Текст книги "Прикосновение. Книга первая. Я хочу тебе сказать…"

Вскоре наступили летние каникулы. Мама постоянно стирала пеленки, а мне надо было качать дурацкую койку-качалку, хотя так хотелось покупаться на речке. Приходилось так раскачать качалку, чтобы успеть сбегать окунуться в речке и обратно, чтоб снова качать.

Все время хотелось купаться, так как я только недавно научилась плавать.

Поначалу мы все трое – я, Валя и Нелька – плавали по реке, сидя на огромном черном баллоне. Но Сонька, Нелькина сестра, решила пошутить и прыгнула на баллон, перевернув всех нас. Мы с Валей дружно пошли ко дну, и Соньке пришлось нас спасать.

Очутившись под водой, я очень хорошо слышала, как Нелька, помогая сестре, кричала:

– Ой, утонули! Помогите! Спасите!

Я еще подумала про себя: «Ну чего она так орет? Здесь тоже хорошо и даже нисколечко не страшно». Затем как-то непонятно отключилась. Очнулась от сильных хлопков по моим щекам. Перед глазами возникло прекрасное лицо Сони с огромными перепуганными глазами.

– Смотрите, очнулась! Жива! Алька, ты слышишь меня? – затараторила она, увидев, что ее усилия оказались не напрасны.

– Ты что дерешься и кричишь? – недовольно завозмущалась я, озираясь по сторонам.

Рядом со мной лежала маленькая Валя и тоже возмущенно хлопала глазками. Возле нее сидела Нелька.

– Ну вот и хорошо, теперь непременно научитесь плавать. Ох и напугали вы меня, – нервно тараторила Соня.

Когда, успокоившись, она наконец ушла, Нелька тихо промолвила:

– Вы чуть не утопли. Страшно было.

– А мне нисколько, – засмеялась я. – Поначалу даже интересно так, словно я вышла из себя и наблюдала за вами из воды. Ты, Нелька, так кричала, что я даже, возмущаясь, пыталась тебя успокоить, но ты меня почему-то не слышала.

– Какой там успокоиться, Сонька сначала Вальку вытащила на баллон и за тобой нырнула, а Валька уже без сознания и соскользнула с баллона снова в воду, я за ней, пытаюсь вытащить. Тут Сонька тебя вытащила на баллон и давай помогать Вальку тянуть. Вытащили ее, а тебя уже нет на баллоне. Сонька снова нырнула тебя искать на дне. Нашла наконец-то, а ты не дышишь, она давай тянуть баллон на берег и тебе искусственное дыхание делать – не помогает, она снова делать, потом в ужасе начала бить тебя по щекам, и, вот видишь, помогло.

От Нелькиного объяснения вдруг тоже стало страшно и жутко. Значит, я чуть не умерла, вот так и стала бы утопленницей, а как же мама без меня, малыши?! Ну нет, я еще поживу!

Зато после этого случая мы с Валей, действительно, стали плавать, правда, по-собачьи, но главное – научились держаться на воде, а услышав крик «змея!», мгновенно выскакивали на берег. Змей здесь было навалом. Папка их так боялся. Я тоже.

Нам с папкой приходилось гулять с пацанами. Отец брал Олега, так как он был тяжелее, а я гуляла с Саней. Однажды я ушла с ним до девчонок, где они играли в куклы.

Какой же был восторг – рассматривать малыша, а меня распирала гордость, что, как взрослая, занимаюсь этаким маленьким человечком, который не идет ни в какие сравнения с куклами.

Забрав братика из рук подружек, переполненная гордостью, пошла обратно.

Навстречу шел отец, который уже отнес Олега домой и спешил на работу.

Тут меня окликнули подружки, спросив, приду ли еще. Я обернулась и неожиданно упала в яму. Хорошо, что яма оказалась узкой, и я прям стоя в нее упала с Саней на руках. Стою и в ужасе не понимаю, как я тут очутилась.

