Текст книги "Создатели небес"

«Должна ли я обрадоваться этому открытию? – спросила себя Инвик. – Почему это тревожит меня? Может, я чего-то недоглядела?»

Непонятно по какой причине в голове Инвик возникли четыре строчки из застольной песни Чемов:

«В давным-давно минувшем прошлом, Когда любой из нас был юн и молод, Мы слушали музыку нашей плоти И пение солнца, горящего изнутри…»

Инвик резко мотнула головой. Эта песня была бессмысленной. Она хороша была только чередованием ритмов, забавлявшей ее.

Но что, если когда-то эти слова что-то значили?

Линзы манипулятора над постелью снова стали зелеными, а затем приобрели красный пастельный оттенок.

– Отдыхай, невинное дитя, – сказала Инвик. Она как-то мягко провела по обнаженной руке Рут. – Отдыхай и постарайся быть в форме к возвращению Келексела.

13

– Просто дело в том, что все это так внезапно обрушилось на нее, что она не выдержала и сбежала, – сказал Бонделли. Он посмотрел на Энди Фурлоу, удивляясь изможденному виду его собеседника.

Они сидели в рабочем кабинете Бонделли, обставленном полированной мебелью, в стеклянных шкафах стояли аккуратные ряды книг в кожаных переплетах, на стенах висели дипломы в рамках и фотографии известных людей с автографами. Солнце светило ярко в этот послеполуденный час.

Фурлоу сидел сгорбившись, положив локти на колени, руки он сжал в замок. «Не смею рассказывать ему о своих подозрениях, – подумал он. – Не смею… Не смею».

– А кто хотел бы причинить ей вред или похитить ее? – спросил Бонделли.

– Скорее всего, она уехала к друзьям в Сан-Франциско. Или же есть другое, столь же простое, как и это, объяснение. И мы узнаем об этом, когда она вернется, справившись со своим потрясением.

– Именно так думает полиция, – заметил Фурлоу. – С нее сняты подозрения в смерти Нева… Улики…

– Тогда лучшее, что мы можем сделать, – это заняться делом Джо. Рут вернется домой, когда придет в порядок.

«Вернется ли?» – скептически подумал Фурлоу. Он не мог избавиться от чувства, что живет в каком-то кошмаре. «Был ли я на самом деле в той рощице вместе с Рут? И действительно ли Нев умер в результате несчастного случая? Убежала ли Рут куда-то? Если да, то куда?»

– Мы должны сейчас углубиться непосредственно в рассмотрение юридического определения невменяемости, – произнес Бонделли. – Поступки и последствия. Правосудие требует…

– Правосудие? – Фурлоу посмотрел на собеседника. Бонделли повернулся на стуле, показав свой профиль, рот казался тонким в тени усов.

– Правосудие, – повторил Бонделли. Он повернулся и посмотрел на Фурлоу. Бонделли гордился тем, что разбирался в людях, и теперь он внимательно изучал Фурлоу. Психолог, кажется, приходил в себя после пережитого. Конечно, понятно, почему он так потрясен. Он до сих пор любит Рут Мерфи… Хадсон. Ужасная неприятность, но все утрясется. Так всегда бывает. Это единственное, что можно вынести после изучения юриспруденции – все выявляется и встает на свое место на суде.

Фурлоу глубоко вздохнул и напомнил себе, что Бонделли не является адвокатом по уголовным делам.

– Не нужно уходить в сторону от реального положения дел, – заметил он. В его голосе послышались циничные нотки. «Правосудие!» – Официальное определение безумия – просто чепуха. Важно то, что общественность требует казни виновного, а наш уважаемый окружной прокурор мистер Паре должен скоро переизбираться на должность.

Бонделли был потрясен.

– Закон выше этого! – Он покачал головой. – И разве могут все быть настроены против Джо. Откуда такая ненависть к нему?

Фурлоу ответил, словно объясняя непослушному ребенку:

– Естественно, потому что они боятся его.

