Текст книги "Поэзия ярости. Скальдическая поэзия X – XI веков. Книга I"

СЛОВЕСНЫЙ ОРНАМЕНТ ВИСЫ

Скальдическая поэзия описывала ограниченный круг явлений, в основном, замыкаясь на битвах. Понятно, что при всем синонимическом богатстве древнегерманского языка, количество используемых слов оказывалось весьма ограниченным, к тому же использование обычных слов не давало эффекта возвышенности и героизации. Выход был найден в использовании хейти и кеннингов.

Хейти – это поэтический синоним. Так меч можно уподобить змее или рыбе, но тогда такие обозначения, как «гадюка», «полоз», «макрель» – это тоже меч. Это, так сказать, «холоднокровный» круг хейти. Меч также можно уподобить брусу, шесту, шипу, полену – это так сказать, «дрючковый» круг хейти. Таких синонимических рядов может быть множество, что значительно расширяет поэтические возможности автора. Поскольку круги хейти, относящиеся к разным предметам, могут сочленяться, образуется метафорическая картина, ассоциируемая с предметным миром.

Поэтические синонимы – хейти – подбирались к постоянному кругу понятий, нуждающихся в таком расширении. Это Муж (воин), Жена (женщина), Битва, Корабль, Меч, Щит, Золото (сокровище) и ряд других.

Дополнительно синонимические ряды этих же понятий расширялись за счет кеннингов: особых поэтических конструкций, обозначающий предмет через его хейти, дополненный определением. Так Муж мог быть обозначен как Ясень битвы, Повелитель меча, Дробитель золота. Широко использовались мифологические кеннинги, такие как Фрейр поединков и др. Такие двусложные кеннинги назывались простыми. Определение в кеннинге в свою очередь могло замещаться другим кеннингом, например, Битва – это буран копий, поэтому Муж определяется, как Ясень бурана копий. Так конструировались сложные кеннинги. Наиболее сложными были пятичленные кеннинги, вроде «Подгоняющий лошадь зыбей коня Ати» = Муж. В основном скальды изощрялись в придумывании нестандартных кеннингов, ибо скальдическая поэзия, это в первую очередь, поэзия формы, а содержание задавалось конкретной жизненной ситуацией.

Обычно считается, что кеннинги подбирались ситуативно и формально, ради решения ритмических и аллитерационных задач, поэтому в переводах часто одни кеннинги заменяются сходными по смыслу другими, сконструированными переводчиками. Как я считаю, такая замена не оправдана, и вот почему. Я предполагаю, что ритмическое и аллитерационное конструирование висы было подчинено смыслу, а не наоборот, а смысл висы, все-таки, содержится в словах, выраженных через хейти и кеннинги, соответственно, произвольная замена их на другие является нарушением авторского замысла ради соблюдения технической формы.

Анализ корпуса вис, принадлежащих одному автору, выявил достаточно интересные вещи. Например, Тормонд Скальд Чернобровой на протяжении всей Драпы о Торгейре использует для его прославления «корабельные кеннинги», называя его последовательно «Погоняющий коня сходней», «Моди морского жеребца», «Властитель шатров Слейпнира влаги», «Усмиритель скакуна мачты», «Кормчий злого зверя прилива», «Наездник морского коня» и наконец «Могучий испытатель корабля». Во всех этих «морских кеннигах» корабль в той или иной степени определяется через коня, т.е. создается определенная метафорическая цепочка, расщепляющая образ Торгейра. С одной стороны он предводитель корабельной дружины, т.е. через ассоциативный ряд – хевдинг, вождь, а с другой – он удалой наездник, и через ассоциативный эпический ряд – витязь, непосредственно участвующий в поединках. Несмотря на то, что скандинавы традиционно сражались в пешем строю, древняя эпическая традиция помнила и воинов-наездников, каковыми, например, были Хамдир и Серли. Соответственно, произвольно заменяя «море-лошадные» кеннинги на другие, мы бы вторглись в авторский замысел, ибо, проводя через всю драпу метафорический строй Торгейра, как «покорителя морского коня», Тормонд и собирает всю драпу в единое целое, и раскрывает образ побратима, как вождя и воителя.

