Текст книги "Капитул Дюны"

Одраде приходилось видеть отвратительную природную дикость: хрупкие деревца, словно испачканные в тусклой зеленой краске и оставленные на краю тундры, словно высушенные пародии на настоящие деревья. Отталкивающее зрелище. Трудно вообразить, что в существовании таких деревьев была заложена какая-то разумная цель. А слепые черви… со слизистой желтой шкурой. Где заключенное в них искусство? Это просто временные промежуточные станции на бесконечной дороге эволюции. Можно ли сказать, что вмешательство человека в искусство природы представляет собой что-то особенное? Слиньи! Тлейлаксианцы действительно создали нечто не только особенное, но и омерзительное.

Восхищаясь рисунками Шианы, Одраде решила, что некоторые комбинации все же являлись вызовом и оскорблением для некоторых человеческих чувств. Слиньи – прелестная еда, нечего сказать! Безобразные сочетания задевали самый примитивный и древний опыт. Этот опыт имел право на суждения.

Какая отвратительная вещь!

Многое из того, что мы считаем искусством, в действительности служит для укрепления уверенности в себе. Не задевай меня! Я знаю, что я могу воспринять.

В каких чувствах укрепляло Шиану ее искусство?

Песчаный червь: слепая сила, охраняющая спрятанные сокровища. Артистичность мистического великолепия.

Ей докладывали, что Шиана с юмором относилась к своему назначению.

– Я пастух червей, которые, вероятнее всего, не существуют.

Но даже если они и появятся, пройдет не один год, прежде чем хотя бы один из них достигнет размера, изображенного на рисунке Шианы. Не звучит ли ее голос в словах, которые произносит фигурка перед пастью червя?

«Он придет в свое время».

Комната была заполнена ароматом меланжи, этот запах был намного сильнее, чем в жилище обычной Преподобной Матери. Одраде внимательно оглядела мебель: стулья, стол, осветительные приборы – все было размещено весьма обдуманно и рационально. Но что это за бесформенный кусок плаза в углу? Еще одна работа Шианы?

Эти комнаты вполне подходят Шиане, решила Одраде. Ничто, кроме рисунка, не напоминало о происхождении Шианы, но вид из окна мог быть видом Дар-эс-Балата, затерянного в глубинах засушливых земель Дюны.

У двери раздался легкий шорох. Одраде обернулась и увидела стоявшую у входа Шиану. Она огляделась со смущенным видом, прежде чем осмелилась войти в комнату, в которой находилась сама Верховная Мать.

Движения могут заменить слова: «Итак, она пришла в мою комнату. Это хорошо. Кто-то другой мог бы и пренебречь моим приглашением».

Одраде привела в порядок ощущения, спутанные появлением Шианы, – самой молодой за всю историю Бене Гессерит Преподобной Матери. Ты часто думала о ней как о тихой маленькой Шиане. Она не всегда была тихой и давно перестала быть маленькой, но ярлык остался. Нет, Шиана не похожа на мышь, но в ее поведении было что-то от повадки грызуна, который терпеливо сидит на краю поля и ждет, когда уйдет земледелец, а тогда мышь бросится вперед, грызть посеянные зерна.

Шиана вошла в комнату и остановилась в полушаге от Одраде.

– Мы очень давно не виделись, Верховная Мать.

Первое впечатление было очень неотчетливым и до странности спутанным.

Искренность и скрытность?

Шиана стояла, исполненная готовности слушать.

У этого потомка Сионы Атрейдес получилось интересное лицо, прикрытое маской Бене Гессерит. Зрелость наложила на нее как отпечаток воспитания Бене Гессерит, так и следы происхождения от Атрейдесов. На лице запечатлелись следы твердых решений. Стройная девочка из Пустыни с выжженной солнцем прядью уступила место уравновешенной и спокойной Преподобной Матери. Кожа сохранила свой темный оттенок благодаря постоянному пребыванию на солнце. В волосах сохранилась выгоревшая прядь. Глаза, однако, изменились. Они стали синими, со стальным оттенком, говорившим: «Я прошла испытание Пряностью».

Это и есть то, что я в ней чувствую?