Вдруг наверху возникло перепуганное лицо отца:

– Живы?! Давай мне малыша. Вот так, хорошо, а теперь давай руку сама.

И только вытащив наружу, он начал на меня кричать. Его можно понять.

Прям на глазах исчезли, словно провалились под землю. Наконец успокоившись, он отдал мне ребенка и попросил быть внимательной, смотреть под ноги, тем более здесь нарыли ям под столбы. Столбы для проведения электрических проводов.

Ура, скоро у нас появится электрический свет!

После падения я долго пребывала в шоке, давила глупая ревность и обида. Обида на папку, что перепугался только за малыша, а на меня ему, как оказалось, наплевать. Он испугался, но и я перепугалась. Моя вина была в том, что я обернулась. Саня даже ничего не понял, так крепко я его держала, он не ударился, я тоже. Удар был другой, внутренний. Обо мне даже не подумали. Птенчик внутри горько-горько рыдал. Я вдруг ощутила себя одинокой и никому не нужной, даже маме.

Хотя понимала, что ей просто некогда, малыши создают проблемы и заботы.

Но плачущий птенчик хотел только одного – чтобы его просто пожалели – и все. Но всем было не до меня. И я ощутила в себе желание умереть, пусть всем станет плохо и одиноко без меня, как сейчас мне. Слезы жалости к себе так и полились ручьем, а мне вдруг стало легче, словно обида и горечь вылились наружу вместе с ними.

Время побежало дальше, а чувство ненужности осталось.

Маленький Саша постоянно болел, поэтому был худенький и не поправлялся. Врачи предположили: ребенок может не выжить, так он был слаб. Отец даже плакал, сидя возле него. Вообще, он оказался очень хорошим отцом, помогал маме стирать пеленки, ходил гулять с детьми, буквально трясся над ними, а я завидовала этим малышам – какой у них любящий и заботливый отец.

Внутри вспыхивала ревность, но быстро гасла, так как я тоже любила малышей, несмотря на то, что они лишили меня свободы и забрали все папкино внимание.

К нам снова приехал гость – брат, только уже папкин брат, Николай.

Он, как и Ванька-рыжий, превратился в голубоглазого красивого парня.

Все растут, одна я все еще салага, ученица третьего класса.

Видя мучения Саши, соседка напротив, старенькая бабуся, сказала:

– Уезжайте отсюда. Ребенку здесь не климат.

Мама сказала об этом отцу. Тот не стал долго раздумывать. Поэтому, быстренько распродав, а больше раздарив свой не такой уж большой скарб, мы уже ехали всей семьей на Алтай, к бабушке Нюре.

Николай тоже ехал с нами, не захотев вернуться на Украину.

Я радовалась нашему отъезду, наверно, больше всех. Наш класс был так переполнен, что мне приходилось сидеть за учительским столом, не очень-то приятно быть на виду у всего класса.

Запись десятая

Поначалу мы снова жили у бабушки, которая к тому времени опять перестроила дом, разделив его уже на две половины, сообщающиеся все теми же темными, жуткими сенцами. Но лучше по порядку.

Бабушка с Валей хорошо встретили. На радостях бабушка отдала лучшую половину дома, где у нас сразу оказалось две комнаты, не то что в Токмаке.

Валя активно стала помогать нянчиться с Саней и Олегом. Только предпочтение отдавала Олегу, который превращался в толстенького карапуза. А Саня хотя и выздоровел, но все еще был худеньким.

Нам с Валей частенько приходилось усыплять малышей спать, качая на кровати.

Когда мы были в школе, с ними занимались мама или Николай, который жил с нами.

Однажды мы с Валей пришли домой, а там никого нет.

Все обыскали – никого. Злые, что все куда-то уехали, а нас оставили, даже не написав записки, пошли за дом. Там покачались на бельевой веревке, перекинувшись друг с другом бранными словами, подражая взрослым.

Вдруг Валя замолчала, прижав палец к губам.

С испугом спросила:

– Ты что?!

– Что-что!!! Кто-то из-за сарая смотрел и хихикал. Слышала смех?

