Текст книги "Робинзоны космоса. Бегство Земли"

Кипящее огненное море заполнило весь экран первого ретранслятора, и тот прекратил передачу, распавшись на атомы.

– Теперь остается только ждать, – проговорил Хани.

Чудовищный световой поток устремился за нами вдогонку. Но в телескопе, установленном на вершине центральной обсерватории, Солнце по-прежнему походило на сверкающую звезду. Второй ретранслятор перестал работать еще до того, как раскаленные газы достигли его, расплавленного радиацией. На последнем изображении с Меркурия люди увидели гору Теней, резко выделяющуюся на фоне охваченного пламенем неба. Даже с Марса Солнце казалось теперь более крупным и ярким, чем некогда из обсерватории Герукои.

Вскоре нас вызвал Клобор.

– Я вернулся с последней прогулки по Марсу. Уже сейчас находиться на поверхности нельзя. Лишайники горят. Думаю, жить мне осталось недолго, – закончил он тихо.

На мгновение он исчез, затем снова появился на экране:

– Здесь уже тридцать два градуса! Когда стрелка покажет пятьдесят…

Он положил термометр на стол так, чтобы мы его видели. Стрелка быстро перемещалась. Сорок градусов… сорок пять…

Я почувствовал, как кто-то сунул мне в руку бокал. В подземелье марсианского ретранслятора Клобор поднял свой:

– Друзья, тост Кальра-основателя! Думаю, сейчас он подходит больше всего! За прошедшие века, которым я посвятил свою жизнь!

– За настоящее! – хором ответили мы, вставая.

– За вечные дни грядущего!

Мы выпили. Клобор поднес бокал к губам, отпил и рухнул на стол; рука его бессильно свесилась на пол.

Мы продолжали стоять молча. Стрелка термометра перемещалась все быстрее и быстрее. Когда она показала девяносто градусов, ретранслятор перестал работать.

Часть третья. Великие Сумерки

Глава 1. Заговор

Марс испарился, и давление немного упало. Наши шансы на выживание выглядели теперь великолепными, смертельной опасности мы, казалось, уже избежали – разве что произошло бы нечто непредвиденное. Мы решили немного передохнуть, поручив наблюдателям сообщить нам, если случится что-то новое. Ко мне присоединилась Рения, которую все еще беспокоил тот ужасный напор, коему подвергалась земная кора. И действительно, малейший сбой в синхронизации геокосмосов мог вызвать непоправимую катастрофу. Но в данный момент силы были практически уравновешены, расходясь лишь на несколько дин. Захватив легкий приемник-передатчик, на тот случай, если мы кому-либо понадобимся, мы вышли на улицы города.

Я думал, что уже знаю его от и до, этот подземный город, но в тот день смотрел на него новыми глазами: нам почти не встречалось прохожих. Все находились в своих квартирах, кабинетах, на заводах, в лабораториях, собравшись перед экранами. Пронизанный сверкающими проспектами и более узкими улицами, прорезанный огромными садами, ложное небо которых всегда было голубым, кроме тех часов, когда шел дождь, город простирался на десятки километров. Мы направились к шахте номер семьсот два и спустились на нижний уровень, где располагались джунгли. Там обитали хищники, которые совершенно свободно бродили по подземному миру. Постовые у входа узнали нас и пропустили без вопросов, даже несмотря на то что мы были вооружены фульгураторами. Обычно проходить в джунгли с оружием воспрещалось: любой, кто отправлялся туда погулять, делал это на свой страх и риск. Но на властителей и верховного координатора это правило не распространялось. На некотором расстоянии от входа мы наткнулись на Хлларка и его трибу. В отличие от обычных слонов, из которых мы спасли лишь необходимые для выживания виды, всем параслонам предоставили убежище в Хури-Хольдэ. О том, чтобы обречь этих разумных существ на гибель, не могло быть и речи!

