Текст книги "Канадские поселенцы"

Глава IX

Поутру все встали и вышли на вал, чтобы полюбоваться открывающимся оттуда видом. Солнце светило ярко и приветливо; птицы пели, на душе становилось легко и приятно.

– Право, как посмотришь на все это, не хочется верить, что жизнь в этой стране так тяжела и неприятна! – заметила г-жа Кемпбель.

– Да, – сказал подошедший к ним полковник Форстер, – если бы погода всегда была так хороша, как сегодня! Но в Канаде долгие, скучные зимы и короткое жаркое лето, и я должен сказать, что вам надо очень спешить с постройкой дома, чтобы устроиться в нем до наступления зимы. Между тем силы ваши очень невелики; я хотел предложить вам двенадцать человек рабочей нестроевой команды на несколько недель для производства необходимых работ на постройке, а капитан Сенклер вызвался принять над ними командование; это будет для вас весьма существенной подмогой и будет стоить очень немного; я же легко могу обойтись без этих людей некоторое время!

Понятно, что это предложение было принято с радостью, и так как нельзя было терять времени, то решено было ехать на приобретенный участок на другой же день.

– Хотя я и надеялся, что вы подольше побалуете меня своим приятным обществом, – говорил полковник, – но удерживать не смею! Как вам, конечно, известно, я по распоряжению губернатора должен снабдить вас скотом, предоставляя выбрать лучших из наших коров; сделайте это теперь же, потому что тогда я буду иметь возможность отправить их вам денька через два круговым путем, а если хотите, предоставьте сделать этот выбор мне и, будьте покойны, останетесь им вполне довольны. Но я должен сообщить один местный секрет: здесь в изобилии растет дикий лук, и для скота он очень лаком, но эта пища придает молоку чрезвычайно неприятный привкус; чтобы избавиться от него, необходимо только что выдоенное молоко вскипятить, и тогда его можно будет пить с удовольствием.

– Очень вам благодарны за ваше предостережение, полковник: ведь никто из нас в семье не питает пристрастия к молоку с привкусом лука!

В этот момент их позвали завтракать; после завтрака все занялись нагрузкой двух баркасов и комендантского катера, предназначенного для доставки семейства Кемпбель к месту их поселения. Утомившись работой за день, все рано отошли ко сну, чтобы на следующий день поутру снова пуститься в путь.

После раннего завтрака, простившись с комендантом и его офицерами, мистер Кемпбель и его семья спустились к берегу озера и сели в ожидавшие их комендантский катер и два баркаса, на которых в качестве гребцов были посажены двенадцать человек солдат нестроевой команды.

Погода была великолепная, и все были в прекрасном расположении духа. Расстояние по озеру было не более трех с половиною миль, а сухим путем вдвое больше.

Когда они въехали в маленькую бухточку, к которой прилегали владения мистера Кемпбеля, капитан Сенклер сказал:

– Вот ваша будущая резиденция, миссис Кемпбель, видите этот широкий ручей, впадающий в озеро? Это как раз ваша восточная граница, а по ту сторону ручья лежит земля охотника Малачи Бонэ. Видите там бревенчатую избу немногим больше индейской хижины и этот клочок маисового поля? Это его владения, а прилегающие к нему луга пропадают у него совсем даром: он не держит скота, а живет исключительно охотой, как индейцы. Да у него, говорят, и жена индианка.

– Вот прекрасно! – засмеялась Эмми. – Мы будем очень рады дамскому обществу.

– Вы, вероятно, предполагаете, что миссис Бонэ первая сделает вам визит? – заметил Сенклер.

– Если ей знаком обычай высшего света, то она должна была бы это сделать, но если она этого не сделает, то я первая явлюсь к ней: мне очень интересно познакомиться с дамой-индианкой!

– Надо вам сказать, что женщины индианки все удивительно воспитаны, сдержанны, деликатны и скромны.

Спустя несколько минут комендантский катер пристал к берегу у небольшого пригорочка; все высадились и стали осматривать свои новые владения. Пространство приблизительно в тридцать акров тянулось вдоль озера и представляло собою сплошной зеленый луг, то что называется здесь природной прерией. За ним виднелась площадь в 300 метров шириною, поросшая мелким кустарником, а за ним высился величавый строевой лес, совершенно скрывавший горизонт. Участок старого охотника ничем не отличался от этого участка и являлся как бы его продолжением.

