Текст книги "Лесной бродяга"

– Вильсон! Бросьте заниматься моей особой. Слышите, двое несчастных где-то недалеко отсюда подвергаются большой опасности! Ну, так вообразите, что опасность угрожает лично мне.

Обскакав пламя надвигавшегося пожара, англичанин и янки помчались к тому месту, откуда продолжали доноситься призывы о помощи. И было пора: палящий жар уже начал охватывать двух пленников, когда подоспели спасители и перерезали их ремни. Несчастный отец, едва обретя свободу, вскочил одним прыжком на ноги и опрометью кинулся к реке. Там ему представилось месиво лошадей, всадников, боровшихся с течением, людских и лошадиных голов. И все это кричало, ржало и взаимно друг другу мешало, стремясь достигнуть противоположного берега. Одни перебивали дорогу другим, некоторые бессильно неслись по течению, наконец, третьи уже выскакивали на берег. Среди последних дон Августин увидел Эль-Метисо.

На мгновение метис попался на глаза дону Августину. Он держал на руках драгоценную ношу; асиендеро даже разглядел развевающееся платье дочери; спустя миг пират исчез вместе со своей жертвой за деревьями.

Крик бешенства и горя вырвался из груди несчастного дона Августина, и в то же мгновение он почувствовал, как чья-то сильная рука сбросила его наземь. Не успел он еще опомниться от неожиданности, как над ним взвизгнула пуля.

– Счастливо вы отделались! – флегматично произнес чей-то голос около него.

Это был Вильсон, подоспевший к асиендеро и толкнувший его в тот момент, когда Кровавая Рука прицелился в него из своего карабина.

– Смотрите, – продолжал янки, – как негодяй улепетывает, смущенный своим промахом. Эх, если бы я имел время зарядить свое ружье! Но я думал только о том, чтобы помешать вам сгореть заживо и получить пулю в лоб.

Тем временем последний индейский всадник достиг берега, а вскоре скрылся и Кровавая Рука в сопровождении двух караульных Фабиана, тащивших сопротивлявшегося молодого человека с помощью деятельно помогавшего апачам старого пирата.

– Надейтесь на Бога! – ободряюще произнес сэр Фредерик, тоже подошедший к берегу, где пожар постепенно замирал, благодаря заболоченной почве. – Там есть человек, который заботится о спасении вашей дочери. Мы окружили бандитов со всех сторон, ни один из них не вырвется из кольца!

Говоря это, англичанин указал дону Августину на двадцать вакеро, скакавших вдоль реки.

Это зрелище немного уняло тревогу асиендеро, заронив в его сердце искру надежды.

– Взгляните чуть дальше, – продолжал сэр Фредерик. – Видите наших храбрых и верных союзников?

И он указал на Хосе и Диаса, которые в двухстах шагах от них переправлялись вместе через реку верхом.

В то же время на таком же расстоянии от них, но вниз по реке показалась лодка, странная конструкция которой удивила асиендеро. В ней сидело пять человек, из которых двое гребцов, отличавшихся атлетическим сложением, сгибались над веслами, а около них яростно выл дог.

В четырех из них дон Августин тотчас узнал охотников за бизонами, но пятый, выдававшийся своей гигантской фигурой, был ему незнаком.

– Это Красный Карабин, – объяснил ему сэр Фредерик, – лесной охотник из Нижней Канады, у которого так же, как и у вас, дон Августин, похитили дитя – сына, надежду и гордость его жизни. Ниже по течению, со стороны Бобрового пруда, находится еще молодой и храбрый команч, их союзник. Словом, все, что в силах сделать человек, будет сделано! – заверил англичанин.

Несмотря на разделявшее их значительное расстояние, канадец и испанец одновременно заметили один другого и обменялись между собою молчаливыми, но красноречивыми жестами как близкие, без слов отлично понимающие друг друга люди.

– Кто спасет мою дочь, – крикнул громко дон Августин, – будет обеспечен на всю жизнь!