Мы взяли легкий катер и на минимальной высоте облетели чащу. Затем опустились на какую-то прогалину. Растянувшись на траве, я случайно растревожил гигантский муравейник. Вокруг нас простиралась полустепь. Иллюзия свежего воздуха была полной. Свет заливал далекие дали. Стены, впрочем слишком далекие, оставались невидимыми, а верхушки массивных колонн, которые то тут, то там поддерживали свод, также терялись в иррадиации.

Приглушенный рык заставил меня вздрогнуть и потянуться за фульгуратором. К нам приближался громадный лев; его большие желтые глаза смотрели мне прямо в лицо.

По развитому выпуклому лбу под рыжей гривой я тотчас же понял, что это один из паральвов, и убрал оружие за пояс.

Животное – но было ли оно по-прежнему животным? – уселось в трех шагах от нас. Я подошел к нему, провел рукой по жестким волосам, нашел идентификационную пластину: «Сирах, 30 Кхар 4605». Имя и место рождения.

– Ты как, Сирах, – сказал я, – в порядке? Или что-то не так?

Он тихо испустил несколько ритмичных полурыков.

– Прости, старина, не знаю твоего языка.

У паральвов и в самом деле был свой язык – элементарный, сотня-полторы «слов», обозначавших главным образом конкретные предметы или простые действия. Он подошел ко мне, прикусил подол туники, потянул за него.

– А! Ты хочешь, чтобы мы пошли с тобой? Ну ладно, только не слишком далеко. Нам не стоит отходить от…

Чтобы он понял, я указал на катер.

Сирах проявил настойчивость, и мы последовали за ним. Метров через сто мы напоролись на труп молодого паральва: шерсть его была обожжена в паре мест, – судя по всему, в него стреляли из фульгуратора.

Рения посмотрела на меня: кто мог повести себя таким глупым и преступным образом, кто мог убить паральва? Они никогда не нападали на людей, всегда вели себя дружески, и потому время от времени им даже позволяли, к величайшей радости детишек, подниматься в городские сады. К тому же рождаемость у паральвов – да и всех прочих параживотных – находилась на крайне низком уровне, и потому убийство одного из них, даже непреднамеренное, каралось у нас очень строго.

Сирах потащил нас дальше. Метрах в десяти от первого мы обнаружили еще одного львенка, тоже мертвого. Но этого убили из более примитивного оружия: в основании черепа зияла небольшая дыра, должно быть, от цельной пули.

– Клянусь Лама’ком, демоном киристинян, именно с таким оружием фаталисты… Хм, это уже серьезно!

Я отцепил от пояса передатчик и набрал Гелина.

– Говорит Хорк. Номер сорок четыре – двадцать два – шестьсот пятьдесят один.

– Говорит Гелин. Сорок четыре – двадцать два – шестьсот пятьдесят один, подтверждаю. Говорите.

Удостоверившись, что никто, за исключением одного из членов Совета, не сможет подслушать наш разговор, я ввел его в курс дела.

– Да уж… Ситуация действительно неприятная, если не сказать больше. Я немедленно отправлю к вам отряд полиции…

– …И того, кто понимает паральвов, если нетрудно. Уверен, что Сираху много чего известно. Что у вас с этим катаклизмом?

– Ничего нового. Он пока и не думает заканчиваться. Сейчас же возвращайтесь. В джунглях небезопасно…

– Мы вооружены, но уже собираемся обратно. Однако паралев, похоже, хочет отвести меня чуть дальше. Я сперва посмотрю.

– Не думаю, что это будет благоразумно.

– О благоразумии думать уже поздно.

По сей день я благословляю эту нашу неосмотрительность, так как она спасла Землю от опасности, возможно даже более страшной, чем фаталисты. Сирах провел нас по скалистой теснине к веренице гротов, в которых теоретически должны были обитать паральвы. По мере того как мы приближались к этим пещерам, наш проводник шел все осторожнее.

Припав к земле, он напрягся и нырнул в высокую траву. Пригнувшись, мы молча, с оружием наизготове, последовали за ним и вскоре услышали шум голосов. Наш проводник резко остановился и повернул к нему свою умную морду.

