Текст книги "Когда он проснется"

Конечно, я согласился.

– Ну ладно, давай посмотрим, – сказал Турецкий, кидая мне куртку Пташука, – ты осмотри карманы куртки, а я займусь рубашкой и пиджаком.

Карманы куртки тоже были пусты. Я вынул из них не слишком чистый носовой платок, какие-то бумажки, использованные карточки на метро.

– Ну как? У меня ничего, – сказал Турецкий.

Я засунул руку еще раз, и мой указательный палец попал в дырку. Раз есть дырка, значит, в нее мог провалиться ключ! Я ощупал низ подкладки и обнаружил маленький продолговатый предмет. Это был ключ от почтового ящика!

– Молодец, Гордеев! – воскликнул Турецкий, вертя в руках ключ. – Ты какой коньяк больше любишь?

– «Реми Мартен», – ответил я.

– Ого, – присвистнул Турецкий, – губа не дура. Ну что же, будет тебе коньяк…

Мы вышли из больницы и поехали на телеграф.

– В принципе, – рассуждал Турецкий по дороге, – это неплохой способ передачи денег. Я даже видел несколько детективных фильмов, где преступники им пользовались. За границей это вообще идеальный способ. Но у нас…

– А в чем дело?

– Ха! Ты же знаешь, Юра, что у нас могут происходить самые на первый взгляд невероятные вещи. Вот скажи мне, для чего нужен почтовый ящик? Я имею в виду тот, который абонируют на почте?

– Ну для анонимности, наверное.

– Именно. Человек не хочет, чтобы знали его имя, абонирует почтовый ящик и указывает его как адрес. Все вроде нормально. Но вот тут-то и начинается самое интересное. Чтобы абонировать почтовый ящик, оказывается, нужно заполнить специальную анкету, где необходимо указать все паспортные данные, включая прописку и телефон!

– Не может быть!

– А ты попробуй! Короче говоря, получается еще хуже, чем если бы ты просто указывал свой адрес. А заверения о неразглашении этих сведений, конечно, тоже полная чушь. Если уж у нас даже номера счетов в банках можно узнать, то это – вообще раз плюнуть.

– Но это значит, что мы без труда можем узнать, кто абонировал ящик?

– Да. Но, думаю, все не так просто. Хотя поживем – увидим, – задумчиво ответил Турецкий.

Мы подъехали на Тверскую к Центральному телеграфу и зашли в зал. У дальнего торца действительно помещались ряды металлических ящиков.

– Конечно, никаких денег там наверняка нет, – сказал Турецкий, – вчера на вокзале, скорее всего, был человек, который наблюдал за исполнением заказа. Значит, заказчики уже знают, что Пташук арестован. Не думаю, что они проявят такое благородство, чтобы все-таки отдать долг.

– Думаю, не в благородстве дело. Они элементарно побоятся.

Турецкий кивнул. Мы подошли к ящикам, нашли нужный по номеру и отперли. Он был пуст.

– Вот так, – прокомментировал Турецкий, – ничего не поделаешь. Остается маленькая зацепка: если мы узнаем, кто абонировал ящик, то, может быть, потянется ниточка.

Но нас вновь ожидало разочарование. Регистраторша, полистав журнал регистрации, ответила:

– Этот ящик никем не абонирован.

– Как так? – опешил Турецкий.

Она пожала плечами:

– Очень просто. Он числится как свободный.

Турецкий забарабанил пальцами по столу.

– Очень интересно… Как ты это объяснишь, Гордеев?

Я напряг мозги и выдал:

– Может быть, прошлый абонент?

– Да, – оживился Турецкий, – кто последним абонировал этот ящик?

Регистраторша долго рылась в разных канцелярских книгах и наконец нашла:

– Вот. Полгода назад истек срок договора.

– Так… – прочитал Турецкий, – Папунашвили Рамаз Лаврентьевич. Адрес есть. Значит, ты думаешь, что прошлый хозяин сделал копию ключа? Но в таком случае, откуда он может знать, что за это время никто не абонировал именно этот ящик?

– А какая разница? – предположил я. – Даже если кто-то и абонировал, что мешает воспользоваться им? Если деньги, например, пролежат там всего один час?..

