Текст книги "Капитул Дюны"

– Самое главное – это их предложение союза, – сказала Одраде.

– Распространенная причина распространенной проблемы. – Это был штамп, расхожее решение в практике Бене Гессерит. Невзирая на данные чувства истины, Дортуйла советовала только присматриваться и внимательно изучать неожиданное предложение.

– Почему эти люди из Рассеяния вообще появились на Баззелле? Потому что Досточтимые Матроны проигнорировали Баззелл и сочли его слишком мелкой мишенью для своего нашествия?

– Это маловероятно, – возразила Дортуйла.

Одраде была вынуждена согласиться с таким выводом. Не важно, какое низкое задание первоначально имела Дортуйла на планете наказаний, в настоящее время она распоряжалась несметными сокровищами и располагала кораблем-невидимкой, который доставил ее к Верховной Матери. Кроме того, Дортуйла не перестала быть Преподобной Матерью. Она знала, где находится Капитул. Это знание было недоступно преследователям. Они знали, что любая Преподобная Мать скорее убьет себя, чем предаст Общину Сестер.

Одни проблемы порождали другие. Но сначала немного сестринского единения. Дортуйла наверняка поймет мотивы Верховной Матери. Одраде перевела разговор на личные темы.

Все сошло благополучно. Дортуйла удивилась, но не стала уклоняться от беседы.

Преподобные Матери, сосланные в дальние поселения, обычно были склонны к «другим интересам», как это называлось в Бене Гессерит. В древние времена такие интересы назывались хобби. Они не несли никакой полезной нагрузки, но люди предавались им, не жалея сил и времени. Одраде находила такие интересы скучными, но ей показалось весьма многозначительным, что сама Дортуйла называла свой интерес хобби. Кажется, она собирает старинные монеты.

– Какие монеты у тебя есть?

– Две серебряные греческие и прекрасно сохранившийся обол.

– Они подлинные?

– Да, – ответила Дортуйла, подразумевая, что для идентификации монет она воспользовалась Другой Памятью. Очаровательно. Она воспользовалась своей экстраординарной способностью даже для того, чтобы установить подлинность никому не нужных монет. Внутренняя и внешняя истории совпали.

– Это очень интересно, Верховная Мать, – горячо заговорила Дортуйла. – Мне очень льстит то, что вы по-прежнему считаете меня Сестрой и даже в чем-то похожи на меня, проявляя интерес к древней живописи, но все же мы обе понимаем, зачем я рискнула прибыть сюда, на Капитул.

– Контрабандисты.

– Конечно. Досточтимые Матроны не могли не знать, что я нахожусь на Баззелле. Контрабандисты продадут все, что угодно, тому, кто предложит высокую цену. Мы должны априори допустить, что они извлекли выгоду из своих знаний о Баззелле, о камнях су и о Преподобной Матери, которая там проживает вместе со своей свитой. Не надо забывать и о том, что меня нашли торговцы.

Проклятие, подумала Одраде. Дортуйла – это советница, которую она всегда хотела бы иметь рядом. Интересно, сколько еще сокровищ развеяно по свету по вполне заурядным причинам? Почему мы так часто отбрасываем в сторону самых талантливых людей? Это древняя слабость, которую так и не сумела изжить Община Сестер.

– Думаю, что нам удалось узнать нечто ценное о Досточтимых Матронах, – сказала Дортуйла.

Не стоило даже кивать в подтверждение согласия. Именно эта причина привела Дортуйлу на Капитул. Свирепые охотники собирались в стаи и убивали и жгли в пределах Старой Империи всех, кого они подозревали в связях с Бене Гессерит. Однако они не тронули Баззелл, хотя знали его местоположение.

– Почему? – вслух спросила она.

– Никогда нельзя разрушать свое собственное гнездо, – проговорила Дортуйла.

– Ты думаешь, что они там?

– Пока нет.

– Но ты думаешь, что Баззелл – это место, которое им нужно?

– Это первичная проекция.

