Текст книги "Странные люди"

22. Люди, которые не спят

Медицина зачастую сталкивается с самыми досадными открытиями. Посудите сами – перед нами вроде бы прописная истина, а на самом деле и она фальшива. Например, человек не может существовать без сна, уж это ли не аксиома? Конечно, он может какое-то время не спать, но без сна он протянет не дольше, чем без пищи. Сон, вбивают в головы студентам-медикам, – это пища для мозга. Посади мозг на голодный паек – и человек погибает!

В сороковые годы жил на окраине Трентона, в штате Нью-Джерси, старый чудак по имени Ал Херпин. И было ему тогда около 90 лет, и жил он в лачуге, слепленной из листов толя. Много там стояло подобных лачуг, в которых ютились бездомные бедняги, такие же, как и он. Но хибара Ал Херпина была все-таки особой. В ней не было ни кровати, ни топчана, ни гамака. На это была своя причина – Ал Херпин за всю свою долгую жизнь ни разу не сомкнул глаз.

Десятки врачей обследовали его, устраивая посменно недельные бдения. Результат был совершенно обескураживающим. Он действительно не спал, но и не умирал, хотя по всем законам медицины не мог не умереть. Дожив до девяностолетнего возраста, Ал Херпин пережил многих врачей, обследовавших его, именно тех врачей, которые спали регулярно. Умственные способности Ал Херпина были вообще средние, здоровье и аппетит хорошие. Он не гнушался никакой работы.

После дневного труда Ал, разумеется, уставал, но поскольку не мог спать, то просто садился в свое любимое кресло-качалку и принимался читать до тех пор, пока не чувствовал себя отдохнувшим. Освежившись таким образом и восстановив силы, он снова был готов работать.

Хотя обследовавшие его врачи не могли найти подходящего объяснения его фантастической хронической бессонницы, сам Ал был склонен разделить точку зрения матери, которая в свое время сказала, что он не может спать потому, что перед самыми родами она очень ушиблась. Были и другие подобные случаи. Среди страдавших бессонницей был хорошо известный Дэвид Джонс из Андерсона, штат Индиана. Вот что о нем писала местная газета 11 декабря 1895 года: «Дэвид Джонс привлек к себе внимание всей медицины тем, что еще два года назад не спал 93 суток, а в прошлом году 131 сутки; сейчас у него начинается новый приступ бессонницы, который, как полагает сам Дэвид Джонс, будет еще более продолжительным. Три недели назад за ним установили постоянное наблюдение; считая сегодняшний день, он уже двадцать суток как не спит. Ест он и разговаривает как обычно, весьма активен и занят делами. Он не ощущает никаких неприятных последствий, как не чувствовал их и после 131-суточного бдения в прошлом году. В тот период он усиленно занимался делами фермы. Он говорит, что у него такое ощущение, будто он никогда не будет спать. Кажется, такая перспектива его не беспокоит. Мистер Джонс не знает, в чем причина такой анормальности, единственное, на что он указывает, – это то, что в молодости он очень много курил».

Не в состоянии объяснить феномен Джонса надувательством и не желая признать его как непреложный факт, медицина оставила своего непонятного пациента в покое.

На страницах той же газеты было опубликовано сообщение о несчастной домохозяйке из Цегледа, Венгрия. Миссис Рэчел Саги проснулась однажды утром 1911 года от разламывающей голову боли. Боль долго не проходила, и она отправилась на прием к врачу, который объяснил недомогание злоупотреблением сном и посоветовал ей поменьше спать. Хотя это и смешно звучит, но доктор, кажется, был прав. С того дня до самой смерти, последовавшей в 1936 году, Рэчел Саги больше не сомкнула глаз, прожив без сна 25 лет 2 месяца и 11 дней. Как только она перестала спать, она забыла о головной боли.

Самый последний случай такого рода, который просочился в печать, касался рабочего с фермы, испанца по национальности.

