Текст книги "Священная Римская империя. История союза европейских государств от зарождения до распада"

Оттон III, который ездил как кающийся грешник, проситель и паломник к могилам своих святых друзей Адальберта и Ромуальда, был частым посетителем монастырей, пещер и святилищ. Он ездил в Монте-Кассино, Монте-Гаргано, где находилась важная святыня архангела Михаила – знаменосца империи, и в монастырь Серпери у Гаэты. В апреле 999 г. он провел четырнадцать дней покаяния в пещере у церкви Сан-Клементе недалеко от Латеранского холма. В этой связи не следует думать, что Оттона III преследовали «апокалиптические» страхи перед приходом Антихриста, которые несправедливо связывают с 1000 г. Он был далек от того, чтобы стать одержимым немецким апокалиптическим пессимизмом, и ему был гораздо ближе греческий воздушный оптимизм. Оттон готовился к трудному делу. Он понимал, что его планы вызовут сопротивление среди многих немцев и в имперской церкви (где находились его самые значимые единомышленники и центры власти). То, что он сделал, должно было вывести поляков и венгров из-под власти немецкой имперской церкви и угрожающего гнета, подразумеваемого в заявлениях ее руководителей. При сохраняющейся слабости папской власти, возможно, эта «промежуточная» Европа – Польша, Богемия и Моравия, а также Венгрия – при других обстоятельствах повернулась бы к Византии, тем самым связав себя с тем восточноевропейским полушарием, которое в русской коммунистической Восточной Европе до сих пор несет на себе заметные следы византийского влияния.

Оттон III – друг и почитатель Адальберта Пражского – чеха, на которого оказала влияние Италия, был очень близок к различным итальянским духовным течениям того времени. Сам он рано достиг глубокой духовности, которая дала ему возможность принять высшую форму Realpolitik, которая смотрела в будущее. Правильно понятые, идеи Оттона должны были возбудить не просто интерес, а взволновать немцев и других европейцев, которые в наше время закоснели в ограниченной Realpolitik, связанной с преследованием каждодневных интересов и фетишистской верой в ее силу. В то время немецкие лидеры имперской церкви считали «реалистичной» восточную политику, которая означала создание епископств или, возможно, архиепископств в Польше, Богемии, Моравии или Венгрии. Они следили за тем, чтобы эти образования оставались в подчинении их собственным центрам силы – Майнцу, Зальцбургу, Магдебургу или Пассау. Так как эти епископства были созданы от имени немецкой церкви, было «реалистично» начать распространять христианство и осуществлять политическое проникновение. Столкнувшись с перспективой быть завоеванными силой, властители Польши, Моравии, Богемии и Венгрии, которые были на грани обращения в христиан, отпрянули в тревоге и стали искать союзников в Риме и Византии.

Оттон III понимал эту опасность и предложил себя этим властителям в качестве союзника и «брата». У этого молодого человека было более четкое и трезвое видение ситуации, чем у «реального политика», церковных и светских магнатов, которые теперь повернулись против него. Расширение на восток в том масштабе, который они намечали, было за рамками ментальных ресурсов и энергетических возможностей узконемецкой части империи. Соответственно, Оттон III сделал смелый шаг – творчески сократил достижения своего деда. Огромная созидательная работа, проведенная Бернвардом (верный товарищ Оттона по оружию и единомышленник) в Хильдесхайме, – великолепные саксонско-оттонское искусство и культура, навсегда связанные с именами Бернварда и его преемника Готарда, – началась с отказа от миссионерских поездок в славянские земли. Достаточно было того, что нужно было наводить порядок дома.

