Текст книги "Моя дорогая Оли…"

– Привет, Отис, как дела?

Сначала в трубке, помимо удивленного вдоха, послышался чей-то смех, а потом повисло молчание. Оливии пришлось проверять, не сорвался ли звонок.

– Не поздно звоню? Я даже не знаю, сколько времени сейчас в Париже.

– Я убью тебя.

– Понятно, – Оливия закусила губу и улыбнулась.

– Не улыбайся. Тебе конец, Оливия.

– Все-то ты знаешь, Отис, – она выдохнула, и улыбка отчего-то исчезла с ее лица. – Ты сам прекрасно понимаешь, что мне нужна эта поездка. Мне нужен этот путь. Странно будет извиняться за то, что я хочу пройти его одна.

На том конце провода продолжали молчать, а Оливия начинала закипать.

– Сколько между нами километров? Три тысячи? А я отсюда слышу, как ты недовольно пыхтишь. Да. Я не попрощалась лично. Хочешь знать почему? Потому что тогда было легче выйти из окна, чем сесть в метро до вашей квартиры.

– Я бы вызвал тебе такси! – Отис крикнул, не сдерживая эмоций, но резко взял себя в руки. – Ладно. Хорошо. Я понимаю. Надеюсь, черт возьми, что понимаю. Оливия, в этой жизни надо говорить с людьми, они не умеют читать мысли, – он шумно вздохнул. – Тяжело смотреть, как близкие люди страдают. Мы все волнуемся. Надеюсь, ты вернешься поскорее целая и невредимая. Но почему ты звонишь сейчас?

– Так получилось, что я вынуждена… вынуждена исчезнуть, – Оливия говорила шепотом и посмотрела по сторонам. – Это мой последний звонок вам. В следующий раз мы увидимся, когда я приду в себя и буду чувствовать себя лучше.

Она слышала, как в трубке Отис просит «кого-то» отстать и не лезть.

– Не пытайтесь найти меня, договорились? Это ни к чему хорошему не приведет.

– Оливия!

– Вы все должны поверить мне и дать время. С этого дня Оливия Корон становится отшельником… в мегаполисе, – она вздохнула от усталости и потерла лоб рукой, не боясь испортить макияж, снег уже постарался. – Не нужно устраивать разборки. Не нужно кричать. Не нужно давить. Нужно принять.

– На моем месте ты бы мне черепушку разбила ложкой, – заключил Отис. – Это не так просто. Хорошо-хорошо. Я понял. Почему это выглядит как прощание? Ты же не собираешься пропасть навечно? Пройдет неделя, месяц, год, пять лет, но ты же вернешься домой? Ты важная часть нашей жизни.

– Домой, – отрешено сказала Оливия, рассматривая сапог в стоимость почки на витрине. – Конечно. Я не на электрическом стуле, – шепотом, чтобы даже Отис не услышал, проговорила Оливия. – Пока что.

– Я скучал. Скучаю и буду скучать! – она слышала, как Отис усмехнулся. – Мне рассказали, в каком виде ты заявилась в офис. Ты же понимаешь, что дело не в одежде, да? Да ты хоть сожги весь свой склад с тряпками, натри кожу докрасна мицеллярной водой и перестань разговаривать, как сбежавший из психбольницы пациент, – ты есть ты. Без понятия, знает ли кто, что скрывается под тонной глиттера, но глаза, Оливия! Глаза никогда не врут.

Слова друга тронули ее до глубины души.

– В твоих – огонь, – скандировал Отис.

Она непроизвольно заплакала.

– Пообещай мне, что им ты сожжешь все вокруг, если это понадобится, но не сгоришь сама. Пообещай.

– Обещаю, мой дорогой Отис, обещаю. А ты ешь больше овощей, – она услышала чей-то громкий смех и такое же громкое «заткнись» рядом. Отголоски другого мира вновь дали ей пощечину. – Мне пора, – прервала она назревающий скандал. – Мне и правда пора. Мне приятно говорить это… Увидимся, Отис. Еще увидимся.

– Пока!

Оливия выключила телефон и выбросила его в рядом стоящее мусорное ведро.

Двери захлопнулись.

– Миссис Корон, мы подобрали для вас несколько комплектов одежды, это топы нашей коллекции. Сейчас два ассистента подойдут к вам и помогут, – привлекла ее внимание миссис Райт.

