Текст книги "Московский Бродвей"

По боевому выражению лица Александра Борисовича я понял, что для потенциального преступника это «напролом» не будет означать ничего хорошего…

– Теперь можно осмотреть место, где тебя держали в привязанном состоянии. А еще хотелось бы взглянуть на этот «Москвич», который бросил киллер.

Но, к сожалению, машины не оказалось. Либо бандиты нашли ее и перегнали в другое место, либо запасливые деревенские жители, обнаружив на улице неизвестную машину с открытыми нараспашку дверцами, прибрали ее к рукам. И то верно – в хозяйстве все пригодится…

Зато в каморке нас ждал сюрприз – осмотрев все углы, мы обнаружили фонарик милицейского образца.

– Да, именно такие выдают милиционерам, – сказал Турецкий, аккуратно упаковывая фонарик в полиэтиленовый пакет, – скорее всего, Юра, твои догадки о том, что это были менты, верны. Ну ладно, нам тут больше делать нечего. Поехали в город. – Кстати, я надеюсь, ты не выбросил наручники, которыми они тебя сковали?

– Обижаете. Я сразу, как их снял, положил в пакет. Хотя после моих манипуляций вряд ли остались какие-то следы.

– Ничего… Эксперты проверят…

Мы выехали на Калужское шоссе около двух часов дня.

– Это что, – рассказывал Турецкий по дороге, – вот один знакомый врач, который одно время в деревне работал, историю поведал. Приходит к нему мужик с ножом в сердце – вот точь-в-точь как наш. Причем совершенно в сознании, даже бодрый, только лицо поранено. Врач осматривает и ужасается – проникающее ранение, однако лезвие как-то прошло между мышечными волокнами и не нарушило работу сердца. «Как это произошло?» – спрашивает. И мужик рассказывает ему историю. Пошел он, значит, на рыбалку с динамитом. Чтобы от рыбнадзора скрыться, залез в какую-то глушь. Ну, ясно, у него с собой было. Развел костерок, выпил, как положено. А динамит возьми и взорвись. И чем-то там ему сильно поранило лицо. Мужик спьяну и рассудил: сейчас на запах крови придут волки и его съедят. И решил живым не сдаваться – со всего размаху всадил охотничий нож прямо в сердце. А потом лег и заснул. Просыпается, протрезвев, – голова болит, нож в сердце. Да и волков что-то не видно. Ну и решил к врачу пойти. Как только он в переполненном автобусе с этим ножом ехал – ума не приложу…

Примерно через полтора часа мы уже сидели в кабинете Меркулова. Константин Дмитриевич внимательно выслушал наш рассказ и резюмировал:

– Ну что же, результаты есть. Возможно, киллера удастся спасти – это раз. Не исключено, что он нам что-нибудь расскажет, – это два. Телефон, который удалось узнать, тоже может пригодиться – это три. Так что, Саша, принимай дело к производству.

– Есть, – ответствовал Турецкий, – я надеюсь, Костя, ты мне даешь санкцию на применение некоторых… э-э… особых средств получения информации?

– Это каких же, интересно? – нахмурился Меркулов.

– Ну сам понимаешь. Мобильный телефон, кто знает, может, по нему что-то интересное говорят?

– Ясно, – вздохнул Константин Дмитриевич, – опять применение технических средств прослушивания. Ну ты же сам понимаешь, потом никакой суд это в качестве доказательств не примет.

– А мы и не будем выдвигать это в качестве доказательств. Нам нужна информация.

– Ладно, – наконец согласился Меркулов, – валяй. Значит, ты полагаешь, что все три покушения исходят из одного источника? И этот источник…

– С большой долей вероятности можно утверждать, что это Дейнекин. Слишком много на нем сходится. Контакты Бородулина, навязчивое желание Дейнекина сделать так, чтобы именно его человек расследовал эти покушения. Затем – звонок Дейнекина тебе, Костя. Согласись, это не просто так.

– Да, – кивнул Меркулов, – но Дейнекин – опытный человек. Он не станет просто так светиться.

