Текст книги "Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши"

Положительной стороной трудного брака было то, что семья жены по-прежнему открывала двери в высшее парижское общество. Луи посещал приемы, где блистали яркие личности: графиня Греффуль, знаменитая красавица и самопровозглашенная царица салонов Сен-Жермен, принц и принцесса де Полиньяк – наследница состояния хозяина фабрики швейных машин Singer. Он вступил в престижные клубы, такие как недавно образованный парижский теннисный клуб, куда его пригласил кузен Жак Ворт (в дальнейшем он дважды победил в парных соревнованиях Roland Garros). К 1907 году Луи стал членом Cercle Hoche – старейшего фехтовального клуба Франции, по рекомендации герцога Деказа и Бернара Десуше, промышленника, ставшего затем хорошим другом.

Помимо бесценных социальных связей, щедрое приданое жены помогало семейной лодке удержаться на плаву. В дополнение к 200 000 франков, полученных Луи в день свадьбы, Жан-Филипп обещал зятю выплачивать 50 000 в год (плюс проценты) в течение 10 лет – начиная с 1 апреля 1901 года. Номинально Луи оставался женатым человеком, но старался проводить дома как можно меньше времени; вскоре он стал известен как завсегдатай парижской ночной жизни.

Второй офис

В ресторане Maxim’s Луи Картье был как дома. Знаменитый своим красным диваном и множеством красивых женщин, модный ресторан на улице Руаяль считался социальным и кулинарным сердцем Парижа. Поход туда составлял для Луи приятную 10-минутную прогулку от Рю де ла Пэ – по иронии судьбы мимо церкви Мадлен, где он венчался.

Луи вырос в квартире над магазином Cartier, его пути пересекались со всеми богатыми и знаменитыми людьми Парижа – и ему всегда хотелось быть среди них, а не по другую сторону прилавка. Оскорбленный тем, что «голубая кровь» Парижа отвергала его семью как «торговцев», он наслаждался смешанным обществом в ресторане Maxim’s, где художники, бизнесмены и герцоги объединялись в пристрастии к прославленному рыбному филе и послеобеденным ликерам.

Настоящими звездами, однако, были куртизанки. Хозяин заведения Юджин Корнюш заявлял: «Пустой зал? Никогда! В каждом окне у меня сидит красотка, видная с улицы». Они появлялись в ресторане под руку с любовниками, разодетые в пух и прах – в попытке превзойти соперниц. Украшения, естественно, были важнейшей частью наряда: они должны были показать потенциальным воздыхателям, какова цена красоты и очарования. Некоторые дамы полусвета настолько перебарщивали с украшениями, что, как говорят, Кокто прокомментировал: «Это было средоточие бархата, кружев, лент, бриллиантов и всего того, что я не в силах описать. Раздеть такую женщину – все равно что выйти в свет с предварительным оповещением об этом за три недели. Это просто ходячий дом!»

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Дядя Луи, безусловно, был дамским угодником. И имел успех, поскольку был хорош собой и очарователен. Не думаю, что дедушка это одобрял, он был религиозен, как и два других его сына; но он позволял Луи многое – пока это не влияло на бизнес.

Пробираясь между столиками Maxim’s, Луи не мог не обращать внимания на собственные колье и корсажные броши, украшавшие дам. Если во времена Альфреда после франко-прусской войны Cartier поддержала куртизанка Леонида Леблан, купившая несколько безделушек, то сейчас Луи и его отец уже играли в высшей лиге: дамы приходили в дом 13 на Рю де ла Пэ не за мелочами. Испанская кокотка и актриса Каролина Отеро славилась любовью к украшениям. Эта самая желанная женщина Европы имела очередь из впечатляющих поклонников: от кайзера Вильгельма Второго до короля Испании, персидского шаха и череды русских великих князей, способных удовлетворить ее страсть к бриллиантам. В 1903 году она заказала Cartier «поразительное с технической точки зрения» колье, которое может считаться выдающимся даже сегодня. Камни для колье она предоставила сама, выпоров их из жакета-болеро, который для нее сделал ювелир Поль Хамелен.