Асиендеро и не подозревал, что среди множества окружавших его людей находился и тот, кто отверг сокровища, в сравнении с которыми его собственное богатство представлялось просто ничтожным…

И когда асиендеро вторично повторил свое обещание, оба охотника еще раз обменялись взглядами и жестами, после чего Хосе пришпорил своего коня, храбро плывшего под своим всадником, а Розбуа приналег на весла. Разумеется, асиендеро приписал это действию своего обещания и, разумеется, заблуждался.

Грянувший со стороны Бобрового пруда ружейный залп показал, что Сверкающий Луч со своими воинами и Гайферос тоже не дремали. Боевой клич молодого вождя был услышан даже на берегу, где стояли Вильсон и сэр Фредерик. Дон Диас, Хосе, канадец и Энсинас отвечали своему союзнику криками, показывая, что они спешат на соединение с ним.

Вскоре дон Августин увидел, как они достигли берега и стремительно бросились сквозь ивняки и хлопчатники, почти сплошь покрывавшие болотистую почву в чаще, где готовились засесть апачи. Слишком дорогие интересы предстояло защищать белым воинам, чтобы что-нибудь могло остановить их. И, когда они скрылись из виду, лай дога, постепенно удалявшийся, свидетельствовал, что храбрые авантюристы продолжают преследование врагов.

Глава XVI. Бобровый пруд

Прежде чем продолжить рассказ, необходимо вкратце объяснить внезапное появление у Развилки Красной реки Сверкающего Луча со своим отрядом, охотников и вакеро дона Августина.

Мы уже видели, что, за исключением двух пиратов, отряд которых находился впереди, отряды Черной Птицы, Сверкающего Луча и Антилопы следовали друг за другом на небольшом расстоянии один от другого, направляясь к Развилке. С целью, во-первых, опередить неприятеля, а во-вторых – заручиться помощью вакеро дона Августина. Сверкающий Луч упросил сэра Фредерика одолжить ему свою лошадь и помчался во всю прыть к Бизоньему озеру, предварительно условившись подробно с обоими охотниками относительно сигналов и призывных криков, а равно и относительно места, какое каждый должен был занять.

Подъезжая к Развилке, он принужден был из соображений безопасности сделать объезд малым рукавом реки, который был почти совершенно осушен бобрами, устроившими здесь свою плотину. Благодаря этому обстоятельству команч не мог встретиться с доном Августином до его поездки, имевшей столь плачевный исход. Таким образом, перейдя главный рукав по хорошо знакомому броду, о котором упоминал Энсинас, Сверкающий Луч прибыл на берега Бизоньего озера уже час спустя после отъезда асиендеро.

Наскоро познакомил он охотников за бизонами с планами, которые привели двух пиратов и апачей к Развилке, после чего немедленно поскакал в обратный путь. Обрисовав вакеро всю опасность, угрожавшую как им самим, так и их господину, Энсинас без труда уговорил их сесть на коней и оцепить берега реки. Тем временем Сверкающий Луч успел возвратиться к условленному пункту встречи еще до прибытия туда канадца и остального отряда, который он оставил позади. Ждать ему их пришлось недолго.

Тотчас по приезде молодой вождь, Гайферос и шестеро команчей скрытно прошли в долину малым рукавом, а Розбуа, Хосе и прочие засели, не доходя до разветвления, где остановился Черная Птица. Здесь они должны были ожидать от команча условленного сигнала к нападению. По сигналу Сверкающего Луча немедленно началась атака, которая была поведена с поразительной быстротой, о чем мы уже упоминали. Диас и Хосе достигли берега почти в то самое время, когда канадец и Энсинас с тремя другими охотниками выскочили из лодки.

Пока обе группы шагали наперерез друг другу, осматривая почву, по которой шли, сэр Фредерик решил, со своей стороны, принять активное участие в предстоявшем нападении, на что ему без труда удалось подбить и своего телохранителя.

Дон Августин тоже изъявил желание ехать с ними, но уступил настояниям англичанина, объяснившего, насколько важно его присутствие в рядах вакеро, не привыкших к стычкам с индейцами.