Бонделли бросил короткий взгляд за окно, находившееся неподалеку от его стола – знакомые крыши, отдаленная зелень деревьев; в воздухе около соседнего дома появилось что-то вроде облачка дыма, образуя интересный узор на переднем плане. Бонделли снова переключил свое внимание на Фурлоу и сказал:

– Весь вопрос в том, способен ли сумасшедший осознавать свои поступки и их последствия. Я лишь хочу, чтобы вы попытались опровергнуть такую возможность.

Фурлоу снял очки, внимательно посмотрел на них, потом снова нацепил их на нос. Очки четко очерчивали тени предметов в этой комнате.

– Сумасшедший не думает о последствиях, – сказал он. И с удивлением отметил, неужели он в самом деле собирается позволить Бонделли увлечь его в свой безумный план по защите Джо Мерфи.

– Я придерживаюсь мнения, – начал Бонделли, – что оригинальные взгляды лорда Коттенгэма станут основой нашей защиты. – Бонделли повернулся и достал толстую книгу из шкафа, расположенного чуть поодаль от стола, потом положил ее на стол и открыл на закладке.

«Он не может всерьез предлагать это», – подумал Фурлоу.

– Вот, что пишет лорд Коттенгэм. – Бонделли начал цитировать: – Неправильно следовать любой доктрине, которая предполагает наказание для человека, действующего в состоянии умопомрачения. Нельзя себе представить, чтобы такой человек, не способный отличить плохое от хорошего, должен отвечать за свои действия, как с моральной, так и с юридической точки зрения. Мне представляется странным точка зрения, что какой-либо человек может находиться в невменяемом состоянии и сознавать это, по правде говоря, в таком случае он бы не был невменяемым.

Бонделли захлопнул книгу и посмотрел на Фурлоу, как бы говоря: «Вот! Решение найдено!»

Фурлоу прокашлялся. Становилось все более очевидным, что Бонделли живет в мире грез.

– Конечно, все это не вызывает никаких сомнений, – начал Фурлоу. – Но разве не возможно, что даже если наш уважаемый окружной прокурор и подозревает, а может даже верит, что Мерфи сумасшедший, он посчитает более целесообразным казнить такого человека, чем направить его на лечение в госпиталь?

– Боже милостивый! Почему?

– Иногда психи бегут из лечебниц, – ответил Фурлоу. – А Паре общество выбрало для того, чтобы он защищал его даже от самого себя.

– Но ведь Мерфи, несомненно, сумасшедший!

– Вы не хотите слушать меня, – произнес Фурлоу. – Конечно, он сумасшедший. Именно этого люди и боятся.

– Но разве не должна психология…

– Психология! – фыркнул Фурлоу.

Пораженный Бонделли молча смотрел на Фурлоу.

– Психология – это просто один из современных предрассудков. Она ни хрена не может сделать для людей, вроде Джо. Мне очень жаль, но такова правда, и лучше, чтобы это стало известно сейчас.

– Если именно это вы сообщили Рут Мерфи, не удивительно, что она убежала, – заметил Бонделли.

– Я сказал Рут, что помогу ей как только смогу.

– Странная у вас манера помогать.

– Послушайте, – произнес Фурлоу. – Население нашего города готово к вооруженной защите своих домов, оно испугано и возбуждено. Дело Мерфи лишь высветило их потаенное чувство вины. Они хотят его смерти. Они хотят, чтобы с них сняли это психологическое давление. Вы не в состоянии стать психоаналитиком у всего населения города.

Бонделли принялся нетерпеливо стучать пальцем по столу.

– Так собираетесь вы помогать мне доказывать, что Джо сумасшедший?

– Я сделаю все, что только в моих силах, но вы ведь знаете, что Джо отвергает такую форму защиты?

– Знаю! – Бонделли наклонился вперед, положив руки на стол. – Чертов дурак выходит из себя при малейшем намеке на то, чтобы привести в качестве оправдания его психическое состояние. Он продолжает что-то лепетать о каких-то неписаных законах!

– Глупо было нападать на Адель, – произнес Фурлоу. – Джо делает все, чтобы максимально усложнить задачу подтверждения его невменяемости.

– Нормальный человек пошел бы на такой обман, только для того, чтобы спасти свою жизнь, – заметил Бонделли.