– Именно, – согласился Турецкий, – поэтому, сопоставляя звонок Дейнекина тебе и его личные, подчеркиваю – личные, контакты с киллером, что само по себе подозрительно, я прихожу к убеждению, что по какой-то причине Дейнекин спешит. Или, что более вероятно, его кто-то торопит.

– Опять этот мифический «кто-то», – вступил в разговор я.

– Пора бы уже с ним познакомиться, – заметил Меркулов.

– Познакомимся, познакомимся, – сказал Турецкий. – Кстати, Юра, в этом нам может помочь твоя подзащитная.

– Это каким же образом, интересно?

– А таким. Она все знает о шоу-бизнесе. Регулярно слышит всякие сплетни, слухи. Вот об одной из таких сплетен она тебе поведала. Я имею в виду пиратов.

– Вы думаете, человек, который стоит над Дейнекиным во всей этой истории, имеет прямое отношение к торговле пиратскими компакт-дисками?

– Прямое или не совсем, но обязательно имеет. Большие деньги в шоу-бизнесе делают только организаторы гастролей и пираты. Причем пираты запросто могут по совместительству оказаться и организаторами гастролей. Не забывай, Анжелика только что записала новый диск. Ему нужен промоушн.

– Что? – переспросил Меркулов.

– Реклама.

– Неужели ты полагаешь, что все эти случаи вызваны тем, чтобы сделать рекламу?

– Весьма возможно. Иначе зачем все это затевать? Я думаю так: все три или даже четыре покушения связаны между собой. Об этом свидетельствуют детали – короткий промежуток времени, за который они произошли, явно демонстративный характер. Кроме того, вы обратите внимание – ни один человек серьезно не пострадал.

– Кроме телохранителя Разиной, – вставил я.

– Да, но это, думаю, тоже было предусмотрено. Телохранитель для того и приставлен, чтобы охранять и в случае чего пострадать.

– Погоди-погоди, Саша, – сказал Меркулов, – уж не хочешь ли ты сказать, что все это – большая мистификация?

– Очень на это похоже, – ответил Александр Борисович, – ну сам посуди, Костя, какой процент заказных покушений оказывается неудачным?

– Ну, – наморщил лоб Меркулов, – процентов, наверное, тридцать-сорок.

– И все равно, даже если главная жертва не страдает, то обязательно кто-то из оказавшихся неподалеку получает ранения, увечья или даже гибнет.

– Верно, – согласился Меркулов, – продолжай.

– А тут сплошные острые ощущения. Сначала два удара ножом в плечо. Почти безболезненные для жертв. Затем еще один удар в плечо. Две жертвы имеют отношение к эстраде. Потом кислота, главная жертва не пострадала совершенно. И наконец, вчерашние выстрелы из темноты, в итоге которых предполагаемая жертва цела-невредима, а шофер, наоборот, получил пулю в тазовую кость, что само по себе почти смешно, несмотря на тяжесть этого ранения.

Турецкий достал из кармана сигареты и нарочно неторопливо стал закуривать, очевидно получая удовольствие от нетерпеливого выражения, которое застыло на наших лицах.

– Давай, Саша, не томи, продолжай! – воскликнул Меркулов.

– Так вот, – Турецкий выпустил в воздух струю ароматного дыма, – обратите внимание, что в руках у киллера было серьезное оружие – автомат Калашникова. Что ему мешало выпустить в «линкольн» весь магазин? Оказаться ближе? В конце концов, если ему так приспичило убить Анжелику Раззаеву, почему он не воспользовался оружием большинства нормальных киллеров, то есть взрывным устройством? У него было полно времени для того, чтобы установить на дорожке хоть противотанковый фугас. Нет, он сидит в кустах, делает – обратите внимание! – пять одиночных выстрелов, потом бросает оружие и пускается наутек. Нет, не так действуют настоящие киллеры.

– Все-таки не могу понять, Саша, к чему это ты клонишь? – спросил Меркулов.

– Я пока что просто размышляю вслух. Но все это больше всего мне напоминает грандиозную мистификацию.

– Цель? Какая цель этой мистификации?