Уладив это дело, сэр Фредерик поспешил к броду, в сопровождении американца, повторявшего чуть не сотый раз, что он, сэр Фредерик, по собственной своей воле подвергается опасности и что с этой минуты он, Вильсон, перестает быть ответственным за его личность.

Тем временем Хосе и дон Педро уже соединились с канадцем и охотниками за бизонами, и оба старых товарища, озабоченные судьбой Фабиана, обменялись молчаливым, но выразительным взглядом.

– Он жив еще, Розбуа, – заверил Хосе, понявший взгляд друга. – Спроси у сеньора Диаса: мы сейчас видели с ним за чащей ивняка подле следов Кровавой Руки также отпечатки ступней Фабиана; они направляются вон туда! – Хосе указал на одну из густых рощиц хлопчатника, которые покрывали всю эту болотистую местность.

Диас подтвердил его слова.

– Негодяи укрепляются в лесу, вокруг бобровой плотины и пересохшего пруда. Тише! Слышите? – спросил испанец.

Издали доносился стук топоров.

– Верно! Деревья рубят! – кивнул канадец. – Если бы я не боялся за жизнь своего мальчика, то благодарил бы теперь Небо за то, что оно предает нам этих диких зверей в их логовище; но подумать страшно, что каприз или гнев какого-нибудь индейца могут пресечь его дни.

– Они теперь менее, чем когда-нибудь, отважатся сделать это, – возразил Хосе. – Не минет и день, как они запросят пощады!

Энсинас с трудом сдерживал своего дога, рвавшегося к тому месту, где он чуял индейцев. Канадцу неожиданно пришла в голову мысль воспользоваться его чутьем. Вынув шляпу Фабиана, он протянул ее Энсинасу и сказал:

– Дайте-ка понюхать вашей собаке. Это шляпа того, кого я разыскиваю. Мне приводилось видеть, как в подобных случаях собаки отыскивали людей, следы которых потеряны.

Взяв шляпу из рук канадца, Энсинас дал понюхать ее Озо. Умное животное, по-видимому, поняло, чего ждут от него. Обнюхав шляпу, дог устремился к тому месту, где Хосе заметил следы молодого человека, и, скрывшись в чаще, залаял, призывая своего хозяина. Охотники бросились вслед за собакой и там действительно увидели разбросанные на влажной почве следы, о которых упоминал Хосе.

– Теперь вперед! – заторопился канадец. – Где бы он ни был, живой или мертвый, а мы отыщем моего мальчика!

К ним подъехали сэр Фредерик и неразлучный с ним Вильсон, и все девять человек готовились уже двинуться в путь, когда их нашел посланец Сверкающего Луча, просившего себе подкрепления. Индеец сообщил, что впереди густой чащи, где засели апачи, лежит довольно глубокая рытвина, откуда можно успешно атаковать неприятеля и которую поэтому надо заблаговременно занять.

Исполнив это поручение, индеец немедленно отправился к вакеро с целью передать им приказ перейти реку и занять позицию на другом берегу, так чтобы можно было, в случае необходимости, сжать кольцо окружения вокруг апачей.

Пока вакеро во исполнение приказания переправлялись через реку, одни вброд, другие вплавь на лошадях и, наконец, некоторые в лодке, возглавляемый канадцем маленький отряд искал тропу, которая давала бы им возможность, не подвергаясь неприятельскому обстрелу, обойти мрачный лес, где засели враги и откуда продолжал доноситься стук топоров. Могучая поросль ив и хлопчатника, тесно переплетенная диким виноградом и лесными лианами, образовала здесь такую непроницаемую чащу, что нападающие, делая обход, не опасались выстрелов противника, стрелявшего изредка наугад. Идя цепью, отряд вскоре достиг того места, где стоял Сверкающий Луч со своими воинами.

– Понимаешь ли ты, – сказал канадец, когда они сошлись у группы деревьев, под защитой которых старый охотник разглядывал неприступное на вид убежище апачей, – понимаешь ли ты, каким образом индейцы могли так скоро пробраться вместе со своими конями в этот непроницаемый лес?