Валентин Медина, которому уже исполнился 61 год, пришел в Мадрид утром 29 ноября 1960 года. Он прошагал 140 миль от Южной Кастилии до Мадрида за 4 дня и 4 ночи. Останавливался на обочинах дороги немного передохнуть, когда уже «сильно гудели ноги».

Что заставило его проделать это изнурительное путешествие? Медина пришел в Мадрид по совету провинциальных врачей, чтобы выяснить, не смогут ли столичные светила вылечить его от затянувшейся бессонницы.

Он сказал, что местные врачи ничем не смогли ему помочь. Столичные врачи связались с местными, и те подтвердили уникальность диагноза. Оказывается, один местный врач помнит его таким с детства, его еще пытался лечить отец, тоже врач, пятьдесят лет тому назад.

После длительного обследования в госпитале в Мадриде врачи пришли к выводу, что Валентин Медина действительно не может спать. Их настолько тронули его искренность и бедность, что они собрали ему деньги на билет и отправили обратно поездом: это была его первая поездка в жизни.

В интервью с представителями газет Медина сообщил:

– Я работаю как вол. Никогда в жизни не уставал на работе. Вместо подписи я до сих пор прикладываю палец, но мне хотелось бы научиться читать и писать. Если бы я научился читать, ночи стали бы для меня короче. Всю жизнь по ночам я сижу на кухне у печи и жду, когда запоют петухи.

Врачи, обследовавшие Медину в госпитале, отправили его домой, снабдив сильнодействующими успокоительными средствами в надежде, что он хоть раз в жизни выспится. Через три недели в Мадрид пришло письмо от врача Медины, в котором он благодарит коллег за доброту, проявленную к его странному пациенту. При этом он сообщал, что его подопечный прекратил принимать таблетки, так как после очередного приема ноги становились ватными и как бы засыпали, а он сам все равно не спал.

В августе 1961 года Юстасу Бернетту, фермеру-англичанину, исполнился 81 год. Жил он на своей ферме недалеко от Лестера и ничем не отличался от местных старых фермеров, за исключением того, что никогда не спал. В один прекрасный день у него пропало желание спать. Случилось это с ним в 27 лет. Вот уже 54 года по ночам он читает книги, слушает радио и решает кроссворды, в то время как остальные домашние сладко похрапывают и посвистывают во сне. Откуда только к нему не наведывались врачи, чтобы собственными глазами увидеть неспящего человека и убедиться, что он вполне здоров.

Конечно, медики делали попытки заставить его поспать, но они лишь теряли как свое время, так и время Бернетта. Гипноз не вызывал у него даже сонливости, а от снотворного болела голова.

После отъезда врачей Бернетт возвращался к обычной жизни: ночью он шесть часов лежал в постели, чтобы дать телу отдых, а мозг продолжал работать.

Юстас Бернетт, так же как и Валентин Медина, мог без преувеличения сказать: «В прошлом году я ни разу не спал».

23. Завороженный карандаш

Среди многих разрушенных архитектурных памятников Англии называют знаменитое Гластонберийское аббатство, о нем иногда говорят как о самом священном месте Британии. Существует легенда, будто Иисус Христос в юношеском возрасте посетил это место со своим родственником Иосифом Аримафейским. Один из самых ранних историков Британии Гилдас, живший, вероятно, в VI веке, говорит, что Иисус посетил Гластонбери с целью медитации, и было это в последние годы правления императора Тиберия, то есть не позднее 27 года новой эры.

В 597 году Св. Августин писал папе Григорию, какое неизгладимое впечатление произвела на него уже существовавшая тогда церковь аббатства, а в «Книге страшного суда», составленной приближенными Вильгельма Завоевателя в 1086 году, также упоминается это удивительное сооружение. К 1086 году церковь становится местом поклонения, куда стекались толпы паломников, и усыпальницей королей, где также были захоронены король Артур и его возлюбленная Джиневра. Аббатство возвышалось над окружающими болотами, его и прозвали Авалонским островом. Под этим названием оно часто упоминается в хрониках двора короля Артура.