Оливия понимала, что навряд ли директор будет снимать с нее обувь и примерять сапоги, но она по какой-то неведомой причине хотела поговорить с ней.

– Знаете, я не была в Нью-Йорке больше десяти лет, – Оливия мечтательно посмотрела вверх, вспоминая свою летнюю поездку с друзьями. Там произошло много судьбоносных моментов. – Совершенно не ориентируюсь в городе. Самокаты, велосипеды даже в такую заснеженную погоду, билборды-голограммы… Многое поменялось, а люди? Люди те же самые?

– О, миссис Корон…

– Мисс, мисс Корон! Как у Бертона – всегда невеста, никогда жена, – она улыбалась широко и счастливо, но внутри как будто размокла под снегопадом. Признать это для нее сейчас было сродни моральному самоубийству. И Оливии оставалось надеяться, что миссис Райт просто проигнорирует ее крик о помощи. Сейчас ей нужны сапоги, потом – все остальное.

– Мисс Корон, вы попали в Нью-Йорк, не забывайте об этом, – директор улыбнулась. – Это культурная столица США, здесь кипит жизнь, как вода в котле у сатаны. Куда глаза не переведи, везде зазывают зайти и задержаться на пару минут. Девушка в одежде от «Прада» будет желанным гостем там, где ее даже никто не знает.

Оливия слушала ее с открытым ртом.

– Вы решили, ради чего вы сюда приехали? Вечеринки? Симфонический оркестр? Безвылазно сидеть в отеле? Найти друзей? Врагов? В Нью-Йорке возможно все, – речь миссис Райт прервали два ассистента с одеждой. – Вот ваши помощники, мисс Корон. С вашего позволения я отлучусь по делам, но вы всегда можете вызвать меня, если возникнет необходимость.

– Хорошо.

Оливию, как модель, одевали в брендовую одежду, а мыслями она пребывала совсем в другом месте. Мисисс Райт задала много важных вопросов. Зачем Оливия приехала в Нью-Йорк – до сих пор тайна даже для нее. Утро. Десять часов. Снегопад. Она не знала, куда идти. Спать не хотелось. Есть не хотелось. Веселиться не хотелось. Ничего не хотелось.

Взглянув на себя в зеркало, она не узнала себя в этой оборванке. Она видела наглую парижанку, которая решила заскочить к необразованным американцам и преподать урок высокой моды. И неважно, что именно эти самые американцы одевали ее в итальянскую одежду. В этом городе все наоборот: казаться, не быть.

– Красный снова в моде, мисс Корон, поэтому темно-бордовые сапоги на невысоком каблуке, свитер цвета «масака», с белыми полосами, юбка длиной чуть выше колена цвета «дворец».

Из размышлений ее вывел консультант, который завершил ее образ. Оливии казалось, из нее сделали эльфа, не хватало только шапки с колокольчиками, но выглядело все равно красиво.

– Вы великолепны. Но есть ли у вас водительские права?

– Что? – Оливия нахмурилась и повернулась к ассистенту. – Какие, к черту, водительские права? Для саней Санты? Одежду уже не продают без водительского удостоверения? Нет, я не вожу машину…

– Тогда нужен ай-ди, детка! – голос ассистента изменился.

Оливия потеряла нить их разговора. Вот она выбирала одежду перед зеркалом – и секунду спустя у нее уже требовали документы. Разве их не устроит ее банковская карточка?

– Если нет, то тебя не пустят.

Оливия хотела возмутиться и уже позвать директора, как кто-то толкнул ее в плечо. Она поморщилась и резко повернулась в сторону, собираясь дать пинка второму ассистенту, как замерла на месте, ослепленная яркими лучами.

– Сегодня поют важные шишки, и, даже если вы в одежде от «Прада», мы не можем пустить вас внутрь без удостоверения личности.

Она распахнула от шока глаза. Огромный кит-ночь сожрал Нью-Йорк вместе с Оливией, которая не заметила и не поняла, каким образом оказалась около огромного пятиэтажного клуба. Охранник требовал от нее документы, а задел ее вовсе не ассистент, а один из гостей в очереди – торопил ее.