– Что вы такое говорите? – вмешалась в разговор регистраторша. – Это абсолютно исключено.

– Почему? – поинтересовался Турецкий.

– Потому что после окончания договора мы меняем замки на ящиках.

– Неужели? – недоверчиво спросил Александр Борисович.

– Да. Замки на свободных ящиках меняются в произвольном порядке.

– Хм… – задумался Турецкий, – это меняет дело. Хотя теоретически можно подобрать ключ от одного из ящиков…

– Но практически это неосуществимо. Пришлось бы проверить все ящики. На глазах у всех? – возразила регистраторша.

– Да, верно. Но тем не менее факт остается фактом: у нас есть ключ от одного из ваших ящиков. Этот ящик никем не абонирован. Но ключ к нему подходит. Значит, как я понимаю, этот ключ попал к нам уже после замены замков?

– Возможно, – сказала регистраторша и снова полезла в свои книги, – да, последний раз замки меняли две недели назад.

– Так, а скажите-ка, уважаемая, нельзя ли у вас получить ящик каким-нибудь левым способом?

– Ну что вы! Я все регистрирую в книгах. Происходит оплата в бухгалтерии. Ну и потом, какой смысл – это же копейки. Сто рублей в год!

– Ну а все-таки? Ведь теоретически это возможно? – не отставал Турецкий.

– Понимаете, – ответила она, – я занимаюсь только регистрацией и оформлением. Непосредственно ключи клиент получает у другого человека.

– У кого?

– У Тани Малышевой.

– Она что, заведует ключами?

– Да. Но вы не подумайте ничего такого. Она очень честная.

– Верю, – обнадежил ее Турецкий, – только надо бы нам с ней поговорить.

– К сожалению, ее сегодня нет.

– А где она?

– Бюллетенит. Грипп у нее.

– Ладно. Придется ехать к ней домой.

– У нее грипп! – с нажимом проговорила регистраторша.

– Очень хорошо, – пожал плечами Турецкий, – вот и навестим больную. Черкните адресок, пожалуйста.

Я же говорил, когда Турецкий взял след, остановить его уже не так-то просто. Мы сразу же поехали по адресу Тани Малышевой, которая болеет гриппом. Кстати, это оказался не ближний свет – Кузьминки.

– Думаю, Юра, что все эти сказки о замене замков существуют только на бумаге, – говорил Турецкий по дороге, – не верю я в это. Однако стоит познакомиться с этой ключницей.

Через двадцать минут мы входили в подъезд одного из стандартных домой в районе Кузьминок.

Дверь нам открыла закутанная в шерстяной платок женщина, возраст которой смело можно было назвать «бальзаковским». Рыжие волнистые волосы, белая кожа лица, которая, видимо, стоила хозяйке немало хлопот, связанных с масками, притираниями и тому подобным. Завидев нас, Таня Малышева совершенно автоматически поправила волосы и чуть распрямила плечи.

– Здравствуйте, – начал Турецкий, совершенно неотразимо улыбаясь, – я – следователь Генеральной прокуратуры. Нас послали к вам с места вашей работы. Дело очень срочное, и поэтому мы рискнули навестить вас непосредственно дома. Разрешите задать вам несколько вопросов?

Турецкий предъявил свое удостоверение, и мы вошли в квартиру. Хозяйка ничуть не испугалась визита представителей правоохранительных органов. Кажется, она даже обрадовалась: какие-никакие гости!

– Татьяна… – попытался уточнить Турецкий.

– Можно просто Таня, – зарделась хозяйка, – у меня не прибрано, я сильно болею. Грипп, знаете ли…

– Да, – сочувственно покивал Турецкий, – свирепствует вовсю.

– Проходите на кухню. Я сейчас.

Миновав недлинный коридорчик, мы оказались на маленькой опрятной кухоньке одинокой женщины. Догадаться о том, что Таня Малышева была именно одинокой женщиной, оказалось нетрудно – интерьер, занавесочки, расшитые ухваточки и полотенца свидетельствовали о наличии у хозяйки большого количества свободного времени и нерастраченной энергии. Кроме того, Таню выдавал взгляд, который, как выразился Гоша из незабвенного фильма «Москва слезам не верит», был оценивающим, свойственным только незамужним женщинам, милиционерам и руководящим работникам.

