Текст книги "Разоренные земли"

8. ЧАП

Несмотря на то, что удар по голове оглушил его, Рольф все-таки сознавал достаточно, чтобы понять, что солдаты считают его попросту вором, который пытался пробраться на борт одной из барж на реке. Они не задавали ему никаких вопросов, а он молчал.

Со спутанными ногами, с руками, связанными за спиной, его отвели на пост, скрытый среди деревьев прямо на берегу реки. Голова у Рольфа раскалывалась. Он сел на землю и старался ни о чем не думать. Здесь было слишком много солдат, чтобы питать надежду на побег, и к тому же они выглядели удручающе вымуштрованными, если судить по их отношению к обычному дежурству.

Рано утром караул сменился. Солдаты, схватившие Рольфа, теперь накинули веревку ему на шею, освободили ноги и повели по дороге к Замку, привязав позади лошади, словно маленькое животное, которое ведут на убой.

Путешествие было коротким. Дорога несколько километров шла вдоль западного берега Доллс, сливаясь с другими дорогами, которые сходились к проходу в горах. Вскоре стал виден проход вместе с поселком, мостом на въезде и Замком, возвышающимся над ним.

Пересекая мост, Рольф поднял взгляд к высоким скалам вдали, которые всего днем раньше предоставляли ему безопасное убежище. Теперь он увидел то, что усугубило его отчаяние, – рептилии сидели на этих скалах и вились над ними, словно мухи над падалью. А вверх по склону, словно бронзово-черные муравьи, ползли солдаты.

Значит, враг нашел пещеру. Должно быть, так. Рольф снова потупился, глядя на мост под ногами, едва ли воспринимая окружающее. С ним было кончено, и с остальным тоже.

Оказавшись на мосту, солдаты ослабили бдительность. На площади почти опустевшего поселка они остановились, оправляя форму, очевидно, чтобы появиться в Замке в надлежащем виде.

Рольф стоял, тупо уставясь на луку седла лошади, к которой он бы привязан, пока какое-то движение, которое он заметил боковым зрением, не заставило его повернуть раскалывающуюся от боли голову. Деревенская гостиница, двухэтажное бревенчатое здание, очевидно, все еще работала, так как на ее пороге стояли двое мужчин.

Его сердце подпрыгнуло: он узнал Мевика. Ошибки быть не могло – та же долговязая фигура, хотя обильные седые пряди в темных волосах делали его старше лет на двадцать, что вполне соответствовало морщинам и серьезности лица. Теперь Мевик был одет богато, но без чрезмерной роскоши, он напомнил Рольфу купцов, которых он видел как-то и о которых говорили, что они с далеких островов в океане.

Рольф отвернулся, сохраняя невозмутимое выражение лица. Стоило ему допустить одну-единственную ошибку, и Мевика могли бы потащить следом за ним, навстречу куда худшей участи, чем ожидала простого вора. Рольф в отчаянии пытался придумать способ передать Мевику новые сведения о Слоне.

Порог гостиницы был от силы в десяти метрах. Ему было слышно, как Мевик разговаривает с полным мужчиной, наверное, хозяином гостиницы, о торговле, мореплавании и о распространении разбойников. Если бы он спросил что-нибудь о солдатах, толпящихся на противоположном склоне, – если бы он спросил что – нибудь, на что я мог бы ответить «да» или «нет», подумал Рольф, я мог бы кивнуть или покачать головой, чтобы он смог увидеть.

Но Мевик ни о чем таком не спросил – не отважился или не смог придумать никакого нужного вопроса, который звучал бы достаточно невинно. Рольф тоже. К ночи – не к ночи он окажется в темнице – они оба придумали бы десяток вопросов, которые мог бы задать Мевик. Или другой способ передать сведения. Но, по крайней мере, Рольф знал, что Мевик наверняка заметил его – это было уже кое-что, теперь его друзья не будут в полном неведении относительно его судьбы. Глядя прямо перед собой, Рольф один раз кивнул.

Солдаты были уже готовы и снова потащили его за собой. Сразу за маленьким поселком дорога, углубленная ежедневным прохождением войск, стала подниматься вверх. Приблизившись, стены и башни Замка проступили четче. Главные ворота были открыты, решетка более чем когда-либо напоминала зубы в широкой пасти.