– Нет! – ужаснулась я. Валя между тем продолжала серьезно, как взрослые, рассуждать:

– Мне еще дома показалось, что кто-то есть в комнате, дыхание чье-то, поэтому я и поторопилась из дома. А ты? Ты ничего не заметила?

– Нет! Ты прям как ищейка, милиционер.

– Ищейка не ищейка, не знаю, но чувствую, тут кто-то есть.

– Прекрати, мне страшно, вдруг это домовой?!

– Алька, не бойся, мы не в доме.

– Пойдем выйдем вообще на улицу, а то этот домовой нас тут задушит! Помнишь, бабушка рассказывала, как он ее душил?

– Так то ж ночью было, а сейчас день.

– Все равно. Колька говорит, домовой и днем может душить.

– Колька! Вот кто это, Аль. Точно, это Колька!

– Ты думаешь?!

– Конечно это он! Я не зря удивилась, почему нянь Дуся записку не написала. Потому что Колька остался, – и, довольная своей прозорливостью, крикнула: – Колька! Где ты там? Выходи! Мы знаем, что это ты, выходи!

К моему удивлению, из-за угла сарая действительно вышел Николай, давясь от смеха.

– Ну че, напугал я вас? Эх вы. Зачем матерились? Я вот все расскажу родителям.

– Тоже мне ябеда-корябеда, – тут же возмутилась Валя. А я стала просить:

– Коль, ты не рассказывай, это мы так, с испугу. Но, честное слово, больше не будем.

– А честное слово-то настоящее? Такое же, как в книжке?

– Такое же, Коль, – заверила я, успокоившись окончательно.

Но Валя не сдавалась, строя из себя независимость и бесстрашие:

– Да не упрашивай ты его, пусть ябедничает. Парень называется.

Странно, но Коля нисколько не сердился на нее за это упрямство, а наоборот, только посмеивался над ее возмущением, чем приводил меня в полное недоумение. Почему он так снисходителен к Вале и что это между ними, такое непонятное, симпатия какая-то, что ли?

Коля объяснил:

– Все уехали в Золотинку к тете Лизе.

Обидно, что без нас, но завтра в школу – вот поэтому и остался Николай.

А когда все вернулись, произошел этот скандал между бабушкой и мамой. Сути скандала я не поняла, но хорошо, что отец был в это время дома, а то неизвестно, чем бы все закончилось.

Поначалу бабушка с мамой просто о чем-то спорили. Я делала уроки, папка занимался с Саней и Олегом. Коля где-то гулял.

Вскоре в комнату вернулась разгоряченная спором мама, вслед за ней неслись крики и обвинения бабушки. В запальчивости мама тут же подобающе ответила. Бабушка выскочила из своих комнат в сенцы, продолжая свои причитания. Разгневанная мама рванулась из комнаты к ней навстречу в эти самые сенцы.

Здесь они и сошлись в поединке, вцепившись друг другу в волосы. Выбежав вслед за мамой, я в ужасе закричала и бросилась в комнату, зовя на помощь отца.

Выскочив в сенцы, он попытался разнять разъяренных женщин, но не тут-то было. Наконец, ему это удалось, запихнув маму к нам в комнату. Кое-как все успокоились. Хотя еще долго слушали бабушкин плач и обвинения в неблагодарности. При этом она клятвенно заверила:

– Ни за что не буду жить с Дуськой под одной крышей!

Ну мама, конечно же, не промолчала:

– Будете и еще как будете. Жизнь заставит сопливого любить, и никуда вы не денетесь.

Бабушка начала причитать о своей несчастной злой доле:

– Вот, вырастила диток. Витька все обещал купить матери сережки, а сам напился, так звезданул по уху, что до сих пор звенит, все о сыночке напоминает. Теперь вот дочка в волосы цепляется, ненормальная.

– Такая же как вы, мама. Так что вся семейка наша сумасшедшая в вас.

А папка тихо рассмеялся и констатировал коротко одним ругательным словом:

– Е…!