– Я уже думал об этом, – отвечал испанский охотник. – Пеший с трудом мог бы проложить себе путь сквозь эту чащу, да и то не иначе, как с топором в руках, а между тем краснокожие в мгновение ока вошли туда, и притом на конях. Должно быть, существует неизвестный нам проход, который следует непременно отыскать, иначе это место неприступно, и мы бессмысленно ляжем костьми, пытаясь выбить оттуда неприятеля!

– Конечно, в крайнем случае, мы можем поджечь весь этот лес, – промолвил канадец, – но, к несчастью, там те, жизнь которых для нас священна!

С этими словами оба охотника двинулись в дальнейший путь и через несколько минут присоединились к Сверкающему Лучу.

– Лилия Озера находится там, – сказал молодой вождь, – а недалеко от нее и сын Орла!

Место, выбранное команчем, оказалось плотиной, построенной бобрами на малом рукаве реки.

При всяких других обстоятельствах было бы любопытно рассмотреть это сооружение умных животных, как будто сделанное человеческими руками. Деревья, положенные в основу плотины, были тщательно очищены от коры, служащей, как известно, зимней пищей бобров, а промежутки между ними были заполнены глиной, перемешанной с ветвями.

К сожалению, любоваться постройкой бобров времени не было, так как каждая минута промедления могла привести к непоправимой трагедии.

Перепруженная плотиной вода, прежде чем образовать ряд лагун, покрывавших долину, проложила себе другое русло, которое, однако, вскоре высохло. В этой-то рытвине, имевшей фута четыре глубины и двадцать футов ширины, и засели союзники команча.

Из этого места, отстоявшего не более как на половину выстрела от скрывавшего апачей леса, искусные стрелки, вроде канадца, испанца и Вильсона, могли нанести им непоправимый урон.

– Сеньор Энсинас, – сказал канадец охотнику за бизонами, – если бы вы на минутку спустили с поводка вашего дога, он мог бы оказать нам драгоценную услугу: спасти жизнь христианина.

– Озо мне слишком дорог, – отвечал Энсинас. – Послать его в этот лес, значит, обречь на верную гибель; впрочем, делать нечего, раз, как вы говорите, от этого зависит жизнь христианина!

С этими словами охотник за бизонами отвязал ремень от ошейника собаки и дал ей опять понюхать шляпу Фабиана.

– Ищи, Озо! Ищи, мой верный пес! – приказал он.

Умный дог и на этот раз понял желание своего хозяина, который больше рассчитывал на его чутье, чем на мужество. Вместо того чтобы броситься с яростным лаем, собака молча помчалась сквозь кусты.

– Пойдем за нею, Хосе! – предложил канадец. – Пусть никто не посмеет сказать, что собака меньше берегла себя, чем отец, отыскивающий своего сына, и друг, отыскивающий своего друга!

Испанец понимающе кивнул, и оба охотника с опаской двинулись вслед за собакой. Вскоре, однако, обнаружилось, что Озо, вероятно, потерял след. Он тщетно обнюхивал траву, и потом охотники увидели издали, как он вдруг поворотил в сторону и выбежал из лесу, в который первоначально было углубился.

– Ты полагаешь, собака поняла, чего от нее хотят? – спросил канадец.

– Без сомнения, Фабиан вошел в лес с индейцами не с этой стороны, а потому она, естественно, и хочет отыскать начало следов, по которым раньше бежала.

В самом деле, Озо поспешно покинул опушку леса и вернулся к той группе деревьев, под которыми они нашли следы Фабиана. Не заботясь более о врагах, охотники опрометью кинулись туда и, вбежав в пространство, лишенное деревьев, застали там Энсинаса, который, беспокоясь о своей любимой собаке, обошел лес, отыскивая ее.

– Пускай она ищет! – сказал он. – Мой храбрый Озо искусный следопыт. Он превосходно понял мое поручение!

Вернувшись на прежнюю дорогу, дог с лаем кинулся к лесу, скрывавшему индейцев и который оба охотника огибали сейчас с левой стороны. Проникнув в чащу, где исчезла собака, охотники уже не застали ее, деревья здесь росли уже не так плотно, как в прочих частях леса.

