Текст книги "Продолжение следует, или Наказание неминуемо"

Глава восьмая
ЛЕВША

Учитель забыл, что один из лучших в прошлом его учеников, которого он сам же несколько преждевременно, но решительно и бесповоротно вычеркнул из списков живых, был левшой…

В момент крайне напряженного ожидания, когда холодный расчет безжалостно расплющивает любые ростки страха, слух обостряется с особой силой. Это уже знал на практике Владислав Гундорин, отслуживший свой недолгий армейский срок в воздушно-десантных войсках. Василий Денягин мог что-то и подзабыть про своего бывшего ученика, а вот ученик жестко запомнил нелегкие уроки учителя.

«Макаров» на боевом взводе – у правого плеча, левое плечо – чуть вперед и – легкий, скользящий шаг – в следующую комнату. Нога, черт возьми, путается в этих проклятых деревенских половиках, связанных из цветных тряпочек…

«Он где-то здесь, этот парень, – четкими ударами пульса стучат мысли в голове. – Он здесь…»

Денягин это чувствовал особым, охотничьим чутьем. Но – где? Ни шороха, ни сдержанного выдоха…

Он, пожалуй, не станет стрелять здесь – грохот выстрела обязательно услышат на улице, а это – надо? Он просто осторожно выведет парня на улицу и посадит его в машину. И отвезет. Подальше, как бы домой, где уже шум стих и матушка ждет – не дождется своего беспутного сынка…

Тут такие прекрасные леса вокруг! Дубравы, заросли орешника… красота, можно пролежать почти на виду целую вечность, и никто тебя не увидит, не помешает твоему тихому счастью, никто, ни один живой человек… Увы, таковы условия той игры, на которую ты, малец, бездумно подписался, но захотел сыграть по-своему. Рано захотел…

Снова шаг вперед, быстрый взгляд вправо – пусто, влево…

Так вот же он! Испуганный взгляд застывших, неестественно расширенных глаз. Парень выглянул из-за шкафа и замер в испуге, уткнувшись прямиком глазами в глаза своего страшного преследователя, который не знает пощады. Бедный дурачок!

– Ну, чего ты спрятался, как разбойник какой? – устало, совсем тихим, домашним голосом спросил Денягин. Его правая рука с пистолетом как бы бессильно опустилась вниз. – Ну, выходи, не бойся… Я ж не враг тебе… Я боялся, что тут тебя уже могли отыскать… Выходи, поедем домой, там все, кажется, уже кончилось. Я ж так и понял, что ты у тетки прячешься… Эх, вы, конспираторы… – Он выдавил из себя усталую, разумеется, улыбку.

Влад робко шагнул вперед правым плечом, подставляя таким образом врагу свою спину. Денягин протянул руку к нему, чтобы дружески – как же еще? – похлопать по спине. Влад с доброй, благодарной улыбкой стал поворачиваться к нему грудью и вдруг с силой выбросил вперед скрытую за корпусом свою левую руку. Денягин не успел и заметить, что в ней было, он словно взорвался от жуткой, рвущей его живот на куски, обжигающей боли… Может быть, машинально хотел еще вскинуть отяжелевший пистолет, но его правая рука, казалось, попала в тиски. И он, почувствовав необычное, ослепляющее головокружение, стал медленно клониться назад, пока не упал на спину, так и не издав ни звука.

Он не упал, он аккуратно опустился, заботливо поддерживаемый за плечи самым способным своим учеником. Влад не хотел, чтобы кровь из раны залила чисто выскобленный деревянный пол. Он и нож-то поэтому вынимать из тела не стал. И вообще, он сейчас действовал автоматически, как запрограммированная машина, понимая только одно: не наследить! Тетка не должна ничего знать, увидеть. И этот – сморчок… А половик? Ну что ж, придется тетке им пожертвовать. Каждый должен чем-то жертвовать. Вот он сам, например, тоже пожертвовал. Чем? А верой в порядочность человека, которого считал другом. И вот он лежит. А почему? Да потому, что забыл, что бывший ученик – левша, и, увидев его пустую правую руку, расслабился, уверенный в себе. Вывод: не расслабляйся, сам же когда-то и учил, повторял, вдалбливал в мальчишескую ветреную башку…