Шиана уловила выражение лица Одраде (наивность Бене Гессерит!) и поняла, что Верховная ожидала этой встречи с затаенным страхом.

У нее нет другой защиты, кроме правды, и я надеюсь, что она не замедлит с полным признанием!

Одраде тщательно рассматривала свою бывшую ученицу, ее чувства были полностью открыты.

Страх! Что я чувствую? Что я ощутила, когда она заговорила?

Твердость голоса Шианы трансформировалась в мощный инструмент. Это Одраде предчувствовала заранее, еще при первом знакомстве с девочкой. Исходная природа Шианы (природа фрименов, если таковая когда-то существовала!) изменила свою направленность и форму, оставшись верной духу и сути. Под жесткой уздой угадывалась способность любить и ненавидеть.

Почему меня не покидает ощущение, что она хотела меня обнять?

Одраде внезапно почувствовала свою уязвимость.

Эта женщина смогла взломать мою оборону и сейчас находится на моих позициях. Мне не удастся полностью от нее избавиться, изгнать ее из себя.

На память пришел давний разговор с Тамалейн: «Она из тех, кто умеет сохранять верность самим себе. Помнишь Сестру Швандью? Шиана похожа на нее, но она лучше. Шиана знает, куда идет. За ней надо внимательно следить. Ты же понимаешь, кровь Атрейдесов».

– Я тоже Атрейдес, Там.

– Не думай, что мы об этом забыли! Думаешь, мы будем спокойно стоять и смотреть, как Верховная Мать станет скрещивать себя для потомства? Есть пределы и нашему терпению, Дар».

– Мой визит несколько запоздал, Шиана.

Тон Одраде насторожил Шиану. Она посмотрела в глаза Одраде с тем выражением, которое называлось в Общине Сестер «безмятежностью Бене Гессерит». Это было спокойствие, безмятежнее которого не существует ничего во вселенной. Никто никогда не узнает, какие страсти бушуют под маской этого спокойствия. Это был даже не барьер, это было подлинное ничто. Все, что появляется на этой маске, являлось преступлением, то есть предательством. Шиана мгновенно это поняла и рассмеялась.

– Я так и поняла, что меня будут прощупывать! Разговоры с Дунканом с помощью языка жестов, так? Будьте любезны, Верховная Мать, съешьте и это!

– Я хочу все знать об этих разговорах, Шиана.

– Он хочет, чтобы его кто-нибудь спас, если нападут Досточтимые Матроны.

– И это все?

Она что, действительно считает меня непроходимой дурой?

– Нет. Он хочет получить информацию о наших намерениях… и о том, что мы будем делать для отражения угрозы нападения Досточтимых Матрон.

– И что ты ему сказала?

– Все, что смогла.

Правда – мое единственное оружие. Мне надо ее отвлечь.

– Ты друг Дункана, Шиана?

– Да!

– Я тоже.

– Но не Там и Белл?

– Мои информаторы доносят, что Белл стала относиться к нему терпимо.

– Белл? Терпимо?

– Ты неверно судишь о ней, Шиана. Это твой недостаток.

Она что-то скрывает. Что ты сделала, Шиана?

– Шиана, ты полагаешь, что не сможешь работать с Белл?

– Потому что я поддразниваю ее?

Работать с Белл? Только не Белл должна возглавлять этот проклятый проект Защитной Миссии.

У Одраде непроизвольно дернулся угол рта. Еще одна шалость? Возможно ли это?

Шиана была главной темой всех сплетен обеденного зала в Централе Капитула. Истории о том, как она дразнит специалистов по селекции (особенно Белл) и снабженные пикантными подробностями россказни о соблазнениях, топливом для которых служило сравнение с Досточтимыми Матронами, сведения о которых просачивались через Мурбеллу, возбуждали послушниц больше, чем пища, приправленная Пряностью. Одраде сама слышала обрывки одной из таких историй пару дней назад: «Она сказала: «Я пользовалась методом Пусть он плохо себя ведет. Очень эффективен с мужчинами, которые воображают себя лидерами»».

– Поддразниваешь? Это действительно то, чем ты занимаешься, Шиана?

– Это самое подходящее слово. Воссоздаешь форму, которая противоречит естественным склонностям жертвы.