– Не знаю. Может быть, действительно реклама. А вот для того чтобы в этом убедиться, нам нужно поближе познакомиться с киллером, которого задержал Юра. Ну и, конечно, с тем, самым главным кукловодом, силуэт которого, правда совсем смутный, вырисовывается на горизонте… А пока что я попрошу Славу Грязнова через спецблок МВД поставить на прослушивание номер телефона, который нам удалось выяснить.

– Давай, Саша, действуй.

Глава 16

Когда я около пяти часов вечера приехал домой, Лена стояла перед зеркалом и старательно делала прическу.

– Куда это ты собралась? – поинтересовался я.

– К Анжелике, – не оборачиваясь ответила она.

– Что, она звонила?

– Да. И просила приехать перед концертом.

– Концертом? – изумился я. – После ночного покушения она еще собирается давать концерт? Ну и ну! Интересно, почему она его не отменила? Как же она петь-то станет?

– Хм, – усмехнулась Лена, – ты думаешь, это так просто? Они же связаны очень жесткими договорами. Даже если у тебя воспаление легких – изволь выйти на сцену и выглядеть в лучшем виде. А иначе – огромная неустойка.

– Ну и ну! – повторил я. – Прямо-таки бармалеевские законы.

– Конечно, – сказала Лена, аккуратно подводя ресницы. – Ты этого разве еще не понял?

– Да вот, никак привыкнуть не могу… Странно у них все устроено…

– Привыкай… Ну как съездили? Успешно?

– Расскажу по дороге. Надеюсь, ты меня возьмешь с собой?

– Конечно. Тем более Анжелика тоже хотела узнать, в каком состоянии ее дело. И не собираются ли ее арестовать в ближайшее время. Жить постоянно под дамокловым мечом – не большая радость…

– Думаю, все образуется. У меня хорошие новости.

– Да? – переспросила Лена, не отрываясь от зеркала. – Неужели? Так мало было хороших новостей в последнее время…

– Нет, действительно хорошая. Дело к своему производству принял Александр Борисович Турецкий. А он никого просто так, без серьезных доказательств, в тюрьму не сажает.

– Очень хорошо. Вот и сообщим Анжелике приятную весть. Значит, я автоматически тоже перестаю быть заинтересованным лицом… Так мне все это надоело, Гордеев…

– Что тебе надоело?

– Быть заинтересованным лицом. Дескать, близкая подруга подозреваемой, а с адвокатом – так вообще…

– Что вообще?

– Вообще… Ну… – Лена завинтила колпачок своей туши и, обвив мою шею руками, прижалась к щеке.

И я с большим удовольствием понял, что конкретно эта проказница имела в виду.

Мы никуда пока не опаздывали и потому постарались сделать все так, чтобы не испортить замысловатую ее прическу…

…Несмотря на то что концерт должен был начаться только через два часа, возле «Олимпийского» на этот раз собралась толпа раза в три больше, чем в прошлый. Вообще, это теперь напоминало не тусовку перед концертом, а почти манифестацию. Очевидно, известия о вчерашнем покушении потрясли всех поклонников Анжелики, так что они решили явиться сюда и выразить ей свою поддержку. Кое-где я даже заметил транспаранты с надписями что-то типа: «Анжелика, мы с тобой».

– Да, – задумчиво проговорила Лена, разглядывая толпу, – кассовые сборы на ее концертах теперь резко взлетят.

– Уж не думаешь ли ты, что все это делается ее продюсерами ради денег? – задал я провокационный вопрос.

– В конечном счете почти все в этом мире делается ради денег, – философски заметила Лена, – я не исключаю, что и вчерашнее покушение тоже принесет кому-то такие барыши, которые нам с тобой даже не снились…

Мы снова с трудом прошли сквозь толпу, добрались до служебного входа, потом дошли до грим-уборной Анжелики.

Дверь неожиданно раскрылась, на пороге показался Слава Петрунин. Глаза у него были какие-то странные. А движения замедленные, будто у сомнамбулы.

– Привет, Слава… – произнесла Лена, но закончить фразу не успела: из гримерной донесся стон. Петрунин побледнел и бочком, прижимаясь к стене, сделал несколько неуверенных шагов в сторону.

Я заглянул в комнатку. Там на полу, среди разбросанных платьев, лежала Анжелика. Сначала я подумал, что она просто споткнулась и упала. Но, приглядевшись увидел: из ее плеча торчал нож, а все вокруг было красным от крови.

