-летний Картье стал принимать клиентов, которые помогут ему завоевать популярность в Париже. Серебряные чайные сервизы, бронзовые статуэтки, предметы из слоновой кости, севрский фарфор были выставлены рядом с камеями из агата и обсидиана, декоративными пуговицами, карманными часами и браслетами с аметистом. Их объединяло одно – все изделия отвечали высоким стандартам Луи-Франсуа. После десятилетней работы в мастерской в качестве ювелира и хозяина производства он прекрасно знал, как оцениваются произведения, и настаивал, что Cartier должен быть магазином гарантированного качества.

В конечном счете временный спад пошел на пользу: Франция выиграла от индустриализации, средний и высший классы пошли в гору. Роскошь снова была востребована – но и качество украшений во времена Второй империи стало гораздо выше. Частью программы реформ Наполеона Третьего явилось революционное изменение оплаты труда мастеров: фиксированные зарплаты были отменены. Но и стандарты ювелирной работы повысились. И вот на сцене оказалась прекрасная императрица, которая была счастлива играть роль в продвижении французского ювелирного искусства, красуясь перед восхищенными подданными.

Соблазненный красотой испанской аристократки Евгении Монтихо, император Наполеон Третий спросил ее: «Как я могу вас получить?» Ее ответ «Через церковь, сир» привел к скорому предложению руки и сердца. Свадьба состоялась в январе 1853 года. Когда будущая императрица вышла из позолоченной хрустальной кареты, доставившей ее из Елисейского дворца в Нотр-Дам, восторгу толпы не было предела. Она была в белом бархатном платье «с корсажем, усыпанным сверкающими бриллиантами и сапфирами». Талию украшал бриллиантовый пояс, «на лбу красовалась тиара, которую надевала Мария-Луиза (вторая жена Наполеона Первого) в день свадьбы», кружевная вуаль спускалась на длинный шлейф и скреплялась венком из флердоранжа, «прелесть которого подчеркивалась драгоценными камнями».

Император готов был переделать французские коронные драгоценности для своей невесты – несколько специально отобранных ювелиров очень выиграли от этого заказа. Малоизвестный Картье не был среди них, но страсть императрицы к более ярким, крупным украшениям с большим количеством драгоценных камней дала серьезный стимул развитию ювелирного дела во Франции.

Будь добр

В глазах клиенток, выбирающих брошь с лиможской эмалью, кольцо или подвеску с камеей, ювелиры, окружающие Пале-Рояль, выглядели конкурентами. На самом деле кажущиеся соперники (от Фоссена до Фализа, Бушерона и Картье) часто снабжали друг друга украшениями. Иногда колье или брошь делались вместе разными мастерскими. Этот принцип заставил Луи-Франсуа выстраивать бизнес иначе.

«Будь добр, – советовал он сыну Альфреду, подчеркивая главный принцип жизненной философии. – Это самый легкий способ заводить и удерживать друзей, вне зависимости от положения». Каждый, кто входил в двери Cartier, должен быть принят с максимальным уважением. Да, у Луи-Франсуа не было средств, чтобы заполнить магазин крупными бриллиантовыми колье или нитями жемчуга, и был не по карману магазин в престижных аркадах Пале-Рояля. Но он знал, что личное отношение сможет выделить его фирму. Если клиенты покидали шоурум с ощущением счастья от общения с мсье Картье, это означало, что они могут вернуться к нему, а также расскажут о приятном магазинчике своим знакомым.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Каждый, кто входил в двери Cartier, должен был получить удовольствие. Наш прекрасный привратник, похожий на Санта-Клауса, каждого входящего встречал широкой улыбкой. Не улыбнуться в ответ было невозможно! Конечно, работа продавца – быть скромным и полезным, это не обсуждается; но люди не купят украшения, если не чувствуют себя комфортно. Так меня учил отец, а он получил этот урок от деда.

Через два года, благодаря распространившимся слухам или просто счастливому случаю, Луи-Франсуа получил свою самую важную клиентку. 40-летняя графиня де Ньюверкерк была женой парижского суперинтенданта изящных искусств. В 1855 году, во время первой парижской Всемирной выставки, графиня купила колье с камеями и шесть пуговиц со старинными камеями, безумно модными в то время. В последующие три года она неоднократно посещала шоурум Cartier, купив более 50 предметов. Луи-Франсуа ценил ее заказы, но еще больше – то, как она распространяла информацию. Когда она надела последнюю вещь, приобретенную у Cartier и «вдохновленную старинным украшением, недавно приобретенным Лувром» на высокопоставленный прием, это вызвало восхищение у любовницы ее мужа, которая была одной из самых влиятельных дам Парижа: принцессы Матильды.