Шиана поняла, что допустила ошибку, не успев закончить фразу.

Одраде почувствовала предостерегающее спокойствие. Воссоздать форму? Ее взгляд уперся в странную бесформенную массу в углу. Она уставилась на эту массу с вниманием, удивившим ее самое. Внимание размывало видение. Она пыталась сосредоточиться, понять, что эта куча плаза старается ей сказать. Ответа не было, его не было даже тогда, когда Одраде дошла до предела сосредоточенности. В этом и заключается его цель!

– Эта скульптура называется «Пустота», – проговорила Шиана.

– Твое? – спросила Одраде.

Шиана, прошу тебя, скажи «нет», ибо тот, кто сделал это, проник в мироздание до недоступных мне пределов.

– Я вылепила это однажды ночью, пару недель назад.

Черный плаз – это единственная вещь, которой ты придаешь форму?

– Чарующий общий взгляд на искусство.

– А частный?

– У меня большие проблемы с тобой, Шиана. Ты внушаешь тревогу некоторым Сестрам.

И мне. В тебе есть нечто дикое, то, что мы не нашли в тебе своевременно. Маркеры генов Атрейдесов, о которых говорил Дункан, присутствуют в твоих клетках. Что они дали тебе?

– Тревогу?

– Особенно когда они вспоминают, что ты – самая молодая из всех, кто пережил испытание Пряностью.

– Я уже не говорю о Мерзости.

– Ты – ее воплощение?

– Верховная Мать!

Она никогда намеренно не причиняла мне боль, только в воспитательных целях.

– Ты прошла испытание так, словно это был акт неповиновения.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я пошла против советов взрослых?

Юмор иногда отвлекает ее.

Престер, послушница Шианы, подошла к двери и легонько поскреблась в нее, привлекая к себе внимание.

– Вы приказали, чтобы я немедленно доложила о возвращении поисковых групп.

– Что они сообщают?

В голосе Шианы слышится облегчение?

– Команда номер восемь хочет, чтобы вы посмотрели их скан.

– Они все этого хотят!

Шиана говорила с деланной растерянностью.

– Вы не хотите взглянуть на скан, Верховная Мать?

– Я подожду здесь.

– Это не займет много времени.

Когда они вышли, Одраде подошла к западному окну, из которого открывался вид на Пустыню поверх крыш. Виднелись мелкие дюны. Предзакатный час и сухой жар очень напоминали Дюну.

Что скрывает Шиана?

На соседней крыше загорал обнаженный молодой человек, почти мальчик. Он лежал лицом вверх на зеленом матраце, прикрыв глаза золотистым полотенцем. Кожа его приобрела золотистый оттенок в тон полотенцу и волосам на лобке. Ветерок шевелил угол полотенца. Рука вяло поднялась и поправила полотенце.

Почему он проводит время в праздности? Работает в ночную смену? Возможно.

Праздность не поощрялась, а этот тип выставлял ее напоказ. Одраде мысленно усмехнулась. Каждый может в свое оправдание сказать, что работает по ночам. Вероятно, он зависит от этой догадки. Трюк не заметит тот, кто не знает правду.

Я не стану ни о чем спрашивать. Сообразительность должна быть вознаграждена. Да и в конце концов, он действительно может работать в ночную смену.

Она подняла взор. На горизонте разворачивалось незабываемое зрелище. По всей его линии полыхнула яркая оранжевая полоса, вспухшая в том месте, где садилось солнце, только что нырнувшее за горизонт. Серебристая голубизна над оранжевым поясом, постепенно темнеющая по направлению к востоку. Она видела такие закаты на Дюне. Одраде никогда не интересовалась метеорологическими объяснениями этого феномена.

Лучше просто смотреть на это преходящее великолепие. Лучше просто позволить ушам и коже почувствовать внезапную тишину и покой, нисходящие на землю в стремительно наступающей темноте, следующей за игрой оранжевых красок заката.

Краем глаза она заметила, что молодой человек встал, поднял матрац и скрылся за вентиляционной трубой.

В коридоре послышался звук множества бегущих ног. В комнату, едва переводя дыхание, влетела Шиана.