– Лена, сюда! – не помня себя, заорал я и ринулся к Анжелике.

Лена кинулась за мной следом и тут же склонилась над Анжеликой. Я снова позавидовал ее умению в любой ситуации держать себя в руках… Лена похлопала Анжелику по щекам, внимательно осмотрела, нет ли других ранений…

– Жива… – прошептала она.

– Это Петрунин! Держите его! – крикнул я и бросился в коридор. Увидел администратора, который уже сворачивал за угол.

Хорошо, что я оказался здесь не один… Лена прекрасно знает, что делать в таких случаях.

Слава Петрунин бежал довольно быстро, ловко лавируя между попадающимися навстречу людьми, и бежал он явно к выходу…

– Задержите его! – кричал я, но народ только испуганно прижимался к стене…

Администратор теперь уже огромными прыжками продвигался по коридору. Однако и не так быстро, чтобы я не мог его догнать. Медленно, но верно расстояние между нами сокращалось. В один момент мне даже показалось, что я могу дотянуться до него и ухватить за руку… Но, как назло, под ногой оказалось что-то скользкое, я потерял равновесие и со всего размаха грохнулся на пол… Все произошло так неожиданно, что я не успел сгруппироваться и ударился лбом об пол… Из глаз посыпались искры…

Петрунин на мгновение обернулся, и я заметил его злорадную ухмылку. Однако фортуна в этот день, видимо, была на моей стороне, потому что и администратор тут же и сам на что-то наткнулся и тоже растянулся на полу.

Я резво вскочил и кинулся к нему. Однако и у Петрунина реакция была неплохой, через пару секунд он снова стал быстро удаляться от меня…

Лестница… Еще одна… К счастью, людей на пути нам не попадалось.

Через некоторое время мы оказались у выхода, рядом с которым на стуле сидел охранник.

– Держите его! Это преступник! – заорал я.

Охранник озадаченно замотал головой из стороны в сторону. Видно, он и подумать не мог, что я имею в виду именно Петрунина, который много раз проходил мимо него.

– Держите! – кричал я.

– Кого? – Охранник был явно озадачен и даже растерян.

Впрочем, уже было поздно. Петрунин рванул на себя скобу, которой запиралась дверь, и выбежал из здания.

– Кого задержать-то? – Ничего не понимающий охранник едва не преградил мне дорогу.

Пробегая мимо него, я только махнул рукой…

Толпа – худшее место для преследования. Человеку ничего не стоит смешаться с ней и раствориться. К счастью, люди стояли довольно плотно, так что администратору не удалось далеко уйти. Я сразу заметил его рубашку.

– Пропустите! – кричал я, так как призывать молодых фанатов Анжелики задержать Петрунина было совершенно бессмысленно.

Петрунин ловко лавировал между стоящими вокруг «Олимпийского» людьми. Безошибочно выбирая пустоты в толпе, он кидался туда. Впрочем, я не отставал.

– Стой! – кричал я. – Все равно не уйдешь!

Толпа рассеялась, и мы оказались на улице. Прохожие удивленно оглядывались на нас… Эх, мне бы сейчас пистолет…

Петрунин бежал метрах в двадцати впереди меня, оглядывался и, как мне казалось, продолжал ускорять свой бег. А затем сделал странную вещь – он на ходу достал из кармана телефонную трубку.

У меня в кармане что-то запиликало. Я вспомнил, что позабыл вынуть из кармана мобильник своего давешнего пленника. Ну надо же! Не снижая скорости, я достал телефон, нажал кнопку… В трубке раздался голос запыхавшегося Петрунина:

– Петя, все сделано… За мной погоня…

– Спокойно, Слава! – с трудом ловя дыхание, прохрипел я в трубку. – Сию секунду остановись и сдавайся. Сценарий поменялся…

Петрунин резко остановился и озадаченно уставился на трубку. А через несколько секунд я уже догнал его и сильнейшим хуком справа отправил в нокаут… Парень, думаю, надолго запомнит этот удар…

Не теряя времени, я заломил ему руки за спину. Петрунин тяжело дышал.

