Текст книги "Поэмки"

На «ослиной тропе»

 
Долетит ли
моя молитва
до Господнего слуха?
Повитуха
перегрызла пуповину,
приняла роды,
Родился июнь-Безухов.
Слава Господу Богу!!!
 
 
Но «Война и мир» —
Вечная эпопея.
Запиваю кефиром
Прошлое и настоящее время.
Освободившись от вирусных пут,
Встречаю первое летнее утро,
для меня – мирное,
Встречаю в Джеметé
на «ослиной тропе»,
битой тропе,
но непобедимой.
Направляюсь к морю —
фосфорическому,
прохладному, трепетному.
Где лирический герой?
Нет его!
Он – в «Войне и мире»
На многие века —
«Счастливый отец семейства» —
Гласит строка.
 
 
Забейся!
Ты опять об этом —
Древние скелеты
В прадедовском шкафу…
А наяву —
Пандемия —
война нового времени.
Письмо электроникой, не перьями.
Бактерии решают судьбу мира.
Вирусное правительство,
Вирусная политика,
Вирусная лира.
 
 
Тропа ослиная привела к морю.
Живое, живые в относительном покое.
Сопки чуть не до небес,
Вверху – пекло, внизу – лес человеков.
Море – фосфорическое, прохладное, трепетное.
Долетит ли моя молитва до Господнего слуха?
Останови, Боже, вирусную заваруху!!!
 

30.05.2021

Довольно лиры!

 
Суета уносит ощущение радости,
Иногда праздник хуже будней,
А на земле ежеминутно кто-то рождается,
А кто-то уходит в это время смутное.
 
 
Как они будут жить в преддверии хаоса
«новорождённые» – из уютной утробы
да в мир войны?
Им не приходится рассчитывать на Санта-Клауса —
рождённым виновными без вины…
Воспитанными полуроботами.
 
 
Рок, рок-н-ролл, кокон – из утробного кокона
В кокон покойника-хроника.
При жизни поклонники
покойного пройдут боком,
прощаясь на панихиде,
Всё отразит хроника.
 
 
Рискуем – принимаем участие в корриде,
Дразним в жизни быка,
С оглядкой на Дмитрия Быкова.
Живописуем «прим» —
счастье, читаем детективы
в ридере,
 
 
Тренируем мозги, глаза, язык
Лукавим намёками, недомолвками,
закавыками на свой салтык,
Такие сложные: ложные, ловкие
и правдивые,
пока на четверть в коконе,
 
 
Крутим локоны,
танцуем под альпакá,
такие российские гуанако, пока…
Болеем – принимаем антибиотики,
выздоравливаем – смотрим на всё свысока.
 
 
На коне, можно всё,
желание правит, цокаем,
пока на четверть в коконе.
Не прощаем до Прощёного Воскресения,
да и после Прощёного – недовольны всеми.
 
 
Дует ветер холодный с севера
в наши души, на жизненном пике
принимаем альдегиды.
Хладнокровие – это даже не диагноз,
не лицемерие, а норма жизни —
в коконе наполовину —
Праздник?
Радость давно не в радость
(что поминки, что именины).
 
 
Основное – это животное желание
потребления: пищи, одежды, техники, мира.
Вовсю спешили, бежали,
но опоздали!
Война на земле, война в эфире.
 
 
В кокон – покойников, в коконы,
в коконы, в коконы…
Довольно лиры!
 

Свети, свети ясно

 
Лето,
Свети, свети ясно.
Смерч, гроза, дожди – не напрасно —
Августовское предупреждение
О смене сезона и настроения.
 
 
А я в движении, по старому маршруту.
Еду, в вагоне спокойно, уютно.
В прессе обещают пятнадцать градусов.
Молодёжь в футболках, я в пёстрой ветровке,
Еду со всеми, радуюсь
единению,
потоку
жизни в тоннеле,
Предстоящей литературной тусовке.
 
 
Сижу без дум, как на печке – Емеля.
Жизнь обо мне позаботится, верю.
 