Во внутреннем дворе путы с Рольфа были сняты, и его передали в руки стражников, у которых не было ни бронзовых шлемов, ни мечей, а только ключи и дубинки, привешенные к поясу. Эти втолкнули его в двери в основании тюремной стены и повели вниз по истертым сырым ступенькам. Сразу под землей коридор стал горизонтальным, темным и узким. По его сторонам располагались камеры, разделенные тяжелыми железными решетками. Некоторые из них были заполнены изможденными фигурами, другие пустовали, без сомнения, ожидая возвращения рабов, которые трудились где-то наверху. Зловоние было хуже, чем в любом хлеву, в котором доводилось бывать Рольфу. Равнодушным пинком Рольфа принудили присоединиться к апатичным обитателям одной из камер, и дверь быстро захлопнулась за ним.

Утренний свет, который с трудом пробивался в верхние камеры темницы, не многим лучше проникал и в пышно задрапированные окна стоящей над ней башни. И не солнце разбудило сатрапа Экумена сегодня, а довольно взволнованные голоса под самой дверью его спальни.

Моргая, он приподнялся в широкой кровати. Когда его наложница, которая, словно какое-то домашнее животное, спала, свернувшись калачиком, у ног своего хозяина, сделала движение, помешавшее ему потягиваться, он раздраженно пнул ее. Оказавшись на ногах, он завернулся в меховую накидку, затем задержался на мгновение, убирая магическую преграду, которая защищала двери его спальни изнутри, и только потом кликнул узнать, какое дело привело их к нему в такой час.

Охрана пропустила в спальню командующего рептилиями. Это был маленький человечек, обычно флегматичный. Но теперь его лицо светилось таким торжеством, что надежды Экумена пробудились еще до того, как вошедший заговорил.

– Господин, мы нашли для тебя Слона! – сказав это, он быстро пустился в объяснения, к чему его поощрило выражение лица Экумена, – о том, как он скрупулезно изучил вчерашний рапорт о слышанном рептилиями странном грохотании, идущем из-под земли в северной оконечности прохода в горах. Затем птицы атаковали всадников во время ночного рейда в том районе…

– Слон, Слон! Есть у тебя сведения о нем или нет?

– Да, мой господин!

На рассвете командующий рептилиями выслал несколько групп кожистокрылых к тем скалам, приказав обыскать все сантиметр за сантиметром, ползая, если потребуется, на брюхе, и выяснить причину странного шума. Сперва они нашли вход в пещеру и следы того, что по крайней мере один человек недавно побывал там, так же, как и птицы…

Заметив выражение лица своего господина, командующий рептилиями опустил кое-что и торопливо продолжил свой рассказ. Одна рептилия в конце концов углядела в этой пещере Слона – предмет из металла, огромный, как дом, со знакомыми символами, нарисованными на его боках.

– Очень хорошо. Ты получишь достойную награду, если все это окажется правдой. – Экумен протянул человеку кольцо с драгоценными камнями в подтверждение того, что его ждет еще большая награда. Затем сатрап, как был, полуодетый, спустился в нижний этаж башни. Здесь двери вывели его на плоскую крышу темницы, откуда хорошо были видны окрестности за проходом в горах.

Командующий рептилиями, раздуваясь от гордости, торопливо семенил за ним. Остальные его подчиненные, как он хорошо понимал, соберутся, едва до них дойдут слухи о великом открытии. И действительно, Экумен едва успел положить руки на северный парапет, как на ближайшей лестнице послышался топот множества ног. Повернувшись, он увидал, что на крышу выходит командующий воинами в сопровождении своих офицеров и адъютантов.

Хмуро глянув на командующего воинами, сурового, седоватого ветерана по имени Гэрл, Экумен спросил:

– А что делают здесь все эти люди?

Лицо Гэрла, который собирался разделить триумф своего господина, быстро посерьезнело.

– Мой господин, мы… собираем силы, дабы предупредить возможные действия врага. Я жду только вашего слова, чтобы послать людей в пещеру.

Экумен кивнул.

– Ты хорошо сделал, что дождался моего приказа, прежде чем предпринять такие действия.

Зарф прибыл как раз вовремя, чтобы услышать последний обмен фразами.