Хьюго, знаменитый метрдотель ресторана Maxim’s, знавший всех и вся, описал типичную сцену экстравагантного соперничества между Отеро и Лианой де Пужи, одной из самых красивых ее соперниц:

В один из вечеров разыгрывался приз, когда появилась испанка Отеро, увешанная браслетами, колье, кольцами и тиарой с эгретом. Что за роскошь… Она была очень оживлена, килограммы рубинов, сапфиров, изумрудов и бриллиантов сверкали и переливались на ней. Столик мадам де Пужи оставался пустым. В конце концов появилась она – в простом черном платье, безо всяких украшений. Свои украшения она надела… на служанку, которая стояла рядом, усыпанная бриллиантами. Все в зале были шокированы! Мадам де Пужи победила. Мадам Отеро бросилась наружу, не удержалась и, остановившись у столика мадам де Пужи, страшно выругалась по-испански.

Для Луи, страдавшего от неудачного брака, вечера в Maxim’s были облегчением. Но предположение, что его вечера в городе были заполнены времяпрепровождением с прекрасным полом, было бы несправедливым. Он называл Клуб «своим вторым офисом», и этот офис приносил прибыль. Maxim’s был местом, где богатые женатые мужчины встречались с любовницами, поэтому перспективы ювелирных заказов возрастали. И почти каждый мужчина покупал как минимум две вещи: бриллиантовое колье для любовницы и продиктованную чувством вины тиару для ничего не подозревающей или огорченной жены.

Иногда это вызывало проблемы. Однажды, в самом начале пути, продавец Cartier совершил грубую ошибку, спросив у жены клиента (она забежала на Рю де ла Пэ, чтобы отдать в ремонт тиару), как ей понравилось новое бриллиантовое ожерелье. Когда она ответила, что никакого колье не получала и, видимо, муж купил его кому-то другому, до смерти испуганный продавец попытался выкрутиться, но было поздно. Мужу пришлось предстать перед гневом жены, а Луи потерял покупателя. После этого он поменял систему учета клиентов. Тайна в этом бизнесе – главное.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Вместо того чтобы заводить карточку на клиента, покупающего украшения, стали заводить отдельные карточки и на тех, кому предназначены подарки. Таким образом, продавцы не делали ошибок.

Клиентские карты Cartier, как говорили, опирались на секретную зеленую записную книжку Хьюго, в которой содержалась информация о куртизанках. Правда, не известно, кто из них был первым. Обязанностью продавца в Cartier было знать множество фактов о клиенте: от дня рождения жены до последней любовницы, от количества детей до его успехов на теннисном корте. Даже его любимый напиток указывался на секретной клиентской карте рядом с последним заказом.

Сантос

Одним из известнейших парижских клиентов был бразилец. Пилот Альберто Сантос-Дюмон, сын кофейного магната из Сан-Паулу, взял французскую столицу штурмом, переехав туда в 1892 году. Принимая участие в аэрогонках по всему миру, он радовал поклонников прогнозами: в один прекрасный день люди будут передвигаться по городу на воздушных аппаратах. Сам он так и делал: будто в футуристическом фильме, курсировал от одного парижского ресторана к другому на легком самолетике, привязывая его к фонарям у входа. Baladeuse (Странник), как Сантос-Дюмон назвал его, был самым маленьким из его летательных аппаратов и предназначался для передвижения по городу. Он напоминал мяч для игры в регби, когда летел в небе над Парижем.

