Текст книги "Корона Ордынской империи, или Татарского ига не было"

Выше приводилось достаточно сведений о том, что китайцы, и не только они, называли родной народ Чынгыз-хана татарами. Приведу несколько цитат из записок китайских летописцев времен правления в Китае татар-ордынцев. Вот китайцы пишут о соплеменниках и сородичах Чынгыз-хана спустя пару десятков лет после его смерти («Краткое описание черных татар»): «В янцзинских городских школах учат уйгурскую грамоту. Кроме того, обучаются переводу с татарского (на китайский). Как только они выучиваются переводу с этого языка, они назначаются переводчиками». Речь идет о подготовке государственных чиновников, писцов, и переводчиков из числа татарской молодежи (111, 155). Как видим, и «окитаиваться», то есть ассимилироваться среди китайцев, вопреки мнению некоторых историков, монголо-татары вовсе не были склонны.

Другой китаец Сюй Тин примерно в то же время пишет: «Татары используют главным образом овец для обеспечения себя пропитанием» (там же, 88). Также китайцы, описывая почтовые станции Юаньского периода – причем эти станции назывались, как и в России, «ям»,[27]27
  «Ям» – татарское слово, имеет также и современные значения: почта, почтовая станция (истор); 2) большое углубление, яма. Также слово «ям» – корень современного татарского слова «ямау» – «покрытие (перекрывание чего-то, соединение), заплата».


[Закрыть] различают их как «татарские» и «китайские» (там же, 114).

А вот автор работы, откуда приведены эти выдержки (111), халха-монгольский историк Чулууны Далай, к приводимым им словам средневековых летописцев вносит свои «поправки»: после слов «татар», «татарский» пишет в скобках «монгол» или «монгольский». Либо он дополнительно указывает: «Там, где говорится «татарские», подразумеваются «монгольские». Именно, мол, халха-монгольские и никакие другие (там же, 114).

Заметим, что сами авторы источников, которых цитирует Чулууны Далай, подобных оговорок не делают – пишут они именно о татарах, халха-монголов вовсе не упоминают. И сами средневековые татары не оставили никаких разъяснений относительно того, что их этническое название было вовсе не «татары», а например, «монголы» или же «халха-монголы». Вообще Чулууны Далай не приводит никаких доводов, почему в средневековых текстах необходимо заменять слово «татар» словом «монгол», и при этом еще обязательно «подразумевать», что речь идет об этносе «халха-монголы». Поэтому, можно смело утверждать – то, что написано в рассматриваемых средневековых источниках, то и подразумевается, безо всяких иных толкований – если написано «татар», «татарский язык», например, то и идет речь о представителе средневекового татарского народа или его татарском языке. И если написано, например: «монгольские чиновники» – речь идет, как мы увидим чуть ниже, о должностных лицах державы Чынгыз-хана, которые могли быть любой национальности и вероисповедания.

Уместно будет привести здесь замечание С. Г. Кляшторного: «…в отчете суннского посольства 1211–1212 гг., недавно опубликованном Г. Франке, монголов последовательно именуют татарами» (53, 134).

То есть, именно как государствообразующий этнос державы Монголов, как родной народ Чынгыз-хана, упоминаются в источниках того времени именно татары – а «монголы» как этнос – не упоминаются. Все это является дополнительным подтверждением сведений, приведенных чуть выше, и что особенно важно – точки зрения академика В. П. Васильева о том, что родным народом Чынгыз-хана был именно средневековый татарский народ. Как отмечал Мэнхун в приведенной выше выдержке из его «Записок о монголо-татарах», многие «татары даже не знали, откуда взялось название монгол…» (17, 137). То есть, название «монгол» было для средневековых татар именно «ученое» и «официальное», как совершенно верно определяет В. П. Васильев, а никак не названием их родного этноса.

Как можно убедиться, соплеменников Чынгыз-хана, «древних монголов», как их привыкли называть официальные историки, «последовательно именовали татарами» и до эпохи монголов, и в эпоху монголов, и позже – в этническом смысле – все современники, которые их знали достаточно хорошо; и друзья, и враги.[28]28
  Из этого будет небольшое исключение – авторы двух-трех источников упорно стараются именовать татар Чынгыз-хана «тюрками» и монголами (мугулами) именно в этническом смысле, с заметным усердием стараясь отделить «татар» от «монголов», а соплеменников и потомков Чынгыз-хана – и от татар, и от монголов, и противопоставить их друг другу. Ниже будут прояснены причины и условия этого явления.


[Закрыть]

Вот, например, именно этническое определение монголо-татар Чынгыз-хана и его самого в сочинении арабского ученого-историка Ибн-аль-Асира, современника Чынгыз-хана, противника татар: «В этом (617-м = 1218/19 г. от Р.Х.) году в страны ислама явились татары, большое тюркское племя… Причина появления их была такая: царь их, по прозванию Чингизхан, известный под именем Темучина, покинув свои земли, двинулся в страны Туркестана и отправил партию купцов с большим запасом серебра, бобров и др. вещей в города Мавераннехра, Самарканд и Бухару…» (101, 4–5) (выделено мной. – Г. Е.).