А вот в висе Бьерна Бойца Широкого Залива «морской кеннинг», наоборот, используется с целью придания сарказма по отношению к мужу-сопернику. Я перевела данный кеннинг, как «Погонятель коня поприща сходней».

Другое направленное использование кеннингов прослеживается в поименовании противников героя через оборонительные кеннинги или кеннинги, связанные с метательным оружием, а сам герой прославляется через использование кеннингов, связанных с оружием ближнего боя. Так противник может быть назван «Бальдр щита», или даже «Щитоносец», или же «Вестник тетивы бука», что намекает на трусость, зато герой именовался «Испытатель полоза раны», «Моди клинка» и другими столь же славными эпитетами.

Отмечается, что использование описания женщины, как «одетой в лен» намекает на дальнейшие трагические события. Видимо, «женщина в белом» метафорически намекала на «бледную» Хэль.

«Как показывают отдельные исследования лексики скальдов, составные элементы кеннингов женщины не всегда бывают вполне произвольны. Например, в кеннингах, использующихся Кормаком для описание его возлюбленной Стейнгерд (Steinn – „камень“, Gerðr – Герд, имя богини, „покровительница“) в определениях часто встречаются слова со значением „камень“ – steinn, „каменное ожерелье“ – sörvi, sigli, „наручный камень“ – bandar skers, „шейный камень“ – hals mýils; основу же кеннинга нередко составляют имена богинь или валькирий, имеющие значение „покровительница“: Герд (2 раза), Хлин (6 раз), Эйр (5 раз). Если согласиться, что кеннинги в висах Кормака не случайны, а это подтверждается и тем, что некоторые из определений (sörvi, sigli) употребляются в единственный раз в кеннингах женщины, то в отдельных случаях нельзя полностью исключить их приближения к средствам индивидуализации».

Из приведенной цитаты следует, что использование в кеннингах имен мифологических персонажей так же было глубоко продуманным, а утверждения о ситуативности применения кеннинга отражает, скорее, неизученность данного вопроса.

Кроме кеннингов скальды использовали такую словесную конструкцию, как видкеннинг, т.е. индивидуализирующий кеннинг, который позволял определить персонажа, не называя его имени. Часто видкеннингом зашифровывалось имя, которое по какой-то причине скальд избегал называть напрямую. Так Гисли сын Кислого произнес вису, в которой признавался в убийстве Торгрима, где имя Торгрима было зашифровано в видкенниге. Впрочем, это ему не слишком помогло, потому что виса была расшифрована, и Гисли был объявлен за это убийство вне закона. Строился видкеннинг на ассоциациях и омонимических подменах, поэтому в переводе их практически невозможно передать. Так в висе Лейкнира имя девушки Асдис было зашифровано видкеннингом, который я перевела как «божественная диса», где слово «божественный» является синонимом к слову «Ас», а «Диса» из хейти женщины превращается в индивидуализирующее слово, а все вместе читается как Асдис.

Очень интересна такая поэтическая форма германской традиции, как литота, которую можно определить, как антитеза гиперболы. Если гипербола – это эпическое преувеличение, то литота – это эпическое преуменьшение. «В те времена большое немирье было в Норвегии», – говорит «Сага о Греттире» о годах правления Харальда Прекрасноволосого, подразумевая, что это было время непрекращающихся войн всех со всеми. Или «Я о нем не заплачу», – говорит женщина, узнав о гибели убийцы мужа, в смысле: «Туда ему и дорога». Литотой является такая строчка из висы: «Моя Вер богатства не оденет траур» (после моей смерти), т.е. не просто не выполнит надлежащий ритуал, а возрадуется смерти мужа, нарядившись в лучшие одежды. Литотой является и определение «Уж не красен я» в висе умирающего Тормода Скальда Чернобровой, которая изображает смертельную бледность.