 
Но информация забивает все пустоты,
Стучится во все двери, добавляет заботы —
на всё акции.
Это при том, что санкции
От США, Англии, Германии, Франции…
А у нас продукты в магазинах
Со всего мира,
полны корзины,
Как во времена НЭПа,
Да и своей репы
Хватает.
Кто знает,
Почему народ по магазинам рыщет,
Качественную продукцию ищет?
 
 
А её нет как нет.
Сырьё сорное.
Модифицированной продукции горы,
Особенно помидоров,
А качественной нет.
 
 
Вот такое августовское размышление,
Вот такая смена настроения,
И врут про пятнадцать градусов.
Жара, я на «выход». Уже не радуюсь…
Свети, свети ясно…
 

Гигантский рак клещами двигает

 
Сегодня суббота, еду в храм.
Душа просит общения с Богом.
Житейские драмы
вереницей спешат к порогу,
Печатную продукцию СМИ
впору не открывать. —
Абстракции, обструкции,
теракты в Париже опять,
 
 
Кровавые игры, больные дети,
Цунами, аварии, смещение времён —
Движение беженцев по планете,
И по часам колокольный звон.
 
 
Гигантский рак клещами
двигает игры огромных ворóн. —
Хаос набирает обороты,
ворот страны в кровавом помёте,
Проигрывают партии, теряют квоты,
вирус несчастья со всех сторон,
и образ разрухи-старухи в пижаме,
в полёте
 
 
Рушим мгновенно, строим годами,
отмываем миллиардные бабки.
Сами
пока ещё радуемся малому – сауне,
беседам приятным,
без оглядки,
Посещаем фитнес два раза в неделю,
возвращаться поздно домой страшно.
Веруем, во что-то веруем, но не верим
в свою безопасность.
 
 
Свобода условная,
Как в цивилизованных странах, —
Забанил Юнну Мориц в фейсбуке иностранец
за свободолюбивые высказывания,
за строгое слово
в столкновении разовом,
Просто за собственное мнение.
И так касается более-менее
каждого —
от понедельника до воскресенья.
 
 
А что медицина, где знахари?
Они под бандитами работают.
«Бесплатная медицина» от «пахарей»
Готовит палаты для больных заботой,
Для скорых покойников, и это ужасно.
Пока ещё как-то работает транспорт,
Работают светофоры —
зелёный, оранжевый, красный.
Спокойно? Нет, не спокойно,
где-то рядом опасность.
 

19.03.2016

В музей Булгакова

 
Тягучие часы Дали[30]30
  Имеется в виду картина Сальвадора Дали «Постоянство памяти», где изображены мягкие (тягучие) часы.


[Закрыть],
Всегда я приезжаю рано,
И ранит одиночество в тиши,
А тишина – как ноющая рана.
 
 
И кофе перебор, и шоколада,
И воздух места, где бываю часто,
Вдруг вызывает нестерпимый кашель
И нарушает тишину изрядно.
 
 
Перенасыщенность: едой, одеждой, скукой
И перебор желаний – бесполезны.
Облезлый пол, в кафе рояль облезлый,
И рядом кот ленивый спит не бесполезно —
 
 
Пробýдится, когда придёт народ.
Тогда он – кот,
Извилистою линией виляя,
Пройдёт лениво мимо,
Изображая важность пантомимы,
 
 
Пройдёт лениво мимо сидящих
И снова ляжет
где-то у рояля.
И выступит поэт пространно,
Читая длинный стих под звуки фортепьяно.
 
 
Прослушаю
И выйду я наружу.
И обнаружу в колющую стужу,
Что нет трамвая,
Нет «Аннушки» из «Мастера и Маргариты».
Кто станет сквитывать[31]31
  В расчёте, не сравнивать (от франц. quitte – «ничего не должный»).


[Закрыть]?
 
 
«А был ли там трамвайчик?»
Но тут же Попугайчик
меткий
Вдруг прокартавит всем в ответ:
«Трамвая нет, нет, нет,
Но вот-вот проложат ветку…»
 
 
Пророчество сбывается, заметно?
Оставим рассужденья рецензенту.
 

