Текст книги "Продолжение следует, или Наказание неминуемо"

Глава четырнадцатая
А КТО РАСПОЛАГАЕТ?

Житель села Воскресеновка Егор Матвеев, плешивый мужичок пятидесяти пяти лет от роду, понимал в жизни только один труд: грибную охоту. «Смиренную», как ее называли в старину. И в этом деле он был действительный мастак – спокойный, неторопливый, как сказал бы ученый человек, без комплексов. Говорили, что у него в воронежских и липецких дубравах имеются свои «огороды», куда он никого не допускает, втайне от чужих глаз хранит. Да так оно, наверное, и было. Никто не доставал таких роскошных белых грибов, от продажи которых Егор мог безбедно существовать потом целый год. Лес был его стихией. Впрочем, не только его, но и Егоровой собачки по кличке Агент. В кино услышал это имя Егор, и оно ему понравилось. Оттого так и назвал он своего терьера в тридесятом поколении, а проще говоря, серую гавкающую швабру.

Он возвращался с «охоты» домой с полной корзиной и набитым рюкзаком за плечами – результат ранней утренней пробежки. Вышел к шоссе, и до дома оставалось уже меньше километра, можно было и передохнуть, покурить. Агент шуровал вдоль кювета, вынюхивая то, что выбрасывают из окон пролетающих мимо автомобилей осквернители живой природы.

Егор все же за пять проведенных в ходьбе часов притомился маленько, и теперь, на солнце, его стало припекать. Даже в сон потянуло. Хотел уж было подняться, чтобы идти дальше, но заметил большую черную машину, которая зачем-то вдруг свернула с накатанного шоссе на дорогу, ведущую к бывшей вырубке, давно уже заросшей молодым орешником. Ничего там путного, с точки зрения Егора, быть не могло, и зачем туда поехала большая машина, было непонятно. Вот и сидел он так, вставив в мундштук новую половинку сигареты и размышляя над своим вопросом.

Часу не прошло, как туда же, на просеку, свернула и другая машина, это, известное дело, «жигуль», кто его не знает? Совсем интересно стало Егору. Оно, конечно, можно было и подойти туда, но он не торопился. Мало ли, ну как нехорошие люди чего затеяли? Так зачем же им на глаза-то попадаться? Рюкзак свой Егор раскрыл, распустил горловину, чтоб хороший гриб от долгого лежания не взопрел, и стал смотреть: любопытно ж простому человеку-то!

И вот видит, что «жигуль» возвращается. Один, да так проворно, будто чего испугался. Тут уж совсем заинтересовался Егор. Собрал он свое хозяйство, кликнул Агента и перешел через шоссе. Нет, не дорожкой пошел, а сбоку, вдоль нее, стараясь шибко не шуметь в лесу. Не любит он шума пустого.

Уж довольно прошел, до старой вырубки добрался, но черной машины нигде не увидел, да и голосов чьих-то слышно тоже не было. Ну, само собой, что Агенту он запретил голос подавать, тот и трусил себе позади – умная собачка. Так ведь и дед его с бабкой, поди, городскими были, ухоженными, у больших людей проживали.

Еще немного прошел вперед Егор и тут увидел, что почти уткнулся носом в черную машину. Заваленная свежими наломанными ветками орешника, она и не видна была с дороги-то. Ловко, гляди, закидали. А зачем? Новый вопрос заставил и вовсе задуматься.

Чего красивой машине-то в лесу делать? Мысль о воровстве как-то не сразу пришла в голову. Но ведь пришла же! А тут вдруг и Агент «завелся», как на дичь крупную, да только нехорошую, видать, – с подвывом подзывал хозяина. Сам вроде испугался. Да только какая здесь опасная дичь? Ну, кабанчик еще – так не его время, не опасный он. А Агент прямо, гляди, надрывается.

Оставил Егор у машины свою корзину, чтоб не «ломить» сквозь заросли, но сразу заметил, что здесь будто чего-то несли уже. Раздвинули орешники, примяли. Ну и подошел, недалеко оказалось, но все же… машины вовсе не видно стало. Как ориентира! Слово такое… хорошее.

