Текст книги "Черная осень"

Начать с начала.

До брака с Аделиной – два неудачных романа. Один с разведенной дамой, второй с дамой полусвета. А поскольку был Петер весьма влюбчив и наивен, обе истории оставили ему шрамы на сердце.

Потом его взяла в свои ручки Аделина Шеллес-Альденская. Родня, скрипя зубами, дала свое согласие, все ж не куртизанка. Конечно, плохо, что сыновей у Петера не будет, но у него еще старшие братья есть…

Петер думал точно так же и править не готовился. Но угодил на трон. И тут же Аделина стала камнем на его шее…

Мало того!

Война с Ифороу, война с соседним Борхумом, клятые комитетчики, покушения на царскую семью…

Вроде бы и дураком Петер не был. Но звезды в момент его царствования сошлись в одно короткое слово.

Да, «звездец». А вы что подумали?

Вот и перетекала страна из одного кризиса в другой. А сюда же еще в комплект вороватых министров, родственничков-уродственничков, которые тоже перли все, что гвоздями не приколочено, и интриговали…

Яна б на месте Петера давно им организовала экскурсию на фабрику колбас. В цех по убою скота. Так, с намеком.

Петер терпел и пытался урезонить всех словами.

Дотерпелся.

В итоге к нему его же генералы пришли и едва ли не силой заставили подписать отречение. Анна об этом мало знала, так, обрывки разговоров, Яна тоже не знала и злилась.

Не могла эта тетеха головой подумать! За себя боролась, не за чужого дядю! Яна б давно и разнос всем устроила, и сына забрала…

Ладно!

Не до того!

– Все не просто плохо, Нини. У нас… у нас – задница.

– Аннет!!!

– Что?

– Как ты… если бы мама!..

– Нини, успокойся и привыкай. С этого дня мы самые обыкновенные девушки. Без титулов и дворянства. Чем раньше ты с этим смиришься, тем будет проще. А пока… спорить со мной ты можешь? Значит, и в обморок в ближайшее время не шлепнешься. Пошла я в село.

– Мне страшно! – едва не заплакала сестра.

Яна указала пальцем на сумки.

– Там еда. Советую что-нибудь съесть, и отвлечешься, и полегче будет.

– Не хочу.

– А ты через не хочу. Тебе нужны силы. Все, я пошла.

Яна развернулась и направилась к деревне. То есть к селу. Разницу она отлично знала. Но… хоть убивайте – упорно путала эти два понятия. Для нее-то не было разницы, есть в деревне церковь или ее нет. Везде люди живут.

* * *

Великий князь Гавриил был в ярости.

Он метался по кабинету, швырялся предметами и крыл своего кузена такими словами, что, ей-ей, осколки ваз краснели.

Таким его и застал сын.

– Папа́?

– Да?! – рявкнул Гавриил, не особо скрывая свое бешенство.

– Что случилось? Меня вызвала мама́, сказала, что вы чем-то сильно недовольны…

– Недоволен?! Это еще мягко сказано!

Гавриил шваркнул об стену тяжелый малахитовый прибор для письма, заполировал креслом и почувствовал, что выдыхается.

Устал…

– Сукин кот!

– Кто, папа́?

– Петер! Сволочь, сука, б…, п… …ный!!!

Матерщина из уст великого князя неслась такая, что даже грузчики не стали бы перебивать. Стояли бы и восхищенно внимали. Отведя душу, Гавриил почти упал в уцелевшее кресло и кивнул сыну на столик с ликерами.

– Налей.

– Что именно, папа́?

– Давай горькую настойку.

Мишель хмыкнул, но повиновался. Да, похоже, и впрямь что-то серьезное.

Отец вообще предпочитал ликеры или сладкие вина, хотя и тщательно скрывал свою слабость. Домашние знали, конечно. С посторонними Гавриил с удовольствием пил и водку, и коньяк, но дома… Ликерчик, да под хорошую сигару, а ликер должен быть тягучий и приторно-сладкий…

А сейчас – горькую настойку?