Странное дело, Влад удивился, что, производя все последовавшие за ударом ножа действия, совершенно не испытывал никакой жалости к человеку, которого всегда почитал за старшего друга... Как будто была сделана необходимая работа – и не более того…

Но пора подводить итоги. Половиком тетке и в самом деле придется пожертвовать, потому что перекладывать труп с места на место – это значит здорово наследить здесь. И Влад, ухватив половик за края, потянул его вместе с лежащим на нем телом через всю комнату, на веранду. А там можно будет уже по дорожке проволочить его до калитки. Туда же подогнать и машину Денягина, чтобы потом засунуть тело в багажник. Главное только, чтоб никто не видел. Но это сейчас и есть самый главный вопрос. Хотя день в разгаре, слава богу, улица тихая, народу пока не видно, но и рисковать опасно, любой появившийся на улице местный житель сразу распознает чужого. И тогда – вопросы… Опять бежать, а куда?..

Прежде чем выйти на улицу, Влад решил обыскать труп. Ну, бумажник, документы на машину он переложил в свой карман, а пистолет в руке Денягина и содержимое остальных карманов оставил на потом – с этим он будет разбираться позже и не здесь. Сейчас важнее всего ключи от машины… Вот они, есть, в брючном кармане звенят. И сама машина, по всей видимости, недалеко…

Так и оказалось. Не прошло и пяти минут, как Влад притормозил у теткиной калитки. Машина уже стояла здесь сегодня, и кто ее видел, не удивится.

Он открыл багажник, снова огляделся, ничего подозрительного на улице не заметил и быстро пробежал по дорожке к дому. Пока везло. Нигде никого. Труп он проволочил до калитки только что не бегом и, собрав все силы, прямо завернутый в половик и засунул в багажник, опустив крышку. Теперь – за руль. И, только усевшись и включив двигатель, вспомнил: дом не закрыл! А, ладно, теперь уже все равно. Да и нечего у тетки грабить…

Но, отъехав немного, подумал, что тетка, увидев открытую дверь, может сдуру заявить в милицию. И Влад, остановившись, бегом вернулся во двор. Ключ он нашел на полу, возле входной двери. Запер ее и сунул ключ сверху, за дверной косяк. Вот теперь действительно все. Подумал, что сейчас было бы хорошо немного передохнуть от пережитого напряжения, но… время, время!..

Подходя уже к калитке, он вдруг услышал удаляющийся звук работающего мотора. Прыжок к калитке позволил парню лишь заметить сворачивающий далеко за углом черный зад автомобиля. Конечно же идиот! Он, торопясь, оставил ключи в замке зажигания… И двигатель работал… А дверца была, конечно, не закрыта…

Ну, а кто этот артист? Да из тех же, с рынка кто-нибудь. Влад выматерился вслух, хотя вообще матерную брань не любил, но теперь его словно прорвало, просто невыностмая ярость от собственной глупости. И подумалось вдруг, а может, оно и к лучшему? Документов там никаких не осталось. Пистолет? Ну, так вор решит, что крутая разборка была. А пистолет ему и самому пригодится. Кстати, и следов Влада на нем нет. Да вор сразу в багажник и не станет заглядывать. Это он успеет сделать потом, Влад и сам ведь так же решил… Вот будет сюрприз для ворюги!

Нет, на самом деле, наверное, к лучшему… Только бы этот половик чертов тетке не навредил. Но, скорее всего, вор поступит с трупом и тем же половиком, как собирался сделать это и сам Влад: завезет его подальше в лес и выбросит в какой-нибудь овраг. Пока найдут… Если еще кто-то захочет искать, что далеко не однозначно…

В общем, дело сделано, и концы в воду. Но если вора поймают, он, конечно, сознается, где украл машину. И покажет ментам. Воровство – не убийство… помощника депутата, между прочим. Шишка!.. И вот тогда уж начнется… Впрочем, чего гадать? Время само решит. Теперь его, кстати, много, можно и не торопиться…

Но очень скоро, спустя всего каких-то полчаса – сорок минут, парень убедился, что времени много не бывает, и уж если ты начал свой бег, старайся без острой нужды не останавливаться. Да, и не высовывай ушки, зайчик…