Через тридцать лет пишет Рукнеддин Бейбарс, эмир Египетского султана, арабский ученый-историк (умер в 1325 г): «К случившемуся в 650 г. (14 март. 1252 г. – 2 март. 1253 г.) относятся смерть Бату, сына Джучи-хана, сына Чингиз-хана, царя татарского. После него вступил на престол Берке, сын Бату-хана, сына Джучи-хана. В 653 г. (= 10 февр. 1255 – 29 янв. 1256 г.) произошло сражение между татарскими царями Берке и Хулаку, сыном Тули (сын Чынгыз-хана. – Г. Е.); поражение понес Хулаку. С этого времени началась война между ними…» (там же, 121).

Как видим, и в это время арабы называли татар, как и ранее – именно татарами, несмотря на «официальное название» верноподданных державы – «монголы». Причем монголами называли уже во второй половине XIII века многие народы именно подданных Монголо-татарской державы, а не только татар. А в приведенном примере ясно видно, что арабы как привыкли издавна, так и называли давно им известный народ – именно татарами.

К тому же, как видно из следующей цитаты, Рукнеддин Бейбарс и его соотечественники мамлюки знали о татарах отнюдь не понаслышке: «Прибытие искавших убежища татар из войска Хулаку. 6-го дзульхидже 661 г. (11 октября 1263 г.) прибыл в Египет большой отряд татар, искавших убежища и пожелавших принять ислам. То была толпа более чем в 1000 душ, в числе их старшины: Керемун, Амтагия, Нукия, Джабрак, Каян, Насагыя, Табшур, Набату, Санджи, Джуджулан, Уджурка, Уркук, Кирай, Сулагыя, Менкадым и Сураган.[29]29
  Имена собственные и другие названия нельзя воспринимать буквально – как увидим ниже, многие имена изрядно искажены – сначала фиксировавшими их арабами (при записи имен на своем языке) затем переводчиками. Тем не менее, даже в таком виде имена звучат как тюркские (татарские), а не халха-монгольские.


[Закрыть] Это были сторонники Берке, отправившего их на помощь к Хулаку; они находились при нем некоторое время; когда же между ними произошло столкновение., то Берке написал им, чтобы они покинули Хулаку и прибыли к нему, а если не могут направиться к нему, то присоединились бы к войскам египетских владений» (101, 100).

Эти татары (приведен один случай из многих) были радушно приняты мамлюками-тюрками, правившими тогда Египтом, а упомянутые татарские старшины получили в войсках мамлюков командные должности. И вот что примечательно – нет ни одного упоминания в описаниях подобных случаев о том, что языки «прибывших татар» и их новых соратников-тюрок, мамлюков, имели существенные различия – понимали друг друга татары и тюрки-мамлюки без услуг переводчиков (101, 100).

И в первой половине XIV в. арабы, будучи уже союзниками монголо-татар и близко познакомившись с ними и даже породнившись, продолжали их называть именно татарами: «Мир с татарскими царями и породнение Эннасыра с Северными царями их…» В средневековых арабских источниках описываются «две обширные державы татар: одна из них держава сыновей Хулаку, взявшая Багдад и овладевшая столицею ислама в Ираке, который он (Хулаку) сделал своим престольным городом; кроме того им принадлежали Иракеладжем, Фарс, Хорасан и Мавераннехр. Другая держава сыновей Джучи-хана, сына Чингиз-хана, на севере, прилегавшая на востоке к Хорезму, на юге к Крыму и пределам Константинополя, на западе к земле Булгарской. Тюркская держава в Египте и Сирии граничила с державою Хулагуидов, которые желали овладеть Сирией и раз за разом повторяли грабительские набеги на нее. Они старались склонить на свою сторону правителей их из арабов и туркменов и с ними одерживали верх над ними (египтянами), как я это видел в историях их…» (там же, 385).

В приведенной выдержке татары упоминаются, как и в вышеприведенном примере с уйгурами, именно в смысле народа, также как и арабы, и туркмены, и тюрки-мамлюки, этнос которых господствовал тогда в Египте и Сирии (35, 249–254).

Сделаем промежуточный вывод. При сопоставлении сведений, приводимых Л. Н. Гумилевым и В. П. Васильевым, и сведений из источников разных времен и народов, становится ясно, что смешение этносов древних татар, отмеченных китайцами на Иньшане и в Маньчжурии, а также тюрок-шато и части уйгуров послужило толчком для рождения нового народа – средневековых татар. Или, как был вынужден называть этот народ в своих работах Л. Н. Гумилев, «новый этнос – монгол, возникший в IX в., название которого до Чынгыз-хана было – татары»[30]30
  Ниже увидим, что и после распада державы Монгол татары сохранят название и самоназвание своего народа.