М-да…

Получив рюмку, Гавриил осушил ее одним глотком и протянул сыну.

– Еще…

Нормально говорить он смог после третьей рюмки.

– Петер, сука, сдох.

– Один удар Колокола, – кивнул Мишель.

Об этом уже вся страна знает.

– И даже сдохнуть нормально он не мог! Он назначил себе преемника! Б…

– Чем это чревато, отец?

Мишель не собирался слушать тут отцовскую матерщину весь вечер, у него и поинтереснее дела найдутся.

Гавриил хмыкнул.

Да, сына он во многое не посвящал. Вроде как и ни к чему было. Вот и не понимает мальчишка…

Разъясним.

– Тем, что никого другого короновать не смогут. Вообще.

– И что? Разве это препятствие?

– В нашей стране – да.

– Не понимаю. Папа́, почему? – молодой человек действительно не понимал.

Гавриил вздохнул.

– Потому что дураков, которые готовы навлечь на себя проклятие Хеллы, мало.

– Проклятие Хеллы?

– Оно падет на убийц действующего императора.

– На убийц Петера?

– В том числе.

– На тех, кто отдал приказ, – или на тех, кто убил?

– На тех, кто убил, – сразу. На тех, кто отдал приказ… не знаю. Тут сложная ситуация, Петер от престола отрекся. Сам. По доброй воле. А вот его наследник не отрекался. И тут…

– Что такое проклятие Хеллы? Папа́?

– Смерть. О которой мечтают и умоляют. Но – не получают. И муки после смерти.

Гавриил отвечал с таким серьезным видом, что…

Шутить Мишелю не захотелось. И вместо этого он задал другой вопрос:

– Наследником может быть только человек с каплей нашей крови в жилах?

– Да.

– Или наследницей?

Гавриил задумался.

– Да, возможно и такое.

– Тогда…

Великий князь с умилением поглядел на сына. Ну не умница ли у него вырос? Как соображает!

А ведь действительно…

– Я постараюсь узнать. А ты… готовься очаровывать и влюблять.

Мишель кивнул.

Честно говоря, он уже пробовал один раз. С великой княжной Анной. Не повезло – та смотрела сквозь него, как сквозь стекло. Словно и не мужчина перед ней, а статуя.

Остальные княжны были слишком молоды, да и Петер… и чего он так дочерей стерег?

И Аделина… гарпия!

Ладно! С тех пор уже достаточно времени прошло, и он повзрослел, и девушки…

Разберется.

А вообще, это лучший метод наследования престола – жениться на наследнице. И кстати, она может и не нести порченую кровь своей мамаши. Может родить и сына.

А если нет…

Ну так что ж?

У Мишеля-то проблем с этим не будет. Кого бы ни родила дражайшая супруга, все равно это будет сын. Есть способы позаботиться…

И молодой человек хищно улыбнулся.

Власть – вот что манит людей. Преступления? Да помилуйте, о чем вы? Какие преступления? Всего лишь здравый смысл.

Он рожден великим князем, он молод, умен, хорош собой, он был бы куда как лучшим правителем, чем Петер, – и его не подпускают к трону?

Это обидно!

А сейчас появляется возможность исправить ситуацию. Надо, определенно надо ею воспользоваться!

* * *

Не зная о матримониальных планах родственников, Яна топала по лесу – дело насквозь знакомое. Даже расплакаться хотелось. Почти как дома!

И комары такие же!

С-собаки летучие!

Впрочем, Яна сильно не переживала. Комары ее кусали, но недолго. Минуты три-четыре. Потом просто садились, летали, жужжали, но не нападали. Почему так? Яна не задумывалась. Отец вообще шутил, что на ведьму и комар не сядет.

Ноги привычно ступали по прелой листве и хвое – так, чтобы не производить лишнего шума, тело держало равновесие, руки уверенно отводили ветки от лица…

Лес…

Что бы ни случалось в жизни Яны – у нее был Лес.

Громадный, восхитительный, разнообразный, ласково касающийся ветвями лица, шепчущий ей сказки, приглашающий погулять и поиграть.