Пребывая в полном шоке, она достала свой второй телефон, показала на нем ай-ди, заплатила за вход и прошла по синей ковровой дорожке внутрь.

Оливия пришла в себя и пыталась понять, голодна ли она? Нет. Значит, заходила поесть. Хочет спать? Нет. Значит, успела где-то подремать пару часов. Провалы в памяти были ей свойственны, но только в моменты сильнейшего стресса.

Оливия поднялась по небольшой лестнице, и очередной охранник открыл перед ней дверь. В длинном узком холле она уже слышала грохотание музыки и вновь теряла себя в темноте. Заметив на своем длинном и нелегком пути до танцплощадки несколько зеркал с лампочками, она направилась к ним, чтобы посмотреть на себя.

– Какого же хрена?!

Она ударила по небольшому столику после первого взгляда в зеркало. Люди шли рядом, не обращая на нее никакого внимания.

Оливия снова посмотрела на свои волосы. Она успела вновь осветлиться и прокрасить несколько прядей. На лице макияж валькирии, а красный уютный свитер сменился на черный топик с кожаными штанами. Когда ассистент в «Прада» успел одеть ее в стриптизершу?!

Несмотря на боевой раскрас и вызывающую одежду, она чувствовала себя лучше, чем утром. Оливия ценила моменты, когда пребывала внутри потока, а не выпадала из жизни. Дверь громко хлопнула, выводя ее из размышлений. Она хотела посмотреть в ее сторону, но, подавив порыв, продолжала разглядывать себя. Оливия вдруг вспомнила свой разговор с Конардом, и ей хотелось обозвать себя лицемеркой. Однако тут же она осознала, что поиск себя – это постоянное метание от того, кто мы есть, до того, кем нам хотелось бы стать. Оливия решила дать себе передышку.

Уже внутри она поняла, почему клуб называется «Вавилон». Пятиэтажное здание своим видом напоминало полую колонну, закрученную наподобие раковины моллюска. Везде горели софиты, грохотала музыка, кричали люди. Алкоголь лился рекой, посетители передавали друг другу запрещенные вещества. При входе в такое место нужно не паспорт спрашивать, а проводить психиатрический осмотр на вменяемость. Оливия заметила над сценой огромные часы с таймером. Отвратительная музыка била по ушам. Голос певца казался смутно знакомым, но она решила не забивать голову рассуждениями о сомнительной дискографии клуба. Какие-то важные шишки собирались сегодня поразить публику, по этой причине народу скопилось так много, что Оливии пришлось буквально пробивать себе дорогу к бару. Она загорелась целью снять VIP-столик, сколько бы он ни стоил. В такой давке она или сама погибнет, или убьет кого-то. А еще ей нужно горючее, иначе, даже несмотря на шум, заснет стоя.

– Хей, парень! Сколько стоит VIP-столик? Плачу сколько скажешь! – она схватила бармена за рукав, слегка наклонившись через стойку. – Почему здесь так много народа? Деньги раздают? Я не понимаю.

– Выступает группа «Красивые города»! – закричал ей в лицо бармен. – Ты уверена, что тебе хватит денег на VIP-столик? Может, обычный? VIP остался только один, и стоит он почти семьдесят тысяч!

– Да хоть сколько! Мне все равно! Мне все равно…

На заявление Оливии бармен кивнул и хотел уже открыть рот, как его перебила девушка со сцены. Музыка прекратилась, и все уставились на нее.

– Ребята! Нужно подождать еще совсем немного! Джеймс скоро появится! Он отошел перекусить! Ничего! Концерт будет, мы уже настраиваем оборудование и ждем нашего фронтмена.

Толпа заревела, захлопала, и музыка вновь ударила по барабанным перепонкам. Оливия открыла рот от удивления и принялась искать в Интернете название группы Джеймса. Она не могла поверить в такое совпадение, но, видимо, у вселенной сегодня свои планы на нее.

– Джеймс, козлина, как ты это все это устроил?

Конечно, скорее всего, друг ничего и не знал о ней.

Она отправила ему сообщение: «Это Оливия. Я здесь. Ты где?»

Ответ пришел практически мгновенно: «Почему я не удивлен? Туалет, четвертый этаж, восточная сторона».

