Текст книги "Робинзоны космоса. Бегство Земли"

Я запустил передачу, но ничего не произошло. Короткий осмотр циферблатов открыл мне печальную истину: последний придурок, пользовавшийся кораблем, оставил контакт включенным, и все аккумуляторы, приводившие в действие реле, разрядились. Я поискал другие в соседнем космолете, который невозможно было вывести из-за его неудачного расположения. В конечном счете мне удалось прийти на помощь своим людям, но на это ушло немало времени.

На западе опускалось разделенное на четыре части небесное светило, которое некогда было нашим Солнцем. Вращаясь, Земля вскоре подставила бы под обжигающие лучи другую свою сторону, и возникли бы такие же проблемы. Нужно было спешить. Я выбрал в качестве места назначения Кильгур, и космолет понесся к нему на скорости три тысячи километров в час. Мы летели низко; несмотря на мощный двигатель нашего аппарата, управлять оказалось нелегко. В сумеречной зоне, которая перемещалась по мере того, как вращалась Земля, значительные и быстрые перепады температуры создавали постоянный циклон. Воздух испарялся, устремлялся к темной зоне, снова выпадал дождем, и, чтобы преодолеть эту зону, мы вынуждены были подняться выше. Высоко над нами бушевали невероятные смерчи. Наконец, когда этот кошмарный пейзаж остался позади, мы заметили суперструктуры Кильгура. Отправив сообщение по радио, я посадил космолет возле ворот. Поставив корабль в ангар, мы спустились на нижний уровень.

Я едва держался на ногах от усталости, но все же попросил ввести меня в курс ситуации. Мятеж фаталистов в очередной раз был подавлен, большинство текнов из числа сообщников Карноля схвачены. Я тотчас же запрыгнул в межгородскую трубу и на скорости восемьсот километров в час понесся в Хури-Хольдэ.

Рядом со зданием Совета, судя по всему, велись ожесточенные бои, и команды триллов все еще разбирали развалины и оттаскивали трупы. Фаталисты бились отчаянно, и многие полуобугленные мертвецы по-прежнему держали в руках тяжелые пистолеты – их основное оружие.

Совет принял меня незамедлительно. Политическая обстановка прояснилась, однако космическая по-прежнему оставалась тревожной. Кельбик предоставил мне последние данные.

Земля и Венера теперь удалялись со скоростью, превосходящей скорость раскаленных газов Солнца. Во всяком случае, мы уже вышли за пределы зоны, которую эти газы могли бы достичь в ближайшем будущем. Однако расчеты показывали, что, если мы немедленно не увеличим ускорение, температура земной и венерианской почв под воздействием солнечных лучей скоро превысит точку спекания глины. Это означало, что почва обеих планет на многие десятилетия станет непригодной для обработки. Геологи и геофизики, в свою очередь, полагали – и Рения это подтвердила, – что дальнейшее ускорение геокосмосов приведет к разрывам земной коры, которые могут оказаться катастрофическими. На принятие решения оставалось всего несколько часов. А пока мы увеличили мощность геокосмосов, очень осторожно.

Заседание Совета вылилось в тревожную дискуссию. С одной стороны, нам грозило немедленное растрескивание коры с трагическими последствиями. С другой – более отдаленная, но не менее ужасная опасность – полная стерилизация почвы обеих планет. Наших продовольственных запасов, синтетической продукции и продукции гидропонных ферм нынешнему населению хватило бы лет на пятнадцать. Но затем нам пришлось бы резко уменьшить численность этого населения, либо начать завоевывать и осваивать чужие планеты при условии, что нам удалось бы найти подходящие для жизни планеты – за столь короткий промежуток времени. Оставалась, правда, возможность, что нам удастся изобрести какой-нибудь новый способ восстановления плодородия почвы.

Кельбик, Рения, Хани и сам я высказались за второй, менее рискованный вариант, и многие властители нас поддержали. Но большинство оказалось против, и было решено увеличить ускорение. Мы вернулись в зал управления. Прежде чем Рения ушла в свою геофизическую кабину, я успел шепнуть ей несколько слов. Она должна была предупредить меня, когда напряжение земной коры достигнет предела. Я прекращу ускорение, и – к черту последствия! Кельбик, разумеется, был с нами заодно.