Я подошел к нему. Метрах в двадцати от нас, прислонившись спиной к огромному валуну, стоял часовой; в руке у него блестела сталь – какое-то оружие. Он не смотрел в нашу сторону, и нам удалось незамеченными спрятаться за густым травянистым растением. Судя по всему, караульный чувствовал себя в полной безопасности и проявлял лишь показную бдительность. Я задумался: как быть? Имелись все шансы на то, что случай и их собственная глупость вывели нас на след заговорщиков-фаталистов, но могло быть и так, пусть это и выглядело маловероятным, что парень просто прогуливался там, как и мы сами, где-то умыкнув оружие. Он слегка развернулся, и я заметил, что в его руках – не фульгуратор, а тяжелый пистолет: подобное оружие у нас было запрещено. Я приготовился к битве. Рядом со мной, готовый к прыжку, сжался в комок паралев – усики оттянуты назад, губа приподнята, обнажая огромные клыки; инстинкт в нем явно брал верх над разумом. Он вздрогнул, когда я успокаивающе провел рукой по его косматой гриве.

Из-за скалы, у которой стоял часовой, возникли двое мужчин. Их лица были закрыты масками, но я сразу узнал одного из них: Карноля, помощника властителя машин.

Я быстро перебрал в памяти все, что знал об этом субъекте: умный, тщеславный, прекрасный организатор, он не пользовался любовью по причине своей жесткости, и я даже слышал, что он с огромным трудом прошел предшествующее клятве психологическое обследование. Его спутника я никогда прежде не видел. Жестом я показал Рении, что нужно припасть к земле, а затем взял на мушку группу из трех человек, но в последний момент передумал стрелять. В том, что Карноль – предатель, сомневаться не приходилось, но, возможно, дав им пройти, я смог бы узнать что-либо полезное. И действительно, они остановились в нескольких шагах от нас.

– Отлично сработано, Дхар, – сказал Карноль. – Эти идиоты-фаталисты сыграют нам на руку. Но держи своих парней наготове, да смотри – пусть высаживают лишь внешние ворота! Иначе нам всем конец.

– Не беспокойтесь, властитель, я лично прослежу за этим.

– Прекрасно! Я, в свою очередь, займусь придурками из Совета. Как только я разберусь с ними, враждебность, которая возникнет у людей по отношению к фаталистам, поможет нам покончить и с ними. И могу тебя заверить, что никакие гуманные соображения не остановят меня, в отличие от бедняги Хорка!

– А с ним как поступим, властитель?

– Хорк нам нужен живым – так же как его жена и его друг Кельбик. Лишь эти двое, Хорк и Кельбик, способны высчитать момент, когда опасность исчезнет и мы сможем возобновить вращение вокруг нашего старого Солнца. Я едва не сказал, что он настоящий кретин. Так оно и есть, но только с политической точки зрения, не с научной.

«Спасибо, властитель Карноль, – подумал я. – Я и сам такого же мнения о вас».

– Ладно, – продолжил Карноль. – Начинаем через три часа. Наши друзья-фаталисты уже, должно быть, готовятся, чтобы Хури-Хольдэ мог ощутить космос.

Я почувствовал, как рука Рении сжала мое предплечье.

Я поднес палец к губам – «тише, не шевелись». Те двое удалились. Сирах поднял правую лапу, выпустил и снова убрал когти, посмотрел на меня с вопрошающим видом. Я помотал головой в знак запрета:

– Извини, Сирах. Я бы с радостью отдал их тебе, уж поверь мне, но сейчас нам, людям, нужно, чтобы они ушли. Это ведь они убили твоих собратьев, не так ли? – (Паралев испустил слабый рык.) – Не волнуйся. Людское правосудие, возможно, работает не так быстро, как твои когти, но они свое получат, обещаю!

Не став дожидаться ответной реакции, я развернулся и зашагал в обратном направлении. Зал управления, когда мы в него вошли, был почти пуст: в нем находились лишь несколько властителей да дежурная команда. Я подошел к Хани.

– А! Это вы, Хорк. Астероиды уже поглощены. Вот, взгляните.

На экране огненная медуза выбрасывала свои щупальца во все стороны. На одном из них виднелась небольшая черная точка – Юпитер!