Одраде в изумлении уставилась на Преподобную Мать. Значит, у Дортуйлы есть еще одно хобби? Она погружается в Другую Память, оживляя и возрождая существующие там таланты. Кто может осудить ее за это? Должно быть, на Баззелле время тянется нестерпимо медленно.

– Суммация ментата, – обвиняющим тоном заговорила Одраде.

– Да, Верховная Мать.

Как она смиренна.

Преподобные Матери имели право пользоваться Другой Памятью только с разрешения Капитула и только под руководством и при поддержке со стороны других Сестер. Следовательно, Дортуйла продолжала оставаться мятежницей. Она следовала своим желаниям, внушенным ей ее бывшим любовником. Отлично! Бене Гессерит нуждается в таких мятежницах.

– Баззелл нужен им целым и невредимым, – продолжала Дортуйла.

– Мир, изобилующий водой?

– Это прекрасное место для рабов-амфибий. Это не футары и не торговцы. Я внимательно изучила их.

Все говорило в пользу того, что Досточтимые Матроны собираются доставить на Баззелл рабов – видимо, амфибий – для сбора камней су. Такие рабы вполне могли быть в распоряжении Досточтимых Матрон. Знание, породившее футаров, вполне могло породить все, что угодно.

– Рабы – это очень неустойчивое равновесие, – заметила Одраде.

Дортуйла впервые за встречу позволила себе обнаружить эмоции. Отвращение заставило ее сжать губы в тонкую полоску.

Матроны создавали общество, рисунок которого предсказывал неизбежное крушение рабства и холопства. Вы создаете резервуар ненависти. Непримиримых врагов. Если у вас нет надежды истребить всех врагов, то не смейте даже пытаться это делать. Приложите все усилия, чтобы смягчить противостояние, ибо тяжкое угнетение сделает ваших врагов сильными. Угнетенные дождутся своего часа, и тогда только небо сможет помочь угнетателям. Это обоюдоострое лезвие. Угнетенные всегда учатся у угнетателей и копируют их. Когда роли меняются, наступает время для мести и насилия. Так роли меняются до бесконечности и до тошноты однообразно.

– Они никогда не повзрослеют? – горестно спросила Одраде.

У Дортуйлы не было ответа на этот вопрос, но зато было предложение.

– Я должна вернуться на Баззелл.

Одраде обдумала это предложение. Опять опальная Преподобная Мать опередила Верховную. При всем несогласии с формой такого решения обе понимали, что это было бы наилучшим действием. Футары и торговцы вернутся. Более важно, что, поскольку Досточтимые Матроны проявляют неподдельный интерес к Баззеллу, они скорее всего следили за визитерами. Теперь Досточтимые Матроны должны начать действовать, и эти действия могут многое выявить.

– Естественно, они думают, что Баззелл подобен приманке в мышеловке, – сказала Одраде.

– Я могу дать им знать, что была изгнана моими Сестрами, – предложила Дортуйла. – Это можно подтвердить документально.

– Ты хочешь использовать себя как приманку?

– Верховная Мать, что, если их удастся склонить к переговорам?

– С нами? – Какая неожиданная идея!

– Я понимаю, что их история не изобилует переговорами, но…

– Это блистательно! Но давай еще глубже заманим их в западню. Скажем, я убеждена, что должна прибыть к ним с предложением о подчинении им Бене Гессерит.

– Верховная Мать!

– Я не собираюсь сдаваться. Но как иначе заставить их разговаривать?

– Баззелл – не самое лучшее место для переговоров. У нас довольно ветхие и неказистые дома.

– На Джанкшн все устроено более крепко. Если они предложат Джанкшн местом встречи, сможешь ли ты сделать вид, что им удалось тебя убедить?

– Это потребует тщательного планирования, Верховная Мать.

– Весьма тщательного. – Пальцы Одраде заплясали по консоли управления. – Да, сегодня, – ответила она на высвеченный на панели вопрос.

Она взглянула на Дортуйлу:

– Я хочу, чтобы сегодня ты выступила на Совете до того, как вернешься на Баззелл.