Ей нужно было постараться не заблудиться в лабиринтах Вавилонской башни. Однажды разрушенная, сегодня восставшая, ее винтовые лестницы вели ее в нужном направлении. Оливия не видела Джеймса четыре года. В последнее время у них у всех такие плотные графики, что, если бы не терапия Конарда, то Оливия и с ним виделась бы раз в год. Она почувствовала укол вины, когда не узнала название его группы. А ведь Джеймс знаменит. По-настоящему знаменит. Ей хотелось увидеть добродушную улыбку старого друга, перекинуться парой слов и почувствовать тепло от душевного разговора.

Людей, по мере приближения к обозначенному месту, становилось все меньше и меньше. Оливия предположила, что это связано с тем, что отсюда до бара далековато. Посетители ленивые. Она и сама почувствовала, как вспотела, пока поднималась по винтовым лестницам. Красиво. Со смыслом. Неудобно. Оливия завернула в сторону еще одного узкого коридора и увидела около двери охранника. Она с подозрением окинула его взглядом, но тот не шелохнулся и спокойно пропустил ее в мужской туалет. Стоило ей зайти, как звук будто отрезало. Она с испугу обернулась.

– Да, поэтому я здесь. Тут тихо.

Джеймс сидел у самой последней кабинки на полу. Она посмотрела по сторонам. В конце концов, туалет был мужской, и ей не хотелось никого беспокоить. Однако по мере приближения к другу она убеждалась: тут никого нет, кроме Джеймса. Возможно, и Джеймса тут тоже нет. После неожиданного перемещения из магазина «Прада» в клуб Оливия не доверяла своему рассудку. Тем более что отрешенный взгляд Джеймса, сигарета в его зубах и бутылка с виски рядом с ним говорили, что не только у нее отвратительное настроение. Она не собиралась играть во внештатного психотерапевта и устраивать сеанс на кафельном полу. Зато никто не будет давить на мозги улыбкой и счастливо сложившейся жизнью.

Оливия уселась рядом и наконец-то выдохнула. Она почувствовала облегчение, которого не могла достичь ни после секса, ни под запрещенными веществами, ни во время путешествий. До нормального состояния еще далеко, но и этого ей пока достаточно. Она улыбнулась, взяла стакан с виски и предложенную сигарету.

– Давно не виделись! – она еще шире улыбнулась и закурила. Сигаретный дым, казалось, выстраивался в лестницу, которая приведет ее сразу к богу – настолько ей стало хорошо, а обжигающий дорогой виски взбодрил. – Ты в курсе, что у тебя концерт? Какая-то девочка объявляла.

– Этой девочке, Оливия, сорок, ты сама «девочка» по сравнению с ней, – Джеймс усмехнулся. – Хотя возраст – единица условная.

Оливия только-только захотела протестовать на это заявление, как Джеймс сам исправился.

– Не хочешь поделиться, каким ветром тебя занесло в Нью-Йорк? Отис с тобой?

Оливия покачала головой.

– Значит, ты решила прогуляться. «Вавилон» – не самое хорошее место для спокойного вечера.

– Посмотри на меня, разве я похожа на ту, которая хочет пить глинтвейн перед ромкомом вечером? – Оливия задавала вопрос, однако сама не помнила, когда успела нарядиться к вечеринке. – Итак, от кого мы прячемся?

– Не включай психотерапевта, у меня уже есть один, и второй мне не нужен, – Джеймс заявил об этом холодно. Всегда добродушный парень, он старался зарядить свое окружение позитивными эмоциями. – Я просто устал. Это мой шестнадцатый концерт за месяц. Я мечтал стать рок-звездой, но той, которую будут помнить при жизни, – он посмотрел на нее красными опухшими глазами. – Я устал.

– Кажется, поколение тридцатилетних – поколение чертовски уставших людей, – заключила Оливия и окончательно оперлась о стену. Холодный кафель взбодрил. – Мы постоянно чего-то ищем: денег, славы, спокойствия, смысла… любви… В изнуряющем поиске в охоте за каплей серотонина. Наркоманы на нормальную жизнь. Где твоя шляпа, Джеймс?

– Потерял где-то между концертами, где-то между годами, – он знал, что спрашивала она его совсем о другом. – Ты знала, что иногда похожа на вестника апокалипсиса?