– Через несколько часов нас накроет радиация. Опасность…

– Опасность, – перебил его я, – сейчас, в этот самый момент, представляет не радиация, а фаталисты, с одной стороны, и Карноль – с другой.

И я пересказал Хани подслушанный мной разговор.

– Нужно немедленно предупредить Гелина! – воскликнул он.

– Вы в нем уверены? После предательства Карноля…

– В Гелине-то? Да я знаю его с самого детства!

– Отлично, это упрощает дело.

Спустя несколько минут у нас вовсю шло совещание.

Гелин полагал, что нужно немедленно арестовать Карноля и взять под охрану герметичные шлюзы. Я был не согласен с ним.

– Думаю, лучше подождать, пока они не начнут претворять свои планы в жизнь, – сказал я. – Если я правильно понял тактику Карноля, он собирается позволить фаталистам выбить внешние герметичные ворота, а затем напасть на них прежде, чем они успеют добраться до средних ворот, и представить таким образом себя спасителем положения – предварительно убив вас, что в суматохе можно будет отнести на счет фаталистов. Но он не сможет арестовать фаталистов в одиночку. Его сторонникам придется раскрыться, и мы одним выстрелом убьем двух зайцев – повяжем и фаталистов, и заговорщиков.

– А если фаталисты одержат верх? – возразил Гелин. – Если они взломают еще и средние, а затем и внутренние ворота?

– Ваша полиция уже поднята по тревоге и сможет взять эти ворота под охрану с самого начала. Нужно предупредить и другие города, пусть тоже выставят у ворот караульных. Но я не думаю, что заговорщики успели заручиться чьей-либо поддержкой за пределами столицы. Кто правит Хури-Хольдэ, тот правит всем миром. Предупредите также Венеру. Хани, на правах старейшины вы можете созвать чрезвычайное заседание Совета. Соберите здесь всех властителей – под надежной охраной. Ты, Рения, останешься с ними.

– А вы? – спросил Гелин.

– Я? Возьму несколько человек, и мы поднимемся в спасиандрах[12]12
  Спасиандр (фр. spatiandre) – герметичный и изотермический защитный костюм для выхода в открытый космос. (Примеч. перев.)


[Закрыть] на поверхность – на тот случай, если кто-нибудь из наших друзей попытается дать деру.

Глава 2. Сражение в жидком воздухе

Сначала я хотел взять с собой Кельбика, но затем отказался от этой идеи. Для будущего Земли было необходимо, чтобы хотя бы один из нас остался живым, а я вовсе не был уверен в том, что удастся вернуться. Я захватил с собой полтора десятка полицейских, и мы, облачившись в спасиандры, устроились в одном из пустых домов внешнего Хури-Хольдэ, неподалеку от шахты, от которой было рукой подать до ангара для больших космолетов.

Почти все корабли давно уже были перемещены на подземные стоянки, но с десяток летательных аппаратов были оставлены в ангаре на случай срочных межпланетных перелетов. Если кто-нибудь пожелал бы покинуть Хури-Хольдэ, ему пришлось бы пройти мимо нас. Чтобы оставаться в контакте с Советом, я распорядился прогреть пост связи, располагавшийся в занятом нами доме, и смог таким образом наблюдать за распространением солнечного взрыва, глядя на экран.

Мы все были вооружены тяжелыми фульгураторами. Мятеж должен был начаться менее чем через час, оставалось только ждать. Так мы и сделали.

Мы находились на седьмом уровне, улицы вплоть до этой высоты были заполнены замороженным воздухом и снегом. Напротив нас простирался старый парк, теперь представлявший собой рыхлую волнообразную льдину, над которой то тут, то там возвышались ангары. Ворота первого, ближайшего к нам, были свободны от снега. Слева от нас из-под ледяной корки пробивалась небольшая надстройка шахты.

Убивая время, я болтал ни о чем сначала с Ренией, потом с Кельбиком.

– Не подставляйся под пули, – без обиняков сказал последний. – Я вообще не понимаю, что ты забыл там, наверху. Тебе там не место.