На привокзальной площади, куда он пришел, чтобы решить для себя, что делать дальше, он нечаянно обратил внимание на доску с всякими фотографиями, наклеенными внутри, под стеклом. Привычное дело: «Их разыскивает милиция». И первое, что он обнаружил и что, естественно, по-настоящему испугало его, была его собственная фотография, взятая из паспорта и увеличенная до размера 10 ґ 15. Подпись под ней гласила: «Разыскивается Гундорин Владислав Сергеевич…» – и дальше все данные из его паспорта. Значит, украденный паспорт нашли, а теперь зачем-то ищут и его самого! Но зачем, не паспорт же вернуть хозяину? Нет, это Денягин тут уже побывал и опознал, чей это паспорт. Оттого так уверенно и к тетке явился, что все знал уже. Если Серого нет, значит, есть Влад. Законно!.. Знать бы только, назвал он ментам теткин адрес или сам решил справиться? Наверняка сам, иначе бы менты давно посетили бы тетку. Поэтому Денягин и приходил дважды, дожидался, когда тетка со сморчком уйдут на работу, и решил лично проверить. Не поверил теткиным словам. Если Влад побывал у нее, должны были остаться хоть какие-нибудь следы. Да, и – узнал.

Ну вот, теперь и в самом деле все. Когти рвать надо из этого Липецка, где одни только неприятности…

Старший оперуполномоченный Московского уголовного розыска, майор милиции Петр Щеткин, приданный еще в Москве группе Турецкого, расследующей убийство иностранного дипломата в Воронеже, присутствовал при допросе Холодильника, который проводил Антон Плетнев. Собственно, против самого этого парня у следствия прямых обвинений не было, но именно на Холодильника, как прозвали «коллеги-подельники» Витьку Морковкина за его крупногабаритные размеры и малый интеллект, остановившийся в развитии еще в ледниковом периоде, показывали задержанные ранее скинхеды, как на одного из активных участников «разборок» с «чурками». И Морковкин с успехом оправдывал свое прозвище. Что-то бормотал неразборчивое, как плохо работающий мотор взаправдашнего холодильника, уже давно вышедшего на пенсию, или молчал, словно не понимал смысла задаваемых ему вопросов. Тому же Щеткину было не ясно, каким образом эта пародия на холодильник вообще попала к скинхедам, у которых, что там ни говори, все же имеется какая-то своя идеология, что ли. Ну, кроме пресловутого «спасения России» – неизвестно как и непонятно от кого.

Антон быстро понял, с кем он имеет дело, правильнее сказать, с человеком какого мыслительного уровня, и старался не тратить времени на пустые теории самого «движения». Его интересовал сугубо конкретный факт: кто еще входил в бригаду – эту ли, другую, – и кто мог знать, кто такой Влад, о ком его же приятели не сказали ничего конкретного.

Плетнев не ожидал заметного успеха и в данном случае. Но, очевидно, дважды повторенное слово «конкретный», пробудили в сознании Холодильника какие-то ассоциации, которые, в свою очередь, вывели его мысли на «конкретных» же парней. И одним из них был как раз Влад Гундорин, которого ненавидел Серый, то есть Серега Макарцев. Но вынужден был подчиняться, потому что тот, кто стоял над Владом и Серым, так им всем велел. И ослушаться было нельзя. Словом, «конкретные» люди, и этим все сказано. Так и поняли Плетнев с Щеткиным.

Гундорин и Макарцев – это уже была удача. Развеселило другое: от кого она пришла! Вот уж воистину, пути Господни неисповедимы…

Выяснить адрес семьи Гундориных – фамилия-то не так уж и часто встречается, если встречается вообще, – особого труда теперь не составило, есть адресное бюро. Где живет Серега Макарцев, Холодильник и сам прекрасно знал, заходил к нему не раз. А вот адрес Колуна, на которого ссылались задержанные, он не мог назвать. Видел, внешность как-то описать смог бы, но они не «корешили», и где он жил, Холодильник не знал.