Да только лучше б его и не было! Приподнял груду веток Егор и отпрянул от испуга. Ноги из-под них торчали – в ботинках и носках. От человека, он мог бы поклясться. Но – неподвижные. Такие у покойников только и бывают. Нет, ни смотреть дальше не стал он, ни креститься от греха. Поскорей убираться надо, чтоб и следа своего не оставить. Лихие люди, видать… Ох, не помилуют, не пощадят…

И Егор, свистнув Агента, скорым шагом заторопился к своей корзине и – прочь отсюда, пока никто не вернулся. Ясная забота, такие машины в лесу не бросают!..

Уже возле своего дома Егор подумал, что человек-то ведь лежал убитый. А это как понимать? И все прежде виденные им в телевизоре фильмы про бандитов словно ожили и стали всамделишными, живыми. В Воскресеновке у них, сколько помнил, никогда такого не бывало. Ну, морды побьют, вон сосед, как нажрется, бабу свою гоняет, пока не устанет да не свалится у забора, а так – ничего, спокойно живут. Хоть и город близко. А там, говорят, всяко бывает, да только не ездил туда Егор Матвеев, не имелось у него там необходимых дел. В лесу он жил и чувствовал себя человеком.

Ох, Господи, спаси мою душу! Неужто к Петровичу шлепать, в опорный пункт? Так ведь показывать придется, идти туда опять… А что делать, не оставлять же?..

А Степану Петровичу эта «фантазия» Егора нужна была, как матвеевскому Агенту пятая нога. Вот только покойника теперь и недоставало на его участке! Да кабы посторонних рядом не было, и плюнул бы, но ведь сигнал поступил, а не слух какой, от которого можно и отмахнуться, послать подальше, и на него надо как-то реагировать.

Нет, верить-то Егорке, конечно, можно, но желательно б и самому проверить сперва, чтоб потом перед городскими не краснеть за свою доверчивость. Случалось ведь... «Покойник, покойник!» А Семка нажрался до потери пульса, вот свидетельнице и показалось, с перепугу. Прибегла…

А, с другой стороны, чего проверять, когда там в наличии и машина, и покойник – из нее, надо понимать? Откуда ж еще он мог сам притопать?..

И Степан Петрович, тоже человек спокойный и несуетливый, как потомственный сельский житель, позвонил в городской отдел дежурному и доложил, что вот, мол, по сведениям некоторых жителей, в лесу обнаружено то-то и то-то. Однако возможности проверить данный факт в настоящее время не имеется, так как есть вполне, понимаешь ли, реальная опасность столкновения с бандитами, совершившими заказное убийство. При разборке. Полезное слово – весу придает. А результаты ее, стало быть, ловко замаскированы в лесу соответствующими зелеными насаждениями.

Дежурный не стал уточнять – у него уже была информация от следователя Осипенко о происшествии на 2-й Песочной с пропажей человека и транспортного средства. Поэтому он сообщение принял, велел участковому уполномоченному подойти к дорожному указателю, чтобы встретить опергруппу, а сам передал поступившие данные следователю Осипенко.

Группа выехала немедленно. Не прошло и получаса, как относительно «свежий» покойник, согласно выводу судебно-медицинского эксперта, закончившего предварительный осмотр тела, был готов к проведению идентификации. Если у следствия имелась такая возможность.

А эксперт-криминалист собрал приличную коллекцию отпечатков пальцев – и на ноже, и на руле, и на остальных деталях машины.

Осипенко же немедленно обратил внимание на лоскутный половик, в который был завернут труп. Сам Тарас Григорьевич без особого труда узнал этого человека, с которым накануне беседовал у себя в городском отделе милиции. Да, это, несомненно, был господин Денягин Василий Савельевич, помощник депутата Перепутного из Воронежа, который разыскивал племянника гражданки Бобровкиной. И, надо думать, «нашел». Но ни документов, ни чего другого в карманах покойного обнаружено не было. Кто его «очистил», оставалось только догадываться. Но, скорее всего, тот, кто и убил, и сюда привез, и спрятал вместе с машиной. Причем приехал на «тойоте», а уехал на красных «Жигулях». Значит, имелись сообщники!

Вопрос: зачем оставили машину здесь? Как бы в отстое?