Дарующий подарки в виде ягодных и грибных полян. И просто полянок с пушистой и мягкой травой, на которых так чудесно дремать теплым летним днем. Уютных елочек, под которыми так хорошо пережидать ненастье. Поваленных деревьев, на которых можно посидеть и отдохнуть…

В воображении девушки Лес был населен самыми разными созданиями. Иногда сказочными, вроде лесовиков и русалок, иногда вполне реальными – кабанами, волками, лосями… с кем-то она сталкивалась, с кем-то нет…

Лес…

Каждый раз новый, каждый раз удивительный, каждый раз – родной, вошедший в плоть и кровь Яны.

Ее чудо.

Ее судьба и счастье.

Жить в городе?!

Да она удавиться была готова! Если б не Гошка, ноги бы ее в городе не было! Заочно доучилась бы! Но мелкому требовалось лечение.

Москва?

А вот не всегда!

Иногда самые лучшие хирурги живут в провинции. Вот не нравится человеку Москва – и не едет он туда. И живет, и жизни спасает, и из Москвы к нему едут. И клиники оборудуют – под человека, потому как реально – золотые руки.

Такого Яна и нашла.

За Гошку она была спокойна, были б деньги… человек-то работает, но те же лекарства, те же аппараты, да просто – один день пребывания в клинике дорого стоит. Есть бесплатные места, но на них еще надо постараться попасть. Всегда находятся друзья, знакомые, соседи…

И ругаться-то язык не поворачивается – тоже ведь дети больные! Это Яна понимала. Не салон красоты – такие же сердечники.

Как-то там ее малыш?

Ладно!

Здесь и сейчас ее малыш в Звенигороде. И Яне надо туда попасть. Но…

Ну не может она просто так оставить эту безмозглину! Нини ведь совершенно неприспособленная. Вообще никакая.

Ребенок бестолковый, Гошка и то лучше к жизни приспособлен, чем она. Ни машину водить, ни строем ходить – вообще ничего сестрица не может. Умения? Никаких. На пистолет смотрит, словно тот кусается, – вот как с такими навыками выживать в революцию? Да никак!

Но ведь и не бросишь дуреху!

Вывод?

Устроить ее в безопасном месте и вернуться чуть позднее. А где такое место у нас? В деревне?

Ага, наивные чукотские девушки. Яна только фыркала, читая, как кто-нибудь прятался в деревне от врага. Ага…

Деревня – это свой, обособленный мир, в котором все друг друга знают. Мир со своей моралью, нравственностью, уставом, особенностями… да появись там чужак, через неделю о нем вся деревня знать будет – через месяц весь район, а там и до врага дойдет. И помогать чужаку сразу никто не будет – с чего бы?

Мало ли какую наволочь принесет?

Внешне-то все будет выглядеть благолепно и пристойно, с чужаком будут здороваться, его будут угощать, может, и помогут в чем, но стать своим…

Нет, по-настоящему своим ему не стать и через десять лет. Что-то останется, какие-то потаенные струны, и будут говорить…

Ладно. Это Яна отвлеклась, а вывод-то прост. Деревня не подойдет.

В поместье к кому?

Ой, что-то Яна сильно сомневалась. Поместье же что? Пра-авильно. Убежище гнусных аристократов или, как их тут называют, торов. Их надо гнать, пинать и обязательно – раскулачивать. А дамочек помоложе еще и к делу приставлять. К хорошему, им понравится… по мнению победившего пролетариата.

Ну, понравилось или нет – история умалчивает, но оставлять беспомощную девчонку на милость неясно кого? Нет уж! Тогда проще ее сразу добить, чтобы не мучилась.

Город?

Как вариант.

Поселить где-нибудь, где потише, наказать не высовываться…

Жаль, что все близкие погибли… прямо ты хоть лови кого по дороге, или… Ох, вот еще проблема!

Ладно, разберемся. Для начала надо девчонку вылечить и доставить в цивилизацию. Снабдить документами и деньгами. Хотя бы…

Эх, жизнь-жестянка!