Женщины затихли, но еще долго не мирились, дуясь друг на друга.

Запись одиннадцатая

Вскоре после этого мы переехали в село Горловку, которое находилось километрах в десяти от Горняка.

Оказывается, отец там работал на вышках и ездил на работу на дежурке – машине, крытой брезентом. Ему там дали квартиру, и мы переехали.

Ну, а я уже в третий раз за учебный год оказалась новенькой.

Вот таким необычным стал для меня третий класс.

Начала его в Токмаке, продолжила в Горняке, а закончить придется в Горловке. Сколько можно, ведь так неуютно снова быть в незнакомом классе, школе.

Учиться пришлось в так называемой старой школе, расположенной в середине улице, где мы и проживали. Все здесь было старым и скрипело, особенно пол.

Зато тут я встретилась с Олей Мартель, знакомой еще по Горняку.

Вот так судьба свела меня с той маленькой девчушкой из раннего детства, которая впоследствии будет моей верной и единственной подругой. Мы с ней не могли дождаться перемены, чтобы говорить и говорить, вспоминая общие подробности наших предалеких маленьких встреч.

А после уроков мы частенько болтались вместе по Горловке.

Наша квартира находилась в старом доме, на самом конце деревни. Раньше этот дом был конторой, но, построив новую, его приспособили для жилья.

Позади нашего дома находился керносклад. Это стоящие друг на друге деревянные ящички с рудой, пробной породой, добытой из буровых скважин. Они стояли под открытым небом ровными рядами, словно улицы, а на них маленькие домики. Где я с удовольствием играла, создавая мысленно возле себя целый город.

Склад проверяла красивая разговорчивая женщина Нина Петровна, которой я так восхищалась, поражаясь ее красивым нарядам. Она одевалась, словно артистка из кино.

Сама Горловка оказалась обычным селом, где зимой дули и выли сильные степные ветра, а весной стояла непролазная грязь, но приходилось жить.

Коля же хандрил и скучал.

Саня с Олегом учились ходить, правда, держась за стул. Сашка, с любопытством лазающий везде, чуть не утонул в ванне, где мама стирала пеленки. Замочив их, она пошла вешать выстиранные на веревку за домом. Тут Саня выполз на крыльцо и бултых в ванну.

Хорошо, Коля кинулся его искать и вовремя вытащил, а то так бы и утонул. Получилось, что Коля дважды покрестил Саньку. Первый раз он упал в ведро с водой, теперь вот в ванну, и оба раза его спасал Коля, которого так и прозвали – крестным отцом Сани.

А когда наступила весна, меня приняли в пионеры.

Мы с Олей очень волновались, зубрили клятву. Все прошло так торжественно и празднично. И вот мы – пионерки с ярко-алыми шелковыми галстуками на шее, возбужденно-радостные, рассекаем по Горловке, крепко держась за руки.

А мой птенчик внутри поет, словно пионерский горн.

Итак, теперь я пионер – всем ребятам пример.

Про себя твердо решила: буду как Гуля Королева из «Четвертой высоты».

Значит, начинаю воспитывать в себе силу воли. Но не тут-то было!

Особенно я ломалась перед кино, которое сильно любила. Ну ничего не могла поделать с собой, если не было этих злосчастных пяти копеек на билет. Так огорчалась, прям рыдала навзрыд.

Мама же всегда занята – то уборка, то стирка, а мне возиться с пацанами. Тогда еще больше хочется сбежать от этих вечных забот в красочный мир кино.

Тут как раз в клубе сказку «Морозко» показывали. Мне, разумеется, страсть как захотелось эту сказку посмотреть. Но мама, как всегда, сказала:

– Мне некогда, играй с мальчишками.

– Мам, пожалуйста, можно пойти. Я потом с ними поиграю, – слезно упрашивала я.

Но мама была непреклонна. Тут меня осенила неожиданная мысль:

– А можно я вместе с ними пойду в кино?

– Как это, с ними? – удивилась мама.