Мы тщательно все обсудим, но я уверяю тебя, что ты получишь открытое назначение. Очень важно выманить их на переговоры… и ты понимаешь, что мне претит использовать тебя как приманку.

Глубоко задумавшись, Дортуйла не ответила на этот всплеск эмоций.

– Они могут не поверить нашей откровенности и просто убить тебя. Но ты лучшая наживка, которая когда-либо была в нашем распоряжении.

Дортуйла ответила, проявив незаурядное чувство юмора:

– Я и сама не очень хочу болтаться на крючке, словно червяк. Вы, Верховная Мать, держите удочку покрепче.

Она поднялась, с беспокойством посмотрев на рабочий стол Одраде.

– У вас очень много дел, и к тому же оторвала вас от завтрака.

– Мы пообедаем здесь вместе, Сестра. В данный момент ты – самый важный для нас человек.

Все государства суть абстракции.

(Восемь столпов политики. Архив Бене Гессерит)

Луцилла изо всех сил старалась не признавать слишком знакомым ощущение, которое она испытывала, находясь в этой комнате с ядовито-зелеными стенами, за пределами которой постоянно присутствовала Великая Досточтимая Матрона. Это Джанкшн, цитадель тех, кто хочет истребить Бене Гессерит. Это враги. День семнадцатый.

Точнейшие часы, которые были запущены в организме Луциллы во время испытания Пряностью, говорили ей, что она вполне адаптировалась к цикадному ритму новой планеты. Она проснулась на рассвете. Неизвестно, правда, когда ее будут кормить. Досточтимые Матроны делали это один раз в день.

И все время рядом этот футар в клетке. Это напоминание: вы оба находитесь в клетках. Так мы обходимся с опасными животными. Иногда мы выпускаем их, чтобы они размяли ноги и доставили нам удовольствие, но потом просим пожаловать обратно в клетку.

В пище минимальное количество меланжи. Не слишком-то они бережливы, даже принимая во внимание их богатство. Небольшое шоу на тему: «Это может быть твоим, если проявишь благоразумие».

Когда она явится сегодня?

В посещениях Великой Досточтимой Матроны не было никакой системы. Она приходила всегда в разное время, вероятно, для того, чтобы приводить пленницу в растерянность. Вероятно, это так. Когда командир решит, он сменит поведение. Опасное животное со временем приучат и к расписанию.

Я могу быть опасной, Королева Пауков, но я не твой ручной зверь.

Луцилла интуитивно чувствовала, что в помещении есть следящие устройства. Эти устройства не только создавали зрительные образы. Они заглядывали внутрь плоти в поисках спрятанного оружия, заглядывали даже в функционирующие органы. Не имплантированы ли в это тело какие-нибудь опасные игрушки? Что можно сказать о дополнительных органах, которые, возможно, пересажены ей хирургическим путем?

Там нет ничего подобного, мадам Паучиха. Мы надеемся только на то, что дано нам с рождения.

Луцилла понимала, что ее подстерегает только одна непосредственная опасность – стать неадекватной в таких условиях содержания. Ее надзиратели поместили ее в крайне невыгодное положение, но не лишили способностей воспитанницы Бене Гессерит. Она может покончить с собой, как только запас шира в ее организме истощится до такой степени, что она станет способной на предательство, пусть даже невольное. При ней ее разум и Другая Память с Лампадас.

Отодвинулась плита в стене, и из отверстия показалась клетка с футаром. Значит, сейчас пожалует и Королева Пауков. Что-то она сегодня рано. Раньше, чем обычно.

– С добрым утром, футар, – весело приветствовала она своего товарища по несчастью.

Футар взглянул на Луциллу, но ничего не ответил.

– Должно быть, ты ненавидишь свою клетку.

– Не любить клетку.

Луцилла поняла, что эти создания умеют говорить, но пока не могла оценить степень владения языком.

– Мне кажется, что они и тебя морят голодом. Ты не хочешь меня съесть?

– Есть. – В голосе прозвучал неподдельный интерес.