– Они нашли скопление Пряности в тридцати переходах к северо-востоку от нас! Скопление небольшое, но компактное!

Одраде не смела высказать вслух свою надежду.

– Может быть, его нанес ветер?

– Не похоже. Я установила там круглосуточное наблюдение. – Шиана взглянула в окно, возле которого стояла Одраде. Она видела Требо. Возможно…

– Я спросила тебя, Шиана, сможешь ли ты работать с Белл. Это очень важный вопрос. Там стареет, и скоро ее надо будет заменять. Конечно, по этому поводу состоится голосование.

– Я?

Для Шианы это было полной неожиданностью.

– Ты – мой первый выбор.

Это императив. Я хочу, чтобы ты была рядом. Так мне будет легче следить за тобой.

– Но я думала… Я хочу сказать, что план Миссии…

– Это может подождать. Должен найтись человек, который сможет пасти червей… если, конечно, скопление Пряности означает то, на что мы все надеемся.

– О? Да… среди моих людей есть несколько человек, но среди них нет ни одного, кто мог бы… Вы не хотите испытать, по-прежнему ли черви реагируют на меня?

– Работа в Совете не имеет с этим ничего общего.

– Я… но вы же видите, как я удивлена.

– Я бы сказала, что ты потрясена. Скажи мне, Шиана, что по-настоящему интересует тебя в последние дни?

Она все еще прощупывает меня. Послужи мне, Требо!

– Забота о том, чтобы Пустыня быстрее росла. Правда! Ну и, конечно, моя половая жизнь. Вы видели на крыше молодого человека. Его зовут Требо, и прислал мне его Айдахо для шлифовки.

Даже после ухода Одраде Шиана не могла понять, почему последнее сообщение вызвало такое бурное веселье. Но, во всяком случае, Верховную Мать удалось отвлечь.

Не пришлось даже для этого пользоваться своим главным оружием – говорить правду. «В действительности мы обсуждали возможность моего запечатления Тега и восстановления таким способом исходной памяти старого башара».

Удалось избежать полной откровенности. Верховная Мать так и не узнала, что я открыла способ привести в движение наш ставший тюрьмой корабль-невидимку и обезвредить мины, которые заложила в него Беллонда.

Есть такая горечь, которую не могут замаскировать никакие сладости. Если вам в рот попала горечь, выплюньте ее. Так поступали наши далекие предки.

(Кодексы)

Мурбелла проснулась среди ночи, страшный сон продолжался и наяву, хотя женщина осознавала, что уже не спит. Рядом посапывал Дункан, тихо пощелкивали механизмы, на потолке светилась хронопроекция. Сегодня Мурбелла настояла на том, чтобы Дункан спал с ней; она боялась оставаться одна. Недаром он не желал четвертой беременности.

Она присела на край кровати. Хронопроектор заливал комнату тусклым призрачным светом. Образы сновидения не отпускали Мурбеллу.

Дункан что-то пробурчал и перевернулся на другой бок. Рука его легла на ее бедро.

Мурбелла чувствовала, что образы, преследующие ее, не имеют отношения к сновидению, хотя и несли его внешние признаки. Это было одним из проявлений учения Бене Гессерит. Это они и их проклятые предположения относительно Сциталя и… всего прочего! Они навязывали ей движения, которыми она не умела управлять.

Сегодня вечером ее буквально утопили в безумном мире слов. Причина ясна. Утром Беллонда узнала, что Мурбелла говорит на девяти языках, и направила подозрительную послушницу по пути так называемого лингвистического наследия. Одно то, что Белл имела отношение к этому ночному безумию, делало положение безвыходным.

Ночной кошмар. Она сама представлялась себе микроскопическим созданием, зажатым в огромной ловушке, на стенах которой были огромными буквами начертаны слова: «Резервуар Данных». Эти буквы были везде, на какой бы бок она ни повернулась. Ожившие буквы с хищными челюстями и жадными щупальцами окружили Мурбеллу со всех сторон.

Хищные твари, а она их жертва!