[Закрыть] (30, 270), (34, 41), (там же, 59).

Это и было возникновение этноса «монголо-татар» – средневекового татарского народа Чынгыз-хана, «одного из многочисленных тюркских степных племен» (87, 103), «большого тюркского племени, царем которого был Чынгыз-хан» (101, 4). И сам Чынгыз-хан происходил из этого же самого «тюркского племени» (15), этническое название и самоназвание которого было «не иное, как татар» (17, 159). В. П. Васильев, выражая свое несогласие с мнением о том, что древние татары были предками современных халха-монголов, замечает: «И не к чему искать их (нынешних монгол) имени в татанях, выходцах из Маньчжурии и поселившихся у Инь-Шаня» (17, 38).

Из всего изложенного выше также видно, что есть серьезные основания сомневаться в разделение «татар до Чынгыз-хана» и «татар Чынгыз-хана» («древних монголов») и считать их разными народами.

Более того, будут приведены далее сведения, что татары и до эпохи Чынгыз-хана, и татары Чынгыз-хана, получившие «официальное наименование монгол» уже после начала правления Чынгыз-хана, сохранив также и свое этническое название «татар» – это один и тот же этнос. И народ этот сохранил свое этническое название и самоназвание и после распада державы Монгол, и сохранили множество потомков этого этноса вплоть до современного времени свое название и самоназвание – «татар». И вряд ли эти татары – «до Чынгыз-хана» или «в период Чынгыз-хана» были «монголоязычными». Имеется в виду соответствующий рассматриваемому времени язык современного народа халха – монголы.[31]31
  «Монголы – халха-монголы, нация, основное население МНР. 1, 64 млн. чел. (1987 г.). Язык монгольский. Разрозненные группы монголов живут в Китае (3,7 млн. чел.)» (94, 837).


[Закрыть]

Относительно этнической принадлежности древних татар С. Г. Кляшторный приводит замечание П. Пеллио (западный историк XIX в.): «Допустимо, что они уже тогда были монголоязычны» (там же); но – «впрочем, титулатура и номенклатура татар в XII в. сохраняли следы тюркского влияния» (53, 133). Что примечательно: в отличие от П. Пеллио, русский историк начала XIX в. Н. М. Карамзин был уверен, что «моголы» (монголо-татары Чынгыз-хана и сам он) были «единоплеменны с восточными турками» (46, 455). То есть, «монголо-татары» были именно тюрками-татарами, так же как и уйгуры, издревле (примерно с VII–VIII вв.) близкие их союзники и родственники, которые «любили науки, художества и сообщили грамоту всем другим народам татарским» (там же, 456).[32]32
  Комментарий к советскому изданию: «Представление Н. М. Карамзина о монголах отражает уровень науки того времени. Он пользуется термином моголы, бытовавшем в XVIII – начале XIX века (летописцы пользовались словом татары, но не моголы). Но монголы до Чингисхана представляли сложное этническое единство, в котором тюркский компонент был не всегда преобладающим, постепенно был совсем утрачен» (46, 524–525). Видимо, в связи с тем, что документы монголов сохранились почему-то исключительно на тюркском языке (на одном из тюркских языков), в официальной науке чуть позже «стало преобладающим» совершенно противоположное мнение: мол, оказывается, было совсем наоборот – это «татары, которые были на самом деле халха-монголы», и «отюречились в кыпчкакской среде» (3, 197). Но мы уже видели, откуда взялись термины «монгол», «могол» – из того же тюркского языка, вернее, одного из тюркских языков. Отмечу, что историческая наука во времена Н. М. Карамзина действительно еще не «достигла того уровня», чтобы татар Чынгыз-хана и его самого объявить халха-монголами. Историей Карамзин Н. М. начал заниматься в 1804 г. (46, 5), когда еще не полностью разошлась общепризнанная ныне персо-китайская версия «истории этнических монголов». Персидские и китайские легенды на европейские языки были переведены только в середине XIX в. (111, 23). И надо полагать, многое в сохранявшихся в то время средневековых источниках, не дошедших до нас, тогда им противоречило. Но в то же время Миллером, Шлецером и Байером и их последователями давно была внедрена в историографию России черная легенда о «монголо-татарском нашествии и иге», об «отставании России на триста лет от Европы по вине монголо-татар». Легенда об уничтожавших города вместе с населением «диких азиатах-завоевателях, не моющихся никогда и не меняющих белье, пока оно не сгниет и не спадет с плеч» (24, 73), стала основой темой российской истории, которую изучали с детства Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, А. А. Гордеев и многие другие…


[Закрыть]

Вопросу происхождения Чынгыз-хана и его этнической принадлежности также уделил немалое внимание и Ахмет-заки Валиди Туган, историк-тюрколог международного значения. Этот ученый XX в. также, после многих лет научной деятельности, придерживался единого с Н. М. Карамзиным мнения о том, что Чынгыз-хан был тюрком (15). То есть, был представителем одного из тюркоязычных этносов, народа татар.