Это было правдой. Я вышел целым и невредимым из стычки с фаталистами, случившейся в лесу уже в столь, казалось бы, далекие времена, когда на Земле еще были атмосфера и деревья, но я и сам прекрасно понимал, что любой из моих полицейских даст мне сто очков форы, если говорить об эффективности в бою. Я занимал важную должность, да что уж там, одну из самых важных – теперь я мог сказать это без ложной скромности, – так как, если не считать теоретического вето Совета, я являлся повелителем обеих планет. У меня была любимая жена, отвечавшая мне взаимностью, множество добрых друзей. И однако, я решил поучаствовать в этой не имевшей особого значения заварушке и отдавал распоряжения таким тоном, что мне никто не осмеливался перечить. Зачем? Без меня могли обойтись. Кельбик вполне смог бы меня заменить и, полагаю, в чем-то справился бы с моими тогдашними обязанностями даже лучше, чем я сам. С другой стороны, если бы меня не стало в самый разгар кризиса, на какой-то момент, несмотря на гарантированную Советом преемственность, могли бы произойти вредоносные для нашей планеты перебои в функционировании всей системы управления. Таким образом, мне лучше было оставаться в зале управления: пусть подавлением мятежа займутся другие. Другие…

Возможно, в этом и крылась причина? Быть может, я ощущал бы отвращение, стыд, посылая других в бой и ничем не рискуя сам? Я не знал, что думать. И пока мы ожидали в этой пустой комнате, вся обстановка которой сводилась к огромному экрану, я, впервые в своей сознательной жизни попытавшись заняться самоанализом, вдруг понял, почему нахожусь здесь: мне просто-напросто нравились сражения и битвы!

Я ощутил какую-то гадливость: мое воспитание склоняло меня к тому, чтобы рассматривать эту потребность как сомнительный, почти животный атавизм. Конечно, в Хури-Хольдэ мы уважали мужество, но именно такое – нечасто. Обычно то было мужество ученого, ставившего опасный опыт, мужество инженера, техника, пилота космолета… Но не мужество воина, в котором мы редко нуждались. Сама мысль о том, что можно получать удовольствие от участия в битве, была нам чужда… мысль об опасности, которой ты готов подвергаться ради самой опасности, ради приносимого ею возбуждения… И тем не менее… Кельбик тоже любил летать на планере в грозовую погоду…

Кто-то постучал мне по плечу, прервав ход моих мыслей.

– Сейчас, вероятно, начнется, – сказал один из полицейских.

Мы принялись ждать взрывы. Прошла минута, пять, полчаса, час… Ничего не происходило. Я связался с Гелином. Все шло как обычно, полиция была наготове, но фаталисты пока еще не показывались. Уверен ли я, что правильно разобрал обозначенное Карнолем время штурма? Вскоре Землю накроет солнечное излучение, и нам придется спуститься на нижний уровень. Пролетело еще несколько минут…

Внезапно справа от нас, из-за жилого массива, в красноватом сиянии вырвался столб пара. Почти тут же до нас дошла вибрация, серия толчков сотрясла дом. Внешние ворота повылетали. Я вызвал Гелина, и тот сразу же ответил. Фаталисты набежали огромной толпой и сняли караульных у внешних ворот, которые затем взорвали. И теперь, продвигаясь к средним воротам, они наткнулись на людей Карноля.

– Почему они не атаковали средние ворота одновременно с внешними? – проговорил я. – Я почему-то думал, что так и будет…

– Если бы я полагал, что это им по силам, то ни за что не согласился бы на ваш план, Хорк. Нет, эти ворота находятся под надежной охраной – с внутренней стороны. Но если бы вдруг их попытались взорвать снаружи, мы бы, конечно, вмешались.

– А где ваши люди?

– Пока выжидают. Позволим нашим врагам перебить друг друга. Хотите увидеть сражение?

На моем экране возник шлюз номер три, с выбитыми внешними воротами, через которые из космоса проникал ледяной холод. На другом конце шлюза группа людей, облаченных в серые скафандры текнов, вела бой с отрядом нападавших – эти были в синих скафандрах триллов, дополненных черной повязкой на левой руке. Там и сям сверкали молнии фульгураторов, а в том месте, где были фаталисты, к внешнему вакууму тянулся легкий туман, образованный дымом огнестрельного оружия. Потери с обеих сторон были тяжелыми.