Рассуждения ничуть не мешали Яне добираться до села – и вот оно, раскинулось как на ладони. Яна прищуренными глазами обозревала дома.

Ей нужен дом бедный.

В богатый и зажиточный среди ночи постучись – так без ноги уйдешь. Ибо собака. Еще и брех на все село поднимется…

Нет, лучше бедный. Без собаки, коровы, ей нужно прийти и расспросить хозяина, а дальше видно будет.

Вот этот, похоже, подойдет…

Яна хмыкнула и направилась к покосившейся избушке на краю села. Там, в окошке, горел тусклый огонек. Не спят?

Вот и ладно…

* * *

Прасковья Ивановна смотрела на лучину.

Руки сами собой вытягивали шерстяную нить, пряли кудель, горела лучина, а мысли были темные, печальные…

Солдатка ни вдова, ни мужняя жена, оно и верно. Не судьба, а слезы горькие. Ни денег, ни счастья, ни мужика в доме…

Шесть лет прошло, как забрали Ванечку в солдаты.

Шесть долгих лет.

Только три раза на побывку и приезжал, вот на печи Вася да Ванечка спят…

По губам женщины скользнула горькая улыбка.

Говорят же, солдаткиным ребятам вся деревня отец. Если бы…

Нет у них отца. Мать одна, а много ли она сделает? В том году прибрала лихоманка свекра со свекровкой, а матушки у нее и до того не было. Отец после ее смерти еще раз женился, так мачеха падчерицу невзлюбила. И то – где ж вы другое видели? Может, оно и бывает, что чужих детей как своих принимают, но редко. Очень редко…

Братья-сестры помогали, да чем тут поможешь? И лихоманка село проредила, и свои семьи у всех, да и небогаты они…

Чтобы на земле разбогатеть, надо пахать не разгибаясь. Земля потом поливается, тогда на ней все и растет. Да и когда вырастет… Мало за землей ходить, мало скотину кормить, ты еще поди продай все, да налоги заплати, да выкупные, да…

Надрываются крестьяне, а только долг на долг растет и растет… и конца-края ему не видно. А чем детей кормить?

Прасковья и так никакой работой не брезговала, и за скотиной ходила, и стирку брала, и в поле пахала-сеяла… да только много ли наработаешь, когда даже лошади нет? У соседа брать приходится, а тот еще и намекает…

Чуяло Прасковьино сердце, придется ей и на последнее унижение пойти.

Ради детей…

А узнает кто? Ворота дегтем вымажут! По селу не пройдешь…

А дети у нее на руках от голода пухнуть станут? И так уж какими муками их растит…

Да и Ванечка, муж любимый… Надолго ли та любовь сохранится, когда детей кормить нечем?

Оно понятно, что мужикам тоже тяжко, а женщинам?

Да вдвое!

Им не воевать, им детей растить, сохранять и сберегать. Они не только за свою жизнь отвечают…

И капают медленно слезы на кудель. Одна за одной, одна за одной…

Когда в окошко тихо постучали, Прасковья не сразу поняла, что происходит. Встала, приоткрыла ставню…

Стекла?

Были бы! Дорого это, не по карману, окно бумагой затянуто…

– Кто там?

– Я одна. Пустите, люди добрые, я вам добром отплачу.

И под бумагу проскользнула серебряная монета.

Прасковья поглядела на нее дикими глазами, а потом…

Потом схватила монету, сунула в самый надежный дамский сейф – и кинулась к двери.

Таких гостей отваживать не надо. На эту монету она столько всего детям купит… и муки на зиму запасти можно будет, и овощей прикупить…

Засов приподнялся, дверь скрипнула, приоткрываясь, и в дом вошла… женщина.

Но какая!

Прасковья в шоке уставилась на гостью.

Та была невысокой, худощавой, темноволосой, а еще… Она была одета в брюки и рубашку. И куртку поверх… Да разве ж бабы так ходят?!

Яна, а это была именно она, огляделась.