В заключение отметим, что самоназвание этноса, скорей всего, будет сохраняться, пока существует данный этнос, так как самоназвание народа, будучи усваиваемым каждым индивидуумом, принадлежащим данному этносу, вместе с присущим ему этническим стереотипом поведения с раннего детства, будет постоянно поддерживаться, в продолжение всей «жизни» данного этноса. И поэтому самоназвание этноса примерно такое же устойчивое как и, например, топонимы.

Если же наименование не является самоназванием данного этноса, а так называют его соседи, либо это название – собирательное наименование этносов различного происхождения – тогда есть большая вероятность того, что этнос утеряет это название, но сохранит свое самоназвание до своего распада или ассимиляции его другим этносом.

Например, наименование «монголы» – «официальное название» державы Чынгыз-хана, перешедшее и на ее подданных, вначале на татар, а затем и на другие народы, которые составивляли «политический комплекс» монголы.

Вот определение названия «монголы» в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина (конец XIII в. – начало XIV в.): «Ныне дошло до того, что монголами называют народы Хитая и Джурджэ,[33]33
  Народы Джурджэ – предки позднейших маньчжуров, чжурчжени (87, 66).


[Закрыть] нангясов, уйгуров, кипчаков, туркмен, карлуков, калачей, всех пленных и таджикские народности, которые выросли в среде монголов. И эта совокупность народов для своего величия и достоинства признает полезным называть себя монголами» (87, 103). Наглядно видно из приведенной цитаты, что название «монголы» – это и есть «название политической системы, в которую входят племена и народы различного происхождения» (31, 413).

Например, как свидетельствует перс Джузджани (XIII в., описывается случай в г. Самарканде), были в то время, кроме широко известных современному читателю монголо-татар, также, например, и монголы-китайцы. То есть, служащие Монголо-татарского государства из китайцев. Так дословно Джузджани и пишет: «Заносчивый монгол и неверный чин (китаец)» – про одного и того же человека (102, 18).

Часто приводится в работах историков случай из записок Рубрука: на его вопрос о достоверности сведений о том, что Сартак, сын Бату-хана христианин, один из татар, соплеменников Сартака, отвечает:

«Не говорите, что наш господин – христианин, он не христианин, а моал» (88, гл. 18).

Рубрук (или те, кто его записки толкует соответствующим образом) стараются представить это так, что средневековые татары были настолько «дикими», что путали религиозную принадлежность Сартака с этнической, причисляя его к монголам. Но в то время слово «христианин» означало также принадлежность человека к определенному политическому сообществу – а не только к числу исповедующих определенную религию – и об этом прекрасно знал беседовавший с Рубруком татарин-ордынец («монгол»).

Рубруку ответ был дан совершенно адекватный вопросу: Сартак не относится к христианам, а относится к монголам, как представитель именно политического сообщества монголов – и даже вне зависимости от веры, которую он исповедует.

Поскольку так и было установлено согласно нормам Язу («Ясе») Чынгыз-хана: человек мог исповедовать любую веру, мог относиться к любому народу, и в то же время являться представителем политического сообщества «монголы». Благоденствие человека в Монголо-татарской державе зависело только от его положительных качеств.

Вот пример использования татарскими ханами наименования «монгол» именно в качестве названия подданных империи, из более позднего периода: татарский хан Менгли-Гирай одерживает в 1502 г. победу над своими противниками-сепаратистами в войне с целью восстановить единство Улуса Джучи (Золотой Орды) в союзе с Иваном III. И в 1520 г. наследник и продолжатель дела Менгли-Гирая, татарский хан Мухаммад-Гирай «свой шертный (договорный. – Г. Е.) ярлык, направленный польскому королю, оформил следующей пышной интитуляцией: «Великой Орды великого хана, Дешт-и Кыпчака и всех монголов падишаха мое – Мухаммад-Гирай хана слово» (106, 193–194).

С распадом державы Монгол и политической организации Великой Орды исчезает из употребления и название «монголы». Но почти все сложившиеся к тому времени этносы, входившие в политическую систему «монголы», сохраняют свое самоназвание. Сохранили свое самоназвание и татары.

Халха-монголы тоже сохранили свое самоназвание – «халха», сложившись в народность к концу XIV в. или позднее. Слово «монголы» в названии (а не в самоназвании) этого народа сохранилось вот почему. Оно закрепилось благодаря китайцам – китайцы династии Мин воевали с монголо-татарским государством, которое они назвали «Северная Юань» (осколком Монголо-татарской державы) вплоть до конца XIV в. – начала XV в. Правили Северной Юанью последовательно «ханы-чингизиды Тоган-Тэмур и Тогэс-Тэмур», а после отравления последнего нояном Есудером[34]34
  Обратим внимание, что, несмотря на искажение «историографами», явно видно, что имена ханов тюркские (точнее – татарские) – Туган-Тимер, Тугыз-Тимер. Имя нояна Есудера, скорее всего, принадлежит представителю предков современных халха-монголов. Согласно сведениям историков МНР, Есудер действовал по заданию китайцев (111, 137).