– Ну, возьму их с собой, пусть тоже посмотрят сказку.

– Не дадут они тебе посмотреть эту сказку, маленькие они еще, не поймут.

– Ну и что, все равно пусть посмотрят, ну пожалуйста, мам!

И мама сдалась. Дав денег на кино, она занялась стиркой.

А я, собрав пацанов, отправилась в клуб. Ох и досталось же мне, честно сказать.

Уже перед самым клубом показалось, что я тащу на руках по огромному мешку, так тяжелы были малыши, но желание посмотреть сказку было превыше любых тяжестей и преград.

Устроившись с братишками в первом ряду, еле отдышалась, как погас свет и начался журнал. Мальчишки стали хныкать, что темно. Наконец, началась сказка, и они успокоились, а меня захватил красочный мир чудной сказки. Но тут мои братишки снова разнылись, уходить было выше моих сил.

Контролерша тетя Наташа, несмотря на свой скандальный характер, сжалившись надо мной, предложила посмотреть кино с другой стороны, со сцены. А ребятишки пусть поползают по сцене. Братишкам сначала понравилось, но затем они еще пуще разнылись. Вынуждена была уйти с ними домой, так и не досмотрев, чем же закончилась эта дивная сказка.

Надрываясь, я тащилась с ними обратно, заливаясь от горькой обиды слезами. А братишки, успокоившись, начали меня обнимать и целовать, словно утешая. Стало ужасно стыдно самой себя за отсутствие в себе терпения и силы воли.

Вот так и не сумев воспитать в себе силу воли, я потерпела одно из первых своих поражений. На примере с братишками я поняла, что просто рабыня своих желаний. Ну вот как справиться с собой? Как?

Пионеркой я была активной, меня даже выбрали председателем совета пионерского отряда «Орленок». Хотя было мучительно выходить и отдавать раппорт. Эта ужасная стеснительность буквально сковывала меня. Поэтому мне было не до гордости от занимаемого поста.

Внутри я терзалась от смущения.

Училась хорошо, твердо держась в хорошистках, только чтоб не выскакивать в отличники. Быть впереди было страшно из-за этой дурацкой стеснительности, и поэтому боялась слишком проявлять себя.

Но особенно я боялась маминого гнева. А гневалась она ужасно и необузданно. Могла огреть чем попало. Правда, затем быстро остывала, долго не сердилась, но мне от этого не становилось легче.

Рядом с нами жили немцы, семья Гетц. Общительная мама быстро сошлась с тетей Верой, миловидной улыбчивой женщиной, неправильно говорящей по-русски. Мама объяснила это новым для меня словом акцент. Ну это так говорят иностранцы, нерусские люди. Они говорят на своем языке и еще на русском, затем для примера закончила:

– Это как бабушка Нюра, да и папка. Только они говорят с украинским акцентом, а Гетц – с немецким, поняла?

– Поняла. Странно, но почему Оля Мартель так не говорит?

– Аля, их семья жила и живет среди русских. А это село полностью немецкое. Здесь совсем недавно появились русские. Ясненько?

– Не совсем. Их что же, из Германии выслали?

– Да нет. Они сами сюда приехали. Еще во времена Екатерины Второй.

– Опять эта Екатерина Вторая?! А это значит, еще до революции?!

– Пусть будет до революции. В старших классах узнаешь, кто такая Екатерина Вторая.

На этом я успокоилась, подумав про себя: «Почему Вторая, а куда подевалась Первая?»

Но вспомнила о той семье немцев в Киргизии. Они сильно отличались от Гетцев. Здесь было что-то другое. Даже сам воздух в хате был другим, каким-то приторно пахнущим, специфическим. О чем я тут же поделилась с мамой.

– Эти держат хозяйство коров и свиней. Собирают помои, а от них такой запах. Да и скотина во дворе. К тому же молоко сепарируют, ну, отделяют молоко от сливок. Все это создает такой специфический запах. Поняла?

– Поняла.