– Хозяюшка, скажи, лекарь какой в селе есть?

И в ладони Яны сверкнул рубль, лишая бедную женщину всякого соображения.

* * *

– Мамань? – вякнул с печи Ванечка-младшенький.

Яна прищурилась.

– Сын?

– Сыновья, – кивнула Прасковья.

– А еще кто?

– Простите, тора?

Прасковья не поняла, о чем ее спрашивают, и Яне пришлось разъяснять.

– Ты и ребенок – вся семья?

– Н-нет, тора. Еще сын есть.

– А муж?

– В солдаты забрали.

– Другая родня?

– Одни мы живем, тора.

Яна хмыкнула. А кажется, жизнь налаживается?

– Держи. Деньги тебе в любом случае пригодятся.

И в ладонь женщины лег еще один полновесный рубль.

– Благодарствую, тора…

– Яна.

– Тора Яна?

– Зови просто Яна, тор сейчас не любят.

Это Прасковья поняла. Нет, никак не любят… Но…

– Как же я так…

Сомнения женщины разрешил еще один рубль, положенный в мозолистую, корявую от постоянного труда ладонь.

– Яна…

Яна улыбнулась.

Деньги творят чудеса, кто бы сомневался? Что ж… за то, что убийцы снабдили ее деньгами, она тоже оказала им милость – они умерли безболезненно. И даже получили огненное погребение.

А теперь надо договариваться.

– Хочешь еще денег? Рублей пятьдесят?

Прасковья всхлипнула – и осела на пол. Ноги не держали.

Пятьдесят рублей, это ж… это ж на коровку сторговаться можно! На телочку, молочную…

Яна поспешила поднять ее.

– Мамка? – высунулся с печи и Васятка.

– Все хорошо, – успокоила их Прасковья. – Обеспамятела я чуток, уж простите, то… Яна.

– Бывает. – Яна пристроила женщину за стол. – Но деньги не просто так тебе достанутся. Мне помощь нужна.

– Чем я…

Яна пожала плечами.

Врать?

Лучше все говорить как можно ближе к правде. Только чуток сместить акценты.

– Мы с сестрой торы, тут ты правильно поняла. На наше поместье налетели, матушку с батюшкой убили, нас хотели ссильничать, мне удалось пистолет схватить…

– Ох ты ж…

Прасковья поверила безоговорочно. Бывало такое, она слышала. Еще как бывало… страшные времена настали, ох, страшные…

– Мы смогли сбежать. Но сестру ранили.

– Творец Единый!

– Сама понимаешь, лекарь нам нужен, а вот показываться людям не хотелось бы. Искать нас будут…

Прасковья прикусила губу. Дело оборачивалось другой стороной. Тора приехала, да и уедет, а ей тут жить.

– Может, сможешь показать, где лекарь живет? Я с ним сама договорюсь.

– Как не смочь, тора.

– Еще мне кое-что прикупить понадобится. Сможешь купить и принести?

– Смогу, Яна.

– Так и договоримся.

Яна выложила на стол несколько бумажных купюр, при виде которых глаза Прасковья жадно блеснули. Жалко девушке не было.

Крестьянская изба…

Хибара, она же халупа, разделенная на две части большой русской печью. Пара лавок, пара сундуков… Занавеска между двумя частями, убогая утварь на столе, прялка старая, Яна такую только в музеях видела. Потолки низкие, головой задеваешь, а ведь она невысокого роста. И то – зимой высокие потолки поди протопи! Нищета… гольная, кондовая и истовая. Страшная нищета.

Дети…

Глазенки с печи поблескивают… страшно им. И Яне было бы страшно.

Шанс выжить она им даст. Хоть и не слишком большой… Господи, если ты есть! Тебе на это смотреть не совестно?!

Ладно еще взрослые – мы сами с собой такое делаем, что иной маньяк от зависти заплачет. Но дети?! Им-то это за что? За грехи родителей?

Знаешь… а родителей спросить не хочется? Да любая нормальная мать пузом по колючей проволоке проползет, лишь бы ее ребенку хорошо было.