– Ни на миг не забывайте это, – сказал Фурлоу. – Джо совершенно не способен представить себе, что он сумасшедший. Если он признается в этом – или даже подумает о такой возможности или о том, что ему необходимо притворяться, – то ему придется признать и то, что насильственное действие может быть бесполезным и бессмысленным. Чудовищность подобного допущения окажется для него гораздо хуже, чем просто сумасшествие. Сумасшествие для него гораздо предпочтительнее.

– Расскажете ли вы это суду присяжных? – тихо спросил Бонделли.

– Что Мерфи считает, что безопаснее отстаивать свою нормальность?

– Да.

Фурлоу пожал плечами.

– Кто знает, чему поверят присяжные? Джо может представлять собой сейчас пустую оболочку внутри, но эта оболочка может оказаться чертовски твердой. А у нас может не найтись средств, чтобы пробить ее. Все фибры его души сконцентрированы на необходимости казаться нормальным, поддерживать этот обман – как для него, так и для остальных. Смерть гораздо предпочтительнее второго допущения… ну прямо как у Оскара Уайлда.

– Каждый человек убивает то, что он любит, – прошептал Бонделли. Потом он снова повернулся и поглядел за окно. Облачко дыма все еще оставалось на прежнем месте. Он вскользь спросил себя, может, где-то под его окнами рабочие смолят крышу.

Фурлоу посмотрел на палец Бонделли, постукивающий по столу.

– Вся беда в том, – заметил Фурлоу, – что вы, Тони, – один из этих ужасных детей Г.К.Честертона. Вы невинны как ребенок, и уважаете правосудие. Но большинство людей безнравственны и поэтому склоняются к милосердию.

Будто и не расслышав его слова, Бонделли сказал:

– Нам необходимо простое и изящное доказательство для суда присяжных. Они должны быть ошеломлены осознаванием того, что… – Он умолк и уставился на Фурлоу. – А ведь ваше предвидение психического срыва Джо отлично подходит для этого.

– Слишком специфично, – возразил Фурлоу. – Присяжные не поймут этого доказательства, не воспримут. Присяжные просто не замечают того, что выше их понимания. Их мысли тогда отвлекаются на посторонние вещи, вроде фасонов платьев, жучков в цветочном саду, как провести ленч, где отдыхать.

– Но вы ведь предвидели такой его срыв, разве не так? Рут правильно передала ваши слова.

– Да, это был психический срыв, я предвидел его. – Признание Фурлоу прозвучало почти как вздох. – Тони, разве вы внимательно слушаете меня? Это было преступление на сексуальной почве – кинжал, насилие…

– Он сумасшедший?

– Конечно, он сумасшедший!

– С юридической точки зрения?

– С любой точки зрения?

– Ну, тогда у нас есть юридический прецедент для…

– Психологический прецедент более важен.

– Что?

– Тони, с той поры, как я стал судебным психологом, мне стала понятна одна вещь: присяжные гораздо больше уделяют внимание тому, чтобы уловить мнение судьи об обвиняемом, чем выслушиванию адвоката. Присяжные до отвращения внимательны к замечаниям судьи. А любой судья принадлежит этому обществу. Общество хочет избавиться от Джо – хочет его смерти. Мы можем до посинения доказывать, что он сумасшедший. Никто из этих добропорядочных граждан не примет наших доказательств, даже если в глубине души будут чувствовать их правоту. Честно говоря, доказывая его сумасшествие, мы только ускорим вынесение ему приговора.

– Вы что, хотите мне сказать, что не можете заявить, что предупреждали о психической ненормальности Джо, но власти отказались принять меры, поскольку он принадлежал верхушкам этого общества?

– Конечно, не могу.

– Вы думаете, они не поверят вам?

– Не имеет никакого значения, поверят они или нет!

– Но если они поверят…

– Я уже сказал вам, Тони, чему они скорее всего поверят, и меня удивляет, что вы, адвокат, еще не поняли этого. Они поверят, что у Паре есть доказательства неверности Адель, но некоторые юридические тонкости, возможные уловки с вашей стороны препятствуют огласке этих грязных подробностей. Они поверят этому, потому что легче поверить именно в это. И никакое заявление с моей стороны ничего уже не изменит.