Она окончательно проснулась, но, даже сознавая, что сидит на краю постели и что Дункан обнимает ее за ноги, она по-прежнему видела этих ненасытных зверей. Они грозили ей, отталкивая назад. Она понимала, что пятится назад, хотя тело ее оставалось неподвижным. Твари подталкивали ее к ужасной катастрофе, которую она не могла себе представить. Она не могла повернуть головы! Она не только видела этих животных, которые заполняли своими телами часть спальни, но и слышала дикий вой, какофонию девяти разных наречий.

Они разорвут меня на части!

Хотя она и не могла повернуться, Мурбелла вполне отчетливо сознавала, что сзади ее поджидают те же клыки и когти. Угроза надвигается отовсюду! Если чудовища загонят ее в угол и набросятся, то она обречена.

Загнанная в угол. Мертвая. Жертва. Плен и пытки. Честная игра.

Отчаяние переполняло Мурбеллу. Почему Дункан не проснется и не спасет ее? Его рука лежала на ее ногах мертвым грузом; это он не пускает ее и позволяет чудовищам угрожать ей страшной западней. Она задрожала. По всему телу выступил холодный пот. Какие страшные слова! Они соединяются в ужасные сочетания. Тварь с торчащими изо рта острыми клыками подошла к ней вплотную, выкрикивая слова, вылетавшие из чернеющей между зубами пасти.

Смотри выше.

Мурбелла начала нервно хохотать. Она не властна над этим. Смотри выше. Все кончено. Смерть. Жертва…

Смех Мурбеллы разбудил Дункана. Он сел, прибавил свет и воззрился на подругу. Как же он взъерошен после ночи бурной любви.

Он ничего не понимал, и в его взгляде читались удивление и недоумение.

– Над чем ты смеешься?

Смех сменился судорожным рыданием. У Мурбеллы сильно кололо в боку. Она опасалась, что расспросы Дункана спровоцируют новый спазм.

– О, Дункан! Это… сексуальное столкновение!

Оба называли этим термином взаимный сексуальный плен. Но почему она смеется?

Озадаченное выражение лица Айдахо показалось Мурбелле неуместным и нелепым.

Между рыданиями она выдавила из себя:

– Еще два слова.

Ей пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы предупредить следующую вспышку.

– Что?

Какой у него смешной голос. Она никогда в жизни не слышала ничего более забавного. Она шлепнула его ладонью и помотала головой.

– О… о!

– Мурбелла, что с тобой происходит?

Но она в ответ лишь продолжала трясти головой.

Он попробовал улыбнуться. Это немного успокоило ее. Мурбелла прильнула к другу.

– Нет! – крикнула она, почувствовав, что он начинает ласкать ее. – Я просто хочу быть с тобой рядом.

– Посмотри, который час.

Дункан поднял лицо к потолку.

– Почти три.

– Это было так забавно, Дункан.

– Так расскажи мне, что произошло.

– Сейчас, только переведу дух.

Он ласково уложил подругу на подушку.

– Мы с тобой ведем себя как старая супружеская чета. Рассказываем друг другу по ночам забавные истории.

– Нет, дорогая, мы – совсем другое.

– Дело только в степени, не более того.

– Нет, дело в качестве, – настаивала она на своем.

– Так что было здесь забавного?

Она рассказала о ночном кошмаре и влиянии Беллонды.

Дзенсунни. Это очень древняя техника. Сестры используют ее для твоего избавления от старых травм. Слова стимулируют ответы подсознания.

Страх вернулся с новой силой.

– Мурбелла, почему ты дрожишь?

– Досточтимые Матроны предупреждали, что с нами произойдет нечто ужасное, если мы попадем в руки Мастеров Дзенсунни.

– Чушь собачья! Я прошел через это, когда учился на ментата.

Его слова спровоцировали появление другого фрагмента. Откуда-то возник зверь о двух головах. Обе пасти открыты. В них – слова. Голова слева кричала «Одно слово…», а справа: «Приводит к другому!»

Веселье вытеснило страх. Он улегся без смеха.

– Дункан!

– М-м-м! – В этом звуке послышалось отчуждение ментата.

– Белл сказала, что Бене Гессерит использует слова, как оружие, в виде Голоса. «Инструмент управления» – назвала она его.

– Это урок, который ты должна усвоить, как инстинкт. Они никогда не решатся обучать тебя чему-то более глубокому, пока ты не пройдешь эту ступень. Они просто не смогут тебе доверять.