В декабре 999 г. – последнем месяце последнего года первого христианского тысячелетия – Оттон уехал из Рима. В марте он приехал в Гнесен к могиле своего друга-мученика Адальберта. Его проводником был Болеслав Шабри – друг, с которым он вместе воевал в трех войнах против славян. «Как только он увидел столь желанный город, – пишет Титмар Мерзебургский, – он продолжил свой путь босиком со смиренной молитвой». Однако то, что последовало за этим, вызвало у Титмара мгновенный протест, равно как и у епископа Унгера Позенского, и архиепископа Гизилера Магденбургского, и у немецких историков более поздних поколений. Оттон III учредил архиепископство Польское в Гнесене с тремя викарными епархиями в Кольберге, Кракове и Бреслау. Болеслав был удостоен титулов «друга и конфедерата римского народа», «сосоздателя империи» (cooperator imperii) и патриция. Он получил золотой венец и точную копию Священного копья, которые до сих пор хранятся в сокровищнице Краковского собора – древнего города польских королей. Далее император освободил польского вождя от выплаты дани, которую тот должен был платить за землю на левом берегу реки Варты. Оттон хотел, чтобы Польша и остальные стали бы конфедеративными государствами с различным статусом, как те, которые окружали старую Римскую империю. Romanum Imperium, по всеобщему признанию, означала гегемонию императора; но гегемон воздерживался от вмешательства во внутренние дела своих «друзей». В пределах своих границ дружественные и конфедеративные государства империи пользовались свободой, которую не всегда можно увидеть в наши дни в конфедерациях хоть Востока, хоть Запада (где вмешательство во внутренние дела государств-членов не ограничивается жизненно важными экономическими вопросами).

Оттон III намеревался и дальше развивать эту систему союзов и дружбы, но ему помешала смерть. Его пребывание на посту императора является первым случаем, когда мы видим, что империя проектируется как образец – в первую очередь образец федерации европейских народов. Император был гегемоном, обладал правами руководителя, но пользовался главным образом выдающимися почестями. Эта империя была тем, что мы назвали бы «зонтичной организацией»; она объединяла в максимально свободной форме этнические группы чрезвычайно разной величины и удерживала их вместе самыми разнообразными узами. В планах Оттона эта империя поразительно приближается к некоторым нашим современным проектам федераций государств, предназначенных объединить в один огромный союз народы и общества весьма различные по социальному составу и мировоззрениям.

Это становится особенно ясно, если посмотреть на вторую модель Оттона – Венгрию, которую он также представлял себе как прототип дальнейших союзов. Воодушевленный щедростью, продемонстрированной Оттоном в Гнесене, Вайк (Иштван I) решил раз и навсегда выбрать Запад, латинскую церковь и латинскую цивилизацию. Он женился на Гизеле – сестре герцога Баварского и с помощью Оттона обратил свою страну в христианство. Он тоже получил точную копию Священного копья и королевскую корону вместо венца патриция. С согласия императора (который действовал совместно с папой) король Венгрии основал архиепископство в своей столице Гран и придал ему ряд викарных епархий. Первым митрополитом был Ашерих (Анастасий) – немецкий священнослужитель, присланный Оттоном; он короновал Вайка то ли в 1000, то ли в 1001 г., возложив на него корону, присланную папой для короля Иштвана I. Благодаря своей сдержанности Оттон III продемонстрировал полякам и венграм, что можно присоединиться к западной цивилизации, латинской культуре и латинской церкви, стать другом и союзником императора, не будучи при этом германцем.

Вплоть до этого решающего момента византийская церковь и ее цивилизация могли надеяться осуществить через Венгрию то завоевание Европы, которое планировали Юстиниан и его амбициозные помощники, со своего плацдарма в Равенне, этой «священной цитадели». Оттон III намеревался сделать своим плацдармом Рим, где он собирался править в качестве «слуги апостолов», поставив себя тем самым на одну доску с восточными isapostolos, то есть став «равным апостолам», «новым Костантином», «новым Юстинианом». В XIII в. на пике папского противостояния императору султан Египта обращался к папе Иннокентию IV как к «тринадцатому апостолу». Если Оттон III позволял и даже поощрял поляков и венгров подчиняться Святому Петру, то лишь потому, что считал себя представителем Святого Петра. Позднее папы пытались собрать народы и государства Европы на крестовый поход против «немецкого» императора – поход, к которому призывали не раз и не два, а многократно.

Оттон III умер неженатым, не сумев добиться руки византийской принцессы. Его преемником стал его дядя – герцог Генрих Баварский (родившийся за день до смерти Оттона Великого), который был последним потомком Генриха I по мужской линии. Этот будущий святой (он был канонизирован в XII в.) вел долгую войну с поляками (1003–1018), в которой он не стеснялся использовать язычников-лютичей. В результате этой войны Богемия была присоединена к империи. Генрих уговорил бездетного Рудольфа Бургундского назвать себя наследником его короны и получил Базель в качестве гарантии. Собор в Базеле и великолепный золотой алтарь, который Генрих передал собору, сохранились до наших дней как напоминание об этом набожном короле и императоре.