– Мой господин, – выступил он вперед. – Будет лучше, если я первым войду в пещеру. – Затем он слегка поклонился, когда по лестнице поднялся, тяжело отдуваясь, старший колдун. – Или мастер Элслуд, конечно. Если его присутствие не потребуется еще где-нибудь.

Экумен отвернулся от колдунов. Элслуд и Зарф надежно и прочно находились у него под каблуком, а благодаря им – и все остальные. Тем не менее, он слышал о сатрапах, которые, несомненно, сидели на своем месте так же прочно и все же были свергнуты из-за интриг собственных слуг – Мертвого Сома, похоже, совершенно не волновало, кто именно и где правит, если узурпаторы служили ему с такой же или даже большей преданностью.

Поэтому Экумен не собирался доверять такую огромную силу как Слон кому бы то ни было, кроме себя самого. По крайней мере, он собирался оставить эту возможность в резерве до тех пор, пока не узнает о Слоне много больше того, что его колдуны были способны рассказать ему.

Экумен обратился к Гэрлу:

– Передай тем, кто находится по ту сторону прохода: ни один человек не должен входить в эту пещеру до тех пор, пока я лично не дам на то разрешения.

Этот приказ был быстро передан. Затем, заметив старшего по гарему, топчущегося на заднем плане, Экумен вспомнил еще об одном, о чем следовало позаботиться. Он склонился к евнуху и сказал:

– Девчонка, что была у меня ночью, вела себя так, словно она больна. Убери ее.

– Сию минуту, мой господин. – Затем евнух обернулся и жестом фокусника вытолкнул вперед невысокую тоненькую фигурку, одетую в гаремную накидку, – до сих пор девушку загораживала его массивная фигура. – Эта девушка, я думаю, очень вам понравится, мой господин. Ее привели два дня назад, и по моему указанию она была тщательно осмотрена и оставлена для вас.

– Хм. – Как ни был Экумен занят другими делами, он нашел время глянуть на девушку. Она была темноволосая, очень юная и действительно привлекательная. Ее лицо залилось краской, когда евнух распахнул ее накидку. Молчаливая, но достаточно отважная, чтобы бросить на него открытый, полный ненависти взгляд – да, она была интересна. – Очень хорошо. Но сейчас не время для гаремных дел. – Он жестом отпустил евнуха.

Командующий рептилиями теперь стал рядом с Экуменом и вложил то, что казалось новым для него ощущением собственной значимости, в осторожный кашель.

– Господин не желает, чтобы я подготовил гонца, который отправится на Восток? С известием о нашем открытии?

Этот человек уже обрел самоуверенность. Экумен даст ему поважничать еще немного, чтобы, когда придет время поставить его на место, сделать это более успешно и благотворно.

– Нет, я пока не стану извещать Восток об этом открытии. До тех пор, пока точно не удостоверюсь, что именно мы нашли. – Если мощь Слона действительно была такова, как поговаривали, то вполне возможно, располагая им, однажды он даже смог бы предстать перед Востоком без раболепия – но нет, не следовало позволять даже сокровенным мыслям идти в этом направлении. Пока нет.

Со стороны идущей вверх лестницы донесся громкий мужской голос:

– Хороша! Самая хорошенькая крошка, какую я видел за месяц!

Экумен снова повернулся, чтобы приветствовать своего соседа и будущего зятя. Сатрап Чап только что поднялся на террасу на крыше, держа под руку золотоволосую Чармиану. Экумен достаточно хорошо разбирался в выражении лица своей дочери; глянув на нее теперь, он сразу понял, что легкомысленное восклицание Чапа по поводу новой юной темноволосой рабыни будет стоить ему в будущем самое малое нескольких моментов семейного покоя.

Основным чувством Экумена, когда он думал о предстоящем замужестве своей дочери, было облегчение; ее склонность к мелким гадостям была столь велика, что он был уверен: ее отъезд избавит его дом от целого вихря мелких интриг. Кроме того, он полагал, и не без оснований, что присутствие Чармианы неизбежно ослабило бы Чапа, что вполне соответствовало собственным намерениям Экумена. Ходили слухи, что один из прибрежных сатрапов вскоре может занять положение сюзерена по отношению к остальным. Это, возможно, были просто слухи, распускаемые с тем, чтобы заставить их соревноваться друг с другом в изъявлении преданности Востоку, но все же…

Чап стал рядом с Экуменом. Высокий, облаченный в роскошные одежды красного и черного тонов воин склонился к парапету и стал наблюдать за суетой людей и рептилий на северной стороне прохода.