– Ну, мистер Кемпбель, – сказал Мартын Сепер, появляясь на пригорке, – можно сказать, что вам посчастливилось! Ведь, подумайте только, сколько бы нам пришлось поработать здесь топором в этом лесу прежде, чем бы мы расчистили вам такой луг! Эта прерия – настоящее богатство, сударь, для поселенца! Однако надо приниматься за работу, каждый день стоит денег, нельзя тратить время даром. Я сейчас заберу топоры да человек шесть солдат, и пока остальные станут разбивать палатки и выгружать кладь из баркасов, мы поработаем в лесу, а вы тут с капитаном и барынями решите, где стоять дому.

Когда Сепер с солдатами и в сопровождении Генри и Альфреда ушел в лес, а мистер Кемпбель с супругой и капитаном стали обсуждать, на каком месте поставить дом, обе барышни в сопровождении маленького Джона, не будучи ничем заняты, пошли вверх вдоль ручья по направлению к лесу.

– Жаль, что у меня нет моего сундучка! – промолвил Джон, важно шагая по берегу ручья с заложенными за спину руками.

– А зачем тебе твой сундучок? – спросила Мэри.

– Мои крючки в сундуке!

– Так ты вздумал удить? Разве ты видишь рыб в этом ручье?

– Да! – сказал Джон и зашагал вперед, по-видимому, не желая продолжать разговора.

Мэри и Эмми следовали за ним не спеша, и когда нагнали Джона, то увидели его стоящим на берегу ручья неподвижно и молча, уставившись глазами в человека, стоящего против него по другую сторону ручья, столь же безмолвного и неподвижного, как и он.

Обе девушки в первую минуту остановились в недоумении, увидя высокого сухощавого человека, одетого в платье из оленьей кожи и стоявшего опершись на длинноствольное ружье, смотря в упор на них и Джона. Лицо его было до того смугло и загорело, что трудно было сказать, какой он расы, краснокожий или белый.

– Это, вероятно, охотник, Эмми, и одет он не как индейцы, которых мы видели в Квебеке! – сказала Мэри.

– Я заговорю с ним, Мэри, – проговорила Эмми. – Скажите, добрый человек, вас зовут Малачи Бонэ? Не правда ли?

– Малачи Бонэ – мое имя, – отозвался глухим, грудным голосом охотник, – а вы кто такие и что здесь делаете? Что это увеселительная прогулка с форта, что ли? – Нет, мы приехали сюда с намерением поселиться здесь и будем отныне вашими соседями!

– Поселиться здесь? Да что это вы говорите, девушка, уж не вы же поселитесь здесь?!

– Именно мы? Разве вы не знаете Мартына Сепера? Он приехал сюда вместе с нами и теперь пошел в лес рубить деревья, чтобы построить нам здесь дом!.. Знаешь, Мэри, я говорю с ним, а сама боюсь! – обратилась Эмми к сестре.

– Мартына Сепера, траппера, я знаю, – промолвил охотник, и, вскинув на плечо свое ружье, без дальнейших околичностей повернулся и пошел по направлению к своему дому.

– Ну, скажу тебе, Мэри, этот старый джентльмен не особенно вежлив и любезен; пойдем-ка мы к Альфреду и Мартыну Сеперу и расскажем им об этой встрече.

Сказано – сделано.

– Он недоволен, мисс, я его знаю, – сказал Мартын, выслушав рассказ девушек. – Я так и думал! Ну, да если ему не нравится, так пусть он токует на другом месте, т. е. пусть перебирается и переносит свой вигвам куда-нибудь подальше.

– Но отчего бы ему не нравилось наше соседство? Мне кажется, что иметь соседей скорее приятно, чем неприятно!