– Все… все… – хрипел он. – Твоя взяла…

– Пошли, – сказал я, подталкивая его обратно к «Олимпийскому». Петрунин послушно пошел…

…Когда мы вернулись в грим-уборную Анжелики, Лена успела наложить тугую повязку ей на плечо. Кровотечение вроде остановилось. Правда, она была без сознания.

– Ну как Анжелика? – спросил я, усаживая Петрунина на стул.

– Ничего, – ответила Лена, – пришла в себя, но, как только увидела кровь, снова упала в обморок. Нормальная реакция…

– «Скорую помощь» вызвала?

– Конечно. Они в «Олимпийский» скоро станут ездить как на работу… – невесело усмехнулась Лена.

Анжелика была неестественно бледна и не подавала признаков жизни.

– А ты уверена, что с ней ничего страшного? – спросил я.

– Крови в принципе вытекло не так уж много. Пульс есть, хотя и слабый.

– У тебя, кстати, наручников с собой нет?

– Нет! – ответила Лена, с ненавистью глядя на Петрунина. – Надо же! Вот ведь не знаешь, откуда ждать предательского удара…

Петрунин сидел на стуле опустив голову и никак не реагировал на наш разговор.

– Может, тогда его связать? – предложила Лена.

– Не надо… – тихо подал голос Петрунин. – Я не убегу… Мне бежать некуда…

Я молча кивнул. Действительно, куда ему теперь деваться?

Когда я позвонил Турецкому, тот ответил быстро и по-деловому:

– Турецкий слушает.

– Это я, Александр Борисович. Гордеев.

– А, Юра, привет. Как твои дела?

– Ничего. Но тут у нас…

– А я вот решил, – перебил меня Турецкий, – поглядеть, чем занимаются странные фирмы, которые принадлежат задержанным Сафину и Красину. Короче говоря, обыск решили провести.

– И как?

– Весьма результативно. И при этом вскрылись довольно интересные обстоятельства.

– Александр Борисович… – попытался я его перебить. Но Турецкого остановить не так-то просто…

– …Обе фирмы торгуют пиратской видео– и аудиопродукцией, причем по-крупному. У них огромные склады. И что характерно, судя по документации, диски поступали к ним из одного источника. Так что, возможно, тут ниточка…

– Да… А я вам тоже хочу кое-что интересное рассказать.

– Что именно?

– Совершено нападение на Анжелику.

Турецкий на секунду замолчал, потом быстро спросил:

– Что же ты сразу не сказал? Это же самое главное!

– Так вы мне и слова вымолвить не дали, Александр Борисович!

– Эх, Гордеев, не доучил я тебя! Рано из прокуратуры ушел! Она жива?

– К счастью, да. Как мы уже успели неоднократно убедиться, от ранения в плечо не умирают.

– Что ты говоришь? Опять в плечо?

– Да, в плечо. Ножом.

– А преступник?

– Задержан. Я его догнал собственноруч… то есть я хочу сказать, лично. Правда, пришлось побегать.

– Ничего, Юра, тебе это полезно. И что это за фрукт?

– Только держитесь за стул, пожалуйста. Слава Петрунин, администратор Анжелики.

Несколько секунд из трубки доносилось только сопение, потом Турецкий сказал:

– Немедленно выезжаю. Все равно тут прокуратуре делать больше нечего. Пиратские диски – это больше по части налоговой полиции. Это будет поинтереснее, чем копаться в бумажках…

…Первый допрос Александр Борисович устроил прямо на месте, в грим-уборной Анжелики. Бедную певицу увезли на «скорой»: ранение оказалось все-таки довольно серьезным, хотя и неопасным для жизни.

Несмотря на то что Александр Борисович – мастер допроса, я, как мог, ассистировал ему. В итоге получился неплохой перекрестный допрос. Лена Бирюкова, сидевшая в углу, только диву давалась, как мы вытягиваем признания из Славы Петрунина…

Из его слов складывалась довольно странная картина.

Это началось неделю назад. К Славе после концерта подошел человек. С начальственными интонациями в голосе, высокий, видный. Тут Турецкий попросил Петрунина дать описание незнакомца более подробно, а потом шепнул мне, что, судя по описанию, это точь-в-точь Дейнекин.