Экумен задумчиво обратился к нему:

– Думаю, брат, что сегодня в полдень я должен буду поехать присмотреть за тем, чем занимаются мои люди. Вы, несомненно, кое-что слышали? Если захотите поехать со мной, я, конечно, буду рад вашему обществу.

Экумен облек приглашение в такую форму, что оно давало возможность как принять его, так и вежливо отклонить, и Чап решил выбрать первое.

– Конечно, мой старший брат, ваше общество всегда доставляет удовольствие. А езда верхом, даже среди скал, была бы своего рода разминкой. Но – хорошо, если только вы…

Экумен позволил себе внезапно вспомнить что-то.

– По правде говоря, выбор развлечений был довольно скудный. У меня есть кое-что, гораздо более подходящее воину. Вы могли бы развлечься и одновременно оказать мне настоящую услугу в подготовке к свадебным торжествам. Как вы знаете, я планирую устроить в этот день состязание гладиаторов – ничего профессионального, всего лишь несколько крепких сельских парней…

– Мне нравится наблюдать за любителями на арене, если только у них есть хоть капля мужества.

– Вот именно, брат Чап. Не будете ли вы так любезны посетить темницу вместе с моим Распорядителем Игр? Я уверен, что никто из моей свиты лучше вас не выберет бойцов. Вы могли бы даже выявить одного-двух действительно подходящих – если же и нет, я знаю, что вы разглядите тех, у кого есть способности…

Чап кивком выразил согласие, хотя и без особого энтузиазма. Экумен тем временем потихоньку подталкивал его к лестнице. Старший по гарему следовал позади, крепко сжимая массивной рукой предплечье темноволосой девушки-рабыни. Чармиана, с лицом, слегка искаженным гневом, наблюдала за ними. Теперь принцесса осталась на террасе одна, если не считать ее личной горничной – и еще одного человека.

Элслуд, чародей, стал перед Чармианой и слегка склонил свою массивную седую голову. От него не ускользнуло, с какой ненавистью глаза принцессы провожали хорошенькую рабыню.

– Моя принцесса?

Ее глаза обратились к нему, утрачивая выражение ненависти, но оставаясь такими же безнадежно далекими, как всегда.

– Да? – спросила она.

Вскоре она уйдет, а он не сможет последовать за ней. Пока она еще была здесь, он должен был пойти на огромный риск, надеясь только на одно: угодить ей. Это был его рок, и Элслуд ничего не мог тут поделать, кроме как пытаться скрыть это от окружающих; он не сумел даже этого, понял он с горестным чувством, и теперь даже служанка открыто потешалась над ним.

– Я о новой наложнице, моя принцесса, – сказал Элслуд. – Я сейчас в таком состоянии, что мог бы позабавить вас…

Слушая его, Чармиана заулыбалась.

Следуя за словоохотливым Распорядителем Игр и за болезненным старшим надзирателем по темнице с низким потолком, Чап морщил нос и старался задерживать дыхание, чтобы меньше чувствовалось зловоние. До сих пор ему нечего было сказать о вероятных гладиаторах, кроме нескольких отрывистых презрительных выражений. Возможно, когда-то они и были крепкими сельскими парнями, но теперь уже давно заживо сгнили в своих камерах. Он подозревал, что все здоровые были наверху, разгружали баржи или строили стены. Фу! Какой смысл сгонять людей в такую тесноту? Насколько мог судить Чап, никакого смысла в этом не было, лишь проявление глупости. Если люди нежелательны или бесполезны, их следует убить. Если же от них можно добиться хорошей работы, то тогда, по крайней мере, их нужно держать на свежем воздухе и кормить, как животных, представляющих определенную ценность.