В самом конце XII века король Генрих II распорядился провести поиски места захоронения легендарного короля Артура. Джиральдус Кэмбренсийский пишет, что люди Генриха II отыскали глубоко зарытый в землю дубовый гроб, в котором были найдены кости человека огромного роста, скончавшегося, по всей вероятности, от головных ран. У него в ногах лежал скелет женщины с длинными светлыми волосами. Поверх гроба лежал тяжелый свинцовый крест, подтверждавший, что в нем были погребены король Артур и его вторая жена Джиневра. Со смертью короля Артура пришел конец величию Гластонберийского аббатства. Аббатство уже находилось в жалком состоянии, когда алчная рука Генриха VIII выжала из него последнюю каплю, повесив единственного оставшегося аббата на холме перед церковью. Здания и строения были взорваны, камни размолоты и сожжены на известь, а содержимое библиотек разбросано по всей округе невежественными грабителями. Таким образом, массивное сооружение, просуществовав почти тысячу лет, погибло от рук варваров, проживавших окрест и разрушавших его в течение многих лет.

Таково было положение вещей на 1907 год, когда английский археолог и архитектор Фредерик Блай-Бонд поставил перед собой задачу раскопать руины аббатства и установить действительные размеры этого памятника. Он хотел также определить точное местонахождение и размеры двух часовен, воздвигнутых королю Эдгару-Мученику и Божьей Матери из Лоретта. Эти постройки упоминались в ранних описаниях аббатства, но где они стояли и как выглядели, никто не знал. Отправная точка для земляных работ была настолько блестящей, насколько и неясной.

Много лет спустя Блай-Бонд рассказал о событиях, связанных с раскопками. 7 ноября 1907 года он сидел в своей бристольской конторе с очень близким приятелем капитаном Барлеттом, который утверждал, что может получать и воспроизводить известия при помощи так называемого автоматического письма. Суть этой процедуры заключается в том, что некоторые люди способны воспроизводить в письменном виде послания, в то время как их сознание занято совершенно другим.

Блай-Бонд хорошо знал о невинных занятиях капитана Барлетта в этой малопонятной области. Просто ради эксперимента он попросил своего друга взять в руки карандаш. Слегка прикоснувшись пальцами к карандашу, Блай-Бонд сказал: «Не можете ли вы рассказать нам что-нибудь о Гластонбери?»

Пока архитектор и Барлетт вспоминали и обсуждали разные истории из охотничьей жизни, участниками которых им обоим довелось быть, карандаш нацарапал единственную волнистую строчку: «Все знания вечны и доступны искренним помыслам ума».

Сказать, что оба приятеля были удивлены и озадачены, значит ничего не сказать. Они признавались потом, что не знали, как рассматривать это первое послание: как начало или как конец? Что могло оно значить? Должны ли они сами искать ответ или спрашивать и ждать ответа? Они решили спрашивать.

В тот же день на вопросы, поставленные Блай-Бондом, автоматическое письмо на вульгарной латыни, употреблявшейся многие столетия назад, сообщило приятелям, что часовню Эдгару-Мученику первым воздвиг аббат Беер, а потом ее перестроили. Занимался этим аббат Уайтинг, последний хозяин Гластонбери. Затем рука Барлетта стала медленно вычерчивать контурную карту аббатства в его верхней части, включая любопытное продолжение формы, под которым Блай-Бонд заподозрил один из объектов поиска. «Не часовня ли это?» – спросил он.

Утомительно медленно карандаш в руках Барлетта написал ответ: «Вход через перегородку в заднюю часть алтаря, пять футов, часовня тянется на тридцать ярдов к востоку, окна с горизонтальной каменной кладкой, фрамугами – окна с голубым стеклом».

Да, существо, называвшее себя Гильелмус Монакус (Вильгельм-Монах), говорило, что это часовня Эдгара-Мученика, давно разрушенная и затерявшаяся.

Неужели это правда?