– Это, мисс, не для всех! Малачи Бонэ – человек, который прожил всю свою жизнь в лесу один, вечно прислушиваясь к малейшему шороху, вечно выглядывая малейшее явление, падение листа, колыхание травы, привыкший жить только с самим собой и с природой; ему неприятно присутствие посторонних лиц; человек, который в течение многих месяцев не говорил ни слова, и если ему приходится говорить, чувствует досадное утомление; слушать, когда говорят другие, тоже утомительно; ведь это дело привычки, мисс! Вот почему Малачи недоволен. Я пойду, повидаю его, когда мы кончим работать.

– Но ведь у него, говорят, есть жена!

– Да, но его жена – индианка, мисс, а их женщины никогда не говорят, если их не спрашивают!

– Какое прекрасное качество! – воскликнул Альфред смеясь. – Право, я думаю поискать себе жену среди индейских женщин, Эмми!

– Я думаю, ты прекрасно сделаешь, – отозвалась Эмми, – ты, по крайней мере, будешь уверен в спокойствии и тишине в твоем доме, когда тебя в нем не будет, а когда ты будешь дома, то говорить будешь ты один, а именно это ты и любишь. Пойдем, Мэри, оставим его мечтать о безмолвной индейской сквау!

И обе девушки удалились.

Люди, посланные комендантом для работ, оказались прекрасными, усердными и ловкими рабочими. К вечеру было срублено немало деревьев и подготовлено для перевозки на место постройки. Палатки были раскинуты, одна для семьи Кемпбель на пригорке, другая для капитана Сенклера и солдат в ста саженях от пригорка. Когда работавшие в лесу вернулись, разложили костры и приготовили горячий ужин, так как обед был холодный, а после ужина все поспешили лечь спать. Капитан Сенклер расставил двух часовых на всякий случай и в разных местах привязал тех пятерых собак, которых он захватил с форта в подарок семье Кемпбель, зная, что без собак жить в лесу совершенно невозможно. Впрочем, в последнее время индейцы по соседству с фортом Фронтиньяк были совершенно спокойны и миролюбивы.

Глава X

Утром за завтраком Мэри спросила:

– Слышали вы ночью странный шум, который так удивил меня? Я не знала, чему его приписать? Но все молчали, и потому я тоже ничего не сказала.

– Все спали, – сказал Альфред, – я ничего решительно не слыхал.

– Это было точно отдаленный скрип телег с примесью какого-то свистящего звука.

– Мне кажется, я могу сказать вам, мисс, что это было; я несколько раз вставал ночью и слышал. Это были лягушки, – сказал капитан Сенклер, – а тот свистящий звук издавали ящерицы; каждую ночь в течение всего лета вы будете слышать этот шум. Но вы скоро к нему привыкнете и перестанете его замечать.

– Неужели возможно, чтобы такие маленькие существа производили такой шум?

– Да, но когда этих существ тысячи, может быть миллионы, сливают свои голоса в один общий концерт, тогда это начинает становиться понятным!

– Конечно! Благодарю вас, капитан, за это сведение: оно много будет способствовать моему спокойствию! – сказала Мэри.

После раннего завтрака Мартын сообщил мистеру Кемпбелю, что он виделся с Малачи Бонэ; старый охотник выразил свое неудовольствие по поводу их приезда и навязанного ему соседства, затем сообщил и свое решение покинуть насиженное место в случае, если новые поселенцы намерены будут остаться здесь.

– Не думает же он, что мы откажемся от своего участка только из желания сделать ему приятное? С другой стороны, мы вовсе не хотим его выживать; мы оставим его совершенно в покое! – сказала г-жа Кемпбель.

– Да, но он говорит, что не желает жить в тесноте, не желает, чтобы у него на глазах постоянно вертелись люди; я сказал ему, что если он вздумает бросить свой участок, то мистер Кемпбель охотно откупит его, и он, по-видимому, не имеет ничего против этого.

– Вы были правы, Мартын, я с величайшей охотой куплю его участок!