Папа римский Бенедикт VIII – союзник императора, который возложил на него императорскую корону в 1014 г., а в 1020 г. сражался с ним бок о бок против византийцев в Южной Италии, подарил Генриху II державу. Генрих передал ее в аббатство Клюни, настоятель-реформатор которого тоже был его союзником, чтобы посвятить ее Христу – Вседержителю Мира. Для Генриха II – как и для всех благочестивых императоров и королей – набожность не состояла в том, чтобы быть сосредоточенным лишь на духовных исканиях, оторванным от реальности. Генрих II прославился тем, как он искусно делал имперских епископов и аббатов-реформаторов полезными слугами империи. Фактически они должны были поддерживать империю финансово, административно и политически. В 1007 г. Генрих сделал Бамберг епископством. Именно там он и похоронен вместе со своей супругой Кунигундой, которая позже тоже была канонизирована. Бамберг должен был стать основой для консолидации императорской власти и обращения славян в Тюрингии в христиан, которое тогда медленно набирало обороты. Эльба становилась границей империи.

В 1009 г. Бруно Кверфуртский, который сотрудничал с Оттоном III при осуществлении его планов на Востоке, получил желанный мученический венец, когда находился среди пруссов. Незадолго до своей последней миссионерской поездки он написал Генриху письмо, будучи «в глубочайшей печали», в котором он умолял императора наладить добрые отношения с поляками и разорвать союз с лютичами.

Генрих умер бездетным 13 июля 1024 г., не оставив никаких распоряжений относительно преемника. Генрих не испытывал большой любви к человеку, которого выбрали бы большинство князей, но он и не желал заранее отвергать его кандидатуру. После смерти мужа его жена взяла на себя заботу о символах императорской власти – они сами по себе были «империей», – а восемь недель спустя вручила их Конраду II – новому, единогласно избранному королю.

Глава 4
Салическая империя

Императоры Салической династии (1024–1125), которые вышли из старинного франконского рода, были потомками по женской линии Оттонской династии и стали предшественниками Гогенштауфенов. Их век видел средневековую империю сначала на пике, а затем почти сразу на грани катастрофы.

Конрад II (1024–1029) был воспитан как светский человек и рыцарь и благожелательно относился к честолюбивой мелкой аристократии. Действуя быстро и сурово, он ликвидировал немецкую, бургундскую и итальянскую оппозицию и вскоре завоевал всеобщее признание. В 1026 г. он организовал собственную коронацию в Милане железной короной. Его коронация императором в Риме проходила в присутствии англо-датского короля Кнута Великого и Рудольфа III Бургундского. К девизу Roma caput mundi tenet orbis frena rotundi (Рим, глава мира, держит бразды правления круглым земным шаром – с латыни), который появляется в виде надписи на его печати, он относился серьезно и в самоутверждающемся смысле: Рим был столицей империи, городом «короля римлян». Конрад был первым, кто использовал этот титул как предварительный к полному императорскому титулу, и в качестве такового он должен был жить по римским правилам. Рим был городом императора, не папы.

Конрад был франком и полагался на своих епископов, которые с радостью поддерживали его. В 1033 г. епископ Констанца сжег буллу папы Иоанна XIX: спустя века Констанц стал местом созыва собора, проведенного под покровительством императора, на котором судили пап и антипап.

Архиепископ Майнца обратился к Конраду как к vicarius Christi, использовав таким образом сакрально-политический титул, на который позднее начнут претендовать папы. Конрад был безжалостен в отношении епископов, которые стояли к нему в оппозиции по политическим мотивам. Он арестовал и низложил Ариберта Миланского, который возложил на его голову железную корону, но затем стал его врагом, и отправил в ссылку еще троих епископов – Пьяченцы, Кремоны и Верчелли. Бурхард Лионский несколько лет томился в цепях.