Отправив «словоохотливого» Холодильника отдыхать в камеру, но так, чтобы он не пересекался, даже случайно, со своими подельниками, сыщики немедленно отправились по адресам.

Щеткина сразу насторожило то недоверие, с которым отнеслась к его приходу мать Владислава Гундорина. Лидия Константиновна, так она представилась, причем неохотно, когда Петр предъявил ей свое «муровское» удостоверение, словно бы не могла взять в толк, зачем пришел этот майор в гражданской одежде, когда на удостоверении он в погонах, и чего ему надо от Владика?

Сына дома не было. Сказала она об этом тоже неохотно, будто ее заставляли раскрывать какую-то важную семейную тайну. На вопрос, где его можно срочно найти, она как бы ушла в себя, пробурчав, впрочем, достаточно разборчиво, что всем он в последнее время зачем-то нужен, и обязательно срочно. Вот за эту тему и уцепился Щеткин.

У двери, как ему показалось, разговаривать было не очень удобно, а пригласить его в дом хозяйка почему-то не собиралась. И Петр рискнул.

– Ну, что ж, – он развел руками, – раз у нас не получается разговор здесь, придется, уважаемая, как это ни печально, пригласить вас в милицию. Надеюсь, там у вас такое желание появится быстро. Прошу, наденьте на себя что-нибудь, вы ж не пойдете в тапочках, верно? И в халате. А я подожду.

И он равнодушно отвернулся.

– Я не понимаю! – воскликнула женщина. – Вы что, издеваетесь? Какая милиция?! При чем здесь?..

– Я тоже вас не понимаю. – Петр пожал плечами. – Речь идет о скверной судьбе вашего сына, а вы мне тут голову морочите!

– Да что случилось?! – уже с испугом воскликнула она. – С ним беда?!

– Вполне может быть. Если мы и дальше будем говорить в таком тоне и одними загадками, все может случиться. Вы сами-то достаточно хорошо знаете своего сына, уважаемая Лидия Константиновна?

– Подождите! Я никак в толк не возьму, о чем вы говорите! Что с Владиком?! Вам что-нибудь известно о нем?

– Нет уж, теперь вы подождите. Я первый спросил у вас, где он и что вам вообще о нем известно? Ответите мне, отвечу и я. Только у меня такое ощущение, понимаете, что о подобных вещах разговаривать на лестничной площадке не совсем правильно – соседи заинтересуются, прочие посторонние. Хотя ваше дело.

– Нет, вы, пожалуйста, пройдите! – снова испугалась женщина и отстранилась, пропуская Щеткина в квартиру – чистенькую, между прочим, и довольно-таки уютную стандартную «двушку». – Проходите, проходите, можно на кухню. Не снимайте ботинок!

А Петр и не собирался разуваться, много чести. Он прошел на кухню и сел на табурет, показав хозяйке рукой напротив.

– Так я не понял, это кто без конца, судя по вашему недовольству, интересуется вашим сыном?

– Приходили с работы его…

– А он у вас работает? И где, если не секрет?

– В порту… Но работа была временная, вот Владик и уехал.

– А-а, вон как! – понимающе покивал Щеткин, ему уже расхотелось «нажимать» на женщину, она, он видел, и сама готова была все выложить. – А давно уехал?

– Ну, как сказать? – Женщина задумалась, потом стала загибать пальцы на руке. – Четвертый день уже получается, – неуверенно ответила она. – А позавчера… или вчера?.. я уж совсем запуталась, этот приходил… с тортом.

– Этот? – улыбнулся Щеткин. – А он откуда?

– Да из порта, я ж говорю… Как же его? Ведь записала на память даже… – Лидия Константиновна кинулась к холодильнику, на котором были сложены газеты, письма, какие-то бумажки, квитанции возможно. Стала рыться в них, рассматривая каждую бумажку с обеих сторон, наконец нашла. – А, вот же! Находкин, и зовут его Арсений Григорьевич. Он с тортом даже пришел. Сказал, что хочет Владика бригадиром у себя сделать. Даже адрес у меня взял Полин, это родственница по мужу покойному, в Липецке она, куда и уехал Владик, чтоб работу найти. Только что-то мне не показался он, бригадир-то этот, – пожаловалась она неожиданно. – Добрый-то добрый, да скользкий больно. И на простого бригадира совсем не похожий. Такие люди, как он, наверное, в больших чиновниках ходят.