– В таком случае я еще переговорю с ним об этом! Весь этот день в лесу кипела работа; на лугу также не теряли времени. Здесь плотники готовили двери и оконные рамы, стекла для которых были привезены из Квебека. На третий день прибыла лодка с форта с провиантом для солдат и двумя превосходными быками, присланными в подарок семье Кемпбель комендантом. По прошествии недели было навезено и заготовлено очень много бревен и досок; работа кипела весь день, а по вечерам Мартын не раз виделся со старым охотником, который соглашался продать свою землю мистеру Кемпбелю, но денег брать за нее не желал. «Что он будет делать с деньгами? Ему нужны не деньги, а хороший порох, свинец, одеяла, табак». За это время старый охотник очень сошелся с маленьким Джоном. Как это произошло, трудно сказать, так как и тот и другой были не речисты, но так или иначе, мальчуган ухитрился перебраться через ручей и теперь постоянно пропадал у старика Малачи Бонэ; он даже не являлся домой ни к ужину, ни к обеду. Мартын доносил, что маленький мистер Джон в хижине охотника и там ему не грозит никакой опасности, и потому миссис Кемпбель не беспокоилась.

– Но что он там делает? – спрашивала она.

– Да ничего, сидит и глядит то на сквау, то на охотника, когда тот чистит свое ружье, и все время молчит! Это-то и нравится в нем старику Малачи.

– Он сегодня принес нам целую корзину молодых форелей! – сказала Мэри. – Значит, он уж не вовсе бездельничает!

– Нет, он преусердно ловит рыбу и половину отдает старику, а половину несет сюда. Вы увидите, из него скоро выйдет заправский охотник, как говорит Малачи. Он уже теперь как следует взводит курок и вскидывает к плечу ружье старика, только оно для него очень тяжело, ему бы следовало иметь ружьецо полегче!

– Но ведь он еще слишком молод, чтобы давать ему в руки ружье! – заметила миссис Кемпбель.

– Нет, сударыня, – возразил Сепер, – здесь, в этих местах, никто не бывает слишком молод, чтобы управляться с ружьем. Вот и мистеру Персивалю надо будет обучиться стрелять, как только у меня будет больше свободного времени! – добавил траппер.

– Что же, Мэри?! Мне думается, что и нам с тобой следует записаться в стрелки; да и тетя хотела обучаться стрельбе. Право, это будет прекрасно! – засмеялась Эмми. – У нас будет женская стрелковая бригада, и тогда я не стану выносить ни малейшей дерзости, помни это, Альфред! Возбуди только мое неудовольствие, и я сейчас же возьмусь за свой карабин!

– Я полагаю, что ты и без карабина будешь казнить гораздо чаще своими глазами! – отозвался Альфред.

– Ах, смотрите, дядя! – воскликнула девушка. – Ведь это старый охотник идет сюда, а позади его трусит наш маленький Джон! Я уверена, что его визит относится ко мне: ведь, когда он впервые увидел меня, то онемел от удивления.

– Тут нет ничего удивительного, – заметил капитан Сенклер, – ему здесь не часто случалось видеть такие экземпляры, как вы и ваша сестрица!

– Ну, конечно, английская сквау должна быть здесь редкостью.

Едва успела она договорить эти слова, как Малачи Бонэ подошел и сел на первый свободный стул, не дожидаясь приглашения и поставив ружье между колен.

– Я к вашим услугам, – сказал мистер Кемпбель, – чем могу служить? Надеюсь, вы здоровы?

– Кой черт вас занесло сюда? – проговорил Бонэ, оглядываясь вокруг. – Вы совсем не годитесь здесь, в этой глуши! Скоро придет зима, и тогда вы уедете отсюда туда, откуда приехали, я уверен!

– Нет, – сказал Альфред, – нам некуда уехать, и потому мы останемся; кроме того, там, где мы раньше жили, и без нас тесно!

– Ну, а теперь мне от вас тесно! – сказал старик. – И потому я уйду дальше.

– И господин согласен уплатить тебе за твою землю и поле!

– Да, все это хорошо. Но лучше бы я не видал ни его, ни его товаров!

– Это вы нас подразумеваете под словом «товары»? – спросила шаловливая Эмми.

– Нет, девушка, я подразумеваю порох и тому подобное!

– Я думаю, что под последними словами он подразумевает именно тебя! – сказал Альфред.

– Во всяком случае, скажите, какие ваши условия, и я сегодня же покончу с вами.