После смерти Рудольфа III – последнего короля Бургундии удачливый император вступил в Нордбург и был коронован королем Бургундии в Пайерне (Петерлинген во Французской Швейцарии). Германия, Бургундия и Италия с того времени стали составлять империю с географической точки зрения и, если глядеть со стороны, представляли собой весьма мощное объединение, однако внутренне эта ассоциация давала повод для нескончаемых политических, дипломатических и военных трений. Было достаточно сложностей со светскими князьями (а вскоре и с церковными властителями) в германском секторе. К ним прибавилась борьба с честолюбивыми итальянскими городами; именно против Конрада II они впервые испытали свою военную силу. Помимо городов, существовали союзы, образованные знатью и епископами, для взаимной защиты от человека из Германии в то время, когда никакая помощь не шла из ослабленного папского Рима. В Бургундии власть империи никогда не распространялась на все старое королевство, а была ограничена в основном Западной Швейцарией, Свободным графством Бургундия, Савойей и горой Ценис.

Конрад – воинственный император – сделал польского герцога Мешко своим вассалом и заставил лютичей из Бранденбурга – бывших союзников Генриха II – платить себе дань. Он умер в 1039 г. в Утрехте и был похоронен в соборе, который он основал в Шпайере. Это массивное каменное сооружение – последнее место упокоения всех императоров Салической династии. Со своими стенами толщиной в несколько метров он является воплощением безопасности и самоочевидного достоинства, далеким от романского самоистязания по поводу ада или райского готического искусства.

Даже желание несчастного Генриха IV быть похороненным в Шпайере было в конечном счете удовлетворено.

Генрих III (1039–1056) воплощает собой имперскую власть в ее зените. Он был сыном Конрада, но получил хорошее образование и пытался компенсировать жестокие насильственные деяния своего отца. Он вернул Ариберта Миланского в его епархию, сделал герцога Богемского и на некоторый срок в годы своего правления короля Венгрии вассалами империи, а как король-священник – rex sacerdos – задумал реформировать церковь. При поддержке движения за монастырскую реформу – или, по крайней мере, одного из его значимых течений – Генрих председательствовал в 1046 г. на Сутрийском соборе, на котором были низложены двое священников. Затем он организовал избрание епископа Суидгера Бамбергского папой римским (Климентом II), который короновал его императором. На Генрихе лежит ответственность за избрание еще трех немецких пап (папы, которые не были итальянцами, никогда не удерживались долго в римском климате: его фатальные последствия, сократившие правление Адриана VI – бывшего наставника Карла V, были серьезным ударом по надеждам на реформирование католицизма в XVI в.): Дамасия II, Льва IX и Виктора II. Лев IX был двоюродным братом императора, Виктор II (ранее епископ Гебхард Айхштаттский) тоже имел отношение к правящему дому, хотя и был более дальним родственником.

Однако не следует думать, глядя на эти избрания пап, что император хотел пристроить своих родственников. Генрих придавал огромное значение тому, чтобы люди и гораздо менее знатного происхождения, и образованные аристократы оказывались на троне Святого Петра. Его двоюродный брат Лев IX (1046–1054), несмотря на то что он был епископом Туля и графом Эгисхаймским, был полон решимости отстаивать то, что он считал папскими правами, даже идя против императора. Именно этот папа направил папство на восходящий путь. Он собрал вокруг себя в Риме значительное количество единомышленников из Лотарингии – сторонников движения за монастырскую реформу. В число сочувствующих Льву в Лотарингии и других местах входили Фридрих – брат герцога Годфри из Верхней Лотарингии, Хьюберт Мойенмутье и Хью Кандид, и, таким образом, были представлены круги, влиятельные как в движении за монастырскую реформу, так и в политической оппозиции к императору; и это сближение имело большое значение для императорского поста в будущем. В эту группу также входил монах Хильдебранд – позднее папа Григорий VII, который не так давно вернулся в Рим из Кёльна, куда он сопровождал низложенного и сосланного папу Григория VI, и Клюни был включен в его маршрут. Ближайшей целью папских реформаторов было освобождение духовенства от «мира», иными словами, от высшей власти мирских владык, которые назначали священников на службу в их церквях. Это могло быть достигнуто лишь путем отрыва священника от его жены и семейного круга. Если покончить с куплей-продажей церковных должностей или духовного сана, а также браками священнослужителей, то духовенство можно было обращать в монахов. Все великие «чистильщики» и радикальные революционеры хотят превратить людей в монахов: на ум приходит Робеспьер, но это также относится к Ленину, так как он учил своих профессиональных революционеров отвергать любовь, мир женщин и все привязанности к другим людям.