Человек тот завел разговор и в итоге привел Славе конкретные факты сокрытия им прибылей, полученных от концертных выступлений Анжелики, от налогов. Суммы действительно были весьма крупные, и Славе определенно могло светить несколько лет тюрьмы…

Тогда человек предложил вариант: Слава в определенный день, по его сигналу, ранит Анжелику в плечо. И сокрытие налогов сразу же канет в небытие…

Слава сначала отказался. Но Дейнекин (мы были почти уверены, что это был он) оказался настойчивым. Он пообещал не только обнародовать факты сокрытия прибылей, но и к тому же «не оставить без внимания» (так, со слов Петрунина, выразился он) семью администратора. Чтобы Петрунин понял, что это не просто треп, Дейнекин назвал несколько фамилий людей, с которыми был связан Петрунин, в частности тех, кто занимался выпуском нелегальных копий компакт-дисков. Слава понял, что его приперли к стене. Он попытался выяснить, зачем так уж необходимо ранение Анжелики? Дейнекин только усмехнулся и ответил, что это нужно для того, чтобы привлечь к певице еще больше внимания.

– Похоже на правду… – вполголоса произнес Турецкий.

Короче говоря, Петрунин подумал-подумал, да и согласился. В конце концов, это были деньги, заработанные Анжеликой. Слава был поставлен в безвыходное положение. Если факты сокрытия прибыли выплывут на поверхность, его ждут крупные неприятности со всех сторон – и со стороны бандитов, и со стороны налоговой инспекции. И те и другие его по головке не погладят. Да и за свою семью он тоже очень боялся…

Кроме того, от него не требовалось убивать певицу. Просто ранить. Причем можно легко. Петрунину показалось, что это далеко не самая страшная плата за то, чтобы избавиться от так неожиданно свалившихся на голову неприятностей…

Через несколько дней Славе позвонил другой человек, который после встречи передал ему мобильник, с помощью которого должна была осуществляться связь. И продиктовал номер, по которому следовало доложить об исполнении.

Но самое главное – этот второй человек представился. Его звали Петей. Он и рассказал администратору, в какое место на плече нужно воткнуть нож, чтобы ранение не оказалось слишком серьезным.

– Наверняка в самый решающий момент я все перепутал, – горько сознался Петрунин, – и воткнул нож не так…

– Понятно, – с издевкой произнес Турецкий, – практики не было…

– Не было, – кивнул Петрунин.

– Ну а как же вы все-таки могли на такое согласиться? Вы же должны были понимать, что после этого вы не только не сможете работать с Анжеликой, но и, скорее всего, вас задержат…

– Не знаю, – отозвался Петрунин, – я был поставлен в безвыходное положение.

– Вы также знали, – продолжал Турецкий, – что ваша акция будет нами непосредственно связана с нападениями на Давида Консона, Симеонова и Разину. А получается, что вы об этом даже и не задумались?

– Задумался… Но мне, повторяю, ничего не оставалось делать…

– Вам ведь известно, что те, кто покушались на сына Консона и Разину, задержаны? И понимали, что это тоже в общем-то случайные люди…

– Да… Но я не знал, что делать… Я хотел потом объяснить все Анжелике…

– Ага… Когда она придет к вам на свидание в тюрьму!

– Я вообще-то надеялся убежать… И отсидеться где-нибудь… – неожиданно всхлипнул Петрунин. – Но что, что мне оставалось делать?! Если стали бы известны факты ухода от налогов, меня еще вернее посадили бы… А что бы вы сделали на моем месте?

– Что бы я сделал? Обратился в милицию!

– Это вряд ли… – заметил я. – С начальником милиции он уже успел пообщаться…

– Ну да, – спохватился Турецкий, – ну не в милицию. В РУБОП, к нам в прокуратуру! В конце концов, если бы вы рассказали об этом тому же Бородулину, он был бы обязан внести эти факты в дело, довести до сведения руководства. И принять меры!