– Я бы хотела быть твоим Дрессировщиком.

– Ты Дрессировщик?

– Ты бы подчинялся мне, если бы я была им?

В полу отодвинулась панель, и из-под нее поднялось тяжелое кресло Королевы Пауков. Ее самой пока не было, как не было и сомнений в том, что она подслушивает разговор.

Футар смотрел на Луциллу с нескрываемым интересом.

– Дрессировщики держат вас в клетках и морят голодом?

– Дрессировщик? – явная вопросительная интонация.

– Я хочу, чтобы ты убил Великую Досточтимую Матрону. – Это не должно его удивить.

– Убить Даму!

– И съесть ее.

– Дама ядовитая. – Отказ.

Ого. Это очень интересная информация!

– Она не ядовитая, у нее такое же мясо, как и у меня.

Футар подошел поближе, насколько позволяли размеры клетки. Левой рукой он оттопырил нижнюю губу. На внутренней поверхности слизистой виднелся рубец от ожога.

– Видишь яд, – сказал футар и опустил руку.

Интересно, как они это делают? От Великой Досточтимой Матроны не пахло никаким ядом. Человеческая плоть плюс синтезированное из адреналина лекарство, от которого в глазах при гневе вспыхивают оранжевые блики… и возникают другие характерные реакции, которые они наблюдали у Мурбеллы. И чувство полного превосходства.

Насколько велик интеллект футара?

– Яд горький?

Футар скорчил гримасу и яростно сплюнул.

Действием он реагирует быстрее, чем словами.

– Ты ненавидишь Даму?

Футар оскалил клыки.

– Ты ее боишься?

Презрительная усмешка в ответ.

– Тогда почему ты не убьешь ее?

– Ты не Дрессировщик.

Для убийства требуется команда Дрессировщика!

Вошла Великая Досточтимая Матрона и опустилась в кресло.

Луцилла снова приняла веселый вид.

– С добрым утром, Дама!

– Я не разрешаю тебе так меня называть. – Голос был тихий, но в глазах заплясали оранжевые огоньки.

– Мы с футаром успели побеседовать.

– Я знаю. – В глазах стало больше оранжевой краски. – Если ты совратила его…

– Но, Дама…

– Не называй меня так! – Она вскочила с кресла, глаза полыхали оранжевым пламенем.

– Сядь и успокойся, – сказала Луцилла. – Здесь не место для допроса. Сарказм – очень опасное оружие. Вчера ты говорила, что хочешь продолжить нашу с тобой дискуссию о политике.

– Откуда ты знаешь, что это было вчера? – Она села, но в глазах продолжал бушевать огонь.

– У всех воспитанниц Бене Гессерит есть такая способность. Мы быстро начинаем чувствовать ритм любой планеты.

– Странное дарование.

– Это может делать каждый. Дело только в направленном обострении чувств.

– Я могу этому научиться? – Оранжевые огоньки начали гаснуть.

– Я же сказала каждый. Ты же человек, не правда ли?

На этот вопрос пока нет полного ответа.

– Почему ты говоришь, что у вас, ведьм, нет правительства?

Хочет сменить тему. Наши способности очень ее тревожат.

– Я говорила не это. У нас нет правительства в обычном понимании этого слова.

– У вас нет даже социального кодекса?

– Нет такого общественного кодекса, который учитывал бы все потребности. То, что в одном обществе считается преступлением, в другом может быть моральным императивом.

– Народы всегда имеют правительства. – Оранжевые сполохи в глазах совершенно потухли.

Почему это так ее заинтересовало?

– Люди всегда занимаются политикой. Я говорила тебе вчера об этом. Политика – искусство выглядеть честным и открытым при попытке скрыть все, что возможно.

– Вот вы, ведьмы, и скрываете все.

– Я этого не говорила. Когда мы произносим слово «политика», это служит предостережением и предупреждением всем Сестрам.

– Я не верю тебе. Люди всегда образуют некую форму…

– Соглашение?

– Это такое же слово, как и всякое другое.