– Вот как? – удивился Петр наблюдательности женщины. – А вы узнать его могли бы? Если фото показать?

– Наверно… хотя не думала… Так что с Владиком? – снова заторопилась она озабоченно. – Вы ж обещали!

И лицо ее приняло такое жалобное выражение, что Щеткин решил приоткрыть «занавес», чтоб потом ей правда горькой неожиданностью не стала.

– Видите ли, уважаемая Лидия Константиновна, – вздохнул он, – дело-то у меня не из самых приятных. Вы не перебивайте, а лучше послушайте. Я ничего не знаю насчет работы вашего сына в порту, зато знаю другое. В городе действуют несколько молодежных банд, которые нападают на иностранных в основном рабочих, избивают их, а иногда, как в последнее время, даже и убивают.

– Боже мой! – Глаза у матери расширились от ужаса.

– Не торопитесь, – остановил ее Петр, – у нас еще много вопросов, на которые мы не имеем правильных ответов. Так вот, мы арестовали нескольких участников одной из этих банд, которые называют себя скинами. Скинхедами. Это английское слово означает «бритоголовые». Отличительная черта неофашистских молодежных группировок в современной Германии. К сожалению, не только там, но уже и у нас появились. Фашисты – в России, представляете? Правда, здесь они активно изображают из себя патриотов России, которые обязаны избивать и выгонять из страны всех инородцев. Такая вот патриотическая программа. И на допросах арестованные преступники – это уже доказано – показали, что с ними был некий Влад Гундорин. Его роль пока непонятна, а чтобы прояснить этот вопрос, мы считаем необходимым задать его лично Владиславу. Такова ситуация.

– Нет, Владик не мог! – воскликнула Лидия Константиновна, и глаза ее наполнились слезами.

– Знаете что? – резко перебил ее Щеткин, чтобы остановить приступ возможной истерики. – Давайте не будем ничего гадать, а попробуем сначала найти вашего сына. Кстати, этот… как его? Находкин, он вам хоть какой-нибудь документ, удостоверяющий его личность, показывал?

– Да какой документ?! Я и не могла бы спросить! Такой вежливый… обходительный… Высокий такой, красивый мужчина. И про торт говорил, что это Владик… – Она не выдержала и залилась слезами.

Петр, не зная что предпринять, огляделся и увидел чистое кухонное полотенце – на крючке у раковины. Снял, подал Лидии Константиновне. Та кивнула и стала им промокать глаза. Наконец, кажется, успокоилась.

– Значит, вы сказали, что ваш сын уехал к тетке в Липецк? А телефона там нет?

– Ну откуда?

Придется, видимо, срочно ехать, понял Петр.

– Ладно, давайте поступим так. Вы мне напишете адрес этой вашей Полины, я правильно понял? А мне придется срочно ехать, чтобы парень не наделал еще большей беды. Дайте мне одну из его последних фотографий, чтоб легче искать было.

– Вы думаете?.. – с новым ужасом округлила глаза мать.

– Ничего я не думаю! – с некоторым раздражением ответил Щеткин. – Мне его найти надо, и чем скорее, тем лучше. Для его же, дурака, пользы. А этот ваш Находкин, он, судя по вашей на него реакции, и мне начинает не нравиться. В порту, значит? Бригадир?

– Да, говорил разгрузка-погрузка.

– Вы фотографию хотели… – напомнил Петр. – А кстати, где-нибудь здесь, у своих друзей, он спрятаться не мог?

– Вы считаете, ему надо было прятаться?

– Ну, оговорился. Может, и не надо. Может, ни в чем он не виноват, а на него просто наговаривают, чтоб свою вину свалить на плечи другого. А вы сами-то как? Откровенны с ним? И он с вами тоже? Или обманывает? Лукавит? О чем-то предпочитает умалчивать?

– Да что говорить, совсем уже вырос мальчик. А после армии стал какой-то жесткий. Суровый. Как отец его был… Но я думаю, меня он не обманывает, я его старалась всегда в честности воспитывать… может, даже и в ущерб ему самому.