– Теперь я понимаю, почему с фаталистами были текны, – сказал я. – Они всегда намеревались использовать фаталистов в качестве пешек. Но нужно пересмотреть результаты психологического обследования, Гелин. Похоже, у нас тут немало честолюбцев, которых почему-то не удалось выявить сразу.

Как это ни странно, но в момент, когда на кону стояла жизнь города, эта мысль меня успокоила. Я предпочел бы текнов-преступников текнам-иррационалистам.

– Исключительные обстоятельства, вроде тех, в которых мы находимся, Хорк, вполне могут изменить человека.

– Где ваши люди?

– За боковыми воротами. Они не замедлят вступить в игру, так как, полагаю, вскоре в этом возникнет необходимость. Карноль явно недооценил своих союзников!

Группа текнов, оборонявших ворота, в самом деле значительно уменьшилась, пусть они и обладали более мощным оружием. Да и было ли это оружие более мощным? Изолирующий спасиандр практически останавливает луч небольшого легкого фульгуратора, тогда как пуля этот же спасиандр пробивает насквозь. Это следовало бы помнить!

Открылись ворота «Б». С медлительностью, которая едва не вывела меня из себя, но в данном случае была необходима, полицейские выдвинули на огневую позицию супермощный фульгуратор. Сверкнул голубой луч, посланный справа налево. И как раз вовремя: один из фаталистов входил через боковые ворота «А» с брикетом взрывчатки. Он исчез в пурпурном пламени.

– Здесь проблема уже решена, – сказал Гелин. – У других ворот бой также складывается благоприятно для нас. Извините, но я должен вас покинуть, – похоже, нас тоже только что атаковали.

Экран вновь сделался белым. Один из моих полицейских окликнул меня:

– Властитель, из шахты вылезают люди…

Я выглянул из открытого окна. Под тусклым мерцанием звезд скользили человеческие силуэты. Внезапно они отчетливо стали видны в ослепительном свете прожектора. Противников было по меньшей мере полтора десятка: они бежали куда попало, укрывались за ледяными выступами, падали, снова поднимались, рвались к ангару. Мои люди открыли огонь, и несколько человек замерли навсегда. Лейтенант дернул меня, отодвигая от окна, в тот самый момент, когда разряд фульгуратора испепелил раму.

– Погасите прожектор! Прочешите лучами всю площадь!

Заработали два больших фульгуратора, и от испарившегося льда поднялись тучи пара. Было мало что видно, но площадь заливал на удивление яркий свет. Я, однако же, приказал выключить прожектор. Откуда тогда свет?

– Солнце! Его свет настиг нас!

Вверху, в небе, Солнце перестало быть обычной сверкающей звездой. На его месте пылало небесное светило, невыносимо яркое и становившееся ярче с каждой секундой. И если наш огонь преграждал противникам дорогу к ангару или шахте, то вражеский таким же образом отрезал нам путь к отступлению! Заигравшись в свою жалкую людскую войнушку, мы просто-напросто забыли о катаклизме.

Лед мерцал под лучами сверхновой! Я произвел в уме быстрый подсчет: еще несколько часов нам ничто не угрожало. Воздуха и пищевых концентратов должно было хватить дня на три, но температура быстро стала бы нестерпимой. Поверхность уже покрылась тонким слоем блестящего глянца, а во впадинах собирались лужицы жидкого воздуха.

В моем шлемофоне раздался голос:

– Кто у вас за командира?

Такой вопрос свидетельствовал о том, что врагу неизвестно о моем присутствии.

– Командую тут я, капитан Рексор, – проговорил я, присвоив имя знакомого мне офицера.

– С вами говорит Карноль, текн первого класса. Вы подчиняетесь Совету?

– Да.

– Тогда все это – недоразумение. Мы только что подавили восстание фаталистов, пытавшихся взорвать ворота. Почему вы стреляете по нам?