Через минуту хозяйка появилась на кухне. Халат и шерстяной платок она сменила на платье в веселенький цветочек. Кроме того, она подкрасила губы.

– Может быть, чайку? – предложила хозяйка.

– Спасибо, – покачал головой Турецкий, – но мы с коллегой спешим. Так что давайте лучше сразу перейдем к вопросам.

Таня села за стол и приготовилась слушать.

– Итак, вы заведуете ключами от абонентских почтовых ящиков?

– Не только. Я еще занимаюсь их техническим обслуживанием, слежу за состоянием ящиков.

Турецкий кивнул:

– Да. Но в данный момент нас интересуют только ключи. Скажите, нельзя ли постороннему человеку в обход регистратуры получить ключ от ящика?

Таня пожала плечами:

– А зачем? Абонентская плата не такая высокая, чтобы искать какие-то обходные пути.

– Я не об этом. Может быть, кому-то нужно скрыть свои данные?

– Мы гарантируем конфиденциальность…

Турецкий снова кивнул.

– Ну а все-таки, возможно ли такое?

Думаю, от внимания Александра Борисовича не ускользнула небольшая тень, пробежавшая по лицу хозяйки. Тем не менее она покачала головой:

– Нет. Я храню ключи в специальном сейфе. Знаете ли, иногда клиенты теряют их. Кроме того, по инструкции положено иметь запасные ключи.

– Доступ к этому сейфу имеете только вы?

– Да.

– Хорошо, – Турецкий полез в карман и вытащил ключик, – вот смотрите, Таня. Этот ключ мы обнаружили в кармане очень опасного преступника. Номер на бирке соответствует почтовому ящику. Судя по тому, что ключ подходит, этот преступник получил его не раньше чем две недели назад – после смены замков. Ящичек с этим номером никем не абонирован. Тем не менее ключ у меня. Как вы это объясните?

Реакция оказалась очень странной. Таня посмотрела на бирку, закрыла лицо ладонями и зарыдала в голос. Турецкий подмигнул мне, бросился к раковине, набрал воды в стакан и подошел к Тане.

– Ну-ну, успокойтесь. Не надо так нервничать. Попейте вот водички.

Таня сделала несколько глотков, поперхнулась и зарыдала с новой силой.

– Не надо плакать. Расскажите лучше, как дело было, – голосом врача-психотерапевта увещевал Турецкий Таню, – ведь своим признанием и раскаянием вы снимете камень с души. Поверьте, станет сразу легче.

Таня вытерла слезы, потом, спохватившись, побежала в ванную. Пока она там умывалась, отфыркивалась и всхлипывала, Турецкий с торжествующим видом сказал:

– Ну вот. Кажется, появилась ниточка. Посмотрим, что нам расскажет эта кралечка.

Между тем Таня вышла из ванной. Молча села на стул. Взгляд ее упал на лежащий на столе ключик. Глаза ее снова наполнились слезами, она всхлипнула.

– Я, пожалуй, спрячу его, – сказал Турецкий, засовывая ключ в карман, – не нужно нам дополнительных раздражителей.

Взгляд хозяйки был наполнен неизбывной грустью.

– Не расстраивайтесь вы так, – продолжал успокаивать ее Турецкий, – не убивайтесь. Давайте потихонечку вспоминать – кому и зачем вы дали ключ от почтового ящика? А я запишу ваши показания.

Таня всхлипнула еще пару раз и произнесла:

– Не может быть, чтобы он оказался преступником.

– Кто? – деловито поинтересовался Турецкий.

– Дмитрий Олегович, – отвечала Таня, поднимая глаза, которые после рыданий стали особенно выразительными.

– Так… – Турецкий сделал запись в бланке протокола допроса следователя, – кто это такой?

– Дмитрий Олегович, – грустно усмехнулась она, – это я его так называла. На самом деле он молодой. Ну вот вашего примерно возраста, – она кивнула в мою сторону. – Можно я поставлю чайник?

– Пожалуйста, – разрешил Турецкий, – но только давайте не будем прерываться.

Таня кивнула, поставила на плиту чайник и снова села.