Завороженный идеей летательных аппаратов, Луи вступил в аристократический Аэроклуб Франции – общество «по продвижению аэроперелетов», образованное Сантос-Дюмоном вместе с Жюлем Верном и Анри Дойчем де ла Мертом. Проходило множество соревнований: от гонок на приз Дойча де ла Мерта, за который боролись легчайшие дирижабли, до Кубка Гордона Беннетта – для летальных аппаратов с фиксированными крыльями. Луи познакомился с Сантосом и стал завсегдатаем вечеринок для узкого круга. Они хорошо ладили, восхищаясь инновационными идеями друг друга.

Альберто Сантос-Дюмон в одной из своих летающих машин. Бразильский авиатор был знаменитостью в Париже. Он предсказывал, что в один прекрасный день все будут летать на собственных аэропланах

Ужины в доме Сантос-Дюмона на Елисейских Полях были настоящей легендой. Здесь можно было оказаться за одним столом с дочерью последнего императора Бразилии или с Эдмоном де Ротшильдом: Сантос познакомился с ним, когда один из его аэропланов врезался в старый каштан в саду банкира. Желая предложить гостям опыт воздушных полетов, Сантос экспериментировал с подвешенными стульями и столом… на потолке. То, что было нормально для него и его малого веса (меньше 50 кг), с более крупными гостями не удалось – потолок рухнул. Позднее он заказал специальные стулья на очень высоких ножках (залезать на них нужно было по лестнице) и высокий стол – чтобы у гостей создавалось впечатление, что они обедают на небе. Проворные официанты должны были подниматься и спускаться по лестницам.

Однажды, когда Луи и Сантос ужинали в ресторане Maxim’s, пилот упомянул о трудности, с которой столкнулся во время гонки на приз Дойча де ла Мерта. Соревнование заключалось в том, чтобы пролететь 11 миль – от парижского парка де Сент-Клод до Эйфелевой башни и обратно – за 30 минут. Одна из попыток Сантоса летом 1901 года чуть было не закончилась катастрофой: его дирижабль начал терять водород. К ужасу поклонников, наблюдавших за ним снизу, Сантос врезался в здание отеля Trocadero; оттуда его снимала пожарная бригада. К счастью, на пилоте не было ни царапины, но дирижабль был безнадежно испорчен. Сантос немедленно заказал строительство следующего, чтобы попробовать еще раз; осенью того же года попытка увенчалась успехом. Проблема на этот раз, как он объяснил Луи, была в том, что гонка проводилась на время, а контролировать время в ходе полета невозможно: чтобы посмотреть на карманные часы, нужно оторвать руки от штурвала. Он просто не мог так рисковать, особенно после недавней аварии.

Карманные часы Cartier были популярны среди столичных французских модников. Плоские, хороших пропорций, они удобно размещались в жилетном кармане и приятной тяжестью ложились в руку. Услышав признание своего друга, Луи задумался о чем-то более удобном. Если соединить циферблат меньшего диаметра с элегантным ремешком на руку, пилоту не надо будет отнимать руки от штурвала.

Несколько недель спустя, как гласит легенда, Луи подарил другу первые мужские наручные часы. Украшенные драгоценными камнями часы-браслеты издавна были популярны у женщин, желающих привлечь внимание к своим бледным запястьям; королева Елизавета носила такие часы еще в XVI веке. Но это было чисто женское украшение: маленькие, ненадежные часики, обрамленные круглой, овальной или квадратной бриллиантовой рамкой и прикреплявшиеся к запястью с помощью черной муаровой ленты или экстравагантного браслета. Cartier уже давно производил их для своих клиенток, и они стали своего рода статусной вещью.

Предположить, что великий Альберто Сантос-Дюмон станет носить что-то подобное дамским украшениям, было абсурдом. Луи пришлось засесть за эскизы. Во время франко-прусской войны солдаты сажали карманные часы на ремешки для удобства, чтобы сделать их наручными, но Луи вряд ли захотел бы поставить имя Cartier на столь примитивные изделия. Он хотел сделать вещь одновременно удобную и элегантную. У него получился квадратный циферблат в золоте, с удобными ушками сверху и снизу, при помощи которых часы прикреплялись к кожаному ремню. Единственным напоминанием о ювелирном их происхождении был небольшой сапфир на заводной головке.