Чап до сих пор еще не совершал паломничества на Восток, не присягал на верность Сому или иному загадочному владыке. Он подозревал, что вскоре ему придется туда отправиться. Каждый должен служить какому-нибудь хозяину, по крайней мере так, казалось, устроен мир. Чармиана уже начала подстрекать его к тому, чтобы его колдуны организовали такое путешествие. Чармиана… почему он решил жениться на ней? У него было достаточно женщин – правда, ни одной такой прекрасной. А величайший воин должен обладать прекраснейшей принцессой, это была одна из вещей, за которые сражались мужчины. Так был устроен мир.

Охранник остановился перед очередной темной и зловонной камерой и осторожно напомнил Чапу, что еще ни один гладиатор не отобран:

– Нам бы лучше отобрать тех, кого ваше высочество соблаговолит приберечь для игр, сегодня. Думаю, что десятники рабочих бригад довольно скоро спустятся сюда, чтобы поднять наверх всех, кто может ходить. – Затем охранник внезапно замолчал, только теперь перехватив хмурый взгляд Распорядителя Игр. Должно быть, новым рабочим бригадам предстояло отправиться за проход в горах, на земляные работы, а это не следовало обсуждать в присутствии постороннего.

У Чапа было вполне ясное представление о ходе поисков Слона, но, конечно, он хотел узнать еще больше. Он знал, что, если бы он поехал вместе с Экуменом, его бы не взяли туда, где было что-либо достойное внимания. Но он надеялся своевременно узнать, что же там нашли. Чармиана, которая безусловно преследовала свои цели, страстно желала стать королевой при верховном правителе. До чародеев Чапа доходили слухи, что один из сатрапов, обосновавшихся здесь, на побережье, мог вскоре занять главенствующее положение…

– Те, что здесь, – чуть посвежее остальных, – с надеждой сказал надзиратель, заглядывая в камеру.

Чап фыркнул.

– Хотя и не приятнее. – Камера была заполнена довольно плотно: там находилось около дюжины мужчин, которые на первый взгляд не представляли ничего особенного; но при мимолетном взгляде никогда нельзя быть уверенным. Чапа всегда занимали бои и бойцы, даже потенциальные. Распорядитель Игр принялся подзадоривать этих несчастных: смельчаки, кто хочет выйти вперед и попытать счастья ради славы и будущего, поднимите руку. Если бы Чап был в камере, он ни на секунду не поверил бы ни единому его слову. Так же, как и те, что действительно находились внутри. Впрочем, если здесь были настоящие мужчины, они должны были ухватиться за самый ничтожный шанс избавиться от своей печальной участи.

Поддавшись мгновенному порыву, Чап вмешался.

– Открой дверь, – приказал он. Он перехватил удивленный взгляд надзирателя, чью речь он прервал, но голос сатрапа прозвучал так и он так себя держал, что ему не пришлось повторять приказ дважды.

Пока надзиратель отодвигал решетку, Чап вытащил свой меч и положил его на грязный пол. Это не был его испытанный боевой меч, конечно, он не унизил бы его подобным образом. Это был роскошный клинок, который он носил в торжественные дни, подобные сегодняшнему, – тем не менее, вполне пригодный для дела.

Все уставились на него.

– Теперь дайте мне заняться этим, – произнес он, вытащил дубинку из-за пояса удивленного надзирателя, взвесил ее в руке и несколько раз взмахнул ею в воздухе. Затем опустил ее вниз.

Он обратился к хмурым недоверчивым лицам, глядящим из камеры.

– Эй, вы, там – вы мужчины? Или кто вы? Если среди вас есть настоящий мужчина, пусть он выйдет и возьмет это. – И сатрап ногой пододвинул обнаженный меч поближе к узникам. – Мы находимся в конце коридора, так что вы можете стать спиной к стене и сразиться со мной – эти двое не станут нам мешать, я не сомневаюсь в этом. Согласны?

Вопрос остался без ответа.

– Давайте-давайте, или вы боитесь испачкать мою роскошную одежду? Так вот что я вам скажу – сегодня утром я изнасиловал десяток ваших сестер еще до завтрака. Гляньте, меч настоящий. Или вы думаете, что я унижусь до того, чтобы шутить с такими, как вы, – ладно, я вижу, здесь есть молодой петушок, в котором сохранилось еще немного жизни. Раз уж мы не можем увидеть взрослого мужчину.

Рольф медленно вышел из камеры. Как только он оказался снаружи, надзиратель прыгнул вперед и с грохотом захлопнул дверь.