Пользуясь размерами и указанием местонахождения, полученными таким странным способом, рабочие Блай-Бонда вскоре раскопали останки сооружения протяженностью девяносто футов к востоку. Местоположение соответствовало автоматической записи, но принадлежало ли данное строение часовне Эдгара-Мученика, у которой, как указывала автоматическая запись, был веерообразный свод? Ответ на все вопросы дали дальнейшие раскопки и изучение останков кладки, на которой обнаружили метки каменщиков. Действительно, тип веерообразного свода был именно таким, каким описал его завороженный карандаш. И осколки голубого оконного стекла валялись тут же, где их разбросали обезумевшие варвары.

А где же вторая часовня?

И снова Блай-Бонд с Барлеттом обратились к завороженному карандашу, и снова карандаш писал ответы на вопросы, только на этот раз на английском языке начала XVI века. Когда же полученные инструкции копать в твердом грунте на северном участке аббатства показались сомнительными, друзья решили переспросить источник информации и получили ответ: «Ищите мою часовню там, где я вам и указал, – на том берегу». Таинственный информатор добавил, что они найдут только одну стенку, все остальное было растащено на частные постройки. И снова раскопки подтвердили точность полученных сведений.

В течение десяти лет, пока велись раскопки, Блай-Бонд и Барлетт с помощью так называемого автоматического письма получили сотни таких посланий. Они тщательно датировали и собирали поступающий таким образом материал. Они поражались точности, с которой выдавались данные по измерениям, – вплоть до дюйма. На протяжении столь удивительного десятилетнего сотрудничества Блай-Бонд и его друг интересовались, кто же снабжает их такими прекрасными сведениями. Карандаш написал, что это монахи, жившие в аббатстве со дня его основания. Каждый монах отвечал за свой период жизни. Случавшиеся длинные паузы, писал карандаш, являлись результатом некоторых затруднений. Монахи совещались между собой, когда возникало какое-либо сомнение, и старались по возможности точнее ответить.

Один из самых плодотворных информаторов называл себя Иоханнесом Брайэнтом. Он утверждал, что был коротышкой и умер в 1533 году. Самая ранняя запись в блокноте Барлетта принадлежала лицу, медленно выписавшему свое имя – Авфвольд Саксонский, – который сообщал, что задолго до возведения аббатства он на том же самом холме построил крепкий деревянный дом, вошедший впоследствии в монастырь. Блай-Бонд и его команда принялись за раскопки в точно указанном месте и без труда обнаружили остатки деревянного сруба, поверх которого легла каменная кладка тысячелетней давности.

Власти радовались успехам Блай-Бонда, обнаружившего давно затерянное аббатство и открывшего некоторые части сооружения, о существовании которых даже не подозревали. Но когда они узнали, что раскопки велись по данным «автоматического письма», то в ужасе замахали руками. Конечно, хорошо, что сделано такое открытие, но всего этого надо было добиваться обычными методами!

В 1922 году власти отстранили Блай-Бонда от дела, хотя заслуги его уже были признаны ими. Но в отношении самого Блай-Бонда и его книги они были бессильны.

В 1933 году Фредерик Блай-Бонд написал книгу «Врата памяти», в которой он отметил послания, не только проверенные им при раскопках, но которые еще предстояло проверить. Последующие раскопки, проведенные официально назначенными археологическими партиями, подтвердили то, о чем писал Блай-Бонд!

24. Кто такая Пэйшенс Уэрт?

Никто не может сказать, жила ли на белом свете Пэйшенс Уэрт, но неопровержимое свидетельство ее остроумия и мудрости находится во многих библиотеках в виде пяти написанных ею книг. Если Пэйшенс Уэрт никогда не существовала как личность, то кто же тогда написал эти книги?

На этот вопрос не могли ответить ученые, которые непосредственно занимались исследованием этого случая. Но исследователей можно и простить ввиду сложности обстоятельств и, конечно, их явного противоречия общепринятым на сегодняшний день научным концепциям.