– Мы познакомились недавно, пожалуй, даже месяца нет, – начала она. – Я как раз заменяла Олю Овсянникову в киоске, где конверты продают. И подошел мужчина – он покупал открытки. Слово за слово – познакомились. Очень он мне понравился. Ну и.. я ему тоже. После работы он меня встретил, в ресторан пригласил. Денег у него, судя по всему, хватает. То да се, приехали сюда…

Она застенчиво опустила глаза.

– Он назвался Дмитрием Олеговичем?

– Нет, просто Димой. Это я его потом в шутку по имени-отчеству называть стала.

– Вы часто встречались?

– Да нет… Всего раз пять.

– Когда в последний раз?

– Полторы недели назад.

Турецкий кивнул:

– Продолжайте. Нас прежде всего интересует, при каких обстоятельствах вы дали ему ключ.

– На третий раз это было. Я ему, конечно, все рассказала, кем работаю, что делаю… Ну и он меня попросил воспользоваться одним из ящиков, только чтобы не регистрироваться.

– Как он это объяснил?

– Сказал, что ящик ему нужен всего-то на пару недель. И что абонировать ему на целый год не надо.

– И вы согласились?

Таня кивнула.

– Он мне такие подарки делал… Цветы покупал. Ну, я хотела его хоть как-то отблагодарить. Отказать было даже как-то неудобно. Просьба-то пустячная.

Она подняла глаза и посмотрела Турецкому прямо в глаза:

– А вы что, его поймали? Он оказался преступником?

– Нет, – ответил Турецкий, – но обязательно поймаем. И вы нам должны помочь.

– Да, конечно, – закивала Таня.

– Опишите нам этого Дмитрия Олеговича.

– Невысокий, но такой, знаете, крепкий. Молодой – я уже сказала. Волосы темные. Одевается очень хорошо.

– А о месте своей работы он ничего не говорил?

Таня покачала головой:

– Нет. Только пару раз обмолвился, что бизнесом каким-то занимается.

– А координаты какие-то, телефон, например, есть?

– Нет. Обычно он сам мне звонил.

Турецкий вздохнул:

– Ну а машина какая у него?

– Мы ездили на такси.

– Значит, последний раз вы его видели полторы недели назад?

– Да. И с тех пор он не звонил и не появлялся.

– Может быть, фотография есть? Или вы снимались вместе?

– Нет.

Турецкий задумался.

– Может быть, чеки или бирки на подарках? – предположил я.

Александр Борисович покачал головой.

– Ну вот что. Вам, Таня, придется поехать с нами. Прямо сейчас. Несмотря на грипп. Попытаемся составить фоторобот. Вы не беспокойтесь – мы обратно отправим вас на машине. Так что доедете в лучшем виде.

…Спустя три часа сидения в полутемном зале Таня Малышева наконец-то сказала:

– Ну вот, вроде похож.

Я посмотрел на экран и обмер – с него на меня смотрело лицо Игоря Вересова…

25

– Ты знаешь, Юра, – сказал Турецкий после того, как мы отправили Таню Малышеву домой, – мне с самого начала этот Вересов казался каким-то подозрительным. А после того как я с ним поговорил – вообще. Как-то уж очень гладко и связно у него все получается. Украинские националисты, кассета эта…

Турецкий уже успел мне рассказать о содержании его разговора с Вересовым.

– По-моему, пора ехать в ЦКБ – брать Игоря.

– Верно, – согласился Турецкий, – но из ЦКБ просто так никого не вывезешь. Во-первых, больница, во-вторых, какая больница! Нужна санкция генерального. В крайнем случае Кости Меркулова. Сейчас схожу к нему и попрошу.

– Как бы Игорь что-нибудь не заподозрил. И не убежал раньше времени.

– Не думаю. Хотя… все может быть. Как он может заподозрить, что мы собираемся его арестовать?

– О том, что мы задержали Пташука, он знает.

– Да. Мне кажется, что с ним на Кропоткинской встречался сам Вересов. Не такая это важная птица, чтобы помощников подсылать. Да и небезопасно: больше народу будет знать о готовящемся преступлении. Но Пташук-то не знает ни имени его, ни адреса.

– А усы? Приклеенные?

– Конечно, – пожал плечами Турецкий, – ты чего задумался, Юра?