Генрих III в свое время пережил лишь гул приближающейся мировой бури. Он получил предупреждения. Епископ Льежа Вацо однажды сказал Генриху: «Наше посвящение в церковнослужители дает жизнь, твое посвящение в короли ведет к смерти». Еще был архиепископ Халинард Лионский, который, будучи монахом, отказался давать клятву верности Генриху. В политическом плане имел место брак Годфри Бородатого из Верхней Лотарингии (который также поддерживал связь с оппозицией в Южной Германии) с Беатрис Тосканской – вдовой маркграфа Бонифация Каносского, результатом которого стал союз Лотарингии и Тосканы, вскоре дополненный союзом между папской властью и норманнами; все это вместе создало основу для entente cordiale, который – со сменой партнеров и усиленный движением за монастырскую реформу – поддержал папство в борьбе, которой суждено было продлиться с 1076 до 1250 г. Эта борьба, победителями в которой в конечном счете вышли папы, на тот момент находилась на своем предварительном этапе.

В наши дни мы можем бросить взгляд на прошедшее тысячелетие, заполненное конфликтами между папами и императорами, королями и другими светскими правителями, папами и кардиналами, епископами, богословами и монахами. Ни в одном из таких конфликтов столкновение не было столь важным, столь горячим или столь смертельным, как в двух больших кризисах – в борьбе за инвеституру в XI в. и во время Реформации в Германии в XVI в. Лютер был монахом, в котором прорвались из архаической глубины вера, надежда и отчаяние народа, который никогда не был абсолютно убежден, что Бог – истинный, и постоянно боялся, что дьявол окажется сильнее. В XI в. эту революционную роль взял на себя монах Хильдебранд – в описании Питера Дамиана «святой сатана».

Структура власти Римской церкви, а теперь консервативный элемент в Европе, берет свое начало в революции, исходившей из Рима при Григории VII. В XIX в. дальновидные католики, либералы и прогрессивисты всегда надеялись увидеть папу во главе народных движений за национальную и общественную свободу. Они надеялись напрасно. Многие совершенно не знали о долгих и непрямых путях, которые связывали их собственные требования «свободы» и «вольностей» с требованием Григория VII «свободы церкви»: libertas ecclesiae был лозунгом, призывавшим к сплочению, с помощью которого папа-монах приводил в движение людей на улицах сначала в итальянских городах, а позднее в Германии против антиреформаторской феодальной аристократии епископов и аббатов, короля и императора.

Больше ни один папа не отваживался таким образом приводить в движение «улицы». Народный гнев, прорвавшийся наружу в Милане в форме ненависти к богатому высшему духовенству, и шумные протесты против «священников, занимавшихся куплей-продажей церковных должностей, проституцией и прелюбодеяниями», были взрывом антиклерикализма, существовавшего в скрытой форме на протяжении всех Средних веков.

Этот тип антиклерикализма (забастовки – с санкции папы – против священников, насаждавших симонию, против злоупотреблений и жестокого обращения со священниками, против осмеяния таинств) будет снова прорываться наружу у катаров и альбигойцев, у Уиклифа, Гуса, Кальвина и Цвингли; он замостил путь для различных антицерковных проявлений, вандализма и иконоборчества, которые были характерны для периода с XVI по XIX в. В XI в. антиклерикализм был использован для продвижения дела папы и папской власти, убежденных в том, что все средства хороши, если они пообещают освобождение от господства «мирских» правителей и подконтрольного им духовенства.