Обеспокоенный отсутствием собаки, Энсинас напрасно свистел и звал ее к себе; собака не откликалась. Потом неожиданно донесся ее призывный лай, в котором звучала, скорее, радость, чем близость опасности. Поспешившие на зов четвероногого друга охотники наткнулись на узкую, поросшую травой тропу. Трава на ней, однако, совсем недавно была потоптана конскими копытами. Где-то впереди слышался лай Озо. Дойдя до того места, где трава поредела, а мягкая почва сменилась более твердой, охотники по знаку канадца остановились.

– Стойте здесь, – велел канадец. – Неразумно подставляться всем троим под пули неприятельских карабинов. Хосе, дружище, ты не ошибся: Озо обнаружил тайный проход!

Пока Энсинас ласкал вернувшегося к нему дога и привязывал его к поводку, Хосе, несмотря на предупреждение канадца, скользнул вслед за ним, желая все увидеть лично.

Трава постепенно исчезала с каменистой почвы и в полусотне шагов впереди начинался лес. Он тут, однако, не представлял из себя сплошной стены из древесных стволов, густо переплетенных лианами. Среди поредевших стволов виднелся проем около четырех футов ширины, очевидно промытый водой. С каждой стороны этой промоины имелись крутые откосы, пространство между которыми было завалено деревьями и свежесрубленными ветвями.

– Этим путем негодяи проникли в глубь леса на конях, как через ворота! – заметил испанец.

– Не будем терять время, Хосе, – заторопился канадец. – Прокрадемся по обеим сторонам промоины и посмотрим, что делает неприятель, где Фабиан и с какого места выгоднее начать атаку. А вы, – обратился он к подошедшему Энсинасу, – постарайтесь сделать так, чтобы Озо не лаял, иначе нам, да и вам самим, могут влепить по куску свинца. Или, лучше, поспешите уведомить Сверкающего Луча и дона Августина о том, что мы нашли проход к неприятелю, а потом возвращайтесь сюда во главе нескольких смельчаков. Я с другом возьму на себя заботу разведать путь.

Уже в двадцати шагах от прохода, справа и слева, начиналась чащоба, в которую два охотника и не замедлили углубиться. Какова была густота растительности, видно из того, что охотники едва различали предметы в нескольких шагах от себя. Как ни опасна была подобная рекогносцировка, необходимо было произвести ее как можно дальше.

Скользя между ветками с ловкостью ящерицы, разведчики вскоре достигли места, где лес значительно поредел. Теперь они могли не только различать неопределенные фигуры лошадей и людей, но и окинуть взором все пространство, окруженное кольцом только что пройденного леса.

Бобровый пруд занимал оконечность обширной лужайки, на которой совершенно свободно умещались все лошади и люди. На берегу этого пруда возвышалось около пятнадцати бобровых домиков овальной формы, занятых теперь индейцами. Большинство домиков находились почти в воде, но два-три из них были удалены от берега, так что осажденные, заполнив промежутки между ними седлами, покрывалами и буйволовыми плащами, превратили их в прочный вал. Главная масса апачей находилась между тем валом и прудом, прочие работали над укреплением наиболее слабых мест своей позиции.

Волнуясь за судьбу пленников, Розбуа осматривал лагерь, но не видел ни Фабиана, ни Розариты. Не заметил он также Черной Птицы или кого-то из двух пиратов. Отсюда он заключил, что они все находились где-то между прудом и жилищами бобров, обращенными отверстиями к пруду. Хосе, со своей стороны, видел не больше своего друга. Оба охотника оставались на месте, едва сдерживая опрометчивое желание открыть огонь по ненавистному врагу.

С беспокойством прислушивался канадец к шуму, доносившемуся из неприятельского лагеря. Он надеялся услышать голос Фабиана или Розариты и с нетерпением ожидал возвращения Энсинаса с подкреплением. Тяжелые минуты проводил он в ожидании предстоящей жестокой схватки, в которой кровь должна была пролиться рекою, а мстительность дикарей могла обернуться против беззащитных пленников.