Оливия покосила на него взгляд. Почему-то это заявление ничуть не задело ее.

– Вот я сижу и думаю о твоих словах, брошенных ненароком в университете, пытаюсь их потерять в чаще из мыслей, пока пьян и под кайфом, чтобы не найти к ним дорогу. А в итоге мне прилетает сообщение от тебя. Ответы или вопросы?

– Сейчас я сама большой вопрос, Джеймс, – она вздохнула. – Что… что я сказала в университете?

– Ты говорила, что я буду искать новые смыслы. «Однажды ты, Джеймс, изведешь себя в идее написать нечто невероятное, новое и столкнешься с кризисом», – сизый дым заиграл в переливах тусклого света туалета. – И вот я исписался. Последний наш альбом отстой. Да, он играет из каждого утюга, но он отстой.

– Прости, – она не знала, за что извиняется. Может, за то, что не знала название его группы; может, за то, что не интересовалась его жизнью четыре года; может, за то, что несознательно назвала его музыку помоями, зайдя в клуб; а может, и за то, что она в очередной раз влезла не в свое дело…

– Тебе не за что извиняться, – он улыбнулся. – На самом деле, я рад тебе. Приятно видеть, что не только у меня едет крыша, – Джеймс пристально посмотрел на нее. В этом туалете, по всей видимости, сидело сразу два мозгоправа. – Мне и правда пора идти. Мой басист оборвал телефон, и скоро уловки перестанут работать, и он найдет меня… Он парень с горячей головой. Талантливый, но…

– Джеймс! Твою мать!

Даже звуконепроницаемая дверь не спасла их от крика за дверью. Скорее всего, охранника предупредили о появлении Оливии, а вот посторонних сюда не пускали.

– Твой виски кончится, и ты выйдешь! Ты не сможешь вечно прятаться за спиной Лекса! Чувак, нас ждут сотни человек! Давай отыграем концерт и возьмем отдых хоть на полгода! Я жду тебя и никуда не уйду.

– Вот о нем я и говорил, – Джеймс наконец-то улыбнулся, и Оливия чуть не захлопала в ладоши от радости. И хоть ее нельзя так легко обмануть маской, ей хотелось увидеть в друге «того самого Джеймса» из университетских лет. – Концерт длится час десять минут. Я вынужден отыграть его с новым отстойным альбомом… А потом… Поехали с моей группой в еще одно место? По сравнению с «Вавилоном» то место – рай.

– Хорошо, тогда увидимся там… – она тоже улыбнулась, наблюдая, как Джеймс встает. – Слушай… а ты можешь оставить мне своего охранника? VIP-столик стоит семьдесят кусков, а в туалете лучше, чем в номере отеля. Я могу заказать сюда еды и выпивки? В конце концов, мой друг – фронтмен выступающей группы! – она засмеялась, забрасывая голову назад и чуть не ударяясь затылком. – Одни связи! Куда ни посмотри – влиятельные и знаменитые люди. Иди, я буду ждать тебя.

– Каким образом, даже не пытаясь копаться в голове, ты приносишь облегчение? Я буду рад найти тебя в туалете, Оливия, – он отряхнулся и оценил свой вид в зеркале. Каждодневные концерты оставили на нем отпечаток вселенской усталости. – Хорошо, если услышишь, что мы с охранником не справляемся с моим басистом, то приходи на помощь!

– Конечно, дорогой! Ты, главное, зови громче! – она помахала ему рукой, наблюдая, как Джеймс выходит из туалета и кричит не своим голосом.

– Дилан, ну что ты пристал! Иду я!

Дверь захлопнулась, отгораживая Оливию от внешнего мира.

Слава. Демоны. Гордыня

– Вечеринка длиною в жизнь, – прошептала Оливия.

Она уже полтора часа ждала Джеймса, прекрасно понимая, что он задержится. Пока их группа начнет петь, исполнит несколько песен на бис и распрощается с фанатами, пройдет куча времени. Но она совсем не расстроилась. Как оказалось, провести вечер или ночь на полу в туалете в компании сигарет, виски и тишины – не такая уж и плохая идея. Гости внизу танцевали до упада, их нутро дрожало от басов, эмоции зашкаливали, в крови бурлили запрещенные вещества. Те, что постарше, додумались закинуться таблетками от похмелья перед сном; те, кто помоложе, – противозачаточными.