Старых «владык епископов», которые выросли на имперской службе, охватил смертельный страх. «Этот опасный человек, – пишет архиепископ Лимар Бременский о Григории VII, – считает возможным приказывать епископам, будто они управляющие его имуществом; если они не делают все, что он хочет, они должны либо приехать в Рим, либо оказываются отстраненными от должности безо всякого решения суда». Это «старое» имперское духовенство вместе с монархией стояло за консервативный принцип (константино-каролингская и оттонская традиция). Они опирались в своих доводах на историю. Как заметил один ученый: «Всем своим поведением Генрих IV представляет свое дело как не что иное, как апелляция к истории и обычному праву». Вот ответ Григория VII: «Господь говорит: „Я – истина и жизнь“; он не сказал: „Я – обычай, старый закон“».

Исход этого крупного конфликта был предрешен не в пользу империи и его «мирского» короля-императора одним роковым действием, приведшим к короткому замыканию. После нескольких стычек и более серьезных столкновений между прелатами германо-итальянской имперской церкви и григорианскими реформаторами 24 января 1076 г. на соборе в Вормсе, на котором присутствовали двадцать шесть из сорока немецких епископов, Генрих IV объявил папу низложенным. Епископы с севера Италии, собравшиеся в Пьяченце, согласились с этим.

Именно эти епископы навлекли несчастье на молодого короля, за которым уже стоял молодой человек, имевший болезненный опыт унижений. Трагедия консерваторов, впервые поставленных лицом к лицу с революцией (после этой революции истинные консерваторы на самом деле перестали существовать, хотя появилось много реакционеров), состояла в том, что они не имели ни малейшего представления о том, что их ожидает. Они даже не знали своих врагов, так что их собственные кратковременные победы способствовали победе их противника – и это был решающий триумф в мировой истории.

Императоры смещали неподходящих и непокорных пап еще со времен Карла Великого. Отец Генриха низложил их не меньше четырех. Казалось, не было причин, по которым самоуверенные правители немецкой и итальянской имперской церкви не могли бы так же сместить «монаха Хильдебранда» – плебея сомнительного происхождения, «нахального» и «фальшивого» монаха. Три года спустя он был восстановлен в должности, а теперь было объявлено, что Григорий никогда не был законным папой.

«Ты осужден по приговору всех наших епископов и нашему собственному приговору, и посему уходи и освободи узурпированную апостольскую епархию. Пусть другой человек взойдет на трон Святого Петра – тот, кто не будет маскировать насилие, прикрывая его плащом Священного Писания, а будет проповедовать нефальсифицированное учение благословенного Петра. Мы, Генрих, король Божьей милостью, вместе со всеми нашими епископами повелеваем тебе: спускайся с него, уходи».

Ответ Григория был немедленным. 22 февраля он провозгласил короля низложенным за бунт против церкви и отлученным от церкви за духовное неповиновение. Папа освободил подданных Генриха от их клятв верности. Сын короля-священника Генрих III, который носил все атрибуты вселенской власти, был объявлен вне закона. Григорий предал его анафеме в форме молитвы, обращенной к святому Петру – королю апостолов, в Риме в день Великого поста. «Итак, я заставлю его повиноваться, веруя в тебя, чтобы народы знали и были убеждены, что ты – Петр, и на твоей скале Сын живого Бога построил свою Церковь, и врата Ада не будут властны над ней».

«Мы ждали в толпе незнакомых людей в соборе Святого Петра полчаса, и затем вышел папа. Он поцеловал ступню святого Петра и начал молиться, склонив к ней свою голову, а затем он пошел к скамеечке для молитвы, приготовленной для него перед Исповедью Святого Петра, как ее называют. Реликвии были положены на главный престол».

Это описание содержится в письме, написанном 20 марта 1870 г. епископом Уллаторном, который присутствовал на Первом Ватиканском совете. Папа, о котором идет речь, Пий IX, готовился к трудному последнему этапу несения догмы о папской непогрешимости. Его вера в святого Петра уходила корнями в ту же древность и магию, что и вера франков в раннем Средневековье и Григория VII – монаха из народа.