Вдруг со стороны бобровой плотины, занятой вождем команчей, грянул выстрел, сопровождаемый воинственным кличем, потом грянули еще с полдюжины выстрелов, и перед глазами канадца открылось зрелище, при виде которого кровь застыла у него в жилах.

Глава XVII. Последняя схватка

Чтобы объяснить разыгравшуюся сцену, часть которой видел канадец, нам следует перенестись в укрепление индейцев.

В порыве лютой ненависти к вождю команчей Черная Птица пренебрег не только своей раной, но и трудностями трехдневного пути до Развилки Красной реки. Хотя вождь апачей мало доверял словам Эль-Метисо, но, увлеченный жаждой мести и любовью к грабежам, а также поддавшись влиянию, которым метис пользовался среди индейцев, он в конце концов уступил его советам. Стремительная атака, заставшая апачей врасплох в ту минуту, как они думали, что стоит протянуть руки – и к ним попадет богатая добыча; поспешное бегство его воинов в то время, как он, уверенный в победе, надеялся с легкостью захватить своего соперника в любви, – все это стечение совершенно непредвиденных и гибельных обстоятельств превратило почти слепую уверенность в панический ужас. И вождь, страдавший от раны и утомления, и его воины, деморализованные рядом неудач, предполагали, что имеют дело с неприятелем, значительно превосходящим их по численности.

Перечислив им довольно точно силы белых, Эль-Метисо вновь вдохнул в них поколебленное было доверие к нему. Тем не менее глухой гнев гнездился в сердце Черной Птицы, испытавшего полнейшее разочарование. Метис был слишком хитер и проницателен, чтобы не догадаться об этом, и, с целью поднять свой престиж в глазах апачей, придумал план, в осуществлении которого вероломство и мужество оспаривали друг у друга пальму первенства.

Тот самый проход, который привел апачей сквозь лес к Бобровому пруду, давал им возможность скрытно выйти из него и ударить в середину разрозненных врагов. Пока метис будет задерживать ближайших из врагов ложными переговорами о мире, апачи сядут на коней и, свалившись как снег на голову на отдельные группы неприятеля, рассеянные по равнине, произведут среди них опустошительную резню.

Таков был план метиса или, вернее, только часть плана, поскольку и в данном случае, как и всегда, метисом руководил сугубо личный интерес, о котором он, конечно, предпочел умолчать. Пока метис излагал свой замысел, канадец и Хосе подкрались к укреплению апачей.

Теперь продолжим наш рассказ.

Сорок лошадей, отчасти расседланных, но в большинстве снаряженных с присущей дикарям пышностью, стояли привязанные к ближайшим деревьям. В одном из домиков, обращенном лицевой стороной к плотине, была заключена Розарита. Исстрадавшаяся девушка имела более смятенный и измученный вид, чем Фабиан, знавший, по крайней мере, что смерть вот-вот прекратит его мучения. На пороге ее темницы сидел с ружьем в руках Кровавая Рука, скрытый от глаз канадца плащами за укреплениями индейцев. В самом удаленном от нее домике томился Фабиан, не знавший еще хорошенько, наяву или во сне слышал голос любимой. Крепко спутанный новыми ремнями, не дававшими ему шевельнуться, молодой человек прощался с наиболее дорогими воспоминаниями своей короткой жизни.

Два индейца сторожили пленника с приказанием немедленно заколоть его, если предполагаемая вылазка не будет иметь успеха. В случае победы Черная Птица предполагал всласть упиться своим мщением. Стало быть, смерть Фабиана была отсрочена по причинам, ничего общего не имеющим с состраданием.

Таков был вид лужайки и Бобрового пруда, когда Эль-Метисо направился к домику, который сторожил его отец. Бандиты перекинулись несколькими фразами на английском языке, после чего Кровавая Рука встал и, пригрозив Розарите, последовал за сыном. Перейдя лужайку, бандиты скрылись в той части леса, которая была обращена к позиции, занятой вождем команчей и откуда вскоре раздался голос метиса.