Она начинает злиться.

Луцилла молчала, и Великая Досточтимая Матрона подалась вперед, продолжая:

– Ты что-то скрываешь!

– Разве это не мое право скрывать от тебя вещи, которые могут помочь вам сокрушить нас?

Какая жирная наживка!

– Я так и думала! – На лице написано удовлетворение.

– Однако почему бы и не открыть их? Ты думаешь, что для власти всегда есть ниша, которую можно без труда заполнить, но не видишь, что именно это говорит о моей Общине Сестер.

– Пожалуйста, просвети меня.

Она неуклюже пользуется сарказмом.

– Ты веришь в то, что все на свете покоится на инстинктах, движущих людьми с времен племенного строя и еще дальше. Старейшины и вожди. Таинственная Мать и Совет. А до этого Сильный муж (или Жена), которые следили за тем, чтобы все были накормлены, чтобы всех согрел огонь, горящий у входа в пещеру.

– Это очень доходчиво, я вся поняла.

Неужели правда?

– О, я согласна. Эволюция форм видна каждому невооруженным глазом.

– Ведьма, что такое эволюция? Беспорядочное нагромождение всякой всячины.

Эволюция. Смотри, как ее разозлило ключевое слово.

– Это сила, которую можно взять под контроль, если обратить ее на нее самое.

Контроль! Смотри, какой интерес ты сумела возбудить в ней. Она любит это слово.

– Стало быть, вы пишете законы точно так же, как и все прочие!

– Регулирующие уставы, возможно. Но разве все вещи не преходящи?

Напряженный интерес в глазах.

– Конечно, это так.

– Но ваше общество управляется бюрократами, которые знают, что не могут приложить ни грана воображения к тому, что они делают.

– Разве это важно?

Ее удивление неподдельно. Она явно озадачена. Смотри, как она морщится.

– Только для вас, Досточтимая Матрона.

– Великая Досточтимая Матрона!

Как это трогательно!

– Почему ты не разрешаешь мне называть тебя Дамой?

– Мы не близкие подруги.

– Футар – твой близкий друг?

– Не уклоняйся от темы!

– Хочу чистить зубы, – заговорил вдруг футар.

– Заткнись!

Она и правда готова взорваться.

Футар присел, но в нем не было смирения.

Великая Досточтимая Матрона вперила в Луциллу взор, пылающий оранжевым огнем.

– Так что ты говоришь о бюрократах?

– У них нет простора для маневра, поскольку именно на узком поле жиреют их хозяева. Если ты не видишь разницы между уставами и законами, то и те и другие имеют силу закона.

– Я не вижу разницы.

Она сама не понимает, в чем только что призналась.

– Законы поддерживают миф о вынужденных изменениях. Светлое будущее наступит, потому что принят тот или иной закон. Законы придают установленную форму будущему. Считается, что установления усиливают прошлое.

– Считается?

Она не любит и это слово.

– В каждый данный момент действие всегда иллюзорно. Так же, как и учреждение комитета для решения той или иной проблемы. Чем больше людей в этом комитете, тем больше разнотолков в решении задачи.

Будь осторожной. Она действительно думает об этом, примеряя мои слова к себе.

Луцилла придала своему голосу максимальную убедительность.

– Вы живете в преувеличенном прошлом и пытаетесь понять непознаваемое будущее.

– Мы не верим в предзнание.

Верите, еще как верите! Наконец-то!

Именно поэтому она и оставила нас в живых.

– Прошу вас, Дама. В ограничении себя законами всегда есть нечто неустойчивое.

Еще раз будь осторожной! Она не поправила тебя, когда ты назвала ее Дамой.

Кресло скрипнуло от резкого движения Великой Досточтимой Матроны.

– Но законы необходимы!

– Необходимы? Это опасно.

– Почему?

Помягче. Она начинает чувствовать угрозу.

– Необходимость начинает править обществом, и законы мешают ему приспосабливаться к меняющимся условиям. В силу этой необходимости все в конце концов рушится. Вы становитесь подобны банкирам, которые воображают, что способны купить себе будущее. «Власть в мое время, и к черту моих потомков!»