Самое красивое декольте Европы

«Если бы не великий Наполеон, – сказала однажды принцесса Матильда о своем дяде, – мне, скорее всего, пришлось бы продавать апельсины на улицах Аяччо». Как бы там ни было, к середине XIX века принцесса пользовалась большим влиянием в высших кругах общества. После короткого и яростного брака с супербогатым русским князем Демидовым она в 1846 году сбежала в Париж, где неуклонно способствовала продвижению своего кузена Наполеона Третьего. И когда его власть устоялась, ее положение в обществе еще более утвердилось.

Получившая прозвище Нотр-Дам дез Ар (Наша Дама искусств), просвещенная принцесса Матильда держала один из самых модных салонов Второй империи в своем доме на улице Курсель. Ее племянница, принцесса Каролина Мюрат, описывала этот салон, «своего рода двор», как «дом и центр парижского интеллекта». Знаменитые писатели – от Ги де Мопассана и Гюстава Флобера до Александра Дюма-сына – обсуждали здесь острые политические вопросы и проблемы искусства. Их собеседниками были, среди прочих, издатель Le Figaro Ипполит де Вильмессан и ученый Луи Пастер. Пятничные ужины отдавались художникам.

Со своей репутацией обладательницы отличного вкуса, а также «лучшего декольте Европы» принцесса Матильда была мечтой любого ювелира. Когда она попросила Луи-Франсуа в 1856 году отремонтировать колье, это была хорошая заявка на будущее. А когда знатная дама начала покупать его украшения, появилась возможность создания собственного имени. Матильда делала много покупок, список которых дает представление о разнообразии ассортимента Cartier: колье с рубинами и жемчугом, камеи с головой Медузы, броши с аметистами, брошь с бирюзой в виде скарабея, браслет с опалами, серьги в египетском стиле и даже… ручка для зонтика. В клиентских книгах Cartier можно найти более двухсот предметов, заказанных или купленных принцессой. Были там и изделия, купленные самим графом – скорее всего, для любовницы.

Но у принцессы и Луи-Франсуа было больше общего, нежели лишь любовь к драгоценностям. Оба были поклонниками искусства и ценителями хорошего вкуса, у обоих был блестящий учитель. Юджин Жульен начал свой путь рисовальщиком на севрской фабрике фарфора, после чего его заметил парижский ювелир Жан-Поль Робен. Восхищенный «его воображением и совершенством, с которым тот за несколько минут рисовал требуемые композиции», Робен предложил Жульену переключиться на ювелирный дизайн. Поработав на многие ведущие ювелирные мастерские в Париже, в 1856 году Жульен основал собственную художественную школу. В число его высокопоставленных учеников входили придворные дамы, но давались уроки и более широкому кругу; Луи-Франсуа, обученный ювелирному производству, но не дизайну, записался на вечерние курсы. Раз в неделю он брал уроки у великого мастера. И был в хорошей компании с будущими ювелирами, которые в конечном итоге станут поставщиками Cartier.

Луи-Франсуа Картье и его самая важная клиентка первых лет – принцесса Матильда Бонапарт. Она не только покупала много вещей, но и обеспечила для фирмы королевский патент, который с гордостью помещался рядом с именем Cartier на первых счетах

Всего за 10 лет Луи-Франсуа прошел путь от малооплачиваемого мастерового до продавца, в числе клиентов которого была принцесса. Но жизнь всегда подбрасывает испытания. Через три года после того, как он открыл шоурум в Пале-Рояле, произошло несчастье, которое могло положить конец триумфу. В начале 1856 года шеф ресторана, расположенного под шоурумом, включил плиту, чтобы готовить ужин; неожиданно прогремел взрыв такой силы, что часть потолка обрушилась. Пришедшие на ужин посетители были спешно эвакуированы. Оказалось, что произошла утечка газа. Огонь распространился быстро, захватив третий этаж, где располагался Cartier. Удивительно, но жертв не было; быстро прибывшим пожарным удалось спасти здание. После ремонта Cartier открылся, как раньше. Но этот случай изменил Луи-Франсуа. Он стал бояться огня. И был готов к неприятностям.

Cartier Gillion

За 12 лет с момента основания фирма Cartier пережила революцию, упадок экономики, государственный переворот и пожар. Но трудности лишь закалили Луи-Франсуа. В 1858 году, через шесть лет после переезда в Пале-Рояль, он пошел на еще больший риск. Узнав, что мсье Гийон, 65-летний известный парижский ювелир, собирается отойти от дел, Луи-Франсуа сделал старику предложение по поводу его бизнеса.

Здание, в котором располагался магазин Гийона, было гораздо больше помещения в Пале-Рояле. Дом номер 9 на оживленном Итальянском бульваре включал в себя магазин с уличным входом, отдельный кабинет, мезонин, чердак с комнатой для служанки, подвал и имел отдельное водоснабжение. Но главное – дом был удачно расположен для розничной торговли. Один из четырех главных парижских бульваров, Итальянский, был популярен среди хорошо одетой публики. Café Anglais в доме номер 13 считался лучшим рестораном столицы – и стал настолько знаменит, что удостоился упоминания в романах Золя, Пруста, Бальзака, Флобера и Мопассана.