Однажды июньским вечером 1913 года в доме супругов Керрен собрались друзья. Дело происходило в г. Сент-Луисе. Гости и хозяева забавлялись спиритической доской, по которой от буквы к букве передвигалась стрелка и, казалось, писала ответы на поставленные вопросы.

Прошло уже часа полтора, и гостям стало надоедать это занятие. Миссис Керрен и еще одна дама, сидевшие за столом, сделали перерыв на несколько минут, продолжая, однако, концентрировать свое внимание на доске в ожидании следующего вопроса от гостей.

Но вдруг стрелка ожила сама собой, хотя никто не задавал никаких вопросов. Доска пошла и пошла, «выписывая» букву за буквой!

«Много лет тому назад я жила и снова вернулась в этот мир. Зовут меня Пэйшенс Уэрт».

Удивленная и озадаченная компания просто-напросто рассмеялась: не иначе как кто-то из женщин за столом решил разыграть остальных.

Миссис Керрен и ее подруга смутились, все сгрудились у стола.

– Пэйшенс, где был твой дом? – спросила миссис Керрен.

Пауза длилась целую минуту. Затем стрелка задвигалась, и последовал ответ:

– За морем.

– В какой стране за морем? – Снова долгая пауза.

– Обо мне вы узнаете многое. Прошлое мертво. Оставьте прошлое в покое.

Насколько неожиданно появилась Пэйшенс, настолько же внезапно она прервала свои сообщения. Изумленные гости настроились скептически. Наверняка это была шутка хозяйки или ее напарницы, – как еще можно было это объяснить? Но миссис Керрен и ее подруга напрочь отрицали причастность к подобной шутке.

В последующие месяцы миссис Керрен обнаружила, что стоит только ей сесть за стол и положить руки на доску, как тут же Пэйшенс принималась посылать ей информацию. Другие тоже пробовали, но у них ничего не получалось.

Вскоре сеансы с неудобной спиритической доской сменились, что называется, автоматическим письмом. Миссис Керрен садилась за стол, брала в руки карандаш и полностью расслаблялась. Карандаш оживал и сыпал словами – мысли оформлялись в причудливый колорит языка XVII века. Стихи, эпиграммы, оригинальные мысли, – бесспорно некоторые из них принадлежали яркому дарованию.

Предположить, что вся эта работа была продуктом подсознательной деятельности мозга миссис Керрен, значит просто наплевать на факты. Миссис Керрен можно охарактеризовать как типичную домохозяйку своего времени: выросла на ферме, получила среднее образование в школе, приятная, искренняя и общительная. Школьные отметки показывают, что она едва ли интересовалась историей, а за сочинения ей просто натягивали проходные баллы.

Все это полностью исключает предположение о том, что под мифической личностью Пэйшенс Уэрт миссис Керрен просто дала волю самовыражению.

Тщательное изучение этого явления ведущими специалистами показало, что у миссис Керрен не было ни умысла, ни способностей на такие действия.

По истечении года с момента появления Пэйшенс Уэрт миссис Керрен достигла такого уровня контакта, что могла продемонстрировать проявление другой личности, сидя на стуле в расслабленной позе, с закрытыми глазами и позволяя словам, по выражению миссис Керрен, свободно литься без всякого усилия с ее стороны: «Я просто чувствовала давление на голову, как будто мне на нее положили руку, и Пэйшенс начинала говорить».

По мере развития этой странной истории Пэйшенс задавали все новые и новые вопросы. Мало-помалу благодаря ответам стала смутно вырисовываться история жизни Пэйшенс.

Одно было очевидно – Пэйшенс английского происхождения. Она заявила, что родилась в Дорсетшире в 1650 году и переехала в Новую Англию в 1670 году. Со знанием дела она говорила о тяжелой жизни в колониях, рассказала, что была убита индейцами почти сразу же по прибытии в Новый Свет.