– Так вы хотите сказать, что у нас нет и шанса?

Фурлоу пожал плечами.

– Да – если судебное разбирательство начнется прямо сейчас. Но если вам удастся отложить его на некоторое время или же перевести его в другой округ…

Бонделли повернулся на стуле и посмотрел на облачко дыма за окном.

– Мне трудно поверить, что рассудительные, мыслящие логически думающие люди…

– О какой рассудительности или логике присяжных может идти речь? – спросил Фурлоу.

Волна ярости захлестнула Бонделли, его лицо покраснело. Повернувшись, он пристально посмотрел на Фурлоу.

– Энди, вы знаете, что я думаю? Мне кажется, то, что Рут убежала, влияет на ваше отношение к ее отцу. Вы говорите, что хотите помочь ей, но каждое ваше слово…

– Хватит об этом! – перебил его Фурлоу тихим невыразительным голосом. Потом сделал два глубоких вздоха. – Вот что скажите мне, Тони. Почему вы взялись за это дело? Вы ведь не являетесь адвокатом по уголовным делам.

Бонделли поднес руку к лицу. Цвет его лица медленно приобрел обычную бледность. Он посмотрел на Фурлоу.

– Извините, Энди.

– Все в порядке. Так вы ответите на мой вопрос? Почему вы взялись за это дело?

Бонделли вздохнул и пожал плечами.

– Когда стало известно, что я представляю его интересы, два моих самых влиятельных клиента позвонили мне и сказали, что если мне не удастся с честью выбраться из этой ситуации, они откажутся от моих услуг.

– И поэтому вы решили защищать Джо?

– У него должна быть самая лучшая защита.

– И вы – самый лучший защитник?

– Я хотел съездить в Сан-Франциско и предложить заняться этим делом Белли или кому-то другому, однако Джо был против. Он думает, что это дело совсем простое – проклятый неписаный закон.

– И поэтому остаетесь только вы.

– В этом городе – да. – Бонделли протянул руки к столу и сложил пальцы в замок. – Вы знаете, я рассматриваю это дело с несколько иной точки зрения, чем вы, и не вижу в нем особых проблем. Мне кажется, самое главное – доказать, что он не симулирует сумасшествие.

Фурлоу снял очки и протер глаза, которые начали болеть. «Я слишком много читал сегодня», – решил он.

– Ну хорошо, Тони, – произнес Фурлоу, – у вас есть зацепка. Если человек, страдающий галлюцинациями, понимает, что не должен обращать на них внимание, то у вас может еще возникнуть возможность добиться, чтобы он проявил себя, совершил какие-либо действия под воздействием этих галлюцинаций, которые позволили бы окружающим понять его ненормальность. Разоблачение симулируемого сумасшествия легче по сравнению с проблемой определения скрытых психозов, но, как правило, общественность не понимает этого.

– Я полагаю, что в нашем деле присутствуют четыре неотъемлемых признака преступления, совершенного сумасшедшим.

Фурлоу хотел было что-то сказать, но передумал, когда увидел, что Бонделли поднял руку с оттопыренными четырьмя пальцами.

– Во-первых, – начал Бонделли, – смерть жертвы выгодна убийце. Психопаты обычно убивают незнакомцев или людей, которые оказались рядом с ними. Видите, я тоже провел подготовительную работу в вашей области.

– Да, – согласился Фурлоу.

– И Адель не была застрахована, – продолжал Бонделли. Он опустил один палец. – Дальше. Возможно, что это убийство было тщательно спланировано? – Он опустил второй палец. – Психопаты не планируют своих преступлений. И после совершения его они пытаются скрыться где придется, облегчая полиции задачу по их поимке. Джо же практически объявил о своем присутствии в конторе.

Фурлоу кивнул. «А может, Бонделли прав? А я подсознательно преследую Рут в лице ее отца? Куда же, черт побери, она убежала?»