Выгадывая время, я ответил:

– Увидев вас выбегающими из ангаров, мы приняли вас за мятежников.

– Ладно. Забудем это. Если вы подчиняетесь Совету, бросьте оружие, и мы вернемся вместе.

– Зачем нам бросать оружие?

– Вы можете оказаться фаталистами. Я так не думаю, но не хочу подвергать себя лишнему риску.

– Мы – отряд регулярной полиции. Если кто и должен бросить оружие, так это вы!

– Как вы можете это доказать?

– Двое наших парней сейчас выйдут и покажут вам свои значки.

– Договорились.

Я подал знак двум бойцам, и те, выбравшись наружу через окно, бегом припустили к мятежникам. Спустя несколько секунд Карноль сказал:

– Хорошо. Значки мы увидели. Мы сложим оружие.

Значки могли носить лишь те, для кого они были специально изготовлены, – для всех прочих они могли оказаться смертельными. Секрет их изготовления был известен только Совету. К тому же Карноль – вероятно, поняв, что потерпел полный провал, – намеревался пойти единственно возможным путем: сыграть роль героя, отразившего штурм внешних ворот, и рассчитывать на то, что никто не знает о его предательстве.

Мои люди медленно шли обратно. Мятежники по одному поднимались во весь рост и отстегивали пояса с оружием. В этот момент в шлемофонах раздался хриплый голос Гелина, который произнес открытым текстом:

– Хорк, немедленно возвращайтесь. Восстание подавлено. Карноля мы еще не взяли, но за этим дело не станет.

– Стало быть, это вы, Хорк! – гневно вскричал Карноль. – И вам все известно! Что ж, если нам конец, вы останетесь здесь вместе с нами! Огонь!

Огненный дождь обрушился на дом, превратив одного из стоявших у окна полицейских в дымящуюся головешку. Возвращавшиеся к нам двое парней замертво упали наземь от выстрелов в спину.

Черт бы побрал этого Гелина, как вы говорите! Если бы он подождал еще пару минут, прежде чем сделать свое злополучное объявление, все было бы кончено, и почти без боя. Теперь же… Путь к отступлению для нас уже был отрезан, и вскоре, после того как шахты наполнились бы сначала жидким воздухом, а вслед за ним и водой, мы бы не смогли вернуться в город.

Не то чтобы вода или жидкий воздух нам сильно помешали бы, ведь мы были в спасиандрах, но внутренние ворота были отрегулированы так, что открывались только в вакуум. В общем, без немедленной помощи нам пришел бы конец. Я направился к пункту связи с твердым намерением просить о помощи, как вдруг полыхнула мощнейшая вспышка и меня отбросило на пол: подбитый врагом, взорвался один из наших тяжелых фульгураторов.

Оглушенный, я попытался подняться, пошатнулся и рухнул на передатчик, разбив его на мелкие кусочки. Мы оказались отрезаны от Совета! Если Гелина, использовавшего большую антенну Хури-Хольдэ, все по-прежнему могли слышать, то наши небольшие персональные передатчики не могли пробиться сквозь металлическую броню города!

Из серьезной ситуация стала почти безнадежной. Гелин, убежденный в том, что мы уже возвращаемся, и не знавший о битве – зона, в которой мы находились, располагалась вне поля зрения больших перископов, – вполне мог истолковать прекращение связи как знак того, что мы уже покинули дом. Подмогу он не вышлет, а когда начнет беспокоиться, будет уже слишком поздно. Ослепительное пятно, висевшее в небе, стремительно увеличивалось в размерах. Твердый воздух, озаряемый сине-фиолетовыми лучами фульгураторов, испарялся, поднимаясь вверх в густом тумане, клубясь и затуманивая взор. То близкие, то далекие, метались бесформенные силуэты, местоположение которых нельзя было определить. Мгновение-другое – и началась рукопашная. В забитой людьми комнате образовалась жуткая куча-мала из облаченных в спасиандры тел, и невозможно было разобрать, кто тут друг, а кто враг. Я обнаружил, что стою рядом с четырьмя выжившими в бойне, сжимая в руке фульгуратор.