Но тогда я не смогу верить тебе.

Она отодвинулась от него и посмотрела в глазок видеокамеры, поблескивающий в стене.

Они все еще испытывают меня.

Мурбелла была уверена, что учителя между собой обсуждают ее. Разговоры затихали при ее появлении. Они смотрели на нее с таким выражением, словно она была представителем редкого биологического вида.

В мозгу зазвучал голос Беллонды.

Щупальца ночного кошмара. Потом наступило утро. Она выполняла упражнения, и запах пота бил ей в ноздри. Она проходит испытание и должна держаться на расстоянии трех шагов от Преподобной Матери. Слышен голос Белл:

– Никогда не становись экспертом, это подавляет способность рассуждать.

Все это из-за того, что я спросила, нет ли слов, которые могут привести в Бене Гессерит.

– Дункан, почему они смешивают духовное и физическое учения?

– Тело и дух взаимно укрепляют друг друга. – Голос прозвучал сонно. Будь он проклят! Он опять засыпает.

Она потрясла Дункана за плечо.

– Если слова ни черта не значат, то почему они так много говорят о дисциплине?

– Паттерн, – пробормотал он сквозь сон. – Грязное слово.

– Что? – Она снова изо всех сил встряхнула его.

Дункан перевернулся на спину и, едва шевеля губами, произнес:

– Дисциплина – это образец, образцу нельзя подражать, это неправильно. Они говорят, что все мы – творцы образцов… мне думается, для них это то же самое, что «порядок».

– Но чем образец так плох?

– Он дает другим в руки рычаг для нашего уничтожения или заманивания в западню… которой мы не можем избежать, так же, как и не можем ничего изменить в естественном ходе вещей.

– Ты сказал неправду о духе и теле.

– Гм-м-м, что?

– Это давление, которое прижимает одного человека к другому.

– Разве это не то же самое, что я сказал? Эй! Ты собираешься говорить или спать, или как?

– Или как. Мы не будем спать сегодня.

Дункан тяжело вздохнул.

– Они, кажется, не собираются укреплять мое здоровье.

– Никто из них и не обещал тебе этого.

– Это приходит позже, после испытания.

Она знала, что он ненавидит само воспоминание об этой муке, но не смогла промолчать. Страшная перспектива захватила ее до глубины души.

– Ладно! – Он сел, взбил подушку и, подложив ее себе под спину, уставил на Мурбеллу изучающий взгляд. – Так в чем дело?

– Как они умны со своими словами-оружием! Она привела к тебе Тега и сказала, что ты несешь за него полную ответственность.

– Ты не веришь в это?

– Он думает о тебе как о своем отце.

– Это не так.

– Нет, но… но ты сам разве не думал так о старом башаре?

– Когда он восстанавливал мою память… Ну да.

– Вы оба – пара интеллектуальных сирот, которые постоянно ищут родителей, которых нет с вами. Он не имеет ни малейшего представления о том, какую боль ты ему причинишь.

– Это означает разбить семью.

– Итак, ты ненавидишь в нем башара и очень рад, что сможешь причинить ему боль.

– Я этого не говорил.

– Почему он так важен для них?

– Башар? Он военный гений, всегда совершал то, чего от него никто не ждал. Он побеждал противников тем, что всегда появлялся там, где его не ждали.

– Но разве этого не может делать кто-то другой?

– Может, но не так, как это делал он. Он сам изобретает тактику и стратегию. Вот так! – Он яростно щелкнул пальцами.

– Еще больше насилия, как у Досточтимых Матрон.

– Не всегда. Башар имел репутацию человека, способного побеждать без сражений.

– Я знаю историю.

– Не доверяй ей.

– Но ты только что сам сказал…

– История фокусирует свое внимание на столкновениях и конфронтации. В этом есть доля истины, но не вся истина. Есть упрямые вещи, которые прячутся под многочисленными наслоениями, нагроможденными историками.

– Упрямые вещи?

– История касается женщин, которые сеют рис, погоняя буйвола, который тянет ее плуг. В это время ее муж скорее всего воюет в чужой стране, не так ли?