07.12.2022

Очко

 
XXI век – очко, если сыграть в лото…
Я играю, и играют все, невзирая на личности.
Я оставляю след, попадаю в очко, а если убрать его,
То кто оставит след магический вместо следа моего —
Собака, кошка, птичка?
 
 
Очко – оно повторяется каждый месяц,
Каждый следующий год.
Число выпадает, ему тесно,
И улетает в лот[32]32
  Партия товара, выставляемая на аукцион.


[Закрыть]…
 
 
Вот и ХХI век, справив свою нужду,
оставит свой след —
Кровавый, как при колите…
Век примет безоговорочно акцепт[33]33
  Согласие заключить договор на предложенных условиях.


[Закрыть],
Оформленный на иврите…
 
 
Отыщет Калиту и, удручённый страхом людской массы,
Испепелит терроризм, уничтожит враждебные касты
И растворится в коммунизме высшего класса —
Виртуальном для большинства и реальном
Для избранных (аморальных).
 
 
Чипированное «большинство»
Будет иметь всё, что пожелает, формально,
Желаемое – в исполнении виртуальном,
С полным ощущением реальности.
 
 
Есть такая перспектива —
В собственной квартире ощущать себя на Мальдивах,
В Индийском океане,
На любом из девятнадцати атоллов[34]34
  Коралловый остров кольцеобразной формы.


[Закрыть] коралловых,
Или любое другое диво – от Клары…
 

Поэмки южные

Сказка состоялась

 
Адлер, 19 марта 19-го года,
Утро. Отпустила сон, вышла на балкон – ахнула:
Расцвели белые цветы магнолии, чувствую запах —
иллюзия, блестели листья под солнечным сводом.
Но это я обнаружила потом,
когда после недолгих сборов
Вышла из отеля по направлению к морю и растерялась.
Но утро обещало сказку, и сказка состоялась.
 
 
Сижу на набережной, комфортная погода.
Солнце справа ласкает лицо.
Живое голубиное воркующее кольцо —
Мистически топочущее по набережной, без птицевода.
Чайки, как белые магнолии, покрыли морское поле,
перемещаясь волнообразно, вольно, —
Чудо, невиданное мной дотоле.
 
 
Не зря из Москвы летела,
Не зря в Адлере осела,
Не зря охраняла ливневые дожди в безмолвии сером.
Зона гармоничного изменения природы —
Море относительно спокойно.
Только белые волны чаек бесперебойно,
Минуя причал под сине-синим небосводом,
Изображают фантастическое, случайное, вольное
движение на море.
 
 
Моментами проблески —
блёстки,
искры солнечного восторга весенней воле.
 
 
Невзирая на проходящих людей,
происходит естественное спаривание голубей.
Подросток на самокате приручает бруствер набережной,
Летит по парапету без страха, колёсным хрустом.
Рядом со мной старушка набожная
Перекрестилась, проворчала по-русски:
«Что вытворяет, чертяга, на роликах».
Она-то понимает – Memento mori…[35]35
  Помни о смерти (лат.).


[Закрыть]
 

Ангел белый, ангел чёрный

 
Исчезли ангелы в Анапе —
Ни чёрных, белых нет
В июне.
Зато медведь и чудо-панды
Здесь развлекают детский свет.
В улыбках распускают слюни
Дети индиго – карапузы, и бьют фонтаны,
Звучит квартет природной праны[36]36
  Жизненная энергия.


[Закрыть].
Здесь аквапарк взлетел на стенд
Огромной красочной рекламой.
 
 
И равномерность пешеходов
Струится к морю и обратно
приватно…
И лавочки вокруг фонтанов пока бесплатны.
А фотки? Фотки – на смартфоны?
 
 
Но ангел белый, ангел чёрный —
Сто дней скрываются в Донбассе.
Сидят за партой в бывшем классе,
За партой, уцелевшей вдруг
Средь разрушения вокруг.
 