– Ну, это я предоставлю вам – составить условия и оценку, вам и Мартыну. А я пришел сказать вам, что завтра я очищу свой участок, т. е. уйду отсюда!

– Завтра? А куда же вы уходите? Малачи Бонэ указал рукой на запад.

– Туда, и вы не услышите больше звука моего ружья. Но я уверен, что вы здесь не останетесь. Вы не знаете, какая здесь жизнь: это совсем не для таких, как вы! Нет, ни один из вас, кроме, разве, этого мальчика, не годится в этих местах! – и он любовно положил руку на голову Джона. – Вот этот годится в лесу. Отпустите его со мной! Я сделаю из него охотника! Не так ли, Мартын?

– Без сомнения, если только они отдадут его вам!

– Отдать его мы не можем, но мы будем отпускать его к вам погостить, если вы этого желаете!

– Так, значит, вы обещаете? Ну так я уйду не так далеко, как сперва думал. У него верный глаз! Я приду за ним!

Старик встал и ушел, не добавив ни слова. Джон пошел за ним, не обменявшись ни словом ни с кем из присутствующих.

– Как ты думаешь быть с Джоном? Ведь не думаешь же ты отпустить его с охотником совсем? – спросила г-жа Кемпбель своего мужа.

– Нет, душа моя! – отвечал ее муж. – Но я думаю, что ему можно будет позволить при случае навестить старика и погостить у него несколько дней.

– Это будет весьма полезно для мальчика, – вставил Мартын. – Если я смею вам дать совет, разрешите ему уходить и приходить, когда ему вздумается. Старик полюбил его; он обучит его своему промыслу, и вы приобретете через него расположение Малачи Бонэ, а его дружба может вам очень пригодиться. Старик ушел отсюда на запад, и если будет вам грозить опасность с той стороны, мы узнаем об этом заблаговременно от него; ради мальчика он нас предупредит и в случае нужды не откажется нам помочь.

– Мартын Сепер говорит справедливо, – заметил капитан Сенклер. – Малачи Бонэ будет для вас как бы аванпостом в случае опасности с запада или фортом в случае надобности отступления.

– Отпустите его с ним, сэр, – сказал Мартын, – мальчик приучится к делу.

– Я ничего не хочу обещать, Мартын, – проговорил мистер Кемпбель, – но во всяком случае разрешу моему сыну посещать старика: в этом нет ничего дурного.

Глава XI

Прошло шесть недель, и за это время поставили дом, покрыли крышей, приладили окна и двери. Дом состоял из большой столовой, кухни, гостиной и трех спален; одной, очень большой, с шестью постелями, наподобие дортуара или, вернее, общей спальной каюты, предназначенной для молодых людей, и двух менее больших для двух барышень и для супругов Кемпбель.

Прежде окончания дома к нему была сделана громадная добавочная пристройка в виде сарая, для припасов и всякого рода имущества, а над ним нечто вроде амбара и чердак. Бывшее жилище старого охотника было обращено в коровник, и Мэри и Эмми вступили в исполнение обязанностей коровниц или скотниц: доили коров, выгоняли на луг, приглядывали за ними, чтобы они не ушли в лес, и т. д. Паслись коровы на лугу за ручьем, через который теперь был перекинут красивый мостик.

За домом был уже расчищен небольшой клочок земли и превращен в огород. За огородом был выстроен хлев для свиней и птичник для дворовой птицы. Комендант форта приезжал несколько раз на своем катере посмотреть, как подвигается устройство семьи Кемпбель, и всякий раз привозил им то птицу, то молодых поросят, словом, что-нибудь полезное в хозяйстве.

Возвратимся, однако, к Малачи Бонэ.

На другой день после его посещения Эмми увидела, как старик, взяв ружье, направился в лес в сопровождении Джона, и так как ей ужасно хотелось познакомиться с индианкой, женой охотника, то она уговорила Мери, Альфреда и капитана Сенклера перейти на ту сторону ручья и пойти к хижине Малачи Бонэ. После непродолжительных поисков они нашли то место ручья, где можно было перебраться через него по стволу упавшего поперек ручья дерева. Подойдя к самому дому, они увидели сидевшую на пороге молодую индианку, занятую изготовлением мокасин. При виде Альфреда, шедшего впереди остальных, она в первый момент как будто испугалась, но заметив, что с ним были две молодые девушки, видимо, успокоилась и, приветствовав своих незваных гостей легким наклоном головы, молча продолжала работать.