Ладно. Через год она в гостях у Хеллы окажется – вот и поинтересуется. А пока…

– Проводишь к лекарю?

– Да, конечно, Яна. Только… Вот ежели кто увидит…

Соображала Прасковья быстро. Действительно, баба в кожанке. Но и надевать платье, до которого дотронуться-то страшно было, такое оно ветхое…

Яна покачала головой.

– Нет. А если так? Скажешь, мужик приходил из леса?

Она чуть ссутулилась, поменяла походку, заправила волосы под фуражку, которую взяла в качестве трофея… надо отрезать эти лохмы, только мешаются!

Прасковья пожала плечами.

– Попробовать-то можно… скажу, молодой парень, лет шестнадцати, едва бриться начал.

– Вот-вот, – кивнула Яна. – Пойдем? Только задворками как-нибудь… у вас кто лекарь-то?

– У нас их двое. Фершал есть, только он во все дни пьяный, и травница есть, бабка Зюха. Вот к ней, может…

Яна подумала пару минут, покачала головой.

– Давай с фершала начнем. Если он пьяный, так, может, и меня не вспомнит?

– Ох, может и так быть, тора. Можно дойти, заглянуть…

Яна медленно кивнула.

Да, так лучше всего. Травница – это хорошо, но ей надо вынуть пулю, промыть рану, еще и антибиотиком хорошо бы… вы себе как это представляете?

Инструменты нужны и навыки. Ладно, навыки у Яны были, все же лесничество – это не женский монастырь. И пальба бывает, и зверей лечить доводилось, и пули вынимать.

Сможет, но дайте инструменты! Обезболивающее, хоть какое. А в идеале – и обеззараживающее. На антибиотик Яна не рассчитывала, но ведь справлялись же… плесень, паутина… чем там еще?

Эх, избаловали нас пенициллином.

Рука-то не дрогнет. Но ведь мало пулю вынуть, надо еще и человека вылечить. А если в дороге, в пути… без толку. Разве что измучает девчонку – перед смертью.

Ладно, об этом она еще подумает.

* * *

Прасковья село знала. Яна шла за ней, стараясь сделать походку максимально приближенной к мужской. Но – тишина.

Оно и понятно, осень, вечера короткие, ночи темные, а работая на земле, не больно-то нагуляешься. Крестьяне сон ценить умеют, Яна знала.

Дом фельдшера был немногим лучше, чем у Прасковьи. Чувствовалось, что живущий здесь человек крепко выпивает. И давно.

Ни скотины, ничего…

И от дома сивухой несет…

Прасковья с Яной не пошла. Девушка толкнула дверь, сморщила нос от запаха сивухи – уже концентрированного.

Фу!

Несколько пустых бутылок на полу. Да не поллитровок, а таких… Как бы не трех-пятилитровок. Эх, сюда бы фонарик. Ее любимый, налобный, а не эту дурацкую лучинку.

Но – выбора нет.

Яна сунула лучину в поставец, осмотрелась… Так, ей нужны инструменты. Не пропил же этот гад свое добро? Или… Да нет, Прасковья бы сказала…

После недолгих раскопок черная фельдшерская сумка нашлась в сундуке.

Тело фельдшера нашлось рядом с сундуком. Именно что тело – человеком ЭТО назвать можно было с большой натяжкой. Яна сморщила нос и принялась проглядывать склянки, найденные в том же сундуке.

Лауданум…

Хорошая штука, только дозировку Яна не знает.

Берем.

Карболовая кислота!

Кажется… ага, что-то Яна помнила. Биолог – он ведь и химию сдавать должен. А химия… фенол, он же карболовая кислота, использовался для дезинфекции.

Карболка отправилась в мешок.

Мародерить – так по полной программе!

И вообще… она даже не мародерит. Фельдшеру честно были оставлены несколько банковских билетов крупного достоинства. Если не пропьет – новый инструмент купит.

Травница так и не нужна будет.

Яна довольно улыбнулась – и покинула гостеприимный дом фельдшера.