– Я не знаю… – закрыл лицо ладонями Петрунин. – Я ничего не знаю…

Турецкий вздохнул, поставил число и подпись на бланке протокола…

– Вот, прочитайте и подпишите на каждой странице…

Петрунин не глядя поставил свою подпись. Глаза его были полны слез. Турецкий вызвал конвой…

– Все ясно, – сказал Турецкий, когда мы отправили Славу Петрунина в изолятор временного содержания. – Все подтверждается. Этот Петя работает на Дейнекина, организует странные спектакли, цель которых нам пока не ясна. Следовательно?..

– Нужно установить личность Пети и попытаться вытрясти из него как можно больше.

– Точно, – кивнул Турецкий, – поехали в больницу.

…В больнице Склифосовского, как всегда, было людно. Когда я попадаю сюда, постоянно удивляюсь, какая масса людей ломает ноги, руки, попадает под машину, испытывает всевозможные недуги, при которых требуется срочная помощь… Причем Склиф как-то всех уравнивает: и у нового русского, и у последнего бомжа здесь одинаковый гипс, одинаковые костыли… И даже одинаковые глаза – печальные и тревожные…

В отделении реанимации тоже было много народа. Сновали врачи с еще не просохшими рентгеновскими снимками, рослые медицинские братья возили каталки с бесчувственными телами… Иногда кто-то из медбратьев держал на вытянутой руке капельницу…

– Только две минуты, – предупредил нас врач-реаниматолог, когда мы выяснили, где именно лежит Петя, – больной часто теряет сознание. Он еще в очень тяжелом состоянии. Хотя жизнь уже, можно сказать, вне опасности…

– Ничего, – пообещал Турецкий, – мы его мучить не станем. Всего пара вопросов.

Петя лежал на кровати в окружении многочисленных приборов, на которых дрожали, мигали лампочки, бежали извилистые кривые. Судя по розоватому оттенку кожи лица, больной действительно постепенно возвращался к жизни…

– Здравствуйте, – сказал Турецкий, присаживаясь на стул у его изголовья.

Петя внимательно посмотрел на Александра Борисовича, потом перевел взгляд на меня. И, кажется, понял, зачем мы пожаловали, – во всяком случае, в его глазах отразилась работа мысли. Он кивнул.

– Я задам вам всего парочку вопросов. Ваше имя, фамилия. И адрес…

…Константин Дмитриевич Меркулов вызвал к себе следователя Бородулина. Честно говоря, он не слишком хорошо представлял, что ему скажет. Однако кое-какие наметки у него были.

Дело в том, что час назад Константин Дмитриевич запросил в отделе кадров личное дело Бородулина. Внимательно изучил его трудовую биографию. В результате вырисовывалась очень интересная картина.

В свое время следователь работал с Дейнекиным. Причем сразу после того, как Дейнекин был назначен начальником московской милиции, Бородулин каким-то непостижимым образом был переведен в Генеральную прокуратуру. А уже через короткое время стал следователем по особо важным делам…

«Нет, – подумал Константин Дмитриевич, – что-то тут нечисто. Так быстро карьера не делается. Если, конечно, делать ее честно».

Кроме того, Меркулов сделал еще одно открытие. Многие дела, которыми занимался Бородулин, совершенно непостижимым образом закрывались. Пропадали важные свидетели. На первый план выдвигались другие – не столь важные, но благодаря показаниям которых дело получало совершенно иную окраску. Явный состав преступления объявлялся «недостаточными для обвинения фактами». В конце концов иногда Бородулин отпускал явных преступников.

– Можно, Константин Дмитриевич? – заглянул в приоткрытую дверь Бородулин.

– Заходите, – пригласил Меркулов.

Бородулин вошел в кабинет и подсел к столу.

– Итак, Бородулин, – начал Меркулов, – я внимательно просмотрел ваше личное дело… У меня появились основания для того, чтобы начать серьезную проверку тщательности исполнения вами обязанностей следователя по особо важным делам. Причем за несколько лет. За все время, которое вы работаете в Генеральной прокуратуре.

Бородулин изменился в лице.

– Разве у вас, Константин Дмитриевич, появились какие-то сомнения в моей честности и ответственности? – промямлил он.

– Появились, Бородулин, и серьезные. Я даже могу сказать, очень серьезные. Вы понимаете, о чем я говорю?