То ли под влиянием духа Арднеха, которым обладал теперь Рольф, то ли под влиянием ненависти, но в нем не осталось места страху. Не сводя глаз с Чапа, он наклонился и снова выпрямился, теперь крепко сжимая в правой руке рукоятку меча. Оружие казалось удивительно грозным, более длинным и тяжелым, чем любой другой меч, который Рольфу доводилось держать.

Надзиратель и Распорядитель Игр отступили назад; с неприкрытым возмущением они уставились из-за спины сатрапа на это странное существо – вооруженного узника. В другое время Рольф расхохотался бы, видя выражение их лиц. Распорядитель Игр приподнял руку, не отваживаясь потянуть Чапа за рукав; а надзиратель продолжал бормотать что-то о том, что следует позвать несколько человек с пиками.

Взгляд Чапа встретился со взглядом Рольфа, и между ними словно проскочила искра. Лицо высокого сатрапа оживилось, что было не заметно раньше. Не оборачиваясь, он ответил на доносящееся сзади бормотание:

– Если хотите, пойдите и станьте позади своих людей с пиками. Но дайте мне несколько мгновений настоящей жизни за весь этот невыносимо скучный день.

Про себя Чап в это время думал: «Горы Востока! Как решительно настроен этот пустить мне кровь! Гляньте только на его лицо, как мало он ценит собственную шкуру в данный момент. Если бы он знал, как держать в руках меч, я бы и сам спрятался за пикенеров. Ах, если бы вести в бой армию, состоящих из людей, похожих на этого!»

Теперь юноша двинулся вперед, сперва медленно, проверяя, не поджидает ли его какая-то скрытая ловушка. Через мгновение он должен был нанести удар. Чап ждал, став в оборонительную позицию, свободно держа дубинку на уровне груди, направив ее горизонтально, словно кинжал. Перед лицом реальной физической опасности, гораздо более реальной, чем любая другая сторона жизни, он был счастлив. Ему понадобятся все силы, чтобы победить с короткой деревянной палкой против длинного острого клинка вкупе с чистейшей ненавистью.

Намерение Рольфа атаковать отразилось на его лице за мгновение до того, как он сделал выпад, и Чап был весьма рад получить предупреждение; он знал, что юноша может двигаться очень быстро, и, недооцени Чап его, клинок мог сделаться совершенно смертоносным. Попятившись, Чап уклонился от неуклюжего удара сверху. Меч тем не менее просвистел чуть ближе к нему, чем он рассчитывал допустить в момент прилива отваги. Чап контратаковал со всей стремительностью, на какую был способен, ударив дубинкой по мечу сверху вниз, отражая боковой удар, нацеленный в его ноги или пах, затем ткнул дубинкой, словно кинжалом. Он метил юноше под ребра; ему не хотелось нанести этому храбрецу какое-нибудь серьезное увечье.

Рольф даже не заметил контрвыпада. Он только ощутил убийственный удар, парализовавший его, сбивший ему дыхание. Его рука выронила меч. Колени подогнулись, и он обессиленно грохнулся на грязные камни, глядя сквозь красноватый туман и не думая ни о чем, кроме восстановления дыхания.

Надзиратель и Распорядитель Игр голосами, полными облегчения, выражали свое восхищение мужеством и искусством его высочества. Его высочество сплюнул и подтолкнул Рольфа носком сапога.

– Эй ты – через несколько дней тебе представится еще один шанс пролить немного крови. – Он вернул дубинку надзирателю и взял меч, который тот поднял для него.

– Накормите и подучите его, – приказал Чап, кивнув в сторону Рольфа. Затем он в последний раз оглядел остальных заключенных, которые беспокойно ворочались в своей тесной камере, пробудившись от апатии теперь, когда было слишком поздно и дверь снова захлопнулась. Зная людей, Чап и не ожидал ничего другого. – Остальных выберите сами, кого захотите! – И он пошел прочь.