 
А я в Анапе у фонтанов,
В хрустальных брызгах нежной праны.
– —
Мир и война шагают в ногу,
И солнце им мастит дорогу,
И катастрофы – гнев природы,
В потопах и пожарах слоги.
 
 
Горит жираф, Дали устал,
Но не покинул пьедестал,
Ибо всё видел наперёд.
 
 
В хрустальной россыпи обвод
Фонтана освежает дух.
Квартет природный ловит слух,
Местами тополиный пух
летит, присел на фортепьяно,
Взлетает вновь – к земле – в комок,
Который катит по земле, играя с ветром,
Детский Бог.
 
 
И карапуз бежит забавно —
Носитель семицветной
праны —
Он есть,
он здесь
рожденья дух.
 

Утришский заповедник

 
Выплывает закат
И алеет на небе глубоком,
Догорая, звезде уступает простор.
Одинокой звезде, первобытной,
совсем одинокой
Над вершинами старых Утришских
синеющих гор…
 

 
Я жила в Утришском заповеднике
На ступнях пророческой горы.
И гора, того сама не ведая,
Предсказала суть моей судьбы…
 
 
На горе сидели можжевельники,
Трехсотлетней жизни мудрецы,
Прадеды истории, соперники
И планеты верные отцы.
 
 
Космами разлапистых вершинок
В небо устремлялись исполины.
И стоял там старый богатырь,
Кроной в небо и три метра вширь.
 
 
Там же были странные уроды
С обликами дьявольской породы,
То с огромным кочергою носом
И с губою смоляным наростом,
 
 
То вдруг ствол, в неровностях взращённый,
С балдахином, раскудрявой кроной —
Стан девицы, видимо, распутной,
С оголённой, женственною грудкой.
Здесь же можжевельник нерадивый,
С согнутым стволом наполовину,
В землю упирается вершиной,
Бьёт поклон и просит: «Бог, помилуй!»
 
 
И стоит с десницей вверх, как проповедник,
Заповеди Божеской наследник.
Грех нельзя, конечно, совершать.
Может быть, помилует, как знать.
Здесь же, между можжевеловых чудовищ,
Притулились колкие сокровища —
Разные кустарники с шипами,
А под ними – ягоды с грибами.
И по лесу птиц не перечесть,
Много диких кошек, зайцев здесь,
Кабаны обжили этот лес,
Да и черепахи здесь как дома,
И ежи здороваться готовы.
Волки проявляют интерес
С вышины до самых низких мест.
Здесь в пурпурных ягодах кизил
Грозди парашютами спустил.
Розовеет скýмпия цветами,
Шепчет изумрудными листами:
«Осень встречу красными цветами».
Здесь же многолетние дубы
Спасают тенью трáвы от жары,
Орешники глазеют плодородьем.
И изредка лесничий молча бродит.
 
 
И на лесных плешинах – плоскогорьях
Синева с вершин над головою,
А внизу бурлит живое море.
И такое чувство раздвоенья —
Ввысь взлететь, блаженствуя в паренье,
Или вниз, как в омут с головой,
На волну и пронестись с волной…
 

Утришский ветер

 
Закат пришёл в урочный час,
Открыв пурпурный яркий глаз.
Бурлит встревоженный прибой,
Стуча по берегу волной.
 
 
И дышит ветер ворожбой,
Морским озоном и травой,
В единый запах их собрав,
Ни капельки не растеряв.
 
 
Вдруг тучки стройной чередой
Закат прикрыли теневой.
Смеркалось, вечер принял пост,
И тучки ветер разогнал,
И очень быстро, словно кросс,
Промчался маленький туман,
И за горой вдали повис,
И где-то непонятно скис.
И сумерки уже густели,
И становилось всё темнее.
 
 
Спускалась ночь на крыльях чёрных
Спокойно, медленно, дозором.
Поворожила с ветром мило,
И ветер страстью полонила,
И отпустила на покой.
Сама же скроется с зарёй.
На небе россыпью все звёзды проявились,
Мигали, падали, искрились…
Прибой затих, рябится гладь.
Луна, как в зеркале кривом,
Невнятно отразилась в море.
Умчался ветер погулять
По городу и в горы вскоре.
 