Часы были простыми и, как показало время, вечными. Но в начале ХХ века создать для мужчин нечто, считающееся женским украшением, было смелым шагом. Луи предстояло полностью поменять представление публики о наручных часах. К счастью, у него был лучший посол бренда в городе. Сантос оказался очень выгодным вложением Cartier! Авиатор был мировой знаменитостью. Его фотографии бесконечно печатали в газетах, его портреты были повсюду: на сигарных коробках, спичечных коробкáх и даже на тарелках.

Когда интерес к элегантному аксессуару Сантос-Дюмона распространился по Парижу, Луи распорядился сделать еще несколько экземпляров. Работа держалась в секрете. Лишь в 1911 году он решил, что настало время для более широкого запуска. Луи предвидел будущее часового производства; это, как и использование платины в ювелирном деле, поможет Cartier выделиться на фоне коллег. Возможно, у Луи не было достаточных технических знаний, которые позволили бы производить собственные часы, но это его не остановило. Одним из его безусловных талантов было умение признавать талант других.

С 1903 года 45-летний часовщик и изобретатель Эдмунд Джагер специализировался в сверхплоских часовых корпусах в партнерстве с Lecoultre, ведущим швейцарским производителем часовых механизмов. Cartier стал главным клиентом Джагера, скрепив соглашение эксклюзивным контрактом. Это сотрудничество много лет спустя позволит Cartier «произвести серию выдающихся часов, которые остаются классикой в истории часового мастерства».

Когда в 1911 году Луи выпустил на рынок свой новый аксессуар, ему дали блестящее имя – Сантос. Он не только сделал приятное другу; его модные клиенты не могли устоять перед творением, вдохновленным иконой стиля. Пройдет еще много лет, прежде чем наручные часы завоюют популярность среди мужчин (война сыграет в этом свою роль), но часы Santos сделали Cartier автором лучших изделий для стильных мужчин и их дам.

Смерть великого ювелира

Давно будучи на пенсии, уважаемый Луи-Франсуа оставался мудрым патриархом семьи Картье. Когда основанная им фирма вступила в ХХ век, Париж был на взлете. Его внуки, очутившиеся в индустрии роскоши в эпоху создания баснословных состояний, оказались в правильном бизнесе в правильное время. Но они прекрасно понимали, что основа для осуществления их мечты о превращении Cartier в ведущую мировую ювелирную фирму была заложена их дедом много лет назад.

Даже в восьмидесятилетнем возрасте Луи-Франсуа был очень занятым человеком. Может, он и не был вовлечен в каждодневное управление фирмой, но вел активную социальную жизнь. Воскресными вечерами, к примеру, он встречался со своими товарищами по клубу Cercle Volney за хорошей едой и тонкими винами. Каждую неделю эксцентричный президент Поль-Проспер Тилье – известный художник, изображавший красивых женщин разной степени раздетости, – вел оживленные дебаты о парижской художественной сцене; члены клуба давали свои оценки молодым талантливым живописцам, которых планировалось включить в следующую выставку.

В воскресенье, 15 мая 1904 года 85-летний Луи-Франсуа, как обычно, отправился на оживленную встречу. Когда она закончилась, примерно в 11 часов вечера, попрощался с друзьями и пошел домой, на авеню Опера; обычно этот путь занимал 10 минут. Два часа спустя его соседка возвращалась после вечеринки. Ей показалось странным, что лифт стоит на последнем этаже, и она его вызвала. Пока лифт спускался, ее волнение росло. Когда, наконец, лифт достиг первого этажа, она распахнула двери – внутри лежал седовласый господин в пальто и шляпе. Тут же вызвали врача, но было поздно. Луи-Франсуа разбил удар, как только он вошел в лифт и нажал кнопку пятого этажа. Смерть наступила в 11:30 вечера.