Я сел за пульт управления, заменив Сни. Nova Solis занимала на экранах бо́льшую часть неба, и, несмотря на светофильтры, блеск ее был почти нестерпимым. Раскаленные газы давно достигли орбиты Юпитера, и огромная планета стала невидимой, утонув в сиянии излучения или же превратившись в плазму. Из чистого любопытства я попросил передать из обсерватории изображение Сатурна. Уже окутанный облаком светящегося газа, тот находился у самой границы зоны. Как я и предполагал, планета потеряла свои ледяные кольца.

Тянуть дальше не было возможности, и я осторожно увеличил ускорение. Линия напряженности коры на экране интегратора сделала небольшой скачок. Я вызвал Рению:

– Что у тебя?

– До сих пор – почти никакого эффекта. Продолжай, раз уж так надо. Но только очень медленно. Рано или поздно мы все равно достигнем линии разрыва.

Я обернулся. Властители сидели в амфитеатре и следили за мной. Случайно или по расчету, но все противники ускорения, главным образом физики и геологи, собрались вместе. Напротив них располагалось большинство, те, кто не верил в возможность восстановления плодородия почвы, – химики, ботаники, агрономы… Кельбик склонился надо мной, опершись на мое плечо. Немного раздраженный, я уже хотел было его оттолкнуть, как вдруг почувствовал, как он сунул что-то тяжелое за отворот моей туники.

– Все будет в порядке, – громко произнес он, – если мы сумеем правильно распорядиться имеющимися в нашем распоряжении силами.

Сунув руку за пазуху, я нащупал рукоятку фульгуратора.

– Да, – ответил я, так же, в свою очередь, играя на скрытом смысле слов. – Но когда придет время, нужно действовать решительно!

Я продолжал увеличивать скорость, не сводя глаз с экрана интегратора. Внутреннее напряжение коры теперь нарастало очень быстро, волнистая линия через каждые несколько миллиметров прерывалась новыми вспышками. Через два часа я услышал голос Рении:

– Хорк, прикажи эвакуировать Гилюр. По прогнозу сейсмологов, при данном темпе ускорения уже часов через пять случится землетрясение магнитудой девять баллов.

Девять баллов! Это означало, что город обречен. Я отдал приказ, встал и обратился к Совету:

– Властители, я думаю, нам следует прекратить любое дальнейшее ускорение!

Гдан, властитель растений, поднялся со своего места:

– Каково будет наше положение при теперешней скорости удаления?

Хани сверился с показаниями приборов, сделал быстрый подсчет:

– Мы все еще будем в зоне, где глина спечется и почва будет уничтожена.

– В таком случае, – сказал Гдан, – полагаю, нам следует продолжать.

Хани воспользовался своим положением старейшины.

– Пусть те, кто хотят продолжать, встанут!

Пересчитав голоса, он повернулся ко мне:

– У них большинство, Хорк. Сожалею…

Прислонившись спиной к пульту управления, я обвел собрание взглядом. Это самое большинство сократилось. Гелин, властитель людей, присоединился к нам. Рения выглянула из окна своей кабины. Я указал ей глазами на пульт. Она покачала головой в знак несогласия.

– Что ж, – тихо проговорил я. – Тогда я отказываюсь подчиняться.

Повисла оцепенелая тишина. Все были потрясены. Никогда еще со дня образования Совета ни один текн не осмеливался открыто восстать против его решений. Пожав плечами, Кельбик с удрученным видом начал взбираться по лесенке к геофизической кабине, удаляясь от меня как от чумного.

– Я не ослышался? Вы отказываетесь повиноваться, Хорк? – вопросил властитель растений. – Но это безумие!

– Безумие или нет, но я отказываюсь! И я думаю, что, скорее, безумец тут – вы, вы, намеревающийся взорвать планету!

– До этого еще далеко! Во второй и в последний раз, именем Совета, приказываю вам подчиниться!

– Во второй и в последний раз – отказываюсь!

И коротким нажимом кнопки я прекратил любое новое ускорение.

– Что ж… Гелин, прикажите вашим людям арестовать его!