– Но почему это – упрямая вещь, и почему это важнее, чем…

– Ее дети в доме, они хотят есть, им нужна пища. Мужчины в это время предаются своему сезонному сумасшествию. Но кто-то должен пахать. Она, и только она, – образ человеческого упорства.

– В твоих устах это звучит очень горько… И вообще мне кажутся странными твои слова.

– Учитывая мой военный опыт?

– Да, и то, что Бене Гессерит постоянно подчеркивает, что его башар и его элитные войска… и…

– Ты думаешь, что важные сами по себе люди занимаются важным самим по себе насилием? Они могут переехать женщину, пашущую на волах?

– Почему нет?

– Потому что очень немногие могут избежать их колесниц. Насильники проезжают мимо женщин, пашущих землю, и редко видят, что они только что прикоснулись к основной реальности. Бене Гессерит просто не мог пройти мимо этого.

– Опять-таки почему нет?

– Важные сами по себе имеют ограниченный кругозор, потому что все время скачут в пределах мертвой реальности. Женщины и плуг – это реальность жизни. Без реальности жизни не может существовать человечество. Мой Тиран ясно видел это. Сестры благословляют его за это, не переставая проклинать.

– То есть ты сознательно принимаешь участие в воплощении их мечты?

– Кажется, так оно и есть. – В его голосе прозвучало искреннее удивление.

– Ты до конца честен с Тегом?

– Он спрашивает, я даю ему искрение ответы. Я не верю, что можно совершать насилие из чистого любопытства.

– И ты действительно несешь за него полную ответственность?

– Это не совсем то, о чем она говорит.

– Ах, любовь моя. Это не совсем то. Ты называешь Беллонду лицемеркой, но не называешь так Одраде. Дункан, если бы ты только знал…

– Поскольку мы игнорируем видеокамеры, плюнь на все это.

– Ложь, порок, обман…

– Эй, как быть с Бене Гессерит?

– У них на этот счет существует древнее как мир оправдание: Сестра А делает так, если я делаю то, что само по себе не плохо. Два преступника покрывают друг друга.

– Какие преступники?

Она заколебалась. Говорить или нет? Нет. Но он ждет какого-нибудь ответа.

– Белл в восторге от того, что вы с Тегом поменялись ролями! Она просто жаждет увидеть, как он перенесет эту боль.

– Вероятно, нам придется ее разочаровать. – Он понимал, что слишком рано открывает карты. Слишком рано.

– Поэтическая справедливость! – Мурбелла тоже была в полном восторге.

Отвлеки их!

– Их не интересует справедливость. Честность, да. Это их излюбленная проповедь: «Те, против кого направлено суждение, должны признать его честность».

– Итак, они приучили тебя принимать их суждения?

– В любой системе есть крупные ячейки.

– Ты же знаешь, милый, что послушницы учатся многим вещам.

– Именно поэтому они и называются послушницами.

– Я имею в виду, что мы много общаемся друг с другом.

– Мы? Ты же не послушница, ты прозелитка.

– Кем бы я ни была, я слышу много всяких историй. Твой Тег может оказаться совсем не тем, кем он кажется.

– Сплетни послушниц.

– Есть истории о Гамму, Дункан.

Он изумленно уставился на нее. Гамму? Он мог называть эту планету только ее исходным именем: Гьеди Один. Адское гнездо Харконненов.

Она приняла его молчание за приглашение продолжать.

– Рассказывают, что Тег мог передвигаться так быстро, что за ним невозможно было уследить взглядом, что он…

– …вероятнее всего, и является автором этих россказней.

– Некоторые Сестры не разделяют твоего скепсиса. Они занимают выжидательную позицию. Они хотят проявить осторожность.

– Ты ничего не читала о Теге в своей распрекрасной истории? Для него очень характерно распускать о себе всяческие слухи. Заставлять людей принимать меры напрасной предосторожности.

– Но вспомни, что я сама была тогда на Гамму. Досточтимые Матроны были расстроены и вне себя от ярости. Что-то шло не так, как надо.

– Совершенно точно можно сказать, что Тег, как всегда, был непредсказуем. Он поразил и ошеломил их. Похитил один из их кораблей-невидимок. – Он постучал кулаком по стене. – Вот этот, между прочим.