– В-третьих, – продолжал Бонделли, – психопаты во время преступления проявляют больше насилия, чем требуется. Они продолжают наносить смертельные удары, даже тогда, когда для этого нет никаких причин. Нет сомнений, что первый же удар его кинжала оказался смертельным для Адель. – Опустился третий палец.

Фурлоу нацепил на нос свои очки и посмотрел на Бонделли. Адвокат был и напряжен, и уверен в себе. Возможно ли, что он прав?

– В-четвертых, – начал Бонделли, – было ли это убийство совершено случайно оказавшимся под рукой оружием? Люди, планирующие убийство, заранее подбирают себе оружие. Психопаты же хватают то, что под рукой – мясницкий нож, дубинку, камень, что-нибудь из мебели. – Четвертый палец опустился, и Бонделли опустил кулак на стол. – Этот проклятый кинжал висел на его стене в кабинете, насколько я могу припомнить.

– Это все звучит складно, – согласился Фурлоу. – Но чем же тогда все это время занимается обвинение?

– О, разумеется, у них есть свои эксперты.

– И Уили среди них, – заметил Фурлоу.

– Это ваш начальник в госпитале?

– Вот именно.

– Это… ставит вас… в затруднительное положение?

– Тони, мне наплевать на это. Он – просто еще одно проявление психического синдрома жителей этого города. Это все… еще одна безумная кутерьма. – Фурлоу посмотрел на свои руки. – Люди склоняются к тому, что Джо лучше умереть… даже если он сумасшедший. И эксперты обвинения, которым вы машете рукой и посылаете воздушные поцелуи, будут говорить то, что нужно обществу. И все, что скажет судья, будет, вероятно, интерпретировано…

– Я уверен, что мы сможем добиться назначения беспристрастного судьи.

– Да… несомненно. Но судья непременно поставит вопрос о том, был ли обвиняемый в момент совершения преступления в состоянии использовать ту часть своего рассудка, что позволяет ему определить, что он совершает неправильные и ужасные вещи. Часть, Тони, словно мозг можно разделить на части, одна из которых – рассудочная, а вторая – безумная. Это невозможно! Разум нельзя разделить! Человек не может быть душевно болен какой-то отдельной частью без того, чтобы не был поражен весь организм. Понимание, что такое добро и зло, способность выбирать между Богом и дьяволом – это совсем не понимание того, что дважды два равняется четырем. Личность должна быть цельной, неповрежденной, чтобы выносить суждения о добре и зле.

Фурлоу внимательно посмотрел на Бонделли.

Адвокат глядел в окно, сжав задумчиво губы.

Фурлоу проследил за его взглядом. Он чувствовал усталость от разочарования и отчаяния. Рут убежала куда-то. Это было единственным логическим, рассудительным объяснением. Ее отец был обречен, независимо… Мышцы Фурлоу внезапно напряглись. Он тоже пригляделся к виду за окном.

Снаружи, в десяти футах в воздухе повис какой-то предмет… куполообразной формы с аккуратным круглым отверстием, нацеленным прямо в сторону окна Бонделли. А дальше за этим отверстием виднелись двигающиеся фигуры.

Фурлоу открыл было рот, чтобы заговорить, но вдруг понял, что не способен выдавить из себя и звука. Он покачнулся на своем стуле и, поднявшись, ощупью двинулся вокруг стола, подальше от окна.

– Энди, что случилось? – спросил Бонделли. Адвокат повернулся к Фурлоу и внимательно посмотрел на него.

Тот прислонился к столу, прямо напротив окна. Потом посмотрел в круглое отверстие зависшего в воздухе аппарата. Там внутри были глаза, светящиеся глаза. Тоненькая трубка появилась в отверстии. Какая-то сила мучительно сдавила грудь Фурлоу. Он с трудом дышал.

«О Господи! Они пытаются убить меня!» – подумал он.

Он чувствовал, что теряет сознание. Вся грудь его пылала. Сквозь пелену он сумел увидеть край стола, возвышавшийся над ним. Что-то свалилось на устеленный ковром пол, и он с трудом сообразил, что это его голова. Он попытался приподняться, но рухнул на пол.