Так ведь Владислав Гундорин – человек не местный, а у его тетки никакого гаража или пристройки удобной нет, значит, и прятать негде. Поэтому и угнал он ее подальше от города, чтобы позже вернуться за ней? Получается вполне логично.

Ну, с трупом тоже понятно, он оставлен здесь навсегда, хоронить, судя по тому как его уложили в яму и плотно забросали ветками, этого Денягина никто уже и не собирался. Но оставить дорогую, почти новенькую машину? Непонятно. Хотя маскировка указывает на то, что за ней определенно собирались вернуться. Весь вопрос – когда? А вот это – действительно серьезно.

И следователь Осипенко принял решение оставить на месте нахождения машины засаду, в которую он назначил двоих опытных оперативников. Если судить по количеству машин, уже побывавших тут, то укрытием трупа и автосредства занимались не более трех человек. Один из них, надо полагать, Гундорин. И кто-то ему помогает. Возможно, тот человек или те люди, которым он решил продать машину. И, значит, оперативники справятся.

Да тут и местный участковый помощь окажет, куда денется? И сидеть, скорее всего, придется до вечера, до темноты, когда за машиной явятся, чтобы перегнать ее в более безопасное место. Не повезло ворам с этим грибником, сильно не повезло… Вот и говори после этого, что человек предполагает и на том все заканчивается… Нет, брат, шалишь!..

– А ведь Осипенко оказался порядочным мужиком, – констатировал Щеткин, выслушав подробную информацию Смородинова о его вчерашнем вечернем разговоре со следователем из Липецка, который, несмотря на поздний час, не поленился и позвонил в Воронеж, чтобы рассказать о находках в загородном лесу. – Мне он, честно говоря, показался таким… сухарем, что ли? Ну, в смысле, есть? Да. А нет, так и не надо. Смотри-ка, молодец. Ну, а ты?

– А я отправил по электронной почте все материалы, касающиеся Денягина и Гундорина. То, что успели наработать. По идее, они ж отчасти вынуждены делать и наше дело. Так что обмен информацией здесь весьма полезен. Ты так разве не считаешь?

– Что ты, Леша, как раз наоборот. Но вообще-то нам бы посмотреть поближе на тот ножик, который они из трупа вытащили. Вот, видишь ли, исходя из показаний наших скинов, у Гундорина своего ножа не было. То есть он, возможно, и был, но парень им никогда при них не пользовался. Зато имеются точные данные о том, что ножом прекрасно владел и постоянно орудовал некто Колун, о котором мы пока не имеем твердого представления – ни как его зовут, ни где он проживает. Даже как выглядит, и то довольно расплывчато. Похож на «чурку», те его часто за своего принимали, чем это хулиганье и пользовалось, устраивая избиения приезжих азиатов и кавказцев. Так что портрета его пока нет, общие слова, под которые можно подвести любого. И если, скажем, у Гундорина оказался нож этого Колуна, мы смогли бы по частицам крови, другим следам, установить оружие, которое было применено при нападении и на дипломата, и на ту старую бомжиху в парке, у гаражей. И тогда обвиняемые уже от своих признательных показаний никак не смогут отбояриться в суде. А их адвокатам, которые обязательно обратят внимание суда на то, что у следствия нет никаких иных доказательств, кроме признаний самих задержанных, делать будет, как ты понимаешь, уже нечего. Но пока у нас слабая доказательная база. Ножик нужен. Следы на нем. Как бы выпросить, а?

– Но ведь нож как орудие убийства этого Денягина у них тоже фигурирует в суде.

– Это еще когда будет? Ты бы поговорил с ними, Леша, пусть бы их криминалисты со следами поработали, а? Наверняка частицы крови остались? А экспертам много ли надо? Нам же и не само оружие, нам акт экспертизы важен, что он участвовал – вот и все. Поговори?

– Попытаюсь, – вздохнул Смородинов. – В конце концов, мы – им, почему бы и не они – нам?

– О том и речь…

– И еще. Мы с ним вчера поговорили и о работе Денягина – в качестве помощника депутата. И я посоветовал Тарасу допросить в качестве свидетеля шефа Денягина – Перепутного. От нас он будет бегать как черт от ладана, а от липецких может и не отвертеться. И вообще, я уж подумал, не объединить ли нам оба дела в одном производстве?