Представляется вероятным, что широкое использование литот в древнегерманской традиции связано с патологической честностью германцев. Приписывание несуществующих подвигов герою воспринималось в обществе не как хвала, а как саркастическая издевка, как о том писал Снорри Струрлусон в «Круге Земном»: «Ибо, хотя у скальдов в обычае всего больше хвалить того правителя, перед лицом которого они находятся, ни один скальд не решился бы приписать ему такие деяния, о которых все, кто слушает, да и сам правитель знают, что это явная ложь и небылицы. Это было бы насмешкой, а не хвалой». Таким образом, гиперболизация, когда герой наделяется невероятной мощью, не поддерживалась общественной моралью. Функцию гиперболы, как ни парадоксально, взяла на себя литота, которая показывала масштабность деяния через нарочитое преуменьшение. Литота не являлась явной ложью, как гипербола, но изменяя масштаб события в восприятии, позволяла возвеличить через преуменьшение.

Особенностью исландского творчества является визуализация чувства. В сагах чувство никогда не называется, про персонажей не скажут, что он был влюблен или разгневан. Чувство проявляется во внешнем виде персонажа, может быть замечание о том, как краска залила его щеки, и в последующем действии: персонаж берет оружие и идет мстить. Визуализация чувства, по сути, предъявляет нам картинку, поэтому исландские саги очень кинематографичны. Прием визуализации используется и в висах.

Прекрасен пример визуализации времени в висе Бьерна Бойца Широкого Залива, где он говорит: «Я хотел бы, чтобы день длился вечно между золотом деревьев и синью моря». В местности, где жил Бьерн, солнце всходило из-за леса, подсвечивая стволы деревьев, восход создавал эффект золотистого сияния, исходящего от стволов. Запад же был в стороне моря, солнце заходило в морскую синь. Поэтому день проходил «между золотом деревьев и синью моря». Визуализация времени в висе Хельги сына Асбьерна отражена формулой: «В лесу, как начнет смеркаться привалом меж двух дней…». Вечер, время, когда люди ложатся отдыхать, и в данной строке «привал» не просто метафора дня, уходящего на покой, но и картинка, умещающая в одно слово.

Другой пример визуализации из висы Бьерна Бойца Широкого Залива, где он, описывая, как замерзает в пещере, вспоминает тепло дома, которое для него визуализируется в сцене развешивания белья для просушки. Белье вывешивается в самой теплой части дома, воспоминания о тепле передаются картинкой действия женщины.

Одна из самых сильных картин визуализации, приведена в висе умирающего Тормонда Скальда Чернобровой: «Уж не красен я, но покрыт красным», где подступающая смерть описана через визуальную литоту «не красен», в смысле залит бледностью, и одновременно, Тормонд «покрыт красным», он истекает кровью, а вся строка висы визуализирует смерть от кровопотери.

Еще одним литературным приемом, характерным для скальдической поэзии является усиление чувства через синонимические повторы. В результате на восемь строк висы может приходиться множество кеннингов, изображающих действующее лицо через стереотипное описание, как это можно видеть в висе Лейкнира, где он называет свою возлюбленную последовательно: «основа солнца пояса Сигт», «наряженная ель», «насест кречета пламени», «основа клада», «Хлинн лощенного рога» и наконец «огнеречивая». Все эти кеннинги являются «сияющими», таким образом, скальд пытается через синонимию гиперболизировать красоту возлюбленной. Другой пример, виса Бьерна Бойца Широкого Залива, где он последовательно в одном хельминге называет мужа своей возлюбленной Турид уничижительными кеннингами «Повелитель щита» и «Слабый сгибатель лука», за счет чего подчеркивается полная ничтожность данного персонажа. В висе Торарина, саркастически описывающей трусость некоего Нагли, персонаж висы назван: «сторож тропы копий», «хранитель забрала», «погонятель кобылы», «подавала трясущихся чаш» – весь синонимический ряд обозначает трусливого мужа, причем идет усиление сарказма: от почти нейтральных «оборонительных» кеннингов, которыми могут именоваться и враги, через сравнение с рабом – «погонятель кобылы» до полного чморения, ибо «подавала трясущихся чаш» – это пристойный заменитель несказуемого скандинавского ругательства – «муж женовидный», при этом визуализирующая деталь «трясущихся», показывает всю глубину трусости данного персонажа, даже занимаясь женским делом – подавая напитки – он трясется от страха, что выражается в дрожании чаш в его руках.