По контрасту со скромной свадьбой много лет назад, на похоронах Луи-Франсуа церковь была переполнена. Его упокоят в фамильном склепе, который он построил на кладбище Пер-Лашез для своей рано ушедшей внучки – 29 лет назад, в тот год, когда родился Луи. В течение следующей недели после похорон газеты поместили некрологи о Луи-Франсуа Картье, «основателе великого ювелирного Дома на Рю де ла Пэ». Семье эти слова казались вполне заслуженными. Она объединилась в общем горе.

Часы, сделанные из тайны

Окрыленный успехом, Луи начал уделять больше внимания созданию часов. В 1911 году он привлек Мориса Куэ из семьи уважаемых парижских часовщиков к работе в Cartier. Вместе они создали множество настольных предметов с инновационными деталями, которые выглядят стильно и современно: имеют указатели дней недели и месяцев, вращающиеся циферблаты и бриллиантовые звезды, обозначающие часы и минуты. Но Луи не собирался на этом останавливаться. Он хотел сенсации; мечтал о таинственных часах – чтобы было не понятно, как они работают.

«Тайна», которую они придумали с Куэ, было создание прозрачного циферблата, на котором стрелки часов выглядели так, будто висят в воздухе, показывая время непонятным образом. Вдохновленные трюками иллюзиониста Робер-Гудена, первые «таинственные» часы Cartier делались целый год. Никто, кроме мастеров и членов семьи Картье, не знал, как они работали. Даже продавцы были в неведении, и их изумление передавалось озадаченному клиенту.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

Дядя Луи очень хотел сделать «таинственные» часы. Мастера говорили, что сделать то, что он хочет, практически невозможно. Но для Луи такие утверждения были что красная тряпка для быка. Если они говорят, что это невозможно, Луи докажет, что они неправы. Таким уж он был человеком. Первые часы делали год; а год – это большой срок для бизнеса! Луи отсылал их в мастерскую снова и снова. Секрет заключался в том, что рабочая часть была спрятана в основании, но даже когда механизм был доведен до совершенства, работа продолжалась: изделие должно быть красивым. Ох, как же его боялись в мастерских, Луи был таким требовательным! Но он сделал это.

Банкир Дж. П. Морган-младший был одним из немногих, кто мог позволить себе такую вещь; он купил одну из самых ранних моделей, известную как Model А, в 1913 году. Недавно одна такая модель вышла на аукцион. Сделанная из горного хрусталя, оникса, эмали и бриллиантов, вещь принадлежала племяннице Консуэло Вандербильт. Аукционная цена на часы достигла более полумиллиона долларов.

Высокопоставленные клиенты

Репутация Cartier, подстегиваемая творческим ви́дением и высокими требованиями Луи к качеству, быстро росла. В 1902 году его брат Пьер открыл шоурум в Лондоне, и два года спустя фирма получила первый заказ от короля Эдуарда VII. Высочайшее одобрение одного короля послужило толчком для других: последовали заказы из Испании и Португалии. В 1907 году принцесса Мари Бонапарт, внучатая племянница императора Наполеона, выбрала украшения Cartier для своей свадьбы с принцем Георгом Греческим. Фирма была столь горда этим, что даже устроила выставку украшений в магазине. Основным экспонатом стала тиара с изумрудами и бриллиантами в виде оливкового венка в стиле греческих богинь.

Самыми важными с точки зрения покупательской способности были представители русской аристократии. Императорская семья Романовых сочетала страсть ко всему самому крупному и самому лучшему с ресурсами, на которые это можно было купить. Царь был самым богатым человеком в мире, действительным хозяином своей страны. Его ежегодный доход был 20 миллионов рублей (около $260 миллионов сегодня), и этого иногда не хватало. Он нередко запускал руку в государственную казну. Его дети тоже не бедствовали. Великие князья – дети и внуки – ежегодно получали огромные суммы после своего двадцатого дня рождения; приданое великих княжон оценивалось в один миллион рублей (около $13 миллионов сегодня).