– Энди! Энди! Что с тобой? Энди! – кричал Бонделли. Его голос эхом отдавался в ушах Фурлоу. – Энди… Энди… Энд…

Быстро осмотрев Фурлоу, Бонделли выпрямился и крикнул своей секретарше.

– Миссис Уилсон! Вызывайте «Скорую»! Мне кажется, у доктора Фурлоу сердечный приступ.

14

«Я не должен слишком привязываться к своему новому образу жизни, – сказал себе Келексел. – Да, у меня есть новая любимица, но у меня ведь есть еще и обязанности. Настанет момент, когда мне придется покинуть эту планету, вместе с моей любимицей, оставив все остальные удовольствия, предоставляемые этой планетой».

Он сидел в кресле в комнате Рут за низким столом, на котором стояли чаша с ликером местного производства. Рут казалась необычно задумчивой, тихой. Чтобы привести ее в надлежащее настроение, потребовалось очень интенсивное воздействие манипулятора, что тревожило Келексела. До сих пор все шло гладко, Рут воспринимала все с легкостью, восхищавшей его. А теперь она впала в былое состояние… сразу же после того, как он преподнес ей эту великолепную игрушку – пространственный репродьюсер.

На столе рядом с ликером стояли живые цветы. Розы, так их называли. Красные розы. Ликер прислала Инвик. Его аромат и вкус удивил Келексела и привел в восхищение. Неуловимые эфиры танцевали на его языке. Потребление этой сильно ударяющей в голову жидкости требовало постоянной регулировки обмена веществ. Интересно, а как Рут усваивает так много ликера?..

Несмотря на то что приходилось прилагать большие усилия, чтобы поддерживать в равновесии свой обмен веществ, Келексел нашел, что ликер в целом оказывает на него приятное действие. Его чувства обострились, скука отступила.

Инвик сказала, что ликер приготовлен из виноградника, растущего в одной солнечной долине, «наверху, к востоку от нас». Местного производства, с приятным вкусом.

Келексел посмотрел на серебристо-серый изгиб потолка, обратил внимание на гравитационные линии, которые, подобно золотым хордам, огибали манипулятор. Несмотря на некоторые изменения в устройстве комнаты, внесенные новой обитательницей, его прелестной любимицей, она по-прежнему производила приятное впечатление.

– Ты обратила внимание, сколько людей на корабле носят одежду аборигенов? – спросил Келексел.

– Разве у меня была для этого возможность? – спросила в свою очередь Рут («Какой же мягкий у нее голос!»). – Я же никуда не выхожу отсюда.

– Да, конечно, – согласился Келексел. – Я думаю, что и сам бы мог надеть что-нибудь из вашей одежды. Инвик сказала мне, что одежды ваших детей подходят для Чемов после небольшой подгонки.

Рут наполнила бокал вином из чаши и сделала большой глоток.

«Мерзкий гном! – подумала она. – Грязный маленький тролль!»

Келексел пил ликер из маленькой плоской бутылочки. Он погрузил ее в чашу и наполнил янтарной жидкостью.

– Отличный напиток, восхитительная еда, удобная одежда. Я просто в восторге. Плюс великолепные забавы, доставляющие истинное наслаждение. Разве кому-нибудь это может наскучить?

– Да, действительно, – прошептала Рут. – Разве кому-нибудь это может наскучить? – И сделала второй большой глоток вина.

Келексел также отхлебнул из своей бутылочки, перенастраивая обмен веществ. Голос Рут казался каким-то странным. Он увидел пульт управления манипулятором и удивился, почему он не пытается сильнее воздействовать на нее. Может быть, в этом виноват ликер?

– Как тебе понравился репродьюсер? – спросил он.

«Грязный злобный маленький тролль!» – подумала Рут.

– Я отлично поразвлекалась, – презрительно фыркнула она. – Почему бы тебе самому некоторое время не поиграть с ним?

– Боги Сохранения! – прошептал ошеломленно Келексел. Он только сейчас понял, что ликер оказывает парализующее действие на нервные центры в голове Рут. Она вдруг дико замотала головой и расплескала половину содержимого своего бокала.