Синонимический повтор тесно связан с приемом визуализации, ибо каждый из синонимического ряда кеннингов показывает персонажа как бы с разных сторон, рисуя оживающую перед глазами картинку, создавая эффект мультипликации. Скальды не рассказывают, а показывают, а синонимический повтор позволяет привнести динамику в статическое описание. Скальд стремится не просто рассказать о событии, но дать слушателям возможность непосредственного чувственного восприятия.

Отличительной особенностью скальдической поэзии является:

– Предельная ситуативность висы. Висы говорились «на случай». Без прозаического объяснения часто невозможно понять смысл стихотворения. В висе назывались по именам участники конфликта, число участников, убитых или раненых, географические объекты и пр.

– Законченная поэтическая мысль выражалась в висе: восьмистишии, состоящей из двух хельмингов – четверостиший, которые составляли законченные синтаксические конструкции

– Сложное формальное построение стиха, включающее определенный ритмический рисунок, за счет чередования ударных и безударных слогов, внутреннюю аллитерацию, внутреннюю рифму, которая могла быть как полной, так и неполной.

– Использование синонимических замен слов: хейти и кеннингов

– Использование относительно свободного порядка слов в предложении.

– Использование «вставочных» слов и предложений, превращающий отдельный хельминг в «плетенку».

– Использование приема визуализации чувств.

– Использование литоты – эпического преуменьшения.

– Использование синонимического повтора, как средства усиления описываемого качества.

КОМПОЗИЦИЯ ВИСЫ

И две тысячи лет – война.

Война без особых причин.

Война – дело молодых,

Лекарство против морщин.

Звезда, по имени Солнце

Кино

Исследователи, заостряя свое внимание на формальной стороне скальдического стихосложения, как-то упускают из виду композиционное строение висы, во всяком случае, мне подобного анализа не встретилось, поэтому я выскажу свое мнение по этому поводу.

Скальдическая поэтика по большей части повествует о конфликте, и сама ее формальная структура является конфликтной. В противодействии сталкиваются ритм и рифма, аллитерирующие и неаллитерирующие звуки, полная аллитерация согласных и неполная гласных, полная рифма четных строк и неполная нечетных. «Нельзя не признать, что аллитерация и рифма в скальдическом стихе не только не проясняют смысл, но, напротив, вступают в противоречие с синтаксической и семантической организацией висы.

Тем не менее, обратим также внимание на то, как синтаксическая организация висы помогает максимально противопоставить ее основное содержание – «объективную» информацию и сосредоточенную в парентезах «субъективную» реакцию скальда. Синтаксические антитетические построения таким образом превращаются скальдами в художественной прием. Синтаксис же становится средством разделения субъективного и объективного, что, вне сомнения, облегчает восприятие скальдической висы».

Синтаксис также не лишен внутреннего конфликта, ибо в основное предложение вторгаются «вставочные» слова и предложения. Таким образом, основой поэтического строя скальдов было противопоставление.

Противопоставление – это не только формальный прием, оно лежит и в основе смысловой композиции висы.

Наиболее простое противопоставление это смелость и трусость в висе Торарина, где крайности сталкиваются напрямую. Можно было бы счесть это индивидуальной особенностью данной висы, но это далеко не так. Весь цикл вис о Торарине основан на противопоставлении Торарина, как мирного бонда и свершения им мести за искалеченную жену. С одной стороны «мирноживущим слыл я», но с другой стороны «я не стал сдерживать буйство». Можно предположить, что это особенность конкретного цикла о Торарине, где рассказывается, как доведенный до отчаянья Торарин изрубил в капусту хамоватых соседей, которые чувствуя серьезную поддержку своего родича Снорри Годи, уже начали беспредельничать. Ладно.