– Фигуранты, по существу, одни, – озабоченно кивнул Щеткин. – Только вряд ли липецкую прокуратуру устроит разбирательство с вашими скинами. У них сейчас вполне конкретное дело: приезжий из Воронежа замочил своего земляка – и никаких иностранных дипломатов. Труп налицо, убийца известен, но он сбежал и никогда больше в этот Липецк не вернется. Я думаю, им выгоднее передать труп сюда, к вам, вместе со всеми собственными наработками, и умыть руки. Что они, пожалуй, и сделают. Если умные. И если прокуроры между собой договорятся.

– Посмотрим… Ну, а… – Алексей перевел взгляд с Петра на Антона. – А там?.. – Он неопределенно кивнул в сторону. – Все обошлось?

Он конечно же имел в виду «побег» Турецкого. Антон в ответ пожал плечами.

– Подписку ж он не давал… А этот, – Плетнев не хотел называть Шипилова в целях конспирации, – остановил меня только что и спросил: где? Я сказал: не знаю. Я ведь и в самом деле не знаю. Не поверил. – Он усмехнулся. – А зря. Тебе, кстати, материал передали?

– А как же! Еще вчера прислали. А я их передал… соседу. – Алексей качнул головой в сторону стены, за которой располагался такой же, как и у него, кабинет старшего следователя Шипилова.

– Пусть поработает, – походя заметил Петр. – Только он, гляжу, и не шибко чешется. А я тогда, с вашего разрешения, в отель. Сегодня с девяти – смена обеих теток. Поговорю с Настасьей этой…

– Давай, – кивнул Антон. – А я попробую снова заняться Колуном. Чего-то ребята знают, но, едва касается Колуна рты на замок. Может, им кто-то угрожает? Боятся, что ли? Слушайте, а может, слить им информацию о Денягине ну и о Владе – заодно? Но так, чтоб о нем было неопределенно, понимай как хочешь – жив ли, нет ли?

– А чем мы рискуем? – высказал и свою точку зрения Щеткин. – Можно ведь и в такой плоскости вопрос поставить: мол, соображайте, парни, что происходит! Вы представляете серьезную опасность для тех, кто заставляет вас заниматься грязным делом. Никто ж не поверит, что вы, сидя в камере, будете без конца молчать. Кто вот так молчит или прячется, того находят и убирают. А тем, кто уже дал признательные показания, фактически ничего не грозит. Правда-то сказана! Вот, к примеру, Влад ваш. Где он теперь? Прячется. А где Денягин, тайный ваш командир, который на Влада того же охотился? Его уже убрали. Аж в Липецке достали! А вы – под охраной, никто вас не трогает. Но будете и дальше молчать – отберем подписку о невыезде и отпустим на улицу. И посмотрим, сколько часов вы пробегаете на свободе? Желаете эксперимент провести? Валяйте, но только уж потом на нас не обижайтесь!

– Нет, – поморщился Смородинов, – такая провокация не пройдет. Один адвокат есть подлючий, его от «Освобождения России» к нашему расследованию приставили. Ну, к подозреваемым нашим. И он зорко следит, чтоб подследственные ничего лишнего не ляпнули.

– Так от них нам многого и не надо, – отмахнулся Плетнев. – Пусть конкретно сдадут Колуна, и тогда вся их группа – вот где! – Антон показал сжатый кулак.

– Ты про Влада забыл, – подсказал Смородинов.

– А с ним лично мне уже ясно, он и так – в розыске… Ну, побегает еще. Но он уже недееспособен, чтобы мстить там и прочее. Он теперь все свое оставшееся на воле время будет только бояться… Или, может быть, вот эту информацию до парней довести… Посмотреть, как карта ляжет. Ладно, пойду попробую!