Оливия пыталась понять, не свернула ли она куда-то не туда, но потом вспомнила, что у жизненного пути нет поворотов. Обычные потребности тела помогали ей почувствовать себя живой. Сигарета истлела почти до пальцев, подбираясь непозволительно близко к нежной коже, а в голове крутилась мысль заказать пиццу. Кощунство – побывать в Нью-Йорке и не поесть пиццы. На мысли о чем-то извращенном и постыдном – о гавайской пицце – ее одиночество побеспокоили.

– Да пусти меня, здоровяк! Ты не можешь держать ее здесь до утра! Меня послал Джеймс, слышишь? Джеймс!

Оливия смотрела, как дверь в туалет распахнулась и завязалась небольшая драка охранника с каким-то парнем с высветленными волосами.

– Да ты меня должен охранять, Лекс, меня! А не ее! Если ты сейчас меня не пустишь, следующую гитару я разобью о тебя!

– Вы хотели сказать – еще одну? – поинтересовался охранник и все же впустил парня.

– Я хотел сказать, что опущу на твою голову целый музыкальный магазин, – прошипел парень.

В нем Оливия наконец-то узнала басиста Джеймса. Она напрочь забыла его имя.

– Привет еще раз. Меня зовут Дилан, я басист Джеймса. Фанатки порвали его на британский флаг, и пока Джесси сшивает его обратно и тащит к нашему VIP-столику, он попросил привести и тебя туда, – Дилан улыбнулся, посмотрел в зеркало и поправил волосы. Оливия хоть и пыталась выключить в себе психотерапевта, но годы опыта просто так из головы не выкинешь.

– Хорошо, Дилан, – она кивнула и встала, отметив, что почти не запьянела.

Оливия крепко стояла на своих шпильках, но жалела, что не надела сапоги.

– Джеймс сказал, мы отправимся куда-то в невероятное путешествие, – она улыбнулась.

– Мы и отправимся, если Джеймс соберется, как трансформер по частям. То, что говорит трезвый Джеймс, отличается от того, что говорит Джеймс после бутылки текилы, – Дилан ответил ей на улыбку.

Оливия сразу подметила: этот парень знал себе цену и не стеснялся озвучивать ее.

На голое тело в невероятно хорошей форме Дилан надел черную кожаную куртку с шипами на плечах; кожаные штаны подчеркивали долгие часы работы в тренажерном зале; на ногах берцы. Как он только не сгорел заживо на сцене в этой коже? Сильные руки, вздувшиеся вены… На лбу, висках, шее ни единой морщинки. Либо его хорошенько заштукатурили гримеры, либо он обкололся ботексом, либо сам по себе был такой – Оливия пока не поняла. Утонченный естественный макияж, лишь глаза подведены чуть сильнее, чтобы привлечь внимание к нереальным голубым глазам. Интересно, это линзы? В ушах пирсинг, в носу пирсинг, в губе пирсинг, на шее цепь. Кожа бледная, как у мертвеца. Красивый – вот и все, что крутилось у Оливии в голове. Вот только опыт и интуиция умоляли ее не спускать с нового знакомого взгляда.

Дилан кивнул Оливии в сторону выхода, и она безропотно направилась к нему, покидая ставший для нее убежищем мужской туалет.

Музыка ударила по ушам, свет по глазам. Время вновь начало свой ход.

– Жизнь не стоит на месте, моя дорогая Оли… – прошептала Оливия.

Она старалась поспеть за Диланом, который уверенно и ловко петлял между людьми, спускался и поднимался по лестницам. Оливия могла похвастаться отменным здоровьем, но уже к шестому пролету запыхалась, бесшумно проклиная своего нового знакомого. Ей так и хотелось закричать на весь клуб: «Вон тот самый Дилан, который выступал на сцене». Тогда бы на него накинулись фанаты, и игры в догонялки кончились бы.