– Я сделаю это сам, – промолвил Гелин, подмигнув мне, и небрежно вытащил фульгуратор, держа его за ствол. Я выхватил из-за пазухи свой и направил на властителей:

– Гелин, стойте там, где стоите! Я не знаю, на моей вы стороне или же нет. Вы все, бросьте оружие! Быстрее!

С выражением ужаса на лицах властители поднимались с мест, один за другим, и избавлялись от оружия. На верхней площадке лестницы сверкнула фиолетовая молния, и Белуб, помощник Гдана, рухнул на пол, – Кельбик оказался шустрее. Я чувствовал смертельную усталость и отвращение: события последних дней измотали меня до предела. Я не спал уже двое суток.

– Гелину можно доверять, – крикнул мне Кельбик. – Он наш, с самого начала.

Гелин уже отдавал приказания по своему микропередатчику. Тотчас же зал управления заполонили агенты полиции текнов и начали собирать оружие. Хани печально смотрел на нас.

– Хорк! Кельбик! Такого я от вас не ожидал! Восстать против Совета…

– Ничуть, властитель, – возразил ему Кельбик. – И Хорк здесь ни при чем. Его личный бунт, его отказ исполнять идиотские приказы только помогли нам, Гелину и мне.

Он быстро подошел к ошеломленному Гдану и сделал резкий жест, словно хотел вырвать ему глаза. Затем отвел руку, держа в ней нечто дряблое. Искаженное страхом лицо, смотревшее на нас, было уже лицом не Гдана, а совершенно незнакомого нам человека.

– Властители, представляю вам нашего заклятого врага, истинного врага, главаря фаталистов – во всяком случае, я так думаю – и вероятного убийцу настоящего Гдана! Пока Хорк героически сражался с заговорщиками наверху, я провел небольшое расследование. Я давно уже, еще со дня нападения на наши планеры, заподозрил, что прямо здесь, в Совете, скрывается предатель. Мысль о том, что настоящий текн может быть фаталистом, мне представлялась абсурдной. Стало быть, кто-то в Совете был не тем, кем хотел казаться. Но неопровержимое доказательство я получил лишь вчера. Пластическая маска этого самозванца, несмотря на все ее совершенство, имеет один недостаток, который я обнаружил по чистой случайности: она флуоресцирует в слабом ультрафиолетовом излучении. Вчера, примерно в тот момент, когда Хорк подлетал к Кильгуру, этот лже-Гдан явился ко мне в лабораторию, чтобы попытаться убедить меня в необходимости еще большего ускорения. У меня была включена ультрафиолетовая лампа, и его лицо случайно попало под ее излучение. С этой минуты я знал все. Я предупредил Гелина, и мы решили подождать. Целью этого субъекта было уничтожение Земли, ни больше ни меньше! У нас давно уже не было такой запутанной политической ситуации: в последние годы текны Карноля полагали, что это они управляют фаталистами, а на самом деле все было ровно наоборот!

– Но как так вышло, – прервал его Хани, – что он столько времени успешно выдавал себя за властителя?

Рооб, властитель психических наук, поднялся со своего места:

– Некоторые из наших тайн столь опасны, что мы стараемся не делиться ими даже с властителями. Вот уже несколько сотен лет у нас есть аппарат, который позволяет очистить человека от всех его знаний и перенести в сознание другого. Остальное – пластическая хирургия и прекрасная маска. Вы и сами знаете, что не все наши хирурги – текны. Но как фаталисты смогли разузнать о планах психоскопа?

– Самое занятное, – продолжил Кельбик, – то, что плодородию Земли ничто не угрожает, – во всяком случае, о полном разрушении почвы речь точно не идет. Загипнотизированные аргументами лже-Гдана, вы упустили в своих вычислениях вот что: прежде чем температура повысится до точки спекания глины, солнечное излучение сначала восстановит атмосферу, затем испарит огромные массы воды, которая, в свою очередь, образует защитный экран из пара и облаков. Вот исправленные расчеты. Можете перепроверить, если хотите!

Желающих не нашлось.

На сей раз восстание фаталистов затухло уже окончательно. Кадуль, главарь, действовавший под маской Гдана, был передан в руки психотехников, которые, воспользовавшись аппаратом, смогли предоставить Совету все необходимые имена. Казней было совсем немного. Мы уже устали от резни и убийств, и подавляющее большинство заговорщиков просто-напросто переправили на Луну, переделанную в большую тюрьму.