…Горничная, по всей видимости, предупредила дежурную Настасью Ивановну о том, какой интерес та может вызвать у настырного, но, в общем, довольно приятного сыщика из Москвы. Он расследует убийство той дамочки из «полулюкса», как они привыкли по старинке называть двухкомнатные гостиничные номера. И Настасья, очевидно, приготовилась чуть ли не к допросу с пристрастием, то есть была заранее напугана и напряжена. А Щеткин, сдержанно улыбаясь, сообщил, что времени у него в обрез, и поэтому он будет коротко спрашивать только о совершенно конкретных вещах, имеющих непосредственное отношение к возможному убийце, которого, по его мнению, могла видеть дежурная.

Видеть убийцу?! Ничего более ужасного Настасья – пухленькая и загорелая женщина лет тридцати с небольшим, с аппетитными ямочками на щеках и с несколькими колечками на пальцах, но без обручального, – вероятно, и представить себе не могла. Настолько искренней была ее реакция. И это не казалось искусной игрой. Но все равно, что-то у Петра не сходилось…

Он достал из папки несколько листов бумаги, авторучку и уселся на диванчике возле столика дежурной. Записывал свои вопросы, а затем – только самый смысл ответов женщины.

Она пересказывала события того, очень неприятного для себя дня, но в них не было ничего такого, на чем могло бы остановиться внимание сыщика. Ежедневная рутина. Только что работа – через день, а так – одно и то же. И даже когда Щеткин заговорил наконец о пожилом человеке, что просидел целый вечер накануне возле ее стола, на диване, а после еще и утром появился, у дежурной словно что-то «щелкнуло» в мозгах. Она на миг замерла, а потом с явно деланым недоумением уставилась на сыщика и спросила:

– Вы что, в самом деле готовы подозревать в чем-то того милого дядьку?

– Он был милый? – удивился в свою очередь Петр. Те впечатления, которые сложились об этом человеке у горничной, совершенно не «стыковались» с интонацией ее реплики. – И в чем же именно он показался вам милым, этот убийца?

Настасья смутилась. Вырвалось у нее, наверное, насчет «милого».

– Нет, ну, я – вообще.

– А вы по жизни в принципе доверяете людям? – спросил Петр, с доброй усмешкой взглянув на женщину, лицо которой окрасилось в розовый цвет.

– Ну-у… – Она не знала, что ответить.

– Ваша профессия… работа, скажем так, она вам это позволяет?

– Нет, ну-у… проверяю всегда, конечно…

– И его – тоже проверили?

– А ему же ничего не надо было. Так зачем?

– Вот именно, зачем тогда он просидел возле вас целый вечер?

Вот тут уж краска на лице проявилась ярче, и Щеткин начал догадываться, в чем дело. Но хотел, чтобы она сама созналась.

– Знаете, что я вам скажу, Настасья Ивановна. – Петр нагнулся к ней поближе, чтобы разговор хотя бы внешне стал доверительнее. – Мне совершенно не важно, какие слова вам он говорил. Или что обещал, поймите. Мне необходимо знать только одно: где вы устроили его на ночь? Понимаете? – Он проницательно, как герой в кино, уставился ей в глаза – красивые, между прочим, и молча продемонстрировал свое восхищение ею. После чего добавил: – А оправдание для вас, я думаю, мы найдем потом вместе. Возможно ведь, он и сам забрался потихоньку в какое-нибудь служебное помещение, о чем вы не знали, верно? Ну, к примеру, ждал тут кого-то, не дождался и ушел, чтобы вернуться утром, правильно? Так он вам сказал. И у вас не было повода усомниться в его словах. Тем более что вы уже привыкли к его присутствию и не обращали внимания на то, что он куда-то уходил, потом возвращался и продолжал читать свою газету. Вам даже и жалко его стало в какой-то момент, но вы же не посмели нарушить производственную дисциплину. Разве не так? Да и номеров свободных, видимо, в тот момент не было. Или вы просто не решились пустить его на свой страх и риск.

Дежурная опустила голову. Потом подняла глаза и кивнула, умоляюще уставившись на сыщика.

– Ну, ладно, успокойтесь, Настя, сейчас-то вам ничто не угрожает, да и я не собираюсь… Расскажите мне лучше, что он вам сам о себе рассказывал?