Оливия прошла мимо еще одного охранника, стоявшего на проходе в VIP-зону, бесцеремонно сверля его взглядом. Ей предстояло взобраться еще на одну вершину из трех ступенек, чтобы увидеть весь клуб как на ладони. Красиво, дорого, опасно – три слова, подходящие для описания здешней ямы человеческих пороков. Оливия заметила, что здесь музыка не так сильно била по ушам, а свет не выжигал сетчатку глаз. Баснословные деньги за столик в вип-зоне того стоили. Она скользила взглядом по головам множества танцующих людей. Потные, уставшие, безумные – они отдавали себя танцу без остатка. Оливия подняла руку на свет от дискошара; лучи, падающие от него, заблестели на ее ногтях.

– Пошли, чего встала? Наш столик – сорок семь – Дилан взял ее за руку и кивнул в нужную сторону.

Оливия прищурилась в попытке найти его.

– Не пытайся кого-то найти. Джесси цепляет кого-то внизу, Джеймс спустился в бар, а Крон, вероятно, молится своему богу в туалете, – он потер нос, давая понять, что имеет в виду запрещенные вещества, и отпустил руку. – Годы идут, а жизнь музыкантов не меняется.

– Открою секрет, жизнь в принципе циклична, – Оливия хмыкнула.

– Надеюсь, я не доживу до того дня, когда брюки клеш снова войдут в моду, – он улыбнулся и потер скулу.

На идеальном лице Оливия вдруг разглядела тонкий шрам, тянущийся от уха вдоль по челюсти, и еще один у брови. Этот парень явно или лазил через ограду с колючей проволокой, или однажды подрался со стаей собак. Скорее всего, шрамов у него намного больше. Просто сценический грим – маска, необходимая, в первую очередь, публике.

– Пошли посидим, выпьем и поедим. Я голодный, как сатана на души святых.

– Ты пишешь песни в этой группе? – Оливия пошла за Диланом. – Джеймс только и делал, что строчил песни в университете. Он поступил на факультет по изучению ай-ти вместе с моим другом Отисом. Я один раз в жизни видела его за компьютером… он играл в какую-то стрелялку. Половина Парижа до сих пор задается вопросом, как он вообще туда попал.

– Так вот откуда у тебя этот легкий акцент, а я все гадаю, проблемы ли у тебя с речью или ты прилетела из-за океана.

Они сели на кожаные диваны, и ноги Оливии «поблагодарили» ее за долгожданный отдых. Ей необходимо вернуться к тренировкам или нанять человека, который будет носить ее на руках.

– Джеймс не говорил, что учился на айтишника. Он вообще за последние пять лет мало говорил о своем прошлом. Скрытный.

– Что?

Оливия не могла поверить в слова Дилана. Их Джеймс не мог быть скрытным. Каким угодно, но не скрытным. За время их общения в университете, пока он не улетел обратно в Америку после бакалавриата, они болтали без умолку, не скрывая ничего друг от друга. Однако нечаянно брошенная Диланом фраза породила в ее голове цепочку из размышлений.

Десять лет назад они прилетали сюда в Нью-Йорк во время каникул. Джеймс собирался увидеться со своим братом, о котором практически никогда не говорил. Они пробыли в городе целую вечность, но он так и не познакомил их с братом. Никто не знал о его родителях, родственниках, домашних животных. Оливия так и не поняла, расстался ли он со своей девушкой или, наоборот, женился. Дилан оказался прав: Джеймс скрытный. Он писал песни, много смеялся, говорил на общие темы. Она-то думала, что это Отис скрытный и у него приходится выпытывать информацию о себе, а оказалось… оказалось, у нее под боком жил настоящий шпион. Оливия планировала задать ему очень много вопросов. Она так гордилась своим умением копаться в мозгах людей, что считала, будто от нее ничего невозможно утаить. А сейчас, сидя на диване в клубе, она оказалась сброшена с горы собственного величия. Чужая душа – загадка. Отец любил это повторять, но ей казалось, что она-то видит всех насквозь.

Оливия сжала зубы.

– У тебя так часто бывает?

От хрипловатого голоса Дилана Оливия вздрогнула и с интересом посмотрела, как тот грубо режет стейк на небольшие куски. Она перевела взгляд на свой собственный стейк.

– Ты сказала, что хочешь есть, а потом перестала реагировать на мои вопросы. Я прыгал на сцене два часа, поэтому заказал нам мяса. Сейчас принесут напитки. Себе я заказал безалкогольные… – он замолчал, а потом уточнил. – Сок.