Один профессор из любопытства спросил: имеет ли она в виду войну короля Филиппа, а индейца, который убил ее, не звали ли Филиппом?

Она резко парировала: «Если кто-то поднес к вашему горлу меч, вы будете спрашивать у него имя?»

Конечно, все это не могло пройти мимо журналистов и врачей. Они приходили, изучали и уходили, тупо размышляя над тем, что же они нашли. Миссис Керрен оказывала всем полное содействие. Она ни разу не впадала в транс – ни в настоящий, ни в мнимый. Она просто сидела в своей комнате, а через нее ученые мужи разговаривали с таинственной Пэйшенс Уэрт и получали от нее быстрые, иногда очень сжатые ответы по существу.

Пэйшенс была скрытной. Она избегала отвечать на вопросы о ее настоящем месте пребывания и окружении. Она резко отвечала тем, кто пытался неправильно истолковывать ее ответы или задавал коварные вопросы, чтобы сбить ее с толку и запутать. В один из таких сеансов, когда она разоружила очередного профессора остроумным ответом, тот бросил ей комплимент, что она определенно умна. Пэйшенс тут же возразила: «Вовсе нет! Ум-то краденый». На вопрос, у кого его украли, она просто не ответила.

Из ее загадочных заявлений исследователи постепенно собрали значительный материал, который следовало еще проверить. Например, межевые знаки, о которых Пэйшенс упоминала как о существовавших в XVII веке. Некоторые еще сохранились, а другие были подтверждены историческими, религиозными записями и старыми географическими картами. Пэйшенс хорошо знала свою местность.

Особенности ее речи и слова, значение которых утеряно в современном языке, но которые были рассыпаны в излияниях Пэйшенс в изобилии, навели на подозрение, что она просто фиглярничает, предпочитая цветистость речи смыслу. Но когда исследователи углубились в изучение тяжелых томов в Британском музее, Пэйшенс снова оказалась на высоте. Она пользовалась общеупотребительными формами языка, свойственными ее времени, частично утраченными или совсем забытыми. Более того, Пэйшенс принадлежит авторство пяти книг, продиктованных миссис Керрен со скоростью 110 слов в минуту.

Следует отметить, например, что Пэйшенс диктовала непрерывно, без поправок и переделок, которые свойственны любому рассказу. Она диктовала ровно от начала и до конца. Конечно, в работе бывали перерывы. Но Пэйшенс начинала с того места, с которого закончила диктовать.

Одна из продиктованных ею книг называется «Печальный рассказ». Эта великолепная книга – самый великолепный роман о жизни Иисуса Христа и его времени. Хотя сама миссис Керрен имела поверхностное и отрывочное представление о предмете, достоинство книги заключается в подробном описании эпохи и обстановки. У. Т. Аллисон, профессор английской литературы при Манитобском университете, заявил: «Ни одна книга, кроме Библии, не дает такой сокровенной и яркой картины из жизни евреев и римлян в Палестине в дни жизни Господа нашего».

А вот еще книги из этого источника: «Горшок „на колесе“», «Надежда праведной крови», «Свет извне» и стихи. На англосаксонском языке, употреблявшемся в 1650 году, Пэйшенс за 35 часов продиктовала поэму из 70 тысяч слов. Она объяснила, что сделала это с единственной целью – доказать, что она является независимой личностью, а не частью миссис Керрен – безразлично, сознательной или подсознательной.

Продиктованная таким образом поэма под названием «Тэлка» оказалась трудным орешком для знатоков, всю свою жизнь специализировавшихся в разговорном языке XVII века. Поэму вообще трудно читать, если не быть посвященным в особенности разговорного англосаксонского языка трехсотлетней давности. Профессор Ф. С. Шиллер из Оксфорда, исследовав «Тэлку», заявил, что поэма на 90 процентов состоит из слов, имеющих чисто англосаксонские корни. Он обнаружил одно исключение – слово «амук», но даже и оно появилось в английском языке в 1650 году, то есть в год рождения Пэйшенс Уэрт. О самой поэме и ее построении профессор Шиллер сказал: «Мы столкнулись лицом к лицу с филологическим чудом».