– Он сказал, что долго жил на Севере, большие деньги зарабатывал, а жена не дождалась, бросила. Остался один, занимается теперь бизнесом и даже своего угла не имеет, все вот так по гостиницам кочует. Мне его жалко стало…

«Ну, как же, как же… поди, буровик-нефтянник! По старым меркам – миллионер, купюры пачками по карманам, девать некуда… Наврал небось с три короба про вахты свои „золотые“, валютные. Такому не только служебную комнату тайно откроешь, тут и сама раком станешь, где уж мозгами-то пошевелить?.. Эх, дурочки провинциальные…»

– Короче, я понял, уговорил он вас. Ну, сколько он вам заплатил, это для меня лично не имеет никакого значения, считайте, что я и вопроса этого вам не задал. Но меня очень интересует, где вы его устроили на ночь?

– В бельевой… – Дежурная совсем сникла. – Там электрики закончили и ушли… Диванчик есть, отдохнуть можно, я и сама иногда там…

– Понятно. А дальше что?

Она умоляющим взглядом посмотрела на него, но Петр промолчал. И она обреченно вздохнула.

– Я потом зашла, поздно уже совсем... просто взглянуть, как он устроился. А он сильный оказался, жилистый весь, где уж там было вырваться... И ведь кричать нельзя, позвать на помощь, сама виновата, вот и… так получилось.

Щеткин невольно хмыкнул, глядя на ее расстроенное, но, видимо, не слишком, печальным воспоминанием озорное, милое личико. Потом, благо позволяла обстановка, совсем близко наклонился к ее покрасневшему ушку.

– Настя, а как он, ну… в смысле мужчина-то?

И она вспыхнула. И словно сжалась как-то, уменьшилась в своих и без того невеликих размерах.

Вот так… ей бы не в гостинице – пусть даже и в отеле! – работать, а в детском саду. Терпеливой и податливой воспитательницей. И детей до полуночи нянчить, про которых «добрые» папаши забывают, а после щедро «благодарят» ласковую нянечку, которая не любит поднимать ненужный шум. Все верно…

И, вообще, как интересно получается! Для той несчастной Эвы – говорил ведь Саша – этот тип был навязчивым и неприятным пожилым человеком, почти стариком, а для Насти, смотри-ка, – чуть ли не подарок.

– Ну, – продолжал улыбаться Щеткин, – не жадный, не обидел? Как говорится, больно-то не сделал?

– Да нет… – смущенно пробормотала она. – Грех жаловаться... Да ведь и понять можно, давно, говорил, с женщинами… не встречался, все дела отнимали…

«Можно понять, да… – сказал себе Петр. – И по заключению судебного медика никакого насилия там, в номере Эвы, не было. А если этот тип и имел какие-нибудь предварительные намерения, то, видимо, полностью осуществил их в бельевой с помощью дежурной по этажу. Тот же Саша сказал, – себя, конечно, оправдывая, – что перед Эвой никакой нормальный мужик не устоял бы. Все объяснимо…»

– Меня теперь, конечно, уволят... – неожиданно прошептала Настасья. – Он так и сказал утром, когда подошел.

– Не торопитесь, Настя, никто вас никуда не гонит. А вот как он вам это сказал, повторить можете?

Она глубоко вздохнула, словно набираясь сил.

– Он сказал, что скоро в гостинице может подняться большой шум. Но я ничего не слышала и ничего не видела, и поэтому говорить мне не о чем. И лучше всего молчать, рта не открывать. Очень сердито сказал, даже зло, я испугалась. А если возникнут вопросы, то он велел отвечать только о том, про что сам мне говорил. И еще я должна была, как только закончится смена, немедленно уехать домой, а лучше к какой-нибудь подруге, не задерживаясь в гостинице. Иначе мне будет очень плохо. Он так сказал это, что я по-настоящему испугалась. И даже домой не поехала…

– Я так и подумал, – серьезно заметил Петр. – Вспомните, когда вам приходилось в течение дня не раз, наверное, покидать свое служебное место, он оставался возле вашего стола?

– Сидел… Но ничего не просил, не спрашивал… Он правда ждал кого-то и не хотел пропустить. Но так и не дождался, я поняла. – Она поежилась, как от резкого, холодного ветра.