Как и предвидел Кельбик, плодородный слой нашей почвы в основном сохранился.

У Земли снова была атмосфера, сотрясаемая грозами невиданной силы. Ураганы тщетно пытались разорвать плотный свод клубящихся туч, которые бо́льшую часть времени скрывали от нас пылающую сверхновую. Мы потеряли некоторое количество воздуха и воды, потому что в верхних слоях атмосферы молекулы под влиянием высоких температур достигали скорости освобождения, однако и воду, и воздух можно было восстановить в будущем. На поверхности жара была удушающей, постоянно бушевали циклоны, и лишь редкие группы геологов и агрономов выходили из подземных городов, чтобы подсчитать наши потери. Больше всего мы пострадали в период оттаивания, когда целые пласты почвы, пропитанные влагой, сползали со склонов и скальные породы растрескивались на поверхности от резких перепадов температуры.

Из центральной обсерватории на Луне отчетливо была видна сверхновая, пылающее ядро огромной флуоресцирующей туманности, занимавшей едва ли не полнеба. Затем началась последняя стадия реакции: ядро утратило свою видимую яркость, потому что основное его излучение перешло в ультрафиолетовую часть спектра. Видимой осталась лишь газовая оболочка, похожая на рваную светящуюся вуаль.

Наконец-то мы смогли ощутить и удаление. Внешняя температура снова понизилась, влага выпала снегом, а затем воздух перешел в жидкое и, наконец, в твердое состояние. Медленно, очень медленно туманность померкла в невообразимой дали. И наступили Великие Сумерки.

Теоретически по-прежнему правил Совет, но на деле последнее слово оставалось за мной: при поддержке Гелина я, сам того не желая, стал верховным властителем.

Великие Сумерки! Они продолжались всего пятнадцать лет и, однако, вполне заслужили это название.

Наша цель, Этанор, ближайшая звезда на момент нашего отлета, находилась на расстоянии пяти световых лет. То была не одна из тех звезд, которые входят в систему альфа Центавра, как вы ее называете, и не Проксима, но звезда класса G: вы уже должны знать ее как одну из ваших соседок, но я не смог бы показать ее вам без вычислений, не представляющих, в сущности, ни малейшего интереса. Наши гипертелескопы обнаружили вокруг нее как минимум семь планет.

Один вечер особенно врезался мне в память. Я был в центральной обсерватории вместе с Кельбиком и Ренией. Рения чувствовала себя уставшей, вскоре должен был родиться наш сын. Мы сидели в удобных креслах, глядя на экран панорамного обзора. В одном его углу светилась туманность, которая некогда была нашим Солнцем, но которую мы сами обозначили техническим термином, – «Соль», как сказали бы вы. С другой стороны зала, в созвездии в форме пятиконечной звезды выделялась одна особенно яркая точка – Этанор. Мы говорили о знаменитом барьере, некогда остановившем наши звездолеты, – барьере, к которому мы сейчас приближались.

– Я еще раз проверил расчеты, Хорк. Все в порядке. Сам понимаешь, после этой истории с константой Кооба я стал осторожнее.

– Значит, мы пройдем?

– Несомненно, и, вполне вероятно, даже не заметим этого. Но нужно проследить за тем, чтобы в пространстве на тот момент не оказалось ни одного звездолета. Если данные, оставленные нашими предками, точны, все пойдет как по маслу.

– Думаю, они точны. Впрочем, я намерен выслать вперед, в разведку, один из кораблей…

– При той скорости, с которой мы сейчас перемещаемся, учитывая, что старые релятивистские уравнения[13]13
  Нам они известны как «уравнения Бериаля», но вы их знаете как «уравнения Эйнштейна – Лоренца». (Примеч. Хорка.)


[Закрыть] еще не отвергнуты, толку от этого будет не много. Космолет опередит нас всего лишь на несколько дней!

– Да, пожалуй, смысла нет. А как идет изучение марсианского звездолета?

– Топчемся на месте. Да ты и сам знаешь. Впрочем, возможно, и не знаешь. Обязанности верховного координатора больше не оставляют тебе времени для изысканий!