[Закрыть] (111, 137), это государство было разгромлено китайцами. И после продолжительной войны, которую вела китайская империя Мин против монголо-татар, в Монголии, очевидно, не осталось представителей татарского этноса. Согласно данным китайских источников, «со смертью хана Тогус-Тимура погибла династия Северная Юань, и вообще пришел конец династии монгольских ханов» (там же, 137).

После разгрома китайцами государства Северная Юань, в начале XV в. на территории современной МНР возникло государство, руководимое именно представителями народа халха (т. н. «малыми ханами»), которое сохраняло относительную независимость от китайцев до XVII в. (там же, 137–139). С этим государством китайцы также продолжали воевать, и рассматривали их именно как часть монголов – своих политических противников.

Но этнос халха-монголов китайцы татарами не уже не называли, в отличие от этноса ордынских ханов Тугыз-Тимура и Туган-Тимура, и их предков и соплеменников. От средневековых татар к тому времени в данном регионе, скорее всего, мало оставалось, а оставшиеся ассимилировались в среде «окружавших их черноволосых и черноглазых племен» своих союзников,[35]35
  Напомню, что ходе этой более чем двадцатилетней войны распространялись воззвания «Убивай татар и жги книги на татарском языке!»; «Бей татар всюду, жги повсеместно бумаги с татарскими письменами!» (111, 15–16).


[Закрыть] приняв их облик и «язык, который мы ныне называем монгольским» (31, 413).

Достоверно установлено, что и арабы, и персы, и европейцы контактировали с Китаем, и, соответственно, с Центральной и Средней Азией с VIII–IX вв. н. э. (73, 51–54), (там же, 70–71). Следовательно, они, также как и китайцы, хорошо знали, что представляет собой «монгольский, или как он себя называл в то время,[36]36
  То есть как до, так и после основания державы Чынгыз-хана.


[Закрыть] татарский народ» (8, 255).

И никак не могли средневековые авторы летописей и записок – арабы, армяне, грузины, европейцы, китайцы, персы, русские взять и назвать предков халха-монголов по «ошибке» татарами, вместо другого народа – «татар до Чынгыз-хана». Но современные официальные историки пытаются уверить нас в том, что «ошибались» их средневековые коллеги, «перепутали», мол, два совершенно разных народа. Но причин этой «ошибки» средневековых авторов вразумительно пояснить не могут.

Факты говорят однозначно: все народы Европы и Азии татар называли так, как и повелось издревле – «татары», но мы уже знаем, что было еще одно название средневековых татар – по названию державы, «официальное», принятое Чынгыз-ханом – «монголо-татары», или просто «монголы». И оно применялось наряду со старым привычным названием «татары», и применялось как политоним – «собирательное наименование политического комплекса» разных народов. А с XVI в., с распадом Монголо-татарской империи, и соответственно политического комплекса «монголы», название это начинает выходить из употребления и остается лишь этническое наименование данного народа – татары (24, 121).

Глава 2
Сведения о языке «древних монголов» – соплеменников Чынгыз-хана. Их имена

В. П. Васильев, не соглашаясь с распространенным уже в его время утверждением западников о том, что языком этноса первооснователей державы Монгол был язык халха-монголов, пишет: «Скорее всего, мы можем допустить, что Чингиз-хан не говорил языком, который мы ныне называем монгольским» (17, 129), вряд ли говорили на этом языке и единоплеменные с Чынгыз-ханом «древние монголы».

«Хотя, – как замечает В. П. Васильев, – язык монгольский (халха-монгольский. – Г. Е.) существовал с давнего времени, только не назывался этим именем» – то есть, «монгольским» (там же, 131). Но и татарским он не назывался и не называется.

Оценивая доступные нам сведения о родном языке Чынгыз-хана и его татар, необходимо учитывать следующее замечание В. П. Васильева: «Не забудем, что все три языка – турецкий (тюркский), монгольский (халха-монгольский) и маньчжурский – имеют одно общее грамматическое устройство, следовательно разность произошла в словах (которых однакож очень много общих)» (17, 36).

Л. Н. Гумилев приводит для наглядности слова «древних монголов», как он называет этнос древних и средневековых татар: «К именам тех или иных монголов присоединяются своеобразные эпитеты: багадур (батур); сэчэн (сэцэн) – мудрый; мэргэн – меткий, бильге – умный, тегин (тюркск.) – царевич; буюрук (тюркск.) – приказывающий… а жены их величаются – хатун и беги» (31, 419).