– Спасибо! – улыбнулась Оливия, пытаясь подавить ужас. Она вновь выпала из реальности. Благо, Дилан не стал дергать ее и просто продолжил есть. Ни Джеймс, ни кто-либо другой из группы еще не пришли. – Так ты не ответил на вопрос. Ты только басист или еще песни пишешь?

– Нет, я не только басист. Песни тоже пишу. В последнем альбоме одна моя песня. Мне не понравилось, что Джеймс совсем хочет уйти в рок, в котором, если честно, никто из нас ничего не смыслит. А вот попсовый рок, инди и инди-рок – наша стезя, поэтому я написал в этом стиле, – Дилан не стеснялся говорить с набитым ртом.

Оливия молча слушала его и ела.

– В последнее время он много… – Дилан посмотрел по сторонам, убеждаясь, что их никто не подслушивает. – Он много пьет. Он не алкоголик, нет, не подумай. Просто ему тяжело. Вдохновение – наркотик. Наш третий альбом, конечно, тот еще отстой, зато четвертый словно и не мы писали.

– Получается, вам уже пять лет? – Оливия покраснела от стыда, что настолько была не осведомлена о жизни друга.

– Четыре… четыре года, – Дилан посмотрел куда-то в сторону сцены. – Джеймс нашел меня в одном из таких клубов. Я танцевал в клубах на сцене под наркотой, зарабатывая на новую дозу наркоты. Вечный круговорот наркоты какой-то. Однажды Джеймс услышал, как я подпеваю песне, и предложил мне стать басистом и бэк-вокалистом, и я согласился.

Оливию удивило, с какой легкостью он говорит о своем не самом благополучном прошлом.

– Могу предположить, что главным стимулом к исцелению послужили деньги: они закончились. И наркота, соответственно, тоже.

– Ты уж прости, что лезу не в свое дело.

Дилан закатил глаза и рукой велел ей продолжать.

– С наркоты не так просто слезть. Тебе кто-то помогал? Родители? Родственники? Друзья?

– Оливия, я лучше прям сейчас спрыгну вниз, чем расскажу своей семье о проблемах и, уж тем более, о наркотической зависимости, – он начал есть листы салата. – Друзья? Я своим характером распугал всех друзей. К двадцати годам вокруг не осталось даже подхалимов. Ничто не помогло мне удержаться в мире шоу-бизнеса: ни мой голос, ни мой внешний вид и чувство стиля. Бродвей дал мне пинок под зад.

– Почему ты так легко рассказываешь все? Я же незнакомка, – Оливия почувствовала себя легче, когда голод начал понемногу отступать.

– А что скрывать? Говорить правду легче, чем держать всю ложь в себе, – он пожал плечами. – Поэтому знакомство с людьми я начинаю с фразы: «Привет, я Дилан Мун и, если мне что-то не понравится, я воткну вилку тебе в руку».

– И что – втыкал?

– О! Дважды. И один раз нож! Справедливости ради уточню, что тогда меня кинули на десять кусков, а потом дали знатный подзатыльник. Ну я и достал свой складной ножик, – Дилан хищно улыбнулся. – У меня быстрый разбег с адекватного и спокойного парня до машины для убийства. И, к сожалению, я не могу это контролировать. Это уже оттолкнуло от меня не только всяких козлов, но и много хороших людей… – он на мгновение отвел взгляд в сторону, а потом снова посмотрел на Оливию. – Ничего не поделать с этой моей чертой характера.

Оливия выдохнула. Она пообещала себе взять перерыв от сеансов психотерапии для незнакомцев, а то это приводило к тому, что она незаметно для себя влезала в чужие дела, и проблемы других становились ее личными. Но вот перед ней сидел парень, который самостоятельно, без помощи кого-либо избавился от наркотической зависимости, выполз из нищеты и при этом сохранил подобающий внешний вид. Нет. Дилан Мун – нереальный красавец. Она знала только одного настолько харизматичного и красивого парня – Конарда. Дилану уже не нужна ее помощь, скорее всего, после этой ночи они и вовсе не увидятся. Но соблазн влезть в его судьбу все же взял верх. Никакой постановки диагнозов, никаких направлений к психиатрам. Совет. Она просто даст ему совет и укажет путь. Права она или нет, решит уже «завтра».