Келексел протянул к ней руку, взял ее стакан и осторожно поставил его на стол. Он внезапно понял, что либо она не знает, как правильно регулировать обмен веществ, либо вообще не имеет об этом ни малейшего представления.

– А ты любишь эти истории? – заплетающимся языком спросила Рут.

Келексел начал припоминать, как в произведениях Фраффина разрешались проблемы аборигенов, связанные со чрезмерным потреблением спиртного. Сейчас все происходило так, как там показывалось. «В действительности», сказала бы Рут.

– Грязный мир, – сказала она. – Ты считаешь, что мы часть какого-то сюжета? Они снимают нас своими проклятыми… камерами?

«Какая чудовищная мысль!» – подумал Келексел. Странно, но почему-то он чувствовал, что ее слова несли в себе отпечаток правды. Их беседа удивительным образом походила на стандартные диалоги сюжетов Фраффина.

В это мгновение Келекселу пришлось напомнить себе, что в иллюзорном мире, создаваемом воображением Фраффина, существа, подобные Рут, живут долго (по стандартам их рода). Впрочем, не в иллюзорном мире, поправил он себя. Зрители-Чемы сами могут принять участие в действии фильма. На Келексела вдруг снизошло озарение: он понял, что оказался в мире насилия и эмоций, который создал Фраффин. И, войдя в этот мир, он погубил себя. Даже кратковременного пребывания в этом иллюзорном мире туземцев оказалось достаточно, чтобы он мог отказаться от соблазна возвращаться в него снова и снова.

Келекселу хотелось выскочить прочь из этой комнаты, отказаться от своей новой любимицы, вернуться к выполнению своих обязанностей. Но он знал, что не сможет такого сделать. И, понимая это, он спросил себя, в какую именно ловушку он угодил. Но не мог найти ответа.

Он посмотрел на Рут.

«Эти туземцы – чертовски опасны, можно обжечься, – подумал он. – Мы не владеем ими! Мы их рабы!»

Его подозрения разгорались с новой силой. Он оглядел комнату. Что в ней такого особенного? Что в ней неправильного?

В этот момент он не смог обнаружить ничего подозрительного. Внутри него вспыхнул гнев и страх. Ему показалось, что им играют, его действиями управляют. Неужели Фраффин? Экипаж корабля сумел подобрать ключи к шести предыдущим Следователям из Бюро. Каким образом? Что приготовлено для него? Конечно, они теперь знают, что он не обыкновенный посетитель. Но что способны они предпринять?

Разумеется, только не на насилие.

Рут начала плакать, тело ее сотрясалось от всхлипываний.

– Все время одна, – шептала она. – Все время одна.

«А может, используют эту местную? – подумал Келексел. – Может, она и есть наживка в поставленной для меня ловушке?»

Нет никаких сомнений: здесь ведется тайное сражение. Соперничество осуществляется под обманчиво спокойной наружностью, замаскировано вежливыми словами и этикетом. Борьба продолжается и продолжается в таких сферах, где запрещено применение насилия.

«Как они надеются одержать победу?» – спросил сам себя Келексел.

Даже если они возьмут над ним верх, они понимают, что он не последний Следователь. И этому никогда не будет конца.

Никогда.

Никогда.

Мысль о бесконечном будущем накатывалась на его сознание, словно волны на рифы. Келексел знал, что на этом пути его ждет безумие Чемов. Он прогнал эти мысли прочь.

Рут встала и посмотрела на него рассеянным взглядом.

Келексел торопливо принялся вертеть ручками манипулятора. Рут замерла. Кожа на ее руках и щеках начала пульсировать. Неожиданно она повернулась и бросилась бегом к раковине в углу. Там она наклонилась и ее вырвало.

Вскоре она вернулась к своему креслу, двигаясь так, словно ее дергали за ниточки. Где-то в глубине ее сознания звучал тоненький голосок: «Это не твои сейчас поступки. Тебя заставляют их совершать».

Держа в руках свою бутылочку, Келексел сказал:

– С помощью таких вещей ваш мир восхищает и привлекает нас. Скажи мне, что в нем отталкивающего?

– Это не мир, – сказала она дрожащим голосом. – Это клетка. Это ваш личный зоопарк.