– Пусть храбрый воин, которого апачи называли Мрачное Облако, а команчи зовут Сверкающий Луч, откроет свои уши! – прокричал метис.

– Сверкающий Луч никогда не знал Мрачного Облака, – отвечал вождь команчей. – Чего хотят от него и кто зовет его?

Метис говорил так чисто по-апачски, что Сверкающий Луч подумал, что слышит кого-нибудь из своих бывших соплеменников, самую память о которых он постарался изгнать из сердца.

– Это я, Эль-Метисо! Я желаю пожать руку друга!

– Если Эль-Метисо хочет только этого, то пусть он замолчит: его голос мне ненавистен, как шипение гремучей змеи! – возразил команч.

– Это еще не все. Эль-Метисо держит в своих руках сына Орла и Белую Голубку Бизоньего озера, которых он предлагает возвратить.

В порыве страстного чувства молодой команч чуть не вскрикнул от радости, несмотря на обычное свое самообладание, однако сдержался, чтобы не выдать своей сердечной тайны разбойнику и не сделать его слишком требовательным, и отвечал холодно:

– На каких условиях Эль-Метисо согласен вернуть сына Орла и Лилию Озера?

– Он объявит их свободными, как только одна рука его пожмет в знак дружбы руку Орла Снежных Гор, а другая будет жать руку Сверкающего Луча. Не в обычае вождей совещаться, не видя друг друга в глаза!

– Орла здесь нет, а Сверкающий Луч никогда не пожмет руки Эль-Метисо, разве только для того, чтобы переломить ее!

– Очень хорошо, – отвечал метис, глаза которого вспыхнули ненавистью и разочарованием, чего, впрочем, команч не мог видеть. – Нет ли здесь какого-нибудь другого вождя?

– С твоего позволения, команч, я беру на себя переговоры! – воскликнул Педро Диас. – Эль-Метисо, – продолжал он громко, – здесь стоит вождь мексиканских золотоискателей, который нисколько не уступает другому вождю, если судить по его подвигам и пролитой им индейской крови!

– Давайте вести переговоры, – произнес метис. – Могу ли я, положившись на его слово, подойти к нему один, без оружия, но с вооруженным товарищем позади? Вы можете то же сделать с своей стороны!

– Согласен, – отвечал честный авантюрист. – Даю в том честное слово и первый покажу вам пример!

Метис повернулся к отцу, и оба пирата обменялись отвратительными улыбками.

– Внимание! – шепнул он.

– Мой брат заблуждается, – молвил команч. – Ядовитая змея еще опаснее, когда свистит как полевой жаворонок. Подожди, по крайней мере, пока он покажется.

– Вильсон!

– Сэр?

– Вы стреляете как Вильгельм Телль! – продолжал сэр Фредерик. – Мне было бы очень приятно, чтобы вы сопровождали на всякий случай этого храброго малого!

– С удовольствием, сэр! – отвечал янки бесстрастно.

В это время кустарник затрещал, и на опушку леса вышли оба пирата, между тем как на противоположной стороне, на плотине, показались Диас и американец.

С минуту парламентеры молча разглядывали друг друга.

Дон Педро видел бандитов впервые, если не считать его встречу с ними близ Золотой долины, когда он их слышал, а не видел. Их наружность показалась ему подозрительной, но он и виду не подавал. Что касается Вильсона, то ему были уже известны оба пирата.

Метис отошел шагов на шесть от опушки леса, Диас выдвинулся вдвое дальше. Американец остался на плотине, опираясь на дуло своего карабина, и в том же положении стоял Кровавая Рука у опушки кустов.

Диас твердым шагом подошел к метису и взял протянутую пиратом руку. В ту же минуту он почуял измену, но было уже поздно.

Сжав руку авантюриста словно железными клещами, пират схватил его другой рукой за плечо и закричал громовым голосом:

– Стреляй!

Карабин Кровавой Руки поднялся, раздался выстрел, и пуля просвистела мимо самых ушей метиса. Пораженный в грудь, несчастный Диас зашатался, но пират поддержал его и, прикрываясь им, как щитом, начал пятиться назад, не спуская взгляда с карабина Вильсона, который тщетно старался найти точку прицела.