– Ну и любопытная ты у меня, а любопытной Варваре на базаре что оторвали? А?

– Нос оторвали, – закончила со смехом.

Несмотря на все эти запахи, я сдружилась с соседскими детьми. Тоненькая, рассудительная и уравновешенная Лида была младше меня на год, а грубоватая пройдоха Амалия, которую все звали Малька, младше на два года, стали моими компаньонами в придуманном и построенном мною городе – керноскладе.

С Лидой было интересно, но Малька бунтовала и протестующе что-нибудь да разрушала. Лида жаловалась на нее матери, и ее наказывала. Затем Малька плакала и клялась больше так не делать. И некоторое время держалась, но буйная натура брала верх, и все начиналось сначала. Но было жутко интересно играть в нашем «городе».

Родители частенько отлучались, ездили в гости то в Горняк, то в Золотинку. Иногда все вместе, а чаще оставляли пацанов со мной.

Коля к тому времени, не сумев преодолеть тоску по родине, вернулся на Украину, где его и забрали в армию.

Было, конечно, тоскливо сидеть одной с двумя малышами. И я очень радовалась, когда приезжала Валя, которая охотно помогала мне. Да и благодаря Вале я чувствовала себя уверенней. Почему-то всегда казалось, что Валя знала и умела все. Рядом с ней я себя ощущала полной неумехой. По правде сказать, домашний быт меня особо и не прельщал. Я очень рано почувствовала тягу к чтению, причем к необузданному чтению. Читала все подряд, без разбору. Если книга захватывала, то уже не могла оторваться, пока не узнаю конец. Мама поначалу поощряла это занятие, даже дала мне как-то большую толстую книгу, которую взяла почитать в библиотеке:

– На, почитай. Думала, что это как «Отверженные». Но похоже на сказки. Не знаю, зачем библиотекарша подсунула ее мне.

Я прельстилась поначалу обложкой, где была изображена какая-то королева. Книга так и называлась: «Королева Марго». Я прочитала ее быстро, не совсем поняв этот иностранный непонятный мир. А когда мама решила почитать сама, то воскликнула:

– Ну что за книгу я подсунула ребенку! Гриш, тут же сплошное б…!

Запись двенадцатая

Вскоре наступило долгожданное лето, и мы с Валей уехали на каникулы в наши любимые Третьяки. Меня частенько туда забирала крестная, тетя Нина, мамина двоюродная сестра. Теперь, повзрослев, мы с Валей самостоятельно ездили туда на поезде – час – и уже в Третьяках.

А там проживала бабушкина родня – две сестры: Полина Гречук и Раиса Гащенко.

Полина, или проще тетя Поля, была вторая бабушкина сестра, и ее муж дядя Шура имели многочисленное семейство. Старшая ее дочь Нина, моя крестная, уже жила отдельно с мужем, и их сын Ленька, ну настоящий хулиган, всегда меня дразнил, а дочь, вечно чумазенькая Танька, этак бесстыдно и как-то самозабвенно врала.

Еще у тети Поли с дядей Шурой было два сына, Владимир и Юрий, ну и две дочери: Валентина, одногодка Вали, и Алина, на год младше меня. Они были нашими тезками. Но я больше любила Валю, этакую спокойную и приветливо улыбающуюся девчушку. Тембр ее голоса был словно чарующая музыка для моих ушей. Мы все называли ее Валюшей. Милая Валюшка!

Владимир, или дядя Володя, женат на красавице, про которую мама говорила – вредина, у них было два мальчугана, младше нас с Валей – Сергей, похожий на мать, красивый, загадочно улыбающийся мальчик, и крепыш Игорек, одногодок моим братишкам.

Юрий же был не намного старше, но для нас он являлся непререкаемым авторитетом и кумиром детства. Этот голубоглазый крепыш с темными курчавыми волосами завораживал, очаровывая нас своей жизнерадостностью, чудным неподражаемым голосом и заразительным смехом. Его искренний и звонкий смех никого не мог оставить равнодушным.