– Как она молода! – заметила Мэри. – Ей едва ли есть восемнадцать лет. А охотник ведь уже совсем старик!

– Это здесь принято: старик-вождь берет себе в жены трех-четырех самых молоденьких девушек, которые у него, в сущности состоят скорее в роли прислужниц! – заметил Сенклер.

– Я думаю, она не понимает по-английски. Как нам объясниться с ней? – спросила Мери.

– Я могу говорить с ней на ее родном языке, если она из племени чиппевайев или какого-либо из соседних племен: ведь все они здесь говорят на одном наречии. Что вы желаете сказать ей?

– Скажите, что мы пришли сообщить ей, что будем жить здесь и готовы будем поделиться с ней всем, что у вас есть.

Капитан перевел слова Мэри ей и ее ответ своим спутницам.

– Она говорит, что вы обе роскошные цветки, но не местные дикие лесные цветы, и что холодная зима убьет вас.

– Скажите ей, что она увидит нас живыми и веселыми будущей весной, – проговорила Эмми, – и отдайте ей эту брошку с просьбой, чтобы она носила ее на память обо мне.

Молодая индианка подняла свой взгляд на Эмми и, улыбаясь, ласково и мило ответила, что она и без этой красивой безделушки никогда не забыла бы прекрасную лилию, которая была так добра к маленькому цветку лесной земляники.

– Какой поэтичный и образный ее язык, – заметила Мери, – а мне нечего дать ей! Ах, да, вот мой костяной игольник, и в нем несколько иголок; отдайте ей, показав, что в нем иголки; это пригодится ей, когда она будет шить мокасины!

Сенклер сделал, как ему сказано, и затем перевел слова индианки.

– Индианка ответила, что теперь ей лучше и быстрее работать; кроме того, ей хочется взглянуть на вашу ногу, чтобы доказать вам свою благодарность, изготовить вам пару мокасин!

– Ну, а теперь скажите, что мы всегда будем рады видеть ее, если она вздумает прийти к нам, и что теперь мы простимся с ней и пойдем домой, но прежде хотели бы узнать ее имя и сказать ей наши!

Капитан сообщил имена обеих барышень, и индианка старательно и отчетливо повторила их за ним; затем спросил ее об ее имени, которое в переводе на английский язык означало «цвет лесной земляники».

После этого они простились с ней и ушли.

На другой день ранним утром старый охотник с ружьем за спиной и с топором за поясом шел через луговину, принадлежащую мистеру Кемпбелю, в сопровождении своей молодой жены, которая сгибалась чуть не до земли под тяжестью двух громадных узлов, в которых находилось все имущество охотника, увязанное в одеяла. Еще накануне Малачи Бонэ сказал Мартыну, что через несколько дней он вернется сюда, когда решит, где ему осесть, и тогда сведет расчет за уступленный им участок. Семейство Кемпбель только что село за утренний чай, когда через их владения проходил старый охотник с женой, и вдруг заметили, что Джона нет.

– Да он сейчас был здесь! – сказала мать. – Он, наверное, ушел за Малачи Бонэ!

– Без сомнения, он проводит его до его новенького становища, затем через пару дней вернется назад, а теперь мы не знаем даже, в какую сторону они пошли.

Действительно, через двое суток Джон был снова дома и целую неделю никуда не уходил: все удил рыбу и молчал.

По мере того как работы по постройке подходили к концу, Мартын с двумя старшими молодыми людьми все чаще и чаще отправлялся на охоту, запасая дичь на зиму и складывая в подвале.

В конце августа капитан Сенклер получил предписание в возможно непродолжительном времени вернуться с вверенной ему командой обратно в форт, и 1-го сентября вся семья Кемпбель проводила его до самого баркаса, присланного за ним и за солдатами, и, прощаясь, весьма сожалела, что лишается такого милого и славного друга, успевшего стать за это время почти как бы членом их семьи.