– Община Сестер играет на запрещенном поле, Дункан. Они всегда говорят мне, что надо дождаться испытания. Тогда все станет ясно. Будь они прокляты!

– Похоже, что они готовят тебя для работы в Защитной Миссии. Они разрабатывают религии для разных народов и преследуют особые цели.

– Тебе не кажется, что это неправильно?

– Это мораль. Я не собираюсь дискутировать на эту тему с Преподобными Матерями.

– Почему?

– Религии разбиваются об эту скалу, но БГ никогда не разобьется.

Дункан, если бы ты только знал их мораль!

– Их очень раздражает то, что ты слишком много о них знаешь.

– Белл даже хотела меня за это убить.

– Ты не думаешь, что Одраде не лучше ее?

– Что за вопрос!

Одраде? Ужасная женщина, если задуматься о ее способностях. Атрейдес, этим сказано все. Я знал Атрейдесов и Атрейдесов. Эта – первое лицо Бене Гессерит. Тег – идеал Атрейдесов.

– Одраде говорила, что верит в твою верность Атрейдесам.

– Я верен чести Атрейдесов, Мурбелла. Но я сам принимаю моральные решения, касающиеся Общины Сестер, этого ребенка, которого они мне вручили, Шианы… и моей возлюбленной.

Мурбелла прильнула к Дункану, прижавшись грудью к его руке.

– Иногда я хочу убить их всех!

Неужели она думает, что ее могут не услышать? Он сел, увлекая ее за собой.

– Что выбило тебя из колеи?

– Она хочет, чтобы я поработала со Сциталем.

Поработать. Это эвфемизм Досточтимых Матрон. Ну а почему бы и нет? Она «работала» со многими мужчинами, прежде чем мы с ней встретились. Но здесь сработала древняя мужская реакция. Только не с этим… Сциталем? С проклятым Тлейлаксу?

– Верховная Мать? – Ему надо было удостовериться.

– Она, именно она. – Мурбелла почувствовала необычайное облегчение, сбросив с себя страшную тяжесть.

– Как ты отреагировала?

– Она сказала, что это твоя идея.

– Моя… Ни в коем случае! Я предложил получить от него информацию, но…

– Она говорит, что в Бене Гессерит это обычная вещь, точно так же, как и у Досточтимых Матрон. Иди и спи с этим. Соблазни того. Обычная повседневная работа.

– Я спросил, как ты отреагировала?

– Я возмутилась.

– Почему?

Зная твою историю…

– Я люблю тебя, Дункан, и… мое тело… предназначено для того, чтобы дарить тебе радость, точно так же, как ты…

– Мы старая супружеская чета, и ведьмы хотят нас разлучить.

Его слова зажгли в душе воспоминание о леди Джессике, любовнице давно умершего герцога, матери Муад'Диба. Я любил ее. Она не любила меня, но… Тот взгляд, которым она смотрела на своего герцога, был как две капли воды похож на тот взгляд, которым сейчас смотрела на него Мурбелла, – взглядом слепой, безусловной любви. Бене Гессерит не допускал таких вещей и не верил в них. Джессика была намного мягче Мурбеллы, но была тверда духом. А Одраде… Она была тверда с самого начала. Тверда, как пластил.

Но что сказать о том времени, когда он подозревал, что она тоже подвержена обычным человеческим эмоциям? Как она говорила о башаре, когда они узнали, что он погиб на Дюне.

– Это был мой отец, понимаешь?

Мурбелла вывела его из задумчивости.

– Ты можешь разделять их мечту, какой бы она ни была, но…

– Выращивать людей!

– Что?

– Это и есть их мечта. Начать вести себя, как подобает взрослым, а не злобным детишкам на школьном дворе во время перемены.

– Мама лучше знает?

– Да… Мне кажется, что все обстоит именно так.

– Ты именно так видишь их? Даже когда называешь ведьмами?

– Это хорошее слово. Ведьмы иногда совершают удивительные поступки и делают поразительные вещи.

– А ты не уверен в том, что это плод многолетних тренировок, испытания Пряностью и постоянного приема меланжи?