Что-то мне смутно напоминали эти усы… Где-то я уже слышал о невысоком человеке с усами…

– Знаете, – наконец сказал я, – Александр Борисович, кто-то мне рассказывал недавно об усатом человеке.

– Кто? – насторожился Турецкий.

Я напряг память. И наконец вспомнил. Ну конечно, Маша Пташук, когда описывала незваного посетителя моей квартиры, который вскрыл сейф и оставил карточку с эмблемой УНФ.

– Ну, это еще ни о чем не говорит, – покачал головой Турецкий, – усатых людей полно. Хотя всякое может быть. Эх, жалко у нас фотографии Вересова нет. Показать бы Маше – все сразу стало бы ясно. Кстати, и этой Тане Малышевой неплохо было бы ее предъявить. Все-таки фоторобот фотороботом, а фотография – совсем другое дело.

– Надо раздобыть фотографию, – предложил я.

– Где? Съездить с фотоаппаратом в ЦКБ? Или обратиться к его дяде? Можем все дело испортить: ведь если действительно он провернул затею с ключиком от почтового ящика – это говорит о многом. Очень о многом.

Произнося последние слова, Турецкий почему-то погрустнел. Тогда я еще не понял причин этой грусти…

– А что, если среди фотографий Мартемьяновой есть такая, где она запечатлена вместе со своим помощником? Или, например, в отделе кадров Госдумы?

– Нет, – решительно покачал головой Турецкий, – в Госдуму – ни ногой. А вот к Мартемьяновой съездить можно. Давай сделаем так: я пойду к Меркулову за санкцией, думаю, это займет какое-то время. А ты дуй на Рублевку – пошукай среди фотографий. И держи меня все время в курсе.

Я немедленно отправился в квартиру Мартемьяновой. Конечно, предварительно позвонив. К счастью, Валерий Николаевич оказался дома. И согласился показать мне фотографии Елены Александровны.

К сожалению, среди многочисленных людей, запечатленных вместе с Мартемьяновой, Игоря Вересова не оказалось. Я позвонил Турецкому, у того тоже случилась заминка – ни Меркулова, ни генерального на месте не оказалось. Главное, я не мог позвонить самому Вересову: была опасность спугнуть его.

Впору было отчаиваться, как вдруг я вспомнил, что у меня дома должна быть фотография Вересова. Все-таки мы не раз сидели вместе на разных соберунчиках и вечеринках. Я кинулся домой, выволок с антресолей ящик со старыми фотографиями и через двадцать минут имел два изображения Вересова. Конечно, почти десятилетней давности, но все же. Это лучше, чем ничего.

Теперь предстояло предъявить фотографии всем нашим свидетелям. Таня Малышева узнала Игоря окончательно и бесповоротно. Затем я бросился в Склиф.

Петя Пташук побледнел, когда я показал ему фотографии. Он явно не ожидал от нас такой прыти. Конечно, по идее, показывать фотографии обвиняемому должен следователь, но время поджимало и приходилось немного пренебрегать некоторыми процессуальными нормами.

– Да, – с явной неохотой ответил он, – это тот, с которым я встречался на Кропоткинской. Только у того усы были.

Маша сказала, что не очень уверена, но человек, который пробрался в мою квартиру, очень напоминает Игоря Вересова…

Итак, вырисовывалась очень любопытная картина. Игорь Вересов провернул махинацию с ключом от почтового ящика, в котором должны были лежать деньги для оплаты «услуг» наемного убийцы Пети Пташука. Он же договаривался с Петей об убийстве батьки Михася. С большой долей вероятности можно утверждать, что он проник в мою квартиру, устроил там бедлам, вскрыл сейф и оставил карточку с эмблемой УНФ. Значит, действительно он вел какую-то игру. И скорее всего, не самостоятельно, а под чьим-то руководством. Чьим? Вот об этом стоило спросить самого Игоря Вересова…

Я набрал телефон Турецкого:

– Все подтвердилось, Александр Борисович. Все трое опознали Вересова. Кроме Маши, которая немного засомневалась, что неудивительно: она видела Вересова мельком, в профиль, когда он проходил по темному коридору.