– Но что мне потомки?

Не говори! Смотри на нее. Она реагирует подобно многим безумцам. Подвергни ее еще одному маленькому испытанию.

– Досточтимые Матроны появились как организация террористов. Сначала бюрократы, а потом террор как их излюбленное оружие.

– Если в твоих руках оружие, воспользуйся им. Но мы были повстанцами. Террористы? Это слишком хаотично.

Как она любит это слово – «хаос». Оно означает все, что происходит вне их мира. Она даже не спросила, откуда мне известно их происхождение. Она принимает как данность наши мистические способности.

– Разве не странно, Дама… – она не реагирует, можешь продолжать, – что повстанцы всегда впадают в тот же грех, который они пытались искоренить, если восстание заканчивается успехом и они побеждают? Это не столько ловушка на пути всех правительств, сколько наваждение, которое ждет всех, кто захватывает власть.

– Ха! Я-то думала, что ты расскажешь мне что-нибудь новенькое. Это мы знаем: «Власть разлагает. Абсолютная власть разлагает абсолютно».

– Нет, не так, Дама. Есть более тонкая вещь, но более убедительная: власть привлекает тех, кто склонен к разложению.

– Ты осмеливаешься обвинять меня в коррупции и разложении?

Следи за ее глазами!

– Я? Обвинять? Единственный, кто может тебя обвинить, – это ты сама. Я просто излагаю мнение Бене Гессерит на этот счет.

– Но ты ничего мне не сказала!

– Однако мы верим, что мораль превыше всякого закона, и мораль должна, как страж, пресекать все покушения на установления.

Ты употребила в одной фразе оба слова, но она не заметила этого.

– Власть всегда работает, ведьма. Таков закон.

– И правительства, которые существуют достаточно долго в таких условиях, неизбежно погрязают в коррупции.

– Мораль!

Она действительно не умеет пользоваться сарказмом, особенно когда защищается.

– Я действительно пыталась тебе помочь, Дама. Законы опасны для всех – как для виновных, так и для невинных. Не важно, считаешь ли ты себя могущественным или беспомощным. Законы не несут в себе человеческого понимания.

– Нет такой вещи, как человеческое понимание!

Это ответ на наш вопрос. Их нельзя считать людьми. Пощупай ее подсознание. Оно открыто очень широко.

– Законы всегда приходится толковать. Связанный законом не хочет проявлять сочувствия. Нет чувства локтя. Закон есть закон.

– Так оно и есть!

Она ушла в глухую защиту.

– Это очень опасная идея, особенно для неискушенных. Люди понимают это интуитивно и поэтому отвергают всякие законы. Совершаются мелкие поступки, часто подсознательно, которые тем не менее подрезают поджилки закону и тем, кто служит этому вздору.

– Как ты осмеливаешься называть законы вздором? – Она приподнялась с кресла, потом снова села.

– Смею. И закон, персонифицированный всеми, кто паразитирует на нем, всегда приходит в негодование, слыша слова, подобные моим.

– Это действительно так, ведьма! Но она не велит мне замолчать.

– «Больше закона!» – говорите вы. Нам нужно больше закона! Таким образом вы создаете все больше бездушных, неспособных к сочувствию инструментов, новые ниши для тех, кто паразитирует на этой системе и живет за ее счет.

– Но так всегда было и так всегда будет.

– И опять-таки ты ошибаешься. Это рондо. Оно повторяется и повторяется до тех пор, пока негодный человек или негодная группа не оказываются на высоте колеса. Тогда возникает анархия, хаос. – Ты видишь, как она подскочила? – Повстанцы. Террористы, вспышки кровавого насилия. Джихад! И все это из-за того, что вы создали нечто бесчеловечное.

Она взялась за подбородок. Следи за ней внимательно!

– Как это мы уклонились так далеко от политики, ведьма? Это было твое намерение?

– Мы не уклонились от нее ни на долю миллиметра!