«Итак, я заставлю его повиноваться, веруя в тебя…»: Григорий был так же убежден, как и любой колдун, маг, шаман, верховный жрец или король-священник из глубин предшествующего тысячелетия (в этом сравнении нет ничего уничижительного), что посредством своего отлучения от церкви он может сдвинуть небеса и землю. Заставить повиноваться, предать анафеме, заковать в цепи: магические заклинания и романские скульптурные орнаменты в соборе и деревенских церквях обнаруживают магическую связующую силу отлучения от церкви (как позднее силу ведьм). Этот папа из народа, уроженец страны, прославившейся в Средние века своим магическим искусством, убежденный в том, что, как преемник святого Петра, он призван заставлять повиноваться и освобождать на небесах и на земле, начал брать на себя атрибуты вселенской власти императора. Quibis imperavit Augustus, imperavit Christus: Иисус был единственным законным преемником Августа-Цезаря, а преемником Христа был папа римский. Папа был всеобщим отцом и владыкой всех христиан (communis Pater et dominus). На него как на преемника святого Петра была возложена ответственность universo orbi imperare – править всем миром. Всякий, кто ставил себя за рамки и считал себя выше папских повелений, подвергал себя греху идолопоклонничества, так как повеления папы исходили ex parte omnipotentia Dei – от Божьей власти.

Григорий стоял за веру в Петра во всей ее полноте и довел дело до полного завершения. В письме к королю Ирландии Тердельваху он заявляет, что Иисус Христос поставил святого Петра выше всех королевств в мире; преемник святого Петра имеет право низвергать королей. «Проклят будет тот, кто хранит свой меч от крови» (Книга пророка Иеремии, глава 48, стих 10) – эту цитату Григорий любил использовать против королей – мирских правителей. И снова апостольская и королевская власти идут рука об руку, как солнце и луна. Сан священника соотносится с властью короля, как золото и свинец. Король обязан своей должностью дьяволу, который заставляет людей покидать путь праведности, и король поставлен лишь как слуга церкви, чтобы наказывать грешников. Хорошие короли во все времена выражают повиновение церкви. Короли, не повинующиеся ей, – это дурные короли, слуги дьявола. Король «полезен», когда он с помощью меча добивается того, что велит Римская церковь. Рукоположение ставит самого скромного священнослужителя выше любого мирского правителя. Экзорцист – это более чем император, он духовный император – spiritualis imperator. Выступая против всего «мирского» и достойного порицания, Григорий использовал древние верования, пропитанные магией. Мирские правители, а в их число входил Генрих IV (в глазах Григория он был всего лишь «немецким королем»), спонсируют порочные материальные вещи и дурной мир женщин. Равенство между «мирским», «немецким» и «порочным», вероятно, сформировалось в голове Хильдебранда во время его ссылки в Кёльне, где он столкнулся с великолепием и пышностью немецкой имперской церкви – великолепием, которое позднее оттолкнет Бернарда Клерво. Что же до «мирского» короля, то он казался олицетворением всего этого.

Борьба против «безбожного материализма» (которая все еще имеет политический подтекст) во времена Григория была направлена прежде всего против «мирского» короля, «мирского» духовенства и светских людей. Идея Григория состояла в том, чтобы обратить и белое духовенство, и мирян в монахов.

Современная католическая мораль все еще по своей сути монашеская; грехи, в которых исповедуется мирянин, в основном плотские, грехи священнослужителей, давших обет безбрачия. В своем стремлении навязать церковный целибат и оторвать духовенство от их привязанности к «крови и земле» Григорий заложил основы структур, которые и по сей день остаются частью жителя Европы и римского католицизма. Само собой разумеется, что на протяжении веков после Григория и до расцвета Контрреформации священники (и епископы) продолжали жить со своими наложницами, папы и прелаты продолжали плодить великородных бастардов, отдельные представители которых делали историю. Тем не менее целибат оставался целью, чрезмерной целью, и попытка установить его запустила цепную реакцию: был ли заряд положительным или отрицательным, зависит от точки зрения наблюдателя.

Целибат создал церковнослужителя-активиста. Церковник, изолированный от мира, был готов дойти до края земли, чтобы проповедовать Евангелие по приказу папы или своего церковного начальства и сгореть, выполняя это задание. Этот специфически западный динамизм – зачастую он чужд духу восточной церкви – тесно связан с целибатом.

Там, где сексуальное влечение успешно сублимируется, целибат заставляет человека желать жертвоприношений и способен на всеохватывающую благотворительность. Посредством целибата могут развиваться характеры священников-отцов, что в напряженные времена приносило многим уверенность, помощь и «наставление».