– Отлично! – воскликнул Турецкий, – я примерно через полчаса закругляюсь. Вопрос деликатный, так что нужно, чтобы все было тютелька в тютельку. Короче, бюрократия замучила. А ты поезжай в ЦКБ. Одного тебя туда не пропустят, так что подожди на стоянке у ворот. Я получу все необходимые бумаги и лечу туда.

Я отправился в ЦКБ, по дороге размышляя над теми фактами, которые нам с Турецким открылись сегодня. Итак, Вересов – заказчик убийства батьки Михася. Последний же заказал Мартемьянову. При этом, что весьма важно, приказал Пташуку только задеть Вересова, но не убивать. Зачем? Очевидно, чтобы выгородить его. Значит, они были заодно. Тем не менее Игорь поручил застрелить Михася и даже пообещал довольно большую сумму. Вряд ли, если бы мы не взяли Пташука, он оставил его с носом – Петя наверняка вернулся бы в свой Бердичев с полной суммой в кармане.

Почему же все-таки Вересов убрал Михася? Может быть, они что-то не поделили? Вряд ли. Такие вопросы решаются на более «высоком уровне». Кто же хозяин Вересова? На это вопрос пока что не было никакого ответа.

Если действительно Игорь проник в мой дом, то становится понятно, зачем он оставил эмблему. Очевидно, он хотел подставить украинских националистов и направить нас по ложному следу. Кстати, тогда то, что он сообщил Турецкому, находится вполне в русле этой версии. И рассказ о некой кассете с компрометирующими УНФ кадрами находится теперь под большим вопросом.

Но в этом случае теряется логическая нить: почему все-таки украинцы похитили Олю Мартемьянову? Те, кто оказался в наших руках, скорее всего, были простыми исполнителями. А батька Михась, который должен был знать все, погиб от пули Пети Пташука…

Стоп!

Если Игорь Вересов заказал убийство батьки Михася, то логично предположить, что сделал это он затем, чтобы уничтожить участника заговора и важного свидетеля, который знал истинные причины и похищения Оли, и убийства Мартемьяновой. Отсюда следует, что Вересов и был одним из основных участников заговора.

Я вел машину по зимней Москве, и у меня в голове постепенно вырисовывались версии преступления. Да, Игоря Вересова надо брать. И как можно скорее. Только он может дать показания, проясняющие всю картину преступления.

Сегодня наступила небольшая оттепель. Под колесами машины все чаще попадались не гладкие ледяные поверхности, а снег вперемешку с грязью. Прохожие испуганно жались к стенам домов, опасаясь коричневых брызг, летящих из-под колес проезжающих автомобилей. Но даже несмотря на грязь, все были довольны оттепели, и даже мой старичок «жигуль», который перестал капризничать и исправно стал заводиться с первой попытки.

Я припарковал машину у въезда в ЦКБ и стал ждать Турецкого. Машин на стоянке было порядочно, так что пришлось пристроиться на самом краю, у дороги. Машины здесь стояли что надо – сплошь дорогие новенькие иномарки, рядом с которыми мой «жигуль» смотрелся пришельцем с того света. Однако самые «крутые» посетители въезжали непосредственно в ворота. Черные лимузины с мигалками на крыше и большими флажками на номерах. Главное, этим машинам каким-то непостижимым образом удавалось не запачкаться в московской грязи – их полированные плоскости оставались чистыми и блестящими. Все-таки, несмотря на полным ходом идущие у нас в стране процессы, отдельных дорог для себя сильные мира сего не построили. Пока, во всяком случае.

Время от времени из ворот выходили люди, садились в свои машины и уезжали. Я даже хотел поставить машину поудобнее, а потом передумал. И, как выяснилось потом, правильно сделал.

Я уже начинал скучать, когда из дверей вышел человек. Небольшого роста, в черном пальто… Игорь Вересов!

Я было дернулся, чтобы выскочить из машины, но потом сдержался. Ведь задержать его я не могу: нет полномочий. А вот спугнуть – это да. Так что лучше я за ним понаблюдаю…

Игорь подошел к одной из машин, открыл дверь, сел. Судя по всему, рана ничуть его не беспокоила. Через минуту он отъехал от стоянки. Я последовал за ним. Вот когда я обрадовался, что не стал парковаться в более удобном месте. Чтобы выбраться со стоянки, мне бы пришлось потратить немало времени. Кстати, машина Вересова стояла в очень удобном месте.