В 1899 году великий князь Алексей, адмирал российского флота, известный своей любовью к быстрым женщинам и медленным кораблям, первым посетил магазин Cartier на Рю де ла Пэ. В 1900 году настала очередь его невестки Марии Павловны, супруги великого князя Владимира, которая обожала драгоценности, имела высочайший статус в Санкт-Петербурге – и стала идеальной клиенткой. В 1901 году Луи принимал и великого князя Павла, младшего брата Алексея, незадолго до его морганатического брака и последовавшей ссылки из России. Отверженная пара, поселившаяся в Париже в 1902 году, часто навещала салон в доме номер 13 по Рю де ла Пэ. В дневниках жены великого князя Павла графини фон Гогенфельзен, которые удивительным образом сохранились в российском государственном архиве, есть описания походов по магазинам на Вандомской площади, где упоминаются посещения магазинов Worth и Cartier по несколько раз в день.

Довольно скоро магазин Cartier принял целый поток посетителей из России: от невероятно богатой княгини Веры Лобановой-Ростовской (поменявшей дом в Москве на отель Ranelagh в Париже после смерти мужа) до дочери вдовствующей императрицы – великий княгини Ксении. И наконец, в 1907 году Луи приветствовал в своем магазине саму вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Вдова императора Александра Третьего и мать правящего императора Николая Второго слыла очень влиятельной персоной. Она была младшей сестрой британской королевы Александры, которая, скорее всего, и рекомендовала ей Cartier: сестры иногда одевались одинаково и делились друг с другом адресами модных ювелиров.

Возможно, вдовствующая императрица, подобно другим важным клиенткам, была направлена на Рю де ла Пэ из Дома Ворта, расположенного в двух шагах. Она была верной клиенткой Ворта в течение многих лет – и слыла музой для самого Чарльза-Фредерика. Когда его спросили, почему он не может делать для других такие же платья, какие каждую неделю шил для императрицы, он ответил: «Приведите ко мне любую женщину из Европы: королеву, актрису или простую мещанку. Если она сможет вдохновить меня так, как ее величество, я буду делать для нее наряды бесплатно, пока жив».

Увеличившийся клиентский поток в Cartier потребовал расширения штата. Альфред, давно восхищавшийся размахом дела у Ворта, предложил посоветоваться с тестем Луи. Бизнес Ворта по-прежнему был гораздо крупнее, чем у Картье, с бóльшим числом талантливых работников, и Жан-Филипп Ворт, заинтересованный в процветании зятя, предложил ему нескольких недавно обученных сотрудников. При согласии своего босса, «очень талантливый» администратор Рене Приер (ставший секретарем Луи в 1901 году) и продавцы, включая Поля Муффа, который принес в Cartier знания о камнях, почерпнутые у отца, оставили кринолины и корсеты ради бриллиантов и жемчуга. Но главное – привели своих лучших клиентов. Луи был требовательным, авторитарным и зачастую очень тяжелым боссом. Но в то же время он вдохновлял и мотивировал своих сотрудников, добиваясь от них выдающихся результатов.

Несмотря на успехи Луи, начало ХХ века не было легким плаванием. Американский финансовый кризис 1907 года сказался и на французской индустрии роскоши. Как вспоминал один из соперников Cartier, всего за один год резко упал спрос на «самые разные предметы: украшения, картины, туалетные принадлежности, любопытные вещицы, антиквариат и так далее, потому что мы никогда не должны забывать, что Америка, страна, где постоянно создается богатство, является главным клиентом Европы в покупке предметов роскоши». Когда Луи-Франсуа и Альфред столкнулись с экономической нестабильностью в 1870-е годы, они стали рассматривать Англию для расширения возможностей. Теперь, когда большая часть Европы и Америка боролись за выживание, они сосредоточились на стране, где любящая роскошь элита была настолько богата, что экономическая депрессия была ей не страшна. Эта страна называлась Россия.