 
С Анапы мчится он в Утриш.
Там много гор и мало крыш,
Там можжевеловый озон
И королевы ночи трон.
Там можно дуть, в горах свистеть,
Кружить, и падать, и лететь,
И между гор, и снова кверху мчаться,
В палатки разные стучаться,
И в уши дуть, так, чтобы звень,
И колобродить ночь и день,
И сутки, и вторые, третьи…
Там можно всё на белом свете,
Там он другой – утришский ветер.
 

Лена, я и Утриш

 
И я – легка, свободна и беспечна,
Шлепкóвым всплеском по воде бреду,
В фантазии скольжу по кромке млечной,
В желаньях – как в бреду, поймать звезду…
 

 
На экране Утриш – Черноморский заказник.
По дороге спешит с прибамбасами газик.
В магазин к дельфинарию он подъезжает,
Вышел кто-то и что-то уже разгружает…
 
 
Помнишь, Лена, наш отдых на Утрише?
Лёгкий ветер, и море, и радость в душе.
А от берега горы почти до небес,
А на них красовался реликтовый лес.
И пейзажи менялись у нас на глазах,
Солнце выплыло – вырвалось громкое: «Ах!»
 
 
Если море в лазури прозрачной струится,
То в глупейших улыбках расплываются лица.
Если где-то вдали плывёт теплоход,
То глазеет над берегом пеший народ.
 
 
Вспомни, как проплывали мирно и чинно
Метрах в трёх от тебя голубые дельфины.
А какие мы ели там чебуреки!
Их готовили мастерски чёрные греки.
 
 
А вино? Ну какой же Утриш без вина?
Выпьешь красного – сразу жара не страшна.
И купались с тобой в чудотворной водице,
И прохладой морской не могли насладиться.
 
 
И закаты – один превосходней другого.
Не встречала я больше чуда такого,
На горизонте огненный шар
В море садился и как бы дышал.
Шар опускался, в воде отражаясь,
Медленно, вниз и в ней растворяясь.
И оставались его отголоски
У горизонта светлой полоской.
 
 
И исчезали, уйдя в горизонт,
И небо пропало – чернеющий зонт,
Как бы повис над Утришом.
И вдруг появилось множество звёзд,
Луна, как Петрушка, взлетела на пост.
Мы видели всё – заслужили наград,
И с неба, как в сказке, искрил звездопад,
А в море медузки – таких больше нет.
Они на воде изменяли свой цвет,
Прозрачных квадратиков разного цвета
На вóлнах качало радугой лета.
 

Анапа незабвенная

 
К тебе стремлюсь, Анапа незабвенная,
В мечтах брожу по морю очумелая.
Срываюсь и под стук колёс отчаянных
Стремлюсь к тебе с попутчиком случайным.
 
 
Вот пролетают тополя свечой,
В прозрачной темени ночной
Мелькают звёзды, и луна
Танцует в окнах «бегуна»,
И полустанки южные летят,
И поезд, не жалея своих пят,
Спешит свой груз доставить в райский ад.
 
 
Вот наконец в футболке, шортах в крапе
Я на вокзале в солнечной Анапе.
С вокзала на такси, до номера и к морю.
Живое море. Я в сплошном мажоре.
 
 
Уж день спешит на смену утра
Во власти важного дебюта.
Искрится море, волны с пеной утлой
Грядой накатывают, так, как будто
Всех приглашают в море за собой,
За влажной, обжигающей волной.
 
 
Промчалась надо мною стрекоза.
В блаженстве закрываю я глаза
И замираю, в воздух проникая,
И растворяюсь на губах у рая,
И, в рай волшебный тихо проникая,
Я становлюсь единой вместе с раем…
 
 
Но, испытав до полной чаши наслаждение,
Я жажду сердцем и душою возвращения.
 
 
И возвращаюсь в номер, там читаю
И бáлую себя японским чаем,
Вот вечер – направляюсь снова к морю,
Люблю в прохладе пробежать босою.
 