Как следует из предыдущей главы, названием и самоназванием этноса «древних монголов» Чынгыз-хана был этноним «татар». Поэтому поинтересуемся наличием приведенных Л. Н. Гумилевым слов в современном татарском языке, и убедимся, что все эти слова в нем имеются. И, несмотря на искажение некоторых слов транскрипцией и на изменение языка со временем, их узнает любой знающий татарский язык: например, слово «батур» (современное – «батыр») – означает «герой», «богатырь». «Сэчэн» – современное литературное официальное написание «чичен».[37]37
  «Чичен» (у татар-мещеряков и сибиряков часто «цэцэн», у башкир «сэсэн», у казахов «шешен») – «это название присуще только природе тюркского народа. Оно означает человека мудрого, находчивого в словах и в поступках, смелого и энергичного» (13, 237).


[Закрыть] «Мэргэн» – эпитет «меткий стрелок» и в современном значении. «Билге» – современное звучание будет «билгеле» – известный, знаменитый. Слово «билге» тоже есть в современном татарском языке, и означает оно ныне «знак», «отметка», «оценка», «отличие». А жены у татар и поныне величаются «хатун» (современное литературное написание «хатын») и «беги» (соответственно «бике» или «бичэ»).

Теперь сравним, насколько приведенные Л. Н. Гумилевым слова (кроме слов определенно из тюркского языка, к которым относится и современный татарский язык) соответствуют языку, «который мы ныне называем монгольским».

На халха-монгольском языке жена будет величаться так – гэргий, или эхнэр, или авгай. Умный – ухаантай, или авъяастай, еще варианты: овсгоотой, сэргэлэн.

Далее: герой – баатар, меткий стрелок – мэргэн буудагч, мудрый – сэцэн.

При этом учтем, что приведенные слова – это эпитеты «древнемонгольского» – средневекового татарского языка, и именно такой смысл и значение они сохранили и в современном татарском языке. А в халха-монгольском языке они почему-то превратились в прилагательные.

Как видим, наглядное сравнение не в пользу халха-монгольского языка – все слова, приведенные Л. Н. Гумилевым из языка соплеменников Чынгыз-хана, сохранились в современном татарском языке, и лишь три слова, смысл и значение которых достаточно изменился, имеются в современном халха-монгольском языке. Притом это слова, которые легко могли быть приобретены из другого (старотатарского) языка: «герой», «мудрый», «меткий».

Интересно проследить за ходом мыслей В. П. Васильева при переводе текстов средневековых китайских авторов. В. П. Васильев, подобно многим переводчикам, постоянно «примеряет» «древнемонгольские» слова, встречающиеся в тексте, к современному ему халха-монгольскому языку,[38]38
  Многие переводчики поступали проще – подбиралось любое «подходящее» слово на современном для переводчика халха-монгольском языке и перевод его вставлялся в текст перевода, а оригинал «непонятного» слова в тексте, в отличие от В. П. Васильева, уже не оставляли (87, 106–107), (там же, 163). Особенно в этом преуспел русский ориенталист XIX в. И. Н. Березин, современник В. П. Васильева. Доходило до курьезов – получалось, в текстах его «переводов», что в степях Монголии водились дикобразы и кабаны (?), из коих «монголы варили себе похлебку» (там же, 179).


[Закрыть] так как в его время уже «раскручивалось» утверждение о том, что татары Чынгыз-хана были халха-монголоязычными: Мэн-хун пишет в своих «Записках о монголо-татарах» (1219 г.): «Их посланники называются сюань-чай (т. е. отряжаемые для разглашения)» (17, 231). В. П. Васильев пробует подобрать аналогичное слово на современном ему халха-монгольском языке, находит слово «эльчи» – «посланец», то есть «посол». Есть также слово на халха «цзам» – «дорога». В. П. Васильев пробует сравнить сюань-чай с «цзамчи» – не подходит. Ученый замечает – «невозможно, чтобы монголы не имели своего названия в то время для посланцев» (там же, 231–232).

Рассмотрим ситуацию со словами «сюан-чай» (в значении «посланник», «отряжаемый для разглашения»), и «эльчи» применительно к татарскому языку: посол на татарском языке будет «ильче», от слова «иль» – страна. Слово «ильче» применялось в официальных письмах, и можно предположить, что его могли усвоить из чужого языка, как татары, так и халха. Но при этом необходимо учитывать, что слово «ильче» образовано из татарского слова «иль» – «страна», а на халха «страна» будет совершенно по-другому.

Но в современном татарском языке есть слово «сюнче» – буквально означает «тот, кого направляют, или кто приходит с доброй вестью». Таким образом, и слово «сюаньчай», означающее посланника, можно найти в современном татарском языке: у татар доныне существуют выражения «сюнче жибэр» («направь человека для оглашения, сообщения»), и еще «сюнче килде», что значит «пришел человек с доброй вестью». Выражения эти применяются в повседневности, и маловероятно, что его могли усвоить носители другого языка – поэтому в язык халха и не перешло слово «сюнче», в отличие от слова «эльчи», «ильче» (посол), и некоторых других татарских (и общетюркских) слов, имеющихся в их языке и ныне.