Друзья или враги? Оружие опустилось, и я распознал под забралом шлема знакомый значок. Снаружи, на превратившейся в бурный поток улице, реки жидкого воздуха гоняли комья снега. Некое подобие атмосферы окутывало звезды дымкой. Затем, несмотря на разреженность воздуха, который, переходя в газовое состояние, тут же устремлялся к темной полусфере, поднялся сильнейший ветер. Один из полицейских коснулся моей руки:

– Властитель, если бы нам удалось добраться до ангара, где стоят космолеты…

Я тотчас же понял, к чему он клонит. Наш последний шанс заключался в том, чтобы на космолете обогнуть Землю и спуститься в один из городов с темной стороны, там, где ворота еще работали. Но до ангара было метров пятьдесят с лишним, а улица теперь утопала под смердящим и бурлящим потоком двухметровой глубины, в котором лед смешивался с водой и прочими жидкостями. Тем не менее глубина была неодинаковой; местами, там, где улицу, в верхней ее части, загораживал ледяной или снежный барьер, поток становился гораздо менее сильным. Затем он преодолевал препятствие и несся дальше с неудержимым напором.

Кур, один из выживших, методично обрывал электрические провода. Сами по себе они не отличались особой прочностью, но изоляционный материал, которым они были обмотаны, почти не поддавался растяжению – даже при температуре жидкого воздуха.

– Так и быть, – сказал я. – Но пойти должен я. Я выше вас всех чуть ли не на голову, да и покрепче.

Я отмел жестом их возражения, крепко-накрепко обвязался проводом вокруг, выглянул из окна первого этажа и принялся ждать. Поток был на одном уровне с антаблементом. Я погрузил в него руку. Несмотря на малую плотность жидкости, состоявшей главным образом из жидкого воздуха, течение было очень сильным. Теперь к нему примешивалось и немного воды, превращавшейся в лед, как только она касалась потока, и сразу же уходившей на дно.

Благодаря спасиандру я не ощущал ни жара большой звезды, ни холода потока. Но через несколько часов обитать на поверхности стало бы уже невозможно. Поток чуть схлынул, и я спрыгнул на улицу.

И тотчас же растянулся во весь рост. На дне образовался толстый слой кусков льда неправильной формы, и у меня сложилось впечатление, что я иду по бильярдному столу, то и дело наступая на шары. Я вцепился в кабель, распрямился. Авантюра выглядела безнадежной. На таком скользком покрытии удержаться на ногах было практически невозможно. Я прислонился к стене, готовый подняться обратно, если поток вернется. Но на сей раз запруда устояла – вся жидкость ушла, и надо льдом теперь оставался лишь тонкий слой жидкого воздуха, быстро испарявшегося.

Я бросил взгляд на верхнюю часть улицы. Чуть дальше возвышалась запруда – скопление остроконечных глыб. Я решил попытать счастья и начал продвигаться: очень медленно, на четвереньках, почти ежесекундно натыкаясь руками на кубики льда, изредка с беспокойством поглядывая на запруду. Ослепляющий солнечный свет отражался от льдинок, затем они понемногу начали таять, и я смог подняться на ноги, стараясь держаться поближе к стене.

Так я добрался до перекрестка, где меня подхватил ветер. Я попытался удержаться на ногах с помощью провода, который натягивали как могли мои люди, но завертелся и упал. Ветер уносил меня в нужном мне направлении, и я приказал Куру ослабить натяжение провода. Я был уже в нескольких метрах от ангара, когда запруда не выдержала.

Волна приближалась ко мне, сперва гладкая и ровная, затем, после выхода из тени, пенистая и клокочущая; воздух испарялся под обжигающими лучами сверхновой. Спустя пару мгновений волна накрыла меня, но, к моему величайшему удивлению, не утащила с собой: ее плотность была слишком невелика. С горем пополам мне удалось снова встать на четвереньки и добраться до ворот ангара. Распрямившись, я просунул в щель рычаг, ворота поддались, и вскоре я был уже на борту одного из космолетов.