Бородулин отрицательно покачал головой:

– Нет.

– Ну что же, придется назначать комиссию, которая и займется расследованием вашей деятельности.

– Комиссию? – Бородулин всерьез испугался. – Но зачем же комиссию? Мы с вами, Константин Дмитриевич, довольно давно знакомы, можем ведь и сами разрешить все вопросы?

– Правильно рассуждаете, Бородулин, – Константин Дмитриевич довольно сощурился – солнце слепило глаза, – прямо мысли, можно сказать, читаете! Действительно, зачем нам какая-то комиссия, когда мы и сами можем разрешить все проблемы?

Бородулин кивнул. Его глаза тревожно бегали.

– Я могу дать вам и сам любые объяснения, Константин Дмитриевич. И в устной, и в письменной форме.

– Добро… Итак, – продолжил Меркулов, – расскажите, какие именно отношения связывают вас с Дейнекиным?

Глаза Бородулина забегали еще быстрее. Очевидно, он не ожидал такого лобового вопроса.

– Ну… Я его, конечно, знаю…

– А подробнее?..

Через полчаса, когда Бородулин как на духу выложил печальную историю своих отношений с Дейнекиным, Меркулов заметил:

– Неужели вы, Бородулин, могли допустить мысль, то ваши проделки не раскроют?

– Я думал об этом… Но ведь у меня не было другого выхода…

– Хм… – усмехнулся Меркулов. – Вы взрослый человек, много лет проработали в органах правопорядка. И должны знать, что выход всегда есть. Вы просто боялись вашего высокого покровителя.

– Боялся… – эхом отозвался Бородулин.

– А почему? Ведь следователь, как вам должно быть известно, фигура, процессуально независимая. Вы никому не подчиняетесь. Даже мне. Даже генеральному прокурору. Даже президенту страны, если уж на то пошло!

Бородулин грустно улыбнулся и ничего не сказал. Константин Дмитриевич понял, что подумал Бородулин. Что все слова о независимости следователя – только на бумаге. Фактически же у нас следователь зависим от такого огромного числа различных факторов, что голова идет кругом…

– Рано или поздно, – продолжал Меркулов, – это должно было произойти. И произошло… Вы сами, можно сказать, выкопали себе яму.

Бородулин сидел как каменный. И в то же время он чувствовал огромное облегчение. Как будто сбросил с души большой и тяжелый груз. Действительно, впервые за многие годы он был свободен от навязчивого и ужасного чувства. Чувства ожидания и страха, что вот-вот зазвонит телефон и в трубке раздастся нагловатый и насмешливый голос Дейнекина… И пойдут указания, распоряжения, пожелания…

– Что будет со мной? – негромко спросил Бородулин.

– Ну в Генпрокуратуре вы работать, конечно, больше не будете. Думаю, и вообще в следственных органах. А вот в милицию, возможно, вас еще возьмут. Вы неплохой исполнитель. Поэтому, чем черт не шутит, попробуйте… А теперь, думаю, вам стоит написать заявление об уходе по собственному желанию…

…Через четверть часа мы ехали по адресу, где проживал Петр Филонов, бывший «афганец», потом каскадер, ныне числившийся безработным. Однако и я, и Турецкий знали, что на самом деле он-то как раз последние годы работал интенсивно. Даже очень.

Обыск в квартире дал немало интересного. И самое главное, мы нашли подтверждения его связи с Дейнекиным – номера телефонов, причем не мобильников, а непосредственно кабинета на Петровке. Кроме того, мы обнаружили в шкафу скомканный камзол с золотыми пуговицами.

– Эге! – присвистнул Турецкий. – Гляди-ка! Ведь это наверняка тот самый камзол, со съемочной площадки в Останкине! Это значит?..

– …что Филонов сам и пырнул ножом Симеонова?

– Выходит, так. Очевидно, здесь нужно было особое мастерство, и Филонов решил выполнить эту акцию самостоятельно. Ты подумай – нужно было проникнуть в Останкино, предварительно узнав, когда и где именно будут проходить съемки, достать костюм, подготовить пути отступления… Это действительно большая и сложная работа.