 
И за волной опять спешит волна,
И влажный взор направила луна,
И на бегу касался ветерок
Моих босых и очень быстрых ног…
 

2010

Анапский базар

Если человек хочет познать душу другого народа, он должен это сделать с помощью языка, а также с помощью желудка.

Народная мудрость

 
Мы с Леной с пляжа возвращаемся домой.
Пари́т, невыносимый жгучий зной.
Идём под тентами рядов торговых.
Вокруг разноязычный смех и говор
Толпы, идущей вместе с нами,
В пестреющей короткой гамме.
В панораме.
 
 
Казак, как водится, с усами,
В одежде странной, как в пижаме.
Он был немножечко «под мушкой»,
Басил с женой, своей толстушкой,
И вытирал тряпицей пот,
Шёл, как шагал на эшафот.
В раме.
 
 
«Что там на рынке? – он басил. —
Жир топится, нет больше сил.
Всё в доме есть! Чего ещё?»
Схватил толстушку за плечо
И приказал: «Под тент, за пивом, живо!»
И та за ним засеменила.
В драме.
 
 
А мы глаза уставили в палатку,
В которой сувениры «разных стран».
В разгаре торг и гомон непонятый —
Во всей красе торговый балаган.
И после юрких протиснений
И обжиманий нежеланных
Мы наконец-то вдруг у цели,
Прилавок сувенирный перед нами.
В балагане.
 
 
Сто побрякушек там с дельфинами:
Вот два в платочках и с корзинами.
В стекле, в фарфоре, на ракушках,
На блюдцах, на тарелках, кружках,
На подушках, висящих в стороне,
Везде, на всём – дельфины на волне,
В стакане, на стакане…
 
 
Там чайки: на гребне волны,
На полотенцах и на шляпках.
Там также чайки в хрустале,
Вот на песке – красавиц две,
Стоят на лапочках опрятных,
И взоры их направлены к волне,
Которая пришла и пятится обратно.
 
 
Зелёные лягушки из резины
Как будто выпрыгнули из пучины.
Те могут многократно
По случаю и без причины квакать,
Естественно вполне.
И парусник на голубой волне,
И разного размера крокодилы
На ниточках под тентом нас манили.
 
 
Там в сеточках висят мячи,
В них светятся внутри огни,
Там фонари с часами,
Которые поговорили б с вами.
И бижутерия на вкус любой
Из жемчуга, хоть всё бери с собой.
Там можжевеловых безделиц горки…
И глазки наши одурели в створках.
 
 
Моя Елена выбрала дельфина,
А я купила крокодила.
И из палаточной всей толчеи
Мы выпрыгнули, как мячи.
Бедлам.
 
 
Спасаясь от жары, мы, как положено,
Съедаем по две порции мороженого.
Хотя известно с дедовской поры:
Мороженое не спасает от жары.
Господ и дам.
 
 
Прошли, вот площадь,
Здесь автовокзал.
Заскакиваем прохладиться в зал
И к стойке пронырнули ловко,
Купили по стакану газировки.
Здесь много очумевших, вроде нас,
Но странно, пиво пьют и квас.
И шум – как будто бы прибой,
Болтают все между собой
И тянут медленно пивко.
В прохладном зале всем легко.
Там.
 
 
А мы вперёд на «выход/вход»
Бежим, минуя переход.
Дельфин перевернулся так,
Что в небо стал смотреть чудак,
У крокодила пасть отвисла,
Всё оттого, что двигались мы быстро.
Но кое-как.
 
 
Вот, как копчёные сардинки,
Мы словно на прилавке рынка.
Народу здесь немного, ведь жара.
На нас уставились торгующих глаза.
А мы прямой наводкой к чебурекам.
На рынке здесь почти всё как в Москве,
Армяне, «обрусевшие абреки»,
Торгуют, как везде, кавказцы все.
Мзда.
 