– Э-э… м-да! – произнес Келексел. Он сделал глоток, но напиток потерял для него свою изысканность. Потом он поставил бутылочку на стол. На его поверхности были заметны оставленные ранее влажные пятна. Он посмотрел на них. Женщина, несомненно, сопротивлялась ему. Как такое может быть? Только Чемы и мутанты (появляющиеся в результате случая) были невосприимчивы к подобному воздействию. Даже Чемы не были столь совершенно невосприимчивыми, не будь у них паутины Тиггивоф и не пройди они особой подготовки, начинавшейся с самого рождения.

И снова он внимательно посмотрел на Рут.

Женщина с вызовом встретила его взгляд.

– Ваши жизни так коротки, – сказал Келексел. – Ваше прошлое так коротко… и все же вы передаете определенное ощущение древности. Как может быть такое?

– Счет один-ноль в нашу пользу, – произнесла Рут. Она почувствовала, как ее эмоциями начали управлять, приводя ее в более спокойное состояние. Это произошло с неожиданной быстротой. Ею овладела какая-то безумная решимость.

– Пожалуйста, перестань воздействовать на меня, – прошептала она.

И подумала: «Что же мне говорить теперь?» Но она чувствовала, что не имеет права безропотно подчиняться этому существу, даже если это приведет его в ярость. Она должна противостоять ему – открыто. Иначе она сойдет с ума в бескрайней пустыне безумия. Она больше не может оставаться пассивной в своей цитадели, закрытом для Чемов уголке своего внутреннего мира.

«Перестать воздействовать на тебя», – удивленно повторил про себя Келексел.

Он заметил в ее крике нотку сопротивления. Варвары всегда говорят так с цивилизованными собеседниками. И он мгновенно превратился в истинного циничного сына Федерации, верного слугу Первородных. Туземка не должна больше оказывать ему сопротивления.

– Как могу я воздействовать на тебя? – спросил он.

– Если бы я только знала! – воскликнула женщина. – Я знаю лишь, что ты считаешь меня дурой, не способной понять твои поступки.

«Неужели Фраффин занимался подготовкой этого создания? – спросил себя Келексел. – Может, он сделал это специально ради меня?» – Он припомнил свою первую встречу с Фраффином, когда у него возникло ощущение угрозы.

– Что Фраффин приказал тебе делать? – требовательно спросил он.

– Фраффин? – в явном замешательстве переспросила женщина.

«Что же с ней сделал Режиссер корабля?»

– Я не выдам тебя, – сказал Келексел.

Она облизнула губы. Действия и слова Чемов не имели для нее никакого смысла. Единственное, что она поняла, это то, что они обладают невероятным могуществом.

– Если Фраффин делает что-то незаконное с вами, туземцами, то я должен знать об этом, – продолжал Келексел. – От меня это не удастся скрыть, я все равно узнаю, рано или поздно.

Рут отрицательно покачала головой.

– Все, что можно было узнать о Фраффине, мне уже известно, – сказал Келексел. – Когда он прибыл на вашу планету, вы едва превосходили уровень необученных животных. Чемы могли спокойно жить среди вас как Боги.

– Незаконное? – повторила вслух женщина. – Что ты подразумеваешь под этим словом?

– У вас, туземцев, уже имеются примитивные законы, – презрительно усмехнулся Келексел. – Ты знаешь о понятиях законности и незаконности.

– Я никогда даже не видела Фраффина, – заметила Рут. – За исключением одного раза – на экране.

– Ага, пытаешься увильнуть от ответа! Значит, тогда ты видела его прислужниц… Что они приказали тебе делать?

И снова Рут отрицательно покачала головой. В ее руках было какое-то оружие, она чувствовала это, но еще не до конца понимала, какое именно.

Келексел отвернулся от нее и прошел к репродьюсеру, потом повернул обратно и, остановившись в десяти шагах от Рут, осматривал ее.

– Он воспитал вас, создал вас, управлял вами… он превратил вас в самую лучшую собственность во вселенной. Ему сделали несколько заманчивых предложений… и он все их отклонил… он должен… Ладно, ты все равно не поймешь этого.