На противопоставлении построены и висы Бьерна Бойца Широкого Залива, которые с одной стороны ни коим боком не прилежат к циклу вис о Торарине, а с другой стороны относятся к другому жанру, с некоторой натяжкой их можно признать лирикой. Бьерн противопоставляет день, который он проводит в любви, и который он бы хотел продлить вечно, наступающему вечеру, где его ждет бой и, возможно, смерть. В другой висе замерзающий в пещере Бьерн вспоминает возлюбленную, развешивающую белье в доме. Здесь резко противопоставляется холод, который он ощущает в пещере теплу и уюту натопленного дома. В следующей висе Бьерн вспоминает бывшие славные победы в викингских походах, противопоставляя им свое нынешнее жалкое состояние, когда он чуть не погиб в снежном буране.

В предсмертной висе Тормода Скальда Чернобровой, в строках «Уж не красен я, но покрыт красным», противопоставляется смертельная бледность, заливающая Тормода, той крови, которая покрывает его, причем не совсем ясно, и это определенно сознательный прием скальда, чья кровь покрывает Тормода, своя, вытекающая из раны, или чужая, как знак его участия в битве. Одновременно, через литоту «не красен», Тормод противопоставляет жизнь смерти, ведь красный, румяный человек – привержен жизни, а обагренный Тормод – уже во власти смерти, о чем он недвусмысленно сообщает в следующей строке «Муж во власти жены костлявой», т.е. смерти.

В другой предсмертной висе противопоставляется спокойствие Тормода «Мало кто думает, что я ранен», его реальному тяжелому состоянию «хоть следы бури дня… мне боль причиняют», т.е. внешнее состояние противопоставляется внутреннему. Тормод чувствует боль, но имеет силы скрыть ее, чем подчеркивается его мужество.

Прием противопоставления используется Тормодом Скальдом Чернобровой очень широко: то он противопоставляет себя – скальда до конца верного конунгу, другому скальду, который конунга покинул, в другой висе он также противопоставляет себя – мстителя за побратима Торгейра другому мстителю, которого он без обидняков называет татем и утверждает, что тот «выполнил пса работу», сам же Тормонд – увеличил славу и свою и княжескую.

Противопоставляться герой может и другим героям своего рода, как например, Барди, предводитель Битвы на Пустоши в висе сравнивается со Стюром Убийцей и Снорри Годи, которые «сделали Гислунгов долю тяжелой», но Барди «прорубил брешь в их роду не меньше», что с учетом обычной германской литоты обозначает, что подвиг Барди намного превосходит деяния и Стюра Убийцы и Снорри Годи.

Противопоставление может быть явным, как это показано выше, но оно пронизывает вису даже если не заявлено открыто, ибо основная тема скальдических стихов – битва – противопоставление «наших» и «ваших», героя и его врагов. Как уже отмечалось выше, часто это противопоставление представлено кеннингами оружия ближнего боя, которыми характеризуется герой, и «защитными» кеннингами или кеннингами метательного оружия, которыми характеризуется антагонист.

Таким образом, противодействие, противопоставление – это основной сюжетообразующий и смысловой прием, на котором строится скальдическая виса и который проявляется:

– в формальном построении стиха через столкновение ритма, рифмы и аллитерации

– в его синтаксической конструкции через введение вставочных предложений, отражающих субъективную информацию, в отличие от основного повествования, отражающего объективную информацию

– в прямом смысловом противопоставлении героя и его антагониста

– в противопоставлении разных периодов жизни героя

Произведение, построенное на противопоставлениях, отражает ту борьбу, которая постоянно кипела в скандинавском обществе, виса также агрессивна, как и скальды, которые их складывали, и за счет этой агрессии скальдическая поэзия обладает повышенной энергетикой.