Но с нами он был мало. У него всегда находились какие-то дела: то рисовал портреты всех родных, то увлеченно играл в футбол. То громко и удивительно пел. Короче, что бы он ни делал, во всем чувствовался азарт, талант и полная самоотдача.

Однажды Валюшка с Алей показали нам полный чемодан Юркиных фотографий, где особенно много оказалось фоток одной красивой девушки.

Вся в конопушках, Алечка, закатив глаза, промолвила:

– Юркина любовь…

А Валюшка, как всегда, только мелодично рассмеялась, без всяких комментариев. Мы с любопытством принялись рассматривать лицо девочки, в которую был влюблен наш кумир. При этом каждая думала: достойна ли она внимания красавца Юрки.

Глубоко внутри шевельнулись ревность и зависть, этакие гаденькие чувства к незнакомке: везет ей, мало того что этакая красавица, чем-то напоминающая актрису Анастасию Вертинскую, ее еще любит такой красивый и удивительно талантливый Юрка.

Стало обидно и грустно, что меня вообще никто не любит.

Другая самая младшая бабушкина сестра – тетя Рая с мужем Леонидом – проживала на той же улице, где и тетя Поля.

Дядя Леня нам очень нравился. Такой приветливый и любивший пошутить.

У них были одни пацаны. Старший Сашка, чуть младше меня, затем Сергей и Вовка, ну и совсем малюсенький Андрей. Разница в возрасте нам не мешала. Мы всей компанией частенько предавались лазанью по близлежащим сопкам, где поедали росшую прям на камнях дикую зелень, которая называлась «заячья капуста».

Иногда мы рвали подсолнухи или кукурузу, и когда раздавался крик «Объездчик!!!», подхватив на руки маленького Андрея, бросались наутек. Вот так весело и по-хулигански пролетало лето в Третьяках.

Единственная проблема – нам с Валей приходилось выбирать место ночевки: либо у Гречуков, либо у Гащенковых. Каждый тянул к себе. Нам было все равно где, так как везде нравилось, но пацаны цапались с девчонками, особенно с шустрой рыженькой моей тезкой – Алей. Но с ней все цапались, а я даже успела подраться.

Прошлым летом погостив у них, уговорили всю честную компанию поехать с нами в Горняк, а затем в Горловку. Все охотно согласились, Саня даже захватил пушистого котенка, в подарок для нашей бабушки.

– Тетя Нюра жаловалась на мышей, вот я и привезу управу на них.

– Молодец Саня! – серьезно поддержала его Валя, но Сашка все равно расхохотался.

Вообще, он был очень смешливым мальчиком. Ему пальчик покажи, как он тут же заливался смехом. Сергей вслед за ним.

Рыженькая Алька сердито ворчала:

– Хватит ржать, а то на нас смотрят как на дураков.

Но те не обращали внимания.

Вот так весело мы приехали в Горняк. А погостив у бабушки, отправились к нам в Горловку, где рыженькая Алька сразу же проявила свою хозяйственность, заявив:

– Тетя Дуся, давайте я помою полы.

И, набрав воды, принялась мыть. Рассердившись за то, что она хозяйничает у нас дома, как своя, я запротестовала:

– Ты у нас в гостях, вот и отдыхай, а я сама вымою пол.

Но она не слушала, продолжая усердно орудовать тряпкой. Я стала вырывать ее у нее, и мы начали драться, стараясь овладеть этой злосчастной тряпкой.

Нас разняла мама. И затем долго стыдила меня, что так с гостями не поступают. Короче, мне стало очень стыдно, и я, разумеется, помирилась с тезкой.

Но в глубине души осталась обида на нее. Я себя так не вела у них в гостях! Почему она так нагло поступает? Такая бесцеремонность мне не нравилась, но, увы, я не могла все это объяснить маме, тем более она меня и не слушала. В ее глазах я была просто ребенком, тем более где ей было разобраться, что этим она только унижает меня в чужих глазах. Но мне почему-то обидно и как-то внутренне больно.