– А что вы могли бы рассказать о сыне – в плане его привычек, особенностей его характера, может быть, поведения в различных обстоятельствах, в экстремальных, скажем? Как у него вообще складываются отношения с людьми? С девушками? Вы же как мать наверняка наблюдали за ним, за его реакциями? Что он собой как взрослый человек представляет?

– Взрослый человек! – Новые рыдания послышались в ее голосе. – Хороший он, добрый… Обо мне всегда заботится, спрашивает. Левша он у меня, так и не удалось в школе переучить, а может, и не стоило? Как вы думаете? О, господи!..

– Ну, все! – Щеткин торопливо вскинул обе руки. – Давайте парочку самых последних фотографий сына и адрес Полины, и я поехал… – И подумал, что она уже готова заголосить о любимом сынке, как о покойнике. Ох уж эти матери!..

По поводу семьи Макарцевых Антону дал исчерпывающие сведения участковый уполномоченный. У сына – судимость по «малолетке», подозревался в соучастии в убийстве и грабеже, но не доказано, однако в колонии для малолетних парень посидел. Школу не закончил, отец, крупный чиновник в речном порту, устроил сына в строительную бригаду где-то у себя. Но тот там, видимо, только числился. Соседи по дому часто жалуются участковому на шумное поведение парня и его приятелей, приходится без конца проводить «профилактику». Но серьезных нарушений за ним пока, к счастью, не числится.

Отец – Макарцев Лев Сергеевич, проходил свидетелем по уголовному делу о крупном хищении в порту. Собственная его вина не была доказана.

Мать – Мария Алексеевна, держит косметический салон в центре города. Женщина независимая, разъезжает на дорогой иномарке с собственным водителем.

Короче говоря, семья далеко не бедная, скорее обеспеченная, причем на достаточно высоком уровне. Как участковый вычислял «уровень», по каким параметрам, Плетнев интересоваться не стал. Его другое заботило. Почему в благополучной, в общем, семье сын слоняется среди «начинающих фашистов»? Вот это вопрос, на который он хотел бы получить ответ в семье.

Но папаша был в командировке, в Волгограде, а мать отдыхала в Испании. В квартире никто не отвечал, значит, и парня дома не было. И соседи заявили, что последние два дня у них в подъезде тишина, наверное, Сережка укатил куда-то, иначе бы стоял вечный шум от его дурных компаний. Соображение было вполне резонным.

А одной из наиболее яростных соседок, которая буквально изрыгала свои проклятия на голову «наглого мерзавца», Плетнев оставил номер телефона прокуратуры и попросил ее позвонить, как только она увидит, что Сергей вернулся домой. Мол, есть у милиции серьезный разговор с ним, но говорить ему об этом пока не следует. Тетка немедленно осознала свою высокую ответственность. Однако решению «назревшего» вопроса эта мера, увы, не помогла.

Что ж, и отрицательный результат – тоже результат, как обычно повторяют неудачники. Правда, Плетнев себя к этому разряду людей не относил. Ведь появились новые сведения, добытые Петей Щеткиным, и тот уже выехал на вокзал за билетом на любой проходящий скорый – до Липецка. Плетнев же отправился в речной порт, чтобы найти бригадира Находкина, работающего на погрузке. Мать Влада оказалась женщиной наблюдательной и, несмотря на свое крайнее беспокойство по поводу сына, все-таки сумела и запомнить, и подробно описать высокого «красавчика» с мужественным квадратным подбородком, тонкой полоской усиков, ушами, как бы прижатыми к черепу, и короткой стрижкой, которую в дни ее молодости, по ее же словам, называли, кажется, полубоксом.

Короче, Антону предстояло поговорить с ним по душам – эти «усики» его почему-то стали раздражать. И само исчезновение парня, а затем появление бригадира показались по меньшей мере странными. А вот стрижка и прижатые уши говорили в первую очередь о том, что мужик определенно занимался тяжелыми видами спорта. Борьбой, может, а вернее, боксом или какими-нибудь восточными единоборствами. Это как раз модно было – лет тридцать назад, несмотря на всяческие запреты властей…