Она зовет в бой, и дает силы в этот бой пойти.

ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕВОДА

Скальдическую поэзию в силу отмеченных выше особенностей практически невозможно адекватно перевести на русский язык. Аллитерационно – ритмический-рифмический узор оригинала пропадет на русской основе, ибо ударение в русском языке непостоянно, слова разной длины, а аллитерацию невозможно поддерживать даже в пределах четверостишия. Это данность, с которой приходится считаться. Так как в переводе переводчик с неизбежностью отказывается от каких-то особенностей оригинала, дабы сохранить другие особенности, я решила принести в жертву форму стиха ради сохранения всей полноты метафор.

Как я уже писала выше, если формальный узор скальдического стихосложения мы все равно не сможем ни воспроизвести, ни оценить его красоту, значит, с моей точки зрения, не стоит заниматься бессмысленным делом. Ну, не приспособлен наш язык к аллитерационно-тоническому стиху. Таким образом, я сознательно принесла в жертву форму стиха ради его содержания.

При переводе выяснилась еще одна языковая особенность: слова в русском языке в среднем на один слог длиннее, чем в древнегерманском. Другой особенностью является частое использование скальдами синтетических словесных конструкций, которые в русском языке выглядели бы непонятно, типа «боекуст». Разделение слишком одиозных синтетических словесных конструкций с неизбежностью удлиняет строку.

Также строка удлинялась из-за моего последовательного нежелания использовать в поэтической речи таких слов, как «погонщик» или «подавала» (пива). Погонщик для русского человека – это в первую очередь погонщик скота, гуртовщик, что неизбежно приводит к снижающему ассоциативному ряду, а в скальдической висе, если она не сатирическая, ассоциативный ряд должен работать на повышение. Поэтому я часто замещала существительные, которые дают снижающее ассоциативное значение, типа «погонщик», на причастие, в данном конкретном случае «подгоняющий». Замена существительного на причастие тоже удлиняет строку.

В результате в некоторых случаях передо мной встала серьезная проблема: либо идти на изменение смысла для соблюдения формальной поэтики и утискивания всех слов в четыре строки хельминга, либо постараться максимально сохранить смысл и пожертвовать формальной стороной стихосложения. Я решила принять второй вариант. Впрочем, заключая «лишнюю» строку в круглые скобки (), я показываю, что идя по формальному пути, эта строка оказалась бы выброшенной.

Иногда, как ни странно, скальдическая строка оказывалась короче русской, в этом случае я использовала синонимическую подставку слов, в переводе она обозначена косой чертой //, показывая, что в оригинале данного слова нет.

Ритмический рисунок, используемый мной, в какой-то степени напоминает скальдический ритм, но он условен. Встречающиеся перебивки в ритме целиком на моей совести и не отражают метрических особенностей оригинала.

Аллитерация хоть и не случайна, но я за ней специально не гналась.

Итак, я принесла форму в жертву содержанию. Хотя все исследователи в один голос говорят, что содержание висы было вторично по отношению к форме, я так не считаю. Для человека всегда вторична форма, в первую очередь, человек получает информацию, а художественная форма позволяет эту информацию эстетизировать. Без содержания висы превратились бы в полную бессмыслицу и выродились гораздо быстрее, чем за пятьсот лет.

В отличие от всех других переводов, я максимально сохранила кеннинги и хейти, и они стоят в тех хельмингах, в которых стояли в оригинале. По большей части, за счет увеличения количества строк, удалось сохранить и пятисложные кеннинги, что я считаю безусловной заслугой перевода.

«Трудность» и «темность» стиха достигается как за счет использования кеннингов и хейти, так и за счет относительно свободного порядка слов в предложениях, переноса слов из строки на строку, а также использования «плетенки». Вставочные слова и предложения в «плетенке» выделены разным шрифтом.

Таким образом, я старалась донести до современного читателя особую образность скальдического стиха, заключенную в его мерцающем смысле, а также эстетику и энергетику битвы. Наслаждайтесь.