Вот еще пример того, что слово, похожее на халха-монгольское (В. П. Васильев записал его русскими буквами как «би»), было переведено им именно как халха-монгольское местоимение «я». Посмотрим, какое в результате подобного перевода получилось словосочетание.

Перевод текста Мэн-хуна В. П. Васильевым: «Я сам, при свидании с их регентом, императорским наместником, великим князем Мухури, слышал, как он называл себя всякий раз татарским человеком; да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «я» (би)…» (17, 220) (выделено мной. – Г. Е.). Если текст перевода воспринимать буквально, однозначно следует, что представители правящего слоя у татар Чынгыз-хана для обозначения своего социального статуса применяли почему-то местоимение «я». Но, судя по смыслу приведенной фразы Мэн-хуна, правильнее было бы предположение, что слово «би» означало вовсе не местоимение «я» на языке татар Чынгыз-хана, а являлось именно социальным термином, присущим «вельможам и главнокомандующим». В. П. Васильев указал в скобках оригинал слова из текста Мэн-хуна (би), очевидно потому, что вовсе не был уверен в переводе этого слова на русский язык как местоимения «я». Сохранив это слово в оригинале, он оставил нам ценнейший факт – есть подобное слово (би, бий) в татарском языке, хорошо известное в татарских исторических источниках и в литературном языке. Переводится как «достойный, знатный и благородный человек», примерно аналогично слову «князь» либо «рыцарь»[39]39
  Известны и другие варианты написания слова «би» – «бек». В некоторых регионах слово «бий» сменилось позднее другими словами – заимствованиями из персидского языка с аналогичным смыслом – «эмир», «мурза» (41). «В литературе эти два термина («бег и бий») и «мирза (мурза)» очень часто применяются как равнозначные, чуть ли не синонимы. Термин этот в разное время применялся с различными смысловыми оттенками – от должностного звания до наследственного титула» (105, 92).


[Закрыть] (42, 14), (105, 92).

Теперь прочитаем текст перевода не заменяя слово «би» местоимением «я». Получится связное словосочетание, по смыслу соответствующее всему тексту: «… да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «би»…», т. е., представляясь кому-либо и обозначая свое высокое положение в обществе, вельможи и главнокомандующие татар Чынгыз-хана называли себя именно словом «би» («бий»).

Приведем примечательный факт из одного письменного источника по истории Улуса Джучи, известного ныне под названием «Шаджарат ал-атрак» («Родословие тюрков»). Источник этот был составлен при правлении чингизида из сибирских татар, хана Шейбани примерно в середине XV в. (33, 253) на основе более ранних, «справедливых, правильных и достоверных историй» (102, 202–203).

В «Шаджарат ал-атрак» описывается, как именно отреагировал Чынгыз-хан на неожиданное для него известие о смерти своего сына Джучи, которого он «утвердил на престоле ханства», поручив ему в управление «Хорезм и Дешт-и-Кыпчак от границ Каялыка до отдаленнейших мест…, вплоть до тех мест, куда достигнет копыто татарской лошади». Этого сына Чынгыз-хан «любил больше всех остальных своих детей…» (там же, 203–204): «В момент получения известия о смерти сына Джучи (февраль – март 1227 г.), Чынгыз-хан произносит по-тюркски:

 
Кулун алган куландай кулунумдан айрылдым
Айрылышкан анкудай эр улумдан айрылдым
 

То есть:

 
Подобно кулану, лишившемуся своего детеныша,
Я разлучен со своим детенышем
Подобно разлетевшейся в разные стороны стае уток
Я разлучен со своим героем-сыном
 

Когда от Чингиз-хана изошли такие слова, все находившиеся в ставке эмиры и нойоны[40]40
  Нойон – должность в государстве монголо-татар, войсковой командир – по положению ниже эмира (бия). В современном татарском языке сохранилось в виде слова-эпитета «наян» – шустрый, смышленый, сообразительный, не унывающий человек.


[Закрыть] встали, выполнили обряд соболезнования и стали причитать». После пережитого горя, вызванного потерей уже второго сына,[41]41
  Вопреки общепринятому мнению, есть достоверные сведения о том, что Джучи был вторым сыном Чынгыз-хана: «У Чингиса весьма много детей: старший сын, Би, убит при осаде западной Цзиньской столицы Юнь чжунь…. Нынешний старший императорский сын, Ю-чжи (Чу-чи), есть уже второй сын…» (17, 221). Мэн-хун писал свои «Записки…» в 1219 г. Араб Ибн-Батута в начале XIV в. писал: «Татары называют родившегося ребенка по случаю, как и арабы…» (101, 295). И представляется более вероятным, что назвали первого сына Чынгыз-хана словом, обозначающим «звание или титул» («би»), а не местоимением «я». Ниже увидим, что одного из сыновей Чынгыз-хана назвали словом, означающим в переводе на русский язык «Ратник» или «Воин».