– Думаю, что теперь, ведьма, ты расскажешь мне, какие вы в Бене Гессерит демократы.

– Да, мы живем по правилам демократии, но соблюдаем при этом такую осторожность, какой вы не можете себе представить.

– Испытай меня.

Она думает, что я сейчас поделюсь с ней тайной. Что ж, скажи ей одну из них.

– Демократия может заблудиться, если впереди электората пойдут козлы. Словно перед стадом баранов. Вы получите богатых, жадных, преступников, тупых лидеров и так далее до тошноты.

– Ты думаешь точно так же, как мы.

Господи! Как отчаянно она хочет, чтобы мы были похожи на них.

– Ты говоришь, что вы были бюрократами, когда восстали. Вы знаете свой порок. Находящаяся на вершине власти бюрократия, которая неприкосновенна для электората, всегда лишает систему энергии. Она ворует ее у престарелых, у пенсионеров – у всех и каждого. Особенно же у тех, кого мы именуем средним классом, потому что именно он производит больше всего энергии.

– Вы полагаете, что вы и есть… средний класс?

– Мы не думаем, что мы нечто раз и навсегда фиксированное. Но Другая Память говорит нам о пороках бюрократии. Допускаю, что у вас есть некая форма гражданской службы для «низов».

– Да, мы позаботились о наших низах.

Какое отвратительное эхо в этом зале.

– Тогда вы знаете, как это размывает голосование. Люди не голосуют. Инстинкт говорит им, что это бесполезно.

– Как бы то ни было, демократия – глупая идея!

– Мы согласны с этим. Она очень склонна к демагогии. Это болезнь, которой весьма подвержена любая система, стоящая на избирательном праве. Однако демагога очень легко распознать. Они много жестикулируют и говорят, как трибуны, и используют слова, в которых звенят религиозный пыл и устрашающая искренность.

Она смеется!

– Искренность, за которой ничто не стоит, требует большой практики, Дама. Эту тренировку всегда можно распознать.

– С помощью Вещающего Истину?

Что это она так подалась вперед? Теперь она никуда не денется.

– Это может распознать любой, кто знает признаки: Репетиция. Повторы. Потуги заострить внимание на словах. Не обращайте внимания на слова. Следите за тем, что этот человек делает. Только тогда вы поймете его истинные мотивы.

– Значит, у вас нет демократии.

Поделись со мной еще какими-нибудь секретами Бене Гессерит.

– Нет, у нас есть демократия.

– Мне кажется, что ты сказала…

– Мы хорошо ее охраняем, следя за всеми вещами, о которых я только что говорила. Опасность велика. Но не менее велико и вознаграждение.

– Ты понимаешь, что ты мне только что сказала? Что вы все – скопище дур!

– Приятная леди! – произнес футар.

– Заткнись, не то я отошлю тебя назад в стадо!

– Ты не слишком приятная леди, Дама!

– Ты видишь, что ты наделала, ведьма? Ты уничтожила его.

– Полагаю, что вы всегда найдете замену.

О, посмотрите-ка на эту улыбку.

Луцилла изобразила на лице подобную гримасу, начав дышать в том же ритме, что и Великая Досточтимая Матрона. Видишь, как мы похожи? Конечно, я стараюсь нанести тебе вред. Не сделала бы ты то же самое на моем месте?

– Итак, вы знаете способ заставить демократию делать то, что захотите. – В тоне сквозило издевательство.

– Техника довольно тонкая, но достаточно простая. Вы создаете общество, в котором большинство людей недовольно, смутно или глубоко.

Она именно так видит проблему. Смотри, как она кивает твоим словам.

Луцилла держала себя в ритме этих кивков Великой Досточтимой Матроны.

– Такое положение порождает волну чувства мстительного гнева. Потом под этот гнев подставляются мишени, которые вы сами выбираете.

– Это диверсионная тактика.

– Я предпочитаю говорить об этом как об отвлечении внимания. Не давайте им времени задавать вопросы. Хороните свои ошибки в нагромождении новых законов. Вы движетесь в царство иллюзий. Тактика корриды.