Бандит уже достиг опушки леса, когда умирающий, собрав все свои силы, выхватил кинжал и вонзил его в плечо метису. Раненый пират отскочил к кустам и, отшвырнув от себя уже мертвое тело авантюриста, воскликнул:

– Вот труп вождя!

С этими словами бандит исчез, а пущенная ему вдогонку пуля Вильсона прошила кусты. Жуткое впечатление, произведенное на зрителей этим вероломным убийством, еще не прошло, а пираты были уже далеко, и до наших друзей донесся лишь голос метиса, кричавшего:

– Кто осмелится вырвать из рук Эль-Метисо дочь белых и сына Орла?

– Клянусь генералом Джексоном, это сделаю я! – вскричал Вильсон, бросившись по следам бандитов.

Но его опередил Сверкающий Луч, молниеносно скользнувший в лес, а за ним уже последовали американец, сэр Фредерик и девять команчей, вооруженных томагавками, карабинами и ножами.

Тем не менее отлично знавший дорогу метис успел немного опередить их и уже выходил на лужайку. Кровь струей бежала из его плеча, но его необыкновенная сила, казалось, не ослабела от этого. Когда он подошел к берегу пруда, апачи, предуведомленные выстрелом об успехе предприятия их союзника, уже бежали к своим лошадям, чтобы осуществить намеченную вылазку.

Это именно и увидел канадец. Пока он старался угадать причины суматохи в неприятельском стане, новое зрелище заставило его забыть все на свете, кроме опасности, угрожавшей Фабиану.

Пока Кровавая Рука по приказанию метиса готовил лошадь под шумок, чтобы увезти Розариту во время предстоявшей вылазки, метис подошел к Черной Птице. Вождь оставался внутри укрепления, ибо пока был не в состоянии принимать участие в битве. Указав вождю на свое окровавленное плечо, он произнес:

– Сын Орла должен умереть немедленно. Пусть Черная Птица не откладывает своего мщения, иначе оно ускользнет от него. Моя кровь требует крови врага: Эль-Метисо не может вторично одержать победу!

– Черная Птица сначала сорвет скальп с головы белого, – отвечал апач, опасаясь за исход предстоящей битвы, – а потом уже воины покончат с ним!

– Прекрасно!

Двое индейцев слышали этот краткий разговор. Не дожидаясь приказания, которое заранее угадывали, они бросились, как дикие звери, к домику, где лежал Фабиан, и через минуту притащили несчастного молодого человека к самому укреплению.

Тут Красный Карабин, у которого ноги подкашивались от ужаса, увидел, как из-за вала вышел Черная Птица и приблизился к Фабиану. Дважды канадец прицеливался в индейца, и оба раза густое облако заволакивало его глаза, а карабин дрожал в его руках, подобно травинке, колеблемой ветром.

Черная Птица медленно нагнулся; в руке его недалеко от головы Фабиана сверкал нож. В этот момент рука канадца окрепла, и он уже готовился спустить курок, как внезапный выстрел заставил его вздрогнуть. Черная Птица с раздробленным черепом тяжело рухнул на Фабиана и прикрыл его своим телом. В то же время Хосе воскликнул:

– Вот тебе мое последнее слово, краснокожая собака!

Раздавшийся второй выстрел уложил на месте другого индейца; на этот раз прогремел карабин канадца.

И вдруг, подобно горному потоку, апачи ринулись всей массой из лесу через проход. Прогалина и берега пруда почти уже опустели, когда туда прыгнули, задыхаясь от волнения, оба охотника, не заметив, как в противоположной стороне Кровавая Рука, держа в руках бесчувственную Розариту, исчез вместе со своим сыном в лесной чаще.

Вероломный метис приносил союзников в жертву случайностям боя и спасался со своей добычей. Но охотники были поглощены исключительно Фабианом. Броситься к нему и перерезать путы было для них делом одной минуты. Не имея сил произнести ни единого звука от переполнявшей его радости, канадец молча сжал Фабиана в своих объятиях.