– Я только повторить могу, успокойтесь, – Щеткин осторожно похлопал ее по руке. – У вас, Настя, своя жизнь… ваше право… Жить с кем угодно и как угодно. И потом, вы ж действительно ничего не знали.

– Но почему вы считаете, что он может иметь отношение?.. – Тревога снова «пролилась» из ее глаз. Казалось, еще миг, и она по-настоящему расплачется от обиды.

– А я не считаю. Я знаю, что он и есть тот самый убийца, которого мы разыскиваем… Вы паспорт его видели?

– Нет… хотя он показывал. Но мне-то зачем? Если б он поселился, ну, тогда еще… Но он сказал, что остановился в «Октябрьской», а это – на той стороне, в Заречье, далеко. Он же не мог упустить товарища, который должен был ему крупную сумму, и по торопливости и занятости своей не стал бы ждать. А тот-то как раз и должен был приехать к женщине из тридцать первого. А когда появился молодой человек, я указала на него Анатолию Марковичу…

– Как вы сказали? – Петр решил, что он ослышался.

– Анатолий Маркович. Он бизнесмен, из Риги.

– А-а, ну, и что?

– Он отложил свою газету – на латышском языке, наверное, я посмотрела, – взглянул вслед и сказал, что этот человек его не интересует. Тот, которого он ждет, постарше, его ровесник.

– А сколько лет, по вашему мнению, этому Анатолию?

– Ну, близко, возможно, к шестидесяти, я думаю, – почти уверенно ответила женщина. – Или он прикидывается, а сам моложе. Вот только лицо…

– А что с лицом?

– Так ведь на Севере жил, обветренное. Как засушенное. Вот оно – неприятное.

«Ну да, газеткой бы прикрыть и – ничего…»

– А где находится бельевая, можете мне показать?

– Конечно, пойдемте! – подхватилась дежурная, которой сидеть и отвечать на вопросы следователя было, разумеется, не слишком приятно, а так хоть какое-то действие.

И они прошли по коридору в глубь здания. Щеткин обратил внимание и на то, что тридцать первый номер находился наискосок от служебной комнаты, и, приоткрыв здесь дверь, можно было спокойно, не будучи замеченным, наблюдать за дверью полулюкса. Очень удобная позиция.

– Он сам просил поместить его сюда?

Настя на миг задумалась.

– Кажется, я хотела прикинуть, где его можно пристроить на ночь, чтоб начальство или охрана не видели, а он подсказал. Ну да, точно. Говорит, а может, там вот, в бельевой? Мне ж только голову к чему-нибудь приткнуть.

«Все правильно, вот он и „приткнул“. Но только „прокололся“ со временем, не заметил ухода Саши, но вполне мог услышать телефонный звонок в номере у Эвы. Саша говорил, что он долго держал „вызов“, пока женщина не проснулась и не взяла свою трубку. По всем прикидкам получается именно так.

– А он, этот гость, перчатки какие-нибудь при вас не надевал? Из кармана не вытаскивал?

– Нет. Не видела. Он в пиджаке был, и куртка еще в руках. А зачем перчатки?

– Просто спросил. Женщину-то задушили в перчатках. Чтоб следов не оставлять.

– Ой, страсти какие! – На ее очередной испуг было жалко смотреть.

– А тот, который молодой-то, он к вам подходил? Спрашивал про гражданку из Риги? В каком номере она живет, или что-то другое? Он видел этого… пожилого?

– Нет. Он просто сказал на ходу: «В тридцать первый. Меня ждут» – и прошел мимо. Даже не обернулся.

– Понятно.

Петр сообразил, не такой уж и тайный был расклад. Саша не стал акцентировать свой приход. Как, впрочем, и уход ранним утром.

– И еще один вопрос, Настя. Когда ваша сменщица в тридцать первый номер собиралась войти, где она могла взять запасной ключ от него? Он же в связке у горничной в кармане должен был находиться?

– Должен. Но вышло не так. Я как раз очень удивилась, когда сегодня Тамара Васильевна рассказала мне, что он лежал отдельно, в ящике. Может быть, случайно веревочка развязалась и он остался там? Тамара Васильевна тоже не помнила. А еще она сказала, что никто, ни милиция, ни наша служба охраны, ни она сама, не обратил на это внимания. И никто ничего не сказал.