Газеты и журналы отводили много внимания деятельности миссис Керрен. Некоторые публикации были объективными, хотя ничего и не объясняли. Другие журналы пользовались больше слухами, чем фактами, и намекали на надувательство. Будучи не в состоянии пояснить, о каком надувательстве идет речь, они ссылались на мифических наблюдателей и рассуждения местных досужих ничтожеств, которые зачастую даже не знали ни обстоятельств, ни условий, при которых диктуются послания.

За 15 лет миссис Керрен посетило не менее 35 ведущих ученых. Она никогда не возражала против форм и методов их обследования. Не все ученые с охотой и готовностью подписывались под заявлением, что Пэйшенс Уэрт действительно жила три века назад и была именно тем, кем она себя называла. Но никто не обвинил миссис Керрен в прямом или косвенном обмане.

Пример уклончивости показал особенно осторожный профессор из Колгейта Дж. X. Истабрук. Ему очень не хотелось подписываться под теорией, что миссис Керрен могла получать сведения от мертвых и говорить словами давно ушедших из жизни людей. Однако профессор все же отважился на заявление, что, по его мнению, вопрос очень сложный и что «изобретательность подсознательного особенно проявляется под гипнозом».

Это заявление, если перефразировать слова профессора Истабрука, показывает, насколько бывают изобретательны ученые, когда они не могут что-либо объяснить. Миссис Керрен пребывала всегда в полном сознании и к гипнозу не прибегала.

В невероятной истории с Пэйшенс Уэрт имеется много необъяснимых штрихов. Ее острый язык, иногда даже дерзкий и вызывающий, резко контрастировал с характером миссис Керрен. Однажды, когда ее спросили, где она сейчас находится, Пэйшенс выпалила: «Курица не выдает своего гнезда громким кудахтаньем!» – «А откуда она взяла темы для книг?» – поинтересовался другой исследователь. Пэйшенс ответила: «Чтобы приготовить питье, необходимо иметь горшок».

Группа психологов решила устроить Пэйшенс экзамен, который, как они полагали, нельзя выдержать.

Они попросили ее начитать триста слов одной книги, а затем приступить к разговору по предложению врача-экзаменатора; потом начитать триста слов другой книги и снова прерваться для разговора. Пэйшенс согласилась, Испытание началось. Вдруг врач крикнул: «Стоп! Теперь сочини нам стихотворение о прахе!» Не медля, Пэйшенс принялась диктовать:

 
Прах, прах, прах – удел королей,
Частичка Востока, пепел мудрецов,
Ком грязи с ног дурака,
Мертвые розы, увядшие листья,
Рухнувшие дворцы, надежды
И желания человека,
Слезы веков, суть человечества.
Прах, прах, ожидающий длани,
Могущей перемешать и воскресить.
Прах, прах, прах – завтра не рожденный.
Прах, прах – вчерашняя зола.
 

Пэйшенс снова принялась диктовать книгу. Доктор неожиданно попросил ее сказать несколько пословиц, которые она тут же изрекла:

«Когда падает манна с неба, насыщайся и не задавай вопросов».

«Громкий крик и шум рождаются не во рту, а в пустой голове».

«Из слабой пряжи полотна не соткешь».

Выполнив задание, Пэйшенс остановилась и стала ждать указаний. Ее попросили прочитать еще два стихотворения, и тут же слова стали срываться с губ миссис Керрен, за которой едва успевали записывать два секретаря.

Поистине человеку этого не постичь. Неудивительно, что исследовавшая данный случай группа ученых осталась в полном недоумении.

Хотя данное событие и примечательно само по себе, но оно все-таки не сравнится по значению с пятью книгами, которые и по сей день хранятся в библиотеках. Тайна Пэйшенс Уэрт остается с нами. Наука не в состоянии отыскать на это какой-либо вразумительный ответ.