Это был тот же самый новенький «опель», который мы с Турецким видели рядом с местом убийства Мартемьяновой. Длинный приземистый автомобиль двинулся к Рублевскому шоссе. Больше всего я боялся, что Вересов разовьет скорость и мой старичок за ним не угонится. Однако Игорь, судя по всему, не торопился. Выехав на шоссе, он свернул направо и поехал по направлению к городу.

Машин здесь было порядочно, и я изо всех сил старался не упустить Вересова. В результате я оказался прямо за ним. Свернуть было невозможно: мы двигались в средней полосе. Сзади напирал мощный трейлер. Так что приходилось жертвовать всеми законами конспирации.

Я набрал номер телефона Турецкого. Но батарейка, как назло, села, и сигнал был слишком слабый – помех здесь было очень много. Номер постоянно срывался. В конце концов я сунул трубку в карман и продолжил преследование Вересова.

Тут я заметил, что он как-то стал беспокоиться. Попытался перестроиться в другой ряд – не получилось. Хотел проскочить на красный – дорогу загородил автобус. Я понял, что Вересов, скорее всего, заметил меня. Что ж, хуже этого ничего представить я не мог. Стоит нам выбраться на ровную дорогу, как он моментально скроется за горизонтом.

Но пока удача была на моей стороне: по мере приближения к центру поток машин двигался все медленнее и медленнее. Мы ехали со скоростью не больше десяти километров в час. В один из моментов я встретился глазами с Вересовым, который смотрел в боковое зеркало. Встретился и понял, что здороваться со мной он сегодня не намерен.

Однако нужно было подумать о том, что делать дальше. Телефон в самый неподходящий момент подводил. Можно было, конечно, остановиться, выйти из машины, найти телефон, позвонить Турецкому, чтобы он через Грязнова объявил всем постам задержание машины Вересова… Но те, кто знает, что означает в Москве найти работающий телефон, раздобыть жетон или карточку да еще дозвониться потом, поймут, что план этот совершенно нереален. Нет, надо преследовать Вересова до конца. До тех пор, пока он не скроется из виду.

Между тем мы подъехали к устью Рублевского шоссе у станции метро «Кунцевская». Здесь Вересову удалось-таки свернуть влево на маленькую боковую улочку. Но я не отставал. Почти в буквальном смысле оттеснив соседние машины, я выскочил за «опелем».

Вот тут-то мне пришлось туго. Вересов развил скорость и ушел вперед метров на сто.

Интересно, на что он надеется? Ну уйдет он от меня, ну и что? Неужели Игорь уйдет в подполье и будет скрываться? Чтобы его объявили в розыск? Но это просто самоубийство. Это бы означало, что он косвенным образом признает свою вину. Но может быть, он считает, что ему уже терять нечего? Почему? Ну, предположим, нам удалось расколоть Пташука. Но только Петины показания не могут изобличить Вересова. Игорь должен это понимать – не зря же он закончил юрфак. Мало ли что придет в голову наемному убийце? Тем более никаких свидетелей их встречи на Кропоткинской не было. Значит, он считает, что у нас есть еще и другие факты. Если бы не считал – не удирал бы. Какие факты? Таня Малышева? Тоже сомнительно. Если правильно построить защиту, все эти факты могут обратиться в ничто. Это я вам как адвокат говорю. Тогда что? Видимо, Вересов считает, что у нас есть еще и другие свидетели его «художеств». Что ж, может быть, это нам и на руку.

Между тем я нагнал «опель» на светофоре. Если бы мне удалось встать рядом с ним, я, наверное, прокричал ему что-нибудь в окошко – все равно уже бессмысленно соблюдать конспирацию. Но как назло, опять пришлось уткнуться ему в корму.

Вересов двигался в сторону Филей. Не знаю уж, делал это он с целью уйти от преследования или действительно ему нужно было в те края, только внезапно мой взгляд упал на приборный щиток. Неудивительно – зажглась красная лампочка, извещающая о том, что бензин на исходе. Вот невезуха! Мало того, что приходится гнаться за машиной, которая раза в три мощнее твоей, так еще и бензин кончился! Я опять судорожно понажимал кнопки на телефонной трубке. Бесполезно.