– Да, конечно, – кивнул Щеткин. – А когда она вам рассказала про это убийство, у вас, Настя, не возникло никаких подозрений относительно Анатолия Марковича?

– Нет, конечно! – Глаза у нее снова испуганно округлились. – Да и как же он бы смог это сделать? И зачем?!

– А вот в этом мы как раз и собираемся разобраться. Но я больше не стану вас мучить вопросами. Мне с вами все ясно. – Он улыбнулся. – На прощание один дружеский совет хочу дать. Вы уж как-нибудь поосторожнее будьте с такими вот мужчинами из северных мест. Подведут под монастырь, и сами не заметите. Вы ему – добро, а он вам – свинью. Как в данном случае. А теперь пойдемте, вы прочитаете то, что я записал из ваших ответов, и постарайтесь потом их придерживаться, чтобы не притянуть к себе беду. Читайте быстро и распишитесь на каждой страничке.

Выходя из бельевой, он еще раз огляделся, остановил взгляд на кушетке напротив небольшого окна. Понял, что Настя увидела этот его взгляд, поняла, о чем он подумал, и… покраснела. Хотя уж дальше, казалось, и некуда. Да что ж это она такую невинность-то изображает? Ну, грешишь – и греши себе на здоровье! Чего ж без конца краснеть-то? Ох, чудачка…

И, пока Настя читала вопросы и свои ответы, Щеткин добавил ей, что скорее всего сюда, в гостиницу, еще нагрянут следователи из прокуратуры, чтобы допросить ее, а может быть, даже и к себе вызовут, но бояться не надо. Отвечать следует только так, как уже отвечала ему. Кстати, и о том, что он уже допросил ее, она тоже может им рассказать. Но на какие-либо интимные свои отношения с тем мужиком не ссылаться ни в коем случае. И про бельевую – ни слова. Где ночевал, неизвестно. Иначе не только уволят, но еще и постараются «привязать» ее к этому убийству в качестве соучастницы, которая активно способствовала совершению тяжкого уголовного преступления. А это – тюрьма!

Щеткин прекрасно уже понимал, что не раскроют местные сыщики это убийство. А вот они с Сашкой могут это сделать. Но при одном непременном условии, что местные не будут им мешать. А сами хотят барахтаться, ну и пусть барахтаются…

Всего этого Петр, естественно, не сказал Насте, зато фактически продиктовал ей целую инструкцию, как вести себя и что отвечать, если спросят. Почему он это сделал? Так он, едва увидел эту женщину, сразу почувствовал к ней откровенную приязнь. И немного позже, после первых ее ответов и уточнений, четко увидел главное: местные правоохранители с большой охотой сделают ее «крайней» в этом деле. Вот уж кому будет все категорически ясно! И разбираться с ней особо не станут. Тут же нарушений служебной инструкции – целый вагон и маленькая тележка. Ну наверняка, Алексей еще усомнился бы… А оперы? Каков, говорят, поп, таков и приход. Какой у них начальник Главного управления, таковы, вероятно, и его подчиненные. Не докажут, так выбьют…

А вот женщина будет крепко и без всякой надежды на справедливость наказана, если не воспользуется его советом. За что? Да за доброту свою… За то, что баба она и способна жалеть еще кого-то. Просто незамужняя, хорошая баба, которую черт сподобил жить именно здесь, в родном городе и в родной стране, где ни у нее, ни у той же Тамары Васильевны не было, да и не предвидится в будущем никаких сияющих перспектив…

В нижнем холле Петр подошел к газетному киоску – посмотреть местную прессу, Наверняка чего-нибудь уже успели «сочинить». И услышал громкие голоса, один из которых был ему знаком. Держа раскрытые «Воронежские Ведомости» перед собой, Щеткин обернулся и увидел старшего следователя Шипилова и с ним незнакомого капитана милиции. Вспомнил, что первым здесь опрашивал обслуживающий персонал капитан Митрохин, из районного отделения, что ли. Наверное, этот капитан им и был. Не обратив на Щеткина внимания, они бодро прошли к лестнице, минуя лифт, и потопали наверх.