Операция «Россия»

Примерно в то время, когда вдовствующая императрица Мария Федоровна впервые посетила дом номер 13 по Рю де ла Пэ в 1907 году, семья Картье решила запустить операцию «Россия» на полную мощность. Альфред и Луи наняли Франсуа Дезире Сарда, двуязычного русско-французского бизнесмена, чтобы он сформулировал стратегию экспансии в страну Романовых. Первым заданием Сарда было выяснить, какие бумаги требуются для получения статуса поставщика императорского двора. Человек, говорящий по-русски и понимающий все тонкости, очень помог им, и довольно скоро имя Cartier вошло в список поставщиков императорского двора. Луи поместил свидетельство об этом в рамочку и повесил на стене в качестве подтверждения растущего статуса фирмы.

Следующей обязанностью Сарда было создание российской клиентской базы. Он понимал: чтобы закрепиться на русском рынке, Cartier необходимо открыть филиал в Санкт-Петербурге. Семья Картье воспротивилась этому, возражая, что такой шаг потребует слишком больших инвестиций и будет очень рискованным, поскольку они не понимали правил и законов России. Вместо этого Сарда было предложено протестировать рынок, устроив выездную ювелирную продажу в Санкт-Петербурге. В 1907 году Сарда снял номер в Гранд-отеле «Европа» и выставил там украшения Cartier. Но, как он и предвидел, выездная торговля не имела того успеха, на какой рассчитывала семья. Он осмелился объяснить ситуацию Альфреду и его сыновьям: «За пределами своей страны русский человек может легко потратить 90 процентов своего состояния всего за три месяца. В России, напротив, он недоверчив и покупает что-то лишь после третьего визита». Романовы с радостью тратили деньги, находясь в Париже, но, как оказалось, покупка иностранных вещей в родном городе была совсем иным делом.

Разочарованные Пьер и Луи предприняли еще один шаг. Когда в 1907 году рецессия на Западе стала более ощутимой, было решено внедриться в российскую среду богачей. Сарда был очень полезен для установления контактов, но нужен был кто-то с большими связями. Они наняли Поля Шейруза, парижского эксперта по жемчугу, который консультировал французское правительство в налаживании торговли жемчугом с Таити. Он приступил к своим обязанностям в Cartier в качестве консультанта, принеся с собой маленькую черную книжечку с лучшими адресами в России. «Я свой в правительстве, в полиции, на таможне, в службе иммиграции, с хозяевами… со всеми!» – хвастался он.

В начале 1908 года Шейруз написал вдовствующей императрице напрямую, напомнив ей, что она купила у него гобеленовый портрет несколько лет назад, и выражая соболезнования по поводу кончины ее мужа Александра Третьего, с которым он имел удовольствие работать. Далее он представлял своих новых работодателей: «Сегодня я сотрудничаю, – писал он, – с впечатляющим ювелирным Домом Cartier, который Ваше Величество уже знает. Вскоре я буду в России по делу с главой Дома, г-ном Пьером Картье, и Ваше Величество оказало бы мне огромную честь, согласившись принять нас».

Без представления Шейруза Картье были лишь коммивояжерами в России. Да, у них было царское свидетельство, но такое же было у бесчисленных флористов, пекарей и производителей шоколада. Это не давало им права на встречу с Романовыми. С помощью Шейруза двери начали открываться. По рекомендации вдовствующей императрицы он даже удостоился аудиенции у царя и царицы. В конечном счете они не купили ничего существенного (царица, не столь увлеченная роскошными украшениями, как другие члены великой семьи, считала своим долгом поощрять местных ювелиров), но даже одна выбранная ими брошь была важным шагом вперед.