– О да. Это хорошо!

Она почти ликует. Подкинь ей еще.

– Хорошенько размахивайте плащом. Они накинутся на него и только потом поймут, что за ним нет матадора. Это расхолаживает электорат точно так же, как расхолаживает быка. В следующий раз еще меньше людей разумно воспользуются своим голосом.

– Именно поэтому мы так и поступаем.

Мы поступаем! Она прислушивается к себе?

– Потом вы обрушиваетесь на апатичный электорат. Заставляете его испытать чувство вины. Держите его в скуке. Подкармливаете его. Развлекаете его. Не переусердствуйте!

– О нет, мы никогда не переусердствуем в этом.

– Дайте им понять, что они будут голодать, если нарушат строй. Пусть они посмотрят, как плохо бывает тем, кто раскачивает лодку.

Спасибо тебе, Верховная Мать. Это очень подходящий образ.

– Но не допускаете ли вы, чтобы иногда за плащом случайно оказался живой матадор?

– Конечно! Ату его! Потом можете спокойно ждать, когда смешливые умолкнут сами по себе.

– Я знала, что вы не способны допустить у себя демократию!

– Почему ты мне не веришь?

Ты испытываешь судьбу.

– Потому что тогда вам надо было бы ввести у себя открытое голосование, жюри, судей и…

– Мы называем их прокторами. Это что-то вроде жюри в полном составе.

Она немного растеряна.

– И никаких законов… установлений, или как вы их там называете?

– Разве я не говорила, что мы рассматриваем их раздельно? Установления – это прошлое, законы – будущее.

– Вы как-нибудь ограничиваете права этих… прокторов?

– Они могут принимать любые решения, которые пожелают, точно так, как это делают члены судебного жюри. Будь проклят закон!

– Это очень тревожная идея.

Она действительно взволнована. Смотри, как поскучнели ее глаза.

– Первое правило нашей демократии – никаких жюри, ограниченных рамками закона. Такой закон глуп. Просто удивительно, насколько глупы могут быть люди, когда они начинают действовать малыми самодостаточными группами.

– Ты называешь меня глупой, не так ли?

Берегись оранжевых бликов.

– Кажется, есть такой закон природы, который гласит, что почти невозможно, чтобы замкнутая самодостаточная группа людей действовала просвещенно.

– Просвещенно? Я так и знала.

Это опасная улыбка. Будь осторожной.

– Это означает течение по направлению сил жизни, таким образом выстраивая свои действия, чтобы жизнь могла продолжаться…

– При этом, естественно, большинство должно быть счастливо.

Быстро! Мы оказались слишком умны для нее! Меняй тему разговора!

– Этот элемент Тиран исключил из своего Золотого Пути. Он рассчитывал не на счастье, а на выживание человечества.

Мы же говорим: меняй тему! Посмотри на нее! Она в ярости!

Великая Досточтимая Матрона оторвала руку от подбородка.

– И я собиралась пригласить тебя в наш Орден, сделать тебя одной из нас. Освободить тебя.

Отвлеки ее! Быстрее!

– Не говори, – произнесла Великая Досточтимая Матрона. – Не открывай рта!

Теперь все кончено.

– Ты должна была помогать Логно или кому-нибудь еще, кто заменит меня на моем месте! – Она взглянула на прикорнувшего в углу клетки футара. – Ешь, милый.

– Не буду есть приятную леди.

– Тогда я выброшу ее труп стае!

– Великая Досточтимая Матрона…

– Я не велела тебе говорить! Ты осмеливался называть меня Дамой.

Она молниеносно вскочила с кресла. Дверь клетки Луциллы с треском отворилась, ударившись о стену. Луцилла попыталась выскользнуть наружу, но шига сковала ее движения. Преподобная Мать не уловила тот момент, когда был нанесен удар, размозживший ее височную кость.

Умирая, она слышала горестный вопль людей Другой Памяти с Лампадас, памяти, хранившей гений и опыт многих поколений.