Рольфа не отправили обратно в камеру, вместо этого, когда он смог идти, его вывели по лестнице наверх, на солнечный свет. Затем провели несколькими маленькими тюремными двориками, между нависающими стенами и сараями, через несколько ворот. Повернув голову, чтобы глянуть на тюрьму и ее башню, он попытался сориентироваться; теперь он находился на восточной стороне тюрьмы, по-прежнему, конечно, внутри мощных наружных стен. И почти сразу после того, как его дыхание восстановилось настолько, что он мог идти без особого труда, Рольф увидел такое, что заставило его почувствовать себя так, словно дубина Чапа снова обрушилась на него, – маленькое личико в обрамлении темных волос в одном из узких верхних окон темницы.

Он попытался задержать на нем взгляд немного дольше, но охранники потащили его дальше. Наконец его привели в камеру, которая одна располагалась напротив стены сарая, в камеру с каменными стенами, едва позволявшую стоять, выпрямившись, и лечь. В ней не было окон, зато дверь заменяла открытая решетка из крепкого дерева и железа.

Как ни мала была эта камера, но она предоставляла ему больше простора, чем переполненный каземат внизу. Кроме того, она была свободна от нечистот и находилась на свежем воздухе. Глядя сквозь решетку, Рольф мог видеть только стену, угол примыкающего к ней сарая и чуть дальше – несколько голых стен. Темница и ее окна находились вне поля его зрения.

Не успел он немного отдохнуть, сидя на застланном соломой полу, как пришел охранник и принес кружку воды и тарелку с пищей, на удивление сытной. Рольф попил и поел, стараясь не думать ни о чем, кроме удовлетворения своих нужд в данный момент.

Его пробудило от нервного, беспокойного сна звяканье замка. В проеме открытой двери стоял мужчина – крепкий на вид солдат с загорелым продолговатым лицом, а не один из тюремных надзирателей. Этот человек был в бронзовом шлеме кавалериста, а под мышкой держал пару тренировочных мечей, имеющих настоящие рукоятки, но грубые деревянные палки вместо клинков.

– Ладно, детка, вываливай отсюда.

Ничего не говоря, Рольф встал и вышел вместе с ним. Человек завел его за угол в маленький закрытый дворик. Вдоль одной из стен в землю были надежно врыты деревянные чурбаки, сильно порубленные и расщепленные.

Мужчина протянул ему один из учебных мечей, рукояткой вперед.

– Возьми и нападай на меня. Посмотрим, на что ты способен. – Когда Рольф не подчинился сразу, голос солдата зазвучал более веско, угрожающе. – Ну! Или, может, ты предпочитаешь отправиться на крышу и подраться с кожистокрылыми? Там ты не получишь никакого меча – тебе придется сражаться голыми руками.

Рольф медленно взял протянутое ему оружие. Очевидно, видя по поведению Рольфа, что он совершенно ничего не понимает и сбит с толку, солдат перестал запугивать его и пояснил:

– Парень, тебе повезло. Тебе предстоит выйти на арену, чтобы сражаться. Хорошо проделай работу, и ты больше не увидишь темницы. Как тебе нравится шанс вступить в армию? Жить настоящей мужской жизнью?

– Если я попаду на арену вместе с Чапом, – тихо произнес Рольф, – я выпущу ему все кишки, если только смогу. Ему придется убить меня. Так что в любом случае в вашу армию я не попаду.

Солдат почесал скулу.

– Господин Чап? – произнес он.

– Он выбрал меня. Он сказал, что через несколько дней у меня будет еще один шанс сразиться с ним.

– Да уж. Да, это похоже на него. Настоящий мужчина, настоящий боец, он уважает любого, кто не избегает драки.

Как ни ненавидел Рольф захватчиков, он вынужден был признать благородство человека, который недавно побил его деревянной палкой против меча. Его перевели на свежий воздух, обеспечили чистой водой и хорошей пищей, а теперь, похоже, и человеком, который будет учить его фехтованию. Ему предоставлялся реальный шанс, хотя и очень незначительный, ударить в ответ прежде, чем он будет убит.

– Ладно, парень. Соберись с мыслями.

Рольф улыбнулся, глядя на деревянный меч в своей руке. Быть может, ему удастся нанести не один ответный удар. Он неожиданно бросился вперед и ударил, пытаясь попасть в лицо противника.

Оружие старого солдата легко скользнуло в нужное место, чтобы отразить удар. Он одобрительно улыбнулся Рольфу.

– Вот это правильно, бей первым и бей во всю силу, если можешь. А теперь давай я покажу тебе, как держать меч.