Перед Рождеством 1908 года Картье решили устроить более значительную продажу в Санкт-Петербурге. На этот раз они не стали снимать номер в отеле, а арендовали помещение у одной из самых важных своих клиенток: великой княгини Марии Павловны, жены великого князя Владимира. Прекрасно расположенное здание на берегу Невы с пятью окнами, выходящими на набережную, обошлось в 900 рублей за два месяца (около $10,400 сегодня), но внутри убранство было очень простым. Сотрудники Cartier во главе с бывшим продавцом Ворта Полем Муффа приехали за несколько недель до открытия, чтобы превратить помещение в блистательный салон, достойный могущественных Романовых. Днем они занимались покраской стен и украшением комнат, а ночью спали там же на походных кроватях, завернувшись от страшного русского холода в ковры. В конце концов 9 декабря имя Cartier было написано красивыми черными буквами над окнами. Магазин открылся.

Для рекламы этого события было разослано более 500 личных писем с приглашениями. Посыльному дали четкие инструкции: он должен быть чисто одет и умен, а конверт вручать привратнику так, чтобы тот не видел остальных писем. Это было сделано для того, чтобы создалось впечатление, что он пришел специально с этой целью. Эта тактика оправдала себя, и временный магазин Cartier принес им несколько новых клиентов. Украшения понравились, заказы были оплачены и отправлены в Париж. Но в целом затраты превысили выручку и мероприятие оказалось убыточным. Частично это произошло потому, что именно в это время Мария Павловна проводила рождественский базар, и многие клиенты, которых Картье надеялись заполучить, отправились туда. К тому же было трудно выполнить заказы за несколько недель (их исполняли в Париже и потом доставляли в Россию). Сарда вновь напомнил Альфреду и Луи: чтобы преуспеть в России, Картье должны открыть там постоянное отделение. Парижский соперник Cartier, Boucheron, открыл магазин в Москве в 1897 году и прекрасно торговал, но, как подчеркивал Сарда, в Санкт-Петербурге место для французского ювелира высокого уровня было свободно.

Альфред и Луи снова отказались. Помимо опасений насчет высоких фиксированных цен и неведомых законов, Альфред был очень озабочен тем, что каждый филиал должен управляться членом семьи. Три сына означали три филиала. Младший брат Луи Пьер недавно открыл новый шоурум в Лондоне, так что оставалось только одно место – для третьего брата. Идея российского филиала, особенно если для этого надо было отказаться от американского, казалась не слишком привлекательной. Вместо этого Альфред полагал, что они смогут достичь большего успеха, делая выездные продажи пару раз в году, а Сарда будет представлять интересы фирмы все остальное время.

Проблемы дома

Десять лет брака между Луи и Андре-Каролиной показали, как и предсказывал Альфред, что союз двух семей очень выгоден для Cartier. В реальности же супруги все больше отдалялись друг от друга.

Семья Картье не была удивлена. Письма свидетельствуют, что хотя перепады настроения Андре-Каролины делали жизнь с ней весьма трудной, Луи тоже был не подарок. Уверенный, обаятельный и харизматичный на публике, в личной жизни он страдал припадками ярости и нетерпения. И хотя он был не прочь стратегически использовать связи жены или ее приданое, но проявлял мало энтузиазма в строительстве здоровых взаимоотношений в браке. Он нередко оставлял жену и дочь в Проментуа, прекрасном замке Вортов на озере в Швейцарии, и вел практически холостяцкую жизнь в Париже. Пьер и Жак понимали, что их старший брат «не всегда обладает чувством ответственности», но ничего не могли ему сказать. У Луи был сложный характер, и все были заинтересованы в том, чтобы он пребывал в хорошем настроении. Когда Луи «весел», писал позднее Жак Пьеру, «это хорошо для бизнеса!». Обратное тоже было правдой.