Действительно, я вот уже несколько лет был верховным координатором. На мне лежала вся ответственность за поддержание обеих планет в пригодном для жизни состоянии. Но этот марсианский звездолет… Возможно, даже к лучшему, что Клобор погиб на Марсе, а то бы он точно умер сейчас – от глубочайшего разочарования… Быть может, он упустил какую-то деталь, которая ему, археологу, показалась незначительной? Несмотря на весь наш изначальный оптимизм, нам никак не удавалось восстановить двигатель. Он немногим отличался от того гиперпространственного двигателя, который использовали для своих бесплодных испытаний наши предки. Кроме того, марсианский корабль располагал космомагнитом обычного типа. И однако, документы, найденные в мертвом городе, не оставляли сомнений: марсиане, существа гуманоидного вида, посещали далекие звезды и возвращались оттуда! И неоднократно. Правда, на их корабле был еще некий специальный контур, в котором никак не могли разобраться наши лучшие специалисты, включая Кельбика. Действие его распространялось скорее на время, чем на пространство.

– Я вот что подумала, Хорк, – осторожно вмешалась Рения. – Если марсиане когда-то достигали иных звездных систем, может, они там и сейчас? Может, там и мои предки, те, чьи звездолеты так и не вернулись?

Я улыбнулся:

– Я тоже об этом думал, Рения. Потому-то я и поручил нескольким группам ученых заняться проблемой оружия, так как предвидел и такую возможность…

Мы умолкли. На экране безмятежно, словно ожидая нас, сияли звезды. Но такие далекие… Меня охватила меланхолия. Все эти годы без ласкового солнечного света! Неужели человеку суждено познать лишь крохотную частицу космоса? Пять световых лет! А ведь Вселенная раскинулась на несколько миллиардов парсеков!

Кельбик, должно быть, догадался, о чем я думаю.

– Рано или поздно мы обязательно раскроем секрет марсиан! Может, уже и не при нашей жизни, но какая разница? Мы переместили нашу планету. Это уже немало, поверь мне!

– Оружие? – пробормотала Рения, словно пробуждаясь ото сна. – Ты действительно думаешь, что нам придется его применить?

– Не знаю. Надеюсь, что нет. Но если в той солнечной системе, в которую мы вот-вот войдем, есть разумные существа, располагающие звездолетами, боюсь, они встретят нас без особой радости. Я бы предпочел, чтобы в системе Этанора вообще не было жизни!

– А что, если это и есть мир драмов? – Рения содрогнулась.

– Мы вооружены лучше, чем наши предки, – сказал Кельбик. – И потом, на нашей стороне вся мощь двух планет.

– А сколько планет на их стороне? – возразил я. – Впрочем, такая возможность кажется мне маловероятной. Судя по ритму нашествия драмов, они летели из гораздо более далеких миров и со скоростью ниже световой. Прибывали волнами, через каждые шестьдесят лет…

– Кто знает, какие чудовища водятся в этих мирах! – вздохнула Рения.

– Вскоре увидим. Ждать осталось не так уж и долго.

Так мы и болтали, строя планы, но даже не подозревали о том, что среди наших будущих врагов окажутся и люди!

Наконец мы преодолели барьер. Я не стал высылать в разведку космолет. Отчеты различных экипажей, некогда безуспешно пытавшихся совершить это великое путешествие, совпадали до мельчайших подробностей. Сначала замедление скорости, затем остановка и невозможность продвинуться дальше, каким бы ни был расход энергии. О приближении к барьеру нас предупредили радиоуправляемые роботы. И вот тогда-то нам довелось поволноваться – из-за Луны!

Теоретически масса нашего спутника, слегка увеличившаяся вследствие скорости, была вполне достаточной для преодоления барьера. Но как будет на практике? Этого мы не знали. Стало быть, необходимо было все рассчитать так, чтобы Луна не оказалась у барьера впереди Земли, иначе могло бы произойти чудовищное космическое столкновение.

Все эти последние месяцы Кельбик разрабатывал теорию преодоления барьера по методу резонанса, но пришел к уравнениям, физический смысл которых был неясен и которые в то время ничем не могли нам помочь. Мы не знали наверняка, где начинается опасная зона для масс планетарного порядка, поэтому все команды астрономов внимательно наблюдали за Луной, будучи готовыми отметить малейшее изменение в ее орбите.