[Закрыть] Чынгыз-хан прожил всего шесть месяцев. (СМИЗО, т. 2, с. 203–204; «Шажарат ал-атрак, с. 222–224)» (52, 184), также см. (102, 203–204).

Здесь мной приведен перевод с «тюркского» языка на русский, изложенный С. Г. Кляшторным, который более точен, в отличие от перевода, данного в сборнике материалов Тизенгаузена В. Г. издания 1941 г.

Можно сделать вывод, что потрясенный горем Чынгыз-хан выразил свои чувства на родном ему языке. И был этот язык тюркским, а с учетом изложенного выше, можно уточнить – родной язык Чынгыз-хана был одним из тюркских языков – татарским.

Отметим, что основной текст «Шаджарат ал-атрак» составлен на персидском языке, который был одним из языков международного общения средневекового мира наряду со средневековым татарским.[42]42
  Татарский язык оставался языком дипломатических отношений России с восточными странами до проведения реформ Петра I по «европеизации» России (например, в отношениях между Россией и Персией вплоть до конца XVII – начала XVIII вв.) (38, 43).


[Закрыть] Видимо, автор более ранних записок, на основе которых был составлен «Шаджарат ал-атрак», был послом или просто носителем другого языка, чем тот, на котором говорили большинство из присутствующих в ставке Верховного хана. Поэтому вполне понятно уточнение им языка, на котором говорили Чынгыз-хан и его приближенные: автор подчеркивает, что это был именно тюркский язык и приводит дословно высказывание Чынгыз-хана. И произнесенные Чынгыз-ханом слова, приведенные в оригинале автором «Шаджарат ал-атрак», понятны тому, кто знает современный татарский язык.

Сведения о том, что у монголо-татар Чынгыз-хана был свой, то есть татарский язык, уже приводились. Был этот язык знаком и европейцам, и именно как татарский. Более того, язык этот был известен в Европе в Средние века – например, некоторые купцы им владели в совершенстве. В подтверждение приведу сведения Марко Поло,[43]43
  «Марко Поло (около 1254–1324 гг.) итальянский путешественник. В 1271–1275 гг. совершил путешествие в Китай, где прожил около 17 лет. В 1292–1295 гг. морем вернулся в Италию. Написанная с его слов «Книга» (1298 г.) – один из первых источников знаний европейцев о странах Центральной, Восточной и Южной Азии» (94, 1043). Необходимо отметить, что историки всего мира очень высоко оценивают сведения Марко Поло: «Книга Марко Поло» – один из самых важных источников по истории монголов времен династии Юань. Марко Поло, прослуживший в династии Юань в течение 17 лет правления Кубилая, увидел очень многое. Его книга переведена на халха-монгольский, русский, английский, китайский, японский, французский, немецкий и другие языки Марко Поло за время длительного пребывания на службе династии Юань часто разъезжал на почтовых по различным районам империи, наблюдал образ жизни монголов, научился языку и накопил немало сведений» (111, 32).


[Закрыть] в которых описывается встреча его отца и дяди с Верховным ханом державы Монгол Кубилаем (вторая половина XIII в.): «Спрашивал он их еще об апостоле, о всех делах Римской Церкви и об обычаях латинян. Говорили ему Николай и Матвей обо всем правду, по порядку и умно; люди они были разумные и по-татарски знали» (81, гл VII).

Также и в записках венгерского монаха Юлиана имеются сведения о том, что язык татарский стал известным не только в Восточной, но и в Западной Европе задолго до поездки купцов Николая и Матвея к хану Кубилаю. В приведенных ниже цитатах из записок Юлиана описываются путешествия монахов в Волго-Уральский регион, это тридцатые годы XIII в.

Во-первых, для полноты и ясности вначале необходимо привести следующие сведения Юлиана: «Сообщалось мне некоторыми, что татары и прежде населяли страну, населяемую ныне куманами»[44]44
  Куманы: другие варианты названия «половцы» – в русских, и «кыпчаки» – в восточных источниках, собирательное наименование различных тюркоязычных племен, обитавших в степях и лесостепных зонах от Алтая до Черного моря. Кумания в европейских источниках – степи и лесостепи примерно от Яика (р. Урал) до Северного Причерноморья, восточнее и южнее Русских земель.


[Закрыть] (2,83). То есть, мы можем смело предположить, что язык татар многие куманы должны были знать, соответственно, как и самих татар. Как увидим из следующей цитаты, данное предположение верное: «Письмо же (татарского хана. – Г. Е.) написано языческими буквами на татарском языке. Поэтому король нашел многих, кто мог бы прочитать его, но понимающих не нашел никого. Мы же, проезжая через Куманию, нашли некоего язычника, который нам его перевел» (там же, 88).