Вересов, будто бы чувствуя, что у меня дело не клеится, снова ушел вперед.

Ничего не поделаешь, надо искать какой-то другой способ остановить Вересова. Или хотя бы проследить, куда он направляется.

Я заметил сзади желтую машину такси. В принципе почему бы и нет? «ГАЗ-31» будет помощнее моего металлолома. Так что есть надежда, что удастся проследить за Вересовым.

Я резко затормозил и помахал таксисту из окошка рукой. Тот тоже остановился. Я быстро вышел из машины, успев, правда, запереть все двери (хотя, честно говоря, вряд ли кто-то польстится на такое старье), и побежал к такси.

– Что, мотор заело? – спросил флегматичный пожилой таксист.

– Да. А ехать надо. И поскорее.

– Куда?

– Минуту назад «опель» проехал. Вот за ним.

– Хм… – покачал головой таксист, – и далеко?

Я кивнул, усаживаясь на пассажирское кресло.

– Ну что ж, – решил таксист, – счетчик работает.

– Только побыстрее, пожалуйста, – взмолился я, – все штрафы оплачиваю, если что. И повреждения машины.

– А что, и повреждения могут быть? – испугался таксист.

– Шутка, – сказал я, хотя, конечно, такая возможность не исключалась, – а вообще плачу два счетчика за скорость. И третий – если догоним.

Видимо, решив, что предложение довольно выгодное, таксист рванул с места. Мы понеслись в сторону Филей.

– А кто это там? – поинтересовался таксист для затравки разговора.

– Да так. Мне с ним поквитаться надо, – с нарочито мстительным видом ответил я.

– Что, должок за ним?

– Угу.

Таксист дело свое знал хорошо, и вскоре я заметил впереди «опель» Вересова. В том, что я пересел в такси, был еще один плюс: Игорь мог не заметить меня рядом с водителем. Так что была надежда, что мне удастся незаметно проследить за ним.

Вересов заметно сбавил скорость и катил по направлению к центру.

– Вот он, – сказал я таксисту, – теперь помедленнее. Будем держаться на расстоянии.

Тот кивнул.

Я снова набрал телефон Турецкого. В трубке раздались длинные гудки. Наконец-то!

– Алло!

– Александр Борисович! Это я, Гордеев.

– Где ты?

– Я преследую Вересова. Пока я вас ждал, он вышел из ворот, сел в машину и уехал. Пришлось последовать за ним.

– Это правильно. В больнице сказали, что он просто отлучился и скоро будет.

– Судя по тому, что он пытался оторваться от меня, он что-то заподозрил.

– Он обнаружил погоню?

– Да.

– Плохо. Кроме того, на своем «жигуленке» ты далеко не уедешь.

– Я уже пересел в такси.

– Ну ладно, говори, куда он едет.

– Сейчас проезжаем мимо Филей. Направляется в сторону центра.

– Хорошо, я попытаюсь организовать задержание. Не отключайся, держи меня в курсе.

– Не могу, Александр Борисович, батарейка на исходе. Уже вовсю мигает.

Турецкий выругался.

– Ну ладно, позвонишь, когда он определится с направлением или остановится где-нибудь. А я выезжаю в тот район, чтобы быть рядом.

Мы проскочили Фили, потом проехали мост. Миновали Красную Пресню и вслед за «опелем» свернули на Садовое кольцо.

Сегодня, видимо, какой-то неудачный для меня день, потому что на мобильном телефоне тоже загорелась красная лампочка, извещающая о том, что батарейки почти разряжены. Поэтому я не рисковал набирать номер, а ждал, пока Вересов остановится.

Но он, по всей видимости, останавливаться не собирался. «Опель» гнал по Садовому кольцу. Около Маяковки он перестроился в крайний ряд, свернул направо, и мы на минуту потеряли его из вида. Но потом оказалось, что Вересов развернулся и поехал по Тверской-Ямской в сторону Белорусской. Мимо вокзала он проехал на всех парах. Ну что ж, можно звонить Турецкому.

– Алло! Он едет по Ленинградскому проспекту! Никуда не сворачивает.