Наступил момент, когда наши роботы остановились, не в силах продвинуться дальше. Через несколько часов нам пришлось самим преодолеть барьер, с Луной позади Земли. С этой стороны нам, таким образом, ничто не угрожало. На всякий пожарный случай всех, кто находился на нашем спутнике, мы перевезли на Землю. Оставив членов Совета в зале управления, мы с Кельбиком уединились в лаборатории. Рения, остававшаяся дома с Арелем, нашим новорожденным сыном, присоединилась к нам за несколько минут до критического момента.

Впрочем, момента прохождения барьера никто даже не заметил: на то, что он остался позади, нам указал лишь тот факт, что через пару часов наши космолеты смогли снова свободно взлететь. Ни сила тяготения, ни магнитное поле, ни скорость света – ничто в этот миг не изменилось. Луна вместе с нами преодолела барьер без значительных осложнений, чему я очень обрадовался: помимо бесценного материала, содержавшегося в ее лабораториях, мне всегда нравилось, как Луна выглядит ночью, и я бы сильно расстроился, если бы нам пришлось оставить эту верную спутницу Земли.

Итак, за какие-то пять лет мы преодолели примерно половину пути. Теперь проблема барьера была успешно решена, и еще года четыре нас не ждало ничего интересного. То были самые тягостные годы. Мы практически не выходили на поверхность, представлявшую собой унылую ледяную пустошь под черным небом, усеянным звездами.

В самих городах жизнь протекала крайне монотонно. Впрочем, текнам, возобновившим свои личные исследования, каким-то образом удавалось сохранять бодрое настроение; у триллов с моральным духом было хуже. На тех и других давили воспоминания о мятеже фаталистов и о тех ужасных репрессиях, к которым пришлось прибегнуть. Недостаток солнечного света, постоянное пребывание в одних и тех же, уже надоевших парках приглушали радость. Прогулки по поверхности ее и вовсе не приносили, и лишь отдельные молодые любители приключений находили удовольствие в групповых восхождениях на горные вершины, покрытые замерзшим воздухом.

Звезда, являвшаяся целью нашего странствия, увеличивалась в размерах, но очень медленно. Теперь она располагала диском, видимым в обычные телескопы, но ее планеты можно было различить лишь с помощью гипертелескопа: это не сообщало нам о них ничего нового, потому что в гипертелескоп любое небесное тело, звезда или планета, выглядело обычной точкой. Начать торможение мы смогли, лишь когда приблизились к Этанору на расстояние в половину светового года. А спустя еще несколько месяцев, когда мы уже заметно снизили скорость, я возглавил разведывательную экспедицию.

Мы должны были вылететь на одном из больших боевых космолетов, которых на всякий случай понастроили несметное количество. Он назывался «Клинган», что означает «Ужас». Как видите, мы так и не избавились от привычки давать нашим боевым машинам тщеславные имена! Длиной немногим более ста метров, при максимальном диаметре в двадцать пять метров, он был буквально напичкан всеми полузабытыми старыми вооружениями, которые удалось реконструировать работникам нашей мирной науки, а также кое-какими новинками. Я решил принять участие в экспедиции, чтобы на месте определить, подходит ли нам эта солнечная система и не следует ли нам, не снижая скорости, взять курс на какую-нибудь другую звезду. Разумеется, Кельбик пожелал сопровождать меня, и, хотя, наверное, было бы благоразумнее оставить его на Земле, я согласился. Моя высокая должность отдалила меня от остальных смертных, за редкими исключениями, и, раз уж Рения не могла отправиться со мной, я был рад иметь рядом хоть кого-то из тех, кому мог доверять!

Экипажем, в который входило с полсотни человек, командовал венерианин Тирил. Для управления кораблем вполне хватило бы и дюжины; остальные образовывали боевые группы, но я от души надеялся, что использовать их не придется.

Мы вылетели утром – свет Этанора был уже достаточно силен, чтобы это слово снова приобрело прежний смысл.

Рения проводила меня до входного шлюза, а затем удалилась – маленький силуэт в спасиандре на дорожке, покрытой замерзшим воздухом. Мы с Кельбиком устроились в командной рубке, и «Клинган» устремился в небо, с каждой секундой набирая скорость.