Аренда нового магазина Гийона стоила 8500 франков в год (около $45 000 сегодня). Луи-Франсуа договорился об аренде на 10 лет, которую, если дела пойдут, можно будет возобновить. Главным расходом, однако, был ассортимент, который, вместе с первой платой за аренду, составил 40 000 франков (около $220 000 сегодня). Это было вдвое больше, чем он заплатил в свое время Пикару, но и бизнес стал гораздо солиднее. Фирма Gillion была известна своими «бриллиантовыми кольцами, жемчужными ожерельями, всевозможными украшениями отличного вкуса». И в соответствии с предложением Картье ассортимент Гийона стал включать в себя не только украшения. «Там есть роскошные блюда и столовое серебро, которые своим блеском улучшают еду, – писал один впечатлительный журналист, – поскольку человек живет не хлебом единым, а гурман ест не только ртом, но и глазами». В 1859 году, вскоре после того, как Луи-Франсуа стал законным владельцем Gillion, он отказался от аренды в Пале-Рояль, открыв дверь в более крупный бизнес. Gillion был известен как «талант безусловного превосходства», и Луи-Франсуа назвал свою новую фирму Cartier Gillion, напечатав это имя на коробках для украшений.

Обосновавшись в новом месте, он понял, что не у всех все гладко. Более десяти лет Луи-Франсуа строил бизнес по модели, которой научился у Пикара. Как и прежний хозяин, он начинал с производства, потом переехал в место, где смог продавать вещи напрямую состоятельной публике, теперь же решил ввести в бизнес сына Альфреда. У Пикара между тем были проблемы. Столкнувшись с трудностями ведения семейного бизнеса, он был вынужден разделить компанию после внутренней борьбы между двумя сыновьями от разных браков. 1859 стал годом, когда Луи-Франсуа превзошел бывшего хозяина. В этот же год у него появился главный клиент.

Оживленный Итальянский бульвар, куда фирма Cartier переехала в 1859 году, и пример того, что Луи-Франсуа там продавал: деми-парюра из золота с эмалью. Украшения были сделаны в 1869 году мастерской Fontenay, но продавались под маркой Cartier Gillion в красной шелковой коробке

После волшебной свадьбы с украшениями «на уровне самых блестящих дворов, которые когда-либо знала Франция», императрица Евгения изменила ювелирную моду в стране. Она не только возродила манеру носить длинные нити жемчуга по вечерам. По контрасту с более суровой послереволюционной модой, она хотела, чтобы люди ее круга носили множество украшений. «У императрицы был красивый бальный зал в саду, там проходили лучшие балы, – рассказывала ее подруга – австрийская принцесса Полин Меттерних. – Я танцевала кадриль, представлявшую Четыре Стихии, и была частью группы, символизировавшей Воздух. В каждой группе было по четыре дамы. Те, кто изображал Землю, были усыпаны бриллиантами и изумрудами; группа Огня – рубинами и бриллиантами; группу Воды украшали жемчуг и бриллианты, а группу Воздуха – бирюза и бриллианты».

Луи-Франсуа не мог присутствовать на этих балах, но он знал о страсти императрицы к драгоценностям. Он стоял в толпе во время ее бракосочетания, восхищался, как все, величием ее золотой короны с изумрудами и бриллиантами на Всемирной выставке 1855 года. Поэтому, когда в 1859-м императрица Евгения переступила порог его магазина, это был поистине грандиозный момент. Луи-Франсуа Картье, сын прачки и кузнеца, принимал у себя самую важную даму Франции – и самую крупную покупательницу ювелирных украшений в мире!

Если Луи-Франсуа надеялся, что императрица пришла к нему за драгоценностями, то пришлось разочароваться. Она купила у него серебряный чайный сервиз. И ничего больше. Тем не менее сам факт ее появления был своего рода оценкой – значительно более важной, чем сумма счета. По ее стопам придут другие высокопоставленные клиенты, и, к удовольствию Луи-Франсуа, за ними последуют покупатели из других стран.

На следующий год путешествующий русский князь Салтыков посетил магазин на Итальянском бульваре; он купил браслет с изумрудами и столовые приборы с черной эмалью. Покупка была скромной, но русский клиент – это важно. После Первой мировой войны американцы разбогатеют и станут источником новой клиентуры, но в XIX веке Россия сосредоточила в себе бóльшую часть мирового богатства и многих потребителей роскоши. Браслет, купленный Салтыковым, был первым свидетельством доверия от страны, которая сыграет огромную роль в будущем ювелирной компании. Но Луи-Франсуа об этом еще не знал.