 
Здесь нет разнообразия в декоре,
Ряды и те все на одно лицо,
Здесь разные рекламы с видом моря,
Отрывки речи вставками фольклора,
Замедлено теченье времени,
И горы, горы, горы, горы…
И фруктов, овощей и зелени,
И молока кубанские коровы
Сюда доставили немерено,
Здесь и орехи, сухофрукты, яйца,
Ряды с продукцией китайцев,
И мёд, и разное варенье,
Арбузы, дыни и соленья.
И суета
в замедленном движенье,
И аромат базара,
И солнца блик седой,
И южный зной,
И отупенье лиц от жара.
Браво!
 
 
Вот мы проходим мимо самовара.
В проходе справа
Плюшки с пылу с жару,
И рядом на подносе
Кружки просят чая с пáром.
Даром.
 
 
Прошли мы рыбные ряды,
Копчёностей гряды
Янтарным цветом промелькнули,
А дальше в пёстреньких баулах
Рядами сладостей кули́
И спереди, и позади.
 
 
Здесь
сладкий аромат базара,
И запах дрожжевой опары,
И запах мёда с дальних ульев.
Кубани-здравницы подарок.
Что ж, слава местным медоварам,
Браво!
 
 
Но как же на базаре без цыган?
Толпой ворвался шумный балаган,
В весёлом всплеске пронеслись по рынку,
В цветастых, ярких юбках и косынках,
С подкупною невинностью в глазах,
И юбками изображая взмах,
И ворожа певучими речами,
Всё, что хотели, просто взяли сами.
Обман.
 
 
Вот чебуречная, её торец
Приветствует нас наконец.
И в чепчиках подружки две:
Надежда – русская, армянка Гаянэ
И армянин, зажатый в дефиле,
В руке держал на блюдечке суфле.
С улыбкой нас встречали все.
И Гаянэ спросила нас по-русски:
«Вам чебуреков с пылу с жару вкусных?»
В окне.
 
 
Мы заказали по два чебурека,
За столик сели рядом с беком[37]37
  Бек – господин.


[Закрыть].
И бек сказал нам: «Девочки, привет,
Спасибо всем, прекрасный чебурек.
Дождю быть, в небе облака.
Ну, я спешу, пока-пока».
 
 
И правда, в небе появились облака,
Повисла грозовая мгла.
Надежда принесла тарелки и салфетки.
И вскоре появились чебуреки —
Горячие, взять в руки невозможно,
И сочные, и в золотистой коже.
Как щека.
 
 
Дельфин у Лены на коленях,
А крокодил мой рядом на сиденье.
Тут дождь пошёл, и воздух повлажнел,
И стало как-то легче всем.
И с тыла, как река, народ на рынок хлынул —
Горячий, не успел ещё остынуть.
Уж кто-то сзади пышет мне в затылок.
Плыл пыл.
 
 
Чтоб чебуреки есть, нужно уменье.
Вот грек за стойкой их с уменьем ел.
Ел так, как будто песни пел.
Я ж откусила чебурек,
А чебурек в ответ
Бульон и мясо выплеснул в тарелку.
Душистый пар шептал мне: «Неумейка».
Смеялась Гаянэ, и хохотал «абрек».
Я ж справилась, я съела чебурек
Мой первый, а потом второй.
Дождь стих,
Затих и о базаре стих…
С Еленой мы отправились домой.
 
 
Стояла тёплая, комфортная погода.
Я шла и думала о дружбе всех народов…
Здесь, у моря, рядом в ресторане
Исполняет негр вечерний блюз.
Море плещет, только к океану
В теме Джорджа Колмана[38]38
  Американский джазовый саксофонист (род. в 1955 году), известный своей работой с Майлзом Дэвисом и Херби Хэнкоком в 1960-х годах.
  В 2015 году он был назван мастером джаза NEA.


[Закрыть] стремлюсь.
Только чтобы берег, я, и волны
Своевольно
гривами вставали,
рассыпались.
И, сливаясь с морем,
Словно Феникс,
Снова возрождались.
Негр привстал, глаза его в печали.
Тишина, и всплеск аплодисментов,
Перманентный, в ресторанном зале…